Текст книги "Штиль"

Ада

Лютер – мой заместитель, – загорелый мужчина в возрасте сорока двух лет, с крупными, симметричными чертами лица и с пронизывающим взглядом из-под прямых, скошенных бровей, от чего он всегда выглядит устрашающе, оповестил меня о том, что во время моего двухдневного отсутствия, в течении которых я проводила время с Джейн, нанял человека на должность оператора кремационных печей, чему я несказанно обрадовалась, поскольку предыдущий работник проработав полгода, одним прекрасным днем просто на просто исчез. Позже я узнала, что он переехал в Эквадор в коммуну утопистов, где нарек себя Блаженнейшим и сейчас разводит лам. Я за него очень рада, но все-таки от такой услуги как кремация мы не можем позволить себе отказаться, поэтому разместили в Интернете объявление о поиске оператора, на которое откликнулось аж три человека. Лютер выбрал двадцатичетырехлетнего парня по имени Спайк.

– Почему ты сделал выбор в его пользу? – поинтересовалась я полушепотом у Лютера во время обеда.

Мы сидели в небольшом закутке, сооруженным между залом для посетителей и морозилкой (так мы называем холодильные камеры для тел), служащим сотрудникам мини-кухней и нервно поедали лапшу быстрого приготовления. Несмотря на то, что был полдник и в это время дня в бюро очень редко заходили клиенты, мы все равно старались особо не рассиживаться, боясь, что в любую минуту в бюро могут прийти люди, чтобы отдать распоряжение о похоронах или кремации. Мы должны быть профессионалами, а не казаться ими.

– Странно, но он напомнил мне тебя в детстве. – Лютер сделал глоток воды из пластикового стаканчика. – Я решил дать ему шанс.

– И как его успехи? – Из-за острого мои глаза начали слезиться, а рот горел, из-за чего я открыла его, шумно вдохнула и, задержав дыхание, начала размахивать ладонью перед ртом в надежде, что это поможет.

– Знаешь, на удивление хорошо. – Мужчина передал мне стаканчик воды. – Напортачил всего четыре раза и то по мелочам. Донна от него в восторге, говорит, наконец-то появился человек, разбирающийся в музыке, – произнеся это, мужчина демонстративно закатил серо-голубые глаза.

Мы столкнулись в коридоре, когда Спайк направлялся из холодильной камеры, толкая перед собой гидравлическую каталку с телом в зал для кремации, а я как раз несла ему разрешения от родственников умерших на завтрашний день. Я была приятно удивлена тому, как ловко он управлял каталкой, ни разу не врезавшись в стену или дверной проем. Интересно, он уже обнаружил наш холодильник для еды в одной из камер?

– Вижу, ты уже освоился, – сказала я.

– Более или менее, – приветливо ответил парень низким, хрипловатым голосом, будто диктор, озвучивающий за кадром военный документальный фильм: одновременно отстраненный и бесстрашный.

Рукавом фланелевой рубашки он вытер испарину со лба, снял одну перчатку, вытер ладонь о джинсы и протянул мне руку:

– Спайк Такер. Приятно познакомиться.

Парень оказался очень высоким. У него была отличная фигура, стройная и мощная одновременно. Не смазлив, но по-мальчишески красив. Более привлекательным, чем ямочки на щеках, его делало то, что он не нарушал границы моего личного пространства. Стоял на некотором расстоянии, будто ожидая сигнала, который позволит ему подойти ближе.

– Аделаида Делайт, можно просто Ада. – Когда я сжала его ладонь, он ответил быстрым и крепким рукопожатием, не боясь сломать мне кости. – Взаимно.

Первое впечатление о нем сложилось более чем приятное, но поглядим, как пойдет дальше. Подняв руку, я потрясла стопкой бумаг в воздухе:

– Это разрешения на завтра. Кстати, верхнюю камеру, крайнюю справа, мы используем как холодильник. От печей тут такая духота, продукты портятся. – Произнося это я внимательно следила за его реакцией. Хоть Такер и старался принять сей факт с достоинством, его удивление выдало едва заметное движение бровей вверх. Он ничего не сказал, а лишь коротко кивнул. – В общем, имей в виду. Сколько на сегодня еще осталось?

