Текст книги "Поход на гору Сиде"

– Оцуру-сан, это самые приятные раны из всех, какие я получал, – с улыбкой прервал Норимори её извинения. – И не возражаю против повторения. А я ненароком не повредил вам? Я вёл себя непозволительно грубо…

Вместо ответа она провела ладонью по его животу, вызвав в нём новую волну томительного желания.

– Вам нравится, Норимори-сан?

– Никогда в жизни я не испытывал большего наслаждения, – честно признался он. – Возможно, мои слова звучат неприлично, но всё, чего я хочу, – это взять тебя снова.

– Так возьми, – отозвалась Оцуру, отдаваясь его рукам.

– Если бы только ты себя видел! – Хаябуси-сэнсей смотрел на Норимори, еле сдерживая смех. – Ты выглядишь в точности как нагулявшийся кот. Мне поздравить тебя или поставить перед строем?

– И то и другое, – невозмутимо откликнулся самурай. – Пока я не получу по шее, не поверю, что нахожусь не на небесах.

– Полагаю, Оцуру-сан тоже довольна?

– Да… откуда ты знаешь?

– Я же не круглый дурак. Кроме того, я звонил тебе прошлым вечером. Трубку снял Хидэнори. И в исключительно вежливых выражениях посоветовал мне оставить тебя в покое хотя бы на одну ночь. При этом его настроение было весьма… противоречивым. А когда ты не явился и на утреннее занятие, все окончательно прояснилось, – он усмехнулся. – Я рад. Мне давно казалось, что твой траур по Хидэки чересчур затянулся.

– А ведь я не могу до конца оправдать себя.

– Ну и чёрт с тобой. Будешь жить неоправданным, но счастливым.

Норимори вздохнул.

– Зачем ты звонил мне? Что-то случилось?

– Иори потребовал отпустить его в Токио, в университет искусств. Похоже, ему действительно нужна его музыка. Потому как в противном случае он всерьёз вознамерился умереть. И отступать не собирается.

– Он мог повлиять на тебя как-то иначе? – поинтересовался Норимори. – Поправь меня, если я ошибаюсь, но ты сам научил его этому.

Хаябуси спокойно кивнул.

– В таком случае, пора преподать ему очередной урок. Я предложил ему в поединке завоевать желаемое. Мой сумасшедший сын согласился – и потребовал схватки насмерть.

– Ты позволил ему?

– Да.

– Кто станет его противником?

– Нисимура-сан.

– Значит, ты даёшь ему шанс, – протянул Норимори.

Смешок Хаябуси получился весьма раздражённым.

– Ко мне тут недавно заходил Мацуда-сан, директор музыкальной школы. Самой подходящей характеристикой для Иори он счёл слово «гений». Он за полгода преподал ему весь курс и выдал свидетельство об окончании школы. А также настаивал на получении им высшего образования. В общем, саксофонист из моего сына выйдет существенно лучший, чем тренер или какой-нибудь клерк. Пусть занимается. Стать вторым Масаюки ему всё равно не грозит. Но он должен заслужить моё разрешение.

– Но бой насмерть…

– Нисимура-сан не убьёт его, – мрачно сказал сэнсей. – Да и сам Иори вряд ли желает отправить противника в Ёми-но-Куни… однако, похоже, свято уверен, что любой самурай Генкай-рю с лёгкостью защитится от любых его атак. Он может сразить Нисимуру-сана просто по неосторожности. И всё-таки… думаю, стоит пойти на риск.

– Когда?

– Днём в понедельник. Ты свободен в это время?

– На работе. Но попробую освободиться.

– Не получится – тоже не страшно. Дайго и Серинова вполне разберутся. А тебе ещё предстоит чуть позже отвоевать пару недель отпуска.

– Учту. Так ты поставишь меня перед строем?

– К несчастью, сейчас ты мне нужен целым, – хмыкнул Хаябуси.

– Жаль, – в голосе Норимори звучало искреннее сожаление.

– Ну, коли ты настаиваешь, выходи на схватку со связанными руками. Против пяти старших, считая меня. С тобой не так легко справиться, не причинив увечий.

Самурай отмахнулся.

– Ты прав, сначала нужно решить серьёзные вопросы. А развлекаться потом. Но после отъезда Фериэ из Японии я непременно попрошу тебя оказать мне честь…

– Договорились.

