Текст книги "Причинность. На другой берег"

Эпизод третий. Встречай Тьму

Сверр лежит на площадке возле Купола. Рядом – очередная пассия без имени и адреса. Точнее, имя и адрес у молодой особы определённо есть, вот только её спутнику дела до них – нет. Он настолько не терпит оставаться в одиночестве, что предпочитает компанию даже самого назойливого субъекта обществу собственной тени. Вот и приходится Сверру делить принесённый по случаю Сияния плед с этой каари, вроде не особо глупой, но и не разделяющей его мировоззрения. Что уж там, в девяноста процентах случаев она вообще с трудом понимает, о чём он говорит. С такими спутницами Сверр предпочитает вежливо молчать и иногда снисходительно улыбаться.

Он складывает руки под голову и уже какое-то время не может думать ни о чём, кроме сигареты, пока взгляд его не находит альтернативу мыслям о куреве. Среди ярких всполохов и серой массы проявляется его дневная гостья: всё ещё живая и уже с плачущей крошкой на руках. Четвёртая встреча за один день. Очевидная закономерность или желаемая случайность? Сверр запомнил необычное имя особы с разноцветными глазами, различающими тепло.

– Сефу, – с улыбкой шепчет он.

Новая знакомая явно чем-то встревожена и тщетно пытается успокоить детский плач. Малышка не унимается, хныкая всё громче и указывая куда-то вверх.

Сверр следует взглядом за рукой ребёнка, но ничего примечательного там нет. Спешно изучив небосвод, северянин опускает глаза: Сефу уже растворилась в толпе. Грязно выругавшись вслух, Сверр пытается переключиться хотя бы обратно на мысли о куреве, но образ новой знакомой постепенно и неумолимо проявляется уже и в сознании. Второй раз в жизни столкнуться с такой быстрой интеграцией, и оба раза – субъект один. Идея о том, что здесь что-то не так, не позволяет уму успокоиться. Стоит вспомнить ситуацию в переулке – нагромождение из мыслей становится неподъёмным, а образ Сефу вырисовывается всё точнее.

– Дно и ниже! Отцепись, – выплёвывает северянин себе под нос, обращаясь к образу.

– Это ты там лопочешь, оленёнок? – Белокурая спутница нежно проводит пальцами по его лицу.

Сверр резко отталкивает её руку и раздражённо матерится.

– Какой грубый, – надувает губы одноразовая подружка.

– Какая надоедливая, хоть и смазливая.

– Глубока Вода. – Она спокойно поднимается на ноги. – Я согласилась пойти с тобой из-за проходок, а не потому, что тащусь от запаха перегара и недовольного кряхтения. Это же и так понятно? Твоё отношение терпят не из-за того, что ты какой-то особенный, а потому, что город у нас маленький. Иногда просто не из чего выбирать. Теперь вижу, почему Сверр’эн такой одинокий. За весь вечер не сказал ничего интересного и даже не улыбнулся. Ты считаешь меня идиоткой, как и всех остальных? Может, дело в тебе, а не в нас? Короткой Ночи Дня.

Сверр без интереса наблюдает, как спутница скрывается на другой стороне площадки.

– Одной жужжащей мухой меньше, – цокает он, но оставаться в одиночестве совершенно не хочет.

Обводит взглядом окружающих: большинство лежит или сидит прямо на металлическом полу, некоторые прислоняются к Куполу, ожидая какого-то чуда, или Вода их знает, зачем они это делают. Знакомые Сверру лица вокруг есть, а вот желания к ним подходить – нет. Характер управляющего «Врат Джезерит» слывёт, мягко говоря, отвратительным, так что к нескольким из присутствующих соваться вообще грозит шумной потасовкой. Обескураженно вздыхая, он разваливается уже поперёк мягкого пледа, успевая пару раз огрызнуться на кураторов, пытающихся пристроить рядом с ним молодняк.

Всполохи становятся всё более яркими и назойливыми. Очки хочется выкинуть куда подальше: за день они продавили вмятины в висках. На Сверра накатывает новый приступ беспочвенной агрессии, и он не находит ничего лучше, кроме как дать волю своей навязчивой мысли о новой знакомой.

