Текст книги "Айвазовский"

«Октябрь 1843 г. Рим.

Спасибо тебе, любезный Айвазовский, за письмо из Чаватавской, которое меня немало удивило, т. е. не письмо, а Чаватавская. Я думал получить от тебя письмо из Мальты, или из Сицилии, скорее из Африки с края света, но никак не из Чаватавской. Ну что бы дел было заехать? Конечно, ты хорошо сделал, что решил ехать в Париж. В Риме скучно. Я слышал, что эту зиму будет в Риме Ноrасе Vernet и Раul Dеlаrосh[130]130
  Орас Верне и Поль Деларош (фр.) – выдающиеся художники французской школы середины XIX века.


[Закрыть] и еще какой-то знаменитый пейзажист, увидим.

…Наше общество, наконец, открылось, которого председатель Сомов[131]131
  Андрей Иванович Сомов (1830–1909) – председатель общества русских художников в Риме, с 1886 года – старший хранитель Эрмитажа, отец художника из круга «Мир искусства» Константина Андреевича Сомова.


[Закрыть] очень дурно распорядился, не сделавши порядочных условий с Назари. Мы продолжаем посещать общество, где прекрасный биллиард и разные журналы, но не знаем, долго ли это продолжится, а жаль, если это нарушится.

Ты мне ничего не пишешь о письме, которое я тебе послал в Неаполь с обожженным письмом, кажется от брата твоего из Венеции. Получил ли ты его? Я написал маленькую картинку для Галогопо и начал побольше картину с того этюда, который ты у меня видел, “Акведук в Тиволи”. О выставке я ничего не слышал положительного. Говорят точно, что будет ежегодная выставка, но я тебе об этом напишу после. На днях приехали Эпингер и Чижов, которые, как тебе известно, были в Черногории, Далмации, Кроации[132]132
  Кроация (нем. Kroatien) – употреблявшееся в русской литературе заимствованное из некоторых западноевропейских языков название Хорватии.


[Закрыть] и [нрзб]. Первый отрастил себе большую бороду, а второй совсем зарос бородой.

Архитектор Шурупов также воротился из вояжа в Каффу, куда он ездил для покупки мрамора. Вот тебе все новости. Впрочем, все по-старому, – нищие все на своих местах.

Прощай, любезный Айвазовский, до свидания, мой поклон Григорию Константиновичу[133]133
  Григорий Константинович Айвазовский – старший брат И. К. Айвазовского, продолжительное время служил начальником порта в Феодосии.


[Закрыть]. Все наши Вам кланяются»[134]134
  ЦГИА РФ. Ф. 691. Оп. 2. Д. 9. Л. 1. (Автограф.)


[Закрыть].

Иван Айвазовский в то время продолжал все так же целеустремленно работать, находя множество материалов для своих произведений в путешествиях, писал новые и новые пейзажи. Некоторые мотивы оставались в его памяти, чтобы годы спустя стать основой для новых картин, например для марины «Амстердам», усложненной композиционными деталями. К его характерным произведениям этого времени среди прочих следует отнести многодельный живописный холст 1844 года, словно наполненный воздухом и солнечным светом, – «Порт ла Валетта на острове Мальта»[135]135
  И. К. Айвазовский. «Порт ла Валетта на острове Мальта». 1844. Холст, масло. 61х101. Государственный Русский музей.


[Закрыть].

Итак, не меньшее восхищение, чем в Италии, произведения российского мариниста вызвали во Франции, Англии, Голландии. В европейских столицах о итальянской славе феодосийца уже было известно, его появление на выставках, в великосветских салонах и гостиных становилось событием, о нем говорили как о триумфаторе. Известный французский живописец и дипломат Орас Верне, представитель художественной династии, внук Клода Верне, сын не менее известного тогда Карла Верне, после посещения парижской выставки Айвазовского оставил лаконичный, но запоминающийся отзыв: «Ваш талант прославляет Ваше Отечество»[136]136
  Национальная картинная галерея имени И. К. Айвазовского: Электронная книга: Виртуальная экскурсия. Феодосия, 2010. Вып. 1.