Подцепив керамическую чашечку проволочным крюком, Ольга переставила её на подставку и погасила спиртовку. Включённая вытяжка уносила большую часть ароматов, но тем не менее в кухне ощутимо пахло аптекой.

– Что ты делаешь? – Вошедшая Сатоко с подозрением рассматривала растёртые в порошок таблетки, загадочные пузырьки и густую бесцветную жидкость, остывавшую в чашечке.

Россиянка достала пачку иголок с желобками, какие употребляются в швейных машинках, поочерёдно окунула их в своё варево и выложила сушиться на бумажку.

– Оцарапанный этой штукой… умрёт?

– Нет. Через пару минут у него участится пульс, появится резкая слабость, заноет в груди – но не более. Уже полчаса спустя он будет вполне адекватен, ну разве что на некоторое время сохранится неважное самочувствие. Даже случись ему потом наглотаться таблеток с теми же веществами, он не особенно пострадает.

– А тут? – Сатоко указала на изящный стеклянный флакончик для духов, пристроенный в ёмкость для подогрева саке.

– Снотворное. Только сильнее, чем в обычных препаратах.

– И ты ещё утверждаешь, что не изучала ниндзюцу… Признайся, где ты такого нахваталась?

– Помнишь Володю? Который всё время оказывался со мной в паре?

– Конечно… милейший человек…

– В прошлом он был отъявленным уголовником. Он обучил меня уйме уловок и хитростей, употребляемых в криминальном мире. А ещё тому, как драться бутылками, арматурой, велосипедными цепями и прочими подручными предметами.

– Ничего себе…

– Полезная информация, – пожала плечами Ольга. – А иногда, как видишь, и на практике применима.

Сатоко замялась.

– Орьга-сан, ну пожалуйста, успокой меня! – выдохнула она вдруг. – Скажи, что не станешь наёмным убийцей! Мне страшно глядеть на твои приготовления. Похоже, Хаябуси-сэнсей совсем не таков, каким я его считала. А ты…

– А я, как его вассал, обязана повиноваться любым приказам, – девушка вместе со стулом развернулась к подруге. – Ты сомневаешься в его благородстве?

– Когда я встречаюсь с ним, вижу его лицо… то нет. Но стоит ему уйти… я вспоминаю тебя. Твое молчание, тренировки в режиме полной секретности… и вот… Прости за сумбур, но мне бы очень хотелось развеять свои сомнения.

– Не получится. Любые мои заверения здесь бесполезны. Ведь ты не доверяешь мне самой.

– Почему?

– Иначе не думала бы, что я способна переступить через честь.

Приглушённо охнув, Сатоко начала было извиняться. Но россиянка жестом остановила её.

– Хаябуси-сэнсей следует Бусидо. В традиционном смысле. Он может нарушить закон, но никогда не пойдёт на низость. И не прикажет подобного своим самураям. А помимо того, никто в целом мире не заставит меня совершить поступок, который я считаю неприемлемым. Даже он.

В её сумрачном, твёрдом голосе проскользнула грустная нотка.

– Сатоко-сан, не надо просить прощения. Ты вольна подозревать меня в чём угодно. Собственно, есть причины. Мои руки в крови, и ты хорошо это знаешь. Не укорю тебя ни единым словом, если ты выставишь меня за дверь и разорвёшь со мной все отношения.

– Винить тебя… в милосердии? Ну уж нет. Но я… позволяю себе бояться. Прислушиваться к своему страху. Оправдываюсь, извиняюсь… а потом начинаю сначала. Ты очень снисходительна ко мне, раз всё терпишь, – она сокрушённо вздохнула. – Личная просьба, Орьга-сан. Дай мне пару пощёчин. И впредь, когда я заикнусь о чем-то подобном, отвечай только так.

– Не смеши. Твоя насторожённость естественна. Я нисколько не обижаюсь…

– Прошу тебя, – глаза Сатоко были серьёзны. Ольга пристально глянула в них – и умолкла. Встала и влепила ей два хлёстких удара по щекам.

Смахнув выступившие от боли слёзы, та спокойно кивнула:

– Спасибо. Как с тобой просто… Ты понимаешь.

– У нас в таких случаях встают перед строем, – хмыкнула россиянка.

– Ты так и не объяснила мне этот термин.

