Текст книги "Olvido – Забвение"

– 6 —

Зинка сидела в своей комнате и боялась выйти. Так все вчера глупо вышло. Она не могла объяснить, зачем позвала этого Кольку к себе. Он ей совсем не нравился. Зинка наморщила лоб, вспоминая, с чего все началось. Они, как всегда, сидели на площадке напротив дома. Пришел Колька и угостил всех сигаретами, как-то уж чересчур ехидно предупредив, что сигаретки с сюрпризом. Потом, резко повернувшись к Зинке, спросил, не испугается ли она.

– Я ничего не боюсь, – по-взрослому ответила Зинка.

– Значит, ты уже про все знаешь? – ехидно поинтересовался Колька.

– Знаю, – зло бросила Зинка.

– И про это тоже знаешь? – не унимался Колька.

– Знаю про все, отстань, зануда. Давай сюда свои сигареты.

– Держи, – улыбнулся он, протягивая ей сигарету не из пачки, а из кармана. И поднося зажигалку, шепнул:

– Спешел фор ю. Должна будешь.

– Ладно, разберемся, кто кому будет должен, – нарочно громко ответила она, сделав глубокую затяжку и выпустив дым прямо в довольное Колькино лицо.

Он хохотнул и отошел в сторону. А Зинка картинно затягивалась и выпускала дым, понимая, что Колька не зря говорил про какой-то сюрприз. Сигареты были более сильные, чем обычные, а уж толк в табаке она знала. Она мастерски таскала у пьяного отца целые пачки сигарет. А потом продавала по одной сигарете одноклассницам. Девчонки с завистью смотрели, как Зинка пускает кольца дыма. А уж с каким знанием дела Зинка говорила о достоинствах того или иного табака! Она даже пробовала папиросы, стащив их у деда. Но то, что она курила сейчас, было совсем ей не знакомо. От каждой затяжки кружилась голова, и перед глазами мелькали странные разноцветные звездочки. В голове возникали мысли одна безумнее другой. Внутри разгорался пожар, толкающий совершить что-то из ряда вон выходящее. Но Зинке было стыдно выбросить сигарету. Она должна была всем утереть нос. Ей хотелось славы, всеобщего внимания.

– Хочу быть царицей! – громко закричала Зинка, сделав последнюю затяжку. – Велю всем пасть предо мной на колени!

– У тебя, Зиночка, крыша поехала, – усмехнулся Колька, прижав ее к себе.

– У меня не крыша, а мама куда-то поехала, понял, – расхохоталась Зинка, отталкивая его.

– О, это нас вполне… Значит идем к тебе? – обрадовался Колька.

– Вот именно, повелеваю идти ко мне! – хлопнула в ладоши Зинка. – Только ты, мой верный раб, должен нести меня на руках. Ты же не допустишь, чтобы твоя госпожа наступала на лягушек. Здесь их столько…

– Где? – дружно завизжали девчонки, забравшись на лавку с ногами.

– Малышки, это Зинуля так шутит, – сказал Колька, перебросив Зинку через плечо, словно мешок.

– Ой, больно, пусти! – завопила она и заколотила его по спине. Он поставил ее на землю, но она, сделав несколько шагов, упала и закричала не своим голосом.

– Колька, убери от меня этих лягушек. Фу, какие они мерзкие и огромные. Снимите их с меня. Колька, веди меня домой.

Он грубо дернул ее за руку, поднимая с земли, и потащил за собой к подъезду. На лестнице Зинке никак не удавалось поставить ногу на нужную ступеньку. Она хохотала, а Колька грубо толкал ее в спину, повторяя:

– Шевелись быстрее, глупая гусыня. А то мы до утра на твой второй этаж не заползем с такими темпами.

Он сам открыл дверь ее ключами, а потом запер изнутри, оставив ключ в замке. Кольку ничуть не смутило, что на диване храпел Зинкин пьяный отец. А когда она попыталась его разбудить, Колька зажал ей рот и сказал:

– Пусть отдыхает, не стоит его тревожить. Пойдем сразу в твою комнату. Которая твоя? Зинка показала. Колька втолкнул ее в комнату, закрыв за собой дверь, спросил:

– Замка нет? Плохо, очень плохо. В следующий раз чтобы был, поняла?

