Текст книги "История одного злодея"

Смартфон на столе завибрировал, это был Пугин. Нервно откашливаясь, Шилов развалился в кресле, но не помогло. Он был натянут как шнурок фигурного конька, но всё ещё пытался создать беззаботную ауру.

– Аллё, – голос подвёл, его волнение стучало как град по черепице.

– Доброго утра, Шилов. Не будем о сантиментах, перейдём к делу.

Полчаса Тата поглядывала в стекло на своего любовника в надежде заглянуть. Ей как воздух нужно было подтверждение его страсти, но момент был явно не подходящий. Не зная, чем можно загладить вину за вчерашний допрос, она вырядилась в самое маленькое платьице. Но начальник не отметил.

Положив телефон, Шилов направился к двери. Но ожидания Таты провалились с жутким треском: Владимир Сергеевич закрыл замок и скрылся в не просматриваемой части кабинета.

В это время Аня уже уплела свой завтрак и вышла во двор с тоненькой книжкой, чтобы почитать на свежем воздухе. Скука, которую она испытывала в первые дни совместно с ломкой по морфину, сменилась смирением и каким-то покоем. Ещё никогда она не была без дела столько времени к ряду. Наедине с собой узнаешь много нового. Например, Аня вспомнила, что любила читать. Интересно, когда и почему перестала это делать?

Охранник, тот что был рыжим и моложавым, не устоял первым. Он воспылал самыми светлыми чувствами к пленнице и уже подумывал, как помочь ей сбежать. Это он принёс ей сначала небольшой томик стихов, потом несколько тоненьких книжек для не особо умных. На следующую его смену Аня заготовила список, названия, которые слышала в универе или школе. Её скудный опыт в этой сфере не был помехой. Талантливый человек талантлив во всём, а уж себя Шилова считала подарком Бога всему человечеству.

Но это планы на будущее. Сейчас же Аня включила в ежедневный график прогулку по окрестностям. Сказать по правде, её удивляла самоуверенность этих бандитов. Они не боялись, что, изучив местность, она даст дёру. Или просто не думали об этом.

Нет, на дураков явно не походили. Особенно Люци.

Они не встречались после воскресенья, но Аня видела его щегольские наряды из окна своей комнаты. Если бы он крутился в мире моды, то был бы колоритным персонажем с налётом эпатажа.

А как его внешность контрастировала со спокойным нравом и властью! (Вывод из разговоров охранников, обрывков фраз. Даже за спиной о нём боятся говорить плохо, чего-то же стоит такая репутация!)

Толи от одиночества (Астарот больше не появлялся), толи от любопытства, Аня потихоньку составляла портрет своего тюремщика и нашла в этом светлую отдушину.

Присев на лавочку, она погрузилась в роман о какой-то бедной простушке из Грязево и принце Датском.

Как раз к сцене перевоплощения в светскую кошечку её чтение прервали шаги. Аня потерянно осмотрелась и увидела Люци, который уже здоровался с её охранниками.

На нём была красивая тёмно-синяя футболка с длинным рукавом и светлые джинсы. В таком виде он предстал впервые, и Аня проверила, в кроссах ли он. Он был именно в них.

– Можно? – она отражалась в его маленьких круглых очках. Это вызвало в ней волну умиления.

– Да, пожалуйста, – её палец остался закладкой между тёплыми страницами.

– Надо же, – он откинулся на спинку, положив ногу на ногу по-мужски, прислонив к колену лодыжку.

– Что?

– Ты становишься вежливой, – ухмылка, которая вызвала ямочки на его щеках, шла ему куда больше стандартной серьезности.

– А ты молодишься? – она показала книгой на джинсы и улыбнулась, ветер закрыл волосами её лицо.

– Ха-ха, – Люци снял очки и посмотрел на неё. – Ты знаешь, почему я держу тебя здесь? Конкретную причину?

– Нет, но думаю, это связанно с тендерами или его креслом, – Аня отвела волосы с лица, но они вернулись на место. – Вижу, деньги у тебя в достатке.

– Это уж точно. Как тебе Замок?

– Стены как стены, – она кивнула на лес, что окружал поместье. – Вот это куда выразительнее смотрится. Хорошо, что не спилили.