Северянин снимает надоевшие очки. Закрывает глаза. Сознание детально дорисовывает образ Сефу – её геометричные скулы и миндалевидные глаза: красный и лиловый. Он вспоминает, какие хрупкие у неё запястья, как от неё пахло маслом гвоздики и чем-то печёным. Бессознательно Сверр корчит странную гримасу то ли от удовольствия, то ли от отвращения. Он сосредоточен на чертах Сефу. Обращает всё внимание на её дыхание. Подстраивается под его ритм. Началось.

Первое, что она говорит: «Небо провалилось под лёд, чтобы позволить мне вернуться холодным ожогом лёгких». Образ неожиданно срывается в дикий хохот. Жмурится и визжит так, что звенит в ушах. Сверр от неожиданности садится и открывает глаза, которые тут же ослепляет седьмым – последним перед Вспышкой – спело-фиолетовым Заревом. Северянин тут же щурится и судорожно водит руками по площадке в поисках очков. Сефу в его голове продолжает задыхаться собственным криком, не давая Сверру ни малейшей возможности заговорить с ней, а тем более успокоить.

– Я помогу! Прекрати! Успокой свой ум. Прошу, – только и может повторять, как заведённый, владелец самого известного в Джезерит кафе, застигнутый врасплох происходящим в голове новой знакомой.

Небрежно расталкивая каара на пути, он шарахается в сторону от каждого резкого всполоха. Сосредоточение даётся Сверру с огромным трудом, как и попытки нащупать взглядом оригинал беснующегося образа, кричащего на все звуковые лады и не собирающегося останавливаться.

Окружающее пространство заметно контрастирует с происходящим в голове. Каара чаще замирают напротив всполохов, движения их всё более плавные и медленные. Мир словно тонет в Сиянии, сливаясь с ними воедино. До Вспышки считаные минуты, а ожидание усиливает повсеместный транс.

Сверр упорно высматривает повсюду новую знакомую, стараясь прочувствовать её через канал интеграции, так быстро возникший между ними. К его сожалению, образ не собирается участвовать в поисках, а сам нуждается в чьей-то помощи. Сверр ругается, запинается, утирает пот со лба тыльной стороной ладони и идёт за Сефу, как ищейка. Не то чтобы из истинно благих побуждений.

– Я просто хочу, чтобы ты заткнулась, – шепчет он сквозь зубы.

Бестия внутри его сознания перестаёт кричать и поднимает взгляд. Сверр невольно останавливается, поражённый чистой безупречностью образа, так детально воссозданного его разумом. Глаза её смотрят уверенно. Ритмично меняют цвет.

– Красный, оранжевый… – Он сглатывает от волнения.

Суетясь вокруг Купола, окружающие только и успевают бросать замечания северянину, застывшему посреди пути и мешающему остальному движению. Блондин, ростом намного выше среднего, стоит на одном месте, как заворожённый смотрит на зелёный всполох напротив своего лица и слегка покачивается вперёд-назад. Если бы хоть кто-то из проходящих обратил на него подлинное внимание, то с удивлением бы обнаружил, что северянин вовсе не наслаждается видом, а как раз наоборот – его глаза плотно закрыты.

– …синий, фиолетовый.

– Ноль, – заканчивает за него образ, зажмуриваясь и поднимая свой безумный крик. Снова.

Сверр моментально открывает глаза – то ли от пронзившей боли, то ли от неожиданности. Зелёный всполох растворился за секунду до. Словно бы вдохнув в себя его остатки, северянин уже гораздо быстрее шагает в ту сторону, где – как ему кажется – уже ждут.

Бестия продолжает пронзительно кричать, а Сверр продолжает искать её оригинал. Канал интеграции прерывается где-то поблизости, в конце площадки. Северянин ускоряется. Буквально перепрыгивая через дишца, удобно разлёгшегося почти на самом краю платформы, Сверр обрушивается на ограждение и судорожно оглядывается.