– Сандра. – Он кивнул на тело, лежащее между нами. – На очереди еще две женщины и мужчина. Должен успеть до конца рабочего дня.

Согласно исследованию, проведенному британскими учеными из Имперского колледжа Лондона, самый высокий уровень смертности среди молодого населения по данным почти 86 миллионов смертей в США в период с 1980 по 2016 год относится к летнему периоду, тогда как самые высокие показатели смертности для людей старше сорока пяти лет приходятся на зиму.

Но согласно моей личной статистике, самое богатое на специфический урожай время года это – как ни крути – лето. И этот факт никак не связан с полом, возрастом и болезнями. Люди мрут и все тут. Как правило, с конца мая по август трупы в нашей морозилке растут как грибы после дождя, успевай только предавать огню. Помню, одно время было, мы складывали тела на пол, потому что в холодильных камерах уже не было места. Друг на дружку. В коридоре невозможно было пройти, не задев ненароком картонную коробку с чьим-нибудь бездыханным телом. Мы не успевали сжечь одного покойника, как на его место тут же привозили еще двоих. Я не помню причины столько обильного летального исхода человечества по всей округе, потому что я была слишком маленькая и не особо вдавалась в подробности, но зато я помню, что все это выглядело так, будто настал конец света.

Я взглянула на Такера в черном резиновом фартуке, в каких щеголяют мясники на мясных фабриках. Я была уверена, что он не успеет. Одно-два тела, оставшиеся сегодня, парочка – завтра и постепенно тела начнут расти в геометрической прогрессии. Никто поначалу не справляется. Спайку придется научиться правильно использовать свое рабочее время, иначе сначала он начнет задерживаться на работе, потом приходить на пару часов пораньше для того, чтобы разобраться со всеми телами, разбросанным по бюро. Ну это я утрирую, конечно. И как итог, в конце концов, он плюнет на это неблагодарное дело и уволится. А нам позарез нужен оператор. Так что я решаю подстегнуть процесс его обучения.

– Это решительно невозможно, – произнесла я, глядя прямо в густо-зеленые, как непроходимые джунгли, глаза.

Цокнув языком, Спайк покачал головой:

– Как не профессионально сомневаться в организаторских способностях подчиненного, даже не дав ему ни единого шанса проявить себя.

– Еще ни один не смог за… – я замолчала, глянув на наручные часы: семнадцать минут второго. – Три часа и сорок три минуты сжечь четыре взрослых тела, – бросила я и развернулась по направлению к крематорию, обхватив себя руками в попытке защититься от холода, ползущего по полу из холодильника.

Что-то в этом парне было знакомое; в его лукавых зеленых глазах, ухмылке и растрепанных светло-каштановых волосах, торчащих из-под бейсболки. Но что?

– Я понял, ты бросаешь мне вызов, – вкатив каталку следом за мной, произнес он. – Ладно. Но давай так, если все эти упокоившиеся к пяти часам вечера пополнят собой армию своих собратьев, – он махнул рукой на полку с рядами одинаковых белых урн, – ты пойдешь со мной на свидание.

Я подавила улыбку, повернулась к столу и провела кончиками пальцев по нацарапанной на столешнице надписи: «Не откладывай на завтра того, кого можно сжечь сегодня». В свое время эти слова были для меня чем-то вроде мантры. Я накарябала ее ключом от дома когда-то давным-давно. Словно в другой жизни.

– Ты же уверена, что я облажаюсь, разве нет? Ты же ничего не теряешь. Да, несомненно я немного отличаюсь от тех парней, которые окружают тебя изо дня в день: слишком горяч и разговорчив, но почему бы не привнести в свою жизнь чуточку разнообразия?

