Текст книги "Не просто о любви. Сборник"

– Та-а-ак, – протянула Олеся угрюмо, ей уже стало очевидно, что придется возвращаться и сдаваться на милость победителя.

Алекс по-прежнему возлежал на своем топчане. Прикрыв глаза и закинув руки за голову, он всем видом демонстрировал полное равнодушие к судьбе своей гостьи. Да, Олеся могла поклясться, что нахал уже успел заснуть. Свечка медленно таяла у его изголовья, создавая сонную, уютную атмосферу палатки.

– Эй, – толкнула его Олеся, – проводи меня. На улице ни зги не видно.

– Возьми мою свечу, – посоветовал Алекс сонно.

– Ты что, издеваешься? Я даже не знаю, где я и как отсюда выбираться. Помоги, ведь это ты меня сюда пригласил.

– А я и не отказываюсь от приглашения.

– Да? И где здесь спать? С тобой на узких нарах?

– Ты очень капризная, – подтвердил сам себе Алекс, – Капризная Принцесса, – и перевернулся на бок.

– Блин, это не смешно. И я хочу домой.

– Дезалей, мосты уже развели, – пробормотал мальчишка сквозь дрему.

– Что значит «налей»? Какие мосты?!

Ответом взволнованному фальцету Олеси была гробовая тишина.

О том, чтобы выбраться самостоятельно, не могло быть и речи. Безмолвие окружающих горизонтов свидетельствовало об удаленном месторасположении Алексова жилища. Оставалось как-то устраиваться на ночь.

Олеся нашарила бутылку на тумбочке и плеснула себе еще живительной влаги. От усталости и возмущения мысли путались и переплетались в сложные узоры бредовых идей. «И почему в моей жизни сплошные обломы, – сетовала несчастная, глотая слезы горечи пополам с вином, – ни тебе ночи любви, ни мужика нормального». Но долго так сокрушаться не имело смысла, надо было как-то укладываться.

Однако за неимением какой-либо мебели, кроме тумбочки и песчаного пола, оставался безальтернативный вариант притулиться на одной кровати с хозяином, что Олеся и попыталась сделать, пихнув мальчишку локтем. Алекс вздохнул, потянулся и, повернувшись к Олесе, обнял ее, уткнувшись теплым дыханием в шею.

«Классный у нас секс», – успела подумать Олеся, убаюканная его посапыванием, а через мгновение уже сама понеслась по волнам сновидений в объятиях Морфея.

Проснулась она от того, что замерзла.

Оглядевшись, Олеся обнаружила, что лежит одна на бамбуковом топчане, укрытая белой тряпкой, при ближайшем рассмотрении оказавшейся рубашкой Алекса. Сам же Алекс испарился в неизвестном направлении.

«Блин, он что, тает под первыми лучами солнца? Куда он все время девается с утра? – посетовала Олеся, потирая затекшую руку. – А что если он меня тут бросил? – возникла в ее мозгу вторая подозрительная мысль. – И где это „тут“?»

Она встала со своего жесткого ложа и осторожно выглянула на улицу. Легкая дымка укрывала ближайшие кущи тропического леса, где птичье многоголосье сотрясало тишину рассветного часа, когда зной еще не успел утомить окружающее настолько, чтобы заставить всех и вся замолчать в ленивой полудреме.

Олеся решила, что для начала надо прогуляться сто метров направо от двери, где неплохо бы и умыться.

Удобства оказались вполне приличными и сравнительно недалеко – Алекс не соврал. Хотя подобная роскошь посреди джунглей казалась, мягко говоря, неестественной. Насколько хватало Олесиных глаз, простиралась девственная природа, и ни одного цивилизационного сгустка, кроме вышеупомянутого сортира.

Чистая и продрогшая, Олеся решила вернуться в хижину.

На тумбочке на подносе дымился ароматный кофе в высоких чашках, окруженных горой пышных круасанов с подтеками свежего сливочного масла.