– Мне нужно прятаться от людей, я же бандит, помнишь?

– Меня всю жизнь такие окружают.

Повисла тишина. Они сидели на приличном расстоянии. Аня любовалась своим маникюром, Люци искоса поглядывал на её разлетающиеся волосы.

– Сколько я пробуду тут?

– Не знаю, – Люци и правда не мог ответить, пока не прошли переговоры с Шиловым. – Мне не кажется, что ты скучаешь по дому.

– Мне нужно чем-то заниматься. Время много свободного, а потратить его кроме себя не на что.

– Вижу, ты увлекалась книгами. Дать тебе доступ в мою библиотеку?

– Было бы неплохо. А то от романов про скромных девиц у меня и крыша поехать может.

Они рассмеялись.

– Договорились. Попросишь интернет?

– Нет, но можно какие-нибудь фильмы. Я даже не помню, когда в последний раз была в кино.

Люци посмотрел на солнце, коварно крадущееся из-под занавески облаков. Будет долгий, жаркий день.

Он встал и молча пошёл к Замку. Аня смотрела в след невысокому мужчине с яркими глазами и думала, что не так уж и плохо быть дочерью Шилова.

Глава 9.

«Сколько нас здесь, одиноких, забытых существ?

Наша нужда в ком-то не связана с замечательностью конкретных людей, мы мечтаем быть зависимыми. Ведь по закону сохранения энергий, мы тоже станем значимыми.

И тогда кто-то спросит, как наши дела, не поглядывая на телевизор во время ответа, и не выбирая новую посуду. Кто-то станет нас слушать, потому что будет любить.

А любовь вызывает в человеке желание сделать чью-то жизнь лучше. Защитить его от ублюдства мира и от самых тёмных мыслей. Заботиться о нём, лучше, чем о себе.

И тогда, поверьте, найдутся и деньги, и время, чтобы купить те самые лилии или пожурить отвратительного коллегу. Тогда будет интерес.

А это нельзя выпросить или выменять. De facto, либо есть, либо нет».

Люци закрыл философский труд своего любимого автора и взглянул на комнату. Его библиотека, сошедшая с кадров мультика про красавицу и чудовище, была не единственной, но любимой. Он не терпел посторонних тут, поэтому лишь избранные коллеги знали, что шеф подолгу листает старые книги, спасаясь от скуки и бессонницы.

Сегодня в его голове боролось размышление, утомительная дума, не вызывающая интереса в сердце. Но Боже мой, какое это прекрасное утро!

Нежные лучи летнего солнца еле-еле вступали по ровному паркету, заходя всё дальше. Воздух под ними аккуратно кружил несколько пылинок. Вся мебель казалась светлее и моложе, а сам Люци не мог перестать улыбаться.

– «Мы. Женщины со своими страхами. Боящиеся быть покинутыми. Стесняющейся своей незащищенности.

Мы. Очарованные мужским вниманием. Восхваляющие воспитание.

Мы. Беспокойные и суетливые. Свято верящие в чистое, вечное.

Мы. Слишком ярко бывает накрашены. На высоких каблуках повседневности.

Мы. Кто руками проблемы сворачивает. Кто не будет творить безобразие.

Мы. На рифленных подошвах и в кружевеных платьицах.

Мы. Целый мир, совершенно другая галактика. Мы».

– Доброе утро, Мамона.

Женщина молча улыбнлась и повертела в руках книгу с автографом. Не так много мужчин на её памяти читали Аксенову. Она считалась дамским автором, современным философом. И хоть талант её признавался даже никчёмным союзом творческих личностей, мужчины официально с высока поглядывали на чувства, описанные девичьей рукой. Кто признает, что девушка моложе 30, куда умнее тебя в 60?

– Никто не знает, что ты здесь.

– Это хорошо.

– О чём думаешь? – Мамона опустилась на мягкий диван, всё ещё не выпуская из рук увесистую книгу.

– Пугин встречался со мной, – Люци всё ещё сидел в кресле, протёртом от его дорогих шмоток на подлокотниках.

– И? – её упругое лицо под лёгкими морщинами не выдавало напряжения. Она думала, что Шилов может прибегнуть к крайним мерам, но надеялась, что обойдётся.

