Текст книги "Красильщик луны. Эссеистическая поэма"

Затмение

Бывает, наступает такое время, когда черный диск Луны заслоняет солнце, и в мире земном начинается суматоха. Затмение. Лед обжигает, а от солнечных лучей бросает в дрожь. Цветы закрываются, теряя свет. Птицы и рыбы, движимые инстинктом сохранения в толпе, собираются в стаи, некоторые виды живых существ бросаются в незнакомые ареалы обитания, впадают в несвойственную им спячку. Жизненная энергия концентрируется на границе нарушения биоритмов, как перед близким уничтожением. Предчувствие гибели – достойная причина для животных изменять свое поведение. Природа неизменна, она живет своими законами. Можно сколько угодно закрывать глаза под слепящим солнцем, но оно так и останется висеть на небе, полыхая где-то в немыслимой высоте. Одна маленькая вещь может заслонить все небо, если вы прикроете ей свои глаза. Причина духовной слепоты – наш страх перед солнцем. Спокойнее скрываться в тени и молиться о прекращении страданий. Достойно ли людям вести себя подобно животным в другом, душевном затмении – затмении души, предчувствуя ее гибель? Думаю, если человеку выпала доля увидеть затмение в собственном сознании, он должен иметь силы и совесть, чтобы пережить его без животных метаний и рассказать об этом, иначе зачем дана способность говорить? Природный страх – зверь внутри, поклонник боли и пошляк, голый инстинкт – рвется наружу. Я бездарный и насмешливый его хозяин. Мой слабый голос, звучи! Слова, ножом врезайтесь в сердца!

 
Мы запираем двери,
Чтобы трястись от страха.
Боимся, что внутренний зверь
Воспрянет не духом, а прахом.
Ночи громада бурей бесится.
На небе месяц смеется.
Жизнь – бесконечная лестница
К восходящему солнцу.
Святоша клянет поверье,
Что Бог ему счастья выделит,
Гладит душевного зверя,
Глухой, и не видит, видимо.
Зверь наш скрипит зубами,
Царапает бетонную стену.
Кошмары владеют углами,
Ломают части системы.
Тучи глотают воду.
Листья обрушиваются на плечи.
Тушит фонарь непогода,
Торопит домой вечер.
Мы запираем двери
В комнат своих квадратуры,
Страшные спящие звери,
Сказочные балагуры.
 

Так вот оно – затмение души. Прими его как есть, не сомневайся, слишком много знаков было дано, слишком много временных параллелей открылось мне во всей своей четкой математической красе. Что делать, если вдруг луна горит огнем, а солнце черно как уголь? Понять? Принять как данное эту отвратительную ясность? Я схожу с ума и утомлен тягучим диалогом с эхом. Изнутри вырывалась боль, снаружи бил озноб, разум пытался обуздать мысли. «Луна не бывает огненной!» – кричал во мне разум. Я соглашался и не верил глазам. Мир цвета и чувств потерял все основные свои признаки. Так в душе просыпалась любовь, моя забитая и несчастная любовь к жизни, но понимание пришло гораздо позже. Тогда я метался, как дикая рысь по ветвям и берегам, когтистой лапой прикрывая глаза от солнца… Инстинкты! Власть их сильна и нерушима в животных, но я – человек. «Я же живой человек!» – так в жизни обычно вскрикивают люди, пытаясь оправдать свои бездумные поступки, которые, как им кажется, совершаются во имя любви. «Ты – простое животное, – хочется ответить им, – пока на тебе надет ошейник страха и прицеплен к нему поводок, который держит в руках мать-природа». Неразлучная парочка – земная любовь и ревность – инстинкт продолжения рода и инстинкт обладания. Когда попадаешь в их капкан, становится сложно отличать одно от другого: слепнешь и глохнешь. Свет чистой любви и земная (земляная!) привязанность с претензией на правообладание предметом любви начинают борьбу, отсюда и огонь ярости, и ледяная апатия, и даже оскалы грубости. И имя всему этому – сумасшествие. Теперь я здесь – на грани, отделяющей меня от прошлого, возле пустоты, стою на полосе отчуждения.