У Олеси отлегло от сердца: значит, цивилизация все же существовала где-то поблизости. Не хватало только хозяина. Решив воспользоваться моментом, гостья огляделась по сторонам.

Утренняя хижина мало чем отличалась от ночной, ее стены не были убраны деревянными панно ценного тикового дерева, а пол не устлан коврами, но тонкий фарфор чашек и клюшка для игры в гольф, небрежно брошенная в углу, произвели легкий диссонанс в Олесином мозгу. Не успела она его как следует осмыслить, как дверь открылась и на пороге возник влажный, пахнущий океаном Алекс.

– Ты уже проснулась?

Он хлопнул мокрым полотенцем о деревянную балку потолка.

– Спасибо тебе за кофе, – улыбнулась Олеся, потягивая душистый напиток из хрупкой посудины.

– Это не мне спасибо, это мисс Май.

– Кто?

– Все женщины, кроме тебя, питают ко мне слабость. Вот и мисс Май тоже. Каждое утро она приносит мне свежую выпечку и кофе.

– Представляю себе ее огорчение, когда она увидела меня в твоей кровати.

– Я думаю, она бы больше огорчилась, если бы никого там не увидела. Я ведь известный бабник.

– Ну это вряд ли, – заявила Олеся, – если только в своих фантазиях.

– Намекаешь, что мы тупо проспали всю ночь?

Алекс с улыбкой уселся перед Олесей на песок и потянулся к кофе и круасанам.

«О чем я думаю? – размышляла Олеся, глядя на каплю масла в уголке его губ, с удовольствием рассматривая мокрые от купания волосы, легкую небритость, которую обычно она терпеть не могла у мужчин, считая ее признаком глупого самизма, а здесь, в условиях другого климата, двухдневная щетина казалась ей и уместной, и даже сексапильной. – Чего тут колебаться? Другая на моем месте просто сожрала бы этого птенчика и не подавилась, а я со своими комплексами так и останусь без подарка, как в дешевом анекдоте. Он прав, нам хорошо вместе, так чего же мне еще?»

Олеся тяжело вздохнула и поставила чашку на поднос.

– Который час?

– Шесть, – откликнулся Алекс, уплетая выпечку. Сейчас, как никогда, он казался ей мальчишкой.

– Мне, наверное, пора в отель. Милка будет волноваться, да и маме позвонить надо, узнать, как там Ванька.

Алекс кивнул.

– Я тебя отвезу.

– Сколько до моего отеля?

– Часа два-три по хорошей трассе.

– Ничего себе! – Олеся даже присвистнула. – Куда тебя занесло! Ну, тогда тем более пора. Будем на месте около девяти, как раз к завтраку. Собирайся.

Но хозяин, похоже, и не думал двигаться с места. С несокрушимой полуулыбкой, сидя по-прежнему на песке, он внимательно разглядывал Олесю, и в его глазах читалось нечто похожее на жалость.

– Ну, что еще? – смутилась гостья, но постаралась не показать виду.

– Любовь к командирским приказам – это врожденное или этому можно научиться?

– Жизнь научит, жизнь заставит, – уверило своего молодого визави бывалое Олесино эго.

– Тяжелая у тебя жизнь.

– Нормальная. Поехали.

Алекс наконец легко вскочил на ноги.

– Хорошо, только кое-какие вещи возьму. Черт! – вдруг воскликнул он, хватаясь за лицо.

– Что случилось?

– Посмотри, кажется, что-то в глаз попало.

– Где? Покажи! – попалась Олеся на простенькую уловку.

Она поняла это, только когда оказалась в кольце его рук, и смеющиеся глаза без признаков недомогания, блестя, уставились на нее в упор.