– Провинившийся сражается против нескольких бойцов – от троих до шестерых, в зависимости от уровня. Теоретически он должен продержаться десять минут. На практике его избивают, пока учитель не остановит схватку.

– Жестоко…

– Это хороший тренинг.

– Да… если потом получится уползти без посторонней помощи. А тебе случалось так… провиниться?

– Последний случай имел место неделю назад. Как видишь, я в порядке.

Сатоко потрясённо воззрилась на подругу.

– За что?!

– Когда господин считает нужным меня проверить, он не ищет формальной причины. Просто рекомендует мне вызваться. И я вызываюсь.

– И от скольких тебе пришлось отбиваться?

– От пятерых. Секунд на тридцать меня хватило.

– Троих для тебя мало? – съязвила Сатоко, чувствуя откровенную злость на учителя.

– Мало, – согласилась Ольга. – Однажды я уже выстояла против троих – хоть и не самых старших. Теперь условия жёстче.

– Выстояла?

– Бой перед строем выиграть невозможно, однако десять минут спустя я ещё держалась на ногах и активно сопротивлялась. К слову, тогда мне досталось намного круче, чем в минувшее воскресенье. Когда силы сопоставимы, на пощаду рассчитывать не приходится. Милосердие выйдет боком самим атакующим.

– Поужинаем в кафе или закажем что-нибудь на дом? – сменила тему Сатоко. – После твоих химических опытов кухню придётся проветривать до ночи.

– Решай сама. Но тихий вечер дома мне кажется более привлекательным.

– Мне, если честно, тоже, – она осторожно потрогала щёку. – Наведёшь здесь порядок? Я, пожалуй, схожу умоюсь. Надо признать, рука у тебя тяжёлая.

Ольга потупилась.

– Не волнуйся, следов не останется.

– Не надо меня жалеть, – неожиданно улыбнулась Сатоко. – Я благодарна тебе. Иначе… слишком стыдно.

С бесстрастным лицом, подчёркнуто невозмутимый, Нисимура стоял возле додзё Хаябуси-сэнсея и ждал. Обычно он мало заботился о своей внешности, но сегодня его костюм был чист и отглажен, волосы аккуратно причёсаны. И только очень внимательный наблюдатель заметил бы грусть в его взгляде.

– Похоже, у вас не слишком боевое настроение, Норио-сан, – негромко промолвила Ольга, подойдя к нему.

– Какое есть, – последовал ровный ответ. – Не волнуйтесь, Серинова-сан, я готов к схватке.

Она промолчала. Однако Нисимура уловил сомнение в её молчании.

– Господин оказал мне честь, – сказал он. – Я признателен ему. Сделаю всё, чтобы оправдать его ожидания.

– Только имейте в виду, что ваша смерть в них никак не входит.

– Иори никогда не выигрывал у меня. Надеюсь, я одолею его и теперь. Но мы в неравных условиях, а моё преимущество не так уж и велико. Если он всерьёз вознамерится меня убить, мне будет трудно защититься. Ведь я не должен вредить ему.

– Вы обещали не убивать его, – сухо поправила Ольга. – Но переломать ему руки и ноги имеете полное право. Не забывайте, Норио-сан, вам предстоит отстоять свою жизнь. Забудьте о жалости. Чему вы научите Иори, покорно подставив шею? Кому вообще нужен такой поединок?

Нисимура, казалось, слегка оживился.

– Ваши слова надо обдумать…

К приоткрытым воротам подъехала серая «Хонда».

– Садитесь, – бросил Кацумото, мельком глянув в их сторону. – Нам пора.

Сидя с прямой как доска спиной, Иори глядел вперёд. Тамура гнал «хонду» на запредельной для горной дороги скорости, и серый асфальт с ярко-жёлтой полоской разметки извивался безумными петлями, словно разъярённая змея. На заднем сиденье расположился Хаябуси-сэнсей. Все молчали.

Иори до сих пор не знал, кто его противник. Но тревога ушла. Сомнения, отчаяние, обида, гнев, яростная решимость умереть или победить – всё осталось в прошлом. Он и сам не объяснил бы, откуда взялось его непостижимое, пугающее хладнокровие. Это было странное чувство. Незнакомое.

Возможно, ему удастся. Возможно, нет. Но он сразится за своё будущее. Отдаст всё, на что способен. Остальное во власти Неба. Он примет любой исход.