[Закрыть]. О мировом признании Айвазовского, его уникального дара, свидетельствовало получение золотой медали Парижской академии художеств, а также принятие в члены европейских академий Рима, Флоренции, Амстердама, Штутгарта, множество заказов, в том числе от самых титулованных особ. Объехав едва ли не всю Европу, он провел множество выставок и, вновь прибыв в Венецию после столь насыщенного событиями путешествия, в письме В. И. Григоровичу делится своими впечатлениями:

«…Я уже два месяца как в Венеции. После четырех месяцев вояжа отдыхаю в этом тихом городе. Я много рисовал здесь и писал этюды, а теперь, так как погода портится немного, начинаю писать картины и довольно многосложные. Уже у меня есть конченые. По приезде сюда меня просил Тревизо[137]137
  Тревизо – итальянский банкир, коллекционер картин. Владелец картин Айвазовского «Буря» и «Тишь».


[Закрыть], у которого галерея довольно знатная, и я ему написал две картины и еще другому. Все, что я теперь напишу, хочется выставить в Париже и потом послать в Петербург, если на то будет согласие. Я очень доволен, что сделал этот вояж. Я теперь лучше могу видеть свои недостатки и прочее.

В Голландии я видел много чудного, в Лондоне много маньеристов, исключая Вильи, от которого я в восхищении, и ничто меня так не обрадовало в этот вояж, как этот великий художник. К счастью, когда я был в Лондоне, были выставлены картины этого художника, он недавно умер. Поверьте, что я пред некоторыми картинами его смеялся во все горло, между серьезными англичанами, а пред другими картинами плакал, как ребенок. Признаюсь откровенно, никто меня так не удивляет, как этот художник. Видя его так разнообразно во всех отношениях, так совершенным в экспрессиях во всех [нрзб] обстоятельствах, а как искусство и нечего говорить. То как лучший Рембрант, то как лучший конченный Тенирс, как Рубенс, как Воверман, как Жирарде и проч. <…>

Здесь в Венеции теперь Бенуа, Скотти, Эпингер, Эльс, а от Штернберга недавно я получил письмо, он живет у Кривцова в Фроскоти и Монигетти тоже. Из Лондона я послал три картины в Петербург, прямо в Академию, и не знаю, как они доехали и выставлены ли они и прочие картины. Мне очень хотелось, чтобы картина Толстого “Ночь” была бы выставлена. На прочие картины я мало надеюсь. Вы знаете, что делать с моими картинами, а в случае, если они останутся так, то я бы желал узнать, ибо я обещал четыре картины в Гамбург, а впрочем, как придется.

Я остаюсь в Венеции еще 2 месяца, и если б Вы, по получении письма моего, приказали бы написать ко мне слова два, как была выставка и проч., что бы меня весьма обрадовало бы и письмо может меня застать еще в Венеции. Адресовать прямо на мое имя в poste restate, во всяком случае мне отошлют, если я прежде оставлю Венецию, но 2 месяца, наверное, останусь, а может быть, и более. В августе здесь была выставка и я, приехавши, написал картину и выставил. Что очень понравилось венецианцам.

Прошу Вас, Василий Иванович, извинить меня за этакое письмо, на лоскутах пишу, я сам думаю о картине огромной, для которой холстина предо мной. Прошу передать мое почтение всем Вашим. Желаю Вам быть здоровым и благополучия.

Не придет ли к Вам А. Казначеев? Я жду от него ответа на письмо мое из Парижа. Итак, прощайте. Напишу потом все, а теперь простите.

Преданный Вам навсегда И. Айвазовский»[138]138
  ГПБ. Ф. Вакселя. Д. 57. (Автограф.)


[Закрыть].

Итак, Айвазовский достиг зенита славы, о чем позволяют судить многие факты и свидетельствуют многочисленные высказывания его современников, в том числе императора России Николая I: «Что бы ни написал Айвазовский, будет куплено мною»[139]139
  Википедия.ru // http://wikipedia.org


[Закрыть].

Отныне 27-летний художник не был стеснен в средствах, мог материально обеспечивать мать, позволить себе путешествия по Европе, о чем мечтал с юности. Он вновь направляется в Париж, полный творческих планов, но, прибыв во французскую столицу, внезапно решает прервать свое путешествие и на два года ранее установленного Академией срока вернуться в Россию. Одна из причин этого раскрыта самим живописцем в «Автобиографии»:

«В начале 1844 года я вторично отправился в Париж, но поездка эта была невольной причиной ускорения возврата моего на родину. В одной из газет, вскоре по моем приезде, была напечатана статья, в которой какой-то непрошеный доброжелатель заметил, что меня привлекли в столицу Франции радушие, ласки и внимательность парижан и что я, по-видимому, намерен возвратиться в Париж на все время пребывания моего в чужих краях. Это… побудило меня сократить время пребывания моего за границей на два года»[140]140
  Цит. по: И. К. Айвазовский: Письма. Документы. Материалы // http://aivazovski.ru/pisma/


[Закрыть].