Против своей воли Олеся покраснела. Она не понимала, почему всегда так смущается, когда Алекс вдруг из юнца превращается в мужчину. И почему это всегда выходит у него так естественно, без малейшей фальши, как будто зрелость и незрелость суть одно и то же и вполне могут уживаться в одном человеке. Она уже пыталась сравнивать свои ощущения с теми, которые испытывала к Андрею. Никто не мог бы сказать, что он не похож на мужчину, наоборот, в нем всегда присутствовал тот необычайный посыл самца, на который откликается любая самка. И сама внешность его, говорящая о зрелости и решительности, не шла ни в какое сравнение с тем, как выглядел Алекс, чья юность бросалась в глаза и который выглядел даже моложе, чем был на самом деле. Но почему же оба они, будучи совершенными противоположностями, тем не менее одинаково манили ее, или, может быть, Алекс даже больше, в чем она боялась себе признаться.

– Прекрати, я же объяснила, мне надо в отель, – Олеся неумело попыталась высвободиться из его объятий.

– Ты в двух шагах от него. Ехать никуда не надо. У тебя просто топографический кретинизм. И это очень удобно.

Олеся опять покраснела, теперь уже с досады, но вырываться прекратила.

– Все равно. Меня, наверное, уже с фонарями ищут.

– Шесть часов! Все еще спят. Даже если ты позвонишь сыну, в такую рань ты только перепугаешь их до смерти. В Москве ведь и того меньше. Так что у нас есть еще часа четыре.

– Черт! Хватит улыбаться!

Алекс наклонился и поцеловал ее. Это был ее первый осознанный с ним поцелуй. Честно говоря, Олеся даже не помнила четко ни одной ночи любви с Алексом. Но теперь голова ее закружилась вполне реально.

– У меня вчерашний хмель еще не выветрился, – произнесла она, пошатываясь и стараясь увернуться от этих новых и сильных ощущений.

«У меня роман с мальчишкой!» – паниковала она, теряя остатки воли, совершенно оглушенная его ласками и своей реакцией.

Ее первый муж был брезглив и никогда не прикасался к ней во время месячных или когда она просто недомогала, но в те редкие минуты, когда его все устраивало и секс между супругами случался, сам процесс был всегда одинаков и неизменен, как работа двигателя, и она думала, будучи абсолютно невинной до свадьбы, что то, как ее муж делает это в постели, есть единственный и правильный способ и что ее задача научиться получать удовольствие от этого.

Андрей открыл ей, что такое оргазм. Влюбленная в него, желающая заполучить недоступное тело в свое личное пользование, вырвать его с чужого ложа, она всегда заводилась сама и заводила его. Он был запретен и почти недосягаем и оттого сексуален для нее вдвойне. Но хотя он и не был брезглив, как предыдущий ее мужчина, все же также не отличался особым разнообразием в любви, а если вдруг она не достигала пика, считал, что она уже меньше его любит, и всерьез беспокоился, что с ней что-то не так. Чтобы успокоить его, Олесе пришлось научиться имитировать оргазм. И теперь, по прошествии четырех лет близких отношений, эта имитация заменила ей глубину и полноту ощущений.

С Алексом все было по-другому. И вопреки известной скабрезной поговорке о том, что между мужчинами в постели в общем-то нет никакой разницы, она эту разницу почувствовала сразу. Новые эмоции мгновенно захлестнули ее. Для нее первый раз отсутствие собственной воли вдруг оказалось таким притягательным. Впервые в жизни она уже ничего не контролировала. Она просто не могла. Ее несло по волнам наслаждения, и, совершенно забыв о времени и о том, где она, Олеся растворилась в другом человеке и получала удовольствие, которому не было в ее жизни примера. То ли потому, что он был молод и, следовательно, более прогрессивен во всех отношениях, гораздо более раскрепощен, чем старшее поколение, то ли причина была в том, что сама она созрела для иной любви, но то, что делал с ней Алекс, никогда не могло бы произойти ни с одним другим мужчиной из ее повседневности. И странно, это не казалось ей грязным или нелепым, не возбуждало стыда, может быть, потому что и сам ее партнер ничего не стыдился, и все, что он делал, было естественным и радостным для него. И, несмотря на то, что фактически она была гораздо старше своего любовника, не она, а он мог многому научить ее в постели. Он показал ей чувственную сторону любви, сторону, которой она всегда стеснялась.

