Текст книги "Миры Амбрэ"

Глава вторая
Шартрёз

Лес в вечерних сумерках был самым красивым местом на земле. Солнце устало скатывалось вниз, озаряя розовыми лучами изумрудную листву Полосы света струились из перламутровых небес, окрашивая небольшую поляну теплыми тонами. Я улеглась на траву, и голова утонула в цветах вербены, воздух был наполнен их сладким ароматом. Кружевные листья древнего дуба еле слышно шелестели, а прохладный ветерок играл в моих волосах. Захотелось закрыть глаза. Издалека доносился отдаленный грохот водопада. Для меня нет ничего лучше звуков воды: шум прибоя, капли дождя, играющего на крыше – мое лучшее лекарство от плохого настроения. В тяжелые минуты я всегда представляла себя водой, которая непременно найдет выход и просочился в самую крошечную щель, а если и щели нет… вода камень точит. Ей нет равных. Невероятно мягкая и – непостижимо сильная.

Вдруг послышался рокот, напоминающий треск поленьев в костре. Птицы затихли, как если бы неведомая сила выключила у природы звук. Мое сердце встрепенулось. Я открыла глаза и поняла, что уже стемнело. На землю опустилась ночь. Под чьими-то тяжелыми лапами жалобно захрустели ветки. Что бы это ни было, оно остановилось у моего изголовья и шумно вдохнуло воздух, принюхиваясь. Я в страхе примерзла к земле. Передо мной стоял ягуар. В кромешной тьме светились два золотисто-зеленых глаза. Зверь был огромным. Он с интересом смотрел на меня, а я медленно поднялась и попятилась назад, не теряя с ним зрительного контакта. Несколько робких шагов в такт взбесившемуся сердцу – и я уперлась в ствол дуба.

Ягуар двигался, сокращая расстояние между нами, приблизившись мордой ко мне так близко, что я почувствовала теплые потоки воздуха, выходившие из его ноздрей. Теперь я видела только два сверкающих глаза. Их мягкое сияние действовало на меня гипнотически, и я завороженно смотрела в них. Перебарывая страх, я медленно подняла руку и так же не спеша дотронулась до его шеи. Шерсть была мягкой и теплой. Ощущая под пальцами напряжение мышц, я провела рукой вверх к голове. Из груди зверя раздался бархатистый рокот, словно заурчала кошка, очень большая кошка. Я поняла, что улыбаюсь и ловлю каждую его нотку. Вдруг драгоценное сияние исчезло, урчание уступило место оглушающей какофонии.

– Лила! Вставай! – кричала как безумная Мардж. Сегодня она пребывала в особо зверском расположении духа.

– Что случилось!? – подскочила я на кровати. Сердце всё еще шумно тарабанило в груди.

– Ты еще спрашиваешь?! Твой будильник уже сорок минут орет как сумасшедший, мне пришлось встать, чтобы заткнуть его! – Мардж в бешенстве трясла толстыми, короткими руками.

Я с облегчением потерла сонные глаза и села на кровати. Хорошо, что ничего не произошло. Мы не горим, не тонем и земля не уходит из-под ног.

– Прости, Мардж, наверное, я вчера очень устала, – сказала как можно спокойней я, отводя глаза в сторону от толстой книги «Сентябрь» в потертом переплете. Как бы мне хотелось познакомить ее жирную морду с классической литературой!!!

– Засунь свою усталость себе в ж… у! – прокричала она.

Взгляд сфокусировался на часах. Пять-сорок. Черт! Я вскочила как ошпаренная, забыв о колене, и со стоном осела на пол. От резкого движения его пронзила острая боль.

– Симулянтка! – выплюнула Мардж и вышла из комнаты, хлопнув дверью так сильно, что старая ручка отвалилась и закатилась под кровать.

– Жаба, – шикнула я.

– Через десять минут я буду внизу, и если мой завтрак не будет готов…

– Пакуй вещи, – в унисон ей сказала я, влезая в свитер, – жирная жаба!

– Сегодня пятница и можешь ты или нет, а деньги за неделю должны лежать на столике у входа, – снова послышался ее скрипучий голос.

