Текст книги "Конек Чайковской. Обратная сторона медалей"

Глава 3
Ангелы и демоны

«Наталью Линичук я взяла практически «в корсете». У Наташи позвоночник оказался как кисель. Как Линичук с такой спиной была способна заниматься фигурным катанием, многочасовыми тренировками каждый день, я представить себе не могла, – но мама ее так хотела, чтобы дочь стала знаменитой фигуристкой…»

Я много счастливых, очень насыщенных, даже драматичных лет жизни отдала танцевальной паре Наталья Линичук и Геннадий Карпоносов. С этими сильными, неординарными личностями, большими спортсменами мы достигли максимума: завоевали всё, что возможно в нашем виде. Год за годом мы проводили друг с другом времени больше, чем с самыми близкими людьми.

А потом был период тренерского соперничества. И вот тогда, внезапно для меня, в середине 90-х, наступил момент, о котором не очень-то хотелось вспоминать. Ни мне, ни, как кажется, им. Но из этой песни слов не выкинешь.

Впрочем, обо всем по порядку.

Геннадий Карпоносов с конца 60-х стоял у меня в паре с Еленой Жарковой. Этот дуэт несколько лет уверенно брал медали чемпионатов страны. Один раз даже стали серебряными призерами Союза. Универсиаду выиграли в 1972-м. Естественно, ребята входили в состав сборной СССР. Регулярно выступали на международных турнирах – были шестыми на чемпионате Европе, становились восьмыми на первенстве мира. Причем три года подряд.

Лена очень рано для фигуристки закончила спортивную карьеру. И трагически рано ушла из жизни – из-за врачебной ошибки. Была умная, тонкая, красивая девочка.

А Наташу Линичук в 1971-м привела ее мама. Которая мне сразу сказала: «Елена Анатольевна! Я так давно хотела, чтобы моя дочь каталась именно у вас!» Понятное родительское стремление. Но настораживало, что у девочки к 15 годам больше десятка тренеров сменилось. Она неулыбчивая была. Сосредоточенная не по годам.

Я ее сразу выпустила на лед, где уже тренировались Пахомова с Горшковым, Карпоносов с Жарковой и спортивная пара Галина Карелина с Георгием Проскуриным – все чемпионы и призеры Союза, члены сборной страны. Для многих юнцов – кумиры. Но, как оказалось, не для этой новенькой.

На катке «Кристалл» в «Лужниках», который лет десять назад закрыли из-за его аварийного состояния, Наташа тогда, в 71-м, показалась очень уверенной в себе. Может, даже, самоуверенной. Это для спортсмена, скорее, похвально, но не всегда срабатывает.

Когда я ей сказала, что беру в свою группу, бурной радости не последовало. Характер показала сразу.

Никаких больших перспектив в ней в первый раз я, конечно, увидеть не могла. Задания ей давала поначалу самые простые: идти след в след за Милой Пахомовой и Леной Жарковой. Стараться вызубрить все сложные шаги из произвольных программ двух ведущих пар. Выучить все танцы. Перенимать, впитывать, словом, учиться буквально на ходу.

Забегая вперед, скажу: сделать олимпийских чемпионов из Линичук и Карпоносова оказалось намного сложнее, чем из Пахомовой и Горшкова.

Причин несколько. Все достаточно серьезные.

Людмила Пахомова изначально была «олимпийским материалом». Пусть звучит прямолинейно, но это именно так. Мила родилась для того, чтобы однажды подняться на пьедестал зимних Игр.

А Наталью Линичук я взяла практически «в корсете». У Наташи позвоночник оказался как кисель. Как Линичук до прихода ко мне с такой спиной была способна заниматься фигурным катанием, многочасовыми тренировками каждый день, я представить себе не могла, – но мама ее так хотела, чтобы дочь стала знаменитой фигуристкой…

Мой муж Анатолий Чайковский в те дни нашел в Киеве какого-то широко известного в узких кругах специалиста, который по своей «секретной методике» лечил спины еще до революции. Эскулапу этому на тот момент уже стукнуло лет 80. Он был не костоправ, нет – именно специалист по лечению спин. И вот мы к нему в Киев летали из Москвы на занятия – занимались на мячах, на обручах, на полу. Этот киевский специалист образно говорил, что в любом отеле, куда бы она ни приезжала, надо снимать дверь и укладываться спать на этой двери.

