Текст книги "Русская елка. История, мифология, литература"

Наблюдая за полемикой, которая велась вокруг елки с середины XIX века, можно увидеть, как параллельно с утверждением этого дерева в качестве рождественского символа намечается тенденция, свидетельствующая о поисках компромисса в вопросе о ней. В печати начали появляться тексты, где отчетливо было видно стремление связать праздник елки с русской народной культурой. Думается, что этот процесс носил вполне сознательный характер. Инициатива принадлежала людям, с одной стороны, лояльным к православной церкви, а с другой – не хотевшим лишать детей полюбившегося им праздника. Осознавая, сколь «благодетельна и желательна для детей праздничная елка» [507: 10], они упорно боролись против ее отмены, считая это «безвредное развлечение» вполне «позволительным» [49: 457]. Так началась работа по созданию новой елочной мифологии, где образу елки придавался как бы исконный, фольклорный (точнее сказать – псевдофольклорный) характер.

Последовательность и отдельные детали этого процесса сейчас уже трудно восстановимы. Однако, просматривая рождественские номера педагогических журналов, детской периодики, выходившие к Рождеству антологии, можно заметить, как в последней трети XIX века литература для детей начинает активно «насыщать» елку новыми значениями. Елку стали связывать (чаще всего в результате несложных контаминаций) с придуманными персонажами новогодней детской мифологии. (Аналогичные явления наблюдались и в других странах [см., например: 540].) Эти новые представления о елке явились результатом коллективной деятельности и свидетельствовали о рождении нового «елочного фольклора», на первых порах получившего распространение по преимуществу среди образованных слоев городского населения.

Каждый из созданных в это время образов имеет свою историю и закрепившиеся за ними характеристики, но, соединившись в одном мифе, они предоставили возможность создавать литературные сказки, легенды, стихотворения, пьески, предназначенные для праздника елки. Они же позволили внести разнообразие в елочный праздничный сценарий, что было весьма существенно, поскольку праздник елки в детских учебных и воспитательных учреждениях требовал от педагогов определенной программы его проведения. Думается, что именно этот слой псевдонародной «елочной» мифологии в большой степени способствовал укоренению елки на русской почве.

В новом для нее мире елка, продолжая оставаться сезонным растительным символом, стала связываться не столько с Рождеством, сколько с Новым годом и зимой, а пространственно – с лесом. Одно из первых стихотворений о русской елке, растущей в лесу и попавшей на праздник, было написано в 1855 году И. С. Никитиным и называлось оно «Елка»:

 
Одиноко вырастала
Елка стройная в лесу, —
Холод смолоду узнала,
Часто видела грозу.
Но, покинув лес родимый,
Елка бедная нашла
Уголок гостеприимный,
Новой жизнью зацвела.
Вся огнями осветилась,
В серебро вся убралась,
Словно вновь она родилась,
В лучший мир перенеслась.
Дети нужды и печали!
Точно елку, вас, сирот,
Матерински приласкали
И укрыли от невзгод. [295: 215]
 

Теперь из лесу ее приносили Мороз, русский «старичок», «срубивший нашу елочку под самый корешок», «старички-кулачки» (что-то вроде русифицированных гномов), о которых рассказывала своим внукам бабушка, видевшая в лесу, как они заготавливали елки [см.: 360], зима, которая «стучится к нам во двор / С свежей елочкой» [22: 441], или же «бабушка Зима», как в известном стихотворении В. А. Соллогуба 1872 года «Зима»:

 
Снегом улица покрылась…
    Вот уж и сама
В гости к нам заторопилась
    Бабушка зима.
 
 
Вся под белой пеленою
    Елочку несет
И, мотая головою,
    Песенку поет:
 
 
Дети, к вам на радость вашу
    Елку я несу…
Елку всю я изукрашу,
    Лакомств припасу.
 