– Он хочет, чтобы мы договорились.

– Он всегда хочет одного и того же. А если по делу?

– Шилов не очень-то переживает за дочь. Его страшит то, как легко я обнаглел. Как близко мои руки. Поэтому он слегка взволнован. Особенно после истории с его главной собакой.

– Так, – Мамона сделала вид, что не услышала сочувствия в предложении об Ане. Но взяла на заметку, что девица становится куда опаснее.

– Когда ты так отвечаешь, у меня чувство, что ты записываешь мои слова в блокнот.

– Что ты, дорогой, – её естественно белые зубы блеснули в лучах солнца, добравшегося до её всё ещё прекрасного лица. – Продолжай мысль.

– Самое время высказать свои требования. Кроме тебя никто не справится.

– Это правда, – женщина хотела встать на ноги, но передумала. – Люци, твоя политическая карьера вот-вот начнётся. Нам ни к чему эта девчонка.

Он молчал, отстранённо поглядывая на полки. Ему хотелось побыть одному и сейчас был тот редкий момент, когда даже Мамона не понимала его состояния.

– Ты слышишь меня?

– Да, – Люци перевёл свои холодные глаза на её тучную фигуру. Он не собирался не перед кем отчитываться и показал это своим видом.

Аня уйдёт тогда, когда он решит и ни минутой раньше. Ни Мамона, ни Шилов, ни сам Пугин не изменят его мнения.

Он взял у Мамоны из рук любимую книгу и открыл её на заложенной странице. Разговор был окончен.

Астарот, который только что обменялся милыми приветствиями с любимой Мамоной, лежал в одном из залов Замка, перебирая струны красивыми пальцами. Он был хорош собой и знал об этом, поэтому женское внимание было привычным атрибутом повседневности.

Но эта глупая Аня не хотела замечать его. Что ж, такое тоже случалось. Хотя что-то в этой девице заставляло его думать о том, как прекрасно было бы, влюбись она в него. Эдакая холодная месть.

Под мелодию Металлику он окунулся в фантазии. Вот Аня смущено отводит взгляд от касания его руки, вот слегка приподнимает подол платья, чтобы соблазнить его, вот шепчет непристойности прямо на ухо. Её ладонь призывно скользит по его предплечью, его пальцы исследуют её ключицу…

Фу.

Он резко отбросил гитару и вскочил с дивана. Нет, она ему неприятна. Ох уж эта богатая фантазия! Однажды, он представлял себя в объятиях Мамоны, той, кого он считал матерью. Вот до чего доходили границы его воображения.

Никогда он бы вслух не рассказал о подобном. Никогда бы не решился сказать это.

Заданий на сегодня не было, так как на его шее всё ещё весела забота об этой девчонке. Куда не плюнь, везде эта Шилова!

Самое противное, что он знал, она нужна Люци для вхождения в политическую нишу. Она инструмент, а значит проявление к ней душевных порывов – преступление против общего дело.

Как только Люци добьётся полной власти над городом, а потом и над страной, и далее по списку, их семья станет сродни царской. Его самого глубоко трогала такая перспектива. Парень из трущоб, урождённый раб, который должен был всю жизнь мыть полы, по котором ступают богатые ножки, сам ходит по таким полам. Деньги – самый тяжёлый наркотик.

С охладевшей головой он поднялся к Анне. Та сидела в своей комнате за новой книгой, что взбесило его куда больше её странных попыток затащить его в кровать.

– Какого чёрта тут происходит? Ты чё, самая умная? Откуда взяла? – он грубо выхватил твердый переплёт из её рук и бросил в сторону.

– Очень мужественно, – Аня повернула голову в сторону упавшей книги и вздохнула, потому что не помнит, на какой странице остановилась.

– Ты кажется плохо соображаешь, – он наклонился к ней угрожающе, за счёт своей атлетичной фигуры. – Мы тут не в куклы играем с тобой. Я бандит, а не клоун.

– Нет, нет. Ты шестёрка бандита, а это в корне меняет дело, – Аня почувствовала, как вздулись вены на его шее. Ещё чуть-чуть и он ударит её. Перехватило дыхание. – Кстати, что скажет твой босс, увидев, что ты швыряешь то, что он мне дал? Долго ли ты после этого сможешь пользоваться награбленной роскошью, щенок?

