Текст книги "Чаровница для мужа"

– Про эти две истории пиши осторожней, – предупредил он, – информации у нас очень мало, а та, что есть, в интересах следствия практически не разглашается. Но, если подумать, некоторая целенаправленная утечка делу не повредит. Намекнем пару раз легонько, тонко этак на толстые обстоятельства… Хотелось бы, чтобы преступники как-то засуетились. Вдруг выдадут себя.

– Ты что там тихо сам с собою? – нетерпеливо спросил Венька. – Инфу гони!

– Сейчас, – отмахнулся Панкратов. – Не мешай думать! Хорошо, бери ручку.

– Да у меня диктофон давно включен, – алчно простонал Венька, – ну давай, говори уже!

– Поехали, – вдохнув поглубже, сказал Панкратов. – Ну, смысл ситуации в том, что буквально на днях был убит некий молодой человек, недавно уволенный со службы. Красивый, свободный, отвязный мотоциклист, из тех, кого байкерами называют. Служил он на непыльной должности курьера в одной из фирм небезызвестного господина Вторушина…

– Известная фамилия, – вставил Венька. – Владелец заводов, газет, пароходов!

– На самом деле все это у него имеется в единственном числе, – уточнил Панкратов. – А также еще некоторые радости жизни, как то: выгодные строительные подряды, торговые ряды на Центральном рынке и многое другое.

– Ну да, я же говорю – личность известная! – поддакнул Венька. – Но ты давай к убийству плотней прижимайся.

– В офисе, где служил убитый, судачили: он, мол, пошел на эту смешную работу, чтобы иметь возможность лишний раз погонять на своей обожаемой мотоциклетке. Работал исправно, без нареканий, так что увольнение стало для всех пренеприятнейшим сюрпризом. Особенно для офисных красоток, которые положили на него свои хорошенькие глазки. И он, ходили слухи, уже закрутил на службе несколько милых романов. Но вот вдруг его уволили… и хотя он подал заявление по собственному желанию, прошел слушок, будто на него ополчился сам Вторушин, который и вынудил его со службы уйти. Вскоре после его увольнения Вторушин развелся с женой, и пополз слух, будто произошло это из-за красавчика-курьера.

– Да ты что! – аж взвизгнул Венька. – Барыня влюбилась в лакея? То есть жена Вторушина изменяла своему мужу с курьером?! А курьер, значит, трахал все, что шевелится? И она зашевелилась в непосредственной от него близости? Ну и ну, неосторожно парень поступил! И что теперь, когда Вторушин с женой развелся? Они с этим байкером бросились друг другу в объятия? В смысле, не Вторушин, конечно, а его жена и байкер бросились? Хотя погоди… Он же убит! Неужели Вторушин послал к нему киллера? А жена его еще жива? Или ее тоже?.. Стой, погоди! – Голос Веньки от возбуждения сделался вовсе пронзительным. – Вторушин же на китайской бизнесменше женат вроде бы… Она как раз и держала его торговые ряды… И что, она жива?! Погоди, вчера точно была жива.

– Вчера? – Панкратов насторожился. – Ты ее видел?

– Ну да.

– Где?!

– Ну, где, ясное дело, у нас в редакции!

– Что, серьезно – была она?!

– Она, она, сама назвалась. Ах, дурак, я ее сразу с Вторушиным не увязал, Сунь Банан да Сунь Банан, а что это вторушинская жена, которая иногда зовется на русский лад Светлана Борисовна… Из-за нее байкера убили?! Ни хреее… у нас Герка тоже байкер, надо спросить, знал он этого, как его… Кстати, как его звали?

– Алексей Семикопный. Попытайся точно вспомнить, во сколько бывшая жена Вторушина к вам приходила, а главное, зачем. И почему ты ее так пошло называешь, Сунь Банан? На самом деле она – Сунь Банань.

– Из-за того и приходила, что Сунь Банань! – огорченно вздохнул Венька. – А я ее в той инфе про драку на рынке Бананом назвал. Она там с какой-то продавщицей что-то не поделила. Хозяйка дралась со своей работницей, ну и умора! Я написал, да в имени одну букву пропустил, ну, она и приходила права качать.

