Текст книги "Я – радость"

Однако Тиша явно не была намерена ограничиваться простой уборкой.

– Спальню я думаю отделать в красных тонах, – посвящала она меня в свои планы, водя по квартире, – и когда только мы успели стать такими подружками? – Две противоположные стены в гостиной сделаю зеркальными, кухня тоже должна быть красной: представляешь, красные глянцевые панели в сочетании с металлическими поверхностями бытовой техники? Отпад! Давно о таком мечтала.

Красная спальня?..

– А хозяин не будет возражать? – недоверчиво поинтересовалась я: было сложно представить, что человек, живущий в этой квартире, согласится на красную спальню и зеркала в гостиной.

– Да ну что ты! Он такой милый и все мне разрешает. У него, конечно, не так много денег, как у Ромы и у его отца, так что, возможно, ремонт придется делать поэтапно, но это даже здорово – растяну удовольствие.

– А почему ты все свои идеи не воплотила в Ромином доме?

– Ты что, забыла, какой он? – спросила Тиша. – Он же всегда лучше всех знает, как правильно. Мне даже посуду нельзя было поменять без его ведома!

Наверное, никогда не смогла бы быть с мужчиной, который указывал бы мне, какую надо покупать кухонную утварь.

– Что ж, – отвлеклась она от воспоминаний о Роме, – пора приниматься за дело!

Мы с ней выбросили все старые журналы, скопившиеся в доме, – Forbes, «РБК», Legal Business, «Эксперт», «Деньги», «Юрист», GQ и еще массу каких-то других, – газеты, прочитанные художественные книги, – правда, я так и не поняла, как Тиша определяла, читал их хозяин квартиры или нет, подозреваю, она просто оставляла те, обложки которых ей приглянулись, – была наведена тотальная ревизия вещей и отправлены на помойку те, которые не соответствовали стандартам качества, престижа и новизны, выброшены тарелки со сколами, чайные чашки с отбитыми ручками, одна безнадежно сгоревшая кастрюля, скатавшийся плед, сломанная напольная лампа и куча пластиковых бутылок из-под чистой воды. Имеющийся в доме мусоропровод оказался не в состоянии принять столько мусора, поэтому пришлось выносить все на улицу.

– Надо избавляться от старых вещей, чтобы освободить место для новых, – изрекла Тиша, сбросив в мусорные баки последнюю порцию хлама.

Когда мы вернулись в квартиру, она вдруг заметила тонкую стопку журналов у двери.

– Черт, забыли взять их с собой! – воскликнула она. – Ну ничего, к счастью, это можно выбросить в мусоропровод. – И уже сделала движение, чтобы схватить журналы, но я ее остановила:

– Подожди!

– Что?

– Ты не будешь возражать, если я заберу их домой?

– Зачем? – искренне удивилась она. – Что-то интересное?

Она нагнулась, чтобы поднять один из журналов.

– Legal Business. Ты это читаешь?

– Это английское юридическое издание, я много о нем слышала, но в руки он мне попадался всего несколько раз. Так что я бы взяла их себе, если ты не против.

– Но он же на английском.

– Ну и что?

Тиша посмотрела на меня.

– Странная ты какая-то, не похожа на обычную домработницу, а?

Я уже начала соображать, как бы ей объяснить свои неожиданные интересы, но в следующую секунду она уже тряхнула головой.

– Ну ладно, все сходят с ума по-своему, верно? Пойдем перекусим, а после этого продолжим.

После обеда, если этим словом можно назвать салат из листьев капусты и обезжиренный йогурт, которыми преимущественно питалась Тиша, я занялась уборкой, а она сама села за телефон, чтобы найти бригаду рабочих, которые воплотили бы ее мечту о красной спальне. Судя по ее раздраженному голосу, у нее это не очень хорошо получалось, что она подтвердила сама, когда после часа переговоров пришла ко мне поделиться результатами поисков:

– Все словно сговорились! Одни освободятся для новых заказов только через две недели, другие – через месяц, третьи ни слова не понимают по-русски, а четвертые уже сейчас норовят отделаться от ответственности за проделанную работу! Что мне делать?

– Может, подождать? – спросила я, продолжая протирать большое зеркало в ванной. Ванная в новой Тишиной квартире большая, светло-золотистая и тоже очень мне нравится.

– Но у меня совсем нет времени ждать!

Мне было сложно понять, куда она так спешит, но спорить я не стала.

– Тогда сделай сама, – предложила я другой вариант, у которого, на мой взгляд, было столь же мало шансов прийтись Тише по душе, и тем не менее она вдруг задумалась.

– А это мысль. Как ты думаешь, это сложно?

– Если ты о том, чтобы переклеить обои, то думаю, все просто. Могу помочь, если это потребуется.

– Нет! – Судя по тому, как заблестели у Тиши глаза, ее уже захватила новая идея. – Я сделаю это сама, собственными руками – hand made! Кто еще сможет похвастаться таким дизайном?

Какая же она все-таки красивая.