Надо отдать ей должное. Наташка была очень упорная и системная. И она смогла за довольно короткий срок так закачать себе спину, что потом никто и не догадывался, какие проблемы у нее были со здоровьем.

Наталья вообще была и, наверное, осталась дико упертой во всем, что касается достижения цели, которая необходима лично ей: раз было сказано специалистом, что надо сделать 100 упражнений для живота, чтобы перетянуть спину мышцами – она выполнит все именно так и именно сотню раз.

И благодаря ценным советам и бесценной системе упражнений того киевского лекаря Наташа Линичук создала такой мышечный корсет, увидев который врачи в Москве, наблюдавшие ее несчастную спину до этого, просто не поверили своим глазам. Так же педантично она следовала и моим советам на льду.

Сказала ей кататься одной, следом за старшими – так и катается.

Сказала перенимать у Милы с Леной ключевые элементы – перенимает.

После завершения сезона 1971/72 года Елена Жаркова не захотела больше идти по жизни под тяжестью психологического пресса, который всегда давит на третью пару. Получив третий раз подряд восьмое место на чемпионате мира, Лена подошла ко мне и сказала, что уходит из спорта. Что хочет всерьез заняться учебой.

Геннадий Карпоносов вешать коньки на гвоздь не собирался. Поиск партнерши не был долгим.

Так Линичук стала к нему в пару. При этом разница в возрасте у них была шесть лет – для танцоров довольно большой разрыв. И разница в классе, конечно, оставалась приличной, хотя мы второй год очень интенсивно эту девочку подтягивали.

При этом Линичук оказалась безумно красива на льду. Вырастают же такие фотогеничные девочки, глаз радуется.

А Гена казался каким-то… отрешенным от нее на льду. Той любви и нежности и взаимодействия полного, какое чувствовалось у Пахомовой с Горшковым, у Линичук с Карпоносовым мне на катке видно не было. А значит, не видели этого ни судьи, ни зрители. Но они поражали своей стремительностью и техникой.

Я понимала, что возникший вариант у меня получается такой… несколько ущемленный. Но я никогда не задумывалась над тем, чтобы бросить тренировать этот, безусловно способный, дуэт.

Я всегда, в любом спортсмене, пытаюсь найти ту грань таланта, с которой он наиболее органичен и потому – силен, способен на развитие: именно скоростью и отточенностью всех действий на льду мы в итоге и стали настигать, а потом и обходить остальных.

С точки зрения тренерской идеологии и практики это, пожалуй, наиболее сложный шаг. Гораздо сложнее, чем придать оправу тому, что «само едет» к олимпийской медали.

Нам пришлось так поставить партнеров, чтобы на льду Наташка казалась меньше, чем она есть на самом деле. В жизни-то они с Геной почти одного роста. А на льду в танцевальной паре это противопоказано. И она даже когда была на каблуках за пределами катка стала ходить словно на полусогнутых ногах.

Этот ход мне однажды подсказал «по секрету» все тот же четырехкратный чемпион мира, патриарх танцев на льду англичанин Лоуренс Демми.

«Елена, – сказал мне он однажды, – если у тебя не получится твою Наташу «посадить» ниже сантиметров на 20 – можешь не мечтать о хорошем результате и высоких местах».

А мне ведь предстояло этому дуэту придумывать партерные поддержки. Я излазила все источники. Отсмотрела работы всех, кто ставил нечто подобное прежде, – и моего учителя, великого хореографа Касьяна Голейзовского, и знаменитого грузинского балетмейстера Вахтанга Чабукиани. Надо было найти низкие поддержки – и мы их нашли. Поднимать высоко Наташу было нельзя. Словом, работа шла очень интересная – хотя изобретать что-то новое всегда очень сложно.