С тех пор как она стала брать с меня плату еще и за комнату, я не отложила ни цента. Это очень, очень плохо. Мне нужно найти дополнительный источник доходов, вот только когда? Надо что-нибудь придумать. Я тяжело вздохнула. Еще месяц…

Мардж запихивала в себя блинчики с медом и джемом, вид ее безобразного, испачканного лица вызывал стойкое отвращение, и я побыстрее ушла гулять с Порто.

Белая «Тойота» Хоггинс, хозяйки пса, всё еще стояла на подъезде к дому. Джина – худая, молодая женщина с короткими светлыми волосами, открыла дверь, как только я дотронулась до звонка. Черный брючный костюм идеально на ней сидел, и от нее пахло дорогими духами.

– Лила! Как хорошо, что я тебя застала, – проговорила она торопливо. – У меня экстренная командировка, улетаю на неделю. Порто будет совсем один, тебе придется гулять с ним еще и вечером. Ты знаешь, как он скучает, пока меня нет, и он всегда спит у меня в ногах; я подумала, может, ты поживешь пока у меня в доме? Всего семь дней! Я хорошо заплачу! Он легче перенесет расставание, если ты побудешь с ним. Ты пьешь кофе? – спросила она и, не дожидаясь ответа, сунула мне в руки чашку крепкого черного кофе. Терпкий аромат наполнил легкие. Я с упоением сделала восхитительный глоток. Именно такой, как я люблю!

«Да это будет оплачиваемый отпуск! – улыбнулась я своим мыслям. – Две недели в чудесном доме, без назойливой Мардж и обшарпанных стен!» Хотя мою работу служанки никто не отменит, я все равно была счастлива.

– С удовольствием!

– Вот деньги на расходы, а это – оплата за помощь, – она положила два конверта.

– Стандартной оплаты за прогулки вполне достаточно, я с радостью присмотрю за Порто, – мне стало неудобно брать с нее за то, что я буду отдыхать, хотя в деньгах нуждалась.

– Лила, я прекрасно знаю, что любая работа должна оплачиваться, и вижу – ты не в том положении, чтобы отказываться. Тебе давно пора купить новые джинсы.

Я глянула на свою одежду и не нашла что возразить. Я ненавидела эти затертые тряпки, но шмотье подождет, я хочу выбраться из этой дыры.

– Спасибо, – я благодарно улыбнулась.

– Тебе спасибо, ты знаешь, что Порто – это моя семья, у меня никого больше нет, и если он страдает, мне сложно сосредоточиться на работе. А когда ты рядом с ним, я уверена, что он счастлив! – она положила мне руку на плечо.

Из гостиной донеслось энергичное цоканье тяжелых лап. Порто забежал в комнату и, виляя задом, запрыгнул на меня передними лапами. Я погладила его по здоровой, похожей на котел голове. Порто был моим другом, с ним я делилась своими чувствами, секретами. Только ему я могла доверить горький поток обид и разочарований, накопившийся в душе.

– Хорошо с вами, но если я не выеду прямо сейчас, то опоздаю на самолет, – Хоггинс схватила черный портфель, небольшой саквояж и, поцеловав на прощание Порто, уехала.

Я спешно допила свой кофе. Пес сидел напротив, заглядывая мне в глаза.

– Ты тоже любишь кофе?

В ответ он завилял хвостом.

– Прости, но собакам его пить нельзя.

Я присела на уровень его глаз и серьезно сказала:

– Сегодня марафон отменяется, и я очень тебя попрошу не бегать за кроликами!

На прогулке Портолон шел примерно рядом, не обращая внимания на провокации со стороны белок, всё тех же кроликов и мелких птиц.

– Знаешь, я иногда удивляюсь. Ты как будто и вправду понимаешь, о чем я говорю!

Он посмотрел на меня с выражением: «А что, были сомнения?!», и на морде возникло подобие улыбки.

– Ты умница! – я погладила его по широкой спине, и он завилял хвостом. Я с сожалением подумала, что когда уеду, то не смогу видеться с ним. Ведь я не планирую возвращаться сюда, здесь меня ничто по-серьезному не держит. Слезы навернулись на глаза, Порто уткнулся мокрым носом в мою ладонь, и я сглотнула ком, стоявший в горле. Сегодняшняя прогулка не походила на все другие. Может, он почувствовал, что нам скоро придется расстаться, и потому невесело перебирал лапами, постоянно прижимаясь ко мне боком.

