Текст книги "Элегантная наука о ядах от средневековья до наших дней. Как лекарственные препараты, косметика и еда служили методом изощренной расправы"

Глава пятая
Прогнившие дворцы: ядовитая среда

Если посмотреть на наши квартиры, заставленные мебелью из IKEA, можно только вздыхать при мысли о мраморных полах, золоченых потолках и изящной резной мебели европейских дворцов в прошлые века. Возможно, мы бы завидовали куда меньше, если б вспомнили о том, что эти великолепные покои населяли паразиты, бактерии, вирусы и естественные токсины, и все они свели в могилу куда больше людей, чем мышьяк.

Дворцы были по сути царством навоза. В лакированных кабинетах стояли ночные горшки, наполненные вонючей смесью из человеческих отходов. Содержимое ночных горшков сбрасывалось в отхожее место (открытое отверстие с деревянным сиденьем и прямым спуском в крепостной ров, где часто и плавали человеческие отходы), либо в подвал дворца, который принимались чистить – и то была нелегкая работа, – когда он наполнялся до отказа. Подвалы «Великого дома облегчения» Генриха VIII – роскошного двухэтажного туалета в Хэмптон-Корт с двадцатью восемью отверстиями, предназначенными для справления нужды – переполнились до предела, прежде чем их вычистили.

Часто выгребные ямы прорывали через стены к земле (и тогда их содержимое смешивалось с грунтовыми водами) либо к другим помещениям. 20 октября 1660 года лондонский журналист Сэмюэл Пипе пережил крайне печальный опыт: стена подвала, которую он делил со своим соседом, так пропиталась отходами из выгребной ямы, что они начали просачиваться на его территорию. «Спустившись в подвал, я ступил в огромную кучу экскрементов, – писал он, – и понял, что отхожее место мистера Тернера переполнено, и его содержимое торопится занять мой подвал, что меня весьма обеспокоило». Без сомнения, это обеспокоило бы нас всех.

Ослепительные барочные театры, где Мольер и Драйден дебютировали со своими остроумными пьесами, также были переполнены калом. В каждой из роскошных личных лож стояло по ночному горшку для высокородных гостей. Сегодня кажется несколько странным представлять себе друзей и незнакомцев, беспечно опорожняющих мочевые пузыри и кишечники по соседству во время просмотра спектакля. Можно лишь надеяться, что у них хватало манер делать свои дела за ширмой и, если подразумевались некие громкие звуки – подождать, пока литавры и тарелки в оркестровой яме заглушат шум.

Роже де Рабютен, граф де Бюсси, рассказывал, как однажды вечером в парижском театре две дамы – они остались в истории как мадам де Сол и мадам де Треймуль – сходили по-большому в ночные горшки, «а затем, дабы избавиться от неприятного запаха, вылили все вниз» – прямо на растерянную публику, которая разразилась протестующими криками и выгнала женщин из театра. Даже по шатким стандартам этикета XVII века это был перебор.

В крупных испанских городах власти ставили кресты в местах, традиционно используемых как уборные, снабжая их надписями: «Не испражняйтесь подле крестов». В начале XVII века поэт Франсиско де Кеведо написал на вывеске: «Не ставьте кресты там, где мне угодно испражняться».

Некоторые придворные опорожняли кишечник в публичных местах. В отчете о жизни парижского Лувра за 1675 год утверждалось: «На парадных лестницах… за дверями, а также почти везде можно ежедневно отыскать человеческие экскременты, оставленные здесь по зову природы, кои пахнут невыносимо».

Многих врачей беспокоила не столько угроза заражения через кал (поскольку причины возникновения инфекции на тот момент еще не были установлены), сколько «зловонные испарения». Отвратительные запахи, утверждали они, проникают непосредственно в человеческий мозг, размягчая его до состояния каши.

