Текст книги "Причинность. На другой берег"

Ифэми послушно снимает тяжёлые ботинки, которые прилично успели натереть ей ноги.

– Носки тоже, – полушёпотом добавляет проводница.

Она провожает Фифи к дивану, а сама подходит к начальнице и что-то шепчет ей на ухо, протягивая листок с осмотра. Ифэми методично барабанит пальцами по коленке и изучает ковёр под ногами. Тоже, кстати, южного происхождения. Орнамент на нём поразительно похож на какие-то тропические деревья, которые Фи помнит, наверное, из детских книжек. Ворсинки приятно щекочут босые ноги. Ковёр тёплый и мягкий.

– Нравится? – голос из-за стола звучит уже менее властно.

– Да. – Ифэми нехотя поднимает голову.

– Вот и славно. Ил, ты можешь нас оставить. Ничего не случится.

– Так я оказалась права? – проводница с трудом сдерживает ухмылку.

– Не могу обещать. Всё позже. – Начальница кивает на дверь, а сама сосредотачивает внимание на гостье, скромно присевшей на самый краешек дивана и с интересом изучающей ковёр. – Давай-ка познакомимся. Можешь звать меня Сигрид. Я – эйдрэ этого места. Кто ты?

Ифэми пытается собраться с мыслями. Она внимательно всматривается в пожилую северянку перед собой. Серые глаза Сигрид кажутся сочувственными, но настороженными. Фи решает, что лучшая тактика сейчас – честность, но честность без лишних подробностей. Гостья расправляет плечи и готовится отвечать на вопросы в надежде, что получит ответы и на свои.

– Можешь звать меня Ифэми. И я не совсем… то есть совсем не понимаю, почему меня привели прямиком к эйдрэ. К чему такая честь?

– Вероятность того, что путница окажется так далеко на Севере и случайно забредёт к нам, равна нулю. – Сигрид решительно игнорирует вопрос своей гостьи. – Как и вероятность того, что путница в принципе окажется так далеко на Севере без достаточных на то оснований. – Эйдрэ приглаживает волосы. – Илва доложила, что ты якобы не знаешь, что с тобой произошло. И, вероятно, где находишься. Найти это место без точных координат и приглашения – задача невыполнимая. И если ты направлялась не к нам, то куда же?

– Я и сейчас не знаю ваших точных координат. К тому же не фанатка долгих прогулок по сугробам. Получается, что задача не так уж невыполнима?

Ифэми никак не может вспомнить, как попала сюда, но невольно ухмыляется самой ситуации. Находящиеся в этом здании явно считают, что надёжно спрятаны от внешнего мира, но она каким-то чудом оказалась среди них. Главное, чтобы эйдрэ не сочла комментарий про невыполнимость задачи прямым намёком на то, что гостья проникла сюда сознательно. Хотя, может, так оно и было?

Сигрид внимательно изучает результаты осмотра Ифэми и несколько минут сосредоточенно молчит, после чего снова поднимает внимательный взгляд на гостью.

– Пойми меня правильно. Южанка. Одна. В Та’Уттара. Подозрительная история. Ничего не могу обещать, но, если ты сама расскажешь, кто помог нас найти, всё может обернуться не таким печальным образом. – Сигрид поджимает губы и добавляет: – Для тебя.

Ифэми давится комом в горле:

– Да, я выгляжу как южанка, но создана в уттарской лаборатории. Воспитана одной из северных общин. Меня сделали в качестве генетического эксперимента. Уверена, что здесь слышали о таком. Иногда учёные скрещивают ДНК по приколу, чтобы посмотреть, как я и подобные мне смогут выжить в условиях, к которым генетически не приспособлены.

– Интересно. – В глазах Сигрид читается неподдельный интерес. – Должно быть, материал получили из беглецов во времена Вестников, а на тебя возлагали какие-то надежды?

– Должно быть. Молодняку никто не рассказывает о генетических источниках. Я о многом догадалась сама, изучая историю и внимательно слушая, о чём шепчутся кураторы, когда я прохожу мимо.

– Тяжёлые времена, – Сигрид складывает руки пирамидкой и задумчиво смотрит вдаль. – Пойми меня правильно. Я хочу верить в лучшие намерения окружающих и ценю само понятие жизни, но если на одной чаше весов будет это место, а на другой ты… – Эйдрэ обжигает Ифэми ледяным взглядом. – Выбор очевиден.

