Текст книги "Свист и пляска. История из новейших времен"

При виде мыши Тринадцатый тихо потерял сознание. У Амброзии едва не остановилось сердце – она уже решила, что виновата в смерти возлюбленного, когда тот пришел в себя. Сверкнул зеленым, материализовался на шкафу в дальнем конце комнаты и дрожащим голосом попросил убрать мышь. Амброзия затолкала Буцифера в косметичку и застегнула молнию, а саму косметичку вышвырнула в разбитое окно. Только после этого Тринадцатый вернулся в постель, и они наконец познакомились.

Поскольку оба были людьми ответственными, то решили поскорей разделаться с чужими проблемами и продолжить прерванное занятие. Амброзия налила свежей воды в корыто (не забыв при этом смыть с лица пасту) и, разглядев все, что нужно, разработала план, в который Тринадцатый внес необходимые коррективы.

– Ну, дальше ты знаешь, – махнула она рукой, принимаясь за вторую бутылку. – Только вот это чудо с вашим кораблем чуть себя не угробило.

– Ты, наверное, имеешь в виду «Нас чуть не угробило?» – деликатно поправил Флейтист.

– Да начхать мне на вас! – надрывно воскликнула ведьма. – Он же совсем себя не бережет, солнце мое непутевое… Как он теперь без меня будет?

Выяснилось, что в то утро из-за колоссального выплеска энергии («Трахаться надо было меньше», – подумал Флейтист со смешанным чувством) Тринадцатый свалился с лихорадкой, и Амброзия две недели его выхаживала. Ей это доставило такое удовольствие, что она было совсем решилась напустить на него чуму – пусть еще поваляется, – да испугалась чересчур навредить. К тому же в его присутствии ее колдовские способности совершенно выходили из-под контроля. Она забывала самые простые заклятья, у нее все валилось из рук, по комнате постоянно что-то летало – от носков до табуреток, чайник закипал сам собой, а уж погода менялась на день по десять раз. Впрочем, Тринадцатый от нее не отставал. Когда рушилось что-то совсем уж эпохальное – например, крыша, – он брался за флейту – и крыша вставала на место, покрываясь тюльпанами, а ведьма потом еще полдня выкорчевывала сорняки из самых неподходящих мест вроде холодильника.

– И это вы в таком бедламе полгода жили? – ухмыльнулся Флейтист.

– Нам нравилось, – с трагической иронией сообщила ведьма. – И вообще, посмотрю я на вас, когда ты свою Серпентину найдешь. Небось будете кровать по полночи тушить…

Флейтист зарделся и ничего не ответил.

Амброзия тем временем добралась в своем рассказе до главного. В отношениях влюбленных – идеальных, на взгляд обоих, – был только один неприятный момент. Тринадцатый панически боялся мышей. Оберегая нервы возлюбленного, Амброзия заперла Буцифера в клетке, где у того было только одно развлечение – нескончаемый бег в колесе. Буцифер терпел долго. Он был старый и мудрый и понимал, что хозяйкина страсть рано или поздно пойдет на убыль. Что однажды влюбленные поссорятся, и один из них неминуемо бросит другого. А там можно будет выйти из подполья.

Но Буцифер ошибался.

Шли дни, недели, месяцы, – а в доме все так же свистели тарелки и рушилась мебель. На стенах цвели незабудки, из шкафов вылетали стаи махаонов. Над двором проносились грозы, палило не по сезону жаркое солнце и сразу же выпадал снег. И по-прежнему в самых немыслимых позах сплетались два тела, оказываясь при этом то на крыше, то на краю обрыва, то на ветке дерева, и иногда– для разнообразия – в постели.

И однажды Буцифер не выдержал. Темной ночью он прогрыз клетку, пробрался в дом и вскарабкался на кровать, ворча под нос по-стариковски. К несчастью, Тринадцатый спал с краю – у стены его одолевала клаустрофобия. Распахнув сонные очи и узрев Буцифера, преспокойно умывавшегося у самого его лица, бедняга взвизгнул и шарахнулся назад, приложив любимую об стену. А в следующее мгновение все трое исчезли в зеленой вспышке – зажмурившийся Тринадцатый, обхватившая его руками и ногами Амброзия и Буцифер, успевший прыгнуть хозяйке на голову и вцепиться зубами ей в волосы.