Естественно, во дворцах было устроено множество мест, где можно было облегчиться, однако что касается мочеиспускания, то многие мужчины-придворные не утруждались дойти туда. Вместо этого они поступали так, словно все окружающее пространство было их писсуаром, облегчаясь там, где застанет их зов природы, и полагая, что слуги все уберут. Лестничные клетки в частности служили популярным местом, где можно мочиться (некоторые вещи с годами не меняются).

Ослепительные дворцы, театры и сады были переполнены человеческими экскрементами.

Очевидно, некоторые мужчины мочились даже в королевский кухонный очаг, поскольку Генриху VIII пришлось издать указ, строго запрещающий это. Еще мочились под стены сада, и приятный аромат роз мешался с запахом мочи. Все тот же Генрих VIII повелел слугам нарисовать на садовых стенах красные кресты, чтобы отпугнуть невоспитанных придворных, но кажется, таким образом он лишь отметил им, куда целиться.

Спустя несколько месяцев после смерти Генриха в 1547 году правительство юного короля Эдуарда IV издало прокламацию, запрещавшую кому бы то ни было «…мочиться либо иным образом облегчаться в пределах королевского двора… где гниение может распространяться, нанося ущерб Его королевскому величеству».

Когда голландский гуманист начала XVI века Эразм Роттердамский пишет: «Невежливо одобрять того, кто мочится, либо испражняется» – можно предположить, что он подразумевает «в общественном месте» и пишет это потому, что такова существовавшая действительность. В немецкой книге нравов 1570 года говорится: «Не следует, подобно деревенщине, облегчаться, без стыда или всякой сдержанности, в присутствии дам или же под дверями или окнами придворных комнат».

В 1518 году королю Франциску I вздумалось навестить свою любовницу – прелестную двадцатитрехлетнюю Франсуазу де Фуа, графиню де Шатобриан. Ее тайный любовник, некий адмирал Бонниве, вскочил с постели и спрятался в огромном камине. К счастью, на дворе стояло лето, и очаг был наполнен ароматными сосновыми ветками, за которыми Бонниве и укрылся. К несчастью, этот же камин служил уборной, и прежде чем предаться любовной страсти, король помочился прямо на бедного Бонниве, укрывшегося за сосновыми ветками. Несчастный адмирал промок до нитки и всю ночь провел в неудобной позе, пропитавшись запахом мочи и слушая вздохи и стоны своей любовницы, предававшейся любовным утехам с королем.

Когда португальская принцесса Екатерина Брагансская, которая вела уединенный и благочестивый образ жизни, приехала в Англию, чтобы выйти замуж за короля Карла II в 1661 году, она и ее дамы были потрясены, обнаружив мужчин, беспечно мочащихся по всему дворцу Они жаловались: «И шага нельзя ступить, чтобы не наткнуться в любом углу на следы английской мочи».

Немецкая невестка Людовика XIV Елизавета Шарлотта писала в 1702 году о Версальском дворце: «Люди мочатся на галерее, куда выходит наша комната, в любом углу Невозможно выйти из покоев и не встретить какого-нибудь мужчину, который мочится, стоя там».

В начале XVIII века герцог де Сен-Симон описал случай, как епископ Нойон, проходя мимо Версальской капеллы, испытал «такое сильное желание помочиться», что зашел в верхнюю секцию, предназначенную для членов королевской семьи, и помочился через балюстраду – прямо на освященный церковный пол внизу.

Придворные дамы обычно справляли нужду в ночные горшки, хотя порой этикет препятствовал этому. Во времена правления Георга I одна злополучная фрейлина Каролины, принцессы Уэльской, побоялась, что ее мочевой пузырь лопнет после нескольких часов непрерывного пребывания в компании госпожи. Не имея возможности удалиться, отчаявшаяся женщина раздвинула ноги и помочилась прямо на пол, надеясь, что этого никто не заметит. К несчастью, потоки мочи растеклись по полированным плиткам и едва не затронули изящные атласные туфельки принцессы.

