Текст книги "Испанские каникулы"

Глава 16

Февраль с цветущим, миндалем, электроматрасом и англичанами в шортах. Как одеваются испанцы. Гибралтарские фарцовщики и зима без сапог. Гарум и римская фабрика тунца. Местное землетрясение. Сокровище, гостиницы и почему нельзя увольнять их персонал.

Наступил февраль: дни становятся длиннее, все вокруг зеленеет после нечастых зимних дождей, и повсюду в горах красивыми розовыми цветами покрывается миндаль. Дни обычно солнечные, и температура воздуха – восемнадцать-двадцать градусов, поэтому англичане и прочие иностранцы достают из шкафов шорты.

Но вот когда солнце садится, дома все еще ужасно холодно. Тогда мы топим камин и включаем на обогрев кондиционер. Но главное, перед тем как залезть в кровать, я втыкаю в розетку электроматрас – и пожалуйста, под одеялом теплынь и уют… Правда, к концу месяца и всего два дня спустя после того, как мне еще приходилось нагревать постель перед сном, мы с Джеймсом открываем сезон обедом под открытым небом на террасе, а местные англичане влезают в свои летние одежки и шлепанцы…

Вообще, после Англии очень приятно наблюдать, что народ тут обращает внимание на свою внешность: испанки знают толк в дизайнерской одежде и умело пользуются макияжем, а парни любят пощеголять в белых или черных рубахах (частенько с поднятым воротничком) и обычно умудряются выглядеть как-то очень аккуратно и со вкусом одетыми. Правда, днем на улице в обычные дни о существовании всех этих гламурных людей здесь и не подозреваешь, вокруг в основном одни иностранные пенсионеры. Зато если вечером пойти в модный бар или ресторан, то просто глаза разбегаются…

В праздники и в выходные сейчас, зимой, на променаде можно увидеть старушек на каблуках и в меховых манто и старичков в отутюженных брючках и нарядных пуловерах. Я думаю, испанцы относятся к одежде так же, как русские. Здесь ведь во времена диктатуры Франко тоже был дефицит всех этих колготок, губной помады и иностранных сигарет, и испанцам приходилось покупать все это у “фарцовщиков” – контрабандистов из английского протектората Гибралтар. Поэтому-то одежда для местного населения среди приоритетов вовсе не на последнем месте – не то что у англичан. А вот от русских у них отличие в том, что женщины средних лет здесь все еще считаются chicas, девчонками, и одеваются они соответственно: с удовольствием носят мини-юбки, шорты с колготками и высокими сапогами зимой, всякие штаны с мотней, болтающейся до колен, ну и весьма откровенные декольте.

Зимой, а вообще-то и весной и осенью тоже, испанцы ходят в сапогах, теплых куртках и шарфах. Даже когда на улице солнце и температура в районе восемнадцати градусов и когда англичане и прочие иностранцы рассекают в шортах. Не так давно я попробовала себя в роли англичанки: посидели пообедали с Джеймсом зимой на солнышке в футболках – и я сразу свалилась с ужасной ангиной. Так что теперь не выпендриваюсь, а ищу разумный компромисс. При этом всю зиму я спокойно прожила без сапог: просто летние шлепки и босоножки поменяла на туфли, и все.

Погода сегодня замечательная, мы с Джеймсом размышляем, куда бы податься, и тут совершенно случайно узнаем от соседки-англичанки, что в местечке Болонья, всего в часе езды от нас, есть потрясающие раскопки древнеримского города. Выслушали мы ее с недоверием: что-то никто вокруг про это ничего не слыхал. А она и говорит: “Знаете, это ведь правда, я туда сама недавно ездила. Но у меня такое впечатление, что испанцы специально скрывают от остального мира свои достопримечательности”.

Делать нам было особенно нечего, и мы тут же решили ее слова проверить. Приезжаем в Болонью, а там отличный пляж с мелким желтым песком, но ветер такой, что сбивает с ног, и волны в три-четыре балла: все-таки это уже не Средиземное море, а Атлантика.