До школы я обычно добиралась на прадедушке современного велосипеда, который Мардж мне любезно подарила на пятнадцатый день рождения. Он давно пылился у нее в гараже, оставленный еще прежним владельцем дома. Металлолом, как называла его Мардж, вполне сносно работал. Это лучше, чем ехать в общем автобусе, где установились четко обусловленные правила взаимоотношений. Заискивающе-вежливая манера общения раздражала меня куда больше, чем безразличие. А ко мне часто обращались именно так, в надежде, что когда прижмет – то я всегда дам списать или одолжу конспект.

Сегодня мне придется прокатиться на желтой развалюхе. Еще неясно, какая техника старше – мой велосипед или школьный автобус. Грозно пыхтя, последний затормозил передо мной, и я медленно поднялась по ступенькам. Оживленное чириканье стихло. Боковым зрением я видела, как все переглянулись. Кивнув в знак приветствия, всем и никому, я уселась на свободное кресло, уставившись в окно.

– Что, Лила, твой «Феррари» сломался? – раздался звонкий смех Моники Лейк.

Меня удивила ее провокация, но я решила не ввязываться в перепалку. Она всегда была настоящей задницей.

– Перестань, – подруга Мелани толкнула ее локтем.

– Да ладно, я пошутила.

Я все так же сидела спиной к ней, вглядываясь в окно. Молчание – лучший способ ответа на бессмысленные вопросы.

Солнце светило уже совсем по-весеннему, и казалось, что сегодня выдался особенно теплый день. Автобус заехал в школьный двор и, напоследок чихнув, остановился. Я вышла и не спеша направилась в сторону школы. На парковку, едва вписавшись в поворот, с визгом залетела серебристая «Хонда». По свезенной краске на крыльях и оторванному бамперу я узнала машину Дженнифер. Она как попало припарковалась на свободном месте и уткнулась бампером в чью-то «Тойоту». В этом вся она. Мне самой наши отношения казались ужасно нелогичными. Я и Дженн настолько разные, как Юг и Север, и тем не менее с удовольствием проводили вместе время.

Поначалу я с трудом выносила общество Дженн, а потом даже привязалась к ней. Я вспомнила тот день, когда заговорила с ней. Миновало несколько месяцев с тех пор, как я поселилась у Мардж и пошла в новую школу. Это был один из тех дней, когда пахнет грозой и тяжелые облака закрывают солнце. У меня намечалась очередная встреча со школьным психологом. Учительнице показалось, что у меня нездоровая потребность в одиночестве. Я действительно сторонилась других детей, просто потому, что среди них не находилось никого, кто мог бы вызвать хоть какой-то интерес. И потом, общество умного человека, в моем лице, меня вполне устаивало. То, что я предпочитала друзьям книги, нельзя считать отклонением от нормы или какой-то патологией вроде шизофрении. Но кого интересует мнение одиннадцатилетней девочки?!

Меня послали к школьному психологу. При первом взгляде на нее я поняла, что доверия ей от меня не добиться. Миссис Смарт оказалась женщиной неопределенного возраста, с короткой, почти мальчиковой стрижкой и пронзительным взглядом. Она часто моргала своими близко посаженными глазами и с нездоровым усердием смахивала несуществующую пыль со стола.

В то утро всё прошло как обычно: типичные вопросы, стандартные ответы. В дверь постучались, и миссис Смарт, недовольно хмыкнув, вышла. Я приоткрыла папку со своим именем на ней и бегло начала читать, пытаясь понять, в чем все-таки меня обвиняют. Из того, что я успела выхватить, стало ясно, что у меня скрытая акцентуация личности вследствие пережитой в детстве психической травмы и вытекающее оттуда недоверие к окружающему миру. Серьезно? Да здесь нет ни одного человека, к которому я могла бы почувствовать хоть какую-то тягу! Но ее записи мне нравились еще меньше, чем общество здешних детей. И вот я вышла из ее кабинета с твердым намерением больше в него невозвращаться.

– Привет, – чирикнул рядом тонкий голосок.

Я обернулась. Дженнифер сверкнула брекетами.

– Привет.

– Хочешь сесть со мной на ланче?

– Хочу, – ответила я, натянув улыбку.

