Текст книги "Осень (сборник)"

– С радостью, – ответил он. – Веди меня в свой дом, моя дорогая матушка.

Она опять разрыдалась, уткнувшись ему в грудь.

– Роберт, милый мой Роберт, как я мечтала услышать эти слова. Какое счастье, что ты мне их говоришь. Говоришь сам, а не по моей просьбе. Ты прекрасный, чуткий человек. Я рада, что ты стал таким, сынок…

Вдоволь наплакавшись, она успокоилась. Вытерла глаза, взяла Роберта за руку, повела в свой дом, который прятался среди пышной зелени.

Дом был небольшим, безвкусно обставленным и каким-то унылым. Все здесь словно кричало о том, как плохо живется хозяйке, как много у нее проблем. И, если бы не цветущий в саду жасмин, картина была бы совершенно безрадостной.

– Как ты здесь живешь? – спросил Роберт, растерянно глядя по сторонам. – Почему не откроешь шторы на окнах. Неужели тебе не хочется смотреть на сияние дня?

– Хочется, но не всегда, – призналась Тильда. Усадила Роберта за стол, подала ему чай с пирожками. Сказала:

– Кушай, я их утром напекла, – погладила Роберта по голове. – Утром проснулась с мыслью, что сегодня гости у меня будут, и решила пирогов напечь. Вкусно?

– Очень, – похвалил ее стряпню Роберт. Он проголодался и ел с аппетитом. Тильда заулыбалась, села напротив.

– Роберт, Роберт, несмотря на то, что ты вырос, для меня ты все еще шестилетний мальчик, который не хочет уезжать из дома, – она зажала рот ладонью, всплакнула. Но на этот раз успокоилась очень быстро. – Сколько я тогда провела бессонных ночей, сколько пролила слез, прежде чем поняла, что ничего уже нельзя исправить. Один отрезок жизни закончился, начался новый, – вздохнула. – Я нашла новый дом, стала няней у милой малышки по имени Лиана – Джулиана. Ей было три годика. Она была такой же смышленой, как ты, Роберт. Я ей много про тебя рассказывала, – улыбнулась. – Придумала сказку про мальчика, живущего вдали от своей матушки, и сама в нее поверила. И хорошо, что поверила. Так мне было легче переносить разлуку с тобой. Так было проще заниматься воспитанием Джулианы. Я уже не пыталась сделать ее своим ребенком, своей копией. Я просто отдавала ей все лучшее, что было во мне. Когда девочке исполнилось пятнадцать, меня переселили в этот дом, – она вздохнула. – Я не знаю, сколько лет прошло с тех пор. Я перестала считать дни. Что-то внутри меня надломилось. Обида взяла меня в плен, крепко связала по рукам и ногам. Я ни о чем не могу думать, кроме нее. Иногда я стряхиваю с себя оковы, выхожу на улицу, болтаю с соседями, хожу на базар, пеку пироги, жду чуда.

– Скажи, а девочка навещает тебя? – спросил Роберт.

– Да. Лиана приходила несколько раз. Но… – усмехнулась, – это было так давно, что кажется будто этого и не было. Грустно. Грустно осознавать, что полжизни прожито, – оживилась. – Хотя, мне не на что жаловаться. У меня есть все, что нужно.

– Все, кроме любви, – сказал Роберт, положив руку поверх ее руки.

– Ты прав, – сказала Тильда, потупив взор. – Я не знаю, почему у меня ее нет. Наверно, потому что я не пыталась создать свою собственную семью, – посмотрела на Роберта. – Мало того, я отвергала всех ухажеров. И со временем их у меня попросту не осталось.

– Обидно, – сказал Роберт.

– Да, – Тильда поднялась, скрестила на груди руки, посмотрела на Роберта с долей превосходства. Спросила:

– А ты знаешь, мой милый, что сегодня особенный день?

– Нет, – ответил он.

– Сегодня день рождения Тильды! – выкрикнул звонкий девичий голос.

С шумом распахнулась дверь, на пороге появилась юная особа с громадным букетом цветов, название которых Роберт не знал.

Барышня расцеловала Тильду в обе щеки, закружила, затараторила:

– Прости, прости, нянюшка, что давно тебя не навещала. Мы с родителями путешествовали. Как всегда, уехали неожиданно и надолго. Но зато мы увидели столько всего фантастического, что мой рассказ о путешествии затянется на много лет. Я буду приходить к тебе каждый вечер и рассказывать свои сказки. Ты готова слушать, Тильда?