Он отвесил ей существенную пощёчину и тут же отскочил в сторону. Вообще-то, бить женщин не в его правилах, не в правилах Люци. Зачем он вообще так поступил? Всё внутри него замерло.

Аня расхохоталась, её красная щека напоминала спелое яблоко.

Тут он понял, что она получает удовольствие от его гнева, от того, что выводит его из себя.

– Какая же ты сука!

– От суки слышу, – она улыбнулась и в глазах её застыл отвратительный вызов.

Он схватил её за волосы и стащил с мягкого места. Аня вцепилась ногтями в его ладони, но не произнесла ни звука. Выше, выше. Она махала руками, впиваясь в голые предплечья, оставляя полосы, иногда кровавые.

Астарот швырнул её на кровать и перехватив руки завязал их своим ремнём. Девушка впилась зубами ему в плечо, совсем не сексуально. От неожиданности он взвизгнул и сразу же устыдился этого. Руки не отпустил. Аня извивалась как червяк под дождём, но он знал, что делать. Астарот залез сверху, сев ей на живот и придавил своим весом. Теперь её ноги для него безвредны.

Взгляд на тумбу, там лежали стяжки, которыми её привязывали вначале. Он потянулся за ними, когда Аня снова укусила его, теперь в районе груди. Руки не отпустил, и даже не взвизгнул.

Эта была не первая его драка, но, откровенно говоря, он никогда раньше так не вёл себя с женщинами.

Пока его глаза шарили по кровати, подыскивая хорошее место для её рук, он пару раз ударил её по щекам, слабо, профилактически. Но она не успокоилась.

Ах, если бы она успокоилась! Ведь Астарот не отличался жестокостью, он бы возненавидел себя и тут же отпустил её. Но Аня Шилова не из тех, кто проявляет слабость. Она отказывалась склонить голову и была готова к худшему, но не к покорному поражению.

Он привязал её руки и теперь подыскал какую-то тряпку для её рта. Тогда он сам не знал, что собирается сделать.

Через десять минут, одолев все преграды, Астарот умудрился обездвижить, насколько это было возможно пленницу и довольно пощупать свою добычу.

– Ну что, допрыгалась?

– А ну-ка слезь с неё, пока я тебя не пристрелила.

Мамона со своим рельефным пистолетом в наманикюренных пальчиках стояла в дверях. Дуло было направлено на Астарота и она совсем не шутила. Он впервые видел её с оружием в руках из без умилительной искорки в глазах.

– Я сказала, слезь!

Астарот медленно сполз на пол, ноги подкашивались. В голове шумело пепелище после пожара ярости, он не мог думать и не хотел делать этого.

– Пошёл вон отсюда! – её ствол провожал его фигуру, она отошла к кровати всё ещё держа его на мушке. – Увижу тебя в таком состоянии ещё раз, расскажу Люци. Понял?

Астарот вышел из комнаты. Какая тяжёлая голова. До его собственных покоев было рукой подать и ему хотелось спать.

Мамона опустила пистолет только когда убедилась, что Астарот не вернётся. Она аккуратно повернула ключ в замке и подошла к кровати. Аня лежала неподвижно, не было слёз, не было крика.

– Довела, всё-таки, – женщина развязала её и убрала пистолет в маленькую сумочку именитого бренда, которая болталась у неё на плече. – Мой первый муж тоже любил пожёстче.

– И что вы с ним сделали? – Аня глотнула воду из стакана на тумбочке, убрав растрёпанные волосы с лица.

– Я? Ничего, – Мамона осмотрела её, и не найдя ничего серьезнее покраснений, выдохнула.

– То есть он живёт себе спокойно?

– Нет, – женщина встала, отдернув свой классический пиджак с полной талии. – Он покоится без мира. Думаю, черви давно обглодали его мерзкое лицо.

Мамона вышла из комнаты и захлопнула дверь, попросив Аню запереться.

Астарот проснулся только ночью. Он лежал на своей кровати в одежде, на которой местами виднелась кровь. Первым делом он вошёл в душ и смыл с себя остатки этого утра.