Зинка ничего не поняла. Она часто-часто моргала, отодвигаясь от Кольки. А он вел себя по-хозяйски.

– Так, свет нам не нужен. А вот покурить тебе уже пора, смелая Зинка.

Он раскурил сигарету и протянул ей. Она замотала головой, пытаясь отказаться. Колька ее пристыдил.

– Неужели струсила? Неужели мне придется всем рассказать, что ты только на публике храбрая, а на деле – самая настоящая трепачка…

– Давай сюда свою сигарету, – разозлилась Зинка.

Ей очень не хотелось выглядеть дурой. Ей не хотелось потерять свой авторитет среди одноклассников. Поэтому она взяла протянутую сигарету, хотя понимала, что делает это зря. А, чтобы оправдать свою трусость, добавила:

– Я просто не хотела, чтобы в комнате табаком пахло.

– О, если дело только в этом, то мы откроем окошко, и все выветрится моментально.

Пока он открывал окно, Зинка сделала затяжку и снова, почувствовав в себе странный прилив бредовых идей, рухнула на кровать со словами: «Я царица!»

– Царица, царица, – ехидно бубнил Колька, снимая с неё одежду.

Зинка совершенно не сопротивлялась. Она была безвольной куклой в его руках. Когда на Зинке совсем не осталось одежды, Колька очень ласково попросил:

– Покажи, как ты умеешь колечки из сигаретного дыма пускать.

Зинка затянулась и, сложив губы буквой «О», выпустила несколько ровных колечек.

– Еще, еще, у тебя такие потрясающие колечки выходят, залюбуешься.

Пока Зинка демонстрировала свое умение пускать дым колечками, запрокинув голову, Колька раздевался. Когда Зинка выпустила последний дым и опустила голову, то увидела прямо перед собой обнаженного мужчину. Она даже не поняла, откуда вдруг в ее комнате голый человек, но это не смутило, а развеселило ее.

– Ой, мужчина, вы ко мне? Я, признаться, не ждала. Мне вас неловко одетой встречать. Погодите, я тоже разденусь…

– Кончай базарить, – резко оборвал ее Колька и грубо навалился сверху всем весом своего тела.

Зинка понимала, что надо сбросить его, надо что-то сделать. Но ее тело было каким-то безвольным, вялым. Руки, ноги, голова существовали сами по себе, совершенно не слушаясь друг друга. Зинке не было страшно. Ей было просто противно, что кто-то так бесцеремонно придавил ее к кровати. Она рассердилась, завопила:

– Пусти, урод!

– Замолчи, а то ударю, – пригрозил Колька. – Я тебя сразу предупредил, что должна будешь, вот и расплачивайся. Поняла?

– Нет, не поняла ничего, – выпалила Зинка.

– Сейчас поймешь, – сквозь зубы процедил Колька и сильно ударил Зинку по лицу.

Она почувствовала соленый привкус крови во рту, а из носа потекла тонкой струйкой какая-то жидкость. Зинка машинально прижала ладонь к лицу. Колька тут же скрутил ее другую руку так, чтобы Зинка не могла сопротивляться.

– Все кончено, – с ужасом подумала Зинка и закрыла глаза.

Но, точно гром среди ясного неба, раздался пронзительный визг. Зинка не поняла, что это вернулась мама, что это она кричит и топает ногами. Колька от испуга и неожиданности разжал руки, и Зинка толкнула его ногой в живот. От неожиданности Колька свалился на пол. На его голову обрушились удары, которые наносила Зинкина мама. Зинка ликовала. Мама спасла ее от позора, выставила Кольку полным идиотом. Он получил по заслугам. Он теперь ни за что не посмеет сунуться в их дом, не посмеет обидеть ее, не посмеет ничего рассказать, потому что тогда она тоже всем расскажет, как он пулей вылетел на лестницу, спасаясь от карающей руки тети Риммы…

Все это было вчера. А сегодня Зинку мутит так, что она боится пошевелиться. Тошнота добралась уже до самого горла. Голова разламывалась так, будто кто-то вбивал ей в темечко гвозди, чтобы сделать мучения невыносимыми. Лицо было настолько опухшим, словно она вместе с отцом пила несколько дней подряд. Под носом запеклись две струйки крови.