Когда вечером, еле вырвавшись из его объятий, она шла в отель, чтобы забрать кое-какие вещи и вернуться обратно, с тем чтобы немного поспать, а после продолжить необыкновенный опыт, она думала о том, что делала и что позволяла делать, и ужасалась сама себе. Все ее воспитание противилось этому. Мать, которая не уставала в детстве подчеркивать, какая ее дочь дурнушка, также не забывала вколачивать ей сознание собственного умственного превосходства. Поэтому, когда выросшая и оперившаяся Олеся наконец превратилась в зрелого человека, сама о себе она думала, что страшненькая, зато умненькая. И что только ум и трудолюбие помогают человеку, женщине ли, мужчине ли, достичь наивысших результатов в жизни. Само по себе это утверждение не может быть ложно, как и не может быть истинно, так как жизнь гораздо многообразнее всех убеждений, но под этими знаменами Олеся вышагивала всю свою жизнь. И вдруг явился человек, который имеет силы доказать ей, что… А что? Тут Олеся глубоко задумалась. Так ли уж важны карьера и место в обществе, даже самоуважение, если нет счастья? И такая ли уж большая разница между бедным, но счастливым аборигеном, жующим банан, полный эндорфинов, и столичным бизнесменом, покупающим по новой тачке каждый год в напрасном желании поймать синюю птицу, если итогом для обоих будет смерть? Какая разница: купить новый велосипед, на который копил всю жизнь, или новый «бентли» с выгодной сиюминутной сделки, если эмоции от приобретения одинаковы?

Когда, ступив на деревянный помост, ведущий к своему бунгало, Олеся уже начала склоняться к мысли, что, наверное, никакой, на нее внезапно налетела Людмила собственной персоной.

– Что случилось?! – возопила она. – Мы тебя везде искали, на телефоны ты не отвечаешь – это совсем на тебя не похоже. Где ты была?

Олеся немного опешила от неожиданности, пришлось импровизировать по ходу пьесы.

– На экскурсию ездила.

– В таком виде?! – Людка с сомнением покачала головой.

– А что? Сама же советовала мне расслабиться. Вот я и делаю все, как ты сказала. Кстати, дай телефон позвонить.

– А твой где?

– Украли, – заявила Олеся, – или потеряла.

– Ладно, телефон – это все мелочи. Ты главного не знаешь. Только в обморок не падай. У тебя там в номере гости. Охрана твоя примчалась.

– Чего? – не поняла Олеся.

– Чего-чего! Андрей явился по твою душу.

Олеся поперхнулась.

– Ты не шутишь?

– Какие шутки? Прилетел голубь. Со вчерашнего вечера ждет. Беги, ублажай.

Олеся задумалась. Сердце ее учащенно билось. Сказка кончилась, она осталась там, позади, в тропической хижине. Впереди ее ждут старая жизнь и реальный кандидат в мужья. Зыбкие, хотя и, бесспорно, приятные, отношения с Алексом моментально потеряли свою актуальность и отошли в историю. Она была даже рада этому. Судьба сделала свой ход, и вопрос выбора отпал сам собой. Не надо больше терзаться сомнениями и переживать из-за мрачных прогнозов будущего, построенного на песке, как того хотел молодой, слишком молодой, любовник. У нее словно гора свалилась с плеч. Привычные рельсы, незыблемые идеалы, переданные с молоком матери вместе со страхами, потерянные было шаблоны поведения и социальные ориентиры, гарантирующие общественное одобрение, – вот те киты, на которых, по мнению Олеси, и держалась ее прежняя жизнь. Нарушить их, расшатать почву – означало подставить саму себя под удар обсуждения и осуждения, чтобы все знакомые и друзья говорили про нее: «А, это та самая Олеся, что связалась с мальчишкой, который ей в сыновья годится!» И далее рефреном: «На что она надеется? Неужели не понимает, что он позарился на ее деньги?»

