Текст книги "Забытая мелодия"

Она знала, от кого.

А молодой человек раскрыл рот и не знал, что и ответить.

– От вашего, от вашего... – несколько раз повторил молодой человек. – Вы простите меня, – наконец-то сказал он.

Он подошел к кровати Лиз и протянул ей письмо. Оно было адресовано Лиз Гордон.

Майкл хотел сделать сюрприз. Он любил делать сюрпризы.

– Откуда оно у вас? – спросила Лиз.

Каталина давно проснулась, но сидела тихо, чтобы не мешать Лиз. Ведь это была ее ситуация, и все должно было идти, как идет, и ничего поделать с этим было нельзя.

– Я почтальон, – сказал молодой человек, – я нашел ваше письмо на главпочтамте. Оно очень долго вас искало.

Но Лиз и сама это поняла.

Письмо, должно быть, долго ждало ее в гостинице на побережье, а потом оно вернулось в город. А в городе девушки с именем Лиз Гордон не было.

И письмо так и лежало на главпочтамте, пока один молодой почтальон не догадался, кому оно адресовано.

– Спасибо вам, – сказала Лиз.

– Вы только выздоравливайте, – сказал молодой человек, – вы так прекрасно танцуете, сейчас никто не может так танцевать.

– Спасибо, – еще раз сказала Лиз.

Она была благодарна ему за то, что он не говорил о ней в прошедшем времени. Но ей надо было уже остаться одной – письмо Майкла было у нее в руках.

Молодой человек был понятливым, и он поспешил поскорее распрощаться и уйти. Он не знал, принес ли он в эту комнату радость или прибавил еще горя, и очень по этому поводу переживал.

Лиз тоже не знала, что принесет в ее теперешнюю жизнь это письмо. Она посмотрела на Каталину.

Каталина давно не спала, но выйти из палаты и оставить Лиз наедине с письмом Майкла ни за что бы не согласилась. Она недооценивала свою Лиз.

Каталина, даже наоборот, еще поудобнее уселась в кресле, всем своим видом показывая, что, мол, уж нет, она из этой палаты сегодня никуда ни за что не денется.

Лиз раскрыла письмо и стала его читать.

Майкл писал:

«Привет, Лиз, я все о том же.

Ты так привыкла быть любимой мной, что я думаю, я надеюсь, я, может быть, даже почти уверен, что ты уже никогда меня не бросишь. Привычка – великое дело, ты сама об этом всегда говорила.

Впрочем, о чем это я, ведь я совершенно не о том. Я о том, что ты и сама знаешь, что ты так привыкла быть любимой мной.

Ты знаешь, конечно, это все здорово, что я вожусь с тобой, как с маленьким ребенком, я ношу тебя на руках, укладываю спать и подворачиваю одеяло со всех сторон, как в детстве, помнишь, а потом долго-долго глажу твои волосы. И как это меня хватает на все, я думаю, что ты и сама тоже удивляешься этому.

Так вот, я долго глажу твои волосы и слушаю твое бормотание сквозь сон. Ты либо рассказываешь мне о своем здоровье на сегодняшний день, либо говоришь, что ты бы очень хотела кого-нибудь сильно-сильно полюбить, так сильно, ну вот хоть, как я люблю тебя, например.

Разве я смею прерывать тебя, ведь ты опять упала сегодня в обморок в метро. И тебя окружали, как всегда, чужие люди. Но на этот раз это были веселые и молодые люди, и они никак не хотели верить, что ты по-настоящему упала в обморок в метро.

Они никак не хотели верить в это и пытались тебя приподнять, чтобы легче было познакомиться с тобой. А потом, даже не успев как следует познакомиться, увести тебя к себе.

Ты бормотала, что не это тебе нужно, совсем не это, а может быть, все-таки медицинская помощь, ты говорила, что не видишь их, молодых и веселых, что у тебя перед глазами черный туман, но зачем им это все? Им надоела эта игра, и они оставили тебя сидеть на станции метро под названием «Какая разница».

Они ушли, но, может быть, я тебе сейчас их напоминаю, и, боясь показаться слишком уж равнодушным, я никогда так и не решусь спросить тебя, а вспомнила ли ты тогда обо мне?