Под холодной водой на него напали воспоминания. Что он натворил! Как он мог!

Аня, Мамона, он. Эта ужасная сцена, эта отвратительная комната.

Он ударил женщину. Он ударил её! И непонятно, что бы сделал ещё, не приди Мамона с пистолетом на перевес. Мамона! Теперь она его точно ненавидит. А если Люци узнает? Что будет, если он узнает? Он ударил женщину! Ударил женщину!

Астарот прижёг свои царапины и укусы, от волнения у него тряслись руки. Надев футболку с длинным рукавом, он вышел из комнаты и кивнул охранникам. Те с невозмутимым видом развалились в креслах и трепались о своём. Он помялся пару мгновений на пороге её комнаты, но всё же постучал. Никто не ответил. На часах было около 11, слишком рано для крепкого сна. Хотя кто знает, в каком она там состоянии после случившегося. Он постучал ещё раз, а потом вошёл.

Комната была пуста, кровать собрана. Никаких следов их утреней драки, никаких признаков Мамоны.

Шум воды из ванной. Видимо, она там. Он постучал изгибом указательного пальца, молчание.

– Аня, это я, – он откашлянулся. – Нам надо поговорить.

– О чём, интересно? – её ровный голос играл прежней иронией, отчего ему стало спокойнее.

– Я пришёл извиниться. Я не должен был так поступать, моё поведение…

– Если тебе нужно прощение, – перебила она. – То здесь наверняка есть церковь по близости. Советую покаяться святому отцу, или как там их называют?

Он замялся, удивляясь такой реакции.

– Ты имеешь право злиться, ненавидеть меня. Я понимаю.

– Ты слишком туп, чтобы я испытывала к тебе эмоции, – он услышал, как поток воды прервался ее рукой, и тут же пошёл прежним ходом. – Мне всё равно.

Астарот чувствовал новую волну гнева, но не позволял ей подняться дальше сердца. Он всё ещё был виноват, он ненавидел себя за содеянное и ещё долго будет отводить мысли от этого воспоминания. Главное поверить, что ничего не случилось.

Дверь тихонько закрылась, а Аня продолжила резать своё бедро тонким лезвием, которое всегда носила в карманчике трусов.

Глава 10.

– Я нахожу успокоение в многолюдности этого города. Мне тепло от холода прохожих. Осознание, что осуждать тебя будет лень… О, это прекрасно!

Клава крепко сжала жилистую руку Пугина и очаровательно улыбнулась. Они редко выходили на прогулки, но уж если решались, то не возвращались домой до победного.

Семён Карлович не показывал свою обеспокоенность делом Шилова и Люци, из уважения к Клаве он был весел. Но Бог даровал женщинам удивительную проницательность за счёт обострённых чувственных инстинктов.

– Ты меня совершенно не слушаешь, Пугин, – она отпустила его руку и спрятала ладонь в карман джинсов. Знак злости.

– Прости, сокровище, не идут из головы мысли. Гоню, гоню, а они всё возвращаются, возвращаются… – он осмотрел своего нового охранника, который на лавочке притворялся случайным встречным. Вполне правдоподобно, надо сказать.

– Станет легче.

Да, Пугин знал, что стоит обо всём рассказать Клаве, чтобы ситуация из проблемы превратилась в задачу. Но именно этот чудесный день четверга так не хотелось портить работой и чужими бедами. Семён Карлович вял руку Клавы и завёл за свой локоть.

– Ты самая умная женщина на земле, но позволь нам насладиться уединением.

– В твоей голове всегда будет кто-то помимо меня, – она задрала голову, это была не претензия, лёгкая ироничная ревность. – Я знаю, кто ты. Так что выкладывай.

Пугин обернулся в поисках хвоста или зевак, которым совсем не к чему это слышать. На бульваре было несколько бегунов на безопасном расстоянии и пара его охранников. Он слегка нагнулся в бок и показал рукой на лебедя, проплывавшего мимо.

– Чёртик хочет выскочить из табакерки. Для этого разыграли сказку «Красавица и Чудовище», но это ты знаешь. Однако сегодня бедный папенька получил причину сие действия, и сказать, что он взбешён, ничего не сказать.

– И??? – женщина спокойно засмотрелась на дерево, поглядывая в сторону аллеи. Никого.