– Ой, больше не могу, – закричала Зинка, пробежала в туалет, упала на колени перед унитазом. Мерзкая желто-красная жидкость вылилась из ее рта, причинив страшную боль. Римма приоткрыла дверь в туалет и уставилась на рыдающую Зинку, у которой не прекращалась рвота. Она долго стояла молча, а потом, погладив Зинку по голове, сказала:

– Все будет хорошо, дочка. Не плачь. Сейчас я тебе чаю крепкого сделаю.

Зинка жадно пила чай, боясь поднять глаза на мать.

– Горе ты мое луковое, – вздохнула Римма.

– Прости меня, мамочка, – бросившись матери на шею, простонала Зинка.

Римма прижала дочь и разрыдалась вместе с ней.

– Что же ты такое творишь, Зинаида? Мне и так житья нет из-за отца-алкоголика. Егорка пропал. А ты по мужикам в пятнадцать лет таскаться начала…

– Мамочка, он сам пришел, я его не звала. Я не хотела. Ты меня от позора спасла. Он ничего мне не сделал, только по лицу ударил, – завопила Зинка.

– Так он на тебя напал с целью насилия? – отшатнулась Римма.

– Да, да, да! Но у него ничего не вышло. Ничего. Мы его вытурили. Если бы ты не пришла вовремя, я даже не знаю, что было бы.

– Ладно, не будем о плохом, – успокоила ее Римма. – Все закончилось очень хорошо.

– Мам, я должна тебе во всем признаться, – Зинка поняла, что ей необходимо все рассказать матери, чтобы быть уверенной в помощи и поддержке.

Стало ясно, что Егора не зря ругал ее за вранье. Не зря повторял, что любая, даже самая малюсенькая ложь, может обернуться огромной бедой. И вот эта беда чуть было не случилась с ней. Она сама своими руками могла сломать всю свою жизнь и ужасно огорчить маму. Об отце Зинка совсем не думала в этот момент. Она была зла на него за его вечное, беспробудное пьянство, за его безразличие ко всему, кроме своего желания «залить горящие трубы», как он любил оправдывать себя. Зинка давно смотрела на отца, как на некий аппарат по переработке водки. Она выкрикивала отцу прямо в лицо, что он аппарат без чувств, мыслей, эмоций, не любящий и не ценящий никого, кроме смазки, называемой водка. Да, если бы у нее был нормальный отец, Колька ни за что не посмел бы переступить порог их дома. Он бы не посмел так нагло вести себя с ней. Зинка передернула плечами, вспоминая противное потное тело, которое дурно пахло. Она поняла, что кроме мамы никто не поможет ей, поэтому она должна, просто обязана ей все честно рассказать.

– Мам, он мне дал какую-то странную сигарету. У меня потом ужасно кружилась голова. А утром вырвало какой-то противной красно-желтой жижей. Мне так плохо, будто кто-то вбивает в голову гвозди, а потом пытается их вытащить. Все тело ломит так, точно меня били палками… Мамочка, родная моя, помоги мне, защити меня!

Зинка уткнулась матери в грудь и громко разрыдалась. Римма прижала голову дочери одной рукой, а другой гладила, гладила по волосам. Она ничего не говорила, просто гладила дочь, тупо уставившись в солнечный квадрат на стене.

– Мама, не молчи, – взмолилась Зинка. – Отругай меня, отлупи, только не молчи.

– Тише, тшш, погоди, – прошептала Римма, отстранила дочь и внимательно посмотрела ей в глаза. Зинка была похожа на испуганного, затравленного зверька, ждущего помощи.

– Одевайся, – скомандовала Римма.

– Зачем? – удивилась Зинка.

– К Матрене пойдем.

– К этой колдунье, – отшатнулась испуганная Зинка. – Нет, я к ней не пойду. Куда угодно, только не к ней…

– Быстро одевайся! – властно приказала Римма.