Глупая, зачем твердить, что тебе надоело все это наше кино, ведь когда оно закончится, то закончится все. И знаешь, иногда мне кажется, что весь мир наблюдает за нами, но ни один, заметь, ни один из них не подскажет, что мне надо будет делать, если ты действительно умрешь.

Все спокойно выключат свои телевизоры, поужинают и лягут спать. А я останусь совсем один в пустой и темной комнате.

Что, дорогая, тебе подать воды? Я прошу тебя, выпей, пожалуйста, чаю, я прошу тебя, ну хоть не горячего, просто теплого. Ну хорошо, хорошо, на тебе твою воду. Нет, она не кипяченая, нет, не из чайника, да нет же, это просто стакан теплый. Ну не надо, не вставай, на тебе твою ледяную воду из-под крана.

Впрочем, о чем это я, ведь я совершенно не о том. Я о том, что же я буду делать в этом мире без тебя, где лишь забытая мелодия напомнит мне о том, что ты так привыкла быть любимой мной».

Лиз обняла письмо и закрыла лицо руками. Каталина подошла к ней.

– Я была так несправедлива к нему, – навзрыд сказала Лиз.

– Так всегда и бывает, – сказала Каталина.

Она не знала, что можно еще сказать, чтобы утешить Лиз. Таких слов просто не существовало.

– Да, – сказала Лиз, – но я была особенно несправедлива к нему.

– Да, да, – сказала Каталина, – вот именно так всегда и бывает.

– Я всегда думала только о себе, – всхлипнула Лиз, – а он так боялся меня потерять. Я всегда его пугала, что вот упаду и умру, а он останется один, зачем я это делала? Я просто хотела посмотреть, как он за меня волнуется.

Каталина села на кровать рядом с Лиз.

– Это была игра, Лиз, – сказала Каталина.

– Ничего себе игра, – ревела Лиз, – он же переживал по-настоящему.

– Он был счастлив с тобой, Лиз, – сказала Каталина.

– Ты думаешь? – посмотрела на нее Лиз.

Каталина гладила ее по голове.

– Я знаю, что он был очень счастлив, – сказала Каталина.

Но Лиз это никак не остановило.

– А я так плохо себя вела, – принялась вновь за свое Лиз.

– Ты была такой, какая есть, и он очень тебя любил.

– Нет, я очень плохо себя вела. И когда мы встретимся с Майклом в следующей жизни, я обещаю тебе, я не буду себя так вести.

– Да, да, конечно, не будешь, я верю тебе.

Лиз утерла слезы. Мысль о том, что в следующей жизни все будет гораздо лучше, несколько успокоила ее.

– Кати, – вдруг сказала Лиз, – но я совсем забыла о его мелодии.

– Какой мелодии? – спросила Каталина.

Лиз откинула со лба разметавшиеся волосы.

– Последнее время Майкл писал одну мелодию, он писал ее очень долго, а завершил как раз в тот день.

– И где эта мелодия?

– Она должна быть у ребят из оркестра.

– А почему они до сих пор не принесли ее тебе?

– Я не знаю, – растерянно сказала Лиз.

– А почему ты не сказала об этом раньше?

– Мне казалось, что жизнь остановилась, – сказала Лиз.

Каталина встала с кровати.

– Надо найти их, – сказала Каталина.

Лиз посмотрела на сестру.

– Ты найдешь их?

– Конечно, найду, – кивнула Каталина.

Каталина тут же собралась и ушла. Вместо себя в палату она привела больничную сиделку.

Время прошло быстро, у Лиз и мысли не возникало, что что-нибудь может вдруг случиться.

И когда часа через два дверь распахнулась и в палату вошла Каталина, а с ней высокий молодой человек в темном костюме, Лиз подумала, что хоть у истории с мелодией будет не такой печальный конец.

– Добрый день, – сказал молодой человек.

Лиз его узнала, Майкл знакомил их когда-то. Этот парень руководил оркестром, с которым работал Майкл.

– Добрый день, – сказала Лиз.

– А теперь скажите это, глядя ей в глаза, – сказала Каталина.

Лиз вдруг показалось, что прямо на ее больничную палату стала надвигаться большая грозовая туча. Но это, конечно же, было не так.

– А что случилось? – сказала Лиз.

– То, что я понятия не имею, о какой мелодии идет речь, – невозмутимо ответил молодой человек.

Лиз приходила в себя ровно две секунды.

– Вы в своем уме? – спросила Лиз.