Сефу действительно здесь: опирается на перила и вглядывается куда-то за линию горизонта. За локоть её придерживает подросток. Он улыбается и что-то тараторит с сосредоточенным лицом. Они оба, как заворожённые, смотрят в одну точку. Чуть поодаль лежит та самая малышка, что не так давно плакала на руках у Сеф. Крошка увлечена всполохами и пытается потрогать их руками.

Сверр пытается совместить образ с реальностью и подойти к оригиналу, но настоящая Сефу поворачивается к нему и так пронзительно смотрит прямо в глаза, что он непроизвольно замирает, будто повинуясь её воле. Так они стоят какое-то время, пока внимание не отвлекает шумная северянка, голос которой пробивается даже сквозь густое Сияние. Сверр не может разобрать слов, но цепкий разноцветный взгляд неохотно переключается на шумный объект.

Пользуясь моментом, управляющий подходит к Сефу. Северянка осматривает его с ног до головы и, презрительно цокнув, ложится рядом с малышкой. Её примеру следует и подросток. Сверр достиг цели.

Миндалевидные глаза снова смотрят в него. Крик в голове переходит в оглушающий визг, заставляя Сверра прищуриться. Пора бы сделать хоть что-то, доверившись интуиции – она подсказывает коснуться хрупкой ладони. Образ в голове замолкает и расслабляет взгляд. Не успевая сообразить, почему это помогло, Сверр облегчённо выдыхает в обрушившейся тишине. Теперь уже две пары глаз внимательно вглядываются куда-то в самую глубину его сознания. Мурашки проходятся по всему телу. Северянин нервно сглатывает. Сефу всё сильнее сжимает его ладонь в своей.

Сверр напрягается, продолжая смотреть в глаза реальности и стараясь не обращать внимания на образ. Пласты податливо совмещаются. Взгляд Сеф оказывается настолько неподвижен, насколько и затягивает в себя. До Вспышки остаётся всего секунд четырнадцать, но время даёт фору на разговор.

– Ты чем-то взволнован? – еле слышно произносит Сефу.

Голос не теряется в плотном Сиянии, и звук проходит без задержек и препятствий. Сверр на секунду задумывается, говорят ли они на самом деле, или всё это ему кажется.

– Не преувеличивай. Я только… – Он усердно подбирает слова, что само по себе ему не свойственно. – Это ты казалась взволнованной. Может, нужна помощь? Может быть… – Сверр чувствует, как тяжелеют капли пота у него на лбу, но старается сохранить внешнее хладнокровие и даже чопорность в общении.

– Помощь? Мне? – Она тянет его всё глубже и глубже в растущую пустоту своих глаз.

Сверр выпрямляет спину и хочет уже выпалить про её образ, как она кричит внутри его головы. Он по крупицам собирает свою волю, чтобы признаться в необычайно быстрой интеграции их сознаний и ещё раз спросить, кто же она такая. Сефу оказывается быстрее: подносит свой тонкий палец к его дрожащим губам и ближе наклоняет голову. Мурашки снова овладевают телом Сверра, но он лишь вопросительно поднимает бровь.

– Я не знаю, – голос Сеф звучит уверенно и спокойно. – Прости, что не готова ответить на твои вопросы. Очень надеюсь, что ты уже осознал или стоишь на пороге. Они следят за нами, но помощь, – секундная пауза, – в пути.

Она касается его губ подушечками пальцев и грустно улыбается:

– Ты давно вспомнил?

Сверр не успевает опомниться, чтобы ответить хоть что-то. Толпа начинает обратный отсчёт. Всё сливается в единый поток: ритм Сияния, ритм голосов, ритм его сердца. Воздух вокруг вибрирует. Сефу опускает взгляд и одними губами произносит: «Извини», – и отдёргивает руку. Северянин понимает – диалог состоялся, но внутри его головы.

Мысли сплетаются в объёмный узел, а образ идёт мелкой рябью. Канал интеграции сбоит. Задумываться о реальности произошедшего нет уже ни времени, ни сил. Толпа скандирует: «Четырнадцать!» – и замирает в ожидании.