Привычный и давно узаконенный грех прелюбодеяния с чужим мужем казался сущим пустяком по сравнению с тем кошмаром, который грозил Олесе, выбери она Алекса, пусть даже и всего лишь на время отпуска. К счастью, в ее реальность опять ворвался Андрей.

Раз приехал, значит, принял решение уйти от жены, иначе зачем было лететь в такую даль после ее ультиматума. Эта мысль в корне поменяла жизненные позиции и придала ей ускорение.

Любимый лежал на кровати кингсайз с пакетиком чипсов в обнимку и включенным спортивным каналом. Увидев Олесю, он, улыбаясь, поднялся ей навстречу. Счастливая, она немедленно бросилась ему на шею, заглушая шум морского прибоя радостными воплями.

Сегодня, как никогда, Олеся чувствовала удовлетворение. Наконец-то сбылась мечта идиота, точнее идиотки: оторвавшись от московской суеты, оказаться вдвоем в экзотическом раю рекламы «Баунти» с чужим мужем.

Хотя, конечно, нет-нет, а слова Алекса о семье приходили ей в голову и даже портили настроение. Но Олеся была женщиной сильной, такие отвлечения от ее жизнеутверждающей позиции длились, слава богу, совсем недолго, минута-другая, и она находила сотни оправданий себе, а заодно и контраргументов, опровергающих слова неопытного мальчишки.

Все, что между ними было, только сон. Не стоит полагаться на гормоны. Экзотический рай закончится, как только они приземлятся в аэропорту Шереметьево или даже еще раньше. Мама была права: надо держать себя под контролем, чтобы пробуждение от грез не было мучительно больно.

Необыкновенно сладко было лежать в объятиях Андрея, неторопливо смакуя каждый момент их близости, такой нечастой в последнее время. Она даже поверила в то, что их связь обрела новую жизнь здесь, в условиях тропического климата, благоприятного для любви.

Андрей, по счастью, не стал допытываться о том, как Олеся провела первые дни отпуска без него, вероятно, боясь нарваться на ее упреки и всколыхнуть извечное мужское чувство вины перед подругой, и их общение теперь было больше похоже на паритетный мир, в котором обе стороны договорились до времени не тревожить друг друга военными действиями и затаились в засаде.

Честно говоря, Олеся боялась спрашивать о результатах переговоров любимого с женой и тем самым спровоцировать свое разочарование и недовольство, испортив остатки такого неожиданно приятного во всех отношениях отпуска. Она с легким сердцем отложила на потом все выяснения отношений.

Похоже, что Андрей придерживался того же мнения о происходящем и не спешил с объяснениями.

«Что ж, подождем», – решила Олеся, блаженно обнимая любимого.

– Многие женщины допускают ошибку, потому что торопятся, – размышляла она тем же вечером, сидя в баре, пока мужчины с удовольствием угощались напитками у стойки.

– Торопятся? – переспросила Милка с удивлением. – Четыре года, по-твоему, кот начхал?

– Ты ничего не понимаешь, здесь главное – выдержка. Немного терпения, и он – мой.

– Да уж, – проворчала Милка, – завидный жених – охранник в твоей же фирме.

Олеся с наигранным легкомыслием передернула плечами.

– Во-первых, не охранник, а начальник службы безопасности, а во-вторых, как говорится, твой снобизм тебя не украшает. Твой Виктор тоже не Михаил Прохоров.

– Ну, – протянула Людмила обиженно, – Прохоров не Прохоров, а свои бабки он сам заработал, я ему на карман не выдаю.