– У тебя что, живот свело? – спросила она, сморщив нос.

Вот так и началась наша дружба. Теперь, спустя семь лет, я и представить не могла, что мои выходные пройдут без ее жужжания и звонкого смеха; в какой-то степени она дополняло мою занудную часть. Видимся мы нечасто, у меня всегда не хватает времени. Когда я не работаю – учусь, когда не учусь – работаю. Сначала Дженн сильно обижалась и дулась по нескольку дней, обвиняя меня, что вместо того, чтобы тратить свое время на книги, я могла бы и провести его с ней. Но со временем мы научились принимать друг друга такими, какие мы есть.

Я не люблю шумные компании, в отличие от нее, да и если бы я захотела пойти, что бы надела? Свои единственные затертые до дыр джинсы? Или растянутый пуловер со старыми трениками? У подростков свои причуды, они оценивают внешнюю оболочку. Картинку. Смотрят, кто у тебя родители и сколько денег на карманные расходы, какая у тебя машина и какой марки туфли. У меня вместо родителей – жирная ведьма, вместо машины – ржавый велик, а мобильным телефоном, похожим на гроб, можно разве что вырубать дебоширов в ресторане.

Она увидела меня, замахала рукой и выскочила, хлопнув дверью, которая со скрипом приоткрылась. Дженн ругнулась и хлопнула сильнее, дверь отскочила и распахнулась настежь.

– Нежнее, – посоветовала я.

Дженн скорчила лицо, присела в поклоне и наигранно медленно прижала дверь к кузову.

– Закрылась! – удивленно воскликнула она, не веря своим глазам.

Я подождала, пока Дженнифер поравнялась со мной. Как обычно, одетая в нечто невероятное собственного производства. Она мечтает стать именитым дизайнером.

– Ты боднула чью-то машину, – сказала я, поправляя лямку рюкзака, врезавшегося в плечо.

– Боднула?! Да я ее поприветствовала дружеским поцелуем, – Дженн театрально закатила выразительные серые глаза. Я засмеялась.

– Ты сегодня решила прокатиться на телеге? – указала она на автобус.

– Я ногу повредила, так что мне пришлось.

Дженнифер, подняв брови, посмотрела на мои прихрамывания.

– А-а-а, – протянула она, – а я подумала, тебе в туалет нужно. По-большому.

Я скривилась и вздохнула.

– Чего такая кислая?

– Настроение и так на грани между паршивым и поганым, еще и Моника.

– Не обращай на нее внимание. Это всё не от большого ума. Ей же чем-то нужно выделяться, – поддержала меня Дженнифер.

– Кажется, она давно нашла способ и с успехом его использует, – я кинула в сторону Моники короткий взгляд. Стройная фигура, голубые глаза и белокурые волосы – весь набор для привлечения внимания.

Дженнифер снисходительно улыбнулась.

– Ты в десятки раз красивее, чем она, но упорно отказываешься это видеть.

Лесть в любом ее исполнении вызывает у меня тошноту.

Я недовольно покачала головой.

– Посмотри на себя в зеркало внимательно! За тобой ухлестывает сам Филлип Адамс.

Филл – первый красавец школы, сын главы города, сомнительная и недостижимая мечта всех старшеклассниц.

– Он никогда за мной не ухлестывал.

– Да? А когда он просил тебя помочь ему с заданием? Или ты подумала, что его действительно интересует хоть что-то, кроме секса?

– У него в самом деле были проблемы с химией, и я ему всего лишь помогла, – сказала я, сама не зная, почему продолжаю этот разговор.

– Только ему твоя химия – до того самого места, которым он думает. Ты что, не видишь, что в школе его каждый учитель пытается вытянуть на хорошие отметки, потому что он незаменимый квотербек в футбольной команде? Его и в университет со стипендией берут по этой же причине. Кто-то сболтнул, что он на журналистику собирался.

Дженнифер поправила светлый локон.

– На журналистику? – у меня отвисла челюсть. – Он же двух слов связать не может!

– Да у него рот не закрывается, – хохотнула Дженн. – Может, это он рядом с тобой заикаться начинает?

– Не глупи, я имела в виду, что он не может поддержать беседу.

– Да знаю я, что ты имела в виду! Хоть он и козел, но обалденный, – девушка бросила хитрый взгляд в сторону. – Незаметно посмотри вправо, рядом со ступеньками.