– Теперь твоя очередь понять правильно, Сигрид’эни, – выпрямляется Ифэми. – Для меня всё происходящее выглядит настолько абсурдно, что больше напоминает продолжение сна, а не реальность. Очнулась в полной темноте. Не понимаю, что происходит и где нахожусь. Ледяной лабиринт. Здание, полное незнакомых мне технологий и битком забитое каара, судя по всему, прибывшими с разных континентов. И вот, – она вскидывает руки, – я сижу босая перед местной эйдрэ, которая с ходу намекает, что я какой-то там маяк.

Ифэми резко поднимается с дивана, шагает на платформу и, опершись руками на прохладный кварцевый стол, продолжает:

– Давай-ка начистоту. Я бы и рада подтвердить или опровергнуть твои опасения, но реально не понимаю, где нахожусь или как сюда попала. И, к сожалению, такое положение дел бесит меня не меньше, чем саму эйдрэ.

Ифэми сдержанно улыбается и уверенно смотрит прямо в глаза Сигрид, попутно размышляя о том, насколько был уместен этот эмоциональный выпад.

Эйдрэ какое-то время молчит, стараясь понять, говорят ей правду или заранее заученный монолог. Она прикидывает, что оба варианта в равной степени возможны, но, чтобы выяснить истину, решает пойти у гостьи на поводу.

– Скажи-ка мне, дитя, что принципиально отличает эту реальность от реальности сна, если ты проживаешь их обе? – Она откидывается в скрипучем кресле.

Ифэми не находит, что ответить, и продолжает молча смотреть эйдрэ в глаза, вспоминая, как Сефи без конца болтала нечто подобное, называя сны лишь пластами реальности.

– Молчание – наилучший из ответов. Что ж, тогда может случиться так, что эта реальность – один из твоих снов.

– Или наших общих.

– Параллельность тебе тоже знакома? Замечательно.

– Сигрид’эни, ты превосходно прыгаешь с темы на тему. Уверяю, что не знаю, как здесь оказалась.

Ифэми на секунду прерывается и грустно выдыхает:

– Я даже не знаю, что это за «здесь».

– Мы никогда не помним начала сна.

– Идиотизм какой-то. Твоё поведение похоже на выступление актёришки на празднике Ночи, но не на эйдрэ. От чего ты так увиливаешь?

– Неужели ты сама не делаешь так же?

Ифэми мешкает. Из глубин её памяти проскальзывают картинка за картинкой: как она тактично уводила разговор от сути, старательно скрывая что-то. Фи никогда не делала этого из-за прихоти. Может, эйдрэ руководствуется схожими мотивами? Может, гостье не стоит знать правды?

– Позволь-ка мне вернуться домой. – Ифэми обескураженно поджимает губы. – Живите в своём мирке, как угодно. Не отвечай на мои вопросы. Просто верни в мой дом на краю Джезерит.

Молчание. Сигрид торопиться некуда. Та’Уттара сковало тьмой и холодом Чёрного Ноазиса, а значит, охота, рыбалка и более важные вылазки заставляют себя подождать. В такое время дел в форте совсем немного, и эйдрэ может вести какой угодно долгий диалог с какой угодно гостьей. Жаль, что паранойя – своеобразная издержка положения – не позволяет Сигрид открыть собеседнице хоть что-то. Это и ставит эйдрэ в проигрышную позицию: не увидев доверия к себе, Ифэми не доверится в ответ, а значит, не расскажет то, что действительно интересует Сигрид. Она чувствует себя в тупике, в который зашла своими ногами. И выбираться из него нужно так же – самостоятельно.

– Мин Джезерит, – щурится Сигрид. – Тебя нашли в снегах к востоку от форта. Через несколько часов после Вспышки.

– В снегах? – Фифи удивлённо моргает.

– Да. На моей памяти такое произошло впервые. А память у меня отличная.