Поняв, что препираться бесполезно, Зинка пошла в свою комнату. Странный холодок царапнул ее изнутри. Но она попыталась списать все на свое тошнотворное состояние. Зинка взяла платье и с большим трудом натянула его. Подошла к зеркалу, чтобы причесать волосы и увидела в отражении, что по комнате мечется солнечный зайчик.

Зинка выглянула в окно в поисках того, кто мог бы так забавляться. Но двор был абсолютно пуст. Да и солнца не было. День был пасмурный. Зинка отвернулась от окна, и снова увидела прыгающего солнечного зайчика. Он метался по комнате все быстрее и быстрее. Зинка села на край кровати и замерла. Зайчик замер напротив неё на стене.

– 7 —

Тамара проснулась в прекрасном расположении духа. Её снился Андрейка. Хорошо снился. Это ее успокоило. Она потянулась, улыбнулась, вспоминая сон, и открыла глаза. Реальность удивила и обескуражила ее. Тамара поняла, что находится в совершенно незнакомом месте. Она лежит на мягкой кровати, укрытая небесно-голубым одеялом. Тамара встала и, посмотрев на свою ночную рубаху, ахнула. Это было что-то тонкое, воздушное, расшитое кружевами.

– Какая красота! – сказала Тамара, проводя рукой по тонкой ткани. – У меня никогда ничего подобного не было. Я, верно, сплю и мне все это снится. Да, да, это продолжение сна…

– Как спалось? – услышала она за своей спиной приятный женский голос, а, обернувшись, увидела высокую статную даму, которой хотелось поклониться. Что Тамара и сделала. Дама словно пришла сюда из прошлого века. Сейчас таких не встретишь. Таких показывают в исторических фильмах. Но Тамара понимала, что это – не кино, а реальность, ее нынешняя реальность, которую нужно принимать.

– Как спалось? – еще раз переспросила дама.

– Благодарю Вас, сударыня, я славно выспалась, – ответила Тамара и еще раз поклонилась даме. А про себя удивленно отметила, что такое поведение ей совершенно не свойственно. Что даже речь ее стала какой-то несовременной.

– Вот и чудесно! – улыбнулась дама. – Одевайтесь и проходите к столу.

Тамара повернула голову, чтобы посмотреть на ту одежду, которую ей предлагали надеть, ойкнула.

– Что с Вами? – поинтересовалась дама.

– Но ведь это же моя одежда! – неподдельно удивилась Тамара.

– Разумеется Ваша. А Вы, чью хотели увидеть? – дама прищурилась.

– Не знаю, – Тамара покраснела. – Здесь все такое необыкновенное, что мой обычный наряд совсем не к месту. Извините, если я огорчила Вас.

Дама улыбнулась и вышла, оставив Тамару в легком замешательстве. Та, быстро переодевшись, открыла дверь. Яркий солнечный свет ослепил её. Нежный ветерок растрепал волосы. Тамара увидела перед собой зеленую лужайку, в центре которой из огромной чаши бил фонтан. Она подбежала к нему и принялась брызгать себе в лицо холодной водой. Фонтан оживился, словно давно ждал кого-то, с кем можно было поиграть. Тамара развеселилась, как ребенок, играя с фонтаном.

– Вот и славно. Вот и умница, – услышала Тамара знакомый голос и обернулась. В массивном плетеном кресле она увидела Матрену Власьевну, которая держала на руках ребенка, укутанного в кружевные пеленки.

– Доброе утро! – сказала Тамара, сделав реверанс.

– Иди, погляди на дочку, – позвала ее Матрена. Тамара быстро подбежала и опустилась на колени перед Матреной.

В это время малышка открыла глаза, внимательно посмотрела вокруг и улыбнулась.

– Ах, как она улыбается! Здравствуй, моя дорогая! Здравствуй, моя красавица!

– Агу, – ответила девочка.

– Прости меня, золотко мое. Я буду для тебя хорошей мамой.

– Гу, агу, – отозвалась малышка. Тамара протянула к ней руки, хотела взять, Матрена не дала, приказала:

– Иди чай пей, а то самовар уже простыл.