Позднее о своей первой заграничной поездке Айвазовский отзывался так:

«К массе впечатлений, сохранившихся в моей памяти за четырехлетний период пребывания моего за границею, примешивалось, конечно, отрадное сознание в том, что не бесплодно прошли для меня эти счастливейшие годы молодости. Что я, по мере сил моих и способностей, оправдал… те ожидания, которые на меня возлагали соотечественники. Рим, Неаполь, Венеция, Париж, Лондон, Амстердам удостоили меня самыми лестными поощрениями, и внутренне я не мог не гордиться моими успехами в чужих краях, предвкушая сочувственный прием и на родине»[141]141
  Русская старина. 1878. Т. 22. С. 441, 442.


[Закрыть].

Однако жизнь Айвазовского по-прежнему, как некогда в Санкт-Петербурге, не была лишена испытаний, и одно из них едва не стоило ему жизни. В Бискайском заливе корабль, на котором плыл Айвазовский, был захвачен бурей. Чудом не затонул. В парижских газетах, не располагавших полной информацией, появились заметки о кораблекрушении и гибели Айвазовского. Газеты Петербурга опубликовали некрологи. Их опровержением стало возвращение невредимого художника в Россию осенью 1844 года.

Глава 4
Контрасты творчества и бури жизни. 1844—1870-е годы

В его буре есть упоение, есть та вечная красота, которая поражает зрителя в живой, настоящей буре[142]142
  Цит. по: Travel: Аудиогид ГТГ: Электронный ресурс // izi.travel/ru/ec69-burya-pod-…


[Закрыть].

Ф. М. Достоевский

Возвращение Ивана Константиновича в Россию в 1844 году стало не менее триумфальным, чем его пребывание в европейских странах. Руководство Академии художеств пошло навстречу Айвазовскому в его желании вернуться на два года ранее. Сразу же по приезде художника в Санкт-Петербург император Николай I награждает его орденом Святой Анны. Это явилось высокой, но, бесспорно, заслуженной честью для молодого художника, подтвержденной «Извещением министра Двора президенту Академии художеств о награждении И. К. Айвазовского орденом св. Анны», которое гласило:

«1 июля 1844 г.

Высочайшим указом, данным в сей день Капитулу[143]143
  Капитул Российских императорских и царских орденов – дворцовое учреждение; с 1842 года входило в состав министерства Двора.


[Закрыть], художник Айвазовский, в уважение отличного его таланта в живописи, пожалован кавалером ордена Святой Анны 3-й степени. Имея честь препроводить при сем следующие г. Айвазовскому орденские знаки, покорнейше прошу Ваше Императорское Высочество о получении оных почтить меня уведомлением.

Министр императорского Двора князь Волконский»[144]144
  ЦГИА РФ. Ф. 789. Оп. 1. Ч. II. Д. 2870. Л. 4. (Подлинник.)


[Закрыть].

Последовал и высочайший заказ императора на картины кисти Айвазовского:

«Государь Император высочайше повелеть соизволил художнику Айвазовскому заказать написать картины масляными красками, представляющие виды:

1. Кронштадта, 2. С.-Петербурга со входа в Неву, 3. Петергофского дворца с фонтанами с моря, 4. Ревеля со стороны моря, 5. Крепости Свеаборга с моря же, 6. Гангута.

Картины сии должны быть в меру ныне купленных у него картин. Я покорнейше прошу Ваше Императорское Высочество учинить о сем надлежащее распоряжение.

Министр императорского Двора

князь Волконский»[145]145
  «Отношение министра Двора президенту Академии художеств о заказе картин И. К. Айвазовскому». 1 июля 1844 г. ЦГИА РФ. Ф. 789. Оп. 1. Ч. II. Д. 2870. Л. 1. (Подлинник.)


[Закрыть].

Спустя всего два месяца И. К. Айвазовский был удостоен в петербургской Императорской академии художеств звания профессора, о чем свидетельствовало «Представление профессора А. И. Зауервейда в Совет Академии художеств…». Несмотря на то что «Представление» являлось официальной бумагой, в нем ясно выражено восхищение наставника, его гордость достижениями своего талантливейшего ученика и переживания за него. По стилю этот документ отчасти подобен оде, составленный в прозе, но вместе с тем наполнен светлой радостью и душевным волнением:

«4 сентября 1844 г.