Ифэми поспешно возвращается на диван, плотнее прижимая босые пятки к мягкому ковру. Губ седовласой эйдрэ касается едва заметная улыбка:

– В это Сияние всё началось как обычно. За несколько часов до алого мы собрались на верхних этажах форта. Сомневаюсь, что Вспышка здесь такая же, как в твоём городе, но всё же безупречное чудо природы видно и у нас. Сначала меня насторожили Зарева. Они были дольше обычного. За столько прожитых лет я знаю, сколько секунд длится каждое и через какие промежутки они вступают. – Эйдрэ нахмурилась. – В этот раз всё было иначе. Илва тоже обратила внимание. Погрешности были едва уловимы, но даже их быть не должно. Мы обе списали всё на изменения в погоде или нечто подобное, но тревожность усиливалась. Илва даже пошутила про явление Мнра Мнаас, и это казалось нам забавной шуткой ровно до самой Вспышки.

Эйдрэ говорит медленно, словно решаясь на каждое слово. В её голове легенды смешиваются с реальностью, предрассудки – со здравым смыслом, а гостья на диване кажется то невинным дитя, то эфором, то кем-то похуже.

– Первым завизжал молодняк, – произошедшее всё яснее прорисовывается в памяти Сигрид. – Когда меня пропустили ближе к окну, тьма уже подбиралась, но хватило нескольких секунд, чтобы всё понять. Мы привыкли, что Вспышка где-то «там», но в этот раз небо полыхнуло гораздо ближе. Белизна отступила, и стало видно, как медленно плавится снег, обнажая скрытый под ним кратер. – Она прочищает горло, прежде чем продолжить. – Кратер в несколько миль.

Эйдрэ лёгким кивком указывает куда-то перед собой, и Ифэми машинально оборачивается. Ей приходится напрячь зрение, чтобы рассмотреть, что позади вовсе не ещё одно гигантское окно, а тонкая плёнка из света и цвета – проекция на кварце. От пола до потолка. Экран мелко дрожит время от времени.

Ифэми восхищённо выдыхает, ей прежде не приходилось сталкиваться с такими технологиями. В основном подобные устройства используют на Юге, иногда в Белой Столице. Фифи про такое слышала, теперь и видела.

– Мы отправили группу на место, а за их перемещениями следили в прямом эфире. Такое событие было. Кажется, и про Вспышку все успели забыть. – Сигрид грустно улыбается и продолжает: – Кратер успело прилично занести снегом, но, к твоему счастью, недостаточно. Если бы группа выдвинулась хотя бы на пару часов позже, ты так и спала бы. Под снегом.

Воспоминание раскалённым шипом пронзает голову Ифэми от виска до виска. Она вскрикивает от неожиданности, заставляя Сигрид привстать со стула. Фи вскидывает перед собой руку, старательно цеплялась за вихрь раскручивающихся в памяти картинок. В попытке выхватить нужную. Достаточно сконцентрировавшись и глубоко вдохнув, Фифи останавливает болезненный поток воспоминаний – внимательно вглядываясь в нужное.

Она стоит одна посреди метели в лёгком платье цвета сладкого южного плода. Снежинки непривычно крупные и острые, словно льдинки. Свет вокруг то пульсирует, то гаснет, а на крики никто не отзывается. Ифэми пытается наугад пробираться по снегу, но быстро понимает, что насквозь мокрая, а платье колом встаёт на уставшем теле. Последней вспышкой в памяти становится холод. Повсеместный. Парализующий.

– Я больше не могу удержаться. – По щекам Ифэми катятся слёзы. – Этот снег такой мягкий, словно перина в нашем доме.

Сигрид аккуратно присаживается обратно на стул, внимательно вглядываясь в перемены на лице гостьи. Вслушиваясь в каждое слово.

– Она укрывает меня одеялом и поёт колыбельную, – почти шёпотом продолжает Ифэми, закрывая глаза и не сдерживая слёзы. – Нашу колыбельную.

– Кто она? – эйдрэ в нетерпении поджимает и без того тонкие губы.

В дверь уверенно стучат. Сигрид вздрагивает, но Ифэми не обращает внимания ни на что вокруг. Продолжая шептать себе под нос, она криво улыбается. Настолько жутко, что кожу эйдрэ усыпали мурашки.