Пока в XVIII веке санитария не пришла хоть немного в норму, королевский двор имел обыкновение менять местоположение примерно каждые две недели. К примеру, Тюдоры переезжали тридцать раз за год, и это было задумано не с целью насладиться новыми пейзажами, а для того, чтобы в отсутствие людей дворцы вычистили от мочи и фекалий.

Французский двор также регулярно переезжал. В автобиографии ювелир Франциска I Бенвенуто Челлини пишет о 18 000 лошадей, которые то и дело перевозят от одного замка к другому сотни повозок, забитых королевской мебелью.

Особенно сложно было держать в чистоте сверкающий Версальский дворец. Здесь жили тысячи придворных и слуг, которые ежедневно облегчались, и все это должно было куда-то стекать, но, к несчастью, поблизости не было никакой реки. Содержимое ночных горшков вывозили на телегах или сваливали в выгребные ямы поблизости, которые приходилось чистить очень часто. Ситуация усугубилась в 1682 году, когда Людовик XIV пожелал сделать Версаль постоянной резиденцией. Хотя он и некоторые приближенные порой перебирались в соседние дворцы (Марли и Сен-Клу), чтобы немного сменить обстановку, двор целиком никогда не покидал Версаль. Чистку каминов, лестничных клеток и церковных полов могли выполнять хорошо или же кое-как – и обычно получалось кое-как.

Хотя слугам мужского пола и не дозволялось мочиться по углам и на лестницах, зато их поощряли делать это в специальный чан на кухне, чтобы в дальнейшем использовать аммиак из мочи для уборки дома и чистки тканей – драпировки или одежды. В редком протесте против мочи, высказанном в 1493 году, парижские галантерейщики обратились к самому королю, требуя прекратить эту практику, потому что «шляпы, очищенные с помощью мочи, не являются ни достойными, ни уместными, ни полезными для здоровья». Хотя король и согласился, к 1540-м годам производители шляп, использующие мочу, вернулись в активный бизнес.

Хотя в Средние века и существовало мыло, некоторые прачки предпочитали использовать мочу для удаления самых стойких пятен. Из-за высокого содержания аммиака несвежая моча использовалась в качестве протравы – вещества, которое связывает краску с тканью. В противном случае легко выцветали краски столетней давности, сделанные из насекомых, коры, ягод, корней, лишайников, листьев и цветов.

Мочевина – химическое соединение, естественно присутствующее в моче – показала удивительную эффективность в смягчении и дублении шкур животных. Книжные переплеты, обувь, ремни, седла и перчатки делали из кожи, пропитанной человеческой мочой. Только в 1828 году немецкий химик Фридрих Велер открыл, как искусственно синтезировать урину, тем самым устраняя необходимость пропитывать мочой одежду и кожу.

Купание, опасное для здоровья

Ни для кого не секрет, что большинство людей, живших в столь грязных дворцах, сами не отличались чистотой. При этом образованные греки и римляне, пред которыми преклонялись короли и ученые эпохи Возрождения, принимали ванну каждый день, порой часами отмокая за ведением дел. Врачи древности очищали руки и инструменты между приемами пациентов. Они понятия не имели об инфекции и микробах – просто считали грязь отвратительной. Посмотрим же, что произошло между этими двумя эпохами, что так изменило представление человека о сущности грязи.

В начале V века 11 акведуков[36]36
  Водопровод для подачи воды к населенным пунктам.


[Закрыть] Рима питали 1212 общественных фонтанов и 926 общественных бань. Но в 537 году н. э. вторгшиеся готы перерубили акведуки, что осложнило процесс купания. Ранняя католическая церковь, управлявшая бурлящим Римом в тот период, понятия не имела, как отремонтировать акведуки, а потому объявила, что следует как можно реже принимать ванну, поскольку это – форма греховного гедонизма, практикуемая язычниками. Столетие спустя это заявление получило подтверждение: новая секта еретиков-мусульман мылась не один, а пять раз в день, что для христиан было явным свидетельством их безбожия.