Тамара поднялась с колен и пошла к столу. Чувство вины и стыда терзали душу. Было невыносимо тяжело из-за того, что она пыталась избавиться от ребенка. Немного успокаивало то, что это было не ее собственное решение, не ее желание. Она старалась угодить мужу, думала так его удержать. А он бесновался, кричал на нее, угрожал, требовал, чтобы она сделала аборт…

Вспомнилось, как она радостно сообщила Виктору, что беременна. Он ее радость не разделил. Как-то странно сжался и ушел от разговора. Через два дня позвал Тамару на кухню и, усадив на стул, резко чеканя слова, проговорил:

– Жизнь, Тамарка, тяжелая. Денег нам едва, едва хватает, чтобы существовать. Работа – то есть, то нет. В стране тоже бардак, того и гляди, все в тартарары полетит, а ты рожать затеяла.

– Вить, но ведь жалко же… – попыталась возразить Тамара.

– Жалко! – стукнул кулаком по столу Виктор. – А, когда твои дети с голода умирать будут, что ты тогда запоёшь? – Тамара опустила голову, не зная, что ему ответить. – А, ты не думала о том, как ты жить с дитем будешь, если со мной что-то случится?

– Что с тобой случится? – пискнула Тамара.

– Да что угодно! – крикнул Виктор. – Уйду я от тебя. Уеду в другой город. Умру, заболею…

– ???

– И не смотри на меня побитой собакой. Я тебе возможные варианты предлагаю. В жизни все может случится. Или ты решила, что я тебя не смогу бросить, если ты рожать надумаешь?

– Нет, – пересохшими губами прошептала Тамара. – Я просто сказала тебе, что беременна, считая, что это наше общее, семейное дело. А ты что, нашел другую? Ты же обещал, клялся в вечной любви…

– Да, мало – ли, что я на тебе обещал? – расхохотался Виктор. – Ладно. Я, Тамарка, против и все. Мне достаточно Андрея. Мне больше детей не надо. Не хочу я по ночам у кровати стоять. Вырос уже, поняла?

– Да, – тихо ответила она. А все внутри сжалось от невыносимой боли, тоски и пустоты. Ей показалось, что она мчится с горы на стремительной скорости, а внизу, у подножия, торчат огромные, острые камни. Впереди её ждет неминуемая гибель. И тогда она закричала:

– Нет, я должна найти выход! Я что-нибудь обязательно придумаю.

– Я тебе придумаю, только попробуй! – грозно закричал Виктор, схватил ее за руку. – Завтра же пойдешь в больницу. Я тебя сам туда отвезу.

Тамара зажала рот рукой, кивнула в знак согласия. Виктор улыбнулся.

– Так-то лучше. Люблю понимающих женщин. Умница…

Всю ночь Тамара промучилась без сна, а утром Виктор заставил ее поторопиться, чтобы быть в женской консультации первыми. Тамара безропотно подчинялась. Она не говорила ни слова, только вздыхала. Виктор вошел в кабинет вместе с ней и набросился на врача с угрозами. Та внимательно его выслушала, а потом вежливо проговорила:

– Хорошо, мужчина, я выпишу вашей жене направление на аборт, но мне надо убедиться в том, что она действительно беременна.

– Не понял? – обескураженно проговорил Виктор.

– Очень часто бывают просто физиологические отклонения, дисфункция яичников, например, которые вызывают сбои менструального цикла. Но это совсем не значит, что женщина беременна. Если вы не против, то я осмотрю вашу жену и поставлю диагноз, – сказала врач, четко проговаривая каждое слово, точно перед ней был не очень умный ученик.

– Ладно, – примирительно буркнул Виктор и уселся на стул. На лице его даже появилось подобие улыбки.

– Мне кажется, что вам будет лучше подождать за дверью, – сказала врач. – Вы же интеллигентный, воспитанный мужчина… или нет?

– Я – то? – смутился Виктор. – Я, это… у меня мама инженер… да ну вас, – с этими словами он выскочил из кабинета.

– Ну, Тамара, раздевайтесь, – посмотрев на ее испуганное лицо, добавила:

– Да успокойтесь вы. Вы же не в первый раз у врача.