Круглая дверь тяжело отворяется. Из-за неё выглядывает мягкое сияющее лицо в массивных очках. Южанка невысокого роста боязливо улыбается, одними губами просясь войти. Сигрид раздражённо машет рукой, чтобы та проходила, но не издавала ни звука. Новая гостья лихо скидывает с ног ботинки и шустро проскакивает к кварцевому столу.

Не дожидаясь, что скажет учёная, Сигрид тихо, но очень властно распоряжается:

– Мне нужно знать, что происходит в её голове, Фадила.

– Но это вне моих научных интересов. Ты же… – От негодования у неё кружится голова.

– Мне плевать. Спустишься на пятый уровень и передашь, чтобы готовили оборудование. Я хочу знать всё. – Вена на шее Сигрид пульсирует от напряжения.

– Как будет угодно эйдрэ, – Фадила надувает губы, – но я пришла с докладом по микроэлементам из последней экспедиции. Думаю, что…

– Сайтхи шикшайр трайтх, – голос Ифэми раздаётся сразу со всех сторон, воздух напитывается, как от разряда тока.

Экран мелко моргает и гаснет, как и все электрические приборы в обсерватории. Фадила коротко ойкает и пытается прижаться к Сигрид, но та быстрым движением отодвигает учёную и отходит к окну.

Ифэми сидит неподвижно: выпрямив спину и положа руки на колени. Голова её медленно поворачивается из стороны в сторону. Фадила, тихонько матерясь, прячется за столом, осторожно наблюдая за незнакомкой на диване. Когда Сигрид возвращается на своё место, учёная шепчет:

– Что здесь происходит?

– Сплошной туман. Электричество вырубило даже в соседних зданиях. Происходит то, что мы должны как можно быстрее выяснить, кто она такая. Откуда пришла. И какими практиками владеет, – эйдрэ говорит громко и абсолютно спокойно. – Кроме этой, разумеется.

– Так это… О-о-о…

Фадила не может сдержать любопытства и выглядывает из-за стола, чтобы рассмотреть незнакомку, насколько позволяет освещение лампадок вокруг.

– Всё-таки она…

Сигрид не даёт учёной закончить реплику, строго перебивая:

– Эфоратским маячкам ни к чему сидеть с закрытыми глазами.

Фадила неуверенно кивает и семенит к круглой двери. Она даже не обувается, а просто хватает ботинки по пути.

– Сомневаюсь, что лифт работает, – бросает Сигрид вслед учёной.

– Ничего-ничего! Я лучше там подожду, – раздаётся из-за закрывающейся двери.

Ифэми продолжает сидеть с закрытыми глазами и покачиваться из стороны в сторону, а Сигрид вытаскивает из ящика стола толстую кипу бумаг – отчёты по физическим показателям гостьи. Гостьи, проспавшей в больничном крыле ровно полторы недели. Эйдрэ погружается в изучение данных, стараясь одним ухом прислушиваться к шёпоту Ифэми, бормочущей какую-то бессмыслицу.

Проходит достаточно времени, когда уже обутая Фадила возвращается в обсерваторию.

– Думаю, что внизу полный бардак. – Учёная аккуратно поправляет очки на носу и громко вздыхает.

– У каждого в форте прекрасная подготовка, дитя. – Сигрид не поднимает взгляда от бумаг.

Фадила усаживается на скамейку возле входа и барабанит пальцами по её деревянной поверхности.

– Можно спросить, Сигрид’эни, раз уж обстоятельства позволяют? – неуверенно начинает она.

– Попробуй. – Эйдрэ перелистывает страницу.

– После того, как Она сотворила такое… – Фадила напряжённо сглатывает. – Эйдрэ тоже думает, что Она поможет нам найти Диавэн?

Сигрид отодвигает бумаги и трёт уставшие глаза. Все эти разговоры всё больше выводят её из себя, потому что в форте хватает проблем реальнее, чем выдуманный кем-то когда-то город, якобы созданный Тройняшками в собственных интересах.

Обсерватория на долю секунды озаряется световой вспышкой, а приборы поочерёдно пищат, прогружаясь. Фадила облегчённо вздыхает и поднимается со скамейки.

– Сначала иди на пятый уровень, как я велела, – напоминает Сигрид, снова углубляясь в бумаги.

– Да, – улыбается учёная, косясь на Ифэми, растерянно озирающуюся вокруг.