– Он бы хотел, чтобы я сбросил стоимость аленького цветочка. Хотя бы за счёт пожизненной ренты в лице красавицы.

– Что ты говоришь! – Клава не выразила лицом ничего, кроме мечтательного безразличия. – А что же маменька?

– Пьёт.

– Думаю, серый кардинал у Чудовища может помочь в решении такого вопроса.

– О нет! – Пугин повёл Клаву дальше, она покорно следовала за ним. – Ей только нравится возможность грядущей власти.

– А что ты?

– А я хочу мира.

– Как всегда.

Они замолчали, мимо пронеслась девушка в велосипедках. Из её ушей настойчиво разносились басы.

– Никогда не думала, что Чудовище захочет обелить своё имя. Он выглядит как человек, который не собирается вписываться в систему, – Клава задумалась. – Знаешь, что он мне однажды сказал? «Ад внутри меня я охраняю ревностно. Нету там дверей, нет лазеек. Одиночество – это выбор, которым я наказал себя за неправильные ориентиры. Да не прорастут цветы на горящей почве».

– Поэтично, – отвечал Пугин. – Он всегда был твоим любимчиком.

– После истории с Далией его просто не может отвергать женское сердце.

– Да что ты? – он поднял левую бровь и приостановился.

– Именно. И не надо так смотреть на меня, мне по вкусу всегда был старый чёрствый хлеб.

Они рассмеялись и возобновили шаг.

– Я думаю, нам стоит навестить его. Нужно как-то разрешить это противостояние.

– Я всё устрою.

Анна обедала за общим столом. Люци не одобрял этого, но и не препятствовал. Он перестал видеть в ней ту необходимость, какой она была в начале недели. Теперь это всего лишь подтверждение его слова.

– Я подумал смотаться в Питер, если вы не против, – Астарот небрежно погрузил кусочек сочного стейка в красивый рот.

Почти все сидящие были заняты своими диалогами и не особо вслушивались в его речь. Молчали только Анна и Люци.

– Люци, – Астарот упорно просверлил его взглядом.

По стареющему лицу пробежала тень концентрации, кажется, шеф вылез из болота своего размышления, неохотно.

– Что, прости? – его бледные, потерянные глаза приобретали обычную стабильность.

– В Питере наша база давно без проверки. Стоит сгонять, мне кажется, – он предавал безразличие своему тону. – Я сейчас ничем не занят.

– Ты так считаешь? – Люци был серьёзен и внимательно наблюдал за реакцией своего протеже. – Я думаю иначе.

Астарот поймал неловкость, которая так и висела в пространстве. Какие ещё аргументы могут быть? «Я достоит большего, чем быть охранником избалованной цацы», «мне надоели капризы девчонки», «я готов к серьёзной работе». Всё это звучало так по-детски ожидаемо от него, что невольно пухлая губа выпятилась в обиде.

Люци, не сумевший снова погрузиться в свои размышления, решил вернуться к вопросу о Санкт-Петербурге. Его хищные глаза просканировали Анну и Астарота, он откинулся на спинку и улыбнулся.

– Астарот, – его бодрый голос заставил парня дёрнуться. – Я думаю, тебе необходимо развеется и навестить наших коллег в Питере.

– Ага, – карие глаза заблестели оживлённо.

– Аня поедет с тобой.

– Что???

– Что??? – она тут же бросила перекатывать картофелину и посмотрела на Люци, как святые апостолы на Иуду. – Я никуда не поеду.

– К сожалению, моя дорогая, ты лишена права выбора. Это не курорт.

Люци оживлённо заёрзал приборами под пристальными взглядами молодых людей. На душе у него стало весело и легко.

– Кстати о поездках, – Мамона непринуждённо откинула рукой прядь волос с лица. – Клава звонила. Они с Пугиным приедут на ужин.

– Стоило сказать мне раньше, – Люци ненавидел внезапных гостей, и женщина знала это.

– Если бы я знала, – легкомысленный тон светской львицы, который способен обмануть кого угодно. – Она только сейчас подтвердила своё намерение.