 
Будут всякие игрушки:
    Мячики, коньки,
Избы, куклы, погремушки,
    Звери и волчки. [426: 1]
 

Обложка к книге «Сборник „Елка“. Книжка для маленьких детей» (Пг., 1918)

Елка, таким образом, становилась не только героиней торжества, но и посланницей русского зимнего леса. На ее ветвях в качестве украшения появились имитирующая снег вата («Ватный снег внизу лежит / Наверху звезда блестит…» [88: 67]), блестки, изображающие иней, шишки, грибочки и прочие лесные атрибуты. Вокруг елки закружились «снежинки» – девочки, наряженные в белые марлевые платьица. На праздник елки к детям начали приходить лесные жители: зайчики, белочки, ежики, волки и медведи. Ставились сценки с их участием, в том числе и народные сказки о животных («Теремок», «Теремок мышки», «Как комар убился» и пр.).

Если елки для взрослых постепенно слились со святочными маскарадами, то формы детского ряженья в русской народной культуре отсутствовали [см.: 166: 89–90]. В первые годы на детских елках ряженье также не было принято. Дети приходили на праздник просто нарядно одетыми. Однако постепенно, по мере вхождения праздника в городской быт, ряженье детей на елках стало распространяться. На фотографии 1892 года «Детский бал у новогодней елки» вокруг дерева толпятся дети в маскарадных костюмах. В наши годы ряженье детей на праздниках елки представляется нам совершенно естественным, и мало кто задумывается над тем, что столь знакомые нам детсадовские и школьные елочные маски и персонажи «елочных» текстов, не известные народной святочной традиции, были придуманы педагогами и писателями второй половины XIX века. Именно тогда постепенно стали оформляться персонажи елочного праздника: Дед Мороз, Снегурочка, бабушка Зима, Метелица, Снежинки, персонифицированные образы Старого и Нового года и другие новогодние образы.

Весь этот лесной мир вместе с елкой создавал атмосферу зимнего леса: игрушечных зверей вешали на елку, дети приходили на праздник в масках зайчиков, волков, белочек, медведей и т. п., о лесных зверушках пели песенки и рассказывали стихотворения:

Вокруг стройного дерева, увешенного сверху донизу всякой всячиной, мы, дети, должны были петь и скакать, хлопая в ладоши:

 
Заинька вокруг елочки попрыгивает,
Лапочкой о лапочку постукивает!.. [258: 267]
 

Результатом этих перемен в организации праздника елки для детей явились и изменения в восприятии образа елки, растущей в лесу, в естественных для нее условиях, как в стихотворении Г. Галиной:

 
Елка ветви свои опустила,
Белый иней осыпал ее…
Отчего мне так близко, так мило,
Деревцо ты родное мое? [91: 433]
 

О елке стали писать как о самом прекрасном из всех деревьев:

 
Широко раскинув ветви
В шубе снеговой,
Посреди поляны елка
Ввысь ушла стрелой.
На красавицу лесную
Лунный свет упал,
И огнями лед кристаллов
В ветках заиграл.
Бриллиантовые нити
В хвое заплелись,
Изумруды и рубины
На снегу зажглись.
Ясной звездочкой у елки
Светится глава… [486: 28]
 

Рисунок из книги А. Ульянова (Венчикова) «Заячья елка» (М., 1900)

Теперь уже не только стоящее в доме наряженное дерево, но и ель, растущая в лесу, выступала в роли спасительницы и защитницы, укрывая от стужи и метели заплутавших детей и взрослых. Во множестве стихотворений, рассказах и сказках говорилось о том, как елка спасает бедных зверушек от охотников и волков, укрывая их своими ветвями. В одной из сказок М. Юрьевой 1904 года поймавший зайца волк подслушивает, как старая ель рассказывает молодым елочкам, «отчего елки зелены»: оказывается, много лет назад елку благословил человек, поскольку она единственная из всех деревьев спрятала и обогрела его потерявшегося сына, проявив любовь, добро и сострадание. Разжалобившийся волк отпускает зайчишку [523].