В принципе, с тем же успехом они могли очутиться хоть на северном полюсе, но первым безопасным местом, спросонья пришедшим на ум Тринадцатому, оказался славный бриг «Бесноватый».

Приземлившись на палубу – вернее, на Амброзию, которая была тяжелее и поэтому получилась снизу, – Тринадцатый еще успел в двух словах разъяснить ситуацию и извиниться. Потом поцеловал на прощание любимую и фейерверком рассеялся в воздухе. За ним последовал выскочивший на палубу Капитан – он вернулся на судно первым и, так ничего и не сообразив, исчез с громким хлопком и искрами. А затем ветер донес с берега такие же хлопки, только потише. А бриг вместе с оставшейся на борту Амброзией медленно, но неотвратимо начал тонуть.

На этом моменте ведьма не стерпела и опять разревелась.

– А как же лопата? – напомнил Флейтист, протягивая ей очередную салфетку.

– Она сама мне в руки попала, – объяснила Амброзия, героически совладав с собой. – Я плаваю плохо. Корабль на один борт накренился и под воду стал уходить, я испугалась и давай за что попало хвататься. Удачно схватилась, – ведьма шмыгнула носом. – Эта лопата как спасательный круг сработала. Я за нее держалась и так до берега доплыла.

– На лопате, – уточнил Флейтист, почему-то не слишком удивившись.

– На лопате, – кивнула ведьма. – Она в воде была легкая, как надувная. А когда я вылезла, опять сделалась тяжелая… Ах да, кстати! – Она загадочно улыбнулась. – У меня тут еще кое-что есть. Думаю, это твое.

Она встала, повернулась задом и задрала кофту. Несильно, чуть выше талии. Из-под резинки штанов виднелся мундштук флейты, заткнутой, по-видимому, за трусы…

– Разорви меня каракатица изнутри! –выдохнул Флейтист. – Как я раньше не заметил?

– Не туда смотрел, – буркнула ведьма. – Хорошо, что это не тромбон.

– Так давай же ее сюда, чтоб тебя…

– Неа, – помотала головой Амброзия. – Во-первых, она мне дорога как память. Мне ее любимый туда в последний момент засунул. А во-вторых, я тебя буду ею шантажировать…

– Ну и игры у вас, – ошеломленно сказал Флейтист, а потом все-таки возмутился: – Как это шантажировать?

– Игры! Ничего умнее не придумал? – рассердилась ведьма и села обратно, заботливо поправив флейту. – Он сказал, чтоб я тебе ее вернула, если встречу.

– А он ее случайно не в трусах держал?

– Нет, к руке привязывал. На случай если ночью потолок упадет или там кровать развалится…

– Что, и такое бывало?

– А то! Один раз под нами пол провалился. Мы же во сне свою энергию не контролируем. Приснилось что-то не то – и готово…

– Блин, не завидую вам, чуваки…

– Зато жить не скучно.

– Так отдашь флейту?

– Фиг тебе.

– А как же последняя воля любимого?

– А он мне не указ. И вообще я ради него стараюсь.

– В смысле?

– В смысле – ты знаешь, где лес. Значит, ты поможешь мне туда добраться.

– А если не помогу?

– Тогда я ее сломаю. В моих руках твоя вещь может стать тобой, когда я захочу. Надеюсь, ты об этом помнишь?

– Стерва ты, Амброзия, – обреченно сказал Флейтист.

– Ты мне это уже говорил, – сощурилась ведьма. – Только кое в чем ошибся. Ни фига у меня это не от недотраха…

Оглядев стол, она убедилась, что выпивки не осталось, и, подозвав официантку, попросила счет. Затем сгребла в горсть использованные салфетки, пошептала над ними и вытряхнула на столешницу кучку мятых купюр.

– Ну что, ты идешь? – уже стоя окликнула она совершенно уничтоженного Флейтиста. – Лопату не забудь.

– Можно подумать, у меня есть выбор, – буркнул парень, подхватывая лопату и покорно плетясь за ведьмой к выходу.

На самом деле он уже почти придумал ответный выпад. Нужно было только улучить момент.

* * *

Изрядно общипав придорожный куст, ведьма отправилась за покупками. Ей нужно было запастись всем необходимым в дорогу, но, поскольку она была женщиной хозяйственной, необходимого оказалось куда больше, чем необходимо.