– Черт с тобой. Ты меня утомил, – сдалась я и попыталась не смотреть на ямочки, вновь появившиеся на его лице.

Спайк

После того, как я успешно выкатил миссис Белл из холодильника – поразительно, но вместо невзрачного помещения без каких-либо запоминающихся черт я увидел в этом месте многоэтажные холодильники с выдвижными ящиками, освещенными неоновыми лампами, в точности как показывают в сериалах по «Нетфликс», когда дело доходит до кадров с мертвыми телами в моргах, – пришла пора достать ее из коробки, изготовленной из материала, смахивающего на плотный картон. «В таких картонных коробках обычно хоронят бедняков: он прекрасно горит при кремировании и хорошо гниет в земле», – объяснил мне Лютер.

Краем глаза я следил за девушкой. В окружении раскаленного спертого воздуха Ада стояла перед столом, задумчиво накручивая на палец нитку жемчуга, свисавшую с шеи, и с улыбкой рассматривала прикрепленный кнопкой к стене тетрадочный лист, на котором в виде схемы была изображена моя шпаргалка по включению и регулировке печей.

– У меня тоже была подобная. Чтобы набраться опыта, каждые каникулы начиная с двенадцати лет я помогала каждому из сотрудников. Кстати, на профессиональном жаргоне печи называются «Реторты». Помню, как однажды летом, я каждый день на протяжении трех месяцев ровно в восемь утра включала печки и целую неделю таскала с собой шпаргалку, боясь что-нибудь перепутать, неуклюже нажимала ярко-красные, синие и зеленые кнопки, чтобы установить температуру, зажечь горелку и отрегулировать вытяжку. – Она тихо подошла к телу. – Секунды до того, как печи с громыханием включались, были самыми тихими за весь день. Никакого шума и жара – просто я и кучка свежих трупов.

Когда Ада отошла, я нажал на кнопку, приводящую ленточный конвейер в движение, позволяющий поместить тело 91-летней австралийки по имени Вендела умершей, вероятно, от сердечного приступа, внутрь печи. Как только металлическая дверь с грохотом захлопнулась, я отрегулировал поток воздуха и включил горелки, колдуя над кнопками, расположенными на передней поверхности панель печи.

– Знаю, они работают просто оглушающе, но к этому звуку можно привыкнуть и тогда он будет казаться не громче треска костра.

Юбка гармошкой цвета кофе с молоком развевалась при ее пружинистой походке, когда она со словами: «Мой тебе совет: носи на работе респиратор и беруши, иначе замучаешься вычищать отовсюду пепел» развернулась и ушла.

Когда от некой Марии Асплунд, американки шведского происхождения, остались лишь красные угольки, я выключил печь, подождал, пока она охладится до 250 ℃ и, повязав на лицо платок, начал выгребать кости металлическими граблями. С каждым разом у меня получалось все лучше и лучше. Я гордился собой. После этого я поместил все останки в металлическое ведерко и отнес их на стол, застеленный гладкой клеенкой. Выложив останки на плоский металлический поднос, напоминающий противень, я тщательно проглядел то, что осталось от женщины на предмет инородного содержимого, которое могло находиться в ее теле при жизни. Отложил обручальное кольцо, которое забыл снять с пальца и несколько золотых пломб.

После этого я поместил кусочки костей в костедробилку и включил таймер на двадцать пять секунд. Фрагменты костей с шумом превратились в однородную пушистую пыль, именуемую «кремированные останки». Я медленно пересыпал прах в целлофановый пакет и завязал его проволокой. Затем положил пакет в белую пластмассовую урну, напоминающею прямоугольную вазу для цветов. Разумеется, в бюро имелись и другие урны, на любой вкус и цвет, но подороже. Можно было изготовить урну по специальному заказу, но семья усопшей, как и большинство родственников, предпочла обычную. Я вбил ее имя в специальный принтер для этикеток, аккуратно прикрепил ярлычок на урну и поставил на полку.