Литературные сказки о елке, лесных зверях, птичках и т. п. появляются в детских журналах в невероятных количествах. В сказочке А. Ульянова 1900 года «Заячья елка» рассказывается о зайчике Белячке, жившем в доме вместе с детьми. Когда же летом его привозят на дачу, он сбегает в лес, где встречается с зайчиком Русачком. Перед Рождеством Белячок вспоминает о празднике елки в «человеческом» доме, рассказывает о нем своему другу, и они оба решают устроить в лесу «заячью елку» и пригласить на нее гостей. К растущей на поляне ели сбегаются зайцы, прыгают вокруг нее, едят капусту и морковку. Когда же к елке приходит Михайло Иванович Топтыгин, все зайчата в перепуге разбегаются в разные стороны [72]. Нечто подобное происходит и в сказке В. П. Желиховской 1902 года «Заячья поляна» [151]. И. Юрко в стихотворном рассказе 1911 года «Елка у медведя» повествует, как сам медведь, почему-то проснувшийся зимой, вылезает из берлоги и устраивает елку для лесных жителей:

 
Думал да гадал он,
Деток как утешить,
Детки небольшие,
Нужно их потешить,
Думал и надумал:
Деткам в утешенье
Нужно сделать елку
И для украшенья
Дикой стройной елки
Накупил игрушек…
…………………………
Притащились к Мишке
Два матерых волка,
Были волченята,
И под свист метели
Хоровод устроен
Вкруг красивой ели. [522: 48]
 

В рассказике «Пропадал и нашелся», напечатанном в 1903 году в журнале «Малютка», повествуется о ручном скворце, который однажды вылетел в окно и на воле рассказал другим птичкам про елку в доме. После праздника дети решили не выбрасывать елку, а выставить ее на карниз, сделав из нее кормушку для птиц:

Знаешь что, няня, – весело кричали детки ранним утром в погожий и мягкий зимний денек, – милая няня, мы надумали вот что. Елочка теперь не нужна. Ее хотят выставить в сад. Милая няня, устроим елочку для бедных птичек, которые живут за нашим окном. Мы навесим кусочков хлеба, насыплем зерен и выставим елочку за окно… [359: 11–12]

Вместе с другими птичками к елочке-кормушке прилетает и их скворец.

В рождественском номере журнала «Мирок» за 1913 год дана картинка «Рождественская елка в лесу для птиц», а журнал «Тропинка» в 1911 году помещает «Загадочную картинку», на которой нарисована роскошная, растущая в лесу ель, а подпись под ней гласит:

Лесной дед Корневик созвал на елку зверей, но, когда мы с вами пришли, они испугались и разбежались. Мы должны их отыскать. На елку пришли: лось, олень, кабан, 2 медведя, медвежонок, 2 лисицы, 3 волка, 5 зайцев [460: 967].

Принесенная из лесу елка вызывает в сознании образы зимы, зимнего леса, деревьев, среди которых она росла, зверей, которые пробегали мимо нее или же прятались под ней, птиц, которые садились на ее ветви, и т. п. Благодаря этому елка, прочно связанная с зимним лесом, в мечтах и снах уводит ребенка в родную для нее обстановку:

И вдруг раздается сухой шорох игл, дверь моей комнаты отворяется, и входит большая елка, вся разукрашенная шарами, бусами, звездами, золочеными орехами… Она протягивает ко мне зеленую ветку и говорит: «Пойдем со мной в мой родной лес! Там встретим Новый год!» И весь лес встречает с радостью свою разряженную подругу: как заскрипели, как застонали от восторга старые ели, сосны, пихты и кедры, увидев нашу елку! Как восхищались другие маленькие елочки ее нарядным убором! Редко разбросанные по сторонам, утопающие в сугробах дубы, березы, осины и липы, лишенные листьев, одетые лишь снегом да ледяной бахромою, кивали ей: «Здравствуй, здравствуй, родная!» [299: 181–182].