Останавливается всё. Будто кто-то нажал на паузу. Сверр продолжает смотреть на Сефу – такую же неподвижную, как и все вокруг, – до тех пор, пока она не поднимает взгляд. Совпадение ли это, северянин не знает, но небо вспыхивает одновременно с её глазами. На секунду ему кажется, что он ослеп. Потерянные очки уже вряд ли удастся отыскать. Без них остаётся лишь щуриться в попытках рассмотреть происходящее. Толпа вокруг продолжает молчать. Толпа на паузе.

Вроде ничего необычного, но Сверр обращает внимание на малышку и матерится от удивления: её руки застыли, протянутые к всполоху, что замер напротив детского лица. Северянин не в первый раз стоит внутри Вспышки, а вот она впервые остановилась сама. Остановилось всё, кроме двоих на Башне.

Пепельно-белые глаза, исполненные светом, смотрят сразу повсюду.

– Разве ты должен был видеть это? – Сефу выглядит растерянной внутри его головы, а вот оригинал на площадке больше походит на биоробота со светодиодами вместо глаз.

– Видеть что? – только и может уточнить Сверр, стараясь не анализировать происходящее раньше времени.

– На что я иду. Это было… – Она осекается. – Я лишь хотела сказать, что тоже помню. Пусть и не всё. Послушай, мы на виду. Мне просто пришлось сбивать сигнал.

– Поэтому кричала? Хотела разбить канал?

– Да, но интеграция настолько мощная, что я не просто не разбила его, но и привела тебя к источнику.

– У канала два источника.

– Я не об этом… – Она снова осекается. – Даже в интервале мы не можем остаться одни. На благо. Ты очень рано вспомнил свою суть и помог мне приблизиться. Но упрямые поиски слишком, – образ задумчиво облизывает губы, – интегрировали тебя в этот пласт. Пока не ясно, как нам всем лучше поступать. Насколько безопасно делить одну точку, если ты понимаешь. Я буду помнить. Держись за мою память, как и всегда. Я оставлю проход, если ты готов закрыть за собой.

– Что, прости?

Ответа нет. Внешнее пространство выходит из ступора, а канал слабеет. Яркость света возрастает. Ещё пара секунд и Вспышка достигнет экстремума, на какое-то время ослепив всю Та’Мануан.

Сверр уже с трудом ориентируется в ослепительном пространстве, но замечает, когда глаза Сефу возвращают себе привычный цвет. Уровень света вокруг поднимается. Откуда-то слева низкий голос глухо командует: «Давай». В этот момент темноглазый блондин, до сегодняшнего вечера не интересовавшийся ничем, кроме дорогого алкоголя и занудной старой литературы, может разглядеть Сефу с головы до ног – до ног, балансирующих на обледеневших перилах.

Северянин слишком поздно бросается к ней. Сеф расправляет руки, словно крылья, и исчезает в яркой Вспышке, а образ на последнем дыхании обращается к Сверру: «И они дождутся тебя на краю, за его порогом: где свет превратился в воду, где началась жизнь».

Управляющий во второй раз обрушивается на ограждение, хватая руками воздух перед собой. Мир погружается в глубину чистого света, словно льющегося из беспредельной пустоты вокруг. Рассмотреть хоть что-то теперь невозможно. Сверр обречённо оседает на металлическое покрытие площадки.

Стоит туману, сотканному из самого света, медленно рассеяться, толпа устремляется к лестнице, не желая дожидаться прихода тьмы Чёрного Ноазиса, или, как говорят местные, Ночи Дня.

Улыбающийся подросток легонько стучит Сверра по плечу.

– Ты действительно помнишь? Тогда нам нужно поговорить, – голос звучит знакомым и слишком взрослым.

– Мне кажется, – Сверр залипает в одну точку, – она прыгнула туда.

Он и сам не понимает, с кем говорит. Почему говорит. Северянин поднимает голову и видит подростка – того самого, что недавно шептался с Сефу. Отлично. Какому-то левому ребёнку он только что сказал, что его знакомая, вероятно, суициднулась. «Просто потрясающая идея», – проносится у Сверра в голове.

– Савитар, – шумная северянка берёт его юного собеседника за руку, – ты не видел Сефу’эни? Не могу её найти.

– Она уже спустилась. – Действительно, меньше всего его голос похож на детский.