 
Я стою у двери смысла
С медным сломанным ключом.
Коротают время мысли
В разговорах ни о чем.
Одинокая усталость
Серым осликом вздохнет.
Полежать уложит жалость:
Пусть, бедняга, отдохнет.
Я такой несчастный малый,
Перед небом ник к земле,
Как листочек палый, алый —
К желтой веточке-губе.
Преднамеренное счастье.
Переигранный роман.
Венка бьется на запястье,
Света нет. Погас экран.
Звон в ушах. Каркасы зданий.
За спиной горят мосты.
Балансирую на грани
У порога пустоты.
 

Так иногда, когда заснешь днем, просыпаешься вечером, не можешь определить время суток, бродишь оцепеневшей сомнамбулой. Я заснул в прошлом, проснулся в будущем. Боль, жалость к самому себе переполняют мое сердце. Все тщетны поиски, где ты, настоящее? Где я? Солнце гаснет, а луна сияет странным светом. Затмение прошло, но все поменялось местами. Мне хочется исчезнуть, стать пылинкой или синей звездой. Я обуздал зверя.

 
Нет, правда, я не плачу! Душу рвут рассветы.
Так тускло солнце, а луна красней огня:
Я опьянен любовным хмелем света.
Пусть лопнет киль мой! Океан, топи меня!..
 

Бессердечно время отчаяния.

Кому твоя душа принадлежит, кроме Бога? Он не отвечает на эти метания ничем, кроме молчания… Не отдавай ее никому. Что тут остается? Не надеяться на помощь, а верить в нее. Часто мы дарим душу людям, которым она совершенно без надобности. Представьте, что вы дарите ребенку сложный прибор и обижаетесь на него, что он, не умея с ним обращаться, сломал и испортил вещь. Не его вина в этом, а ваша. Выбор единственный и самый важный в жизни каждого живого говорящего – завернуться в теплый плед окружающего реального мира, принять его во всей его красе и пожать руку несправедливости или шагнуть в ледяную прорубь вечности, где ты невидим для слепых. Какой же я дурной! Странная тоска гложет меня.

 
Во время летнего солнцестояния
Хорошо заварить чай
Из отвратительного состояния.
В ступоре, как в коридоре,
Блуждает радость. Пьяный сосед
По коммуналке – в горе.
У него пропал интерес к жизни.
И водки нет.
Сломанный кран надрывает нерв,
Последний, повисший на проводе
Энергосберегающей лампочкой,
Вот-вот оторваться готовый.
Даже эти стены уже просрочены,
Под ними можно замаливать грехи.
Ненавижу такие прекрасные сны
Одиночества —
Друзья называют по отчеству,
Враги заучивают мои стихи.
Дурная кровь у меня – ползет по венам,
Застаивается около сердца,
Стучит в висок.
Рабовладельческая система
Разума выжимает из мяса сок.
А, здравствуйте, горемычные,
Снова забыли ключи – подберем
Отмычку.
Хотя ваши дряхлые души
Открываются с полпинка.
Соседи есть ужасные и отличные:
Первые любят свободные уши.
Вторые ходят по потолкам.
Сон, сигарета, алкоголь,
Холодный душ
Не растворяют боль.
Изобрести бы растворитель,
Обогреватель, осветитель…
Все зря… Колдун ложится спать.
С утра придется снова изучать —
От колыбели до доски —
Химический состав тоски.
 