Толстый слой грязи на коже, предписанный церковью, свидетельствовал о христианском смирении и не позволял болезням проникать в тело. Со временем врачи пришли к убеждению, что мыться вообще опасно – настолько опасно, что многие советовались со своими астрологами, чтобы найти наиболее благоприятное время для принятия ванны. Популярная в XVI веке книга «Сие есть отражение сиречь зерцало здоровья» (This is the Myrour or Glasse of Health) советовала: «Не принимайте ванны, не томитесь в теплой воде и избегайте потеть, ибо все это открывает поры человеческого тела для ядовитого воздуха, который проникает внутрь и заражает кровь».

Королева Испании Изабелла, жившая в конце XV века, хвасталась, что лишь дважды за всю жизнь принимала ванну. Королева Елизавета I купалась раз в месяц, «вне зависимости от того, нуждалась она в этом или нет». Ее преемник Яков I питал такое отвращение к воде, что не мылся вообще никогда. Дама из числа придворных жаловалась, что ей и ее подругам стало «чересчур тяжело сидеть в комнатах Совета, которые Яков часто посещает».

В XVI веке толстый слой грязи на теле препятствовал проникновению болезней в тело. Некоторые монархи принимали ванны всего пару раз в жизни.

Король Яков даже не мыл руки перед едой. За столом он «лишь слегка протирал кончики пальцев краем влажной салфетки». Его любовник, герцог Бекингем, писал в одном из писем: «И все же, жаждая твоего благословения, целую твои грязные руки». Кроме того, Яков беспрестанно чесался и редко менял одежду.

В 1671 году Джон Бербери, английский дипломат в Стамбуле, выказывал свое удивление чрезмерной чистоплотностью турок, которые «всякий раз, помочившись, имеют обыкновение мыть после того руки».

Французский «король-солнце» также не был большим поклонником личной гигиены. Он жаловался, что его любовница, мадам де Монтеспан слишком сильно использует туалетную воду, отчего он задыхается рядом с ней. Она пропустила это мимо ушей, так как обливалась духами вовсе не чтобы скрыть запах собственного тела, но потому что король, кажется, лишь дважды в жизни принимал ванну. В 1680 году, когда Людовик обвинил ее в чрезмерной гордыне и иных нелицеприятных качествах, она презрительно ответила, что «если у нее и есть недостатки, то они, по крайней мере, не пахнут хуже него».

Посол, прибывший из дикой, варварской России, жители которой предавались опасной привычке регулярного купания, согласился с королевской любовницей, написав своему царю, что Людовик XIV «воняет, словно дикий зверь».

Возможно, именно недостаток гигиены привел к образованию у короля в 1685 году абсцесса в заднем проходе, который к следующему году превратился в свищ – узкий канал, один конец которого выходил в анальный проход, а другой располагался рядом с анусом. Свищ часто наполняется гноем и может спровоцировать развитие серьезной инфекции, которая разносится по всему телу. Мало того, что наличие свища осложняло процесс дефекации, но король к тому же испытывал дискомфорт, когда ездил верхом, ходил или даже просто сидел (что, несомненно, придавало новый смысл термину «королевская заноза в заднице»).

Отважный цирюльник-хирург по имени Чарльз-Франсуа Феликс согласился оперировать короля, но только после того, как провел эксперименты на 75 подопытных – «добровольцах» из числа узников, а также селян, которые желали помочь королю. Неудивительно, что многие из них скончались, однако их жертва не была напрасной. Хотя потребовалось четыре крепких мужчины, чтобы удерживать монарха, операция прошла с успехом, и благодарные придворные с гордостью объявили 1686 год «Годом Свища». Поскольку при дворе было принято подражать королю, анальные свищи стали в Версале последним писком моды. Многие придворные утверждали, что страдают от этого заболевания, и гордились этим. Мужчины-аристократы, расхаживавшие по дворцу, добавили новый аксессуар к своим шелковым бриджам до колен – повязки, элегантно накинутые сзади.