– Что, серьезно? – недоверчиво спросил Панкратов. – Странно…

– Да и я считаю, что из-за такой ерунды не стоило заводиться, – горячо согласился Венька. – Ребята тоже. А начальство опять ворчит, неймется ему… С другой стороны, на то и щука в море, чтоб карась не дремал.

– То есть эту китаянку не только ты видел?

– Конечно, не только! Ее вся редакция, думаю, видела. Ну, человек пять наших точно ржали в коридоре, когда она пришла. Начальство в полном составе имело место быть: и главный, и замша. И еще подружка замши нашей присутствовала. Между прочим, знаешь, кто это? Алена Дмитриева! Ну, та самая.

– А ху из Алена Дмитриевна? – рассеянно спросил Панкратов, который недавно закончил краткосрочные курсы английского языка и еще не все забыл из выученного.

– Не знаешь? – изумился Венька. – Да та самая, книжки которой твоя супруга постоянно читает. Не замечал?

– Ну да, читает она что-то, вроде дамские детективы, – вспомнил Панкратов. – Но я думал, это какие-нибудь маринины, донцовы, эти, как их…

– Одна сатана, – поддакнул Венька. – Маринины-донцовы – они сильно крутые, а эта вроде как попроще. Но сестричке Анютке очень нравится. Она все книжки Дмитриевой собрала. Ты смотри, Санек, не проговорись жене, что Дмитриева сейчас у нас, в Ха, а то она покою тебе не даст, захочет познакомиться, автограф взять, то да се…

– Уверен, что Дмитриева будет возражать? Думаю, все писатели обожают, когда у них автографы берут. А ты, кстати, мог бы позаботиться о сестре, попросил бы писательницу книжечку ей подписать.

– Да я бы попросил, но не успел, – грустно сказал Венька. – Тут Сунь Банань сунулась со своими претензиями, ну, и пока начальство с ней и со мной разбиралось, Дмитриева ушла.

– А чем дело с Бананом кончилось? – не смог удержаться от усмешки Панкратов. – Судебного разбирательства не будет?

– Да нет, обошлось, я извинялся, расшаркивался, раскланивался, бил челом, все такое… Александрина наша Богдановна сверкала очами и предлагала напечатать редакционное извинение на последней полосе: мол, опечатка вышла по недосмотру, в такой-то строке такой-то заметки следует читать не Сунь Банан, а Сунь Банань. Но, к счастью, у китаезы хватило ума не позориться. Так на очепятку никто внимания не обратил, конечно, а после публичного извинения только младенец не будет спрашивать, что же все-таки сунуть надо, а главное, куда.

Панкратов расхохотался.

– Правда что! И все-таки, знаешь, мне придется прийти к вам в редакцию, поговорить с людьми, убедиться в том, что эта лаобаньянг Сунь Банань…

– Кто-кто? – удивился Венька.

– Лаобаньянг, – повторил Панкратов. – Так принято обращаться в Китае к замужней женщине, причем к женщине самостоятельной, владелице какой-либо собственности.

– Да зови ее просто мадам Вторушина, – посоветовал Венька. – Зачем язык ломать?!

– В том-то и дело, что женщина в Китае не принимает фамилию мужа, а сохраняет свою. Раньше фамилия мужа хотя бы присоединялась, а теперь и этого нет. Если только невеста выразит личное желание. Но дети обычно получают именно отцовскую фамилию.

– А ее настоящая фамилия какая?

– Ну, видимо, Сунь. Да не закатывайся ты, ну что поделаешь, у них всегда на первом месте фамилия стоит, а имя – на втором. Имя, значит, Банан, то есть Банань. Да кончай ржать! – уже с досадой прикрикнул Панкратов. – Умолкни, Венька, ты не дал мне договорить. Я приду к вам, чтобы убедиться, в самом ли деле эта особа была в редакции в такое-то время, и составить по сему поводу протокол.

– Ты мне не веришь, что ли? – обиделся Венька.

– Верю, но мы с тобой сейчас по телефону говорим, а телефонный разговор к делу не пришьешь. А мне очень важно время уточнить.

– Почему? Проверяешь, могла ли она убить того байкера? – предположил Венька. – Но ведь она приходила в редакцию вчера, а байкера когда убили?