– Я-то готова, – проговорила она. – Да вот, боюсь, твой энтузиазм быстро пройдет. Ты ведь – егоза, непоседа. Ты, Лиана, как ветер, который невозможно удержать в горсти.

– Да нет же, нет, я… – Лиана наконец-то увидела Роберта. – Ой…

– Это мой Роберт, – сказала Тильда с гордостью.

Он поднялся, поцеловал Джулиане руку, сказал:

– Рад знакомству.

– И я, – проговорила она, чуть склонив голову.

На вид ей было не больше двадцати лет. Точеная фигурка, круглое личико, обрамленное светлыми кудряшками, густые брови, синие любопытные глаза, алые губки, прямой аккуратный носик, который украшают конопушки.

– Милая девочка, – подумал Роберт, разглядывая ее.

– Какой строгий господин, – подумала Джулиана, разглядывая бледное лицо Роберта.

У него серьезные глаза серо-зеленого цвета, большой открытый лоб мыслителя, черные аккуратно подстриженные волосы, нос прямой, чуть расширяющийся книзу, губы средней величины, не узкие и не толстые, а такие, как надо, такие, как нравятся Джулиане. Подбородок у Роберта чуть заострен и приподнят вверх. Он смотрит на мир с превосходством или этот жест – всего лишь попытка скрыть свой страх перед неизвестностью?

– Интересно будет познакомиться с вами поближе, господин мыслитель, – думает Джулиана. А вслух говорит:

– Значит, это и есть твой сын, Тильда?

– Да, да, это мой дорогой Роберт, – ответила та, прижав Роберта к груди.

– Он очень красивый, – сказала Лиана, чуть склонив на бок голову. Она совершенно освоилась. Видя, что Роберт смущен и растерян, она решила поиграть с ним. Тильда поняла ее замысел. Ей давно хотелось, чтобы между молодыми людьми возникла симпатия. И вот…

– О, да, Роберт – красавец, – проговорила нараспев Тильда. – Он красивейший из мужчин. По нему сходят с ума принцессы и простолюдинки.

– А что же делает он? – глядя Роберту в глаза, спросила Лиана.

– О, он мечтает о такой барышне, как ты, моя милая Джулиана, – ответила Тильда, толкнув Роберта в бок. – Так ведь, сынок?

– Так, – ответил он вполне искренне.

В миндальной долине он мечтал о любви. Он надеялся встретить девушку, похожую на фрау Сьюзен, и вот… Лиана ничуть не хуже Сьюзен. Ничуть. Она нравится ему даже больше, чем огненно-рыжая хозяйка миндальной долины.

– Наверно, судьба не зря свела нас в доме Тильды, – думает Роберт, разглядывая Джулиану. – Может быть, пришло время, и несбыточные мечты станут реальностью?

– Я тоже мечтала о таком юноше, как Роберт, – призналась Джулиана, продолжая неотрывно смотреть на Роберта. – Но я опасаюсь того, что за красивой внешностью скрывается бездушное существо.

– Твои подозрения легко проверить, – сказала Тильда.

– И как? – Лиана с интересом посмотрела на нее.

– Поцелуй его, – предложила Тильда.

– С радостью! – воскликнула Джулиана.

И прежде чем Роберт успел что-то понять, она подбежала к нему, поцеловала в щеку и проговорила с улыбкой:

– От Роберта пахнет солнцем и миндалем. Чем вы занимаетесь, Роберт? Вы выращиваете миндаль?

– Я живу в миндальной долине, занимаюсь бухгалтерскими делами, – ответил он, стараясь не обращать внимания на горящую от поцелуя щеку.

– А в наших краях вы по делам? – Джулиана посмотрела на него с любопытством, подумала:

– Какой стеснительный юноша. Пытать его вопросами – одно удовольствие. С каждой минутой он нравится мне все больше и больше, но, зная свой влюбчивый характер, я должна остерегаться стремительно возникших чувств. Уж сколько раз я очаровывалась, а потом разочаровывалась и сильно страдала из-за того, что влюбилась в никчемного человека. Мне не хотелось бы ошибиться в Роберте. Ужасно не хотелось.

– Какое дело привело вас к нам? – спросила она с улыбкой.