При утвердившейся связи елки с лесом наилучшим, самым естественным и вместе с тем романтическим местом встречи Рождества или Нового года становится именно лес. В очерке В. Романова «В гостях у дедушки Мороза» (1883) на новогодней елке старик рассказывает, как он с десятилетним сыном встретил в лесу Деда Мороза: они возвращались из города, доехать до дома не успели, ночевали на заимке, и рабочие устроили мальчику елку в лесу с Дедом Морозом и ряжеными [374: 4]. В автобиографическом рассказе А. В. Круглова «Елка в царстве зверей» (1896) для мальчика, которого в возке везут из гимназии домой на рождественские каникулы, взрослые зажигают свечи на растущей в лесу елке, и эта елка на всю жизнь остается для него лучшим рождественским воспоминанием [210]. Об устройстве для мальчика рождественской елки в лесу повествуется и в рассказе Л. Ф. Черского «Веселая елка» (1904) [499].

Организация праздника на природе, в естественных условиях, возле растущей в лесу ели одно время становится даже модной. В рассказе А. И. Куприна «Начальница тяги» (1911) молодых людей приглашают на праздник в окрестности Сиверской, где «елку предполагали устроить в лесу, – настоящую живую елку, но только с электрическим освещением» [218: V, 337–338].

На первых порах тексты о елке и ее мифология связывались лишь с зимним праздничным сезоном, словно положительные качества этого дерева проявлялись только в этот период. В другое время отношение к ней все еще оставалось нейтральным. Однако постепенно приобретенные елью свойства начинают закрепляться за ней и проявляются не только на Рождество, в зимние праздники, но и в любое другое календарное время.

Легенды о елке (чаще всего переработанные в драматургическую форму) попадали в рекомендации по проведению елок в детских заведениях и тем самым закрепляли в сознании детей этот поэтический образ. Костюмы лесных зверушек, которые в детстве мы и наши дети надевали на праздники елки в детском саду и в младших классах школы, объясняются тем, что образы эти уже прочно утвердились в детской «елочной» литературе. Когда в конце 1935 года советская власть после нескольких лет борьбы с елкой (см. об этом далее) вернула ее детям, именно эти произведения вполне органично вписались в новогодний праздничный ритуал и дошли до наших дней. Они были не только подхвачены детскими учреждениями, кинематографом и драматургией, но и существенно дополнены произведениями советских поэтов и писателей, сотрудников журналов «Мурзилка», «Пионер», «Вожатый» и других, а также личной инициативой и фантазией детсадовских и школьных педагогов.

Украшение елки. Елочные игрушки

 
Наша елка зажжена.
Здравствуй, вечер благовонный.
 

В. Ходасевич. За снегами

Украшение культового дерева – явление обычное и многократно засвидетельствованное. Однако украшение рождественской елки выходит далеко за пределы всех известных фактов ритуального декорирования предметов растительного культа. Неординарность елки в этом плане заслуживает особого внимания: здесь вполне правомерен вопрос об истории украшения дерева и символике предметов, которыми она увешивалась; здесь можно говорить об истории елочных украшений и их производстве; об изменениях, происходивших в самом ритуале украшения, о разных стилях, о моде на те или иные елочные игрушки, о семейных традициях и т. д. и т. п. Не имея пока полных и точных ответов на все эти вопросы, постараемся осветить их хотя бы в самых общих чертах[10]10
  Недавно вышла содержательная книга А. Сальниковой «История елочной игрушки, или Как наряжали советскую елку», где в основном освещается вопрос украшения советской елки, но при этом иногда делаются экскурсы и в дореволюционную эпоху [см.: 391].


[Закрыть].

Возвращаясь к самому началу – к новогоднему языческому культу ели у древних германцев, напомним, что в те времена к выбранному в лесу обрядовому хвойному дереву обычно прикрепляли горящие свечи, а его ветви украшали цветными тряпочками. С тех пор как ель превратилась в рождественское дерево, главная особенность ее декора состояла в освещении: зажигавшиеся на ней свечи символизировали собой звезды рождественской ночи[11]11
  Огни на дереве иногда связывают с еврейской Ханукой (праздником огней), которая приходится на этот же сезон [см., например: 549, 230].


[Закрыть].