Когда грозная клевета французского художника Айвазовского задушить хотела, я не замедлил защищать его. Всему Совету известно, что спасло русского художника и побудило его развить свои огромные способности.

Теперь, когда обида вместо награды его ожидает, спешу представить свое мнение. Основываясь на высочайшем повелении, когда Айвазовский под моим ведением в Академии оставлен был, я долгом почитаю упомянуть, что он в течение некоторых лет то исполнил, что другие в течение шести и более не могли.

Приобретя себе имя в Италии, в Париже славу первого художника, в Голландии и Англии – уважение знатнейших особ, объехавши Средиземное море до Мальты, занимавшись в Гибралтаре, Кадиксе[146]146
  Кадикс – современный город Кадис на юго-западе Испании.


[Закрыть] и Гренаде; намереваясь ехать через Россию в Константинополь, Александрию и Индию, полагая, что художнику морской живописи нужно раз объехать вокруг света и истратив уже на свои путешествия большие суммы, которые он трудами приобрел, он не ожидал лишиться двух лет и 7000 рублей. Между тем Государь Император лично объявить соизволил, что “Айвазовский время не потерял!”. Заслужив высочайшую похвалу и награды, как ни один из пенсионеров не имел счастья когда-либо себе приобрести, я себе в обязанность поставляю предложить, во уважение упомянутых достоинств, вознаградить его званием профессора.

А. Зауервейд»[147]147
  ЦГИА РФ. Ф. 789. Оп. 1. Ч. II. Д. 2870. Л. 11. (Подлинник.)


[Закрыть].

Казалось, чествованию прославленного в Европе молодого пейзажиста не будет конца и на родине. Через девять дней после присуждения звания профессора Совет Академии удостаивает его также звания академика.

«Решение Совета Академии

о возведении И. И. Айвазовского в звание академика

13 сентября 1844 г.

Вследствие предложения господина профессора Зауервейда о возведении художника Айвазовского, как прославившегося своими работами по части живописи морских видов, в звание профессора, Его Императорское Высочество президент предложил к рассуждению, что г. Айвазовский, имея отличнейший талант, возвратился из чужих краев прежде окончания срока, его Императорское Величество наградил его орденом Святой Анны 3-й степени и сделал заказ важных работ… [просить] Его Императорское Высочество представить к производству ему содержание, которое дает ему возможность произвести труд важный и сложный, достойный звания профессора, и потому полагает возвести ныне в звание академика. Определено единогласно: возвести художника 14 класса Ивана Айвазовского в звание академика и представить к утверждению общему собранию Академии»[148]148
  ЦГИА РФ. Ф. 789. Оп. 1. Ч. II. Д. 2870. Л. 12. (Заверенная копия.)


[Закрыть].

Уникален тот факт, что в возрасте всего лишь двадцати семи лет И. К. Айвазовский становится членом четырех Академий художеств: Рима, Парижа, Амстердама и Санкт-Петербурга. Его профессиональный рост в течение одного десятилетия не может не поражать. Неизбывная любовь к своему делу, энергия и трудолюбие в сочетании с покровительством титулованных наставников сделали реальностью, казалось бы, невозможное: сын бедного провинциального торговца стал всемирно признанным художником, удостоенным аудиенции папы римского, приближенным к российскому Императорскому дому.

Указом Николая I маринист был причислен к Главному морскому штабу как первый художник с правом ношения мундира Морского министерства. В «Отношении начальника Главного морского штаба в Министерство Двора о зачислении И. К. Айвазовского живописцем Морского министерства» говорилось:

«16 сентября 1844 г.

Государь Император высочайше повелеть изволил академика Айвазовского причислить к Главному морскому штабу Его Императорского Величества с званием живописца сего штаба с правом носить мундир Морского министерства и с тем, чтобы звание сие считалось почетным без производства денежного по оному содержания, имея в виду, что труды г. Айвазовского будут вознаграждаемы особо.

Имею честь о прописанной высочайшей воле сообщить Вашей Светлости на случай, ежели бы Вам, милостивый государь, угодно было приказать дать г. Айвазовскому соответственное предписание.

Начальник Главного морского штаба

князь Меньшиков»[149]149
  ЦГАВ МФ. Ф. 410. Оп. 1. Д. 1608. Л. 2. (Заверенная копия.)


[Закрыть].

