Текст книги "Причинность. На другой берег"

Эпизод седьмой. Благословенное проклятие

Падение внутри Сияния ощущается бесконечным: с чередой вибраций оно просачивается под кожу и сливается с каждым атомом тела, создавая единый поток внутреннего и внешнего.

– Весь мир – одна большая иллюзия, – улыбается Сефу то ли себе, то ли неиссякающим всполохам. – Разноцветный мыльный пузырь. Я могу лопнуть его, когда захочу. Прямо сейчас?

Она вытягивает руку и впитывает один из всполохов, такой же ультрамариновый, как сама кровь. Слёзы срываются бурным потоком, немедленно закручивающимся в спирали: из глаз в разноцветную бесконечность. Но даже солёные капли, дрейфующие в невесомости, не отвлекают от бесформенных и тяжёлых эмоций, пробивших рваную дыру в груди.

Сефу снова сливается с пространство-временем. С каждым оттенком света вокруг. Ещё мгновение назад она смотрела на Сияние с Башни, а сейчас может в него окунуться, если захочет. Скользнув пальцами внутрь очередного ультрамаринового всполоха, Сефу позволяет ему расширяться, а себе двигаться глубже. Чем насыщеннее становится слияние, тем больше растущий всполох похож на дым, пока сизая пелена не окутает с ног до головы.

Сеф кашляет: резко пахнет табаком и мятой. Ощущение невесомости оставляет её. Волна гравитации настойчиво тянет куда-то. Тело тяжелеет. Под ногами твёрдая неровная поверхность. Едва удерживая равновесие, Сефу судорожно вспоминает, что такое центр тяжести и где он у неё находится.

Сизый дым становится менее плотным и являет улыбающегося старца. Он вытряхивает остатки табака из трубки и неуверенно кланяется, протягивая вперёд руку.

– Не бойся. Тебе сложно сохранять баланс. Ноги что свежее тесто. Знаю. Это пройдёт, пусть и не так быстро, как хотелось бы. Хватайся! – старец делает шаг вперёд и практически касается пальцами запястья долгожданной гостьи.

Глаза до сих пор слезятся от дыма, всё вокруг расплывается, но она уверена, что уже видела это покрытое глубокими морщинами лицо. Давая себе отдышаться, Сеф всё же принимает помощь: шагает навстречу и берётся за протянутую ладонь. Старец легонько тянет на себя, и гостья из тумана буквально падает в его объятия.

Вместо того чтобы развеиваться, дымка вокруг обретает форму: не только визуальную, но и звуковую. На горизонте проступают горы. Неподалёку шумит Вода. Сефу несколько раз моргает, надеясь лучше рассмотреть местность вокруг, но пелена из света и дыма даже не думает ускоряться и преобразовывается с доступной скоростью.

– Справляешься? – улыбается старец, наблюдая, как гостья обретает концентрацию в точке.

Сеф коротко кивает, но голова кружится только сильнее, а к горлу подкатывает.

– Сейчас стошнит, – хрипит она, успевая вовремя отвернуться.

Утирая рот рукавом пальто, гостья замечает, что дымка почти полностью растворилась в окружающих объектах или попросту стала ими. Сефу стоит на возвышении внутри спирального лабиринта, выложенного из огромных валунов. Между камней выглядывают удивлённые лица. Пришедшие перешёптываются и внимательно рассматривают гостью.

– Блестящая идея. Вот так сразу облажаться. – Она вытирает рукав о пальто, надеясь, что этого никто не заметит.

Длинноволосый старец смеётся и по-свойски приобнимает гостью. Воздух содрогается гулом аплодисментов. Сефу понятия не имеет, где находится и почему вокруг собралась целая толпа, но уже чувствует себя неловко.