Вслед за этим на елку стали вешать фрукты – прежде всего яблоки: и в качестве символических даров Младенцу Иисусу, и в знак того, что ель рассматривалась как райское древо, приносящее плоды. Согласно средневековому церковному календарю, 24 декабря является днем Адама и Евы. В Германии в этот день разыгрывались сценки о рае. Перед представлениями актеры обычно проходили через весь город, причем Адам нес древо жизни, на котором висели яблоки [537: 74]. Затем на елке появились облатки – лепешки из пресного теста, употребляемые католиками и протестантами во время причастия, которые, конечно же, соотносились со священными дарами дереву, ставшему символом Христа.

Изучая историю елки, встречаешься с разными фактами: и когда она вовсе не освещалась (на крупном дереве, установленном вне дома, поддерживать огонь свечей было трудно), и когда на ней, кроме горящих свечей, больше ничего не было. И все же можно, как кажется, утверждать, что украшение елки задано, во-первых, ее освещением (свечи), во-вторых, плодами (яблоки), и наконец, в-третьих, символическими изделиями из теста. На первых елках обычно так и бывало [см.: 158: 25]. Дальнейшие факты свидетельствуют о стремлении умножить эти три составляющие елочного декора: продемонстрировать их обилие, даже изобилие, избыточность:

…Елка гнулась от множества игрушек и сластей, пылала веселым счастливым огнем, трещали хлопушки, вспыхивали внезапно бенгальские огни и рассыпались звездочками [372: 25].

Елка сияла блестками золотого дождя, малиновой и темно-зеленой серебристостью стеклянных шаров; наверху темно блестела звезда из бронзовых нитей; картонажные ангелы, деды-морозы, серебряные зайцы, белки, крокодилы… [131: 132]

Освещение дерева одними свечами стало казаться недостаточным: возникало желание сделать дерево как можно более блестящим, сияющим, сверкающим, и потому его начали обвешивать мишурой, канителью (тонкими металлическими нитями), блестками и разнообразными блестящими вещицами, что благодаря горящим свечам создавало игру света и делало дерево более ярким. Производством гирлянд, цепей, мишуры, сделанных из тонкой фольги в виде хвои, дождика (длинных тонких нитей из фольги), блесток и т. п. занимались специальные артели по изготовлению елочных украшений, размножившиеся с середины XIX века. Чем ярче блестела елка, тем она считалась красивее и торжественнее, наиболее соответствующей праздничной атмосфере: определения «сияющая елка», «блестящая елка» [202: 7], «светлая елка» [403: 1] и т. п. в применении к рождественскому дереву становятся одними из самых употребительных.

Помимо яблок на елку стали вешать и другие плоды: цитрусовые (в первую очередь мандарины), орехи (обернутые фольгой, они стали непременным украшением елки), груши, виноград. А облатки, которые, естественно, не могли использоваться на русских елках, были заменены разнообразными кондитерскими изделиями (фигурными пряниками и печеньем), а также конфетами. Множество разнообразных висящих на елке предметов и делало ее прекрасной посланницей Младенца Иисуса, приносящей детям дары.

Следующим этапом в украшении елки можно считать начало использования разнообразных предметов, которые, по существу, являлись умножением трех первоначальных составляющих ее декора: блестящие вещицы еще больше усиливали игру света; искусственные фрукты, сделанные из стекла или ваты, имитировали обилие плодов райского дерева; игрушечные сласти (имитация конфет, пряников и пр.) создавали ощущение обилия и богатства как даров, принесенных самой елью, так и даров, которыми наделяли ее люди. Стеклянные украшения делались из толстого зеркального стекла и потому были гораздо тяжелее современных хрупких стеклянных игрушек. Появились они на русских елках в середине XIX века [см.: 164: 89]. Это были шары, бусы, сферические зеркальные предметы в виде прожекторов, сосулек и пр.

По мере превращения праздника елки в светское развлечение на дереве начали появляться собственно елочные игрушки. Первое время бóльшая часть стеклянных украшений была иностранного производства. Однако и в России постепенно налаживалось их изготовление. Уже в середине XIX века в широком ассортименте стали делать игрушки из ваты и папье-маше (плотного вещества, состоящего из бумажной массы, смешанной с клеем, гипсом или мелом). Они покрывались бертолетовой солью, делавшей их поверхность более плотной и придававшей им тусклый нежный блеск. Стремление к удешевлению устройства елки (требовавшей от родителей значительных затрат и далеко не всем бывшей по карману) привело изготовителей елочных украшений к необходимости осваивать производство игрушек-картонажей. Делать их было просто, и стоили они недорого, а между тем детям они всегда нравились.