– Андрей свои тоже сам заработал, – жестко оборвала подругу Олеся, не желая продолжать дальше скользкий разговор.

Помолчали.

– Кстати, о тебе тут сегодня ни с того ни с сего тот мальчик спрашивал, помнишь, с которым вы танцевали? – примирительным тоном сказала Милка.

Олеся дрогнула, но сделала вид, что у нее отшибло память.

– Ну, тот, сын депутата, он еще, кажется, ходил тебя провожать, – не прекращала свои пояснения подруга.

Пришлось вспомнить. Меньше всего Олеся хотела бы, чтобы Алекс снова появился в ее жизни и вмешался, не дай бог, в их отношения с Андреем, что при его бестактной непосредственности очень даже могло быть.

– Да, припоминаю. И что ему нужно?

– Не знаю, он спрашивал, где ты? Я сказала, что приехал твой муж и вы сейчас наслаждаетесь обществом друг друга и никого не хотите видеть.

– А он?

– Ничего. Улыбнулся и пошел. Симпатичный малыш. А да, вспомнила, он еще сказал, что очень за тебя рад.

Олеся тяжело вздохнула.

– Ну и черт с ним. На фига козе баян?

– Баян – это, по-моему, твой Андрей, – не сдержала сарказма Людка.

– Прекрати. Молокосос, который курит травку, конечно, лучше.

– Лучше, – стояла на своем Мила, – лучше, потому что он не станет трепать тебе нервы своей женой и детьми, которых он любит, жалеет и бросить не может.

– Мила! Молодой парень и не будет трепать нервы? Очнись. Я не юная козочка, чтобы скакать с ним по долинам и по взгорьям. К тому же мне нужно устойчивое будущее, а с ним я никакого будущего не имею.

– Почему? – удивилась Людмила.

– Как почему? – Олеся даже растерялась. – Он моложе меня на пятнадцать лет. Только не надо вспоминать наших поп-звезд, ладно? Год-два, и что дальше? У меня уже и сейчас все висит, а что будет потом? Да я никому на фиг уже не нужна буду, а драгоценное время уйдет.

– А с охранником что-то по-другому? Он что, сказал о ваших отношениях своей жене? Он уходит из семьи к тебе?

– Скажет. Если хочет трахать меня и работать у меня на фирме. Такую зарплату, как я ему плачу, ему нигде и никто больше платить не будет.

– Понятно, – многозначительно протянула Милка. И как-то косо посмотрела на подругу. – Надеешься, что его засосет дольче вита, от которой он уже не в силах будет отказаться?

– Ты так говоришь, как будто уверена, что он любит не меня, а только мои миллионы, – усмехнулась Олеся, вспомнив цитату из любимого фильма, но в ее словах Миле послышалась некоторая горечь.

И Мила, жалея подругу, поспешила опровергнуть ее слова:

– Конечно, он тебя любит, но… – она запнулась и упрямо договорила: – и дольче виту тоже. Хрен бы он попал на этот курорт без тебя.

– Да наплевать ему на курорты. Ты просто его не знаешь, – взвилась Олеся, горячо защищая любимого, – у него очень сильное мужское начало. На него где сядешь, там и слезешь! Знаешь, он какой? Как чего-нибудь скажет, так все… с ним не забалуешь. Если буду на него давить или шантажировать, он повернется и уйдет, только его и видели, и плевать на все твои курорты и зарплаты. Знаешь, как он свою жену называл, даже когда еще у них все тип-топ было? Овца!

– И что в этом хорошего? – удивилась подруга. – Если бы Витька меня овцой назвал, я бы ему яйца оторвала.

– Это потому, что он у тебя подкаблучник. А Андрей – настоящий мужик, я-то его давно знаю.

– Ну-ну… А что плохого в подкаблучнике? По крайней мере, ему не придет в голову вытирать об меня ноги, а ты давай, старайся, зарабатывай почетный титул овцы.