– Не вчера, – согласился Панкратов. – Мне просто нужно одну штуку проверить…

«Что-то ты темнишь», – подумал Венька, но спорить не стал. Кто ж спорит со своим благодетелем!

* * *

– Пардон? – по привычке, усвоенной в любимой Франции, пробормотала Алена, чувствуя, как к ее губам прилипает недоверчивая, чуточку жалкая улыбка. – Детективщица? Как ее зовут, вы сказали?

– Алена Дмитриева, – почтительно повторила девушка. – Я у нее, правда, ничего не читала, но говорят, что это просто потрясающе!

– Нет, – выдавила Алена с трудом, – какая ерунда!

– Ерунда?! – Девушка возмутилась. – У нас девушки читали, говорят, вообще супер. А вон тот высокий партнер, видите?..

Она указала на и впрямь высокого мужчину, который неловко держал в объятиях кругленькую брюнетку с грубоватым гуранским лицом. Сам он был лет сорока и довольно хорош собой: волосы соль с перцем, сильные черты, глубоко посаженные мрачноватые глаза, крепкий, суровый рот. Повезло его даме, что и говорить. Она-то сама не больно привлекательна – кстати, в Ха красивых мужчин больше, чем красивых женщин, не то что в Нижнем Горьком, где в каждой маршрутке половина особ женского пола запросто пройдут отборочный тур на любой, самый всепланетный, конкурс красоты, а мужиков через одного можно на свалку везти.

Этот же мужчина невероятно смотрелся бы в каком-нибудь вестерне. Почему нет вестернов на дальневосточную тему? Или это будут истерны?[9]9
  Истерн – от английского слова east – восток.


[Закрыть] Да хоть горшком назови! История защиты русскими Албазина от маньчжуров – это такоооой сюжет!..

Мысли нашей героини вообще имели свойство давать кругаля в самые неподходящие мгновения. Вот и сейчас она на миг отвлеклась от несусветностей, которые услышала от Марины, как бы отмахнулась от них, но та вновь вернула ее к теме:

– Его фамилия Терехов, зовут Никита Дмитриевич. Ну вот, он говорит, что ее романы хоть называются дамскими, но их и мужчинам читать довольно интересно, не все, конечно, но исторические – точно, и потом у нее какой-то роман есть про шифры… там что-то про Екатерину Медичи, про Германию во время войны… он говорит, все так запутано, такой сюжет крутой, он просто оторваться не мог.[10]10
  Об этом написано в романе Елены Арсеньевой «Список Медичи», издательство «ЭКСМО».


[Закрыть]

– Ну да, я понимаю, про какую книжку вы говорите, – кивнула Алена. – «Список Медичи» называется.

– А говорите, не читали, – удивилась Марина.

– Ну вообще-то я практически не перечитываю то, что написала, – виновато улыбнулась Алена.

Марина растерянно моргнула:

– Так вы что, тоже писательница, я не поняла?

– Ну да. Меня зовут Алена Дмитриева.

– Погодите, вы же записались как Елена… – начала было Марина, и вдруг до нее дошло: – Как – Алена Дмитриева? Как – писательница? Вы?! А как же… а почему же?!.

Она растерянно уставилась на кудрявую бальницу. Сергей Климов уже отчаялся сладить с ней и пытался танговать сразу за двоих, показывая партии и партнера, и партнерши.

– Извините, может, я вам помогу? – решительно сказала Алена, делая шаг вперед.

Усталые темные глаза владивостокского тангеро, в которых уже поселилась безнадежность, скользнули по ее лицу, груди, по «зуавам», опустились к вызывающе-фирменным танго-туфлям… и когда он вновь поднял голову, в них появилось выражение радостного ожидания.

– Вы… знаете, что такое «салида»? – спросил он с надеждой.

Алена кивнула.

Сергей подошел к своему ноутбуку, стоявшему на стуле, и включил другую мелодию. На сей раз зазвучал оркестр Ди Сарли – знакомое, можно сказать, родное, понятное, незаменимое для начинающих и такое красивое танго «Comme il faut». Сергей протянул руку, Алена вложила свою… подошла ближе, поудобней разместив свой великолепный бюст на его тощей груди, обняла партнера покрепче, расправила плечи… ну-с, перенос веса, шаг в сторону, стопа развернута, чуть приоткрыть корпус, четвертый шаг длиннее, на пятом левая нога пришла перед правой, Алена стала в «крест»… и-и-и шесть, семь, восемь, потом мягкий поворот к правому плечу партнера, «очос» вперед, правый «медиа хиро»…

О господи, спасибо тебе за то, что ты сотворил аргентинское танго!