Из-за поворота вынырнул выпуклый бок знакомой белёсой скалы. Притормозив, Тамура свернул на просёлок, потом на дамбу. Мимо проплыл неправильный треугольник поля, дальний край которого упирался в опушку леса, покрывавшего крутой склон.

Остановив машину, Тамура выскочил первым и почтительно придержал дверь перед учителем. Иори вышел следом. Так и не обменявшись ни словом, все трое двинулись вверх по склону, по неприметной тропинке сквозь мокрые заросли.

На затерянной в чаще поляне, давно приспособленной самураями Генкай-рю для серьёзных схваток, их уже ждали. Ольга и Кацумото, одетые в церемониальные хакама и хаори, заканчивали очищать её от упавших веток и другого лесного мусора. На огромном плоском камне, служившем столом, стояла видеокамера; рядом лежали медицинские принадлежности. Нисимура бездельничал, скинув обувь и удобно устроившись под сосной на куске полиэтилена. Из кустов доносились слабые шорохи: Тэруока выбирал посты наблюдения для себя и Тамуры. Их обязанностью было оградить место боя от посторонних. Вероятность того, что сюда занесёт какого-нибудь прохожего, сводилась почти к нулю, однако никто не считал осторожность лишней.

– Все сделано, господин, – доложил Кацумото с официальным поклоном.

– Хорошо. Десять минут на отдых – и начинаем.

Кацумото кивнул и ушёл к водопаду мыть руки.

Иори смотрел на Нисимуру. Вот, значит, с кем ему предстоит биться. Действительно, он не самый сильный боец. Но опытный. А ещё… он единственный человек во всей школе, разделявший его увлечение музыкой.

«Неважно, – подумал юноша с холодным, горьким спокойствием. – Простите, Нисимура-сан».

Тот поднял на него такие же спокойные глаза.

– Деритесь как следует, Иори-сан.

– Убейте меня, если сможете.

Нисимура еле заметно хмыкнул. Встал и направился на поляну. Иори не торопясь снял ветровку; разулся, оправил одежду. И лишь потом занял своё место. Он держался уверенно и с достоинством.

По сторонам застыли свидетели – Ольга и Хаябуси-сэнсей. Кацумото на этот раз отвечал за съёмку. Когда он включил камеру, учитель заговорил, начиная традиционный ритуал.

– Условия поединка: схватка без оружия, без ограничений, до чистой победы или до смерти. Вы готовы?

– Хай, – подтвердил Нисимура, кланяясь противнику.

– Хай, – эхом откликнулся Иори, зеркально повторяя его поклон.

– Хадзиме!

Обычно юноша не задумываясь кидался в драку. Но сегодня он медлил, оценивая оппонента; тот тоже не спешил нападать. Не двигаясь, они изучали друг друга.

Нисимура остро ощущал собственное напряжение. Куда девался порывистый мальчик? Перед ним стоял предельно собранный воин. Ни следа страха или смятения. Ни малейшей слабины. Иори дышал ровно; его взгляд был невозмутим и непроницаем.

«Мне не выиграть», – с пронзительной ясностью осознал Нисимура. У него на долю секунды сбилось дыхание. Почувствовав уязвимость противника, юноша мгновенно атаковал.

Самурай легко отразил нападение, однако следующее движение противника оказалось совсем не таким, какого он ожидал. Ему пришлось кувыркнуться назад, уходя от причудливой комбинации двух бросков, казалось бы, не вязавшихся между собой. В полёте он успел зацепить Иори ногой по касательной. Тот принял удар и воспользовался его инерцией, уходя в стремительный разворот.

Новое его действие – нырок назад и захват – стало для Нисимуры столь же неожиданным, как и предыдущее. Он вырвался, тем не менее получив нешуточный пинок в грудь. Взамен ему удалось лишь расквасить юноше нос. А тот уже обрушил на него серию мощных ударов по жизненно важным точкам, закончив её внезапным разрывом дистанции.

Иори вдохновенно и безжалостно компоновал техники, не давая противнику снисхождения. Нисимура с трудом применялся к причудливым импровизациям, похожим на какую-то безумную фантазию. Но навязать свою манеру боя ему не удавалось. Фантазия выходила на редкость эффективной. Тем не менее самурая пока ещё выручала его многолетняя практика.