– Да, конечно, – заверил ее молодой человек.

– Вас Рикардо зовут, если я не ошибаюсь, – сказала Лиз, – вы руководите оркестром?

– Да, я Рикардо, – важно ответил молодой человек, – и что?

– Что вы задумали? – спросила Лиз.

– Я ничего не задумал, – сказал Рикардо, – просто я понятия не имею, о какой мелодии идет речь.

Мир за окном поплыл куда-то вдаль по своим личным и существенным делам, и ему было совершенно наплевать на то, что происходило тут, в какой-то обыкновенной больничной палате.

– И, тем не менее, вы пришли сюда, чтобы посмотреть мне в глаза, – сказала Лиз.

– Это она меня привела, – сказал человек, глянув на Каталину.

– Вы пришли сюда сами, – сказала Лиз, – а это значит только одно, это значит, вы чего-то боитесь.

– Я ничего не боюсь, я выражаю вам свое глубокое сочувствие по поводу всего случившегося с вами, но ни я, ни ребята из моего оркестра понятия не имеем, о какой собственно мелодии идет речь.

– Вы же репетировали ее в тот день, – сказала Лиз.

– Мы каждый день что-нибудь репетируем, – ответил молодой человек.

Лиз не верила своим ушам, теперь ей показалось, что она спит. Да только вот слишком уж долго длится этот сон с бесконечной чередой несправедливостей и несчастий.

– Вы должны были играть эту мелодию на нашей с Майклом свадьбе, – сказала Лиз.

Молодой человек облегченно вздохнул.

– Ах, вы об этом, – невозмутимо сказал он, – на вашей свадьбе мы должны были играть старые произведения Майкла.

– Он же рассказывал мне об этой мелодии, – сказала Лиз, – я видела ноты, у меня остались черновики.

Молодой человек насторожился.

– Если у вас есть черновики, – спросил он, – то зачем вам понадобился я?

Лиз старалась быть как можно убедительней.

– У меня нет окончания, – сказала Лиз.

– У вас нет черновиков, – сказал молодой человек.

– С чего вы взяли?

– Потому что никакой мелодии никогда не было и нет, – ухмыльнулся молодой человек.

– Зачем вы это делаете?! – закричала Лиз. – У вас есть сердце?

– Еще раз очень сожалею, – сказал молодой человек, – но если у вас все, то мне надо идти.

И молодой человек развернулся и открыл дверь.

– Подождите, – сказала ему Лиз.

– Да? – повернулся к ней молодой человек.

– Дайте мне ее услышать хотя бы один раз, – сказала Лиз.

– До свидания, – сказал молодой человек, повернулся и ушел.

Мир остановился, горы почернели, солнце отвернулось, завяли цветы. Лиз закрыла лицо руками и отвернулась к стенке.

– Гад какой, – сказала Каталина, – что будем делать, Лиз?

– Я не знаю, – сказала Лиз.

– Мы должны что-то придумать.

– Что мы придумаем, Кати, – безучастно сказала Лиз, – я всегда была добра к людям, я не сделала никому ничего плохого, так неужели, чтобы выжить в этом мире, мне надо взять в руки оружие?

– Лиз, – испугалась Каталина, – что это ты такое говоришь?

Через месяц Лиз сняли гипс с обеих ног.

Врач долго массировал ее ноги, мял их. Лиз смотрела на свои ноги, как на пустое место. Потом Лиз возили на рентген.

А через несколько дней и врачи, и Лиз стали понимать, что она не чувствует своих ног вовсе не потому, что они так долго были в гипсе. Она вообще не чувствовала своих ног.

Каталина опять бросила мужа и детей. Хотя в последнее время она отлучалась домой надолго и к Лиз приходила только ночевать.

Но теперь она опять и днем, и ночью сидела у постели Лиз и совсем не знала, что сделать для нее хорошего.

Паоло принес в палату телевизор и два радиоприемника, и они целыми днями ждали музыку Майкла. И когда уже казалось, что жизнь окончательно остановилась, Лиз ее услышала.

Сначала она даже и не поняла, что привлекло ее внимание. Откуда-то издалека оркестр протягивал ей тихие, тяжелые аккорды.

Лиз подумала, что она уже слышала эту мелодию, и стала вспоминать, где и когда она ее слышала.