Метрах в ста от пляжа видим огороженные раскопки, и на входе оказывается, что это официальный музей под открытым небом. Европейцам на входе строго выдают билеты, но денег за них не берут, а вот неевропейцам приходится раскошеливаться…

Мы зашли на территорию раскопок и прямо глазам не поверили: действительно, римский город I века нашей эры, с сохранившимися остатками храмов, государственных зданий, бань и даже фабрикой тунца. Просто местные Помпеи – правда, масштабом поменьше. Меня так особенно сразила эта фабрика. Оказывается, красивый залив, на берегу которого стоял этот город, всегда буквально кишел тунцом: он, переплывая из Атлантического океана в Средиземное море, оставался тут на несколько дней, чтобы “акклиматизироваться” и привыкнуть к отличному от Атлантики уровню соли в воде. Тут-то римляне его и ловили и засаливали… А еще делали из него гарум – специальную соленую рыбную пасту, которую во всем Древнем Риме использовали как соус, как лекарство, а по некоторым рецептам даже смешивали с вином! Фабрика эта отлично сохранилась, и трудно поверить, что ей почти что две тысячи лет.

Сам город этот был когда-то столичным, цветущим, а потом его разрушило землетрясение. Зато когда мы зашли пообедать в ресторанчик рядом с раскопками, то нам предложили особое местное блюдо: куски тушеного тунца с луком. Видно, за тысячелетия он так и не перевелся в этих краях.

Забегая вперед, скажу, что через несколько дней мы проснулись утром и с удивлением узнали из новостей, что ночью у нас тоже было землетрясение – целых 6,3 балла. Вот только мы об этом не подозревали… Хотя вообще-то живем мы в сейсмической зоне и трясет порой не только Испанию, но и вокруг – Марокко и Португалию. И недавно было серьезное землетрясение с разрушениями и жертвами в Лорке, на юге Испании, в нескольких часах езды от нас.

А вечером едем из поселка Болонья к городу Тарифа. Видим ответвление от главной дороги, и на въезде на него надпись: “Проезд запрещен”. Мы с Джеймсом радостно переглядываемся – туда-то нам и надо! – и сворачиваем в ту сторону. Дело в том, что некоторое время назад наши друзья-англичане рассказывали, что по этой живописной дорожке можно проехать к самому морю (правда, мимо военной базы) и что они проделывали это уже не раз. И вот мы с Джеймсом подъезжаем к военной базе, но часовой с автоматом никак не может понять, чего мы от него хотим, и решает, что мы просто заблудились. И вежливо объясняет, что нам нужно вернуться на главную дорогу. Что всего-то значит: проехать метров двести задом по узенькой, в ухабах дорожке над обрывом, а там, гляди, и развернуться можно…

И вот, пока мы разворачиваемся, я вдруг вижу дощечку с надписью от руки: ресторан “Трезоро” – сокровище то есть – и стрелочку, указывающую куда-то в горы. Посовещавшись, мы решаем отправиться на его поиски, а сами удивляемся, что кто-то вздумал открывать ресторан у дороги, проезд по которой официально запрещен…

Минут через пять, проскакав на нашем “ровере” по кочкам, подъезжаем к маленькому кусочку рая: небольшие воротца, увитые бугенвиллеей, рядом цветущее дерево миндаля. Заходим, а там крошечный виноградник, и за ним открывается вид на море, над которым носятся бабочки кайтов. На террасе ресторана – столики с разноцветными мозаичными столешницами и красивые кованые стулья с подушками. И народу – никого. Мы уселись за стол, и к нам, как по волшебству, тут же подбежала мулаточка необыкновенной красоты. Меню оказалось отличным, и выяснилось, что этот ресторан даже имеет какую-то награду за использование только лишь местных продуктов. И что, если хочешь там перекусить, столик надо обычно заказывать заранее. Действительно, сокровище.

А уже рядом с домом мы с Джеймсом решили выпить еще по бокальчику вина в гостинице неподалеку. Заезжаем, а там все закрыто и опечатано. Все понятно: тут во времена кризиса в некоторых гостиницах начались проблемы, похоже, и эта не исключение. Про другой отель по соседству мы знаем, что владельцы попытались уволить часть персонала, но оказалось это делом непростым: здесь очень сильны профсоюзы, и суды, как правило, принимают сторону работников, а не хозяев. И вот, как только уволили половину работников, вторая тут же объявила забастовку в защиту первой, и гостиница была парализована больше чем на год. А в другом роскошном отеле-бутике, принадлежавшем цепочке “The Leading Hotels of the World”, работники устраивали перед входом пикеты с плакатами: “Нам не платят! Подпишите петицию в поддержку наших прав!” Позже выяснилось, что всех пытались уволить, а гостиницу закрыть, но персонал, протестуя, в течение нескольких месяцев продолжал ходить на работу (которой не было, потому что гостиница пустовала), а потом за эту работу как раз и требовал зарплату. Короче, не удается нам теперь там выпить кофе или пообедать. И я бы хорошо подумала, прежде чем вкладывать деньги в испанский гостиничный бизнес…