Долгое время никто из бойцов не мог добиться решающего перевеса. Оба получили множество мелких травм, оба были в крови, а схватка становилась только ожесточённей. И всё-таки Иори медленно, но верно развивал своё преимущество.

Нисимура чуть изменил стойку, приоткрывшись, провоцируя противника на необдуманную атаку. Иори действительно атаковал. Но… опять совершенно неожиданным образом. Обманув самурая намёком на бросок слева, он с резким боевым выкриком прыгнул прямо через него. Зацеп, опрокидывание, встречный удар коленом. Излишне далеко отведённый локоть дорого обошёлся Нисимуре. Характерный влажный хруст разнесся по всей поляне. Его плечо залило тёмно-алым; обломки кости высунулись из открытой раны, разорвав рукав футболки. В глазах юноши не отразилось ни малейшего колебания; он хладнокровно швырнул противника всем весом на здоровую левую руку, подхватил под челюсть, запрокидывая ему голову, – и замахнулся для последнего, добивающего удара.

Нисимура в горячке схватки почти не чувствовал боли. На него нахлынула отрешённость, странно замедлив происходящее. Он не собирался просить пощады. Лишь кинул короткий взгляд на небо, мимо летящей в лицо ладони, молча прощаясь с жизнью.

Этот взгляд подействовал на Иори, как ведро ледяной воды. Внезапно задохнувшись, он остановил смертельное движение. Его пальцы повисли вплотную к переносице самурая.

– Простите меня, – прошептал юноша, не смея пошевелиться, чтобы не повредить ему ещё больше.

– Спасибо за поединок, Иори-сан, – после долгой паузы выговорил Нисимура, начиная понимать, что всё‐таки жив. – Это было… великолепно.

Кровь обильно текла из-под сломанной кости, пропитывая одежду. Жестокое пламя разгоралось в правом плече, в левом запястье, в животе, под коленом… «Теперь я не скоро вернусь к тренировкам», – безразлично отметил он. На эмоции уже не осталось сил. Сознание соскальзывало в серый туман, и только жгучая боль мешала раствориться там окончательно и забыться.

– Терпите, Нисимура-сан, – прозвучал над ухом смутно знакомый голос. Шесть рук подхватили его. Раненое плечо прошила молния. Зажмурившись, стиснув зубы, он сдерживал стоны, пока его бесконечно долго несли и укладывали на камень, застеленный стерильной простынёй поверх одеяла и теплоизолирующей плёнки.

Кацумото уже рассекал ножом его окровавленную футболку.

– С лопаткой тоже проблемы. Две ампулы, Серинова-сан. Только шока тут не хватало.

Ольга сделала Нисимуре инъекцию.

– Сейчас станет полегче. Постарайтесь уснуть.

Она помогла Кацумото вытереть руки спиртом и надеть стерильные перчатки. Быстро проделала то же самое и ассистировала ему, пока он останавливал кровотечение, сшивал разорванные сосуды и совмещал обломки кости. Наконец, он закрыл рану и перевязал плечо, зафиксировав металлической шиной. Потом наложил компрессы на повреждённые связки запястья и колена.

– Всё. Вечером отвезу его на рентген.

Нисимура не шелохнулся; он действительно уснул, едва подействовало обезболивающее.

– Надеюсь, у него нет сотрясения мозга, – задумчиво протянула девушка, накрывая его одеялом.

– Он не особо вынослив, – отозвался Кацумото. – Ладно. Пусть пока полежит.

Тем временем Хаябуси-сэнсей обрабатывал травмы сына. Тому досталось куда меньше, чем Нисимуре, однако тоже изрядно. Нос был разбит, левое ухо разорвано, на теле – множество ушибов и ссадин. Иори сидел с бесстрастным лицом. По крайней мере, физические страдания отвлекали его. Позволяли не думать.

Победа не доставляла радости. Из-за какой-то музыки он едва не убил человека. Даже усталость не могла заглушить его ужас и отвращение к собственному поведению. Ещё доля секунды – и он совершил бы непоправимое… А теперь… если отец сдержит своё обещание… для него начнется другая жизнь. Незнакомая. Одинокая. Сломав стену, которую всегда считал непреодолимой, юноша оказался совсем не готов к зиявшей за ней пустоте.