Тренер обязан быть и психологом. Он просто вынужден прощупывать, как опытный диагност, и выявлять те черты характера своего спортсмена, на которых можно «сыграть». Я об этом уже говорила, но считаю нужным пояснить на двух примерах, связанных с Геной и Наташей.

На чемпионате страны Карпоносов упал во время произвольного танца. Что называется на ровном месте. На самом легком элементе. «Хотел установить контакт со зрителем!» – заявил он мне, когда я собиралась стереть его в порошок. Он, оказывается, услышал, как ему аплодируют трибуны, – и завелся. Молодец, конечно, захотел ответить взаимностью тем, ради кого мы работаем, – и приземлился на пятую точку.

Было понятно, что такие моменты в будущем надо было исключить.

И вот я включила видеозапись этого танца в холле ледового дворца, где шел турнир. Когда включала, была там одна. Когда просмотр закончила, у меня за спиной стояли уже несколько фигуристов, в том числе хмурый и напряженный Гена.

Я включила повтор. Все разошлись, Карпоносов остался. Смотрел тот фрагмент до рези в глазах. Больше никогда в этом элементе он не ошибался. Отшлифовал его до блеска. Препятствие создал – препятствие устранил.

Это его черта, Генкина, – барьер должен быть реально осязаемым, – вот тогда будущий чемпион Лейк-Плэсида сожмет пальцы в кулак и бросит все силы, чтобы прорвать, прорубить, продавить. Его умение концентрировать свои душевные и физические силы в нужное время и в нужном месте поражало меня – и, кстати, не только меня.

У его талантливой молодой партнерши особенность иного свойства. Ей обязательно нужна была ответная реакция тренера – любого рода – на каждый ее успех или неуспех на льду, пусть даже на обычной тренировке.

«Если тренер тебя не ругает – значит, он в тебя просто не верит!» – такую чушь кто-то из «добрых людей» сказал юной Наташе Линичук про отношения внутри группы Елены Чайковской.

И вот я смотрю, как она повторяет без передышки, раз за разом сложный элемент. Потом фрагмент программы. Потом ее всю. В одиночку, без партнера, для идеальной отработки движений. У девочки не получается. Она явно устает. Видно, что начинает злиться. И, наконец, падает. Это совершенно естественно – человек теряет силы и, разумеется, концентрацию. Толку дальше не будет. Нужна пауза.

Делаем передышку.

После перерыва Наташа выполняет все на пять. В том числе в самых сложных местах. Она смотрит на меня, ожидая хоть какой-то реакции. А я в это время переключилась на Пахомову с Горшковым. Наверное, я должна была в тот момент разобрать с Линичук все ее ошибки. Покритиковать за них. Похвалить за исправление. Но у меня уже вышли на лед действующие чемпионы мира. Которые готовятся повторить – и обязаны повторить – свой прошлогодний успех. Конечно, я полностью погружена в то, что делают они, Пахомова и Горшков.

Я не забыла в тот момент о девочке по фамилии Линичук. Но вынужденно переключила внимание на тех, кто требует максимум моих усилий в данный момент. Жестко? Нет, естественно. Будь иначе – чемпионы в моей группе не выросли бы никогда.

А наутро на следующей тренировке я вижу заплаканную Наташу.

Внешних причин для слез вроде бы нет. Ее спрашивать не хочу. Поэтому интересуюсь у других девчонок из группы, что происходит с Линичук. И вот мне выдают версию: раз Чайковская никак не отреагировала на прокат – значит, на эту фигуристку тренер никаких ставок делать не собирается. Оказалось, девочка остро переживает вчерашнее падение и мое к этому отношение. Вернее, внешнее безразличие. Она ведь ждала реакции на свои усилия. На ее сверхусилия.

А мне было очень важно, что она отреагировала именно так.

Получалось очень интересное сочетание устремлений двух личностей с разным жизненным, спортивным багажом, готовых каждый на свой манер преодолевать барьеры, которые ставит перед ними жизнь.