Глава 17

Испанская мимоза и церемониальные гусеницы. Антонио Бандерас при дворе фараона в качестве Иоанна Предтечи. Паэлья и фламенко

Возвращаюсь с утренней прогулки и прохожу мимо деревьев мимозы. Они сверху донизу усыпаны желтыми пушистыми шариками, ветки под их тяжестью свешиваются почти до земли, как под мокрым снегом, и вид у деревьев праздничный и нарядный. Есть, правда, во всем этом и подвох: я недавно по неосмотрительности оставила машину недалеко от этих кустов. Прихожу, а она вся припорошена желтой пыльцой, и пришлось мне ее от этой мимозовой пыли потом отмывать.

А еще сегодня иду мимо сосен, на ветках которых прилепились белые комки нитей, похожих на паутину. Я уже знаю, что в них развиваются коконы очень опасных гусениц, и людям настойчиво советуют этих гусениц не касаться, а для собак они вообще смертельны. Если пес случайно наступит на такую гусеницу, а потом лизнет свою лапу – все, ему конец. Передвигаются эти гусеницы очень забавно – цепочкой, каждая практически касается головой хвоста впереди ползущей. Мы как-то в турпоходе услышали интересную байку: если эту цепочку замкнуть (ну, палочкой подвигать их всех) так, чтобы они образовали окружность, то они умрут с голода, потому что так и будут ползать по кругу. Джеймс тогда же проделал с ними этот жестокий трюк, только, понятное дело, никто не стал проверять, умерли они там дня через два-три или все так же ходят по кругу.

В том походе одна англичанка рассказала мне и про другой метод справляться с этими церемониальными гусеницами: дело в том, что особенно опасны их волоски, так вот чтобы их нейтрализовать, а саму гусеницу не повредить, надо сбрызгивать их лаком для волос. Волоски тогда якобы становятся безопасными для собак… Я так до сих пор и не решила, шутка это или нет: знаю я этих англичан и их любовь ко всему живому. А с другой стороны, представила себе на минутку картину: поливаешь себе тихонько гусеницу лаком для волос, а к тебе в это время уже санитары из психушки подкрадываются…

После прогулки я засобиралась на испанский. В этом семестре мне удалось записаться еще на одни курсы языка – так интереснее. В колледже Марбельи Мерседес пытается нас, глупых иностранцев, не только обучать испанскому, но и знакомить со здешней культурой. А на новых курсах учат в основном грамматике. Недавно Мерседес показала нам отрывки из чуть ли не единственного испанского мюзикла, который назывался “Двор фараона”. Там двадцатипятилетний Антонио Бандерас изображал невинного Иоанна Предтечу, причем по ходу ему приходилось все время петь. Картина смешная и забавная… И вот сегодня, пару недель спустя, моя новая училка на курсах размышляет на тему о том, что жанр мюзикла в Испании отсутствует как таковой. Я сижу, креплюсь, а потом не выдерживаю и встреваю: “А как же “Двор фараона”?” Она чуть со стула не свалилась! А все другие иностранцы в классе меня страшно зауважали…

Приезжаю с курсов домой и вижу грустного Джеймса, задумчиво разглядывающего пустой холодильник. Все понятно, лучше поесть сегодня где-нибудь в ресторане. Мы посовещались и решили заказать себе на обед паэлью. Когда-то давно, когда я была с маленькой Юлькой в Испании первый раз, мы пошли есть в ресторан и попросили официанта посоветовать нам какое-нибудь типично испанское блюдо. Он предложил паэлью, и я из любопытства согласилась, хотя не очень представляла, что это такое. Через полчаса нам торжественно принесли большущую сковороду с рисом, перемешанным с разными морепродуктами. Мы с Юлькой не любили рис, поэтому под изумленными взглядами окружающих выковыряли из него кусочки рыбы, мидии и другие ракушки, а сам рис оставили нетронутым.

Теперь паэлья мне нравится гораздо больше. И я знаю, как ее надо заказывать: если хотите, чтобы ее приготовили в хорошем ресторане, туда надо заранее позвонить по телефону и обговорить время. Сделать ее могут с морепродуктами, или с мясом и курицей, или смешанную. И еще: испанцы никогда не едят паэлью на ужин. Как-то на уроке испанского на вопрос Мерседес, что мы ели вчера вечером, кто-то сказал: “Паэлью”. Она всплеснула руками и запричитала: “Ах, эти иностранцы! Если бы я поела ее на ночь, я бы точно умерла!”