Предназначавшаяся детям и служившая символом Христа елка должна была и висящими на ней вещами вызывать в их сознании евангельский сюжет Рождества. Поэтому на дереве появляются звезды рождественской ночи, лежащий в яслях Младенец Иисус, ослики, ягнята и другие животные, находившиеся, согласно легенде, в хлеву, где родился Христос, а также ангелочки, напоминавшие об ангеле, возвестившем волхвам и пастухам о рождении Спасителя. Вспомним в этой связи воскового ангела из рассказа Леонида Андреева «Ангелочек» (1899), полученного на празднике елки мальчиком Сашкой и растаявшего в отдушине печки, а также навеянного этим рассказом стихотворение Александра Блока «Сусальный ангел» (1909).

Ил. 22. Советские елочные игрушки-картонажи (1930–1960‐е гг.)

Верхушка дерева обычно венчалась Вифлеемской звездой, ангелом или рождественской феей. Иногда ее оставляли свободной или же к ней прикрепляли свечу. Острые стеклянные верхушки (пики), известные во времена моего детства, вошли в употребление только в советское время и продержались недолго. Сейчас они почти никогда не встречаются.

С тех пор как елка стала «русифицироваться», обрастая новой мифологией, когда возникла ее связь с лесом, приобрели популярность игрушки, изображающие лесных зверушек (зайчиков, белочек, медведей). Вслед за ними появились фигурки домашних животных и птиц (поросят, собачек, кошечек, курочек, петушков, уточек, гусей и т. п.), а также персонажей русских народных сказок. «Пришедшее» из лесу дерево должно было стать носителем атмосферы зимнего леса, отчего его обсыпали блестками, имитировавшими иней, вырезанными из бумаги узорными снежинками или же попросту маленькими кусочками ваты.

Разнообразие висящих на елке игрушек предоставляло детям возможность долго рассматривать их, выискивать их среди елочных ветвей и любоваться ими, как в стихотворении А. Н. Плещеева 1887 года «Елка»:

 
Детский взор игрушки манят…
Здесь лошадка, там волчок,
Вот железная дорога,
Вот охотничий рожок.
А фонарики… а звезды,
Что алмазами горят…
А орехи золотые,
А прозрачный виноград! [339: 262–263]
 

Узнавание знакомых игрушек, известных по елкам прошлых лет, и встреча с новыми игрушками, которые покупались ежегодно, доставляли детям громадное удовольствие:

Потом хожу вокруг елки и разглядываю висящие на елке игрушки и сладости. Встречаю одетых мною скелетцев и склеенные мною картонажи.

Но как много и новых вещей!

Вот пряники в виде львов, рыб, кошек… Вот огромные конфеты в блестящих бумажках, с приклеенными к ним фигурами лебедей, бабочек и других животных, сидящих в гнездах пышной кисеи… Вот очень забавные флакончики в виде козлят, поросят и гусей, с красными, желтыми и зелеными духами. У поросят и козлят пробки воткнуты в морды, а у гусей в хвосты, —

вспоминает Т. Л. Сухотина-Толстая [441: 92].