– Я приехал навестить родителей, – ответил он, улыбнувшись ей в ответ.

– Родителей? – Джулиана повернулась к Тильде. – Значит, история про мальчика – правда? Но, где же тогда его отец? Почему он ни разу не навестил тебя, Тильда?

– Ты задаешь так много вопросов, милая, что мы с Робертом не знаем, кому из нас на них отвечать, – проговорила Тильда, погрозив ей пальцем.

– Где родители Роберта? – спросила Джулиана.

– Они живут у реки на Малиновой улице, – ответила Тильда. – А Роберт давно не был здесь и заблудился. Заблудился, чтобы встретиться с тобой.

– Заблудился, чтобы встретиться со мной, – повторила Джулиана с улыбкой. – Это так романтично, что не может быть правдой, – посмотрела на Роберта. – Хотя, я рада, что все так вышло. А вы?

– Я тоже рад, – ответил Роберт. – Я узнал, где живет Тильда. Теперь я смогу навещать ее.

– Когда вы придете в следующий раз? – спросила Джулиана.

– Завтра, – ответил он. – Завтра в полдень.

– Прекрасно! Значит, увидимся завтра в полдень, – сказала она, поцеловала его в другую щеку и умчалась.

– Егоза, – проговорила Тильда, глядя ей вслед. Повернулась к Роберту. – Ты огорчен?

– Да, – ответил он, усевшись на стул. – Вернее, я растерян, потому что не знаю, как вести себя с юными барышнями, о чем с ними говорить.

– Я так и думала, – сказала Тильда со вздохом, села напротив. – Ты, Роберт, – совершенный ребенок. Совершеннейший.

– Да, я – шестилетний мальчик, которого научили законам грамматики, математики, астрономии, но забыли при этом преподать уроки жизни, – проговорил он, обхватив голову руками.

– Милый мой, уроки жизни человек постигает сам, – сказал Тильда назидательно. – Слушай свое сердце, доверься ему. Иди вперед и ничего не бойся.

– Попробую, – пообещал он.

Они обнялись на прощание. Роберту показалось, что за эти несколько часов Тильда помолодела. Во всяком случае, глаза у нее заблестели, и голос стал звонче.

– До завтра, матушка, – сказал Роберт.

– До завтра…

Встреча с родственниками была не такой радостной. Слуга не сразу впустил Роберта в дом. Пошел с докладом к хозяину. Роберт слышал, как тот пробурчал:

– Что там?

– К вам некто Роберт, – ответил слуга.

– Какой еще Роберт? Что ему нужно?

Послышались шаркающие шаги. Распахнулась дверь.

– Вы Роберт? – спросил старик, пробуравив его недобрым взглядом маленьких бесцветных глаз.

– Здравствуй, отец, – сказал Роберт как можно спокойнее, хотя внутри все клокотало. Ему хотелось выкрикнуть во все горло:

– Ты забыл кто такой Роберт, так я тебе сейчас напомню. Роберт – твой сын, твой первенец, которого ты вышвырнул из дома, как паршивого котенка. Но, несмотря на это, он жив, здоров и по праву первородства наследует все твое состояние.

Роберт не сказал этого, потому что слишком жалкий вид был у старика, стоящего в дверном проеме.

– Ро-о-о-б… – губы старика затряслись, на глазах выступили слезы. Он сделал шаг вперед, обнял Роберта. – Здравствуй. Входи. Хорошо, что ты приехал. Мы искали тебя, но никак не могли найти. Мама очень плоха. Она хотела тебя видеть. Но сейчас она спит. Не будем ее тревожить. Давай посидим в гостиной.

Он уселся в свое любимое глубокое кресло. Роберт сел напротив на старый, затертый диван. Огляделся. За время его отсутствия в гостиной ничего не изменилось. Два кресла, диван, дубовый стол на восемь человек, массивные стулья с высокими спинками. В углу большие часы с медным маятником. На стенах картины неизвестных мастеров. На окнах портьеры из тяжелого зеленого бархата. Большая бронзовая люстра со множеством хрустальных подвесок, которые мелодично позвякивают на сквозняке.