После плотного обеда нам с Джеймсом, естественно, понадобилась сиеста. А уж вечером, в лучших испанских традициях, мы пошли на концерт фламенко в местный Дворец конгрессов.

Почти все наши знакомые англичане от фламенко страдают, и я могу их понять. Складывается впечатление, что красота и возраст выступающих в этом виде искусства не имеют значения. Наоборот, чем “зрелее” певица или танцовщица, и чем сильнее она может морщить лоб, хмурить брови и по-иному выражать страдание, и чем плотнее ее телосложение (чтобы топать громче и мощнее поводить бедрами), тем лучше. А из-за того, что англичане чаще всего по-испански не говорят, происходящее на сцене на самом деле для них недоступно и выглядит довольно дико: сначала играют непростой ритм гитаристы, а танцовщицы им прихлопывают – причем не на ударный такт, а в сложных вариациях. Зрители при этом из зала покрикивают: “Оле!” Потом затягивает очень пронзительным голосом со многими модуляциями и выражением невиданного страдания на лице певица, и длятся ее мучения несколько минут. А уж потом могут вступить (а могут и не вступать) танцоры. Для них, кстати, в испанском языке есть специальные отдельные слова – “байлаор” и “байлаора”, – отличные от обычных “танцор” и “танцовщица”: по-испански это будет “байладор” и “байладора”. И тут тоже в танце никаких улыбок, все дико серьезно и с надрывом. И часто, когда женщины-байлаоры топают, то делают это специально не грациозно, а как-то нарочито по-бабьи, прыгая и расставляя колени врозь. Народ же из зала, заводясь, с удовольствием покрикивает: “Оле!” или “Гуапа!” (“Красотка!”) – прямо во время выступления, если, конечно, нравится, как все происходит на сцене.

На этот раз в группе из Малаги были гитарист, скрипач и кантаор (то есть певец фламенко). После довольно долгого музыкального вступления, где каждый из них выдал по отличному соло, на сцену вышла немолодая худая женщина – вся в черном, с черными же волосами и крючковатым носом. Один глаз под высоко поднятой бровью у нее был навыкате, а второй сильно прищурен, и от ее пронзающего взгляда сразу становилось не по себе – классическая ведьма, да и только. И тут она стала под аккомпанемент своей группы танцевать. Правда, назвать это танцем было сложно: походило это скорее на какие-то волшебные заклинания, и у нас на глазах она превращалась то в ворону, то в молодую и сексапильную красавицу, то в коня; соединяла своим телом небо с землей, ну и много чего еще. Было даже жутковато при этом присутствовать, и казалось, что переступаешь какую-то недозволенную черту. Короче, она совершенно нас заворожила, и мне показалось, что я приближаюсь к “дуэнде” – тому самому чувству, ради которого и существует фламенко.

Вообще, этот вид искусства возник не так уж давно, и письменные упоминания о нем появились лишь два века назад. А родился он от слияния трех культур: еврейской, цыганской и мавританской. И осенью 2010 года ЮНЕСКО признало фламенко мировым культурным наследием.

При этом Мерседес, моя учительница испанского, говорит, что большинство испанцев к фламенко равнодушны и даже в самой Андалусии только процентов тридцать в нем что-то понимают. Я потом в этом убеждалась не раз: ни соседей, ни приятельниц по йоге и теннису, ни нашу парикмахершу фламенко не интересует ни в малейшей степени.

Глава 18

Апрель и три времени года. Бабочки над снегом. Ласточки и их беспокойные птенцы. Большая доза культуры

Наступил апрель, и я в него сразу же влюбилась: повсюду запах цветущих кустов, по вечерам поют цикады; и тепло настолько, что некоторые отчаянные туристы рискуют залезать в море, хотя, на мой вкус, оно еще холодное. Зато в горах Сьерра-Невады в это время лежит снег, все подъемники открыты, и можно, повалявшись с утра на пляже и позагорав, после обеда уже вовсю гонять по склонам на горных лыжах. А в особо ясные дни с вершины заснеженной горы видно море, и бывает, что и бабочки летают над снегом, и птицы поют… И забавно наблюдать смену времен года в течение трехчасовой поездки из дома в горы: у моря – лето, пальмы и полуобнаженные люди; внизу на склонах Сьерра-Невады – весна, цветущие яблони и персиковые деревья; а выше уже и зима со снегом и людьми на лыжах.