Это удивляет не только Сверра – северянка напряжённо сводит брови.

– Повтори-ка, – наклоняется она.

– Она уже спустилась. – В этот раз Савитар звучит, как и полагается молодняку его лет.

– Идиотизм. Она только что была здесь. Ладно. – Северянка натянуто улыбается Сверру, подхватывает малышку на руки, а подростку велит держаться у неё на глазах.

Троица аккуратно встраивается в поток, тянущийся в сторону лестницы, а Сверр безучастно провожает их взглядом. Северянин вытягивается на полу во весь рост. Свет вокруг тает. Возвращаются редкие всполохи. Холод металла помогает привести мысли в порядок. Немного помешкав, Сверр пытается восстановить канал интеграции, прорисовывая знакомый образ в голове, но из этого выходит немного больше, чем ничего.

Воспоминания вспыхивают и гаснут в сознании. Всё произошедшее кажется какой-то циничной шуткой воображения. Сеф правда спрыгнула с Башни или всё это порождение его сознания? Сверр закрывает глаза и решает начать спуск через пару часов: ему впервые в жизни хочется остаться в одиночестве. Впервые в жизни он готов встретить спускающуюся Тьму, полагаясь только на самого себя.

Эпизод четвёртый. Дозволение

День склоняется перед закатом. Солнце опасливо скользит последними лучами по эфоратским стенам, разбрасывая блики от витражных окон по Амфитеатру. Раасул перебирает подушечками пальцев по столу, не отрывая взгляда от разноцветных узоров.

Очередное совещание затягивается. Старшие эфоры спорят между собой, то нервно жестикулируя, то перебивая друг друга, то буквально переходя на крик. Некоторые из них умудряются с ногами забираться на мастер-стол и декламировать прямо оттуда. Такое поведение на собраниях стало нормой после усиления влияния аккретов на Трёх Континентах. Если сначала чрезмерная эмоциональность Высших шокировала Раасула как нечто неприемлемое, то через некоторое время он просто привык. Не то чтобы он осуждает мастеров, но их поведение никак не вяжется в его голове с Постулатами Истины.

Дискуссия в Амфитеатре разгорается всё сильнее, а Раасул сосредоточен на своём отчёте: перепроверяет данные и перечитывает текст, стараясь предугадать все возможные вопросы и продумать ответы. Вдруг его командировали в такую даль, потому что готовят к повышению? Кто-то легонько треплет Раасула по плечу.

– Всё в силе? – Голос принадлежит Амину, слишком благодушному и весёлому для эфора, но усердно практикующему, несмотря на такие дефекты характера.

– Отвлекаешь. – Раасул как бы невзначай прикрывает отчёт тяжёлыми тканями рукава.

– Держишь ответ перед Высшими?

– Пятый постулат, – раздражённо бормочет Раасул через плечо.

Безусловно, Амин из тех, с кем приятно вести диалог, но точно не во время собрания и точно не по поводу заданий Высшего Эфората.

– Думаешь, что ткани вот-вот покроют и твою голову? Все уже обсудили, кого отправляли за границу круга и кому удалось вернуться. – Амин переходит на шёпот, заметив раздражённые взгляды эфоров поблизости и абсолютно игнорируя намёк на нарушаемый им постулат. – Ты напряжён. Обстановка там не из приятных? Надеюсь, придёшь до того, как тебя укутают и мне больше не позволено будет знать, под какой из тряпок прячется мой друг.

– Расписание забито, Амин’эн, весомыми поручениями. Весомой воли. – И мускул не дёргается на лице Раасула.

– Понял, – Амин хмурится. – Найдётся клочок собственной – я буду там же, где и ты обязался держать ответ.

Стоит Ведущим Мастерам объявить конец собрания, Раасул подбирает бумаги и, даже не обернувшись на Амина, спешит вниз по лестнице. Снующие вокруг младшие эфоры с интересом посматривают на коллегу всего звеном старше, но уже удостоившегося аудиенции у Высших. Никто точно не знает, куда его отправляли, но события в Та’Уттара развиваются настолько стремительно, что подобное назначение – в какое бы то ни было поселение за границей круга – вызывает неподдельный интерес у всего эфората. Раасул прекрасно понимает это, так что выкатывает грудь колесом и выше задирает подбородок, стараясь смотреть прямо перед собой. Он несколько раз с трудом удерживает равновесие, оступаясь на накатанных ступенях, но быстро переводит дыхание и предстаёт перед собранием.