– В прошлый раз ты так неожиданно уехал, что мы огорчились, – заговорил отец, глядя мимо Роберта. – Огорчились и решили никогда больше с тобой не общаться. Но, обстоятельства вынуждают нас нарушить данное решение, – вздохнул. – Перед смертью нужно получить прощение грехов, чтобы обрести вечный покой, – посмотрел на Роберта. – Я в это не очень-то верю, но все об этом говорят. Да и твоя мать вбила себе в голову, что все несчастия в нашей семье происходят из-за того, что мы оттолкнули тебя. Но мы ведь не отталкивали тебя. Нет. Мы определили тебя в лучшую гимназию. Мы дали тебе прекрасное образование. Ты запросто мог бы продолжать семейные традиции, как это делают твои сестры и брат, а ты взял и уехал, не сказав никому ни слова. Пропал на целых десять лет…

– Не на десять, а на восемь, – поправил его Роберт. – Не преувеличивай, отец.

Этот разговор Роберту не нравился. Он вообще не хотел ворошить прошлое. Он надеялся, что все будет по-другому. Думал, родители обрадуются его возвращению, соберут всех своих детей вместе за обеденным столом, устроят праздничный ужин. А вместо этого Роберту приходится выслушивать брюзжание старика о том, какой у них негодный сын.

– Ты никогда не умел вести себя, Роберт, – сказал отец, поднявшись. – Ты – неотесанный болван, эгоист, возомнивший…

– Хватит, – Роберт вскочил, сжал кулаки. Ему захотелось ударить старика ладонью по губам. Так, как он сделал это когда-то в далеком детстве. Но он сдержался. Он приехал в родительский дом для того, чтобы остановить маятник, а не для того, чтобы еще сильнее его раскачивать.

Часы в гостиной пробили три раза. Слуга принес чай. Сказал, что хозяйка проснулась, но спускаться вниз не желает.

– Проводите этого господина к ней, – сказал старик, кивнув в сторону Роберта.

– Слушаю-с, – слуга склонил голову. – Прошу-с.

Роберт пошел следом за ним. Ему стало грустно от того, что дом стал ветхим и таким же дряхлым, как его отец. Ступени скрипели, поручни шатались, пахло плесенью и сыростью. На всем лежала печать тлена и умирания.

– Почему? – мысленно спросил Роберт. – Неужели из-за того, что в душах этих людей нет любви? Или виной всему – маятник зла, который мне предстоит остановить.

Слуга распахнул дверь в комнату. В нос ударил запах карболки. Роберт перешагнул порог, воскликнул:

– Мама! – упал к ногам сухонькой старушки с безжизненным взглядом выцветших глаз. – Мамочка!

Было трудно поверить, что женщина, которая сидела пред ним – его мать. Роберт помнил ее другой: веселой, жизнерадостной, молодой, одетой в яркие дорогие наряды. Ему не верилось, что за восемь лет произошло такое фантастическое превращение. Его мама выглядит старше Тильды, старше своего мужа, хотя намного моложе их.

– Мама, – простонал Роберт, уткнувшись ей в колени. – Милая моя, любимая моя мамочка, как я рад видеть тебя.

От этих слов она словно пробудилась. Взгляд потеплел.

– Роберт, сынок. Как хорошо, что ты приехал, – голос ее дребезжит. Видно, что ей трудно говорить. – Отнеси меня в сад, пожалуйста. Я так хочу подышать свежим воздухом, полюбоваться цветами.

Роберт подхватил ее на руки, понес вниз. Его напугала невесомость ее тела.

– Что с тобой, мама? – спросил он, усадив ее на скамью под деревом.

– Я умираю, Роберт, – ответила она с улыбкой.

– Нет, этого не может быть, – проговорил он растерянно. Принялся растирать ее холодные руки, словно это могло остановить необратимые процессы, происходящие в организме матери.

– Роберт, ты должен мне поверить. Я знаю, что завтра в полдень все закончится, – проговорила она, глядя вдаль. – Я вижу ангелов, зовущих меня. Я уговорила их подождать до завтра. Я знала, что ты приедешь сегодня. Мне нужно было прижать тебя к своей груди и отдать тебе всю свою любовь и нежность, которых ты был лишен. Прости меня, мой мальчик.

Роберт прижался к ее груди и заплакал.

– Мама, что такое? – раздался над их головами грозный голос. – Зачем вы вышли? Доктор строго-настрого запретил вам…

– Я не желаю слушать про докторов, Робин, – отмахнулась она. – Иди читай нотации своему отцу. Дай нам с сыном побыть наедине.