Фадила выходит за дверь, но нарочито медленно передвигает ногами, жадно вслушиваясь в каждое слово из обсерватории.

– Ты была без сознания полтора часа, – голос Сигрид звучит сухо и отстранённо, словно ей совершенно всё равно, что произошло. По крайней мере, она хочет, чтобы Ифэми думала именно так.

– Я не… – Гостья дрожит всем телом. – Я помню, как ответила на вопрос, и в тот же момент ты уже сидишь с бумагами. Голова раскалывается. Могу я вернуться в палату?

– На какой вопрос ты ответила? Уточни, – всё так же безразлично звучит Сигрид.

– Кто она. Кто мерещился мне.

Фадила останавливается, так и не поставив уже занесённую для шага ногу. Сердце со всей силы молотит по грудной клетке. Тем в Хальварде, кому рассказали про найденную после Вспышки южанку, интересно, что с ней произошло и кто она такая. Прямо сейчас учёная может узнать немного больше остальных. Она задерживает дыхание и оборачивается к двери, словно так будет слышать лучше.

– Ты не ответила, – голос эйдрэ больше не кажется безразличным, наоборот, дрогнул.

– Сайтхи шикшайр трайтх, – неуверенно повторяет Ифэми произнесённые ранее слова.

Фадила наконец опускает ногу на пол и неожиданно громко выдыхает. Испугавшись, что в обсерватории услышат, она машинально закрывает рот рукой и спешит к лифту.

– Может ли это быть тот язык? – учёная размышляет вслух, отбивая нервную дробь по сенсору вызова лифта.

Мысленно она уже решила повременить с поручением эйдрэ и первым делом побежать к Ювеле.

Сигрид облокачивается на стол и складывает руки пирамидкой, рассматривая растерянное лицо Ифэми.

– И что это значит? – осторожно уточняет эйдрэ.

– Понятия не имею, – честно признаётся Фи, роняя голову в ладони.

– Что ж…

– Но я знаю, кто мерещился мне тогда! Кто укрывал меня одеялом во время лихорадки, кто научил меня глупой рыбацкой колыбельной.

По спине Сигрид снова пробегают мурашки, когда она видит неподдельный испуг и всепоглощающее горе в глазах такой физически сильной каари. Все эти развитые мускулы не могут защитить её от груза воспоминаний, что заставляет сгорбиться и спрятать лицо в широкие ладони.

– Кто она? – повторяет вопрос эйдрэ, не склонная к долгому проявлению сочувствия.

– Мне мерещилась моя подруга. Сефу. – Фифи быстро жалеет, что, подавленная эмоциями, назвала имя, но уже поздно.

Сигрид быстро записывает имя на уголке листа и поднимает глаза на гостью, успевшую немного приосаниться и утереть слёзы.

– Но я понятия не имею, что за набор букв произнесла, – добавляет она. – Правда.

– Это нам и предстоит узнать.

Эйдрэ откидывается в кресле, натягивает плотную перчатку до локтя и выпрямляет руку. Наверху слышатся тяжёлые ухающие звуки и шелест крыльев. Невообразимо крупный орёл, гораздо крупнее своих собратьев, что доводилось видеть Ифэми у уттарских охотников, с размахом приземляется на предплечье эйдрэ. Птица внимательно моргает на гостью, которая на всякий случай сильнее вжимается в диван.

– Ты пройдёшь все исследования, что возможны в условиях наших лабораторий. И из соображений безопасности ещё долго не сможешь покинуть этого места. По крайней мере, пока я не посчитаю это возможным. – Свободной рукой Сигрид ласково гладит орла по клюву. – Думаю, что ты и сама не подозреваешь, что с тобой происходит. Хочется верить именно в это, а не в то, что передо мной лгунья или маяк.

Эйдрэ резко поворачивает голову и бросает холодный пронзительный взгляд на Ифэми. Та старается вжаться в диван ещё сильнее, но дальше уже некуда.

– Благоприветствую в Форте Хальвард, – широко улыбается Сигрид.

Эпизод шестой. Первый День Дня

Улицы Джезерит пустынны: туристы с трудом разъехались, а местные привыкли сидеть по домам за Чёрный Ноазис. Наступает первое утро под Южным Солнцем. Первый День Дня. Город ещё не успел проснуться от долгой спячки и наполниться шумным весельем праздника встреч и прощаний.