У нас прямо над входной дверью висит ласточкино гнездо. Всю зиму мы жили спокойно, а тут весной ласточки в него радостно вселились и начали носиться туда-сюда, терять пух, и перья, и всякие веточки, которыми они укрепляют свое жилище. Мы поняли, что это только начало наших неприятностей и теперь надо быть осторожными, когда входим в дом: несколько раз бывало, что ласточка, летевшая в гнездо, то ли промахивалась, то ли нарочно залетала в открытую входную дверь и попадала прямо в гостиную. А чем это для нас оборачивалось, легко себе представить. Но основные проблемы начались, когда недавно в гнезде появились птенцы.

Окно на нашей кухне устроено так, что гнездо из него отлично видно: оно находится всего в каком-нибудь метре от стекла, и в любой момент легко наблюдать, что там происходит. Поначалу, когда я окно открывала, головки птенцов тут же исчезали – они меня опасались. А потом привыкли, и теперь, когда на кухне окно нараспашку и играет музыка, они принимаются на свой лад ей подпевать, то есть пищать как можно громче…

Еще начались непрерывные полеты родителей туда-сюда с едой для птенцов. А те высовывают из гнезда головы и широко раскрывают клювы. Родители подлетают, засовывают каждому в рот клюв с едой, а потом тут же уносятся за очередной порцией. Спустя некоторое время головки птенцов по очереди исчезают, почти тут же наружу высовываются их хвосты – и на полу под гнездом возникает свежая кучка, прямо перед нашей входной дверью. И мы знаем, что продолжаться весь этот бедлам будет несколько месяцев! Короче, у каждого сезона свои недостатки…

Забегая вперед, скажу, что, когда птенцы подросли, кучки перестали появляться с завидной регулярностью, а мы с Джеймсом вздохнули с облегчением, вдруг выяснилось, что нам грозит вторая смена! И Хуан сказал, что это теперь вывелись внуки наших первоначальных жильцов. Уж не знаю, правда ли это, но так до глубокой осени мы и извинялись перед гостями за безобразие на входе в дом, а в какой-то момент Джеймс даже предложил гнездо убрать, когда наши соседи-“какуны” улетят зимовать в дальние страны. Мы подумали немного, посмотрели друг на дружку и поняли, что ни у кого из нас рука не поднимется это сделать…

А сегодня, аккуратно обогнув птичий туалет перед дверью, мы отправились в местный Дом культуры в соседнем городке Эстепона. Построили его недавно, и там кроме библиотеки и всяких кружков есть еще большой зал, где показывают некассовое кино на языке оригинала с испанскими субтитрами. Выяснилось еще, что примерно раз в две недели в нетуристический сезон сюда приезжают выступать звезды классической музыки или джаза. Концерты эти бесплатные, а музыканты – мировой величины. И неясно, какими коврижками из США, Франции и Италии их удается заманить сюда, в маленький провинциальный городок. В этот вечер как раз выступал гитарист – живущий в Париже американец, и мы с радостью отправились его послушать. Зал оказался заполненным не больше чем на треть, и было совершенно непонятно, почему публика сюда не ломится, когда других приличных развлечений и вовсе нет. А концерт оказался изумительным. И после него мы с Джеймсом повадились ходить в этот Дом культуры как на работу.

Глава 19

Берег Света. Ветряные мельницы и фонари на солнечных батарейках. Кустистые пальмы, бездомный цыган и картошка. Минута молчания в ресторане и закат

После завтрака мы поехали посмотреть на Коста-де-ла-Лус – Берег Света. Он начинается на южном побережье Испании сразу же за Коста-дель-Соль, нашим Берегом Солнца.

По дороге проезжаем поля цветущей лаванды и ветряные мельницы, вырабатывающие электричество. Их видно на гребнях гор, а у города Тарифы, где почти всегда ветрено, так их целые поля, и отсюда, кстати, экспортируют электричество во Францию, Португалию и Марокко.