Таким образом, молодому маринисту была оказана особая честь, не имеющая аналогов и поныне. Вскоре он получил престижный правительственный заказ, который выполнил в кратчайшие сроки, – написать виды городов-крепостей на Балтийском море.

Впервые взойдя на борт морского судна в 19 лет, Иван Айвазовский принимал участие в маневрах Черноморского и Балтийского флотов в 1839, 1845, 1846 и 1851 годах. Маринист вспоминал:

«Когда я писал виды морских сражений, мне давали всевозможные пособия от Адмиралтейства: чертежи кораблей, рисунки, оснастка судов, вооружение и т. д. Для предоставления мне возможности видеть полет ядра рикошетом по водной поверхности, при мне в Кронштадте [были] произведены несколько выстрелов боевыми зарядами. Для ближайшего ознакомления с движениями военных кораблей во время морских сражений я присутствовал на морских маневрах в Финском заливе»[150]150
  Национальная картинная галерея имени И. К. Айвазовского: Электронная книга: Виртуальная экскурсия. Феодосия, 2010. Вып. 1.


[Закрыть].

Участвуя в военных маневрах у кавказских берегов, он много общался с российскими флотоводцами, что положило начало их многолетней дружбе. Его обязанность при этом состояла в написании видов портов России и приморских городов, как некогда то же поручение давалось императором ославившему себя интригами Таннеру. Так, своим искусством Айвазовский вновь был призван служить Отечеству, воспевать его в живописи. Иван Константинович увлеченно работал над столь важным заказом, писал и писал полотна. Их монументальный формат, тщательность проработки деталей, свойственная манере художника, обусловили недостаток времени, и художник вновь обратился с просьбой к руководству Академии отвести ему дополнительное время пребывания в Крыму для завершения картин и получил согласие президента Оленина, своего покровителя, который, бесспорно, мог гордиться достижениями своего протеже. Президент Академии направил маринисту «Сообщение президента Академии художеств И. К. Айвазовскому о продлении срока его пребывания в Крыму для зарисовок черноморских портов»:

«7 января 1845 г.

На просьбу Вашу ко мне относительно разрешения пробыть Вам в Феодосии до мая месяца сего года для составления видов Черноморских портов сим даю знать, что так как со стороны Морского министерства разрешено уже Вам остаться в Крыму до мая месяца сего года для означенных деяний, то и с моей стороны нет к тому никаких препятствий и что г. Начальником главного морского штаба по сношению моему предписано г. г. командирам Черноморских портов, в чем будет нужно, оказывать Вам зависящее содействие при снятии видов.

Президент»[151]151
  ЦГИА РФ. Ф. 789. Оп. 1. Д. 2950. Л. 1.


[Закрыть].

Очень немногие из отечественных пейзажистов удостаивались настолько частых заказов Императорского дома, подобных почестей и немалой ответственности, с ними связанной. Всё это, бесспорно, было заслужено Айвазовским благодаря не только его уникальному дару, образованности, но и в не меньшей степени такту, умению выбрать верную линию поведения. Он научился находить общий язык с самыми разными людьми, которые придерживались самых разных взглядов и принадлежали к различной социальной среде. Именно таким, молодым и уверенным в себе, утонченным и словно созерцающим образы своих еще не созданных картин, с легкой полуулыбкой все понимающего интеллектуала изображен Иван Айвазовский на портрете кисти А. В. Тыранова. Да и поза мариниста на портрете не менее важна для выражения замысла: он словно на минуту откинулся на спинку стула, прервав работу над полотном.

Необходимой уверенности в себе молодому художнику не могли не добавить высокие оценки его произведений, которые давали и высокопоставленные особы, и широкие круги зрителей, и живописцы-профессионалы. Таков, например, отзыв А. И. Иванова[152]152
  Антон Иванович Иванов-Голубой (1818–1863) – русский художник, выкупленный из крепостничества по инициативе братьев Чернецовых. Представитель академизма, приверженец и русской, и итальянской традиций в живописи.


[Закрыть] в письме одному из покровителей мариниста А. Р. Томилову:

«Милостивый государь, Алексей Романович!

…Я был дня 4 назад с Лагорио[153]153
  Лев Феликсович Лагорио (1827–1905) – ученик Императорской академии художеств Санкт-Петербурга, живописец-маринист, в дальнейшем профессор Академии. Являлся одним из первых учеников и помощником И. К. Айвазовского.