Даже спустя столетие после «знаменитой фистулы» версальские доктора осуждали вредное воздействие воды, полагая, что она снижает энергию и половое влечение. Королева Мария-Антуанетта принимала ванну только раз в месяц.

Мытье волос и вовсе полагали откровенно вредным, так как считалось, что злые духи легче проникают в мокрую голову, чем в сухую. Популярная английская пословица гласила: «Руки мой часто, ноги редко, а голову – никогда». В 1653 году английский летописец Джон Ивлин решил мыть голову только один раз в год. Аристократы протирали волосы тканью, чтобы удалить жир и перхоть, или, если врачи и астрологи соглашались, мыли их раз в несколько месяцев холодной травяной водой.

В 1602 году итальянский врач Бартоломео Паскетти предложил объяснение того, почему греки и римляне столь часто принимали ванну, а его собственное поколение, которое во многом восхищалось традициями древних, избегало купания. Он пишет: «Исследование показало, что древние оттого держали тело в чистоте и свежести, что не имели обычая носить льняную одежду… но в наше время, когда все, от богачей до бедняков, привыкли надевать рубашки, нам проще сохранять чистоту тела, чем нашим предкам, которые были вынуждены часто принимать ванну». Хотя льняные нательные рубашки, надеваемые под камзолы и платья, действительно впитывали пот, следует помнить, что их не снимали ни днем, ни ночью и носили по несколько дней (а то и недель).

Как мы уже видели, куртуазные манеры по современным меркам были ужасны и способствовали распространению инфекции. Первая европейская книга по этикету, «Галатео, или О нравах» (И Galatheo), которую Джованни делла Каза написал в 1559 году, презирала тех, кто «…кашляет или чихает так громко, что оглушает всех вокруг и обливает их своими соплями. Презренны и те, кто зевает или кричит, словно ослы».

Также делла Каза испытывал отвращение к тем, кто обедал, «…уткнувшись лицом в миску, точно свинья, не поднимая ни головы, ни глаз и набивая щеки, словно трубит в трубу, а вовсе не ест… Также нехорошо утирать пальцы о хлеб, который затем кладешь в рот».

Делла Каза заявлял, что невежливо перед другими мочиться, а также испускать газы, рыгать, ковыряться в зубах, носу или ушах и совать руку в штаны, чтобы почесаться из-за блох. «А когда сморкаешься, – советовал он, – не отрывай от лица носового платка и не расплескивай соплей во все стороны, будто у тебя драгоценные камни льются из носа».

Неудивительно, что придворные, жившие в таких грязных дворцах и редко принимавшие ванну, мучились от блох и вшей (многих из которых приносили во дворец собаки). Джон Ивлин писал, что Карл II «был доволен, когда несколько его маленьких спаниелей всюду следовали за ним и спали в его спальне, где он позволял сукам рожать и выкармливать щенков». Моча, фекалии и блохи, приносимые животными, «загрязнили всю комнату и провоняли весь дворец».

В начале XVII века большой зал Генри Гастингса, сына четвертого графа Хантингдона, был, по словам посетителя, «усеян черепами и кишел ястребами, гончими, спаниелями и терьерами. По стенам свисали шкуры недавно убиенных лис и хорьков». Поскольку теплолюбивые блохи и вши покидают своих хозяев, стоит телу остыть, они, должно быть, спрыгивали на людей и собак, проходящих мимо.

На протяжении веков мелких и активных собак использовали, чтобы проворачивать мясо на вертеле, а блохи и вши с их шкур спрыгивали при этом на поварят и еду Только в 1723 году Уильям Котсуорт повелел «отодвинуть собачье колесо, дабы уберечь животное от огня, убрать колесо с дороги и не допустить, чтоб собака на что-либо нагадила».