– Главное – чтоб листья обратно не превратились раньше времени, – весело сказала она Флейтисту, который таскался за ней по рынку, используя лопату как посох. – Но до завтра, пожалуй, продержатся.

Переоблачившись в сарафан психоделической расцветки со слониками по подолу, она без сожалений выкинула пижаму в урну. Кроме сарафана, она приобрела огромную пляжную сумку с неразборчивой надписью на местном языке, красные резиновые тапочки через палец, широкополую шляпу (на которой тут же угнездился Буцифер), махровое полотенце с изображением глупой тигриной морды, длинные разноцветные серьги из перьев и цветных ниток, кучу ожерелий из переливчатых камней, деревянные бусы, бусы из ракушек, кусок остро пахнущего мыла ручной работы, солнцезащитный крем, очень открытый купальник, более закрытый купальник (зато белый) и темные очки.

– Это чтоб ты мне в глаза не мог смотреть, – пояснила Амброзия, водружая очки на нос. – А то от тебя всего можно ожидать.

– Да что ты, я же простой сельский парень, – пожал плечами Флейтист, перекладывая лопату в левую руку. – И вообще блондинка. У меня ума не хватит.

Ведьма слегка оскорбилась – ее саму можно было с натяжкой назвать блондинкой, – но тут по ассоциации вспомнила, что ей нужна расческа. И резинка для волос. И зеркальце. И пудра. И еще, пожалуй, вон тот браслет на лодыжку с колокольчиками.

– А ну, дай камушек, – обратилась она к спутнику. – У них сдачи нет.

Он порылся в кармане и протянул ей щепотку мелкой гальки. Ведьма сжала кулачок, снова разжала, пересчитала получившиеся монетки и, удовлетворенно хмыкнув, вернулась к лотку.

Когда обернулась, Флейтиста на месте не было.

Амброзия нахмурилась.

– Эй, меня ищешь? – окликнул он с другой стороны.

Она повернулась на голос и ахнула.

Флейтист стоял возле дымящегося мангала, зажав в кулаке Буцифера.

– Ну что, отдашь флейту? – невозмутимо спросил парень, протягивая руку с мышью к мангалу. – Или шашлык сделаем?

– Живодер! – возопила Амброзия, не смея, однако, тронуться с места.

Буцифер надрывно пищал и чихал от дыма, но вырваться не мог: из кулака торчала только его морда и истерично извивающийся хвост.

– В принципе, могу и придушить, – ласково сказал Флейтист. – Но с мангалом эффектнее.

– Чтоб ты провалился, – бессильно ответила ведьма и полезла в сумку. – На, подавись своей флейтой!

Парень ловко поймал летящую в него флейту, уронив при этом лопату. Последняя громогласно приземлилась на асфальт и так там и осталась, мешая прохожим.

– Подбери, – угрюмо сказала ведьма.

– Не угадала, – отозвался Флейтист. – Теперь сама ее таскай.

– Совсем офигел, что ли?!! У меня сумка тяжелая! И вообще я слабая женщина!

– А вдруг твой звонить будет? – парировал Флейтист. – А я отвечу и скажу, что ты ему изменяешь.

– Он не ревнивый!

– А я скажу, что ты его разлюбила и больше не хочешь видеть…

Амброзия испепелила шантажиста взглядом из-под шляпы и молча нагнулась за лопатой. У Флейтиста поднялось настроение, и он даже засвистел негромко что-то веселое. Проходившие мимо него люди немедленно заподскакивали, как поддатые белки.

– Не колдуй без толку, – сварливо одернула его ведьма. – Ты хоть знаешь, куда нам дальше идти?

– Нам? – Флейтист поднял бровь. – Честно говоря, я рассчитывал, что мы сейчас где-нибудь позавтракаем, и наши пути разойдутся навсегда.

– Не угадал. Я пойду с тобой.

– Зачем?

– Затем, что у тебя до сих пор мой фамильяр в лапе, – рявкнула ведьма, потрясая лопатой.

– Ах да, извини. Ну пусть он пока у меня побудет. А то мало ли. Так куда нам идти?

– Это я у тебя спрашиваю.

– Ну, наверное, в монастырь Трех Анастасий?