Пока старец выводит гостью из лабиринта чётко по спирали, она отрешённо рассматривает наконец-то проявившуюся местность: густой лес сплошь из высоких деревьев, на горизонте отвесные скалы и шумные потоки воды, ниспадающие откуда-то сверху. Но больше всего внимания получает величественная гора, укрывшая свой пик в густой чёрной пелене. Сефу переводит озадаченный взгляд на небо и спотыкается о собственную ногу. Вместо синей дали с облаками или усеянной звёздами бесконечности над ними сгустилась тяжёлая чёрная мгла, подсвеченная лишь парящими в воздухе пульсирующими источниками света. Источниками достаточной мощности, чтобы освещение напоминало яркий безоблачный день, но недостаточной, чтобы развеять пелену. Заметив, что гостья пытается осознать происходящее, старец подбадривающе похлопывает её по плечу.

– Ты в порядке? На твоём лице печать тоски.

Сознание Сефу до сих пор путается и прыгает с одного на другое. В правом виске нарастает пульсирующая боль. Через раз кажется, что всё вокруг мерцает. Стоит моргнуть – отпускает.

– Оно такое почти всегда, – отшучивается Сеф, массируя висок.

– А я уже забеспокоился, что переход дался тебе нелегко.

Сефу на мгновение забывает о своей боли и растерянно уточняет:

– Переход?

– Вода. Неужели этот – первый? – старец озадачен не меньше, а то и больше своей гостьи.

Он вытаскивает длинную трубку из-за пояса и медленно набивает в неё табак. Сефу не успевает ничего спросить, её снова мутит. Пока гостья опорожняет желудок у ближайшего валуна, проводник успевает раскурить.

– Ты можешь называть меня… – Он задумывается, набирая побольше дыма и выпуская его через нос. – Называй меня Шижи. На самом деле никто и не вспомнит моего имени. Для тебя же время познать его не настало.

Боль снова врезается в висок. Сефу рефлекторно жмурится, умудряясь как-то сохранять равновесие. Голова идёт кругом, к горлу снова подступает рвота, по телу раскатывается жар, а ноги почти не слушаются. В таком состоянии меньше всего хочется шевелить извилинами или задаваться вопросами. Шижи осторожно подхватывает гостью под руку и выводит из лабиринта.

С очередной волной головной боли и лес, и столпившиеся зрители в разноцветных одеждах смазываются в бесформенное пятно. Сефу старательно моргает, пытаясь сфокусироваться, но помутнение усиливается, а перед глазами плывут мерцающие круги. Словно вспышки Сияния. Последним, что слышит Сеф перед тем, как отключиться, становится голос Шижи: «Я сберегу твой сон».

Дальше всё происходит как в тумане. В густом и плотном. Звуки, запахи и даже свет пробиваются сквозь него неохотно и с большим трудом. Иногда Сеф догадывается, что медленный и тягучий скрежет – это голоса, но что говорят и кто говорит, разобрать не получается. Мир замедляется и растягивается в пространство-времени, как липкая вязкая смола. То жарко, то холодно. То темно, то светло. То душно, то свежо. То громко, то тихо. И ещё неисчислимое множество всяческих «то». Тело кидает из крайности в крайность, но Сефу не уверена, действительно ли ощущает всё это. Кажется, что она наблюдает, но не проживает. Как долго всё это длится, сказать невозможно. Полотно пространство-времени раскинулось сразу во все стороны, и Сеф не знает, движется она по нему или нет.

Так может продолжаться вечно. По ощущениям столько и длится. Но в один момент на лбу выступает пот. Сефу вдруг обращает на него внимание и смахивает рукой капельку, скользнувшую к закрытому веку.

– Просыпается, – верещит встревоженный детский голосок.

Звуки усиливаются. Забытие разжимает хватку. Сефу слышит, как бьётся её сердце. Ощущает лёгкими вдох. Она даже пробует пошевелить губами и сказать что-то. Голосовые связки не слушаются, и вырывается лишь бессвязное мычание. С каждой секундой Сефу осознаёт себя большим, чем наблюдатель. Обретает контроль.

– Будь сдержаннее, Тоа. Не напугай её, – шепчет уже знакомый голос.

Сердце ускоряется, и желание открыть глаза оказывается непреодолимым. В первую секунду даже бледно-синее освещение комнаты заставляет Сеф прослезиться.

– Ого! Она смотрит прямо на меня! – Тоа верещит ещё громче и принимается танцевать вприпрыжку.