Летающие в облаках певцы красоты, простите меня. Я резок и местами зол, но все, что я могу сейчас, – свидетельствовать об отражении мира, в котором мы находимся. Молчаливая молитва и голос – мои щит и меч в этой никому не видимой битве. Бог мой, не дай мне в землю пасть, в ту самую, что беззаветно любил когда-то. И излечиться от хронической «радости» существования! Я вижу только белый лист. Он холоден, как снежная равнина. Я помню ту плаксивую ярость, с которой разрывал написанное, и это доставляло мне странное наслаждение. Не то! Не так! Я предал вас, родные души, я не мог объяснить им, почему и зачем выбрал своим спутником одиночество. Или оно – выбрало меня. Я всегда презирал ложь во всех ее проявлениях и не хотел врать им, но чувствовал себя лжецом. Чувство вины сменилось во мне какой-то странной тягучей тоской. Не по прошлому, а по той самой черной дороге. Душа моя попала в западню. Я не мог вернуться к жизни, которой жил до своего безумного решения идти в неизвестность, и одновременно – одиночество пугало. Оно нависало надо мной, как насмешливый надзиратель, и пугало меня моей же слабостью. Кем был и кем я стал потом, неизвестно. Ведь внешне почти ничего не изменилось. Внутри меня горят мосты, бушуют бури, рушатся здания, гибнут существа. Из кроткого нежного пейзажиста, странного мечтательного ребенка я превратился в городского сумасшедшего, так и не успев повзрослеть. Часто мне хотелось перестать думать о трудной дороге неуслышанного и вернуться к прежним чувствам. Но как изменить судьбу? «Послушай, сейчас такое никто не читает! Пиши о природе и красоте… Пиши о современных людях… О чувствах, о любви, в конце концов!..» – как тумаки, сыпались на меня упреки. А я повсюду видел холодный взгляд Рембо. Мой верный ненавязчивый друг, броди со мной бессонными ночами по городским улицам. Являйся в толпах метро, зарослях парков, из углов моей опустевшей комнаты, диктуй же мне немыслимые строки. Я пишу чужой рукой, не чуя времени.

 
Вечер пастью разинутой дышит громко,
Хотя, наверно, хочет казаться нежным.
Рвется, видимо, не там, где тонко,
А там, где режут.
Тополя городские – помнят слова вещие,
Сказанные вдалеке.
Знаешь, самые сложные в мире вещи
Можно в кармане носить и в руке.
Как давно стал веселый ручей
Безответной холодной рекой…
Мне во здравие ставили свечи,
А молитву читали за упокой.
Пастыри бились лбами об пол.
Зачем им плакать обо мне, неверном?
Оказалось, не только нирвана выходит боком,
Но и глупой жизни моей скверна.
Я – отрицательный герой высоких
Правильных рассказов,
Где пустая болтовня – кровная зараза.
Я ломаю заборы, но помню: где-то есть лаз.
Вездесущие лица не видят меня,
Потому что у них нет глаз.
 

Часы отсчитывали время, закаты сменялись рассветами. Мне кажется, я приобрел способность превращать слова в предметы, раскладывать их на молекулы и растворять их в собственной боли на пути поиска смыслов. Я изучаю суть алхимии твоей.

Рембо, я увидел цвет твоих «Гласных», весь этот невероятный спектр на белом листе:

«А» черный, белый «Е», «И» красный, «У» зеленый,

«О» голубой – цвета причудливой загадки:

«А» – черный полог мух, которым в полдень сладки

Миазмы трупные и воздух воспаленный…[4]4
  Перевод В. Микушевича.


[Закрыть]

Мой слабый голос осмелел, чтобы ответить твоей кричащей душе, скрижаль набившей на плоскостях земли, сумасбродством.

Согласные

 
З – золотой песок пустыни.
Р – пурпурный блеск резни.
Г – чернота зрачков и иней.
С – белый саван зим.
Н – индиго первозданное ночей.
Б – голубая даль небес.
Л – медный свет свечей.
Ж – заката розового плеск.
 
 
З – плащ накрывает гриву вороного,
Несет холодный вересковый запах с гор.
Р – всадник в бок коня врезает шпоры,
И алым маком кровь течет в зазор.
 
 
Г – всадник сеет семена покоя,
Но ничего из них не прорастет.
С – всех своим плащом накроет
И песню колыбельную споет.
 
 
Л – нож, ломающий мечи и копья.
Н – воин без коня и тетивы.
Ж – слезы одинокого конвоя.
Б – вездесущий взгляд из тьмы.
Н – опущены мечи и замолкают трубы.
Л – туманом растворен копыта вороного след.
Ж – подолом вытрет перекусанные губы.
Б – конец времен. И будет свет.
 