[Закрыть] у г. Айвазовского. Он принял нас благосклонно, угостил своими произведениями досыта и впредь звал. Тогда 2 картины были уже в рамах и готовые к отправлению Государю, из числа их в большой картине “Вид Ревеля” горизонт так и ушел в бесконечное пространство, а прозрачность-то, прозрачность какая! Жаль, что помешал какой-то капитан I ранга, а то он писал бы при нас. Что и было на другой день, когда Лагорио пришел с Чернецовым к нему. При них он начал и кончил воздух большого объема, а потом, через день, когда Чернецов посетил его, он спрашивает, как вам кажется воздух? “Я в восхищении, Ив. Константинович”. “Да, этот воздух один из лучших моих воздухов, я им доволен”.

На той неделе надеюсь и я увидеть эту картину, теперь уже почти конченную. В четверг 12 числа удалось и мне побывать на выставке. Право, так и хочется поговорить о работах Айвазовского. После находившихся при годичном собрании он прибавил еще три картины: большую ночь на море, светлую картину, где показан на первом плане кусочек берега, а на нем женщина и ребенок, балующийся на отмели в воде, потом небольшая испанская ночь. Боже мой, какая ночь! Как сам говорил Ив. Константинович, данными для ней были стихи Пушкина. Они, кажется, в таком роде:

 
Вот взошла луна златая,
Тише. Чу, гитары звон,
А испанка молодая
Оперлася на балкон.
Ночной зефир струит эфир,
Шумит, бежит Гвадалквивир,
Скинь мантилью, ангел милый,
И явись как ясный день,
Сквозь чугунные перилы
Ножку дивную продень
и т. д.
 

Если не так, то в этом роде.

Все произведения этого великого артиста почти без исключения удивляют меня своим достоинством, а испанская ночь умиляет, переносит в тот благодатный климат.

Я там, я восхищаюсь прозрачностью небесного свода, слышу голос певца и боюсь быть замеченным молодою испанкою, чтоб не прервать ее заветных дум, чтобы не помешать ее счастью. Если Пушкин видит за гробом, то верно уже давно послал Айвазовскому свое спасибо за испанскую ночь. Один умел рассказать, а другой могучею кистью переносит человека из Петербурга в Испанию и доставляет ему удовольствие посмотреть лично на тамошнюю ночь. Кому из них отдать первенство?..»[154]154
  ЦГИА РФ. Ф. 1086. Оп. 1. Д. 152. Л. 1–4. (Автограф.)


[Закрыть]

Такое письмо, интереснейший документ эпохи, образец эпистолярия, является ценным дополнением к биографическому портрету Ивана Айвазовского. Эпистолярное наследие художника словно оживляет этот портрет тонкими, особенно характерными штрихами, позволяет нам услышать голоса эпохи. В данном документе важно подчеркнуть упоминание имени Л. Ф. Лагорио – первого ученика Ивана Константиновича, близкого ему по духу и творческим устремлениям. Лев Феликсович также родился и вырос в Феодосии, здесь же окончил гимназию. Он происходил из семьи купца, негоцианта, вице-консула Королевства обеих Сицилий, принадлежавшего к масонским кругам, Феликса Лагорио (1781–1857). Иван Айвазовский покровительствовал своему земляку, обучал его мастерству живописи и рисунка, основам построения композиций. Во многом благодаря именно его покровительству, а также содействию губернатора Таврии А. И. Казначеева Лагорио поступил в Санкт-Петербургскую академию художеств, где успешно прошел весь курс обучения под руководством А. И. Зауервейда, М. Н. Воробьева, а позже Б. П. Виллевальде. В определении начинающего мариниста именно в класс Александра Зауервейда, бесспорно, сказалось влияние Ивана Айвазовского. Приведенные факты ясно свидетельствуют, насколько сочувственное, внимательное отношение к начинающим художникам было свойственно прославленному маринисту. Помня о том, как непросто он начинал свой профессиональный путь, Иван Константинович в течение всей жизни стремился оказать поддержку тем, кто был ее достоин. Кроме того, подготовка Лагорио к поступлению в Академию стала его педагогическим дебютом, и с этой ролью он также справился успешно.

Его необыкновенная трудоспособность, постоянное душевное горение, насыщенность общественной и творческой жизни не могут не поражать. При этом он находил время для общения с семьей и друзьями, для знакомства со многими выдающимися современниками, среди которых нельзя не упомянуть Виссариона Григорьевича Белинского. Спустя около полувека в одном из писем своему первому биографу и автору первой книги о нем, литератору Н. Н. Кузьмину Иван Айвазовский с проникновенностью, уважением и сочувствием к Белинскому вспоминал:

«С Висc. Гр. Белинским я встречался много раз в литературных кружках Петербурга и был у него по его приглашению один раз на Литовской улице. Через несколько лет после знакомства своего с А. С. Пушкиным, по возвращении своем из-за границы незадолго до кончины великого критика.