Мелодия была до боли знакома и близка, и Лиз сначала показалось, что это одно из старых произведений Майкла. Но когда она поняла, что нигде и никогда не слышала эту музыку, Лиз бросило в холодный пот.

Каталина сидела у окна и читала книгу.

– Это она, – сказала Лиз.

– Что – она? – не поняла Каталина, но Лиз ей ничего не ответила.

Тогда Каталина посмотрела на Лиз и сразу же все поняла.

А музыка уже гремела, уже вливалась в палату, и сильная, и тяжелая, и мягкая, и нежная. И было в ней действительно все.

И горы, и море, и солнце, и детство, и первый снег, и белый пароход. И с этим ничего нельзя было поделать. Она была той забытой мелодией, которая уже когда-то пришла в вашу жизнь, и теперь вам оставалось ее только вспомнить.

Словом, все в ней было так, как и обещал когда-то Майкл.

Лиз подала в суд. И самые большие эксперты в области музыки вычисляли на компьютере по старым произведениям Майкла, была ли эта мелодия его последним творением или нет.

Ребята из оркестра доказывали с пеной у рта, что эту мелодию написали они сами, что большой опыт общения с музыкой известных композиторов позволил им сделать это.

Компьютер определил, что «Забытая мелодия» на девяносто процентов идентична творчеству Майкла Гордона. Большие эксперты в области музыки склонялись к тому же.

Но все равно это было не доказательство. А ребята из оркестра говорили, что все это потому, что с Майклом им пришлось работать больше всех.

Так что доказать ничего не удавалось. Вот если бы был хоть один черновик, написанный рукой Майкла, или хоть кусок черновика, или просто несколько нот именно этой мелодии.

Лиз в последнее время понимала, что, чтобы не сойти с ума, в каждой ситуации надо находить что-нибудь хорошее. А эта ситуация была хороша уже тем, что музыка Майкла не пропала бесследно.

И даже название у нее осталось такое, какое ей и дал сам Майкл, Лиз была уверена в этом. Эти дураки из оркестра даже не додумались хоть как-то его переделать.

Так что солнце опять взошло на небосклоне Лиз.

Каталина купила Лиз шикарную инвалидную коляску, и Лиз теперь могла самостоятельно передвигаться по палате и больничным коридорам. Она подъезжала к окну и подолгу смотрела вдаль.

А за окном ходили люди, и все эти люди прекрасно чувствовали свои ноги. И у них не было чувства, будто бы добрая половина их тела была пустым местом.

Однажды Лиз спала, а ее пришли проведать те две девушки, которые во время выступлений Лиз являли за ее спиной жалкие серебряные тени, разбросанные ее танцами. По городу ползли слухи, что известная танцовщица навсегда останется прикованной к инвалидному креслу, и город на это неадекватно реагировал.

К Лиз никого не пропускали, ей вполне хватало и тех физических и психологических травм, которые она уже получила. Но девушки поклялись, что они пришли с добрыми намерениями, и их пропустили.

Лиз проснулась от их разговора.

– Вот так и заканчивается искусство ради искусства, – сказала одна из пришедших, – а я так мечтала иметь ее ноги.

– Но теперь вряд ли кто захотел бы оказаться на ее месте, – ухмыльнулась в ответ другая посетительница.

Они видели, что Лиз спит, но не заметили, как она проснулась. Лиз протянула руку, взяла с тумбочки стеклянную вазу с цветами и запустила ею в непрошеных гостей.

Ваза пролетела буквально в двух дюймах от лица одной из пришедших.

– Что ты делаешь! – закричала чуть не пострадавшая. – Ты же могла мне в лицо попасть!

В палату тут же влетела Каталина, интересно, где ее носило?

– Быстро убирайтесь отсюда! – закричала Каталина на девушек.

Но те ничуть не растерялись.

– Мы пришли с добрыми намерениями, – стали врать Каталине девушки, – а если ваша сестра и впредь будет так неуравновешенно себя вести, то она загремит в тюрьму.

Каталина попыталась выдворить их, но Лиз ее остановила.

– Что вам надо? – спросила она девушек.

– Мы пришли посмотреть на тебя, проведать, – сказала та, что постарше.

Девушки были одеты в дорогие костюмы, благоухали духами. Было видно, что у них все очень хорошо.

Они были из того самого мира, в котором когда-то жила и Лиз, но в который она теперь уже никогда больше не попадет.