– Ох, наконец-то здесь нашелся человек, который хоть что-то понимает! – простонал Сергей. Алена чуть не засмеялась от щекотки, потому что губы ее нового партнера приходились как раз на впадинку между ее шеей и плечом. – Да что я говорю – вы не «хоть что-то понимаете», вы прекрасно танцуете! Спасибо вам огромное! А то я без своей партнерши ну как без рук, вернее, без ног. Она только поздно вечером из Москвы прямо сюда прилетит, там непогода, задержки всех дальневосточных рейсов… А я в поезде от нечего делать вышел через КПК в Интернет, на форум «Gotango», смотрю – тема какой-то Фелисии: «Есть ли танго в Ха?» Это ваш ник? Это вы – Фелисия?

– Ну да, – кивнула Алена, радуясь, что хоть что-то начинает проясняться.

– Значит, вы – писательница? Читали тему, в которой обсуждают ваш рассказ «Крест, 8С, бутерброд» в рождественском сборнике детективов издательства «Глобус»?

– Нет, а что, была на форуме такая тема?! – почти с ужасом воскликнула Алена, от изумления делая столь высокое линейное болео между ног Сергея, что он вынужден был подпрыгнуть, чтобы спасти некоторые жизненно важные органы.

– Была, была, – засмеялся Сергей. – Гадали, кто такой Александр Великий, Афина, Серый Мачо, Гусь Хрустальный и прочие. Хотя Александра Великого трудно не угадать, даже я его узнал. И там ваш ник раскрыли… конечно, это не слишком-то корректно, потом кто-то из модераторов тему закрыл. Жаль, что вы не видели. Кстати, кто такая Брунгильда? И Три мушкетера в одном лице?

Алена раскрыла тайны прозвищ своих любимых питерцев.

– На форуме никто не догадался! – хмыкнул Сергей.[11]11
  Обо всем этом можно прочитать в рассказе Елены Арсеньевой «Рождественское танго», издательство «ЭКСМО».


[Закрыть]

В это мгновение музыка закончилась, и Сергей с Аленой с явным неудовольствием остановились. Изумленная тишина в зале длилась несколько мгновений, а потом все захлопали.

– Так вот ты какой, цветочек аленький, – улыбнулся высокий мужчина, которого показала Алене Марина и которому понравился «Список Медичи». Терехов Никита Дмитриевич… персонаж воображаемого ею «истерна» про защиту Албазина. – Вот что такое аргентинское танго! Потрясающий танец… Я-то сюда больше из любопытства пришел, но теперь точно знаю, что хочу научиться танцевать это танго!

– Ну, вечером прилетит моя партнерша, и завтра мы продолжим наши классы, – улыбнулся Сергей. – Я еще проведу несколько специальных уроков для ваших преподавателей, чтобы, так сказать, наставить их на путь истинный.

– А нельзя ли попросить эту даму показывать с вами основные фигуры? – перебил его Терехов, глядя на Алену.

– Я бы с удовольствием, – сказал Сергей. – Но моя партнерша… Она меня никогда в жизни не простит. А поскольку она не просто партнерша, а еще и моя жена, то…

– Конечно, конечно, никаких разговоров, – затараторила Алена, пытаясь скрыть свое разочарование. – Я бы не смогла в любом случае, у меня дела, важные дела в Ха.

– Новый роман пишете? – многозначительно спросил Сергей. – Детективный или исторический?

– Как, вы писательница? – удивился Терехов. – У нас тут вроде была уже одна… Алена Дмитриева…

Все обернулись туда, где несколько мгновений назад стояла пышная «бальница». Ее и в помине уже не было.