– Опомнился! – фыркнула Амброзия. – Я тебе когда про монастырь рассказала? В мае? А сейчас у нас что?..

– Ноябрь, – ответил Флейтист, хлопая глазами.

– Вот именно – ноябрь! Вы что, кругами плавали?

Флейтист почувствовал, как что-то оборвалось у него в животе. Ведьма взглянула на его лицо и подобрела.

– Ладно, – она успокаивающе похлопала его по руке. – В любом случае в монастырь попасть надо. Наверняка у них остались ее данные. Телефон, может, адрес. Нам ведь это и нужно, правда?

– Мне нужна она сама, – жалобно протянул Флейтист. – И чтобы мы сидели на берегу под звездами и смотрели, как луна встает над морем.

– Не волнуйся, еще посидите, и полежите, и побегаете… Эй! Очнись, а то лопатой огрею!

Флейтист согнал с лица блаженную улыбку, которая вкупе с обгоревшим носом придавала ему вид пациента психиатрической клиники.

– Я понятия не имею, где этот несчастный монастырь, – признался он.

Амброзия хмыкнула, взяла его за руку и потащила куда-то в глубь рынка. Плотно набитая сумка на ее плече больно толкала парня под ребра.

– Вот, – объявила ведьма, остановившись перед полукруглой будкой. Будка – преобладающего голубого цвета – была оклеена фотографиями живописных мест и радостных туристов. Желтые надписи на козырьке на нескольких языках предлагали желающим экскурсии и прочие увеселения.

Палец ведьмы указывал на фотографию красно-белого фасада, расписанного примитивными узорами. Перед коваными воротами паслись коровы и росли пальмы. Подпись под фотографией гласила: «Монастырь Трех Анастасий».

– Что, вот так просто? – не поверил своим глазам Флейтист. – И не надо лезть в горы, пересекать реки, проходить лабиринты и угадывать загадки сфинксов?

– Нет, достаточно заплатить полторы тыщи с носа, – хрюкнула Амброзия. – Эта страна живет за счет туризма. Они тебе за деньги покажут шоу монашек, танцующих канкан. Только на самом деле это будут никакие не монашки.

– Да плевать я хотел на монашек!

Ведьма саркастически улыбнулась и отправилась утрясать детали. Флейтист взял Буцифера за шкирку двумя пальцами и поднес к самому лицу. Буцифер верещал и извивался, дрыгая лапками.

– Извини, чувак, – сказал ему Флейтист. – Пришлось обойтись с тобой немножко грубо. Но на твою хозяйку иначе не повлияешь. Ты же меня, как мужик мужика, поймешь?

Буцифер перестал сопротивляться и заболтался в щепоти, внимательно глядя на парня красными, как смородинки, глазками. Потом коротко пискнул в знак согласия.

– Ну вот и хорошо, – успокоился Флейтист и запихал мыша в передний карман джинсов.

Ведьма вернулась, пылая негодованием.

– Похоже, мы пролетаем, – заявила она без предисловий. – Они туда возят раз в неделю, группа укомплектована, и автобус уже отходит. Придется ждать следующего раза.

– Случайно не вон тот автобус?

– Случайно вон тот.

Парень молча схватил ее за запястье, и они рванули через рынок к дороге, как две дворняги за кошкой. Волочась на буксире, ведьма громко ругалась, теряла тапки, толкала прохожих лопатой – но не останавливалась. Замешкалась только когда перебегали дорогу – шляпа, продержавшаяся на месте весь путь, все-таки слетела у нее с головы.

– Стой! – крикнула Амброзия и, вырвав руку, присела за шляпой – прямо посреди проезжей части.

Взвизгнули тормоза.

– Отвали, курица! – проорала Амброзия в ответ на звонкий крик из ярко-красной машины, едва не толкнувшей ее бампером. Не глядя показала средний палец водительнице, со шляпой в руке метнулась к противоположной стороне дороги и на полпути столкнулась с Флейтистом.

Красная машина вжикнула мимо них, обдав на прощание выхлопными газами.