Да, будто бредил я, как в тягучем кошмаре, не видя грани между сном и реальностью, мне виделся конец всего мира, и он же – должен был стать началом. Всадники Апокалипсиса явились мне в виде «согласных». Завоеватель, война, голод и смерть. Звучание гласных и молчание согласных – батальная симфония. И суть изнанки мира – вечную борьбу – привычным чувством не обнять. Да и кто попытается понять? Кричащий «Я – поэт!»? Забудь все слова и даже смысла не ищи. Алхимия словесная – та вечная наука узнавать все то, что небожителям давным-давно известно…

Черные зеркала антимира

Я расплавил песок пустословия, и он превратился в стекла ясности. Я закалил эти стекла страстным желанием сделать их абсолютно прозрачными, чтобы можно было увидеть мир таким, какой он есть, без прикрас. Мир равнодушно презирал меня за бездействие. Ни один атом не изменился. И тогда я превратил стекла в зеркала, покрыв их стороны грязью. Нет, я не первый их создатель. Я сам очень долго был лишь силуэтом из иллюзорного театра теней, которые мечутся в незыблемой и твердой модели трех измерений. Пока не увидел четвертое. Я ощутил себя какой-то движущейся частью городского механизма, роботом с заданными движениями. Не я смотрел на вещи, а они смотрели на меня.

 
Дождем с карнизов стекает ртуть.
Свинцовой вязкостью льется пыль.
Промокли ноги, они несут
Меня в квартиру – в последний путь,
К той белой двери, где нет ключей,
Где нет еловых горбов могил,
А только сумрак простых вещей —
Чугун, фанера, стекло, акрил.
Полярны плоскости потолков,
Я создан ими, я – градиент
Квадратной матрицы адресов,
Я – человеческий элемент.
Мурлычет музыка сточных труб,
Минорный шепот вгоняет в бред,
Сдирая кожу с засохших губ,
Ломая пальцы, включаю свет.
Я принят в клуб круговых порук,
Я приглашен на парад планет.
Но легче будет залечь на дно,
Режим полета не выключать,
И каждый вечер шагать в окно,
Дышать дождями, мосты сжигать.
В цветной керамике стынет чай,
И вместе с ним остываю я…
Вспышкой вольфрамовой вскрыты глаза.
Смотрю на небо – оно мое,
Оно давно поселилось здесь,
Горит над городом звездный нимб,
Осела в легких атмосферная взвесь,
И будто рвет меня там, внутри,
И ковыряет ножом тупым.
Клянусь, что все, никогда, ни с кем…
Мне шепчет с дрожью проклятый дождь:
Ты станешь окисью микросхем.
Взломаешь память и все поймешь…
 

Я жив, пока живы конструкции из слов, мною созданные, я вложил в них душу. Я открыл свое сердце и ужаснулся увиденному, понял то, чего, наверное, не стоило мне понимать. Посадим ли дерево, построим ли дом – что станет с ними через десять, двадцать, двести лет? Что станет с моими словами, когда их истреплет время? Может, пора переписать начисто все сказки, где добро побеждает зло, а любовь побеждает смерть? И может, я никогда не смогу отличить одно от другого. Нет, я не претендую на звание умудренного опытом проповедника, а тем более пастыря, такого эрудированного экскурсовода с указкой в руках: «Глядите, уважаемые туристы, как красиво вокруг. А вот тот, кто это построил. А вот – полнейшая безвкусица и бред, и кладбище не в тему…» Нет! Я разведу костер в лесу. Вот он – природный стражник, он спрашивает вас, только тех, кто слышит: кто вы, ничтожно малые создания, беспомощные дети матери-земли, какая роль у вас на этих бескрайних подмостках вселенского буйства жизни, ответьте ей. Не верьте времени, кто жив, тот здесь. И слышит вас.