Среди домов петляет одинокая фигура в неоправданно лёгком для здешних мест пальто, ещё и без шапки. Снег запорошил голову и плечи, летит прямо в глаза, но Сверр уверенно вышагивает по узким улочкам. Периодически озираясь из опасения быть узнанным в этом районе. За прошедший ноазис северянин увидел достаточно, чтобы окончательно превратиться в параноика. Даже хруст снега под ногами режет слух. Сверр резко притормаживает.

– Мне бы успокоиться, – бубнит он себе под нос и прячется от ветра в неприметный переулок, чтобы покурить и собраться с мыслями.

Ещё какое-то время уттарец стоит как вкопанный, посматривая по сторонам. Если и есть слежка, сейчас она себя обнаружит. Выждав несколько минут и решив, что совершенно один, Сверр облокачивается о стену и трясущейся рукой тянется в карман за пачкой сигарет. Первым нащупывает шершавый конверт.

Северянин громко матерится вслух. На бумаге аккуратным почерком выведено: «Гостиница „Обитель“. Сефу лично в руки». Ниже криво и в спешке дописан адрес. Размашистый и неаккуратный почерк принадлежит Сверру, а вот ровный и витиеватый ему незнаком. Уттарец нервно подкуривает мокнущую от мелкого снега сигарету.

– Кто ты, Вода тебя забери, такая? – Он крепко затягивается и швыряет горячий бычок в сугроб, а письмо запихивает поглубже в карман.

Сверр двигается дальше по улице, даже не пытаясь укрыться от усиливающейся метели в лёгкое пальто. Он щурится и бредёт практически наугад, с трудом выхватывая глазами названия улиц и номера домов. Надеясь, что снежный поток спрячет его от посторонних глаз. Но разве одинокое движение против ветра может остаться незамеченным?

Как бы громко он ни молотил в дверь, из дома не доносится ни звука. Сквозь пыльное окно внутри просматриваются пустые безжизненные интерьеры. Ближе всего ко входу сгрудились пузатые мусорные мешки ростом с крепкого подростка. Сверр уверенно продолжает стучать, но уже в окно. В какой-то момент его озаряет мысль: как можно тише разбить стекло, открыть замок изнутри и войти. На счастье, этот идиотский план так и не воплощается. Дверь соседнего дома со скрипом отворяется, и старенькая невысокая северянка, укутанная в лёгкий шёлковый халат с тёмно-зелёной вышивкой, разражается басом, никак не соотносящимся с её образом:

– А ну-ка! Прекратил-ка долбиться! Там никто не живёт! А если ты заодно с этими, передай-ка, что их вещи арестовали гуны за неуплату аренды! Ещё раз тебя здесь увижу, будь уверен, что гуны арестуют тебя вместо этих двух нахалок!

Старушка кричит так пронзительно, что в нескольких домах напротив зажигаются лампы. Любопытные соседские лица серыми тенями скользят за прозрачными занавесками.

– А вы чего повылазили, стервятники? Без вас разберутся! – переключается старушка на жильцов напротив.

Сверр уверенно шагает к северянке прямо по глубоким сугробам, которые намело между домами. Это зрелище впечатляет разбушевавшуюся бабулю настолько, что вопли её сменяются безмолвным созерцанием. Высокая фигура, закутанная во всё чёрное, решительно бредущая по пояс в снегу, буквально на долю секунды пугает свою главную зрительницу. Сверр останавливается прямо напротив старушки и, небрежно стряхивая снег с пальто, улыбается от уха до уха.

– Пусть день продлится. Проходи, – удивлённая собственному предложению, полушёпотом сипит пожилая северянка.

На первый взгляд порядок внутри выглядит абсолютным: вещи аккуратно расставлены по местам, ни одного следа грязи, ни частички пыли. Но деталь за деталью, попадающиеся на глаза, разрушают иллюзию чистоты. Из угла в угол вьётся жирная паутина, переполненная коконами с трупами насекомых, неясно откуда взявшимися посреди вечной зимы. Воздух затхлый и сырой. Окна наглухо завешаны чёрными массивными шторами. Лицо Сверра кривится от отвращения, стоит его взгляду скользнуть на мясистого паука размером с кулак, медленно раскачивающегося на толстой нитке паутины.