– Она убежала, – растерянно сказала Марина. – Когда вы танцевали, я к ней подошла и тихонько говорю, мол, а вот тут вроде бы еще одна Дмитриева объявилась… И она ка-ак кинулась из зала! Схватила свою куртку, кроссовки, но даже переобуваться не стала, так в босоножках на улицу и выскочила. Значит, правда самозванка! Как этот… Дмитрий Самозванец!

– Дмитриева Самозванка, вернее, – сказал Терехов. – Все же особа женского пола.

Алена улыбнулась ему, а кругленькая брюнетка нахмурилась.

Да ладно, тетенька, не парься, не нужен твой кавалер Алене, ведь он еще не умеет танговать. Ей никто, никакой, даже самый роскошный мущщина не нужен, когда рядом есть партнер – пусть чужой, пусть на время! – с которым можно с полным взаимопониманием танцевать аргентинское танго! И с высокой башни ей плевать на всех на свете самозванок. Сейчас Алену даже не заботит мысль, зачем неизвестная бальница назвалась ее именем. И откуда она вообще узнала о писательнице Дмитриевой и том, что та тангует, и собирается в Ха… Неужели тоже с форума «Gotango»? А, неважно! Весь этот неприятный эпизод будто размыло звуками любимых оркестров. Ди Сарли, Ортис, Карабелли, Бьяджи, Донато, Канаро, Тантури… et cetera, et cetera!..

Ей с трудом удалось вынырнуть из этого блаженного потока, когда позвонила Александрина, сообщив: они с Геркой заберут Алену через полчаса, пора исполнять планы, намеченные на вечер, ехать в байкерский клуб.

Конечно, Алена в жизни не поехала бы ни в какой клуб – от танго-то! – но классы уже закончились. Сергей торопился в аэропорт – встречать жену. На прощанье все присутствующие расцеловались, как это водится у настоящих тангерос в настоящем Байресе.

– Извините, я хотел вам сказать… – нерешительно промолвил Никита Дмитриевич Терехов, скользя губами по Алениной щеке.

Она отстранилась:

– Извините, меня ждут.

Действительно, за окном уже сигналили, Александрина с Геркой приехали. Танго кончилось, а чужие партнеры Алене Дмитриевой не нужны. Даже самые высокие из них!

Ни в танго, ни в жизни.

* * *

Очень может быть, что об убийстве Людмилы Куницыной долго никто не узнал бы, ведь она снимала квартиру на самой окраине, да и домишко стоял на задворках, где, кроме обитателей, никто не появляется, если бы не случайный прохожий, который позвонил в милицию и сообщил, что на пороге дома, находящегося по такому-то адресу, лежит труп. Себя звонившая (голос был женский) не назвала. Правда, определился номер, с которого поступил звонок… однако это оказался не домашний, не рабочий и даже не мобильный телефон. Звонили из телефона-автомата на автовокзале.

Это наводило на некоторые размышления. От дома Людмилы до автовокзала добираться около часу. Конечно, может быть, у неизвестной женщины не имелось мобильного телефона (такое случается, хоть и кажется порой невероятным), а позвонить ей больше было неоткуда, вот и потащилась на автовокзал. Удивительно, правда, что по пути туда она миновала, не зайдя в них, два почтовых отделения с будками автоматов и – самое главное! – отделение милиции, куда можно было запросто явиться и сообщить о случившемся устно. Конечно, не всякому охота ввязываться в дело об убийстве – еще притянут, поди потом докажи, что тебя тут и близко не было!

Экспертиза установила, что Людмила Куницына была убита ровно за час до звонка. Можно, конечно, предположить, что убийца сделала свое дело, а потом забеспокоилась, что труп не скоро найдут, и сама о себе заявила. Но дело в том, что женских следов, кроме следов самой Людмилы, в округе не обнаружили. Только мужские. Они четко отпечатались на подтаявшей земле: характерные рифленые подошвы мужских ботинок сорок второго размера с причудливым рисунком – что-то вроде вопросительного знака. Судя по этим отпечаткам, мужчина подъехал к воротам на автомобиле (асфальт оказался менее благосклонен к сыщикам, здесь была слишком оживленная трасса), прошел прямо по газону, потом пересек грунтовую пешеходную дорожку и проник в запущенный сад. На тропинке в саду и остались очень четкие следы. Он дошел до крыльца, потоптался – и устремился прочь, видимо, бегом, потому что подошвы сильнее вминались в грунт на передней части стопы. Не было никаких сомнений, что этот человек видел убитую, наклонялся над ней, ведь на его обратных следах остались пятна крови, обильно залившей крыльцо, на котором лежала Людмила.