Более чем скромная, почти граничащая с нуждой, обстановка Белинского поразила меня не менее, чем заостренные черты лица его и впавшие щеки, озаренные чахоточным румянцем. Бесконечный вид жалости вызвал у меня этот полный духовных сил и жажды работы и уже приговоренный к смерти труженик, в горячих кружковых разговорах внушавший мне столько благородных, прекрасных мыслей.

Я точно теперь перед собою вижу его лицо, на которое тяжелая жизненная борьба и веяние смерти наложили свой отпечаток. Когда Белинский сжал мне в последний раз крепко руку, то мне показалось, что за спиной его стоит уже та страшная гостья, которая почти полвека назад отняла его у нас, но душой оставила жить среди нас.

Помню, в тот грустный час он после горячей, полной энтузиазма речи, должно быть утомленный длинной беседой со мной, энергичным жестом руки откинул волосы назад и закашлялся. Две крупные капли пота упали со лба на его горящие болезненным румянцем щеки. Он схватился за грудь, и мне показалось, что он задыхается, и когда он взглянул на меня, то его добрые и глубокие глаза точно устремлены были в бесконечность…

Сжатые губы, исхудавший, сдвинутый как-то наперед профиль с его характерным пробором волос и короткой бородкой, и эта вкрадчиво звучная, полная красноречия, горячности, пафоса речь знакомого милого голоса с особенной, ему только присущей манерой, заставлявшая когда-то усиленно биться сердце молодежи, – как теперь помню, производили на меня тогда глубокое впечатление.

Как далеко это время! Как много переменилось с тех пор, когда вместе с Гоголем я читал по выходе в свет серьезную и искреннюю статью Белинского “Литературные мечтания”, в которой с таким восторгом и горячностью относится он к театру, “любимому им всеми силами души…”. А теперь так далеко это время и так мало осталось помнящих Белинского, как и Пушкина»[155]155
  Барсамов Н. С. И. К. Айвазовский. 1817–1900. М.: Искусство, 1962. С. 24, 25.


[Закрыть].

Не менее плодотворным стал для художника 1845 год, когда по поручению Русского географического общества он вновь должен был отправиться в путешествие. Этому поручению предшествовали знаменательные события. Император Николай Павлович дал высочайшую оценку новым произведениям мариниста, сказав кратко и весомо: «Они прелестны!» В качестве особой чести Айвазовский должен был сопровождать семнадцатилетнего великого князя Константина Николаевича, шефа отечественного флота, во время его морского путешествия на острова Греческого архипелага. Сохранилось документальное свидетельство этого события:

«Отношение президента Академии художеств начальнику Главного морского штаба об отправлении И. К. Айвазовского в Крым для сопровождения Великого князя Константина

11 апреля 1845 г.

Его Императорское Высочество Великий князь Константин Николаевич желает иметь при себе в Крыму академика Айвазовского.

Посему я обращаюсь к Вашей светлости с моею просьбою исходатайствовать у Его Императорского Величества разрешение Айвазовскому отправиться в Крым немедленно после Святой недели и остаться там до декабря месяца. О последующем же не оставите меня уведомлением.

Президент»[156]156
  ЦГИА РФ. Ф. 789. Оп. 1. Ч. II. Д. 2950. Л. 2.


[Закрыть].

Такой чести Иван Айвазовский во многом был удостоен потому, что снискал лишь лестные отзывы со стороны не только императора России, но и членов его семьи. Еще летом 1836 года он сопровождал юного великого князя Константина в его первом плавании по Финскому заливу. Географическую экспедицию возглавил известный русский путешественник Ф. П. Литке. Включение в ее состав мариниста было документально утверждено «Сообщением президента Академии художеств И. К. Айвазовскому о разрешении ему отправиться в Константинополь с экспедицией адмирала Литке»:

«13 апреля 1845 г.

Господин генерал-адъютант князь Меньшиков известил меня от 12 сего апреля за № 955-м, что Его Императорское Величество изъявил высочайшее соизволение на ходатайство мое об отправлении Вас с Его Императорским Высочеством генералом-адъютантом в Константинополь и что Его Величеству угодно, чтобы Вы, пробыв по возвращении из Константинополя некоторое время в Крыму, занялись снятием видов Севастополя, Феодосии, Керчи и Одессы.