– Угостишься хвойным морсом? – неожиданно вежливо шелестит старушка, спокойно проходя под свисающим с потолка мохнатым насекомым.

Сверр с трудом справляется с желанием прихлопнуть мерзкое создание и растягивает губы в почтительной улыбке. Только глаза выдают стойкое отвращение.

– На благо ваше гостеприимство, но осмелюсь отказаться, – как можно благодушнее отвечает он.

– Тогда оставим это, – старушка наклоняет голову к плечу. – Ты всё же знаком с моими соседками? Не удивлюсь, если они многим доставляют хлопот побольше, чем мне.

– Можно и так сказать.

Сверр крепко сжимает конверт в кармане. Вспоминает тонкий, залитый светом силуэт, соскальзывающий с перил в пульсирующую бездну.

– Мне нужна каари по имени Сефу. В «Обители» сказали, что я найду её по тому адресу. – Он кивает как бы в сторону соседнего дома. – Но, кажется, там давно никто не живёт. Благо, я вижу перед собой ту, что знает намного больше, чем персонал гостиницы.

Пожилая северянка скрещивает за спиной иссохшие руки и облизывает потрескавшиеся губы, прежде чем ответить. Где-то в соседней комнате монотонно тикают сразу несколько часов. Паук продолжает раскачиваться из стороны в сторону. Сверр тонко улыбается в ожидании ответа. Старушка приоткрывает рот, чтобы сказать что-то, но этажом выше скрипят половицы, и это моментально привлекает её внимание.

– Всего пара мгновений, – пересохшие губы нервно дёргаются, – и мы вернёмся к разговору.

Хозяйка дома с невероятной лёгкостью в движениях выпархивает из комнаты, а Сверр остаётся наедине с мохнатым насекомым, словно изучающим двуногое существо перед собой. Сверху слышатся звуки поворачивающегося в замке ключа и скрип ржавых дверных петель. Топот по половицам усиливается и ускоряется. К нему добавляется странный железный лязг. Лампада под потолком ходит ходуном, словно весь дом сотрясает неведомая сила. Паук смачно шлёпается на пол прямо перед Сверром, который от неприязни даже отпрыгивает в сторону. Насекомое и само не радо такому тесному контакту и шустро ретируется за громоздкий шкаф в конце коридора.

– Куда я попал, – морщится Сверр.

Всё стихает. Старушка возвращается в комнату, будто ничего не произошло. На удивление Сверра, она обращает внимание на отсутствие под потолком паука и пробегается глазами по комнате в его поисках. Не разглядев в полутьме и намёка на чёрную мохнатую тушку на восьми лапках, северянка поворачивается к гостю.

– Ты не представился, – щурится она.

– Сверр мин Джезерит, – коротко кивает тот.

– Ах вот кто ко мне пожаловал. – Старушка снова облизывает губы, чем вызывает у своего гостя рвотные позывы. – Болтают, что ты потомок самой Джезерит, раз унаследовали здание Врат.

– Если бы Врат. – Сверр слегка напрягается, но играючи скрывает это за улыбкой. – Так, забегаловка. Не более. Не стоит доверять местным сплетникам.

– Будто смотрю между двух солнц.

Уттарка широко улыбается, обнажая неожиданно здоровые и ровные для её возраста зубы. Но в глаза бросается даже не это, а два зияющих отверстия вместо клыков. Сверра снова передёргивает, но он продолжает изображать спокойствие.

– Так могу я узнать про эту каари?

– Каари, – усмехается старушка своим мыслям, но вслух произносит не всё, о чём подумала. – Если бы я только знала, то уже выбила бы всё, что она мне задолжала, несмотря на… – Она резко замолкает и отворачивается. – А уж из этой припадочной южанки того больше!

Паук, словно на звук голоса, прибегает к своей хозяйке и скрывается под полами её халата. Сверр подавляет очередной рвотный рефлекс. Половицы на втором этаже скрипят, а хозяйка дома яростно таращится в потолок. У Сверра окончательно пропадает желание терпеть всю эту дичь, когда северянка снова выбегает из комнаты.

– Послушай, – немного брезгуя, он всё же кладёт старушке руку на плечо.