Великолепный кварцевый мастер-стол, устроенный как прямоугольник без одной короткой стороны, позволяет рассесться сразу паре десятков старших эфоров и нескольким из Высших, регулирующим процесс. Когда кому-то предоставляют честь нести ответ – ему позволяют встать в центр прямоугольника. В остальное время эфорам среднего и младшего звена запрещается приближаться даже к пьедесталу, удерживающему главный стол главного здания Эфоратума.

Раасул знает, что его ждут, и уверенно взбирается к продолжающим заседать старшим. Их лица скрыты тяжёлыми тканями, как и полагается эфорам такого уровня, так что сложно догадаться, заметили ли они вообще появление кого-то ниже статусом. Чрезмерно дисциплинированный Раасул молча замирает возле стола, больше не решаясь поднимать голову.

С кресла в самом углу пьедестала поднимается высокая фигура в тёмных тканях. Жестом приказывая Раасулу следовать за собой, эфор выскальзывает из Амфитеатра. Формальность соблюдена. Большего внимания второй уровень среднего звена не удостаивался никогда. Обескураженно выдохнув и учтиво поклонившись старшим, Раасул, спотыкаясь, бежит за своим проводником. Эфоры за столом продолжают беседовать, словно ничего и не произошло.

Без каких-либо объяснений Раасула запутанными коридорами сопровождают в шикарный кабинет, уставленный отреставрированной мебелью времён Первых из Первых. Проводник очередным жестом указывает, в каком углу следует подождать, и, проследив, что приказ выполнен, сухо добавляет: «Не тревожь тишины, пока не повелят». Дверь за высоким эфором глухо задвигается. Последний луч жёлтого солнца украдкой облизывает стену напротив единственного в комнате окна, оставляя Раасула один на один с мерцающим полумраком.

Облокотившись на холодную отсыревшую стену, эфор старательно повторяет свой доклад. Оказывается, что он зубрил не зря – информация удивительно точно структурировалась в голове, запомнились даже мелкие детали.

Проходит немногим больше получаса, когда уже другая дверь тяжело отодвигается, впуская в комнату полоску света и четверых эфоров, покрытых тканями с головы до ног. Не обращая внимания на Раасула, они рассаживаются в низкие кресла напротив друг друга. Длинный торшер посреди комнаты вспыхивает сам по себе, рассеивая вокруг мягкий дрожащий свет. Дверь глухо задвигается. Эфоры скидывают ткани с лиц. Раасул вздрагивает, боясь поднять взгляд, но сидящую в отдалении четвёрку всё ещё скрывает густая тень. Свет пламени из торшера до них не добивает.

Минут пять эфор судорожно раскачивается на носках, ожидая аудиенции, но Высшие сдавленно переговариваются, не удостаивая его и толикой внимания. Не припоминая никаких соответствующих запретов среди Постулатов, Раасул гордо выпрямляет спину и шагает в полосу света от торшера.

Четвёрка продолжает приглушённый спор. В воздухе от кресла к креслу парит карта Та’Уттара. Эфоры попеременно оставляют на ней пометки и отправляют дальше по кругу. Раасул всегда чтил Постулаты Истины, один из которых гласит: «Не вмешиваться в то, во что тебя не стремятся посвятить», но – влекомый любопытством и дозволенностью находиться в этой комнате – он всё ближе подходит к четвёрке. И всё яснее понимает, кто перед ним.

Речь эфоров уже различима, а лицо одного из присутствующих знакомо. И вряд ли хоть кто-то из них – всего лишь Высший. Если бы Раасула не хотели посвящать в свой разговор, его бы сюда не привели? К тому же, затыкать ли себе уши в подобных ситуациях, Постулаты не объясняют.