– Да ну тебя, – Олеся устало махнула на подругу рукой и направилась к стойке бара.

Обняв Андрея за шею, она ласково заворковала, и он отвечал ей тем же. Так, прижавшись друг к другу, они проследовали в свое бунгало, где предались отнюдь не невинным развлечениям.

В самый ответственный момент зазвонил телефон. Андрей, чертыхаясь, выпрыгнул из кровати и, сверкая голым задом, скрылся в туалете с трубкой.

Звонила, конечно, жена, иначе незачем было прятаться и бояться быть услышанным. Олеся постаралась взять себя в руки и сделать вид, что она ничего не поняла, тем более что сам любимый никогда не рассказывал ей о том, что происходит в его семье, а она не спрашивала. В ней странным образом сочетались равнодушие к его семейной жизни и страстное желание обладания.

У нее теперь был именно тот рай, о котором она мечтала: пальмы, шум прибоя и соленый ветер аккомпанементом к стабильному сексу. Ум-м-м, вот она, Олесина дольче вита. Правда, и здесь были свои «но». Не проходило и двух часов без того, чтобы кто-нибудь не звонил. Чаще всего это была мать, старательно наверстывающая пропущенные дни, а когда в коротких промежутках между ее звонками Олеся могла немного расслабиться, раздавался звонок от жены Андрея.

Другая на месте Олеси давно потеряла бы терпение, но только не она. Это была ее политика. Как и с мужем, с которым она давно развелась и которого вспоминала не без трепета, только трепет этот был отнюдь не любовный, Олеся соблюдала свое собственное правило: покупать за деньги все, что могло бы облегчить жизнь, – от новой посудомойки, чтобы не скандалить с сыном по поводу мытья посуды, до дорогой прислуги, убирающей персональный туалет мужа. Она умела любить своих мужчин, и не было ничего, что она не смогла бы достать для их радости. В этом она видела свой долг жены и матери. Кончилось все не очень. Муж все равно ушел налево, а сын так и не научился мыть посуду. С Андреем она надеялась наверстать упущенное женское счастье.

И вот теперь Алекс. Мысль о нем портила ей всю радость от встречи с мужчиной своей жизни. Хороша бы она была, если бы осталась с ним и пошла на поводу у своих желаний. Она ведь почти победила, Андрей приехал, он уходит от жены. А могла бы оказаться у разбитого корыта. Значит, тактика ее правильная, значит, надо удвоить усилия.

И все же… ей было так хорошо с этим мальчишкой, а теперь в одночасье он стал угрозой ее будущему. Только бы он не вздумал выяснять отношения. Конечно, он быстро утешится, в этом Олеся не сомневалась, но, наверное, ей все-таки следовало с ним поговорить, проститься по-хорошему, даже просто объясниться.

Этот разговор пугал Олесю до колик, до ломоты в костях. Она боялась себя, боялась его, боялась реакции Андрея, если он узнает. И не важно, что сам любимый до сих пор живет с другой женщиной – это не в счет. Мужчины в таких делах не разбирают, кто женат и кому нельзя. Он уйдет и дверью хлопнет, и плакала тогда Олесина семейная жизнь, даже факт миллионного кредита, взятого у Олеси, его не остановит. Следовало продумать четкую траекторию движения по орбитам, чтобы, не дай бог, не пересечься с Алексом. Экскурсии могли бы помочь. Рыбалка, поездка на крокодилью ферму, наконец, банальная обзорка по памятникам архитектуры – то что надо, чтобы выиграть время.

Не будь этого последнего дня, когда Олеся совершенно забылась в объятиях другого мужчины, потеряла голову, ум, честь и совесть, как сказала бы ее мать, она не стала бы заморачиваться насчет того, что скажет или подумает Алекс, но вчера отношения их зашли настолько далеко, что Олесе казалось, она не имеет права просто так соскочить, сделав вид, что ничего не было. Над этим стоило подумать.