– Посмотрели, проведали, разворачивайтесь, уходите, – сказала Лиз.

Но девушки пришли сюда вовсе не для того, чтобы вот так запросто оставить ее в покое.

– У нас есть деловое предложение, – сказала одна из них.

Лиз это и так сразу поняла, стал бы сюда кто-нибудь тащиться просто так.

– Это уже ближе к делу, – сказала Лиз.

– Мы хотели бы открыть школу танцев от твоего имени, – сказала та, что постарше, – хотя твои танцы давно уже устарели.

Лиз грустно улыбнулась.

– Зачем же вам тогда мое имя? – спросила она.

– Для престижа, – ответила девушка, – тебя ведь все знают.

– И каковы ваши личные усовершенствования в области танцев? – участливо спросила Лиз.

Девушки помялись.

– Раздевание во время танцев, – сказала девушка помладше.

– Но это не ново, – сказала Лиз.

– И ты совершенно зря на это не шла, – вдохновенно сказала девушка, – твои выступления имели бы большие сборы. Скажем честно, Николя нашел бы способ заставить тебя это сделать, ты не знаешь, какой это монстр, мы, например, танцуем у него полураздетые и ничего, от стыда еще вовсе не умерли.

– Вы танцуете полураздетыми, потому что ни черта не умеете танцевать, – сказала Лиз. – И если вы хоть что-нибудь попытаетесь сделать, прикрывшись моим именем, то тюрьма откроет свои двери не мне, а вам.

– Зря ты так, – сказала та, что постарше, – но мы даем тебе время подумать, и не забывай, что во всем городе мы сейчас самые популярные танцовщицы, и за один вечер нам платят бешеные суммы, ведь мы танцевали с самой «легендой». Так что тебе в твоем нынешнем положении не имеет смысла нас терять.

Девушки ушли, Каталина стала вне себя носиться по палате, а Лиз же была спокойна и безучастна.

Единственное, чего она хотела бы, так это навсегда остаться жить в больнице и больше никогда и никого из внешнего мира не видеть и не знать.

Квартиру и машину, что покупал Майкл, он оформил на Майкла и Лиз Гордон, и поэтому его родственники быстренько доплатили оставшуюся сумму и переоформили все на себя, и были правы. Ибо какое им всем было дело до своей несостоявшейся невестки.

Кстати, все родственники Майкла как раз и съехались к тому трагическому дню в город, и им не надо было приезжать сюда дополнительно.

Некоторое время спустя был у Лиз еще один визитер. К ней в палату пришел дежурный врач и стал спрашивать у Лиз, готова ли она принять некоего Николя, а то тот очень настаивает.

– О, – сказала Лиз, – сам монстр Николя пришел бросить в меня камень, ну что ж, не будем лишать его такого удовольствия.

Врач так не думал.

– Вы хорошо подумали? – обеспокоенно спросил он у Лиз.

– Да, – сказала Лиз, – пусть пройдет.

Каталина удобнее уселась в своем кресле, очевидно, приготовившись к большой драке. Через некоторое время в дверь робко постучали.

– Войдите, – сказала Лиз.

В палату вошел Николя, монстр и владелец самого престижного клуба в городе, где должна была работать Лиз, не случись с ней этой аварии. На Николя был дорогой серый костюм, а безликая больничная палата вмиг пропиталась его крепким мужским одеколоном и запахом сигар.

Несколько уставший вид Николя говорил только о деньгах и еще раз о деньгах, а светлые волосы на голове были взъерошены, и это было трогательно. Это напоминало о том, что монстр Николя – тоже человек.

В руках у Николя был огромнейший букет роз, и это очень удивляло.

– Добрый день, – сказал Николя, – это вам.

И он протянул Лиз розы.

Возникла неловкая ситуация. Каталина встала с кресла и взяла цветы.

– Чем обязана? – спросила Лиз.

– Вы позволите? – спросил Николя.

Лиз кивнула.

Николя сел на стул рядом с кроватью.

– У вас, наверное, слишком мало времени, – сказала Лиз, – поэтому можете перейти прямо к делу.

– Если мне не будет хватать времени, я его куплю, – улыбнулся Николя.

– Я не сомневаюсь в этом, – сказала Лиз.

– Перейду к делу, – сказал Николя, – я всегда был вашим страстным поклонником... и я уверен, что никто и никогда не сможет танцевать так, как танцевали вы, и мне очень жаль, что все так произошло.