Даже если на кухне не было грязных собак, мальчики, которые должны были поворачивать вертел, не могли справиться с тем, что «капли их пота срываются с тела», как утверждает отчет о жизни при дворе Тюдоров.

Вплоть до XVII века полы во дворцах засыпали камышовой травой, которая скрывала от посторонних глаз объедки, мочу придворных и собачьи экскременты. Предполагалось, что вместо старого камыша стелют новый, но часто его просто набрасывали сверху, и грязь во дворцах способствовала размножению насекомых.

Никто не был застрахован – даже короли. Во время коронации Генриха IV Английского в 1399 году, когда архиепископ помазал его голову святым маслом, из волос хлынули вши, очевидно, разгневанные подобным обращением. А в 2008 году, исследуя мумифицированные останки неапольского короля Фердинанда II Арагонского, ученые обнаружили вшей у него на голове и лобке.

Появление париков помогло немного справиться с этим нашествием. В 1655 году, заметив, что его волосы уже начали редеть, в ту пору еще юный король Людовик XIV ввел моду среди мужчин на огромные вьющиеся парики. Его кузен Карл II последовал примеру, когда взошел на английский престол в 1660 году. Богачи внезапно принялись брить головы и носить пышные парики, что приносило огромную пользу: вши, лишенные тепла и крови, умирают через день-два, не в силах долго жить в парике.

Однако женщины – даже те, кто носил парики, – как правило, не брили головы. К 1770-м годам они ввели моду на высокие прически, в которых накладные волосы сплетались с их собственными посредством деревянных спиц или различных тканевых лент, а затем прическу покрывали жиром, чтобы белая пудра застыла. Создание такой прически занимало целый день, и ее носили – с незначительными поправками – не менее месяца. Если голова у женщины чесалась от жира или вшей, то она для облегчения боли вставляла в прическу скребок.

У Генриха VIII – возможно, самого чистоплотного из монархов своей эпохи – во дворце Хэптон-Корт была устроена сложная водопроводная система. Из домов, расположенных на холме в четырех милях, вода по трубам поступала во дворец, чтобы обслуживать королевскую ванную, кухни, туалеты, а также наполнять ров и рыбные пруды. Но даже этот, казалось бы, безобидный источник гигиены, таил опасности. Королевские советники, озабоченные тем, что враги короны могут отравить воду в трубопроводе, установили в домах-трубопроводах двойные запирающиеся двери, а вокруг потребовали насадить чертополох и колючие кустарники.

Мода на парики несколько сбавила нашествие вшей, так как мужчины для удобства сбривали волосы. С женщинами такой трюк не прошел, волосы они сбривать не хотели.

Несмотря на столь необычные для своего времени попытки оставаться в чистоте, даже Генрих VIII имел привычку обкладывать постель мехами в надежде, что блохи поселятся в них, а не на его теле.

Врачи понятия не имели, что заражение паразитами возникает вследствие контакта с грязью и питьевой водой, загрязненной фекалиями. Они считали, что вши, черви, личинки и блохи появляются внутри и снаружи человеческого тела спонтанно. Также медицинские эксперты того времени полагали, что сперма, гниющая внутри женского тела, способна мутировать в червей.

Только в 1668 году итальянский биолог и врач Франческо Реди в своей книге «Эксперименты по созданию насекомых» (Experiments on the Generation of Insects), которая считается важной вехой в истории развития науки, доказал, что паразиты попадают в организм извне. Он проводил эксперименты: кусок мяса оставлял на столе, на открытом воздухе, а другой кусок помещал под стекло. Через несколько дней мясо, гниющее под стеклом, не показывало признаков заражения, в то время как мясо, оставленное на открытом пространстве, кишело паразитами. И все же большинство людей насмехались над исследованиями Реди.