 
Сквозь еловые ресницы
Лес глядит на города,
По щекам его струится
Речек мутная вода.
Кто ты? Где ты?
Мертвой тайны
Глаз навыкате застыл.
Совпадения случайны.
Заверения пусты.
Оторвись от жесткой корки,
Камнем в небо упади.
На вселенские задворки,
Жалкий плакальщик, гляди.
С кем под кронами глухими
Коротали времена
Твои жены золотые и любимая одна?
Комом в горле пересохшем
Застревают имена…
Кто ты? Где ты?
В чем печаль свою полощешь,
Чем душа твоя больна?
Светит сердце ржаво-красным
Из межреберных колец.
Как осел из старой басни,
На погосте спит мертвец.
В горе жил, а в счастье не жил.
Облака кладут на плечи
Шкурой белой, грязным мехом,
Тянут жилы долгим эхом
Дерева-анахореты:
Молчаливый человечек,
отзывайся,
Кто ты? Где ты?..
 

Как ярок он, костер из ваших надежд и ожиданий. Помните, в детстве нас завораживал огонь? Этот трескучий жаркий свет, пляшущая темень вокруг, этот запах горелого дерева, пропитывающий нутро и одежду, – первобытные мгновения. Время удивительных страшных историй про призраков и мертвецов. Соберемся у такого костра, послушаем Рембо, что мог бы рассказать он о времени теперешнем? Я совершенно не талантливый рассказчик и не умею веселить народ. А его истории как нельзя кстати. Не бойтесь веселых мертвецов, танцующих на виселице, – это всего лишь аллегории смерти. А она ведь так далека и нереальна, говорю вам как закоренелый материалист, как циничный сказочник. Позовем и их в нашу компанию. Противно, наверно, сидеть рядом с вонючими мертвецами, натянувшими маску улыбки и счастья, этими фантомами потусторонности… Но не прогнать нам этих свидетелей и хозяев антижизни, пусть они молчат, чтобы не воплотилась их жестокость в слове. Оставьте им их занятия. Тени не отражаются в зеркалах.

 
Когда небо встречается с морем
В тишине предзакатных костров,
Из болот, из лещин и предгорий
К ним стекаются тени веков.
Гомонят и толпятся сироты,
Кто бы их обогрел, приютил…
В ожидании сладкой дремоты
Жмутся к телу холодной земли.
Здесь – не свет и не тьма – полутемень,
Полусумерки, полурассвет.
Оборванцы ругают безвременье,
В грязных пальцах сжимая кастет.
Хороводом веселых язычников
Вкруг расселись они у огня.
Их голодные рты горемычные
Всуе Богу молитвы бубнят.
Убивавшие время без жалости,
Покрываясь для сна суетой,
Не от голода ели – от жадности,
Лучшей доли пирог сырой.
Гаснет пламя, ворочают палками
Угли тлеющие. Из темноты
Щурят взгляды гримасами жалкими
В оправданье своей слепоты.
 