– Спасибо, – сказала Лиз, – мне тоже очень жаль.

– Я открыл счет на ваше имя и перечислил на него весь ваш гонорар, положенный вам по контракту, – сказал Николя.

Каталина рухнула обратно в кресло.

– А что я должна буду сделать для вас взамен? – спокойно спросила Лиз.

– Ничего, – сказал монстр Николя, – впрочем, нет, одну маленькую услугу. Я оставлю вам свою визитку, и если вам понадобится какая-нибудь моя помощь, то вы позвоните мне вот по этому телефону, – он вытащил визитку из нагрудного кармана и показал, по какому именно телефону надо будет позвонить, – и я буду рад сделать для вас все, что могу.

– Я не могу это принять, – сказала Лиз.

– Я вас прошу, – сказал Николя.

– Все равно не могу.

– Хорошо, давайте так, когда вы поправитесь, вы будете работать только в моем клубе.

– Вы же знаете, что я никогда не поправлюсь.

– Давайте так, – серьезно сказал Николя, – я этого не знаю.

Когда он ушел, Каталина и Лиз еще долго не могли прийти в себя.

– Ничего себе, монстр Николя, – сказала Каталина, – это он – гроза местного шоу-бизнеса?

– Ага, – сказала Лиз.

Время не стояло на месте, и в город потихоньку пришла зима. Обычно Лиз сидела в своей шикарной инвалидной коляске у окна палаты и смотрела на белые пушистые хлопья снега, покрывавшие улицы, деревья и дома.

Иногда под ее окнами стояли два маленьких человечка, и иногда у них в руках были белые цветы. Лиз где-то уже видела этих человечков, но не помнила, где и когда она их видела, а впрочем, это было не так уж и важно.

Лиз читала книги, думала о Майкле и слушала его музыку. Ей надо было открывать для себя новые жизненные ценности, ведь жизнь не стояла на месте.

И эта больничная палата, и инвалидная коляска, и зима за окном, и даже солнце в далеком бледном небе – все это было ново и необычно, ведь это была жизнь без Майкла. Но все-таки эта была жизнь, и к этой жизни надо было привыкать заново.

Каталина старалась поддержать Лиз, как могла. Она была для нее и домом, и светом, и теплом. Но не могла же она теперь разорваться между своими детьми, мужем и проблемами Лиз.

И Лиз должна была уже окончательно прийти в себя сама и построить себе новую вселенную, в которой можно было бы хоть как-то продолжать жить дальше.

Из больницы Лиз выписывать пока не собирались, слишком слаба она еще была после стольких переломов и потрясений. Половина лечащих врачей были влюблены в Лиз, и они ухаживали за ней трепетно и нежно.

Несколько раз приходил Николя, видимо, он тоже решил быть ответственным за Лиз. А может, ему просто не хватало в жизни такого хрупкого, нежного и чистого алмаза, каким и была Лиз.

Но даже если бы Николя и получил этот алмаз, он все равно не знал бы, что с ним делать, слишком уж грубым и пошлым был тот мир, в котором он был вынужден бороться за свое существование.

Паоло тоже решил поучаствовать в судьбе Лиз. Он принес ей книги и пособия по экономике и юриспруденции.

– Лиз, – сказал Паоло, – мы должны подумать о твоем будущем, просмотри эти пособия и выбери, что именно ты хотела бы изучать.

– Я никогда не занималась этим, – сказала Лиз.

– Надо попробовать, а вдруг получится.

– Вряд ли, я всю жизнь занималась только танцами.

– Лиз, тебе не удастся от меня так просто отделаться.

– Это я уже поняла, – сказала Лиз.

Юриспруденция была несколько романтичнее экономики, Лиз нравилась эта довольно-таки сложная наука. В любом обществе всякий человек на каждый свой плевок с моста в реку имеет законное право, зарегистрированное в гражданском кодексе.

Другое дело, что на этого человека тут же наваливались всевозможные обязанности по отношению к окружающим, и выпутаться из этого довольно сложно. Особо не разгуляешься, короче, на все нужен адвокат.

Но Лиз никак не могла позволить себе этим заниматься. Ходить в юридическую школу, посещать процессы... Мало что может себе позволить человек, бесконечно сидящий в инвалидном кресле.