С перечислением висящих на елке украшений постоянно встречаешься в мемуарах, рассказах, стихотворениях о елке:

 
О, Господи, когда ж все это оглядеть!
Там шарик засверкал, тут запестрели флаги,
Колышутся венки из золотой бумаги!
Зеленые шнуры протянуты – на них
Фигурок множество и страшных и смешных:
То парня на коньках увидишь, то китайца,
То птичье гнездышко, то с барабаном зайца;
Где – красноносый хват, где – бородатый гном,
Чуть не целуются теленок со слоном,
И черный трубочист, и черный негр, – и это
Из сахара ведь все! Что ни возьмешь – конфета… [240: 895]
 

В начале ХX века, судя по поздравительным открыткам, на елках, по сведениям Е. В. Иванова, можно было увидеть

шары, бусы, гирлянды, звезды, канитель, елочный снег и снежинки, елочный дождик, серпантин, конфетти, свечи, хлопушки, флаги, кольца, колокольчики, шишки, фонарики, деревья, грибы, веера, кукол, письма, корзинки, домики, коней, всадников, трубочистов, детей, Деда Мороза, чертей, ангелов, клоунов, воздушные шары, парашюты, сердца, барабаны, горны, свиней, роги изобилия, яблоки, орехи, груши, огурцы, цветы, конфеты, баранки, пряники, печенье, рогалики, кренделя и «подарки» (нечто упакованное и перевязанное лентой) [164: 90].

Конечно, отнюдь не каждая домашняя елка украшалась столь богато и разнообразно, однако свечи, яблоки и изделия из теста бывали всегда. «Елка наша была украшена конфетами, яблоками и розовыми баранками», – вспоминает сын мастерового Калязинского уезда В. А. Никифоров-Волгин [296: 50].

Перед Рождеством средства печати широко рекламировали комплекты елочных украшений, фотография одного из которых была помещена в декабрьском номере «Санкт-Петербургских ведомостей» за 1916 год. Здесь на фоне Деда Мороза с елкой в руке и обвешанного подарками (саблями, барабанами, куклами, клоунами и пр.) следовал текст:

Обязательно сейчас же надо прислать нам Ваш заказ, а то посылки опоздают к Рождеству… Я предлагаю вновь составленные чудные, полные коллекции елочных украшений в 5 р., 10 р., 15 р., 25 р. и 50 р.

Несмотря на то, что решительно все вздорожало, цены остались без повышения, и в состав, например, 5 р<ублевой> коллекции вошли флаги, свечи, подсвечники, обезьяны, Парижские птички, Бразильские бабочки, фейерверки, бусы, масса картонажей, дождь, кометы, звезды и проч. Тут так много разнообразия, что остается только удивляться, как за 5 руб<лей> можно так много дать. Колл<екции> в 10 р<ублей>, 15 р<ублей> и дороже тоже весьма богато составлены, и никто не может предлагать такие богатые и изящные вещи так дешево. Более чем 20-ти летн<яя> практика сделала свое дело, и коллекции дошли до совершенства.

Вследствие просьбы заказчиков, я изготовил в этом году еще кол<лекцию> в 2 р<убля> 95 к<опеек> и тут вложено решительно все необходимое для полного украшения елки. Эта коллекция в 2 р<убля> 95 к<опеек> решительно вне всякой конкуренции по полноте, изяществу и дешевизне!

Высылка наложным платежом. Базар марок. С.-Петербург. Невский, 20, кв. 26.

Убранство елки далеко не всегда ограничивалось украшениями и игрушками. Шершавый и буроватый ее ствол (вызывавший у некоторых неприятные ощущения и казавшийся неэстетичным) стали обертывать белой бумагой, материей или «снегом» (аптекарской ватой, посыпанной бертолетовой солью). «Таким аптекарским нетающим снегом, – вспоминает Анатолий Мариенгоф, – покойная мама окутывала красноватый ствол рождественской елки» [258: 267]. Крестовину, к которой крепили дерево, также обычно скрывали под чем-нибудь белым. «Пень под глухой пеленой простыни», – как писал Борис Пастернак в одном из своих стихотворений о елке [323: II, 33]. К концу XIX века в состоятельных домах у подножия елки иногда ставились всевозможные декорации, чаще всего картины зимнего леса. «К рождественской елке, совершенно убранной и осыпанной блестящим снегом – ватой, очень подойдет зимний вид, устроенный под елкой или вблизи ее», – советует журнал «Нива» в 1909 году, предлагая наряду с этим и другие варианты:

Подножие елки можно устроить так: закладывают крест, в который вделана елка, зеленым мхом, сухой травой и елочными ветками, среди коих кое-где можно положить камешки; затем устанавливают картонные или ватные грибы небольшой семейкой, а если среди этой зеленой груды поставить плюшевого зайца, которого очень часто можно найти среди детских игрушек, то под елкой будет очень красиво [292: 905–906].