– Больно? – спросил Хаябуси.

– К сожалению, недостаточно, – вздохнул Иори. И подскочил на месте, с трудом подавив крик. Казалось, его пронзило раскалённое остриё. Алый шар взорвался в мозгу и рассыпался острыми искрами.

Сэнсей опустил ладонь.

– Легче?

– Нет. – Иори приготовился к продолжению. Однако Хаябуси лишь кивнул.

– Боль не поможет тебе примириться с собой. Держись. Через это просто нужно пройти. Вечером поговорим, хорошо?

– Я могу идти сам.

– Не раньше, чем спустимся вниз, – отрезал Кацумото. И ушёл в угол поляны, где Ольга уже доставала ремни для носилок.

Нисимура хмыкнул. Покосился на недавнего противника, маячившего поблизости.

– Иори-сан, а почему ты меня пощадил? – поинтересовался он. – Ведь ты собирался…

Покраснев от стыда, юноша низко опустил голову.

– Я… не думал, что способен на такое. Мне нет оправдания, Нисимура-сан.

– Тебя абсолютно не в чем винить. В схватке насмерть победитель вправе убить проигравшего. А ты не воспользовался своим правом, – он улыбнулся тепло и грустно. – Благодарю, Иори-сан. Я был готов умереть, но… спасибо. Знаю, как тяжело остановиться в такой момент.

– Вам тоже… случалось?

– Конечно.

– И если бы вы выиграли…

– Я не мог выиграть, – мягко сказал Нисимура. – Ни единого шанса. Собственно, всё было ясно ещё до первой атаки. Ты вырос, Иори-сан.

– Вы скоро поправитесь?

Самурай пошевелил пальцами перебитой руки, прибинтованной к телу.

– Надеюсь.

Не найдя подходящих слов, юноша поклонился. Нисимура с усилием поднялся с камня и осторожно изобразил намёк на ответный поклон.

– Пора трогаться, – прервал их беседу голос Хаябуси.

– Паланкин подан, – вполголоса добавил Тамура. Они с Тэруокой уже впряглись в носилочные ремни, и сейчас между ними болталось нечто вроде плетёного кресла, застеленного одеялом. Нисимура медленно сел. Стараясь двигаться в ногу и без толчков, два воина понесли его по тропе следом за остальными.

Закрывшись в своей комнате, Иори рухнул на стул перед выключенным компьютером и уставился в тёмный экран. Привычная обстановка не защищала от противоречивых мыслей и чувств. Отчаявшись в них разобраться, юноша расслабился и попробовал отстраниться.

Музыка. Где-то на краю разума звучала гордая, торжественная симфония Бетховена. Она жила в нём с того момента, когда он решился себя отстаивать. Это её он исполнял сегодня на поединке, переложив гармонию нот в узор смертельно опасных движений, с искусством и страстью, с какими играл на саксофоне. И впервые в жизни ощутил страшное вдохновение боя.

Странно. Сколько лет он дрался – без колебаний, яростно, даже увлечённо, но не испытывал ничего похожего. Их схватка напоминала полёт над бездной. Боль, травмы, угроза гибели не имели никакого значения перед её красотой и беспредельной свободой.

«Благодарю вас, Нисимура-сан», – подумал юноша, почти неосознанно потянувшись за потёртым футляром, стоявшим поблизости. Достал саксофон, присоединил мундштук. Закрыл глаза и поднёс его к губам, пытаясь музыкой объяснить то, для чего не существовало понятий.

Невозможно исполнить симфонию на одном-единственном инструменте. Но пальцы юноши легко скользили по клапанам, переплавляя живое дыхание в невероятный вихрь чистых и грозных звуков. Мелодии лились, сплетались, спорили друг с другом, взмывали в звонкую высь и опускались вниз, к мощным басам, словно ручьи, сбегавшие с гор в долины…

Иори играл, забыв обо всём, не замечая времени. С Бетховена он перешёл к собственным импровизациям, выплёскивая в них смятение и восторг, скорбь и триумф, и ослепительную уверенность в будущем. Сомнения рассыпались с шуршащим звоном, словно осколки стекла. Перед ним лежал Путь, открытый и зовущий.

Опустив саксофон, юноша вдруг заметил щёлку между фусума. За порогом стоял отец. Он… улыбался.