Флейтист с ведьмой ворвались в автобус под вопль экскурсовода: «Ну наконец-то! Мы уже четверть часа вас дожидаемся!». Пронеслись по проходу, наступая на чьи-то ноги, и рухнули на заднее сидение. Амброзия уселась возле окна и завозилась, пристраивая лопату. Флейтист обернулся, посмотрел в заднее стекло. Вслед отъезжающему автобусу бежало благообразное семейство – папа, мама и двое детишек.

– Пролетели чуваки, – пробормотал он виновато. – Ну ничего, в другой раз съездят. Зато нам четыре места досталось…

* * *

Путь пролегал по живописнейшим местам – мимо проносились самшитовые рощи, увешанные мхом, как мочалом; бурные реки, извивающиеся между камней, как танцующая Серпентина; стада пятнистых толстопузых коров и прочие интересные штуки. Но двое путешественников ничего этого не видели. Они спали, утомленные событиями этого утра, а также принятой натощак терапевтической дозой алкоголя.

Флейтист растянулся на трех сидениях из четырех, подложив под голову ведьмину сумку и поджав ноги. Амброзия с недовольной даже во сне миной дремала на четвертом сидении, привалившись головой к стеклу. Ей было страшно неудобно, но из гордости она не жаловалась. Буцифер после пережитого стресса тоже спал – только не в кармане, где рисковал быть раздавленным. Флейтист о нем начисто позабыл, и хитроумный мыш, незаметно выцарапавшись из его штанов, давно занял привычное место за пазухой хозяйки. Принципиального значения это уже не имело. Лопата как предмет неодушевленный, естественно, не спала, но регулярно норовила съехать под ноги впереди сидящим или завалиться на сторону и треснуть кого-нибудь по чувствительному месту. В конце концов Амброзия, разбуженная ударом древка по лбу, не выдержала и положила лопату на сидения параллельно телу Флейтиста. Тот не возражал по той причине, что не проснулся.

Иногда их сон прерывался радостным криком экскурсовода, объявлявшего остановку. Тогда они вскакивали и наперегонки мчались к туалету.

– Классно, – сказал Флейтист, возвращаясь на спальное место после третьего забега . – Никогда не забуду волшебную экскурсию по сортирам.

– Засохни, – ведьма вытащила из-под него сумку и запихала туда еще штук пять свежеприобретенных побрякушек. – Нам еще целый час пилить. Надо будет проснуться заранее и разработать план…

Проснуться заранее, однако, не вышло. Вывалившись из очередного сортира и подняв глаза, ведьма увидела знакомый красно-белый фасад.

– Лопата! – вскрикнула она и метнулась к автобусу. Вышла оттуда с сумкой и лопатой, поправила съехавшего Буцифера и сказала подошедшему Флейтисту:

– Мы с тобой два дятла. Надо было все продумать, а мы дрыхли, как сурки в норках. Бараны, блин.

– Значит, будем импровизировать, – пожал плечами парень.

– Импровизировать! Вот скажи на милость, как ты собираешься общаться с аборигенами?

– До этого ж как-то общался?

– С кем? С торговцами, экскурсоводом и пьяными туристками. Большинство из них говорили по-нашему, если ты не заметил.

– Не заметил. У них такой могучий акцент, что я думал, будто научился по-ихнему.

– Придумала, – ведьма пошарила в сумке, достала упаковку жвачки и по обыкновению пошептала над ней. – На. Пока жуешь, будешь их понимать, и они тебя. Да и перегар отшибить не мешает.

Флейтист с сомнением покосился на нее.

– А от твоей жвачки со мной ничего… – начал он подозрительно, но осекся, наткнувшись на ее взгляд. Она в свою очередь резко опустила очки, сдвинутые на лоб.

– Без взаимного доверия мы далеко не уедем, – назидательно проговорила Амброзия.

– Дальше, чем уже заехали – вряд ли, – кивнул парень. – Ну что, идем?

– Подожди. На лопате деньги есть?

Флейтист с легкой ностальгией вспомнил, как они с Капитаном, хихикая, выворачивали на лопату сундук с сокровищами. Старинные золотые монеты с легким шипением впитывались в холодный металл – еще, и еще, и еще, пока сундук не опустел.

– Думаю, в пересчете на местную валюту средств нам хватит примерно до конца света.

– Отлично. Полагаю, ты уже уяснил, что она работает не только как средство связи.

– Ты предлагаешь сесть на нее и перелететь через ворота? Или сделать подкоп?