Однако и этого мужчину вряд ли можно считать причастным к убийству – хотя бы потому, что девушка была застрелена не в упор, а с довольно приличного расстояния. Удалось найти место, откуда стреляли: от старого, полусгоревшего сарая, стоявшего в саду. Там сохранились и отпечатки ног предполагаемого убийцы: тоже мужские ботинки на рифленой подошве, правда, с другим рисунком, но того же сорок второго размера. Нашли гильзу от «вальтера» девятого калибра, убойный вариант. Стрелявший оказался истинным снайпером: Людмила была сражена одним выстрелом в голову с расстояния в тридцать метров. Может, ему повезло, а может, и в самом деле работал профессионал.

Ну что ж, сыщикам предстояла теперь сущая ерунда: выяснить, кто и почему убил Людмилу Куницыну. А также что это был за мужчина, который нашел ее мертвой – и бросился бежать. Убийца вернулся посмотреть на дело рук своих? Но почему не подошел к ней сразу? Сначала был уверен в результате, а потом усомнился? А зачем переобулся? На случай, если вдруг будет обнаружен? Да, предусмотрительный человек… Вообще в этой истории все оказались очень предусмотрительными: и убийца, и тот, кто первым нашел Людмилу, и женщина, позвонившая в милицию из телефона-автомата на автовокзале. Именно там, в подвальном помещении, находился телефон, в укромном закутке по пути в туалет. На железнодорожном вокзале, который был рядом, через площадь, телефоны размещались в зале ожидания, на глазах у множества людей, а главное, продавцов мороженого и цветов, скучающих около своих лотков и потому непрестанно глазеющих по сторонам. А женщина, что сообщила о смерти Людмилы, сделала все, чтобы остаться незамеченной…

И все же один след она оставила.

* * *

– Вот, – пробормотала Алена, изо всех сил тараща глаза, потому что тьма вокруг царила кромешная, – вот и сподобилась спуститься в преисподнюю.

– Да какая это преисподняя? – хмыкнул рядом молодой мужской голос, принадлежавший репортеру Герке. – Нормальное бомбоубежище. Бывшее, само собой. А мы его воскресили, облагородили, окультурили!

– Лучше бы вы его осветили, – сказала Алена, шаря вытянутыми руками и пытаясь сообразить, в какую сторону идти. Она вообще страдала топографической тупостью, а уж в такой кромешности…

– Вот именно, – поддакнул рядом сердитый голос Александрины. – Темно, как в заднице.

Подруга, как всегда, выражалась с присущей ей безапелляционностью.

– Уточним! – хохотнул Герка. – Не просто в заднице, а в железной заднице!

– Ой, ой, как смешно, – фыркнула Александрина. – Нет, на самом деле – лампочки перегорели или пробки вылетели?!

– Вас удивляет, что нет света? Экономия, как вы, конечно, подумали? Ни-ни-ни. Мы дадим его в самый последний момент. И тогда, поверьте, недостатка в нем не будет. Даже, пожалуй, хорошо было бы, если б его было поменьше! – сказал Герка, и Алена произнесла удивленно:

– Хм!

– Да-да, – отозвалась Александрина странным тоном с некоей смесью брезгливости и восхищения. – Не удивляйся. С любого места он наизусть «Мастера» шпарит.

– Нра-авятся мне образованные молодые люди! – протянула Алена, и в голосе ее тоже прозвучало восхищение, лишь слегка оттененное тонким кокетством, но этого хватило, чтобы Герка, шедший рядом с ней, сбился с дыхания, а рука его, поддерживающая Алену под локоток, дабы она не споткнулась в темноте, сжала этот локоток покрепче.

Алена затаенно усмехнулась. Ну вот, еще один, кому дерзкий взгляд, дерзкая улыбка и прочие дерзкие прелести писательницы Дмитриевой внушили дерзкие мечты. Еще один, кому нужна любовь! Был такой фильм в былые времена, а может, спектакль театральный с таким названием. А все же, фильм или спектакль?..