Я взглянула в ту сторону и увидела почти всю команду в сборе. Филл смотрел в нашу сторону, в то время как остальные что-то шумно обсуждали. Он улыбнулся и помахал мне рукой, как-то снисходительно, по-королевски. Филл себя так и вел – минимум как принц крови.

– Будешь и дальше спорить? Помаши ему!!! Давай подойдем к ним!!!Пожалуйста-а-а!!!

– Нет! Они почти все самовлюбленные придурки. А у нормальных уже есть девушки.

– Ты скучная, занудная, тухлая филантропка!

– Будь добра, дай определение слову «филантропка»! – ухмыльнулась я.

– Ну давай, просвети меня, – скривилась Дженн.

– Подозреваю, ты хотела обозвать меня мизантропкой, – то есть тем, кто не любит никого вокруг, грубо выражаясь. А филантроп – тот, кто заботится о благе человечества в целом.

– Ты мне испортила утро и сорвала план зацепить клевого парня!

– Дженн сжала губы в трубку.

– Эти «клевые» парни – одноразовые перчатки, если не сказать грубее! Что в них хорошего? Глупые, самовлюбленные, бесперспективные гориллы, начинённые тестостероном.

– Вот!!! Поэтому-то они и притягивают! Тестостерон, знаешь ли…

– Не продолжай!

– А что такого? В журнале было написано…

– Попробуй вместо разглядывания картинок в журнале почитать классику, ну, или хотя бы современного нормального автора, хотя бы один раз в неделю!

– Меня мутит при мысли об этой нудятине!

– Читала Хоссейни? – спросила я о домашнем задании по литературе.

– Ага, всю ночь этим и занималась!

– Тебя точно спросят!

– Не каркай! – фыркнула Дженнифер. – Лучше перескажи в двух словах.

Я изумленно открыла рот.

– Да пошутила. У меня несварение будет! Так, а что Моника вытворила?

– Сострила по поводу моего «Феррари».

Дженн рассмеялась.

– Ну еще бы, ты ж у нее Филлипа можно сказать увела.

– Ты бредишь!

– Вот и нет! Он ее отшил. А знаешь причину? Он прямо так в лицо и сказал ей, что сейчас его интересуешь ты!

Я рассмеялась.

– Похоже на дурно написанный сценарий к мыльной опере, откуда ты вообще это взяла?

– Сорока на хвосте принесла, – хитро прищурились она. – Если бы кто-то меньше зачитывался заплесневелыми книжками, то, возможно, знал бы больше о том, что творится вокруг.

– Это глупые сплетни, – сказала я.

– Смотри! Что там? – Дженн показала на южную сторону парковки.

– Не знаю. Что за столпотворение?

– Пойдем посмотрим, – проговорила с горящими глазами она.

При всей своей внешней хрупкости, Дженнифер расталкивала людей как бульдозер, а я поспевала за ней, выхватывая отрывки восторженных фраз.

Через минуту мы протиснулись к очагу всеобщего восхищения.

На потрескавшемся асфальте стоял агрессивный, сверкающий суперкар. Черный хищный кузов с красными акцентами идеально вписывался в динамичную конструкцию. Он скорее напоминал инопланетный корабль, чем машину. Широкие, раздутые крылья еще пылали жаром от недавней поездки. Брутальная мощь, феноменальный дизайн, сверхлегкая конструкция из углеродистого волокна, непревзойденная точность управления… Я вздохнула – передо мной стояла моя мечта «Lamborghini Aventador», вершина эволюции спорткаров.

– Обалдеть! Это что? – глаза Дженнифер грозили вот-вот выскочить из орбит.

– Это чье?! – всунулась между нами кудлатая голова Люка Джонсона.

Я таращилась на авто, как ребенок на блестящие леденцы в витрине магазина. Еще немного – и у меня бы, наверное, потекла слюна, но тут прозвенел первый звонок и толпа быстро растворилась. Я ушла последней, не понимая, как эта красавица оказалась в нашем захолустье.

Мы расселись по местам, но в воздухе еще летало тихое перешептывание. Я пыталась сосредоточиться на литературе и теме сегодняшнего урока, бегло просматривая записи.