– Знаешь, ты превзошёл самого себя, – в его голосе звучало искреннее восхищение. – Можно войти?

Смутившись, Иори отложил инструмент.

– Конечно.

Сбросив на пороге домашние тапочки, Хаябуси ступил на татами. Аккуратно задвинул дверь и уселся на пол посреди комнаты.

– Поздравляю с победой. Ты прекрасно сражался. Впрочем, слышанное мной сейчас было ещё прекрасней. У тебя действительно есть шансы стать музыкантом, не имеющим себе равных.

Иори не верил своим ушам. Отец… с уважением отозвался о его способностях? Скрывая неловкость, он опустился перед ним на колени.

– Разумеется, если ты понимаешь, что выиграл только первую схватку. Далеко не самую трудную.

Глядя, как напряжённо вскинулся его сын, сэнсей спокойно продолжил:

– Здесь ты знал правила игры – и не сомневался в их честности. Там все будет иначе. Тебе предстоит сдать экзамены, к которым ты не готовился. Превзойти выпускников всяческих элитных школ, которых зачисляют почти автоматически. А сделав это, ты окажешься среди них случайным выскочкой из деревни, грубоватым, не искушённым в столичной жизни. Над тобой будут смеяться, может, даже издеваться, и твой несомненный талант лишь распалит их зависть. Тебе придётся выстоять. – Хаябуси помолчал. – Думаю, ты сумеешь, но твоё одиночество меньше не станет. У тебя и твоих токийских ровесников слишком разные интересы. И у них не было случая выяснить, какого цвета глаза у смерти.

– Ты пытаешься напугать меня? – слабо усмехнулся юноша.

– Предостеречь. Запомни: не верь никому, не надейся ни на кого и не ищи ничьей дружбы. Рассчитывай на себя. Кстати, береги свой саксофон. Мацуда-сэнсей не говорил тебе о его реальной стоимости?

– Нет…

– Под миллион иен. Серинова-сан сделала тебе более чем роскошный подарок. Далее: мечи оставь дома. Поступишь – привезёшь себе пару боккенов для тренировки. Поменьше рассказывай о себе и постарайся не ввязываться в истории.

– Я… не подставлю школу, отец.

– Себя тоже не подставляй. – Хаябуси вынул новенький, пахнущий кожей бумажник и протянул ему. – Здесь билеты до Токио, кредитка, немного мелочи и визитки. Бери. Документы и вещи соберёшь сам.

– До сих пор не верится, что ты меня отпускаешь, – признался Иори.

Сумрачная усмешка.

– А ты решил, что я предпочту сломать тебе жизнь?

Юноша воззрился на отца с бесконечным изумлением:

– Значит… ты не против моей учёбы?!

– Она тебе необходима. Ты прирождённый музыкант.

– Тогда… зачем ты заставил меня… сойтись с Нисимурой-саном? Я покалечил его…

– Причём с лёгкостью, – едко поддел Хаябуси. – Ну, сам ответишь на свой вопрос или объяснить?

Иори потёр виски, пытаясь привести мысли в порядок.

– Объясни, – сдался он.

– Это был единственный способ отучить тебя проигрывать. Я давно заметил: когда ты встаёшь перед строем или имеешь дело с кем-нибудь незнакомым, то дерёшься намного искусней, чем в рядовом тренировочном поединке. На мой взгляд, ты способен биться на равных почти с любым из младших учеников. Но почему-то cмирился с местом слабейшего. Я рад, что ты сам бросил мне вызов – и победил достойно. Надеюсь, на этом с твоим комплексом неполноценности покончено.

Легко поднявшись, сэнсей прошёл к столу и перевернул лежавший там лист бумаги. Вгляделся в свободные, точные линии начертанной на нём каллиграфии. Два иероглифа. Сэйси. Жизнь и смерть.

– Хорошая работа. Хотя тебе не мешало бы взвешенней относиться к ним, – заметил он. – По большому счёту, человек должен следовать зову сердца. Непростительно ради денег или карьеры тратить время на то, что тебе абсолютно не нужно. Но для начала надо убедиться в правильности выбора. Ты не колеблясь оплатил свою мечту кровью… следовательно, она того стоит. Старайся и в будущем не опускать планку. Не разменяй Путь на мелочи.

– Да, отец. Но… как же Нисимура-сан?