Удовлетворенный выполненной работой, ровно в 16:57 я вышел из крематория, покрытый тонким слоем человеческого праха, напевая веселую песенку из похоронной рекламы из сериала «Клиент всегда мертв», где небольшая группа людей танцует, одновременно напевая и тряся в руках герметичными контейнерами размером с полулитровые бутылки из-под питьевой воды: «Распрощайтесь с испачканными руками. Мы делаем похороны более радостными».

Ада

Отложив кисточку, я как можно осторожнее, чтобы не наступить на холст, слезла с пилона и на носочках подбежала к телефону, стараясь не сильно наследить на полу испачканными в краске ступнями.

– Слушаю. – Зажав телефон между ухом и плечом, я убавила громкость музыки. – Ало-о!

Но на том конце не было ни звука. Я выключила музыку.

– Говорите, я вас слушаю! – сказала я громче, но в ответ услышала лишь короткие гудки, оповещающие о том, что собеседник положил трубку.

Вновь включив музыку, я поменяла положение холстов, залезла на пилон головой вниз и уже макнула кисточку в красную краску, как вновь раздалась трель телефона. Проигнорировав звонок, я оттолкнулась рукой от пола и раскрутилась, вырисовывая на бумаге алые круги. Звонок переключился на голосовую почту: «Привет. Не сомневаюсь, что ты занята исключительно важным делом, но мне нужно срочно с тобой кое-что обсудить. – Голос Эйдан утратил напускное раздражение. – Это важно. Перезвони, как сможешь. Целую». Я остановилась и отложила кисть.

Попрощавшись с подругой, я положила телефон и пустой бокал из-под виски на кафельную плитку цвета темного шоколада и закурила, наблюдая как дождевые капли быстрыми извилистыми линиями стекали с большого раздвижного окна. Я закрыла глаза, закинула голову и долго, блаженно выдохнула. Затем нырнула глубже в воду, отчего пряди волос расплылись по воде, как тонкие змейки. Тихий шорох дождя и курящаяся паром вода убаюкивали, успокаивали…

Я лежала так еще достаточно долго, наслаждаясь ощущением нежной воды, ласкающей кожу, в полутемноте гостевой ванной комнаты, освещенной лампой из душевой кабины, предпочитая ее тусклый свет яркому сиянию потолочных светильников, прежде чем вода в ванной окончательно остыла.

Я выдернула пробку из сливного отверстия и завернулась в махровое полотенце. Приминая босыми ногами ворс ковра, направилась наверх, в свою спальню. Нанеся увлажняющий крем на тело, я погасила свет и забралась в прохладную кровать.

На электронных часах было 2:43, когда я не без труда открыла глаза. Из через чур реалистичного, густого и липкого, как смола, сна меня вырвал телефонный звонок. Мой телефон, с вечера поставленный заряжаться, вибрировал на прикроватной тумбочке. Пока я пыталась сообразить, что происходит, он сполз с края и с грохотом полетел на пол, отсоединившись от зарядного провода. Я пошарила рукой под кроватью и наконец нащупала его. Все это время он продолжал звонить. На дисплее высветился неопределенный номер.

– Алло?

Тишина. Как же меня доконали эти спамщики, постоянно названивающие черт знает откуда и не пойми зачем. Я сбросила вызов и переключила телефон в беззвучный режим. После чего перевернулась на другой бок и обняла пса, который теснее прижался ко мне, положив свою голову мне на руку и мгновенно провалилась в глубокий сон, убаюканная его сопением.

Несмотря на то, что я крепко спала до самого будильника, утром я чувствовала себя разбитой и рассеянной.

– Берлин, где твой ошейник? М-м? – Я потрепала собаку за уши, не отрывая взгляда от крючка в шкафу, на который я всегда его вешала, возвращаясь с прогулок.

Я в полном недоумении повторно прошлась по первому этажу, не понимая, куда он мог запропаститься.

– Похоже, мальчик мой, сегодня придется побегать по двору.