– Добрый день, – в класс вошла мисс Андерсон, директор школы. – Позвольте сделать объявление! – пытаясь утихомирить гул, громко сказала она. – В вашем классе пополнение, поприветствуйте, Илай Алфхилд! – почти выкрикнула она.

– Какая честь! – вслух удивилась я и подумала: «И что за несусветная глупость, никто не переходит в новую школу за несколько месяцев до ее окончания!»

– Это его тачка! – шепнул кто-то справа.

Голоса стихли, и я подняла глаза. По позвоночнику вверх хлынул жар, разливаясь волнами, словно по мне чертили узоры горячим углем. Новичок остановился у входа, оглядывая класс с легким прищуром золотисто-зеленых глаз на смуглом лице. В них как будто прыгали озорные огненные чертики, выдавая его горячую натуру. На чувственных губах играла самодовольная улыбка, очерчивая мужественный подбородок. Шепот снова начал нарастать. В основном – конечно, девичий.

– О боже! – промямлила Сара. – Ты видишь то же, что и я!? – она повернулась к своей соседке.

– Не знаю, – покачала головой Эмма. – Но у меня дрожат коленки!

– Офигеть, какой красивый! – вздохнула она. – И высоченный! Готова поспорить, он рекламирует нижнее белье или что-нибудь в этом роде!

– Точно!

Их жужжание мешало мне думать. Да и тема сегодняшнего урока не прибавляла мне оптимизма, не оставляя места для других эмоций, кроме горького послевкусия от прочтения заданной книги.

– Заткнитесь, пожалуйста, – прошипела я.

Нина вздохнула.

– Ты или слепая, или лесбиянка!

Илай провел рукой по темным волосам, немного короче стриженным по бокам и более длинным посередине. Они собирались в стильную челку, нависающую над глазами. Прическа у него тоже была отпадная. Илай подмигнул Монике, которая таращилась на него, словно собака на колбасу. Я достала из рюкзака бутылку с водой, смочила пересохшее горло и постаралась вникнуть в записи.

В класс пожаловал учитель литературы мистер Гордон, голубоглазый мужчина с легкой сединой на висках. Он окинул всех взглядом, чуть дольше задержался на новичке и сел за свой стол, сложив руки домиком. Мисс Андерсон наклонилась к нему и, шепнув пару слов, спешно удалилась, громко цокая уродливыми ботильонами, похожими на свиные копыта. Илай нашел место в третьем ряду и вальяжно развалился на стуле.

– Судя по радостным лицам, вижу, что задание выполнили единицы. Приступим к экзекуции, – с улыбкой садиста потер руки мистер Гордон.

Литература была моим любимым предметом. Я каждый раз с нетерпением ждала ее, но не сегодня. Прочтенная книга оставила у меня неизгладимый тягостный след в душе. Может, именно поэтому мне не хотелось говорить о ней. То, что я пережила вместе с героями романа, теперь невольно стало очень личным. Я поняла, что мои проблемы во многом надуманные и где-то даже ничтожные. И я должна благодарить судьбу за то, что имею.

– Кто-нибудь напомнит мне, что мы сегодня обсуждаем? – мистер Гордон снова оглядел класс.

Никто не вызвался.

– Кто желает озвучить? – попытался он еще раз.

Звенящая тишина.

– Лила?

– «Тысяча сияющих солнц», – произнесла я.

– Верно. Кто хочет поделиться первым впечатлениями от прочтения книги?

Тишина сделалась настолько напряженной, что я слышала, как сглотнула Дженнифер впереди меня.

– Мистер Алфхилд? Может, вы тоже читали эту книгу и у вас есть свое мнение?

Илай занес руки за голову, и под оливковой кожей обозначились рельефные мускулы. Он выдержал многозначительную паузу.

Ну, еще бы, я предполагала, что круче сказки про колобка и «Men’s health» он в жизни в руках ничего не держал…

– Роман Хуссейни для меня – это скорее пинта для размышлений, – начал Илай задумчиво. – Он наводит на мысли, которых люди стараются избегать, побуждает вспомнить о незыблемых и очевидных, но забытых ценностях, искать истину в потоке всепоглощающего ужаса, которым пронизана каждая строка книги. Она помогает нам понять мировоззрение людей, принадлежащих к другой культуре, совершенно иному миру. Хуссейни четко показал судьбу целого народа сквозь призму судьбы двух хрупких женщин, которых объединяло лишь одно – желание жить.