– Блин, глаза разуй… Какой подкоп, вон наша группа внутрь заходит. Бежим, а то ворота закроют…

В несколько секунд одолев отделявшее их от группы расстояние и не успев даже толком запыхаться, они врезались в хвост колонны, медленно всасывающейся в ворота.

– Чего так долго? – спросил Флейтист почему-то шепотом.

Стоявшая впереди него ведьма высунулась из очереди.

– Металлодетектор, – отозвалась она тоже шепотом. – Серьезные дамочки. Ох, не нравится мне это… Слышишь, ты, главное, без самодеятельности. Делай, как я скажу…

Тут пришел ее черед проходить проверку. Расправив плечи и покрепче перехватив лопату, Амброзия уверенно ступила под арку… и та разразилась настоящим набатом. Буквально. Электронный звон колоколов заставил очередь оглянуться и зашептаться, а Флейтиста – отпрянуть.

Ведьму аккуратно подхватили под руки две монашки.

– На территорию монастыря запрещено проносить магические артефакты, – ласково сказала правая.

– К сожалению, мы вынуждены просить вас удалиться, – нежно дополнила левая.

– Как это удалиться?!! – завопила Амброзия, пуще прежнего вцепившись в лопату. – Вы совсем одурели? Я деньги заплатила!

Ей показали на щит, укрепленный перед аркой.

– Да не понимаю я, что там написано! – отбивалась Амброзия, пока ее бережно, но настойчиво влекли мимо обалдевшего Флейтиста. – Безобразие! Я буду жаловаться!

– Экскурсовод обязан был вас предупредить, – увещевали ее монахини. – Таковы правила.

– Да видала я ваши правила во все дыхательные!

Флейтист отмер и, воспользовавшись отсутствием охранниц на посту, быстренько проскочил сбоку арки.

– Да я вас вместе с вашим детектором!.. – поддала жару Амброзия, заметив его маневр. – Отпустите, стервы бешеные! Дикие люди! Аааа, караул! Убивают!!!

Чем дело кончилось, Флейтист так и не узнал. Он поспешно перебежал дворик с фонтаном и поднялся по ступенькам в темное прохладное помещение, похожее на квадратный колодец Там взволнованно дышали друг другу в затылок туристы, а экскурсовод деловито вещал, тревожа густую пыльную тишину:

– А вон там, в верхнем левом углу, мы можем видеть сохранившийся фрагмент фрески тысячелетней давности…

Флейтист не удержался и бросил взгляд в верхний левый угол. Там было очень темно. На облезлой штукатурке проглядывали какие-то черные витые линии, почему-то напомнившие парню о приснопамятном осьминоге. Странноватые ассоциации, подумал он и деликатненько протискался сквозь плотную толпу туристов. Он еще раньше искренне пожелал, чтоб про них с Амброзией все забыли – все и забыли, только в цепкой памяти экскурсовода осталось некое смутное пятнышко.

Колодец, то есть помещение, было очень темным и очень тесным. Света нескольких десятков свечей едва хватало, чтоб разглядеть нижнюю часть стен – примерно на два человеческих роста. Дальше все терялось во мраке. Стены были покрыты фресками – судя по всему, не столь древними, как та в левом углу, но все равно впечатляющими. Преобладали припорошенные пылью голубой, зеленый и бирюзовый цвета, что придавало интерьеру некий подводный оттенок. Бородатые старики и девы в тяжелых одеяниях, кое-где облупившиеся, неодобрительно глядели в полутьме на туристов. Лица их были выписаны строго анфас, но все равно казалось, что они слегка поворачиваются, когда кто-то проходит мимо. А когда в толпе сверкала незаконная фотовспышка, фигуры на фресках словно поджимали губы, и в воздухе проносился осуждающий шепоток.

Флейтисту уже отчаянно хотелось на улицу, когда он заметил за квадратной колонной дверь. На двери, тяжелой, двустворчатой, украшенной резьбой, было прилеплено скотчем предупреждение: «Посторонним вход запрещен». Оно было самым прозаическим образом набрано на компьютере и аккуратно засунуто в файл. Продублированная на нескольких языках надпись содержала кучу орфографических ошибок.