Эфор подходит к четвёрке на расстояние вытянутой руки, прямо на линии света. Он замирает, ожидая, что Ланиус остановит обсуждение и попросит его отойти или, наоборот, представить доклад. К удивлению Раасула, разговор продолжается. Молчаливого слушателя методично игнорируют.

– Три фазиса назад я общался с вакилем Юга по этому вопросу, – шепчет эфор, сидящий прямо напротив Ланиуса. Остальные понимающе кивают головами. – Он надлежаще выполнял все предписания, но на прошлой неделе перестал выходить на связь, а наши маяки в головном офисе вакиля в Хафзе недоступны для интеграции. Стоит ли мне упоминать, что произошло это день в день с событиями в Джезерит?

Понимая, что разговор напрямую касается его отчёта, Раасул решается поднять глаза и посмотреть на присутствующих. В креслах сидят трое хмурых эфоров и одна эфори, равнодушно изучающая лепнину на потолке. В лицо Раасул знает только мастера Ланиуса, остальных видит впервые. Раз они вот так запросто, непокрытые друг перед другом, значит, как минимум приближённые, как максимум – равные.

Мастер Ланиус – Первый эфор Та’Уттара. Болтают, что Первой в Та’Марана уже несколько лет служит эфори, занявшая место сомнительными методами. Южанин с морщинистым лицом напротив Ланиуса упомянул о личном общении с вакилем Тёплого Континента – слишком большой привилегии для любого эфора, кроме Первого мастера Та’Диш. Личности четвёртого пока ничто не выдаёт. Да и ткани присутствующих ничем не отличаются. Иерархия в эфорате соблюдается строго, но один из постулатов запрещает оглашать личности Первых мастеров. Приближённым позволяется знать имя, избранным – поднимать голову и смотреть в глаза.

Раасул чувствует, как по спине стекает липкий пот. Троекратно нарушить один из важнейших Постулатов и продолжить стоять, как истукан, разглядывая лица Первых? Немыслимое своеволие. В какой-то момент даже кажется, что метресса улыбается ему. Раасул обтирает лоб рукавом и заправляет влажные волосы за уши.

– Выходит, что последние данные, которыми мы располагаем, весьма условны? – кривится мастер Ланиус, потирая переносицу.

– Скорее поверхностны. Мы отправляли несколько маяков в зону Агвид. Троекратно усилили просматриваемость в Джезерит. Сомневаюсь, что там снова кто-то появится. Аккреты беспечны в своей дерзости, но не глупы, чтобы возвращаться. Отмечу, что мы достойно провозгласили своё влияние – напомнили, кому в действительности принадлежит контроль. Даже за пределами круга. Теперь мелкие выскочки вынуждены для своих сборищ выбирать новое место.

– Для своенравной головы всегда найдётся вакантное. На позорном столбе, – безразлично перебивает эфор, продолжающий держать лицо в тени. – Дальше, мастер Яман.

У Раасула перехватывает дыхание. Ему позволили перейти тонкую острую черту, за которой Первые скрывают свои лица, имена и планы. Глаза щиплет от пота. Эфор вытирает веки руками и машинально пятится назад.

– Притормози, – метресса смотрит прямо на него.

Раасул успевает почувствовать пяткой подставку торшера, который он чудом не уронил. Пора держать ответ перед Первыми? Эфор выпрямляется и уже набирает побольше воздуха, но вовремя вспоминает об указании: «Не тревожь тишины, пока не повелят». Решив беспрекословно соблюдать субординацию хотя бы в этом, он медленно выдыхает в ожидании указаний. Трое настороженно поворачиваются на эфори, успевшую отвернуться от Раасула.

– Метресса хочет что-то добавить? – уточняет Яман, почти не разжимая губ.

– Да. – Она обнажает стройный ряд белоснежных зубов. – Предлагаю не топтаться на месте и предоставить Конгломерату чёткие и актуальные сведения о позиции и действиях Дишского крыла эфората по отношению к происходящему на краю Ситы. Хочется услышать по существу, что именно удалось узнать и где разместили маяков. Подтверждено ли существование форта Хальварда, или это может быть выдумкой южного вакиля, чтобы укрыть от нас реальную дислокацию аккретов в границах его территорий? А если это выдумка вакиля, то стоит ли нам подозревать и мастера Ямана в своевольном сговоре против действующей политики эфората? Конгломерат, в частности мастер Ланиус, и так многое разрешил Первому эфору Юга на не принадлежащей ему таа. Мы не можем позволить случиться столь прискорбной ошибке. Ты, Яман, не можешь себе этого позволить.