– С сыном? – Робин побагровела. – Ты называешь сыном этого изгоя, бросившего вас? Да он…

– Заткнись, – рявкнул Роберт, сжав кулаки.

Робин фыркнула и убежала в дом, а старушка прижала ладони к губам и рассмеялась. Когда Роберт вновь уселся на скамейку, она сказала:

– Если бы ты знал, сынок, как они меня измучили. Но больше всех надо мной издевается, Ирод.

– Ирод – царь Иудейский? – спросил Роберт, решив, что мать потеряла рассудок.

– Никакой он не царь, – отмахнулась она. – Неужели ты забыл имя своего отца?

– Ты хочешь сказать, что имя моего отца – Ирод? – Роберт удивленно посмотрел на нее.

– Да, – подтвердила она. – А меня он называл Иродиадой, хотя мое настоящее имя Лора, – усмехнулась. – Раньше мне это нравилось. Я гордилась своим новым именем, пока не узнала, какая жестокая женщина его носила. Она погубила Иоанна Крестителя только за то, что тот говорил ей и Ироду правду, призывал к покаянию. Иродиада уговорила дочь, чтобы та сплясала перед Иродом танец вакханки, а потом потребовала у мужа подать ей голову Иоанна на серебряном блюде. Он выполнил ее приказ. А через некоторое время Иродиада получила на таком же блюде голову своей дочери. Девушка перебегала через реку и провалилась под лед. Она не подумала о том, что лед слишком тонкий и острый, как меч, а она не такая легкая, чтобы бегать по тонкому льду, и поплатилась за свою беспечность. Лед треснул, девушка провалилась между льдинами, которые вонзились в ее шею. Она извивалась в диких конвульсиях, пока не лишилась головы. Острые, как ножи льдины перерезали ей горло. Очевидцы утверждали, что девушка дергалась так, словно плясала адский танец в угоду Ироду… – вздохнула. – Все закономерно: зло породило зло, за зло воздалось злом. Прошу тебя, милый, не мысли зла. Никогда. Хорошо?

– Хорошо, – пообещал он.

– Пожалуйста, отнеси меня обратно. Я устала, – попросила она, виновато улыбнувшись.

Он подхватил ее на руки, понес в дом.

– Ах, какое блаженство я испытываю! – проговорила она. – Я – счастливейшая из женщин. Теперь я ничего не боюсь. Я даже рада, что завтра все закончится.

– Можно попросить тебя об одном одолжении, – сказал Роберт, усадив ее на кровать.

– Конечно.

– Прикажи накрыть стол в гостиной, – попросил Роберт. – Мне хочется хоть раз посидеть за большим семейным столом, посмотреть на своих родственников, почувствовать себя членом большой семьи.

– Прекрасная идея! – воскликнула она. – Мы устроим прощальный ужин при свечах. Только о том, что этот ужин прощальный, мы не скажем никому.

– Никому не скажем, Лора, – повторил Роберт.

– Позови слугу, я отдам распоряжение, – сказала она.

Роберт поцеловал ее холодную руку, вышел.

В семь часов вечера в гостиной накрыли стол, зажгли свечи. Лора надела свое любимое платье, подрумянила щеки, подкрасила глаза, губы.

– Мама, ты помолодела лет на двадцать! – воскликнул младший сын Риф. – Встреча с Робертом вернула тебя к жизни.

– Да, мой милый, – проговорила она. – Я надеюсь, что вы подружитесь, и мы будем частенько собираться за этим столом.

– Это было бы замечательно, – сказал Риф, уплетая жаркое. Ему едва исполнилось восемнадцать, и у него был зверский аппетит, а отец считал, что много есть вредно, и нередко оставлял детей без ужина. Поэтому приезд брата Риф воспринял, как подарок судьбы. И если теперь такие вечера станут постоянными, он наконец-то избавится от постоянного чувства голода.

– Если Роберт останется с нами, жизнь наладится, – думал Риф, поглядывая на брата.

Роберт был ему симпатичен. В прошлый раз, когда Роберт приезжал в гости, они с Рифом виделись мельком и ни о чем не говорили. Им было не о чем разговаривать. Рифу шел одиннадцатый год, а Роберту уже исполнилось двадцать два. Колоссальная разница в возрасте не позволила им сблизиться. Зато теперь ему есть, что рассказать Роберту. Есть о чем спросить его. Ему не терпится пожаловаться на сестер, этих злых эгоисток, которые всем недовольны и всегда пребывают в унынии. Вот и сейчас они сидят с кислыми минами, искоса поглядывают на Роберта и хотят поскорее выпроводить всех из-за стола.