Черви возникали как у богачей, так и у бедняков. Раскопки отхожих мест Лувра показали, что черви присутствовали в фекалиях придворных со времен Средневековья до эпохи Людовика XIV. Английский король Ричард III страдал от кишечных паразитов до фута длиной, о чем свидетельствуют многочисленные яйца круглых червей, найденные на поверхности его тазовых костей.

В 2004 году, исследуя останки Агнессы Сорель, любовницы короля Карла VII, жившей в XV веке, французские исследователи обнаружили яйца червей вперемешку с ее костями, а также останки растений, использовавшихся для их уничтожения. Вероятно, сначала она съела яйца круглых червей с пищей или питьем, загрязненных человеческими экскрементами. Крошечные яйца мигрировали в кишечник, где паразиты вылупились, а затем через кровеносную систему попали в легкие. Агнесса выкашливала некоторых из них – живых, уже созревших. Каких-то она проглатывала, и они возвращались в кишечник, спаривались и снова откладывали яйца. Некоторые паразиты выводились с калом, но большинство продолжали цикл.

В 1668 году в Монпелье, Франция, некий человек исторг из организма плоского червя семи футов длиной. В 1655 году лондонский трактирщик мистер Парри, страдавший от сильного расстройства желудка, обнаружил в своем ночном горшке в общей сложности двенадцать «змей». Те, кто жадно рассматривал этих змей, утверждали, что у одной голова подобна лошадиной, у другой – как у жабы, а у третьей – как у борзой собаки. Можно предположить что после подобной очистки кишечника мистер Парри почувствовал подлинное облегчение. В середине XVII века, когда у стареющего, больного короля Испании Филиппа IV появились многочисленные фурункулы на теле, врачи вскрыли их и с удивлением обнаружили внутри многочисленных насекомых-паразитов.

Бесчисленное множество других людей исторгало существ всех форм и размеров из каждого отверстия в теле. Аутопсии демонстрируют наличие червей-паразитов в сердце, печени, почках, легких. Порой они прогрызали свой путь наружу через брюшину или выбирались из пупка.

Большинство врачей верили, что свежий воздух так же опасен, как и купание, особенно для больных, детей и беременных. Прикованные к постели, больные и роженицы были вынуждены жить в темном коконе запахов ночных горшков, пота и болезней.

Исследование скелетов девяти детей Медичи, родившихся в XVI веке, показало, что все они страдали от рахита – дефицита витамина D, отчего костная ткань размягчается и деформируется. У шестерых детей были искривлены кости ног и рук – из-за попыток ползать или ходить при чересчур некрепком скелете, а у одного обнаружился деформированный череп.

Даже небольшое время, проведенное на солнце, способствует выработке витамина D, однако детей великих герцогов от рождения до пяти лет крепко пеленали и не выпускали из дворцов, куда едва проникали солнечные лучи, что препятствовало попаданию в организм «вредных паров», то есть свежего воздуха.

Помимо того, что пациентов содержали в темных вонючих комнатах, им предписывалось лежать на грязных простынях. Выдающийся врач XVII века Исбранд ван Димербрук советовал тем, кто ухаживает за больными оспой, не менять постельное белье в течение двух недель. «Лучше уж позволить простыням, пропитанным потом, высыхать от естественного жара, терпеть зловонный запах и появляющиеся гнойники, чем сменить белье и тем самым навлечь смерть». Свежевыстиранные простыни, по словам великого врача, таили в себе большую опасность – смертельный запах мыла.

Ядовитые города

В то время, как одни замки, такие как Версаль, Хэмптон-Корт и Виндзор, были выстроены за пределами переполненных столиц, другие – Лувр, Уайтхолл, Палаццо Веккьо во Флоренции и лондонский Тауэр – располагались в крайне нездоровых районах.

Жители европейских столиц жили в переполненных домах бок о бок. Они вываливали ночные горшки из окон вниз на улицы, а часто – на пешеходов. Города кишели блохами, вшами и крысами. Зная то, что мы знаем сейчас, – что чуму вызывает бактерия Yersinia pestis, которая передается через укусы блох, живущих на крысах, – можно понять, отчего по всей Европе то и дело случались вспышки этой болезни.