««Пастароним», надо же», – усмехнулся про себя Флейтист и вспомнил про жвачку. Поспешно сунул в рот подушечку – она оказалась невкусной, с химическим фруктовым ароматом, – и понял, что и с родным языком у наборщика было неладно. Зато в углу красовалась горделивая подпись «Администрация», до этого выглядевшая как неразборчивая вязь муравьиных лапок.

– Привет, администрация, – шепотом сказал Флейтист и толкнул дверь. Та приоткрылась ровно настолько, чтоб он смог протиснуться. Солнечный свет ударил по глазам

* * *

За дверью обнаружился внутренний двор – ровная асфальтовая площадка, не оскверненная ни единым деревом. Только в одном из углов сиротливо стояли мусорные баки, а за ними, воровато оглядываясь, курили две молодые монашки.

Флейтист уверенно продефилировал мимо тех и других к зданию, встроенному прямо в скалу.

– Здрасьте, сестра Анастасия, – поздоровались с ним монашки.

– Здрасьте, – расплылся он в улыбке. Он все еще сомневался в ведьминой жвачке, но тут совсем успокоился.

Входов в здание было много, к одним ступени вели вверх, к другим – вниз. Около каждого красовались объявления; скотч, файлы, ошибки – все было то же самое.

«Курене на тиритории маностыря строга васприсчаеться. Администрация», – прочел про себя Флейтист и даже не сразу сообразил, о чем речь.

Полуподвальная дверь скрипнула, и оттуда вышла полная средних лет монахиня с добрым лицом. В руках она несла плошку с объедками.

– Привет, сестра Анастасия, – сказали курильщицы, ловко гася бычки и забрасывая их в бак.

– Здравствуйте, Настеньки, – отозвалась полная. – Как там наша кошечка, не родила еще?

Настеньки переглянулись.

– Нам очень жаль, – сказала одна.

– Эта коза ее отравила, – выпалила вторая.

– Утром все было нормально, а потом сестра Анастасия мыла двор и нашла кошку мертвой, – рассказала первая.

У полной дрогнули губы. Она подошла к баку и выбросила туда объедки вместе с плошкой.

Флейтисту некогда было переживать вместе с тремя Анастасиями, поэтому он спустился ко входу в полуподвал и скользнул внутрь. Попетляв по голубым коридорам с дощатыми полами и поднявшись-спустившись еще по паре лестниц, он добрался до очередной двери, из-за которой доносился гомон и звон посуды. О предназначении помещения за дверью оповещали две надписи. Первая – над притолокой, – любовно выписанная черным по голубой штукатурке и украшенная лиственным орнаментом, сообщала, что там находится трапезная. Вторая – распечатка, по обыкновению приклеенная скотчем, – утверждала, что там «Сталовая. Време преёма писчи завтрык 8:30 – 9:00, абет 14:00 -15:00, ужын 18:00-18:30. Администрация». Судя по всему, «абет» несколько затягивался.

Флейтист уже собирался войти, когда по коридору с топотом принеслись две охранницы и влетели в «сталовую» с криком: «Приятного аппетита!» . Парень ввалился вслед за ними и чуть не присел от грянувшего в ответ громового «Спасибо». Затем быстро огляделся, оценивая обстановку.

Трапезная представляла собой обширный зал с несколькими колоннами. Колонны покрывала роспись – примитивный, но изящный в своей грубоватости растительный орнамент. Высокие арочные окна были украшены витражами с изображением тех же дев и старцев, внимательно следящих за обедающими. На подоконниках помещались горшки с алоэ и олеандрами.

За тремя длинными столами сидели монашки и торопливо хлебали борщ. Четвертый, стоящий поперек, был занят стайкой дам среднего возраста, в монашеском одеянии – но косынки у них вместо черных были белыми, а на груди у каждой имелся прямоугольный бейджик. Видимо, это и была великая и могучая Администрация.

Подойдя вслед за охранницами к кафельной будке, грубо пристроенной к стене («Расдатачная» – объясняла надпись), Флейтист уловил слово «библиотека», произнесенное за четвертым столом. Бочком приблизившись, он тихонько придвинул стул и уселся с краешку, украдкой поглядывая на администраторш. Те не обратили на него ни малейшего внимания.

– Зачем она вообще нужна, эта библиотека, – сказала одна, полускрытая огромной алюминиевой кастрюлей (с пометкой на боку «Борстшч.М3А»). – Закрыть ее, а помещение под мастерскую.