Вообще, в этом плане Испания – довольно продвинутая страна. Тут недавно был принят закон, что все дома, построенные после определенной даты, должны быть в обязательном порядке оснащены солнечными батареями. И мне нравятся попадающиеся нередко в наших краях фонари – каждый со своей маленькой солнечной батарейкой. Это все очень здорово, и трудно не радоваться, но иногда бывает и такая картина: солнце светит уже часа три-четыре, а обычные фонари вдоль шоссе кто-то выключить забыл…

По дороге мы заехали на чашку чая (или на кофе, как говорят испанцы) к нашим приятелям, живущим недалеко от главной дороги “на финке” – так тут называют деревенские домики с большим участком земли. Тим и Сью вообще-то обитают в Англии, а в Испанию наведываются на пару недель всего по нескольку раз в год. Сидим выпиваем у них на площадке перед домом. Светит солнце, небо синее-синее, и скала Гибралтар видна как на ладони. Чтобы размяться, иду со Сью смотреть сад, и мы обходим дом по кругу. Вот два фиговых дерева, и она объясняет, что одно с зелеными, другое с фиолетовыми плодами. Вот миндальное – оно выросло из орешка, воткнутого в землю. Но больше всего меня потрясают заросли пальм: они растут плотной стеной, как обычные кусты, и из земли отходит сразу по нескольку стволов одного растения.

Из-за того что Сью с Тимом уезжают надолго в Англию, с их участком постоянно приключаются разные истории. Сначала там поселился местный бездомный старик-цыган: просто в углу их территории построил себе хижину, а на земле рядом стал растить овощи. И воду брать из их колодца. Тим, как человек совестливый, возражать не стал. Потом старик умер, а к Тиму потянулись цыгане, родственнички усопшего. При жизни они про старика не вспоминали, а тут стали требовать деньги за хижину и прилегающий к ней огород. Оказывается, старикан не дожил на этом участке всего каких-то пару месяцев до того момента, когда по закону действительно мог бы на них претендовать. Но Тиму все равно пришлось им что-то там отстегивать – кому охота ссориться с цыганами…

Потом они со Сью установили на участке солнечные батареи – электричество до их домика испанские власти пока не дотянули – и начали радоваться горячей воде и даже смотреть телевизор. А в очередной приезд из Англии обнаружили, что огромные батареи (каждая, кстати, метра четыре в высоту и три в ширину) кто-то благополучно свистнул. И никто из соседей-испанцев, разумеется, ничего не видел: ни грузовика, способного увезти такую махину, ни людей, демонтировавших панели…

А недавно Тим разрешил местному фермеру сажать на своем участке картошку и заодно попросил его присматривать за домом – за определенную плату каждый месяц. Когда же они со Сью приехали в Испанию в очередной раз, то обнаружили, что “кто-то” трактором свернул колодец, а фермер удивленно разводит руками: “Надо же, этого вообще-то тут раньше не было… Я и не видел, как это получилось!”

Грустные все это какие-то истории, но Тим и Сью воспринимают все философски, Испанию любят и собираются перебираться сюда насовсем.

Мы с Джеймсом с ними попрощались и добрались наконец до Берега Света. Там длинные желто-песчаные пляжи и волны Атлантики и народу гораздо меньше, чем на Берегу Солнца. А вечер, который мы сегодня проведем в одном из его прибрежных ресторанчиков, запомнится мне надолго.

Владельцами была пара иностранцев: она из Бельгии, он – то ли немец, то ли австриец. В меню попадались блюда, совершенно отличные от тех, что бывают в таких ресторанах обычно, и я заказала сашими из тунца. По вкусу оно оказалось таким, будто еще полчаса назад этот тунец плавал прямо рядом с пляжем; я даже почувствовала себя немножко акулой… Но самым удивительным было вот что: когда солнце уже собиралось спрятаться за горизонт, муж с женой выключили фоновую музыку, игравшую до тех пор, и объявили всем сидевшим в ресторане: “А сейчас пять минут молчания!” Все удивленно затихли, не понимая, в чем дело, – и благодаря этому вдруг заметили закат. Он был фантастически красивым: разных оттенков красное небо отражалось в воде, а солнце потихоньку исчезало за краем моря. И в эту минуту громко заиграла классическая музыка – такой глубины и печали, что у всех на глаза навернулись слезы.

Солнце село, музыка стихла, а все продолжали молчать… Потом, когда мы понемногу пришли в себя, стало ясно, что не одна я хлюпаю носом: еще парочка чувствительных клиентов тайком прятала носовые платки.

Я не уверена, что когда-нибудь снова найду этот ресторанчик: попали мы туда совершенно случайно и как-то не задавались целью запоминать, где он находится. И теперь меня мучает вопрос: всегда ли его хозяева так поступают на закате или только в какие-то особые вечера?