Ребёнок аж трясётся от переизбытка эмоций, а Шижи присаживается на краешек кровати и берёт гостью за руку.

– Как спалось?

Он улыбается так широко, что уголки губ Сеф невольно вздрагивают в ответ. Она сильнее сжимает ладонь и усилием воли пытается изобразить на лице радость встречи. Судя по смеху старца, выходит нелепо.

– Здесь говорят, что улыбка открывает любые двери, но, пожалуйста, прекрати. Умоляю. – Он благодушно хихикает. – Таким оскалом можно перепугать отару овец. Когда контроль полностью установится, мы ещё улыбнёмся друг другу.

Сеф расслабляет лицо и собирается обидеться, но Шижи всё ещё держит её руку, а это почему-то успокаивает.

– Майя будет в восторге. Хотя! Все будут в восторге! – Тоа продолжает скакать на месте и хлопать в ладошки.

Дни тянутся вереницей. Сознание постепенно берёт под контроль каждый орган и мышцу тела. Голос вернулся за пару дней, но Сеф так увлечена изучением происходящего, что предпочитает хранить молчание. Даже когда её поднимают с кровати и водят на прогулки, она не произносит ни слова. Молчит и слушает. Со временем всё больше местных начинают навещать гостью. Сначала они просто подглядывают тайком, после набираются смелости заходить познакомиться. Сефу вслушивается в их голоса и истории, рассматривает лица. Старается запомнить каждого. Одно остаётся для неё загадкой – почему они все проявляют такой интерес.

Спустя пару месяцев у гостьи получается самостоятельно выйти на улицу и бродить по знакомым местам. Каждый встречный считает обязательным улыбнуться ей и похлопать по плечу. Некоторые даже говорят что-то ободряющее.

Ещё через месяц гостья обретает полный контроль и окончательно интегрируется в окружающую реальность. Сефу становится частью Уоки. Знает каждый дом и каждого жителя. Гостью приветствуют тёплые улыбки или звонкий смех. Местные успели не только построить, но и обустроить для неё хижину. Они смастерили каждую деталь утвари, а Шижи лично окурил комнаты смесью из жасмина и кедра. Впервые у Сефу появляется дом, в котором она чувствует себя настолько комфортно, будто всегда была здесь. Только здесь и сейчас.

***

Сефу встречает очередной рассвет среди Закатных Скал, ещё влажных после ночного дождя. Всё потому, что несколько месяцев назад Тоа завёл привычку подглядывать за тренировками воинов Уоки. Сеф узнала об этом случайно, заметив, что кондоры повадились кружить над одной и той же скалой. Оказалось, что их заинтересовал выбивающийся из сил подросток, ещё не успевший адаптироваться к физическим нагрузкам натренированных воинов. Птицы просто ждали своего часа, когда добыча испустит дух или оступится, свалившись с обрыва. Тоа падальщики в небе не смущают ни капли. Иногда после болезненных падений он даже грозит птицам кулаком и кричит, что они быстрее передохнут от голода, чем дождутся его смерти.

Подросток с детства грезил, что будет обучаться искусству сражения, но даже по достижении необходимого возраста мечтам не довелось воплотиться. Майя оказывается непреклонной в своём запрете: она избрала сыну судьбу фермера, но никак не воина. Так что каждую ночь непокорный шиай сбегает из дома задолго до рассвета, чтобы на своих двоих забраться на нужную высоту к началу тренировки. А его старшая подруга предложила свою помощь, потому что так ей будет спокойнее, чем настороженно коситься на падальщиков, раздумывая, доедают они труп альпаки или Тенскватоа.

Сеф уже привыкла наслаждаться свежим утренним ветром, укутавшись в мягкое пончо, пока её юный друг нелепо копирует движения воинов вдалеке. Она изредка поправляет его, но чаще всего подросток отмахивается, что разберётся сам. Благо, что он каждый раз приносит свежую выпечку. Остатки домашнего тепла густо испаряются, как только Тоа разворачивает ткань, бережно обёрнутую вокруг стопки маисовых лепёшек. И всё равно это самый вкусный и важный момент дня для Сефу, успевшей привыкнуть к одиночеству и мелкой рыбёшке. Старшая подруга обычно с аппетитом завтракает, потешаясь над весьма забавным шоу с падениями, бранными возгласами и битьём кулаками по камням.