Тамара кивнула и пошла за ширму. Она никак не могла унять дрожь, пока раздевалась и забиралась на кресло. Страх за себя, за ребенка, за Андрея душил ее. Тамара казалась сама себе маленьким существом, на которое нападает огромный монстр – Виктор, чтобы отнять у нее все дорогое, а, возможно, и ее жизнь.

– Н-да, – вывел ее из оцепенения голос врача. – С абортом вы уже опоздали. Срок уже двенадцать – тринадцать недель, а мы только до восьми делаем. Почему же вы только сейчас пришли?

– Я… Я не знала… Я не сразу поняла… Не могла поверить, что это произошло. Ведь нашему старшему сыну уже семнадцать. И за это время у меня никаких беременностей не было. Были задержки несколько раз, но… Поэтому и в этот раз я была совершенно спокойна. А, когда поняла, что это не просто задержка, обрадовалась. Виктору сказала, а он… – Тамара не смогла сдержать слезы и расплакалась, как маленький ребенок.

– Стоп, – врач сдвинула брови. – Так вы хотите оставить ребенка?

– Да, – ответила Тамара.

– А муж против и заставляет вас делать аборт?

– Требует, – простонала Тамара.

– Дело непростое… Беседовать с ним бесполезно. Он уже нам тут истерический концерт показывал. Хватит. Надо поступить по-умному, – она заговорщически подмигнула Тамаре. – Я вам выпишу направление на аборт…

– Как? – вскрикнула Тамара.

– Это нужно вашему мужу, – рассмеялась врач. – Ведь он пришел сюда именно за этой бумажкой. Вот мы ему ее и дадим…

– Сколько можно надо мной издеваться? – зло выкрикнул Виктор, просовывая голову в дверь. – Пишите свое направление быстрее. Я ее сегодня же в район сам отвезу.

– О, какой вы быстрый, – рассердилась врач. – Да у нас на такую операцию запись на месяц вперед. А вашей жене еще неделю анализы сдавать надо будет…

– Я заплачу за все…

– Это процесс не ускорит. Закройте дверь! – стукнула кулаком по столу врач.

– Можно побыстрее, – неожиданно мягко попросил Виктор, – А то на меня тут как на беременного мужика смотрят.

– Выйдите на улицу, чтобы никого не смущать. – Голова Виктора исчезла. – Вот и славно! – улыбнулась врач. – Нам обманывать не придется. Будете очереди ждать, анализы сдавать целую неделю. Ну, а ко мне на прием дней через десять придете. Тогда решим, что придумать, а, может, ваш муж нам опять что-нибудь сам подскажет. Улыбайтесь, Тамарочка. Все будет хорошо. Я вас уверяю, что у вас обязательно все будет хо-ро-шо! – она обняла Тамару за плечи и подтолкнула к выходу.

Несколько дней в семье царило спокойствие. Виктор был на редкость внимательным, шутил, делал комплименты, покупал фрукты. Один раз даже принес цветы. Огромный букет белых гвоздик.

– Красота какая! Такие букеты невестам дарят. Ты снова в меня влюблен? – спросила Тамара.

Виктор как-то странно пожал плечами и ничего не ответил.

А на следующий день Тамара увидела на столе записку. Край белого листа был подсунут под вазу с гвоздиками. Тамара, улыбаясь, вытянула листок и застыла в ужасе.

«Извини, Тамарка! Я больше не могу разрываться на два дома. Надеюсь, ты все в больнице уладишь сама. Я тебе честно хотел помочь, но все так затянулось, а я дольше ждать не могу, не имею права. Сыну привет. Объясни все сама, как считаешь нужным.

Виктор».

Тамара перечитала несколько раз. Положила листок на стол, аккуратно разгладила его. Отошла к окну и принялась разглядывать прохожих через прорези в занавеске. Люди торопливо шагали по тротуару, погруженные в свои заботы. Никому не было дела до маленькой, испуганной, брошенной женщины, стоящей в пустой комнате. Тамара резко повернулась и быстро подошла к столу. Схватила записку, прочла ее вслух, подражая интонации Виктора. Внутри закипела, забурлила злоба, граничащая с отчаянием. На лбу выступили капли пота, а руки, наоборот, стали холодными.