Объявляя Вам о таковой высочайшей воле к доброму исполнению оной, считаю нужным присовокупить, что от Вас зависеть будет по соглашению с генерал-адъютантом Литке отправиться из Санкт-Петербурга, когда сочтете для Вас удобным.

Президент»[157]157
  ЦГИА РФ. Ф. 789. Оп. 1. Ч. II. Д. 2950. Л. 5.


[Закрыть].

Их путь лежал вдоль берегов Турции в Малой Азии и затем по Черному морю. Впервые И. К. Айвазовский побывал в турецкой столице, куда приезжал и позднее, а также посетил острова Греческого архипелага. Это путешествие с экспедицией Литке на парусных кораблях оказалось очень полезным, плодотворным для художника. Помимо Константинополя он «посетил Хиос, Патмос, Самос, Митилини, Родос, Смирну, развалины древней Трои, Синоп и многие другие острова Архипелага, местности Леванта и берега Анатолии»[158]158
  И. К. Айвазовский: Письма. Документы. Материалы // http://aivazovski.ru/pisma/.


[Закрыть]. Это путешествие предоставило Айвазовскому «обширный запас эскизов и обогатило его счастливую художественную память множеством новых впечатлений», как писал сам художник в «Автобиографии»[159]159
  И. К. Айвазовский: Письма. Документы. Материалы // http://aivazovski.ru/pisma/.


[Закрыть].

Император Николай Павлович не оставлял путешественников без своего высочайшего внимания, о чем свидетельствует, например, такой документ, как «Предписание министра Двора президенту Академии художеств о разрешении И. К. Айвазовскому поездки в Константинополь и об ожидании им в Николаеве приезда царя»:

«18 апреля 1845 г.

Генерал-адъютант Литке донес мне, что на представление г. Начальника главного морского штаба Государю Императору отношения Вашего Императорского Высочества об исходатайствовании академику Айвазовскому высочайшего разрешения отправиться в Крым и находиться при Его Императорском Высочестве генерал-адмирале во время вояжа Его Высочества в Константинополь, последовала высочайшая собственноручная резолюция: “К. Н. [Константин Николаевич] меня об этом просил, и я на то согласен, но только можно было бы ему при этом снять виды с Севастополя, Одессы и Керчи.

По всеподданнейшему о сем докладу моему, Его Императорское Величество высочайше повелеть соизволил: исполнить сие с тем, чтобы Айвазовский по возвращении из вояжа дождался в Николаеве прибытия Его Величества.

Я имею честь уведомить о сем Ваше Императорское Высочество.

Министр императорского Двора

князь Волконский»[160]160
  ЦГИА РФ. Ф. 789. Оп. 1. Ч. II. Д. 2950. Л. 5. (Подлинник.)


[Закрыть].

Сохранился альбом великого князя Константина Николаевича с рисунками и акварелями Айвазовского[161]161
  Обозначенный альбом принадлежит собранию Государственного архива Российской Федерации (ГА РФ) в Москве.


[Закрыть], сделанными во время путешествия. Альбом включает 25 произведений, изображающих морские виды, пристани и сцены из жизни жителей островов Средиземного моря. Примечательно, что под ними стоит подпись «Айваз-эфенди». Такое обращение было принято среди армян Константинополя и других местностей турецкого побережья. Ныне раритетный альбом вновь был открыт для широкого круга почитателей таланта мариниста, будучи представлен в числе экспонатов персональной выставки «Иван Айвазовский. К 200-летию со дня рождения» в Третьяковской галерее в июле – ноябре 2016 года.

Итак, в течение всего путешествия наибольшее впечатление на молодого знаменитого мариниста произвел Константинополь, и впоследствии целый ряд пейзажей Айвазовского был посвящен видам этого древнего города, ранее известного как столица могущественной Византийской империи, в котором по сей день сохранился один из шедевров христианской архитектуры – собор Святой Софии. О восхищении живописца свидетельствуют его произведения, в частности известный холст «Вид Леандровой башни в Константинополе» (1848, ГТГ), на котором изображен узнаваемый вид на Леандрову, или Девичью башню, образец архитектуры ХII века, возвышающуюся на небольшой скале у входа в пролив Стамбульской гавани. К ней могли пришвартовываться корабли, еще в старину она служила маяком.