– Мама, вам пора отдыхать, – сказала Робин строгим голом.

– Позволь мне самой решать, что делать, а что нет, – проговорила Лора, взяв бокал. Рука дрогнула, бокал упал и разбился.

– Я же говорила, говорила, что вам пора в постель, – закричала Робин раздраженно. – Я с самого начала была против этого застолья. Что за глупость, сидеть за столом и смотреть на трясущихся старцев…

Роберт стукнул кулаком по столу с такой силой, что подпрыгнули бокалы, встал, а Робин плюхнулась на стул, вжала голову в плечи. Грозный голос брата ее напугал. Она решила немного помолчать.

– Тот, кто не желает сидеть за этим столом, может проваливать, – сказал Роберт. – Но вначале этот некто должен попросить прощения у прекраснейшей из женщин по имени Ма-ма.

– Прости, – пробубнила Робин, выскочив из-за стола.

– Не сердись на нее, сынок, – попросила Лора. – Она хорошая, добрая девочка, просто она немного устала. Ухаживать за больным человеком нелегко.

– О, да, если учесть, что в доме полно слуг, то ее жизнь просто невыносимо трудна, – проговорил Роберт с изрядной долей иронии. Лора улыбнулась, посмотрела на мужа, спросила:

– Ты что-то хочешь сказать, милый?

– Да, – он закашлялся. – Мы хотели обсудить завещание. Думаю, сейчас, когда все в сборе, для этого самое подходящее время.

– Нужно позвать Робин, – сказала средняя дочь Рахиль и побежала за сестрой.

Они обе вошли и встали у двери, скрестив на груди руки. Роберт расхохотался:

– Вы похожи на каменных идолов с острова Пасхи.

– До Пасхи еще далеко, – сказала Рахиль, не поняв его юмора.

Она не была расположена к шуткам, Роберт ее раздражал. Да и разве можно веселиться, когда решается вопрос о наследстве, от которого зависит их жизнь, их судьба. Ей не хотелось, чтобы все состояние родителей досталось этому негодному Роберту, которого отец выгнал из дома. Поделить деньги на всех было бы тоже неверно. Рахиль считала, что им с сестрой должно достаться три части, а четвертую пусть делят между собой мужчины. Мать она в расчет не брала. Она знала, что ей недолго осталось жить в этом доме. Она ее жалела, но не знала, как облегчить ее страдания, поэтому старалась не докучать ей. Она навещала мать лишь тогда, когда сама того хотела. Вначале их встречи были частыми, а потом сократились до двух раз в месяц. Но и этого для Рахили было много. Она не знала, о чем говорить с больной женщиной. Ей – двадцатилетней девушке – было не интересно обсуждать то, что занимало ее умирающую мать. Одного хотелось ей: поскорей бы все закончилось. Поскорей.

Каждое утро Рахиль говорила себе:

– Вот-вот-вот и это произойдет.

Но каждый новый день приносил ей разочарование. А тут еще так некстати приехал братец. Его приезд оживил умирающую, отодвинул страшное событие на неизвестный срок. И отец занес над головами детей Дамоклов меч, решив поговорить о наследстве.

– Мы слушаем тебя, папа, – сказала Робин. – Говори. Ты здесь главный, – она метнула огненный взгляд на Роберта. Тот усмехнулся, подумал:

– Мне жаль тебя, детка. Ты так запуталась в собственной злости, что навряд ли сможешь выбраться. Я попытаюсь тебе помочь. Хотя чувствую, что мои попытки обречены на провал.

– Итак, дети мои, хочу сказать вам, что по семейной традиции, которая ведет свое летоисчисление с давних-давних времен, все наше состояние передается старшему ребенку в семье, – проговорил глава семейства, поднявшись. – Значит, все наше состояние наследует Роберт по праву первородства. Но… – он закашлялся.