– Все! – громко сказала Тамара. – Все, я не хочу больше ничего, ничего. Я должна умереть! Раз я никому не нужна, то это будет самый правильный выход.

Тамара заметалась по комнате, обдумывая, как бы ей лучше уйти из жизни. Она вспомнила, что ей говорили, будто Виктор путается с какой-то Клавой. Она не верила, считая, его верным мужем, порядочным семьянином. Ошибалась.

Вспомнила их недавний разговор о том, что ничто не вечно, что все когда-нибудь кончается… С грустью подумала о том, что этим разговором он готовил ее к предстоящему неминуемому разрыву.

– Ушел… Забыл… Разлюбил… – бубнила Тамара, выбрасывая из аптечки таблетки. Она искала снотворное, но никак не могла его найти. Когда же, наконец, нашла, обрадовалась. Ее больше не била дрожь, не душила обида, их место теперь заняла черная пустота, которая шептала ласковым голосом:

– Накажи их всех! Пусть им всем будет плохо. Заставь их всех плакать так, как они заставляли тебя. Виктор – мерзавец и трус. Он побоялся поговорить с тобой, глядя тебе в глаза. Оставил глупую записку, как нашкодивший школьник. Он достоин самого страшного наказания! Отомсти! Убей себя, тогда он поймет, кого он потерял!

– Надо выпить десять таблеток, – вслух сказала Тамара.

– Больше, – посоветовал голос внутри неё. – Запей водкой. Это подействует наверняка!

– Точно! – обрадовалась Тамара и побежала в кухню.

В холодильнике стояла бутылка водки, купленная для компрессов. Тамара быстро свернула крышку и, налив себе полный стакан, пошла в комнату. Она насыпала себе полную горсть таблеток и, запрокинув голову, начала их глотать.

– Не робей, – подначивал ее голос, становясь более властным и настойчивым. – Накажи их всех! Стань свободной!

– Правильно, я должна стать свободной! – обрадовалась Тамара. – Я буду свободной! Мне не надо будет никому угождать, а все будут угождать мне!

– Тебе, тебе! – гремел голос.

– Ну, – Тамара высоко подняла стакан, произнесла тост. – Пусть плачут все, кто мною пренебрег!

Выпила залпом и хотела проглотить еще несколько таблеток, как приказывал голос, но внезапная боль пронзила все ее тело. Перед глазами запрыгали разноцветные зайчики, ноги подкосились, и Тамара рухнула на пол.

Услышав странный звук, Андрей вошел в комнату и увидел разбросанные на столе таблетки и маму, лежащую на полу в странной позе.

– Мама! – закричал Андрей и принялся трясти ее. – Что ты наделала? Зачем? Почему?

Тамара никак не реагировала. Андрей прислонил ухо к ее груди и услышал слабое сердцебиение. Тогда он изо всех сил начал колотить ее по щекам. Злоба, отчаяние переполняли его. Он хлестал мать по щекам, плакал и кричал:

– Как ты посмела так поступить со мной? Почему ты не подумала обо мне, жалкая эгоистка? Мамочка! Мамка, да очнись же ты!

– Бо-о-о-о-о-ль-но, – простонала Тамара и приоткрыла глаза.

– Мамочка! – радостно закричал Андрей. – Скорее приходи в себя, дорогая моя. Как же ты меня напугала!

Он стоял перед Тамарой на коленях и прижимал ее голову к груди.

– Андрюша, что-то в школе случилось? – удивленно спросила Тамара, увидев заплаканное лицо своего взрослого сына.

– Нет, в школе все как раз замечательно, а вот ты хотела отравиться, – заорал Андрей. – Как ты посмела? Ты совсем не любишь меня, да?

– Андрюша, как ты мог такое подумать? – возмутилась Тамара.

– Как? – Андрей вскочил и, схватив рассыпанные по столу таблетки, показал ей. – Ты же пыталась покончить жизнь самоубийством!

– Не-е-е-т! – Тамара замотала головой.

– Нет? – Андрей зло сверкнул глазами. – Тогда зачем весь этот спектакль? Зачем ты улеглась на пол, выпив полбутылки водки и гору таблеток?