Я вышла с собакой на улицу и долго курила, сидя на крыльце, прежде чем вернуться, выплеснуть остатки холодного кофе в раковину и еще раз проглядеть весь дом. Так и не найдя пропажу, я позвала пса, закрыла дом и поехала на работу.

Спайк

Я вошел без стука. Ада в белой рубашке, строгой черной юбке-карандаш и милых домашних тапочках стояла на носочках перед белым книжным шкафом из «ИКЕА», пытаясь дотянуться до одной из ярких толстых папок, стоящих на верхней полке. Я подошел к столу и сел в ее кожаное кресло, задев под столом черные туфли на высоком каблуке. Сквозь открытые жалюзи на окне от пола до потолка за моей спиной в кабинет проникал яркий солнечный свет.

Дотянувшись до папки и пролистав несколько документов в файлах Ада поняла, что это не то, что она искала. С громким шлепком та приземлилась на стеклянный журнальный столик. Вздохнув, Ада подошла к столу, отодвинула в сторону «Тайную историю» Донны Тартт и облокотилась на край стола.

– Дай угадаю, из всей этой шайки-лейки твой любимчик – Генри?

– Генри чудесный, – ответила Ада и мечтательно посмотрела в окно позади меня, – но с чего вдруг такой вывод? – Скрестив на груди руки, девушка с интересом перевела взгляд на меня.

– Уверен, ты бы тоже могла устроить парочку чудес.

Минуту мы смотрели друг другу в глаза.

– Такер, – нарушив тишину, произнесла она уставшим голосом, – ты что-то забыл здесь?

– Что на счет свидания?

– Полагаю, необходимо кое-что прояснить. – Ада отстранилась от стола и, положив руки на подлокотники кресла, наклонилась ко мне так, что наши лица оказались на одном уровне. – Послушай, дорогой мой мальчик, сначала я хочу проникнуть вот сюда. – Она прикоснулась пальцем к моему лбу. – Быть той, о ком ты думаешь просыпаясь по утрам, принимая контрастный душ и готовя себя завтрак; той, чем бы ты не был занят, мысли к которой вновь и вновь возвращаются на протяжении дня; той, о ком ты мечтаешь, забираясь ночью в свою прохладную постель; и той, о ком тоскуешь, сжимая себя в руке. Потом я хочу проникнуть сюда. – Она положила холодную ладонь мне в область сердца. – И только после этого, возможно, у тебя появится шанс, что я обращу на тебя свое внимание. Но к тому времени, ты мне будешь уже не нужен, потому что все самое интересное будет позади.

О, если бы ты только знала… Без всякого выражения на лице Ада выпрямилась и развернулась, но я схватил ее за тонкую талию и усадил к себе на колени. Она ахнула от неожиданности и заметно напряглась. Извини, Аделаида, но у меня нет времени ухлестывать за тобой так, как ты напридумывала у себя в голове. Я крепко обнял ее и сказал тихим голосом:

– Пусть я и не буду тем, кого ты будешь представлять рядом с собой рука об руку идущими к алтарю – или о чем вы, девушки, мечтаете на сон грядущий, повстречав симпатичного парня, – шепнул ей в волосы, пахнущие облепихой и сигаретным дымом, – но в одном я уверен наверняка – я проникну в твои мысли раньше, чем ты это заметишь.

Она издала слабый смешок.

– Да, пускай ты и не полюбишь меня, но мне будет вполне достаточно и того, что ты станешь одержима мной. Даже более, чем достаточно. – Я взял ее хрупкую руку, завел ей за спину и положил себе на пах. Спустя долгую секунду до нее дошло, и она сжала пальцы в кулак, попытавшись отдернуть руку. – А когда ты, в конечном счете, осмелишься себе в этом признаться, ты уже будешь изнемогать от желания. И возможно я прикоснусь к тебе, но для этого тебе придется очень сильно постараться, и вот тогда-то все самое интересное будет только впереди.