Когда солнце садится за горизонт, никому и в голову не приходит, что вращение планеты может прекратиться, и кажется неизбежным наступление рассвета, смена времен года, приливы и отливы морей, вся та природная действительность, окружающая нас, возвышается над нами куполом неба и лежит под ногами. Что ищут люди, приходя на землю, и что теряют, уходя в нее? Наши жизни – всего лишь маленькие частицы этой действительности, слаженные элементы огромной мозаичной картины. Люди дали названия всему, что их окружает, но часто ли задумывался я о смысле этих названий? Нет. Я жил, укутавшись в пустоту, и мне виделись лишь исковерканные смыслы. Лес был дремуч и страшен, море бесподобно могучим, города, как сказочные чудища, грозили сожрать и выплюнуть каменными пастями – и всему виной мое воображение. А ведь леса живут своей жизнью, мировой океан – неоткрытая тайна, космос недоступен пониманию, звезды бесконечно далеки, животные очеловечены, Бог глядит с небес, и смерть вселяет ужас, рождение – счастье, жизни продолженье. Все это – природные стереотипы, шаблоны, этикетки, навешанные людьми на вещи и события. Много ли нужно ума, чтобы повторять названия вещей, совершенно не считая нужным углубляться в историю их происхождения? Силен ли дух, чтобы объять необъятное? Вот же она – история – лента на временной оси. Плач палача и сожаление судей, невообразимая жестокость людская, и рядом – сияние разума и любви. Ничтожно Бога обвинять в отсутствии любви. Яркие факелы личностей освещают путь светлячкам. Пишется история кровью, мощена жизнями великих. Творцы времени не ради вечности ждут продолжения в своих потомках, да и не им задумываться об этом. Распахнуты глаза веков и с удивлением глядят на бунтарей, что повторяют живыми голосами вечные истины, новыми штрихами дополняя картины, будто срывают с них покровы забвения, пыльные мхи ленивого существования сонного человечества. Поэт Рембо, певец своего времени, не поклоняющийся никому… Знал ли ты, сколько душ осветишь своими «Озарениями»? Воскресит их память, хранящуюся в истории людских судеб, разных, как эпохи и страны, и переполненных все той же тоской. Он, перевернувший представления о главном страхе и самой большой мечте людской – аде и рае. Душа твоя гляделась в землю, видя небо… Мы так привыкли смеяться над глупыми шутками и плакать от дешевых неприятностей, что совсем позабыли, что в мире есть что-то еще, невидимое, присутствующее в каждом человеке. И ему дано множество определений: совесть, внутренний голос, интуиция, предчувствие, ясновидение, предвидение… Но ведь этот голос не сообщает человеку, что камень тверд, зимой становится холодно, электроприбор не будет работать без электричества, ножом можно пораниться. И еще тысячи очевидных вещей понятны и просты. Цветок зарождается в семечке, вырастает, зреет, разбрасывает семена, умирает и становится той землей, откуда вышел, совершенно не беспокоясь о том, что его окружает. Странно будет считать его глупым или злым, приветливым или не очень, правда? Плакучая ива не грустит, океан не бушует от ярости, волк воет не от тоски, ветер не ласкает, радуга на небе светится не счастьем и не каким-то особенным знаком – это всего лишь мелкие капли влаги, освещенные солнцем. Разобьешь ли лоб, молясь физическому явлению, поцелуешь ли собаку или лошадь, обнимешь дуб или камень – им совершенно до тебя, человек, дела нет. Тот голос внутри дан только нам, а не воробьям и муравьям, а также остальным миллионам безголосых жителей планеты. Но как долго я не слышал этот голос, будто его и не было! Глупец. Природа сияла независимо от меня, а я смотрел на нее удивленно и торжественно. Как же прекрасно быть ее частью! Подумать только, она так огромна, и я имею власть над всем, что меня окружает! Эти мысли грели. Мне хотелось быть цветущей вишней, сосной, прибоем и снегом – ну чем не прекрасная судьба… Мысли – прочь, чувства – святы, интересно, дерево испытывает боль? И даже то, что жизнь прекрасна, – стереотип, печать человеческих чувств. Скажите, может ли быть так, что душа, живущая в наших телах, существует там для того, чтобы мы перекладывали ее в камни и цветочки? Ах, роса сверкает как слезы, которые роняет луна, когда плачет, глядя на уставшего спящего человека. Да, все именно так. Человек лежит в бетонной «коробке» и спит. А луна смотрит и плачет… Тогда зачем ученому ум, художнику – способность рисовать, поэту – писать стихи, – да этот список длинен, всех не перечислить… Зачем разум тогда человеку дан? Отделите душу от осмысления. Ложитесь, дети, и плачьте с луной, слуги ветерка, изобретатели форм из воздуха.