При этом надо понимать, что на ближайший олимпийский цикл, то есть на четыре года, безусловными лидерами сборной оставались чемпионы мира Людмила Пахомова и Александр Горшков. Пара моей ученицы Тани Тарасовой Ирина Моисеева и Андрей Миненков дышали им в спину – молодые, дерзкие, талантливые. Ира с Андреем не желали долго ждать своей очереди. А вторым номером сборной в олимпийский цикл между 1972 и 1976 годами считались Татьяна Войтюк и Александр Жигалин.

Как поступать в такой ситуации паре, на которую никто в Федерации ставку делать не собирался? Рецепт прост и известен давно: пахать с утра до вечера и ждать своего шанса.

На что делать упор? На обязательные танцы. На школу, которую эти ребята способны отточить до блеска. Карпоносов уже был прекрасным технарем. Линичук быстро его догоняла.

Уже осенью 1973-го новички произвели фурор на международных соревнованиях в Англии, где стали вторыми вслед за хозяевами. Притом Линичук и Карпоносов обошли две опытные советские пары. Особенно удивило специалистов, что мои стали лучшими не только в обязательных танцах, но и в произвольном, и в оригинальном.

На чемпионатах Европы и мира 1974 года дебютанты с ходу завоевали бронзовые медали, что тоже стало исключением из правил.

На этих же турнирах в следующем году они должны были бы вновь бороться за место на пьедестале и за вторую строчку в иерархии сборной Советского Союза.

На первенстве Старого Света 1975 года в Копенгагене Пахомова и Горшков в очередной раз стали чемпионами, Линичук с Карпоносовым получили бронзовые медали, Моисеева с Миненковым стали четвертыми.

Казалось, расклад сил накануне предстоящего чемпионата мира в США ясен. Все спутала серьезнейшая болезнь и операция у Саши Горшкова.

В итоге в феврале 1975-го ни сам Горшков, ни Пахомова, ни я не знали, на какое время чемпионы выбыли из борьбы.

Но свято место пусто не бывает. В мире танцев на льду сразу начались подковерные интриги, брожения и закулисные сражения.

В отсутствие Милы с Сашей в жесткую борьбу за высшие награды готовы были включиться и американцы Колин О’Коннор с Джимом Милнсом – будущие призеры Олимпийских игр, и вице-чемпионы Европы англичане Хилари Грин с Глинном Уотсом, и, разумеется, две пары из Советского Союза – Линичук с Карпоносовым и Моисеева с Миненковым.

Казалось, лидерами сборной СССР должны были стать мои ученики. Но уже в Колорадо-Спрингс мне неофициально – кто же такие вещи говорит прямо? – шепнули, что ставка теперь делается на спортсменов Татьяны Тарасовой. Якобы главе Комитета по спортивным танцам на льду ИСУ Лоуренсу Демми больше по душе Ирина и Андрей. И наша Федерация будто бы тоже сделала выбор в пользу Моисеевой и Миненкова – как первого номера советской команды.

Такую информацию в нашем тесном мире утаить нельзя. Это был четкий сигнал и соперникам и, прежде всего, судьям. Можно ли было оградить Наташу с Геной от таких разговоров? Я пыталась, но это оказалось бессмысленным.

Зарубежные тренеры, иностранные спортсмены подходили к нам в отеле, на тренировках с одним и тем же вопросом: «У русских теперь лидеры Ми и Мо (иностранцам так удобнее было звать Миненкова и Моисееву)?»

Что мы могли ответить – только натянуто улыбаться, пожимать плечами и продолжать накручивать круги на льду.

Это был сильный удар по психологии спортсменов, которые еще полтора месяца назад стояли на европейском пьедестале, а теперь лидерами называют их коллег по сборной, которых на том пьедестале не было.

Не могу сказать, что Линичук и Карпоносов на тренировках в высокогорном Колорадо-Спрингсе, где кстати они хорошо акклиматизировались, выглядели хуже, чем прежде. Хотя нет, осторожнее они стали. Холодность какая-то появилась, пограничная со скованностью.