Я умудрился не поперхнуться этими словами и на секунду возгордился собой. Пока Ада не опомнилась от моей речи, я притянул девушку ближе, задрал ее юбку и отодвинул шелковую ткань в сторону. Она шумно вдохнула, когда я провел пальцами по ее чувствительной коже, ощущая какая она влажная и победно улыбнулся тому, что все шло так, как должно.

Другой рукой я быстро расстегнул пуговицы на ее рубашке, обнажив декольте и плечо, и развернул нас к окну, спрятав за широкой спинкой кресла самое интересное от любопытных глаз посторонних, решивших войти сюда в такой интимный момент.

К моему удивлению, она не стала вырываться. По сути, я ее даже и не держал. Она могла с легкостью ударить своим затылком мне в лицо и разбить нос. Вместо этого она запрокинула голову мне на плечо, руками приподняла свою юбку выше и расслабилась.

Я ожидал всякой реакции. Но только не такой.

На мгновенье это сбило меня с толку, потому что переступая порог этого кабинета ничего подобного у меня и в мыслях не было. Я вовсе не планировал заходить так далеко. Я всего лишь хотел ее поддразнить. Ублажать убийцу своего брата стояло последним в списке моих дел. Но… не смотря на то, что я растерялся, я не остановился. Хотя меня и насторожило, что все шло как-то слишком уж идеально.

Медленно лаская ее нежную плоть, я упивался ее глубоким и неровным дыханием. Видимо, я ей все-таки понравился, раз она позволила мне такое. Проложив дорожку из невесомых поцелуев вниз по шее, я поцеловал ее плечо и проник рукой в кружевной бюстгальтер, задев армейский жетон на цепочке, горячий от тепла ее тела. Я легонько сжал ее грудь, а затем большим пальцем принялся ласкать сосок. Она сладко застонала и изогнулась, приподняв бедра, чтобы потереться сильнее о мои пальцы, и я усилил движения.

– Надень наушники, – шепнул я, легонько покусывая ее нежную фарфоровую кожу.

Пока она снимала с шеи мои беспроводные наушники и надевала себе на голову, я продолжал выписывать пальцами круги, размазывая щедрую влагу и вернулся к точке, которая заставляла ее вздрагивать и выгибаться, тереться об мой пах своей упругой задницей, в такт движениям моих пальцев.

Мне стало слишком тесно в джинсах. Черт, не думал, что это меня так заведет.

Ада начала стонать все громче, и мне пришлось накрыть ее рот ладонью. Как бы я терпеть не мог Аду, я вовсе не хотел, чтобы кто-нибудь узнал, чем занимается их дорогая девочка на рабочем месте. Это не входило в мои далеко идущие планы.

Ада взяла меня за запястье и убрала мою ладонь с лица, однако уже в следующее мгновенье мой большой палец оказался в ее горячем и влажном рту. Она начала сосать его, дразня подушечку языком. Черт! Я не смог сдержать стон, мне ужасно хотелось взять ее прямо сейчас, нагнув над письменным столом, но я не мог. Я не хотел, чтобы все закончилось так и не начавшись.

Она начала дрожать, и я, продолжая легонько посасывать ее шею, держал ее в крепких объятиях, когда ее охватили волны наслаждения. Какое-то время она все еще полулежала на мне, пытаясь выровнять дыхание и успокоить сердцебиение, потом поправила белье, сорвала наушники, слезла с моих колен и, одергивая юбку, сказала:

– Убирайся. – Гнев на ее щеках был похож на румянец.

Почему-то у меня возникло такое чувство, будто меня поимели. Я нацепил наушники на голову, схватил пару леденцов из чаши на столе, неспешно поднялся, даже не пытаясь скрыть победную улыбку. Проще просить прощения, чем разрешения, так ведь? Я размышлял, как маньяк. Бог ты мой, до чего я докатился.

– Обращайся, – не оборачиваясь бросил я, забрасывая апельсиновый леденец в рот и ушел, оставив дверь нараспашку.

Теперь я был более чем уверен, что все шло по плану. Моему плану.