Сегодня всё происходит иначе. Скалы непривычно безмолвны: ни зверей, ни насекомых. Ни единого шороха вокруг. Только беркут плавно кружит среди мерцающих на порывистом ветру облаков. Сефу сосредоточенно наблюдает за плавными движениями пернатого хищника, неспешно пережёвывая холодную лепёшку из лучшей маисовой муки.

– Кэя! – разгорячённо кричит Тоа. – Они опаздывают!

– И что? Это воины, а не твои личные учителя. Наберись терпения и посиди тихонько, иначе нас заметят даже на такой высоте.

Ни один мускул на лице Сефу не шевелится, а голос звучит уверенно и монотонно. Жизнь в Уоки успела подарить ей покой и умиротворение. Или эти качества всегда у неё были?

– Ты бы могла обучать меня! Сама же отказалась, – огрызается Тоа.

– Мне оказали честь, позволив тренироваться с воинами, но мне не даровали право передавать учение дальше, – спокойно парирует Сеф. – Всё, что я могу, – подсказывать. Ты противишься даже этому, Тенскватоа, поэтому я не мешаю тебе набивать шишки и выпускать пар.

– И всё равно, – не унимается подросток, – воины должны начинать практику до того, как первый луч солнца вскроет тёмную завесу! Как только тень от вон той скалы, – он машет рукой перед собой, – пересечёт русло мёртвой реки. Но их здесь нет, кэя, а у них лучшая дисциплина из тех, что может быть!

– И как много ты видел того, что может быть? – Сеф легонько ухмыляется.

С их первой встречи прошло почти три года, и Тоа повзрослел быстрее, чем она успела это заметить. Успокаивает то, что он, как и прежде, прислушивается к ней, даже называя её своей кэя – старшей сестрой.

– Достаточно, чтобы сделать выводы. – Подросток кривится, демонстративно складывает руки на груди, но всё равно покорно усаживается рядом с Сеф. – Вдруг они сменили место тренировок? Солнце всё выше над горизонтом… – уже более сдержанно озвучивает он свои опасения.

Тоа с юных лет мастерски жонглирует своими эмоциями, так что воспринимать его переживания всерьёз становится задачей подчас непосильной. Насколько то или иное событие на самом деле задевает его, можно только догадываться. Сефу давно не реагирует на его бурные всплески и не мешает подростку самостоятельно возвращаться к равновесию.

– Расслабься, шила. – Она проводит рукой по его длинным шёлковым волосам цвета воронова крыла. – Даже если они не придут, мы узнаем, в чём дело. Или ты наконец-то прислушаешься к своей майе и перестанешь гоняться за несбыточным.

– Ты стала даже разговаривать как он! – вспыхивает подросток то ли от обиды, то ли от негодования.

– Тенскватоа! – голос Сефу звенит горячо и резко, словно сталь, обожжённая в кузнечной печи. – Я знаю, что ты хочешь мне сказать, потому что слышала это от каждого из жителей деревни. Именно поэтому я предпочитаю общество скал, а не уоки. Прошу тебя не вторить их голосам, а послушать свой собственный. Что он говорит?

– Что ты моя кэя. Что ты пришла строить, а не рушить, – Тоа пристыженно бормочет, опустив голову. – Прости. Я скучаю по нему. И эти мои чувства…

– Я тоже скучаю, – останавливает его Сефу. – Мы все.

Она так неожиданно и крепко обнимает подростка, что он даже не замечает слёз, выступивших у кэи на глазах. Без сомнения, все в Уоки скучают по Шижи, но никого его смерть не ранила так сильно, как Сефу. И никого больше в его смерти не обвиняют. Не шепчутся за спиной и не кидают камнями. Всего за год из желанной гостьи и героини старинных сказок Сеф превратилась в изгоя, бесцельно блуждающего среди скал.