– Нельзя, – ответила другая. – Сама матушка за этим следит.

– Да что она понимает, ваша матушка! Сидит себе в своем кабинете, а мы тут отдуваемся…

Флейтист исподтишка изучал бейджики, стараясь не фыркнуть. «Главная систра анастасия» – очень высокая и стройная дама с длинными красивыми ногами, якобы случайно выглядывающими из разрезов по бокам юбки. «Атвецтвеная систра анастасия» – самая молодая, с огромными серьгами в ушах и густо подведенными глазами. Запах ее духов перебивал даже неистовую вонь борща. «Важная систра анастасия» – похожая на дятла тетка, закинувшая на стол ноги в мужских ботинках. В углу рта у нее дымилась сигара, в руке была зажата чашка с кофе. Иногда его аромат пробивался сквозь духи и борщ, и это было совсем уж невыносимо.

Говорившая первой отодвинула кастрюлю и оказалась «Диетической систрой анастасией». Больше всего она напоминала подушку в черной наволочке, поставленную торчмя.

– Что я хочу сказать, сказать, – продолжала она, пухлой короткопалой рукой выгребая из своей тарелки пригоршню капусты и отправляя в рот, – эти Насти совсем распоясались. – Первое «сказать» она произнесла с интонацией на повышение, второе – на понижение. Получилась своеобразная музыкальная фраза. – Иду я сегодня мимо мусорки, а там кошка! Нет, вы представляете? Что я хочу сказать – сказать, это же монастырь, а не приют для бездомных животных! А они их еще и кормят! Грязь! Шум! Запах!

– Пум-пум-пум, – томно сказала Важная сестра Анастасия, выдохнув синеватое облачко. – Не парьтесь. Кошка все равно однажды сдохнет.

– А я не парюсь, – ответила Диетическая, громко жуя капусту. – Я ее уже отравила, ахха-ха-ха-ха!

– Бам-бам-бам, – ответила Важная, глядя в потолок. – Когда я была мафиозой, мы использовали для этих целей кураре.

– У монастыря нет денег на кураре, – вскинулась Ответственная. – Перерасход средств в прошлом месяце…

– Куда вы их деваете? – Главная выгнула красивую бровь. – Мне пришлось написать, будто мы закупили два центнера черной икры на питание сестер.

– Что я хочу сказать – сказать, – вклинилась Диетическая, – в монастыре бардак… Настя!

– Да, сестра Анастасия? – вскочила молоденькая монашка за ближайшим столом.

– Перестань шморкаться, когда люди едят!

– Извините, сестра Анастасия, – пробормотала та, садясь на место.

– Ты посмотри, гадость какая! – плюясь капустой, рявкнула Диетическая. – Я тебе разрешала садиться? Что я хочу сказать – сказать, надо слушать, что старшие говорят! Пошла вон отсюда! Неделю без обеда!

– Да, сестра Анастасия, – прошептала Настя, выползая из-за стола.

– Парам-пам-пам, – произнесла Важная. – Когда я была мафиозой, мы таких расчленяли на месте. Впрочем, я бы и вас, сестра Анастасия, пустила на паштет. А то ваш борщ уже в глотку не лезет. Ха! Ха! Ха!

Диетическая Анастасия выкатила на нее бесцветные буркалы.

– А вы вообще кто такая, сестра Анастасия? – пробурчала она сквозь очередную порцию капусты.

– А вы кто такая, сестра Анастасия?

– А вы?

– А вы?

– А вы?…

– Тирлим-бом-бом, – подытожила Важная и отхлебнула кофе. – Так что там с вашей библиотекой?

– Что я хочу сказать-сказать, кто ею пользуется? Только один раз какая-то двоюшница иностранная приезжала.

Флейтист навострил уши.

– Дура какая-то, – злопыхательствовала Диетическая. – Говорить по-человечески не умеет, а туда же. Белым по черному написано: посещение библиотеки с шести утра до полседьмого. Мало ей, что ли, времени? Что можно делать полчаса в библиотеке?..

– Наверное, читать, – Главная саркастически скривила губы.

– В школе не начиталась? Хотя у них там, на севере, и школ-то нет. Вот они к нам и ездят почитать. Дикие совсем.