Я не могла проводить максимум времени только с этой парой – надо было готовить и Володю Ковалева, только что ставшего чемпионом Европы, у которого конкуренция ожидалась не менее жестокая, чем в турнире танцевальных пар.

После обязательных танцев – которые всегда были их коньком – Наташа с Геной шли первыми.

Но поднажали американцы и британцы. Отлично выступили Моисеева с Миненковым. Мне все стало ясно. И ребятам тоже. Ученики Тарасовой оказались сильнее, а мы остались без наград.

Линичук с Карпоносовым стали четвертыми на предолимпийском чемпионате мира.

И на первой своей Олимпиаде в 1976-м они тоже стали четвертыми. При трех русских парах для них это было очень высоким результатом (учитывая, что Наташа каталась при температуре 40, и ни о какой знаменитой скорости этого дуэта и речи быть не могло).

Линичук и Карпоносов были молодыми – не только по возрасту и по паспорту, по физиологии – по внутреннему состоянию, ментально они не стали еще зрелыми мэтрами. Вот это было здорово видно на льду. Азартом и задором молодых, которым все самое лучшее еще предстоит испытать, – они заражали зрителей. Судей – не всегда.

Естественно, на какие-то вещи спустя годы начинаешь смотреть по-другому. Но у меня неприятные воспоминания как-то не очень задерживались в памяти.

И я сейчас вспоминаю какое-то освобождение, легкость удивительную и радость от того, что происходило в тот олимпийский цикл между 1976 и 1980 годами.

Что им и мне нужно было предпринимать после того, как 1975-й и особенно олимпийский 1976-й, спустили Линичук и Карпоносова с небес на землю?

Ну во-первых, спокойно принять для себя, что предыдущие успехи оказались не ошибкой, но авансом. От судьбы, от судей. Во-вторых, в танцах всегда – при всех разговорах о субъективности их оценки – существовали критерии, по которым специалист силу любого танцора может воспринять достаточно точно.

Если пара большую часть программы катается на двух ногах, если работа рук – пусть интересная и виртуозная, занимает больше, чем сложные па и непростые поддержки – значит, не слишком высок класс их владения коньком. И это – важный, но лишь один из критериев.

Линичук с Карпоносовым коньком владели отлично. И могли это довести до совершенства. И этот критерий должен был сработать им в плюс. С артистизмом, конечно, предстояло работать и работать.

Я все это им объясняла. Они меня услышали. Они поняли, что отказываться от них я не собираюсь несмотря на череду четвертых мест.

Когда мы переломили ход событий? Думаю, в 1977-м. В первую неделю марта на чемпионате мира в Японии.

Лоуренс Демми, который в 1975-м, как все считали, сделал ставку на Моисееву и Миненкова, в кулуарах токийского ледового дворца остановился у методично разминавшегося Гены Карпоносова и сказал ему: «Геннадий, я должен быть честен – в прогресс вашей с Наташей пары мне почти не верилось. Прошло два года, и могу признаться – мое неверие в ваше развитие было ошибкой. Сейчас я увидел у вас отличные танцы. Но главное – я увидел, что еще есть запас для роста!»

Напомню, этот четырехкратный в прошлом чемпион мира в Международном союзе конькобежцев был «главным боссом» по танцам на льду.

Когда Гена передал нам с Наташей слова Демми, мы были не просто приятно удивлены. Мы почувствовали, что колебания общественного мнения по отношению к нашему дуэту и пути его развития прекратились или вот-вот прекратятся.

Паре Линичук – Карпоносов давали шанс не оставаться до завершения карьеры вечно вторым номером – они показали готовность бороться за победу, и эту готовность признало большинство, вслед за их тренером. И бронза того первенства планеты стала новым шагом к вершине.

К сезону 1978-го, кажется, звезды сошлись как надо. В число трех обязательных танцев на международных турнирах вошло танго «Романтика». Танец, который когда-то я сделала для Милы Пахомовой с Сашей Горшковым – и который стал в итоге хрестоматийным.