Робин метнулась к столу, подала ему стакан воды, усадила. Старик оценил ее заботу. Он похлопал ее по руке, одобрительно кивнул, улыбнулся и продолжил:

– Но покинув наш дом двадцать три года назад, Роберт потерял все свои права на наследство. Поэтому мы отдадим ему вот эти старинные часы с маятником, доставшиеся мне от пра-пра-прадеда. Этим часам нет цены. Они – бесценны. Думаю, Роберт сможет распорядиться этим сокровищем с умом. Так ведь, Роберт?

– Постараюсь, – ответил тот. – Спасибо, отец, за царский подарок.

– Я рад, что угодил тебе, сынок, – он пристально посмотрел на Роберта, подумал:

– Не зря я невзлюбил этого мальчишку. Он умнее меня. Даже сейчас, видя вопиющую несправедливость, он спокоен. Ему не нужны мои богатства. У него есть свое – открытая, добрая душа. А вот у детей, которые жили с нами, этого нет. Риф, пожалуй, не так испорчен, как девицы, но и в нем есть чертовщинка. Есть, я ее вижу, чувствую.

– Итак, продолжим, – глава семейства побарабанил пальцами по столу. – Все наследство мы разделим на четыре части. Одну – нам с Иродиадой, одну – Робин, одну – Рахили, одну – Рифу, все по справедливости. А, когда нас не станет, наша часть отойдет Робин.

– Несправедливо, – фыркнула Рахиль. – Чем Робин лучше нас с Рифом?

– Тем, что родилась раньше вас, – ответила Робин, показав ей язык.

Часы пробили десять раз.

– Пора спать, – сказала Лора. – Роберт, проводи меня в комнату.

– Хорошо, мама, – сказал он, поднял ее на руки, понес наверх.

– Наконец-то закончился этот безумно долгий ужин, – сказала Рахиль, плюхнувшись в кресло напротив отца. – Я устала так, словно копала землю.

– А мне ужин понравился, – сказал Риф. – Давайте хотя бы изредка устраивать такие вечера.

– Вот еще, – нахмурилась Робин. – Я не намерена сидеть за одним столом с нашим братцем – этим самодовольным индюком. Как хорошо, что он никогда с нами не жил. Надеюсь, он не задержится здесь надолго.

– Я тоже на это надеюсь, – проговорила Рахиль.

– Думаю, он пробудет здесь не больше недели, – проговорил глава семейства, глядя на большие часы. – Да. Так и будет.

– Неделя – это не так уж мало, – сказала Робин.

– Немало, ты права, но это – ничто по сравнению с вечностью, – сказал старик, поднялся и шаркающей походкой пошел к себе.

Роберт принес мать в комнату, уложил в постель. Она поцеловала его в лоб, сказала:

– Я и впрямь – счастливейшая из женщин, сынок. Спасибо тебе. Ты подарил мне столько радостных минут, что у меня выросли крылья.

– Смотри далеко не улетай, – попросил ее Роберт.

– Хорошо, – сказала она и закрыла глаза.

Роберт потихоньку вышел. Он спустился в сад, сел на скамейку под деревом, задумался. Не заметил, как подошел Риф.

– Не помешаю? – спросил он.

Роберт вздрогнул, голос брата его испугал, он забыл, что в доме еще есть люди. Посмотрел на Рифа, спросил:

– Ты хочешь со мной поговорить? – тот кивнул. – Присаживайся.

Риф уселся рядом, заговорил с особым юношеским задором.

Чувствовалось, что ему не с кем поболтать по душам и он несказанно рад, что такая возможность ему наконец-то представилась.

– Я счастлив, что у меня есть такой взрослый брат. Здорово, что ты приехал. А, если ты поселишься здесь, будет еще лучше. Нам тебя не хватало. Во всяком случае, нам с мамой. Она очень страдала все эти годы. Я слышал, как они с отцом ссорились из-за тебя. Мне было странно слушать их перебранку. Я удивлялся, почему они не любят тебя так, как нас. Однажды я даже спросил: «Он что, вам не родной?» Мама вскрикнула, замахала на меня руками, а отец расхохотался и ушел к себе. Тогда они мне так ничего и не ответили. И я решил, что ты – им не родной сын, иначе, как еще можно все это объяснить. Но теперь я вижу, что заблуждался, придумывая свою историю. Мы все похожи друг на друга, почти как близнецы. Никто не скажет, что мы – не родные люди.

– Внешнее сходство – это не главное, – сказал Роберт. – Сходство должно быть духовным. Тогда и только тогда жизнь наполнится яркими красками радости.