Т. Нагаева. К устройству елки. Журнал «Нива». 1909. № 51

Т. Нагаева. К устройству елки. Журнал «Нива». 1909. № 51

В одном из текстов конца XIX века приглашенная на елку дама рассказывает, что у знакомых она видела удивительную елку, под которой «француженка» придумала сделать плато, озеро с нимфами и амурами [488: 3]. В некоторых местах (преимущественно на Украине) под елку принято было ставить маленькие вертепы (изображение сцены Рождества Иисуса в Вифлеемском хлеву). Такие вертепы изготовлялись из картона и ткани, а из мишуры или тряпочек делались фигурки Богоматери и Младенца Иисуса. Искусство изготовления «подъелочных» вертепов отличалось поразительным разнообразием и фантазией.

Как можно заметить, при том что обряд устройства и украшения елки имел свои обязательные, устойчивые признаки, без которых, кажется, не устраивалось ни одно дерево, ежегодно вводились некоторые новшества, которые объяснялись и изменением символики самой елки, и изменениями, происходящими в жизни, моде и условиях, в которых устраивалась елка. Все это свидетельствует как об устойчивости ритуала, крепкой основе его, так и о вызывавшихся разными явлениями изменениях этого ритуала.

С тех пор как в большинстве семей елку перестали готовить тайно от детей, взрослые начали привлекать их к изготовлению елочных игрушек. Процесс украшения дерева превратился в семейный обычай, который доставлял детям не меньше, а может быть, даже больше радости, нежели елка, явленная им уже в полном своем уборе. Вот как А. П. Чехов в рассказе 1887 года «Мальчики» описывает сцену изготовления детьми елочных украшений:

Отец и девочки сели за стол и занялись работой… Они делали из разноцветной бумаги цветы и бахрому для елки. Это была увлекательная и шумная работа. Каждый вновь сделанный цветок девочки встречали восторженными криками, даже криками ужаса, точно этот цветок падал с неба… [500: V, 458]

Педагоги и родители рассматривали участие детей в изготовлении елочных игрушек как одну из форм трудового воспитания, приучения детей к рукоделию и развития у них вкуса:

Уже одно заготовление материала для елки, которое часто (и очень удачно) совершается воспитателями при содействии самих же детей, способно занять этих последних и доставить им громадное удовольствие в течение нескольких дней [507: 4].

Убежденность в педагогической пользе такой совместной работы привела к тому, что в продаже стали появляться руководства для семейного изготовления елочных украшений, которые дети могли делать сами под руководством взрослых. В книжках-рекомендациях по устройству домашних и школьных елок давались советы, приводились рисунки и выкройки игрушек. Во множестве выходили издания, где предлагались «полуфабрикаты», из которых дети могли делать игрушки из картона, бумаги, папье-маше и других материалов. В качестве приложений к рождественским выпускам детских журналов также печатались альбомчики с выкройками игрушек и с объяснениями, как их изготовлять.

Так, например, журнал для самых маленьких «Малютка» в качестве приложения к одному из последних номеров за 1907 год напечатал брошюрку под названием «Делание цветов для елки» [254]. То же самое регулярно предлагал и «журнал для семейного чтения» «Нива»: «Для детей не может быть большего удовольствия, как украшать елку. Красивые образцы украшений, которые мы даем здесь, большею частью приспособлены для украшения бонбоньерок», – сообщается в декабрьском выпуске этого издания в 1908 году [291: 879–880]. Книжки-заготовки давали возможность нарядить елку, не потратив на это много денег, или же вообще обойтись без покупок: «Во многих семьях, во многих школах на Руси бывают елки. Но много есть таких глухих местечек, где негде достать украшений для елки. Попробуем же сами сделать кое-что для нашего милого рождественского деревца», – предлагает автор одной из таких книжек [514: 192].