Техника в нем нужна тонкая, точная – то, чем сильны Линичук с Карпоносовым. В ткань танго вплетены весьма сложные узлы, которые даже при подробном видеопросмотре «не распутаешь». А мне-то скрытые секреты известны, потому что это я же их и придумала!

Кроме того, домашним заданием для танцоров стало «сочинение на тему пасодобля». Тон в этом танце задает партнер – Гена с ролью выходящего на арену тореадора справлялся отлично, темперамент соответствовал. А удивительную тайну точного исполнения шагов в испанских танцах мне поверили носители этого сакрального знания с Кубы и из Испании – во время наших «открытых уроков» вместе с Родионом Шедриным и Майей Плисецкой. С переносом их на лед я справилась сама. Шаги эти освоили Пахомова и Горшков. Они оказались по плечу Ковалеву. Значит, их смогут выполнить и Линичук с Карпоносовым!

То есть пасодобль тоже мог – и должен был – стать нашим плюсом в наступающем сезоне.

Произвольная программа готовилась нами как «контрольный выстрел». В четыре части произвольной программы мы собирались вложить все наше тогдашнее понимание современных танцев на льду. Оттого эти части отличались друг от друга и по рисунку, и по темпераменту. Притом мы умудрились не забыть про классическую «английскую строгость» нашего вида.

Часть первая – страстное танго. Традиционный ритм, но с неожиданным заходом.

Часть вторая – современный ритм нашей сумасшедшей по скорости жизни.

Часть третья – лирическая партия героини, русской женщины.

Часть четвертая – вихрь, микст из цыганских, венгерских, молдавских мотивов.

Такое полотно на льду не только технически сложно – его физически очень тяжело выполнить. Но это производило сильное впечатление.

Надо сказать, что на чемпионате СССР в Одессе и на первенстве Европы в Страсбурге Наташа и Гена получили серебряные медали. Но это не было показателем – я была уверена, что их программа чемпионская. А вот настоящим показателем того, что судьи были впечатлены, стало, в частности, поведение на Евро-78 двоих арбитров из ФРГ и Великобритании. Представители этих держав никогда не были замечены в благосклонности по отношению к советским фигуристам, но именно Линичук и Карпоносова они поставили на первое место.

На чемпионате мира в Оттаве многое должно было решиться – в том числе и по ориентирам на следующий, предолимпийский сезон.

В канадской столице много народу собиралось даже на тренировки фигуристов. На прокатах этих моя пара оригинальный танец выполняла целиком. Это, конечно, нравилось трибунам. И, разумеется, не проходило не замеченным судьями. Моим аплодировали – их это заводило. Чужих овации в адрес русских нервировали – кто-то даже уходил со льда раньше срока из-за этого.

То, что Наташа с Геной тренировались на пределе, взволновало штаб сборной. Руководитель научной бригады, входившая в состав советской делегации, сделав несколько диагностических проверок, предложила мне «сбросить пар», снизить интенсивность занятий – потому что, по мнению ученого-медика, объем их работы оказался в разы (!) выше, чем у других, и никакой организм такого напряжения не выдержит.

Я отказалась. Мне лучше других был известен уровень их физической готовности. А об уровне готовности психологической наши ученые (которые влияние психологии на результат тогда всерьез не воспринимали) и догадываться не могли.

Ребята выиграли у стильных британцев, у техничных венгров и у артистичных Моисеевой с Миненковым – и в обязательных, и в оригинальной, и в произвольной программах.

Когда последние, победные оценки появились на табло, можно было всплакнуть от радости – но это не мое. Я просто сказала им: «С этой минуты мы начинаем подготовку к олимпийскому сезону». Это не черствость и не цинизм – это профессиональный подход к спорту высших достижений.