Алена только начала было вспоминать, как обещание Герки сбылось: в глаза ударил свет, и его действительно оказалось слишком много, так же, как и музыки, которая взорвала слух. Вернее, придавила его количеством и качеством децибел!

Это был рок, очень тяжелый и очень металлический. Хотя трудно было ожидать чего-то другого на фестивале байкерских рок-групп, ведь именно на этот фестиваль и потащилась Алена за компанию с подругой Александриной и репортером-байкером Геркой. Ему нужно было написать материал в газету об этом музыкальном событии, а Александрина, как она объяснила, вообще любила рок. Ну да, она всегда была в курсе всяких модерновых новаций, это Алена помнила по прежним временам. Александрина вообще реалистка, не то что Алена, вечно витающая в облаках. Прежде, в молодости, она слушала «Времена года» Чайковского или арию Орфея из оперы Глюка, а Александрина – хеви-метал, и БГ, и Цоя, и бардов, и… и… ну, в общем, Александрина стала преуспевающим замом главного редактора реальной молодежной газеты, а Алена как жила в выдуманном мире, так в нем и осталась, питаясь радужными облаками своих фантазий… и теми скупыми каплями золотого дождя, который иногда из них проливался.

Оказывается, прикид у Герки был не маскарадный – его здесь держали за своего: множество таких же накачанных молодцов, широко улыбаясь, радушно тянули к нему увешанные кандалами-браслетами татуированные ручищи, а байкерские девицы – тоже обтянутые кожей и звенящие браслетами – лезли к Герке целоваться, попутно обдавая презрительными взглядами сопровождавших его Алену и Александрину.

«Что это мы при нем, в самом-то деле, как почетный караул?» – подумала Алена и быстренько шагнула к барной стойке, будто бы ей смертельно захотелось выпить. И вовремя шагнула, потому что какая-то особенно нахальная байкерша уже громогласно вопросила, уничижительно озирая Александрину:

– С мамкой, что ли, пришел? Или с бабулей? Одного больше не пускают – плохо себя ведешь, сильно много трахаешься?

Александрина и бровью не повела – ее самоуверенности (или уверенности в себе, нужное подчеркнуть) таким комариным укусом потревожить было невозможно, но Герка жутко покраснел, и Алена призадумалась, что именно в словах байкерши его так смутило. Вообще-то, наверное, ноблесс оближ: в его возрасте и с его внешностью нельзя не быть выдающимся трахмэном, – однако, при всех его мускулах и игривом взгляде, в Герке ощущалось что-то удивительно скромное, потаенно-мальчишеское, и именно в этом крылась неотразимость, а вовсе не в демонстративном ухарстве.

Впрочем, Алена еще не решила для себя, стоит ли ей пристально углубляться в изучение психологического, а тем паче – физиологического портрета этого молодца. С одной стороны, он был как раз в том возрасте, представители коего почему-то натурально сатанеют при виде нашей довольно-таки взрослой героини и желают немедленно поиметь ее в качестве наставницы как интеллектуальной, так и чувственной, да и Герка ей самой очень приглянулся. С другой стороны, пока трудно понять, какие отношения объединяют его и Александрину… Подруга Алены тоже отличалась причудливыми пристрастиями, а выступать в роли змеи-разлучницы наша героиня хотела меньше всего. Аналогичных Герок в ее жизни было-перебывало и, бог даст, еще будет-перебудет, а вот у Александрины он, может, знаковая фигура судьбы…

Нет уж, дружба – это святое! Лучше сразу отойти в сторонку. И Алена продолжала это делать – не только фигурально, но и буквально: продвигаясь к бару.

Вокруг стойки почему-то толпились все больше девицы, однако не столько для того, чтобы заказать очередной бокал пива (здесь, к ужасу Алены Дмитриевой, пили почти исключительно пиво, для разнообразия – водку, но ни вина сухого, ни тем паче мартини бьянко или хотя бы розового и с собаками было не сыскать!), а сколько ради того, чтобы постоять возле какой-то плачущей девицы.