На самом деле Мамона узнала о гостях ещё утром. Они соблюдали тёплые дружеские отношения с Клавой. В жестоком мире властных мужчин женская солидарность приобретала межгалактический масштаб, а если эти женщины ещё и умные… Поверьте, их взаимная выгода и уважение не знает границ. Они понимали друг друга и общались открыто, без всяких уловок.

Вот это и давало им право сговариваться и находить пути к исполнению просьб друг друга. Мамона знала, что до ответа Шилова Люци будет избегать Пугина как может. Также она знала, что тот захочет переговорить и сторговаться. Шилов наверняка в шоке и боится за своё кресло сильнее, чем за дочь.

Знай Люци о приезде Пугина раньше, он бы нашёл 200 причин не ужинать с ним. Но теперь отступать было некрасиво, а приличия соблюдать с этим человеком требовалось железно. Так и решился их деликатный вопрос.

После обеда Анна долго выжидала, чтобы переговорить с Люци о поездке. После беседы на воздухе ей казалось, что между ними устанавливаются вполне себе добрый отношения. А теперь он отправляет её с этим идиотом в Питер. Не билось.

Тщетны были её попытки. Люци огорчённый будущим визитом Пугина, углубился в свои мысли и сбежал в свою комнату так искусно, как умел только он.

Охранники многозначительно посмотрели на Аню, демонстрируя своё нежелание ссорится с боссом, и ей пришлось оставить ситуацию нерешенной. Пройдя по широким коридорам под пристальным надзором, она нырнула к себе в комнату и облегчённо опёрлась на дверь.

Время уходило сквозь пальцы, отец её не искал. Никому не было дело до того, что с ней. Друзья, подруги, поклонники… Она перелистывала адресную книгу внутри своего сердца снова и снова в тщетных поисках хотя бы одного неравнодушного лица.

Человек просто не может быть настолько одиноким.

Половину имён окружающих её людей она не могла вспомнить. Другую половину хотелось забыть. Кто-то должен быть, кто-то точно должен быть…

– Не волнуйся, этого больше не повториться.

Астарот появился за её спиной так неожиданно, что у Ани перехватило дыхание. Она суетно запрятала свои обнажённые мысли и надела столь привычную маску высокомерия.

– Я никуда с тобой не поеду, но не потому что боюсь, – её светлые глаза отблеснули холодом, она пошла к окну, Астарот остался на месте. – Мне противна сама мысль о нескольких днях, проведённых в твоей компании.

На этот раз её оскорбления летели мимо него, потому что он видел страх на её лице до этих слов. Его красивые черты, растрёпанные сожалением за содеянное, освещались мягкими дневными лучами. Было облачно.

– Я не планировал вести себя как мудак, – неожиданно для себя чётко начал Астарот. – Ты меня выбесила. Мне кажется, что ты знала, что делаешь. Но, наверное, не ожидала, что мне снесёт крышу так скоро.

– Отнюдь.

– Не перебивай, – чуть помедлив. – Пожалуйста.

Он откашлялся и сел на застеленную фиолетовым покрывалам кровать. Большие кулаки то и дело тёрли друг друга, и он думал, что если сейчас переломит их взаимоотношения, то избавиться по меньшей мере от одного раздражающего факта в жизни.

– Я не такой уж плохой, – он надеялся, что, сложив оружие, заставит и её смягчиться. Но её ломанная фигура безразлично нацелилась вдаль горизонта. – Слушай, я знаю, что поступил как скот. Раньше я думал, что только конченный человек такое делает.

– Какой же ты нудный… – она развернулась к кровати, от света её волосы переливались самыми нежными оттенками осени. Ещё мгновение и Астарот бы сказал ей, что она красивая. – Я никуда с тобой не поеду. Ты мне противен.

– Ты не умеешь быть вежливой, да?

– Вежливость – это презерватив. А я предпочитаю живые ощущения.

Она села на другой край кровати, отвернув от него своё лицо. Ей казалось, что он никогда не покинет её комнаты, навечно останется тут со своими высокими разговорами и чудодейственными надеждами. А ей так хотелось включить воду, достать лезвие и забыть, что вот уже пятый день её заключения, до сих пор не видно ни сирен, ни спецназа.

Тело ныло в мольбе о новых порезах, грязная кровь стремилась вырваться наружу и унести с собой чудовищные мысли, которыми забилась её хорошенькая головка.