И мы к новому сезону подготовились. На традиционный Международный турнир на приз газеты «Нувель де Моску» в столицу прилетел Лоуренс Демми. Поздравил нас с чемпионством, захотел посмотреть новую программу. Увидев ее, Демми признал, что постановка кажется ему лучшей за всю историю существования оригинальных танцев. Просил повторить, записывал что-то в блокнот. Произвольная тоже произвела сильный эффект. Но тут Демми предложил сохранить первую часть из прежней программы. Объяснив, что именно танго прекрасно вводит каждого в мир танца. А в финале произвольной, под рок-н-ролл, солидный бывший чемпион встал и стал отбивать ритм. Он произнес слово «ошеломлен!» Ошеломлен Демми оказался настолько, что предложил внести рок-н-ролл после Олимпиады-80 в число оригинальных танцев для всех.

Ошеломлены оказались и судьи – на чемпионатах Европы и мира 1979 года Линичук и Карпоносов стали лучшими.

При той страшной ситуации, которая сложилась для советских спортсменов на зимней Олимпиаде в американском Лейк-Плэсиде в 1980 году – мы не могли выигрывать. Атмосфера после ввода советских войск в Афганистан была, мягко говоря, не слишком дружелюбной по отношению к нам.

В судейской бригаде оказалось пять представителей западных государств и четыре арбитра из стран так называемого социалистического лагеря. То есть ни с какого бока советская пара не должна была оказаться первой. Я тогда думала, глядя на эту судейскую бригаду: хоть бы вторыми стать, обыграв Моисееву с Миненковым! Потому что Европу-то мы у воспитанников Тарасовой выиграли – чемпионат проходил в Гетеборге, и между нами еще венгры смогли вклиниться, Кристина Регоци и Андраш Шаллаи.

Когда Линичук и Карпоносов победили на зимних Играх – 80, наверное, счастливее меня не было на свете человека.

Мы победили с перевесом в один судейский голос. Для Наташи с Геной это было чудо и счастье, для Ирины с Андреем и их тренера – удар. Они знали, что третьей Олимпиады у них вместе с этим тренером не будет.

А я ушла ото всех – чтобы не видеть никого и чтобы меня никто не видел.

И я осталась одна еще и потому, что муж мой в это время плутал на машине с переводчиком главы Госкомспорта Сергея Павлова по окрестным горам и никак дорогу к отелю не мог найти. Заблудились в 60 километрах от Лейк-Плэсида и прокатались где-то всю ночь.

Ну а нас отвезли в Олимпийскую деревню – куда же нас еще везти? Я закрылась в номере и легла спать.

Потом, в 1981-м, после бронзового для них чемпионата Европы, решение о том, что им пора уходить, приму я. Да, я сняла Линичук и Карпоносова с чемпионата мира. Возможно, обидев их этим. Но Наташа Бестемьянова и Серей Букин уже явно выходили на первые роли. Оля Воложинская и Саша Свинин набрали отличную форму, и мне пришлось объяснять второй моей чемпионской паре, что уходить всегда лучше непобежденными.

У них был потенциал стать тренерами – и они ими стали. Уехали в Америку. Достигли там высот. Я не могу сказать, что их тренерские успехи – это продолжение моих тренерских успехов. Наталья и Геннадий пошли своим путем.

В какой-то момент наша Федерация фигурного катания начала отправлять кандидатов в сборную страны туда, к Линичук и Карпоносову. Там, в США, возник как бы центр подготовки, такой американский выездной. Возможно, на подготовку российских фигуристов в этом центре выделялись какие-то бюджетные деньги – точно я этого не знаю.

Отношения Натальи и Геннадия с нами, тренерами «старой школы» – Тарасовой, Дубовой, Москвиной, Чайковской, – изменились. Они, живущие в Америке, как бы представляли новую волну – как казалось им и людям в Федерации. А мы, «ветераны» тренерского цеха, оказались будто бы вне мировых трендов. Ну так, наверное, хотелось думать тогдашнему руководству отечественного фигурного катания.

На чемпионате Европы – 96 в Софии мои бывшие ученики Линичук и Карпоносов написали (а может быть, просто подписали) письмо: что-то насчет того, что Чайковская, как все видят, уже не молода. И методы ее устарели.