Илай замолчал, на его лице было серьезное выражение. Я очень удивленно смотрела на него. Стоило признать, что если он играл, просто всё вызубрив из какой-нибудь монографии, – то делал это талантливо.

– Замечательно! – мистер Гордон впечатлённо кивнул. – Кто хочет дополнить комментарии Илая? Мисс Уинсед? – он впился взглядом в Дженнифер, и она примерзла к стулу. – Или снова Лила? Что-то ты молчишь!

– Наверное, нашу тихоню новичок поразил! – залилась противным смехом Моника.

Филл бросил на нее злой взгляд. Второй колкий комментарий за день, это уже слишком. Я стала закипать.

– К сожалению, ты не в состоянии решить задачу сложнее выбора цвета губной помады и оценки внешности индивидуума противоположного пола. Судя по тому, что твой мозг все еще находится в черепной коробке и не вытекает из ушей, я могу предположить, что ты не читала книгу и не попыталась задуматься над ее темой, следовательно, тебе тяжело понять и мое состояние.

Моника надменно вскинула подбородок.

– У меня есть более интересные вещи, которыми я занимаюсь вечерами! Но ты вряд ли меня поймешь, – она поправила волосы и подняла яркие брови кверху.

– Красота уходит быстрее, чем ты можешь себе представить, а отсутствие мозга длится всю жизнь! – отрезала я, и класс взорвался дружным смехом. Громче всех заливался Филл.

– Довольно! – мистер Гордон остановил перепалку. – Давайте вернемся к основной теме.

– Я полагаю, Моника, тебе есть что сказать по этому поводу! Какое впечатление у тебя сложилось от прочтения книги?

Я благодарно посмотрела на учителя.

– Мне она не понравилась, – попыталась выкрутиться Моника.

– Очень развернутый ответ, я ценю твое красноречие.

– А что именно тебе не понравилось? – допытывался он.

– Нет картинок! – полетели реплики из класса.

Все опять засмеялись, и Моника заерзала на стуле.

– Я ее не читала, – с недовольным лицом призналась она.

– Спасибо за откровенность, – учитель сделал пометку у себя в журнале. – Лила, – повернулся он ко мне, – ты читала книгу?

– Да, – сказала я.

– Кто бы сомневался, – фыркнула Моника.

Илай тем временем с ухмылкой изучал меня взглядом.

– Книга произвела на меня неизгладимое впечатление, – я сделала паузу, подбирая нужные слова. – Для меня Афганистан всегда ассоциировался с террором, наркотиками, войнами, невинными жизнями людей, погибших на них. Когда я ее прочитала, то поняла, что прежде всего – это красивая и загадочная страна с потрясающей многовековой историей. Просто ее стерли в пыль жернова междоусобиц и ненависти. Я окунулась в изначальную красоту Афганистана и его традиции.

– Что ты думаешь о главных героинях? – с интересом спросил мистер Гордон.

– Главные героини – как будто только декорации к всеобщей картине ужасающего хаоса. Они второстепенны в этой истории, – я нервно теребила клочок тетрадного листа, ощущая во рту кисловатый привкус. – Главный герой романа – сам Афганистан. Непоколебимый, несокрушимый, никому не подвластный, очень колоритный. Когда-то сильная страна, однако на фоне массового террора и падения человеческих ценностей теперь бьющаяся в предсмертной агонии…

– Спасибо, – остановил меня словесник. – Как всегда, блестящий ответ. Сегодня мы начнем новую тему древнеегипетской литературы.

…О какой вообще литературе можно было думать, когда его взгляд в буквальном смысле прожигал во мне дырку? Я почти физически ощущала его на себе, словно потоки горячего дыхания, щекотавшие кожу. Илай сидел справа через ряд и по-прежнему пристально смотрел на меня. Из-под густых бровей меня буравили яркие глаза, и я не могла определенно сказать, были они зелеными или золотисто-медовыми. Его взгляд был гипнотически привлекательным и очень знакомым. Только я не могла понять, почему он кажется знакомым, ведь раньше мы не встречались? Если бы встречались – я бы обязательно запомнила.