Нет, в самом деле! Среди грохочущей какофонии звуков, и звона тяжелых пивных бокалов, и мата-перемата, процентное соотношение которого с нормальной речью было клинически превалирующим, среди оживленных до идиотизма лиц и улыбок во все тридцать три зуба вдруг обнаружилась печальная девушка с длинными, до попы (как любит писать знаменитая Татьяна Устинова), волосами. Попа оказалась, как и все прочее у девицы, обтянута черной кожею, и, стало быть, перед Аленой находилась либо байкерша, либо байкерская подружка. Ее белесые волосы были стянуты черной банданой, что придавало девушке подчеркнуто траурный вид. И все, кто находился рядом или хотя бы приближался к ней, так же опускали уголки губ, сдвигали брови, смахивали с глаз подлинные или воображаемые слезы. Не стоило иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться: девушка и ее знакомые кого-то оплакивают. Скорее всего, байкера, которого подвели тормоза, или ему перемахнул дорогу какой-нибудь железный мастодонт, или в неподходящем месте перед ним выросла каменная стена… или дорога вдруг вышла из-под контроля и пошла юзом, юзом, юзом до какой-нибудь пропасти, где неласковая мать-земля приняла бедолагу в свои объятия.

Алена не имела ни малейшего желания оказаться в сфере печали, которую создавала вокруг себя белесая девица в черной бандане. Им с Александриной и без того предстояла поездка на кладбище – навестить Машу. Алена же – может быть, из черствости душевной, может, из чувства самосохранения, что часто с душевной черствостью путают… а может, эти два понятия и впрямь одно и то же, – вообще сторонилась всего, что хоть как-то касалось смерти. Она отчетливо помнила, как отворачивалась в детстве от телевизора, когда там показывали убийство или умирание, как пряталась во дворе, когда слышала звук траурного оркестра или видела чьи-то похороны. Жалость к умершим – неважно, знакомым или неизвестным, – доводила ее до нервных судорог, ужас перед той силой, которая преграждает жизненный путь каждого – каждого человека, а значит, когда-нибудь преградит и ее путь! – сводил с ума. Разумеется, с годами вокруг сердца и рассудка поднаросла некая броня, во всяком случае, Алена уже побывала на изрядном количестве погребений и без надрыва наблюдала картины кинематографических кончин, а с некоторых пор она вообще смирилась с самим фактом существования смерти… был даже момент в ее жизни, когда Алена всерьез размышляла о самоубийстве и даже изыскивала способ его совершить![12]12
  Об этом можно прочитать в романе Елены Арсеньевой «Репетиция конца света», издательство «ЭКСМО».


[Закрыть]

Но все же она лишний раз старалась не думать о смерти. Чувство долга, да, конечно, само собой, и Маша была ее любимой подругой, ее могилку нужно навестить, Машу нужно помянуть, но этого вполне довольно, чтобы совершить необходимое жертвоприношение богу Яме – богу смерти. Ни каплей больше! Проблемы и горе байкерши пусть останутся проблемами и горем байкерши!

Алена отвернулась от стойки бара и двинулась было к Александрине и Герке, но путь ей преградил огроменный и до безобразия брутальный качок с бритой головой. Детские страхи перед the born losers мгновенно ожили, и Алена отпрянула. Качок протянул руку и поддержал ее, очевидно решив, что она оступилась на неровном бетонном полу.

– Осторожней, красотка, – улыбнулся он металлической (не в том смысле, что холодной, а в том, что рот его был полон железных зубов) улыбкой. – Подержись на ногах еще немного. А потом, если захочешь, чтобы я унес тебя отсюда на руках, только мигни. Но – малость погодя! А сейчас, извини, я должен исполнить одну печальную обязанность.

Видимо, громила был в этой компании лицом весьма значительным, потому что, стоило ему поднять руку, как шум в баре утих. Группа умопомрачительных бритоголовых на крошечной сцене перестала своей какофонией колебать мировые струны, как выразился бы в данной ситуации Юрий Олеша… а может, и не выразился бы никак утонченный автор «Трех толстяков», а просто-напросто выбежал бы вон, навеки ужаснувшись…

Впрочем, упомянут Олеша в данный исторический момент исключительно для демонстрации подавляющей эрудиции нашей героини, поэтому мы о нем благополучно позабудем, ибо никто в ее эрудиции не сомневается и даже не смеет сомневаться!