Метресса скрещивает руки на груди, впервые обнажая их из тяжёлых рукавов. Раасул обращает внимание на лёгкие перчатки из прозрачной ткани, обтягивающие кожу от кончиков пальцев до острых локтей.

Яман сжимается в кресле и бросает опасливый взгляд на эфора в тени. Тот коротко кивает, не издав ни звука. Мастер Та’Диш прочищает горло и, демонстративно расправив плечи, оборачивается к маранской метрессе.

– Я услышал, Мойра’эни, – он тонко улыбается. – Маяки за пределами Агвид утеряны в снегах вместе с потенциальными проводниками псионической энергии. В интеграции отказано.

– Кто-то умоляет о списании, – усмехается эфори.

– Мы почти достигли высшей точки Та’Уттара, но аномальная Вспышка в Джезерит повлияла на каналы интеграции и, судя по всему, вывела из строя оборудование. После мы больше не смогли подгрузиться ни к одному из тех маяков. Как я уже сказал, в интеграции отказано.

– Они погибли? – брезгливо перебивает Ланиус.

– Вероятнее всего. Сознание ни одного из них не значится активным, так что они волей случая списаны немногим раньше времени.

– Мастер Яман, следовало сразу попросить у меня кого-то из уттарцев, – равнодушно отвечает Ланиус. – Там много и потенциальных, и признанных системой проводников. На удивление, их полно даже в Та’Мануан, чтоб ей утонуть. Да и мы давно научились нащупывать точки входа, не прибегая к электронике.

– Действительно, Яман’эн, из северян выходят прекрасные маячки, – вмешивается третий эфор. – Я разочарован, что кому-то кажется позволительным скрывать от Конгломерата свою позорную оплошность.

Тишина гулко вибрирует. Первый из Та’Диш выглядит пристыженно и испуганно. Первый из Та’Уттара недовольно качает головой, постукивая пальцами по колену. Третий из них продолжает сидеть неподвижно. А вот метресса снова скользит взглядом по Раасулу. К этому моменту – и к её радости – эфор уже догадывается, что о его присутствии известно только Мойре, отчего и гордость, и ужас, и адреналин пробивают его с ног до головы. Всё оказывается просто: стоя посреди полосы света, прямо перед торшером, Раасул наконец обращает внимание, что не отбрасывает тень.

Найдя в себе силы лишь на вымученную улыбку, он кланяется единственной, кто, очевидно, видит его. В эфорате шепчутся, что Первым, а может даже и Высшим, доступна практика по отводу внимания с любых объектов. Чаще подобную болтовню принимают за выдумки, и мало кто всерьёз считает это доступной псионикой. Вот и Раасул не верил в такое. До этого момента.

– Если я не ошибаюсь, – Яман пытается перевести тему, – мастер Ланиус’эн отправлял какого-то середнячка в проблемный регион. Полагаю, что отчёт по этому делу ещё не был предоставлен, а действия уттарского крыла эфората тоже интересуют Конгломерат. – Дишский эфор ехидно ухмыляется.

– Мастер Яман как никогда прав, – облизывается Ланиус. – Для этого задания я лично избрал достойную кандидатуру.

Раасул напрягается, понимая, что речь идёт о нём.

– Прилежного и слепо преданного Постулатам эфора со второго уровня среднего звена. Имени даже не вспомню, – щурится уттарский Первый. – Наверняка его как-то называли здесь. Не суть.

– С пометкой на списание? – резко перебивает Мойра.

– И это спрашивает Владеющая Мороком? – подмигивает Ланиус. – Я отправил в Джезерит персонального проводника из личного состава Эфоратума. Пришлось показать ему лицо, – он брезгливо морщится, – и глаза. В тот момент судьба эта предопределилась. Его смерть послужит на благо Единой Воле.