– Прости меня, сынок, – попросила Тамара. – Помоги мне подняться. Я тебе все объясню.

Андрей усадил мать на диван, укрыл пледом, а сам сел напротив. Тамара внимательно посмотрела в горящие гневом глаза сына и, испугавшись за него, испугавшись его молодой горячности, начала говорить что-то про свою нервозность, неуравновешенность.

– Не ври мне, пожалуйста, – попросил ее Андрей.

Он взял письмо отца и прочел его вслух. Тамара закрыла лицо руками, чтобы не видеть осуждающего взгляда сына. А он и не собирался осуждать или обвинять ее. Он опустился перед ней на колени и, взяв холодные ладони в свои руки, принялся целовать их, повторяя:

– Мамочка, я умру без тебя, пойми. Ты нужна мне, ты просто мне необходима. Ведь только ты любишь меня таким, каков я есть. Кроме тебя, я никому не нужен. Отец ведь не только тебя бросил, он и от меня отказался. Он нас с тобою предал. Он предатель и трус. Трус и предатель.

– Нет, – попыталась оправдать мужа Тамара. – Он просто понял, что не сможет уйти, если мы будем смотреть на него преданными глазами. Ведь мы бы непременно уговорили его остаться.

– Мамочка, не защищай его. Я ему это предательство ни за что не прошу, – сжав кулаки, проговорил Андрей.

– Не надо, сынок. Непрощение – тяжкий грех. Не бери этот камень на шею. В жизни происходят разные ситуации. И никто не может четко сказать, как он сам поступит в тот или иной момент. Ты же не знаешь, что и как сложится в твоей жизни…

– Зато я четко знаю, что никогда не буду трусом, лгуном и предателем, – выкрикнул Андрей, поднимаясь с колен. – Я останусь человеком с большой буквы. Люди отличаются от животных тем, что имеют способность выражать свои мысли. Люди умеют говорить! И он мог поговорить с нами, все объяснить. Он должен был оставаться мужчиной, джентльменом, в конце концов, а не похотливым кобелём, который побежал за первой попавшейся су…

– Андрей! – крикнула Тамара. – Я умоляю тебя!

– Прости, мам, – смущенно проговорил он. – Хотя, это ведь литературное слово.

– Мне неприятно, что ты хотел употребить его не в литературном смысле, – миролюбиво сказала Тамара.

– Ладно, забудем, – Андрей поцеловал мать, собрал таблетки. – Если ты не против, то я всю эту гадость выброшу в ведро. Тогда у тебя больше не будет возможности совершать глупости.

– Да, да, сынок, – согласилась Тамара. – Выброси поскорее все. Прости, что я совсем ни о ком не подумала. Я не подумала, что мой поступок убьет…

– Ладно, мам, не кори себя, – остановил ее Андрей. – Знай, что ты мне нужна. Я тебя очень люблю и всегда буду защищать.

Тамара улыбнулась и, закутавшись в плед, подумала, что чуть не проговорилась о своей беременности. Сейчас был совсем неподходящий момент для такого разговора. Тамара решила, что обо всем расскажет позже. Ах, если бы она знала тогда, что Андрей исчезнет, пропадет, растворится в вечности. При мысли о сыне у нее больно сжалось все внутри.

Тамара вытерла рот салфеткой и посмотрела на Матрену, которая о чем-то беседовала с малышкой. Даша что-то ей отвечала, гукая на своем детском наречии. Тамаре стало страшно оттого, что она могла убить свою дочь, что она, вообще, посмела вести себя так глупо, пытаясь, убив себя, кому-то что-то доказать. Кому? Тамара застонала. Матрена повернулась к ней и приказала:

– Хватит рассиживаться за столом, корми ребенка скорее.

Тамара быстро поднялась и с необыкновенной нежностью прижала малышку к груди. Даша цепко ухватила сосок, и начала, причмокивая, сосать теплое молоко.

– Дашенька, Дарена моя… Ты самой счастливой будешь… Самой любимой… Солнышко мое… – шептала Тамара, наблюдая за малышкой.