– У нас этого нет, – вздохнул Риф. – У нас сплошная чернота, словно мы живем в подземелье и никак не хотим его покинуть. Нас никто не держит в этом подземелье. Мы сами упорно держимся за него, не желаем расстаться с вековыми предрассудками, накопленными нашими предками, – усмехнулся. – Мы – не бедные люди, но дрожим над каждым пенсом. У нас большой сад, но в нем почти нет цветов. У нас много слуг, но все они злые и завистливые люди.

– Берут пример с хозяев, – вставил свое слово Роберт.

– Наверно, – сказал Риф, поднялся. – Ладно, пойду, мне завтра рано вставать. Я беру уроки верховой езды. Хочешь со мной?

– В другой раз, – сказал Роберт.

– Ловлю на слове, – Риф протянул ему руку. – Доброй ночи, брат.

– Доброй ночи, Риф.

Утром Роберт поднялся в комнату матери. Она крепко спала, улыбаясь чему-то во сне. На щеках играл румянец, дыхание было ровным, спокойным. Роберт опустился на колени, поцеловал ее в теплую щеку. Она не проснулась. Он вышел, тихонько закрыв дверь.

– Наверно, мама ошиблась насчет своего ухода, – подумал он. Отправился в сад.

Ровно в полдень, с последним ударом часов раздался истошный крик Рахили:

– Ма-а-а-а-ма!

На этот крик сбежались все домочадцы. Рахиль стояла у раскрытой двери, держалась за живот и голосила:

– Почему? Почему? Почему? Почему это досталось мне?

– Потому что сегодня твой день, – сказала Робин с издевкой. – Ты сама выбрала эту участь, сестричка.

– Какая же ты жестокая, Робин, – процедила сквозь зубы Рахиль.

– Ты не лучше, – парировала та.

Она отодвинула сестру от двери, вошла в комнату. Посмотрела на улыбающееся лицо матери, сказала:

– Спасибо тебе за все, – вытащила из шкафа сундучок с драгоценностями, прошла мимо плачущей сестры в свою комнату.

Вернувшийся домой, Риф стремглав помчался наверх. Замер на пороге. Ему не хотелось верить, что мамы больше нет. Он с большим трудом сделал несколько шагов, опустился на колени, сжал холодную руку матери, и заплакал. Он поднялся с колен лишь тогда, когда в комнату вошел отец. Они обнялись.

– Оставь нас, – попросил старик, подтолкнув Рифа к двери.

Закрылся и вышел через час еще более сгорбленным и старым.

– Нужно что-то сделать, – сказал он, ни к кому не обращаясь. – Что-то, что делают в таких случаях.

– Отец, никто из нас не знает, что делают в таких случаях, – простонала Рахиль. Она сидела на полу и раскачивалась из стороны в сторону. – Для нас это – шок. Это…

– Нужно отнести маму вниз, – сказал Роберт.

Он сделал глубокий вдох, перешагнул порог, посмотрел на мать. Она лежала в той же позе и улыбалась. Только румянец исчез со щек.

– Надеюсь, тебе хорошо, – проговорил Роберт, погладив ее по голове. – Спи спокойно, дорогая, пусть ангелы, которых ты видела, оберегают тебя.

– Пусть, – раздался рядом тихий голос.

Роберт обернулся. Никого. Только штора покачивается от ветра, да в открытое окно заглядывает смешная птичка с оранжевым хохолком на макушке и что-то щебечет.

– Все будет хорошо, – прошептал Роберт, склоняясь над кроватью.

Происходящее было похоже на сон. Роберт медленно выпрямился, взял на руки холодное тело матери, понес его вниз…

Дом наполнился людьми и звуками. Роберт ничего не понимал, не воспринимал. Он механически делал то, что ему говорили. Зачем нужно это делать? Так принято…

Роберт начал воспринимать реальность только после похорон. Он сидел в гостиной, смотрел на старинные часы и думал о том, что еще один отрезок жизни завершен. Отрезан. Ему, Роберту, нужно что-то делать. Но он не знает, что.

– Останешься? – голос Робин ударил его в сердце:

– Да, – машинально ответил Роберт, думая о двуличии сестры.

У могилы матери она несколько раз прижималась к его груди, просила не бросать ее, стать ей защитником, опорой. Он что-то ответил.