Сама я послания того не читала – знаю его содержание в пересказе. Главный посыл прост: я не должна вмешиваться в то направление танцев на льду, по которому оно шло в тот момент.

Мой муж Анатолий Чайковский с тех пор перестал с ними разговаривать. Я же с Наташей и Геной тот их «софийский» поступок не обсуждала. И не хочу. Но по тому, как они со мной с тех пор общаются, чувствуют они себя неловко.

Мне не были интересны ни содержание письма, ни повод, по которому оно появилось. Мне было понятно, кто «подсказал» Линичук эту идею, и было очевидно, почему она согласилась. Остается сожалеть и по поводу организаторов, и по поводу исполнителей.

Не могу сказать, что я простила своих учеников. Но этот поступок более чем двадцатилетней давности разрушил в наших отношениях то, что уже никому никогда не восстановить.

Ирина Роднина,

трехкратная олимпийская чемпионка, депутат Государственной Думы

В 1976-м, когда в Инсбруке пара Чайковской выиграла в танцах – это был первый раз, когда наша команда фигуристов поехала на Игры в полном составе. Впервые выступили таким большим, мощным кулаком – чтобы достичь результата, которого от нас ждали и к которому мы готовились.

Мне повезло, я в Олимпийской деревне жила в одной квартире с Чайковской и Тарасовой. Елена Анатольевна тут же настояла, чтобы у меня была отдельная комната в этом трехкомнатном блоке.

Для Чайковской это была тяжелая Олимпиада во всех смыслах – в спортивном, в человеческом. У нее Наташа Линичук там тяжело заболела и выступала с высокой температурой. Но при этом Елена Анатольевна умудрялась всех нас морально поддерживать.

Для нас она была ориентиром буквально во всем – в ее программах, в том, как она одевалась, как она общалась со спортсменами, какое отношение у нее было к близким. Всегда с хорошим чувством юмора. Достаточно прямолинейная, но не сказать, что несдержанная. Такие черты мне близки. Я не люблю вспыльчивости, горячности, сверхэмоциональности – особенно во взаимоотношениях тренер – спортсмен. В нашем деле такого не может быть, особенно на серьезных соревнованиях. Никаких речей взахлеб или слез внахлест.

И без чувства юмора, когда ты идешь на такое большое дело, как Олимпийские игры, тоже невозможно.

А у Чайковской же, кроме двух пар в танцах, тогда еще был и Володя Ковалев! И какая там была жестокая борьба со стороны и Германии, и Америки – и как она это стоически, достойно переносила! А поскольку на тех Играх мы, спортсмены, могли попадать на любые соревнования без всяких билетов – мы обязательно приходили поддержать фигуристов Чайковской.

А вообще там мы вместе тренировались и делили одну раздевалку.

С Еленой Анатольевной всегда интересно, и просто, и легко. Если у нас какие-то сложности и возникали, мы всегда очень открыто высказывали все друг другу.

Когда в 1976 году в туре по Сибири двое ребят из ее группы, скажем так, позволили себе нарушать режим, и даже в таком виде вышли на показательные выступления – это был урон для всей команды. И мы командой приняли решение их от тура отстранить. Чайковская, естественно, их защищала до последнего. И в этом она вся.

На Играх-80 в Лейк-Плэсиде, когда из-за ввода наших войск в Афганистан мы ощутили очень серьезное давление на нас, советских спортсменов, это всех сплотило. Давление началось еще на чемпионате Европы в Гетеборге.

В отличие от других команд у нас все были лидерами. Никто не вносил диссонанс, все друг другу помогали, не было такого, чтобы пара Чайковской как-то интриговала против пары Тарасовой.

Почему Елена Анатольевна всегда была интересна – потому что она в каждом спортсмене видела его индивидуальность. Готовила каждую личность к моменту, когда необходимо будет показать высший результат. И это всегда выражалось в их программах. У нас тренеров, способных воспитать, – считаные единицы. Чайковская, Жук… Воспитать спортсмена и вывести его на старт – это совершенно разные вещи.