Лиз всегда помнила о ярко-красном мотоцикле и о том неизвестном человеке, который был тогда на нем. Но ей сказали, что тот, кто был тогда на том мотоцикле, тоже погиб на месте.

Тогда Лиз решила узнать хотя бы, кто он такой и откуда был. Тот, кто принес в ее жизнь такую беду.

Но ей сообщили, что мотоцикл с таким номером в городе никогда не был зарегистрирован, и это было очень странно. Словно кто-то явился неизвестно откуда именно в тот вечер и только для того, чтобы навсегда остановить жизнь Майкла.

Впрочем, жизнь Лиз он остановил тоже.

Под конец зимы Каталина уже вовсю разгуливала с огромным животом. Она умудрилась забеременеть, темпераментный Паоло не терял времени зря.

Каталина же говорила, что они с Паоло считают, что цифра шесть – это не очень симпатичная цифра, и поэтому они на ней не остановятся, а попытаются завести еще и седьмого ребенка.

Каталине было неловко перед Лиз за то, что она была так счастлива. Но ведь жизнь неумолимо текла дальше, она не стояла на месте, и это знали все.

И потому Каталина в конце зимы уже решилась позволить себе намекнуть, что и к Лиз тоже должно прийти счастье, и оно должно прийти особенно к Лиз, ведь она была лучше всех.

– Ты – луч солнца, – сказала Каталина, – который бывает раз в сто лет. И этот луч непременно должен озарить чью-то жизнь.

– Что ты такое говоришь, Каталина, – сказала Лиз, – я думала, что хоть ты меня понимаешь!

– Ты прости меня, Лиз, но жизнь не стоит на месте, и ты прекрасно об этом знаешь.

– Вот ты и живи, а меня оставь, пожалуйста, в покое.

– Врачи сказали, что тебе даже можно иметь детей, зачем же ставить на себе крест?

– Ты, наверное, забыла, что тот, от кого я хотела иметь детей, умер, так что же мне теперь с этим делать?

– Милая моя, ты в ссоре со всем миром, – грустно сказала Каталина, – но тебе не удастся со мной поссориться, ты нужна мне такая, какая есть.

– Так и принимай меня такой, какая я есть, и запомни, что я люблю только Майкла и больше уже никогда и никого не полюблю. Так что больше не заводи подобные разговоры.

– А как же твоя теория о взаимозаменяемости?

– Теперь у меня другая теория. О том, что Майкл жив, и он живет вот здесь, – и Лиз показала на свое сердце, – и мне этого вполне достаточно. А счастье в жизни действительно встречаешь только один раз, и это счастье, Майкл, у меня уже есть, и никто и никогда мне его не заменит. А в моей теории о взаимозаменяемости говорилось о том, что если бы я не встретила Майкла, то только тогда бы в мою жизнь пришел кто-то другой. Но я встретила Майкла, и тебе придется с этим смириться, потому что мне, например, этого вполне достаточно.

– Как же ты собираешься жить дальше, ведь у нас впереди так много лет.

– Майкл тоже всегда так говорил.

– Что говорил?

– О том, что у нас впереди еще так много лет.

– Майкл, это другое дело, но ты же не сможешь дважды попасть в одну и ту же яму, с тобой после того, что уже произошло, теперь вряд ли что-нибудь случится. А лет впереди действительно много, ты меня прости, но я боюсь, что память о Майкле вряд ли поможет тебе их прожить.

– Наша жизнь так коротка, что памяти о Майкле на оставшиеся несколько лет мне вполне хватит, поверь мне.

– Откуда ты все знаешь?

– Знаю и все, – сказала Лиз, – кому-то в детстве снились воздушные шарики и розовые слоны, а мне снилось, что наша жизнь очень коротка, и с этим ничего нельзя поделать. Так что не мешай мне жить так, как я сама того хочу.

Каталина больше никогда не затрагивала эту тему.

Весной Лиз выписали из больницы. Николя помог Лиз купить квартиру и компьютер, чтобы ей не было особенно скучно.

Квартира была неподалеку от центра, чтоб Лиз была поближе к Каталине. Но в то же время не в самом центре, чтоб не провоцировать бывших поклонников Лиз устраивать под ее окнами дружеские пикеты в поддержку бодрости ее духа.

Квартира была в тихом и незаметном месте. Больше всего Лиз хотела, чтобы о ней поскорее все забыли.