Только бы он скорее ушёл.

– Знаешь, мне стало жаль тебя, – Астарот трогал мягкую поверхность указательного пальца. Как давно она не зажимала баррэ… – Ты совершенно не умеешь сближаться с людьми. Тебе, наверное, охренеть как одиноко.

– Мелковато плаваешь, чтобы сближаться со мной, дорогой, – её бледное лицо искажало нетерпение. Она решила, что, если сдаст позиции, он, наконец, оставит её в покое. – Слушай. Тебе ведь нужно моё прощение? Бери, мне не жалко. Я тебя прощаю, – двумя тонкими перстами Аня коснулась его лба. В повороте её фигура выглядела намного изящнее. – Теперь с чистой совестью займись своей жизнью. Я хочу почитать.

Астарот помедлил всего пару мгновений, но потом встал на ноги и пошёл к двери. Её прощение не могло принести ему покоя, глубоко в душе он так низко упал в своих глазах, что уже сомневался в возможности оправиться.

Это был не единственный поступок, за который ему пришлось краснеть, но это было ужасно.

Он вошёл в свою комнату и схватил гитару. Впервые за долгие месяцы он играл с настоящей необходимостью.

Глава 11.

Пугин смотрел, как ювелирно работают приборы в руках Люци. Мясистые пальцы легко орудовали над уткой в сладком соусе, от которой сам Семён Карлович бежал, поглощая третий кусок хлеба.

Клава находилась куда в лучшей ситуации. Они с Мамоной не переставая болтали о новых веяниях то в культуре, то на бирже. Две умные женщины всегда найдут повод для разговора, да и это у них получалось легко и свободно, так, будто напряжение Люци их не касалось.

Никто другой не заметил бы в этом хитроватом лице с мелкими зубами какую-то перемену с прошлых посиделок на Чистых Прудах, но Пугин отличался чуткостью. Сейчас он отчётливо видел нежелание хозяина находиться в такой компании, в его компании.

Конечно, он мог списать это на жаркий день, на зеленоватые стены зала, на банальную усталость. Но это всё было не то.

– Люци, я бы хотел обсудить с тобой кое-что.

– Слушаю, – выдавил из себя он так аккуратно, что все сидящие за столом обратили на это внимание. – Дело касается Шилова?

– Даже не сомневайся, – Мамона взяла бутылку вина и вопреки всем правилам этого дома сама освежила бокалы. – Нам давно пора обсудить сложившуюся ситуацию открыто.

– Я тоже так считаю, – Клава откинулась на спинку резного стула и её серьёзное лицо придало Пугину уверенности в своих действиях.

Несмотря на убеждения большинства мужчин, эти двое не просили женщин выйти во время важных разговоров. Их незатуманенный рассудок блуждал по цифрам и документам куда с большей пользой, чем у сидящих за столом мужчин.

– Я хочу кресло чиновника. Такое высокое, чтобы Шилов чистил мои ботинки по утрам своим языком, – Люци говорил непринуждённо, но в глазах его читалось раздражение.

– Тогда ты выбрал не того человека, – сказал Семён Карлович. – У него нет таких связей, сам знаешь, иначе мы бы уже лицезрели его лицо на этом месте.

– Значит, пусть прыгнет выше головы.

– Нельзя требовать от человека то, чего он просто не способен сделать.

– Хорошо, – Мамона дружественно кивнула собравшимся. – Что вы предлагаете?

– Будет разумно сначала влиться в коллектив, – Пугин обвёл глазами сидящих, но получил поддержку только от Клавы. Кажется, она пойдёт за ними и в горящий омут. От этой мысли он еле заметно вздрогнул.

– Я не стану работать под Шиловым даже номинально, – Люци устал от этого разговора гораздо быстрее, чем ожидал. Уважение к Пугину кричало, что стоит проявить чуть больше послушания, чем ему хотелось. Он устал от этого ужина, от людей, от своих амбиций. Голова раскалывалась, Люци думал только о стакане свежего, апельсинного сока, о том, как после он ляжет на свою большую подушку и пройдёт по дворцу своих воспоминаний. – Я не понимаю, чего ты ждал от меня?