Окружающий мир. В наших школах так называется предмет, на котором малышам преподают основы биологии и физики. Интересно, какая оценка у меня сейчас по этому предмету, повзрослевшего юного натуралиста? Да, мы выросли, поняли принцип фотосинтеза, поглядели в микроскоп на копошащиеся клетки, знаем, что рыбы дышат водой, животные и люди дышат воздухом, птицы улетают на юг. Зачем нам знать больше, зачем копать глубже? Давайте же возьмемся за руки и станем в хоровод, поклонимся нашей матери-природе и будем радоваться жизни. Неудачная попытка выжать из яблока лимонный сок. Если нас родила природа и мы ее любящие детки, то почему мы издеваемся над ней на протяжении всего ее существования? «Нет-нет! – закричит сейчас какой-нибудь натуралист, – заткните же его кто-нибудь, хотя бы тот, кто прислушивается, там рядом! Мы спасаем природу, любим ее и боготворим, и она отвечает нам тем же!» Послушайте, дети природы, на ближайшей лесопилке сейчас расчленяют ваших друзей и режут их на бревна, а на мясокомбинатах гибнут животные, куски тел которых лежат в ваших морозильных камерах. Потоки жидкой грязи, сходящие с гор, уничтожают села вместе с людьми, цунами сносят железобетонные конструкции городов. Довольно нелепые отношения у вас с матушкой-природой… Одушевить яблоню и есть ее плоды, попутно сжигая ветки, чтобы согреться? При этом задыхаясь от дыма лесного пожара, захлебываясь в половодье? Может быть, дело все же в том, что природа не создана людьми, а дана человеку Богом в качестве дома? Если кто-то подарит вам дом или автомобиль, вы будете благодарны этим вещам или тому, подарившему их вам? Домам нужны разумные хозяева, а не ленивые человеческие элементы в конструкциях. Мы создаем уют, строим стены и крыши, красим заборы. И так трясемся над ними, что кажется, будто строим их из своих собственных костей, а наш разум заключен в электронные устройства. Мы – не рабы информации? Совершенно случайно забудьте на сутки свой смартфон, забудьте включить телевизор. Чего-то стало не хватать, будто отрезали руку. Беспомощность и скука наступают. Скучаете… Как мы глупы порой, принимая за праздник праздность своих обустроенных жизней. Как просто обвинять в своих страданьях других людей и лихие времена… Но ведь жизнь в лесу, которую так обожествляют и хвалят некоторые, не предполагает связи со всеми этими достижениями прогресса. И даже топор, которым вы умело или не очень пытаетесь рубить дрова для бани, изготовлен на заводе с помощью электронных станков. Да прочь эти мысли. Куда проще быть маленьким человеком, маленьким праведником, бредущим в храм по субботам или воскресеньям, потому что так кто-то велел, творцом бесформенных энергий, бездарно петь и пить росу, ждать десятое, третье, двадцать пятое число каждого месяца денежных пособий и незаслуженно скудных зарплат (или заплат?). Ведь не дано что-то большее. Или все брошено и забыто. Маленьким людям – маленькая жизнь. Но почему нас так неудержимо тянет к природе? К лесам, кострам, цветам, морям, рекам и вершинам гор? Необъяснимая тяга быть обласканным ребенком, совершенно свободным и любимым. Бог спасет, пожалеет… Природа одарит в очередной раз улыбкой красоты. Смотрите, мы вернулись к истокам и – стали чисты и невинны? Прочь разум, прочь прогресс – невинные ищут любовь!

 
Невинная слабость людская
Сбивает их в шумные стаи.
Сцепляются в хороводы
Невинные дети природы.
В лужицах ищут брод.
Когда же мессия придет?
Долго нам тут плутать?
Долго нам счастье ждать?
Видим, на том берегу
Волки любовь стерегут.
Ярко костры горят.
О чем они там говорят?
Мы – выпиваем реки.
Мы подметаем сусеки.
Священные богохранители,
Духовные просветители.
Наши мысли просты.
Лисьи норы пусты.
Вот оно – наше солнышко.
Выпьем его до донышка.
Нас не пугайте ночью,
Гибели нам не пророчьте!
Знаете, нам леса
Сами плетут туеса.
Зимой не найти траву.
Где ты, трава, ау?
Будем сидеть на пеньке
С деревянной ложкой в руке.
Леший поесть принесет.
Болото от жажды спасет…
Только одна беда —
Эта горька вода.
 

Да только нет спасения ни в единении с природой, ни от нее самой. Лишь горечь разочарований. Всё – внутри нас. И все – внутри нас. Вот вам на суд простая фраза: мы все умрем. На самом деле в этих словах нет ни трагедии, ни пафоса, ни горя. Это незыблемый закон природы. Той самой матери-земли, в которой зарождается росточек жизни и исчезает через время, давая силы новым племенам. Боитесь смерти? Жизнь пустая во сто крат страшнее.