Современные исследования утверждают, что в результате Черной смерти 1348 года население Европы сократилось вполовину. В течение четырехсот лет после этого чума никогда по-настоящему не покидала континент, и в каждом поколении случалась крупная эпидемия, которая выкашивала до 30 процентов населения большого города.

В 1466 году в Париже от чумы умерло 40 000 человек. Венеция потеряла 50 000 человек в 1576–1577 годах – примерно треть населения. Вспышка 1649 года выкосила половину Севильи. В 1656 году эпидемия свела в могилу половину жителей Неаполя (а в то время там проживало около 300 тысяч людей). Великая Лондонская чума 1665 года убила 100 000 человек, то есть каждого четвертого.

Дворцы и дома стояли на выгребных ямах, дороги покрывали отходы человеческой и животной жизнедеятельности, а колодезная вода могла убить, если ее не кипятить и не смешивать с вином. В большинстве крупных городов речную воду оставляли настаиваться в ведре в течение нескольких дней, чтобы осели твердые частицы, а затем вычерпывали с поверхности и мешали со спиртом, который убивал микробов. В 1778 году мать Вольфганга Амадея Моцарта Анна Мария которая сопровождала сына в поездке по Парижу, умерла от дизентерии, потому что выпила канализационную воду, которую шутливо называли «водами Сены».

В 1853 году холера погубила более 10 000 жителей Лондона. Год спустя в районе Сохо сильная вспышка охватила тысячи, и менее чем за месяц скончались 616 человек. Власти по-прежнему считали, что эпидемии вызывают миазмы из экскрементов, однако доктор Джон Сноу, проведя исследование, выяснил, что большинство больных пили воду из одного и того же общественного колодца, который был выкопан всего в трех футах от выгребной ямы (из которой, как мы понимаем сегодня, и просачивались фекальные бактерии). Доктор Сноу настаивал, что причина холеры – не вредные пары, а вода, загрязненная фекалиями.

Хотя вспышка, казалось, уже поутихла, он все равно перекрыл насос. Эпидемия прекратилась – и с тех пор не возвращалась. Тем не менее члены Лондонского Совета по охране здоровья не видели никакой связи между утечкой фекалий, общественным колодцем и холерой. Доклад того времени резюмирует, что «после тщательного расследования мы не видим причин принимать на веру подобное убеждение».

В 1883 году немецкий бактериолог Роберт Кох опубликовал работу о бактерии Vibrio cholerae, вызывающей холеру, тем самым доказав правоту доктора Сноу. К счастью, Лондон в то время уже окончательно изгнал холеру – после Великого зловония 1858 года. Тогда в засушливое лето температура поднималась выше ста градусов по Фаренгейту[37]37
  37,8 по Цельсию.


[Закрыть], и уровень воды в Темзе упал, обнажая берега, покрытые человеческими экскрементами. Весь город пах, словно переполненный ночной горшок.

Во время Великого зловония 1858 года весь Лондон пах, словно переполненный ночной горшок.

Членов парламента так тошнило от вони, что они даже пытались мочить оконные занавески в хлористой извести – но это не спасало. Канцлер казначейства Бенджамин Дизраэли назвал реку «Стигийским бассейном, полным невыразимых и невыносимых ужасов». В результате лондонский Столичный рабочий совет построил комплексную канализационную систему длиной в тысячу сто миль труб. Чума и холера были не единственными болезнями, от которых страдали все – от нищих до монархов. Так же распространялись брюшной и сыпной тиф, ротавирус, шигеллез, корь, дифтерия, коклюш, бронхит, пневмония, оспа и туберкулез. В 1509 году Генрих VII умер от туберкулеза, а его наследник принц Артур – в 1502 году от туберкулеза или чумы. В 1694 году королева Англии Мария скончалась от оспы.