– Насколько я помню, ты сам пожелал сражаться без ограничений.

Понурившись, Иори рассматривал пол.

– Я… не понимал, о чем прошу. Не думал, что получится…

– Ты хотел умереть в случае поражения, – усмехнулся сэнсей. – В бою, от чужой руки, чтобы спасти Серинову-сан от моего самодурства… Вот только Нисимура-сан не убил бы тебя.

– Ты запретил ему?

– Нет. Он и так был готов уберечь твою голову даже ценой своей. Неужели ты всерьёз ожидал чего-то иного?

– Значит, он просто поддался?

– Не смеши. Зачем бы ему отдавать себя на расправу? Он защищался отчаянно, жёстко, со всем опытом и умением, но всё равно не устоял. А его намерения не имели значения – ты ни разу не дал ему провести по-настоящему опасную комбинацию.

Иори залился краской.

– Отец, ведь я в самом деле мог…

– Мог.

– А если бы я… ударил?

Взгляд Хаябуси потемнел.

– Тебе пришлось бы жить с этим, – сурово уронил он.

Повисшая в комнате тишина, казалось, скрывала в себе что-то огромное, холодное, жуткое. Поединок. Высшее испытание сил, искусства и воли, беспредельная красота противостояния, сверкающая вершина, манящая воина… и чёрная бездна под ней. Боль, кровь, обломки костей, торчащие из открытой раны. Ужасная простота, с которой мыслящий, чувствующий человек навсегда становится мёртвой гниющей куклой. Почему одно неотделимо от другого? Как правильней: отказаться от первого, чтобы избегнуть второго, – или пытаться их разделить? Или… принять всё как есть?

– Скажи, Иори, выйдешь ли ты снова на подобную схватку? По доброй воле? – негромко спросил сэнсей.

Юноша взял со стола свою каллиграфию и долго рассматривал иероглифы.

– Я безумец. И впридачу мерзавец.

– Почему?

– Потому что мой ответ – да.

– Неудивительно, – Ольга сноровисто вдела в иголку новую нитку. – Твой саксофон звучит, как голос небес. Но ты – самурай. И ничего не поделаешь с этим.

– Странно. – Иори рассеянно разминал руку, сплошь покрытую кровоподтёками. – Именно тогда, когда я занялся музыкой… я стал получать подлинную радость от тренировок. А сегодня… мне очень стыдно перед Нисимурой-саном, но…

– Это было прекрасно, – закончила россиянка. – Как симфония.

– Героическая симфония, – выпалил юноша. – Бетховен.

– Вот как? Мне почему-то казалось, что здесь больше подошёл бы Скрябин.

– Скрябин?

– Да. «Поэма огня». Слышал?

Иори просвистел несколько тактов.

– Она самая. Между прочим, у неё есть ещё и цветовая партитура.

– Только не в тех нотах, которые я читал… Интересно, кто-нибудь исполнял всё целиком?

– Наверняка. Хотя я никогда не видела.

Он не ответил, о чем-то задумавшись. Ольга невозмутимо заканчивала вшивать в широкий узорчатый пояс металлические полукольца. Её поделка скрывала в себе ножны для пары плоских ножей, кармашек для отравленных игл, длинный тонкий шнур и несколько других столь же любопытных приспособлений.

– Признаюсь, мне здорово не по себе, – вздохнул Иори, очнувшись от своих дум.

Девушка понимающе кивнула.

– Естественно. Там всё будет иначе, и надеяться не на кого. Придётся решать и отстаивать себя самому. А ты не умеешь. Ты привык повиноваться, оглядываться на других – и боишься обретённой свободы. В сущности, правильно боишься. Но у тебя нет иного выхода.

– А вы… свободны, Орьга-сан?

– Абсолютно.

Юноша безуспешно попытался соотнести это заявление с её положением в Генкай-рю. Она обязана во всем подчиняться господину, тот волен даже убить её, не объясняя причин…

Ольга рассмеялась.

– Для человека Пути счастье и долг – одно и то же. Ты уж поверь, мне не о чем сожалеть, ибо я сознательно это выбрала. Я всегда поступаю так, как считаю необходимым. Кстати, сэнсей и не требует от меня ничего такого, что я сама от себя не требую.

– Правда? Вы бы сделали сэппуку, если бы я… покончил с собой?