Та от неожиданности останавливается и, громко дыша, оборачивается к гостю.

– Хенрика, – мямлит хозяйка дома показательно милым голоском.

– Мин?

– Не мин. – Она гордо вытягивается во весь свой небольшой рост, расстёгивая пуговицу на шее и открывая характерную, хоть и изрядно выцветшую татуировку. – Мухалас…

– И знать не хочу, – не даёт ей договорить Сверр и отдёргивает руку.

Теперь понятнее. Эта старушенция с бешеными глазами – прислужница одной из Первых Семей. Судя по северному имени и гнетущей атмосфере, нетрудно догадаться, о какой из них речь. Узнавать это наверняка Сверру не хочется. Оказаться в доме одной из мухалас – само по себе клеймо, а если она ещё и из этих… Он вздрагивает всем телом и отодвигается подальше от Хенрики.

– Вот почему соседи следят за тобой. В таких вещах стоит признаваться сразу, – северянин обводит её презрительным взглядом.

– Я горжусь своим происхождением!

– Не сомневаюсь, – кривится Сверр.

Шум на втором этаже становится неистовым, будто кто-то попросту крушит комнату над ними.

– Я должна!.. – взвизгивает Хенрика и взбегает по лестнице.

Дожидаться неадекватную старушку с пауком под юбкой в трясущемся от грохота доме нет никакого желания. Сверр в спешке покидает больше похожий на могильник, чем на жилище, дом презренной мухалас. Его не волнует даже то, захлопнулась ли за ним дверь, настолько хочется побыстрее слинять оттуда.

Северянин в несколько прыжков пересекает улицу, останавливается возле ухоженного домика с типичной для Джезерит круглой крышей и нервно подкуривает. Молча стоит, жадно глотая то свежий морозный воздух, то сизый дым. Мысленно прокручивает в голове произошедшее и продолжает, как заворожённый, смотреть на дом Хенрики. Входная дверь за ним всё-таки не закрылась, и ветер треплет чёрные занавески из стороны в сторону, а снег пушистым ковром застилает лестницу на второй этаж. Старушка неожиданно возникает на крыльце перед домом. Сверр вздрагивает, выронив сигарету, и машинально вжимается в стену. Хенрика заливисто хохочет на всю улицу и снова скрывается внутри покосившегося домишки, с силой захлопывая за собой дверь.

Трясущейся то ли от холода, то ли от нервов рукой уттарец достаёт новую сигарету из пачки. Его взгляд скользит к окну второго этажа, тоже плотно занавешенного. В какой-то момент кажется, что шторы двигаются. Сверр сосредоточенно вглядывается через толстые стёкла очков, когда кто-то кладёт руку ему на плечо. Подавившись дымом, северянин роняет уже вторую сигарету подряд.

– Пусть день продлится, – здоровается совсем юный каара. – Моя попечительница предлагает тебе зайти.

Ребёнок с громким щелчком закрывает окно, из которого торчал секунду назад, и уже через стекло указывает Сверру в сторону двери. За спиной у юнца стоит высокая северянка с удивительно знакомым лицом. Учитывая не самую приятную славу Сверра среди каари, думать о том, где они могли видеться, ему хочется меньше всего. Бросив беглый взгляд на окна Хенрики, северянин принимает приглашение.

Уже через несколько мгновений он сидит на уютной и светлой кухне в компании двоих детей и их попечительницы по имени Хиона, путано объясняя причины своего раннего визита в дом напротив. Северянка молча слушает историю, то и дело подливая кипяток в кружку гостя. Савитар во все глаза разглядывает Сверра, периодически что-то нашёптывая на ухо маленькой подружке, которая удобно устроилась у него на руках. Зора вообще мало интересуется их неожиданным посетителем и воодушевлённо собирает со стола крошки от печенья, предварительно окуная палец в чай попечительницы.

В какой-то момент Сверр понимает, что может сболтнуть лишнего, и лихо глотает из кружки. Хиона строит виноватую гримасу, понимая, что гость только что хлебнул кипятка: он уже успел обжечь горло и несколько раз сухо кашлянул.

– Так ты знаешь её? – хрипит Сверр, стараясь незаметно дышать ртом, чтобы охладить его.