Тиша изменилась с тех пор, как ушла от Ромы: забросила свои салоны красоты, солярий, своих старых подруг, давно не покупала себе новой одежды, ходит в обычных джинсах, волосы собирает в хвост, но при этом она не потеряла ни капли своей привлекательности, только, кажется, еще больше похорошела. Она почти не пьет теперь, спит по ночам, пусть скудно, но хотя бы регулярно питается – вот что значит, когда находишь нужного человека. Даже Рома и его отец, несмотря на все ее опасения, совсем ее не донимают.

– Я ведь показала Лёне свои стихи, – поделилась она со мной за обедом. Лёня – это ее новый друг.

– Правда? И как он к ним отнесся?

– Ему очень понравились, – сказала она, расплывшись улыбкой.

– Ну вот видишь! – воскликнула я.

Приятно видеть ее такой счастливой. Я по-прежнему против красного цвета в спальне, но готова простить ей даже это, если такая перемена поможет ей оставаться в теперешнем настроении.

Две недели ушли у Тиши на то, чтобы переклеить две стены в спальне.

Для начала она накупила кучу очень нужных вещей: кисточки, три разных вида обойного клея, стремянку, шпатель, по нескольку пар перчаток резиновых и хлопчатобумажных, пластиковое десятилитровое ведро, рулетку, две линейки – тридцать и пятьдесят сантиметров, набор простых карандашей и два цветных маркера. Потом долго и придирчиво выбирала сами обои: одни не подходили по оттенку, другие по фактуре, третьи были с рисунком, а четвертые – подозрительно дешевые. Наконец в невероятных муках выбор был остановлен на итальянских обоях не просто красного, а пурпурного цвета, и купленные рулоны оказались дома.

К счастью, стены в спальне ниже, чем в гостиной с огромными окнами, но даже их высоты хватило Тише, чтобы в процессе работы выругаться не один десяток раз. И все-таки, несмотря на чертыхания, она за все это время ни разу не позволила мне ей помочь, настаивая на том, что все должна сделать сама. Дело продвигалось медленно, местами кривовато, но Тиша все равно была очень довольна.

В один из вечеров перед моим уходом она вдруг спросила, что бы я ей посоветовала почитать.

– А что тебе интересно? – поинтересовалась я.

Она неопределенно пожала плечами.

– Ты вообще хоть что-нибудь читала? – пыталась понять я.

– Конечно, читала. Детективы, романы, «Войну и мир», например.

– Все четыре тома? – изумилась я.

– А что такого? Да, все четыре тома. По-моему, его все читали, разве нет?

– Я не читала, – призналась я.

– Ты шутишь. – Тиша посмотрела на меня с недоверием.

– Вовсе нет. Так может, тогда тебе почитать классику?

– Что-то я не заметила у Лёни никакой классики.

– Я могу тебе принести, кажется, у Лары было что-то.

– Кто это?

Странно, мы с ней уже столько общаемся, и я еще ни разу не говорила с ней о тете.

– Моя тетя, она меня вырастила.

– А, понятно… Посмотри, пожалуйста.

– Посмотрю, – улыбнулась я. – Хорошего тебе вечера.

Но Тиша уже снова взялась за пилочку для ногтей и ничего мне не ответила.

– Как? – услышала я за стеной расстроенный голос Тиши. – Значит, мы и сегодня никуда не пойдем?

Два дня назад она приостановила ремонт, сказав, что ей нужно немного отдохнуть. Я принесла для нее «Гранатовый браслет» Куприна и «Отцов и детей» Тургенева, которые нашла в тетиной библиотеке, и все это время она провела за их чтением, почти закончив обе к сегодняшнему утру.

– В ресторан поужинать? Нет, мы, конечно, можем и поужинать, – неуверенно протянула Тиша, – а потом в клуб, давай?.. Ты такой классный! – взвизгнула она и, судя по звуку, соскочила с места. – Тогда встречаемся в девять. Обожаю тебя, пусик!.. Хорошо-хорошо, не буду тебя так называть, прости. До встречи, любимый! – пропела она.

Через несколько секунд Тиша ворвалась ко мне на кухню, где я готовила ужин.

Я сама ни разу не видела, чтобы приготовленную мной в этом доме еду кто-то ел, но каждое утро находила в раковине грязные тарелки и опорожненные кастрюли и сковородки, из чего могла все-таки сделать вывод, что мой труд кем-то востребован. Поэтому мне нравилось готовить у моих новых хозяев, в отличие от Роминого дома, где часто приготовленное приходилось просто выбрасывать, – ведь Тиша обычно ограничивалась кофе и сигаретами, а Рома перекусывал у себя в клубе или еще где-нибудь.

– Даша, где мой спортивный костюм? – спросила Тиша. – Мне нужно срочно привести себя в форму: у меня сегодня свидание!

– Висит в шкафу.

– Ты такая умница!

Она вдруг кинулась ко мне и, на секунду обняв, поцеловала в щеку.

– М-м-м, как вкусно пахнет! – принюхалась она.

– Поешь?

На ее лице отразилось секундное колебание.

– Нет, мне же на тренировку. Может, вечером! – крикнула она уже из коридора.

Как же, добродушно усмехнулась я, вечером же в ресторан. Ну ничего, другие съедят.

Я заметила, что счастливо улыбаюсь во весь рот.

* * *

Мне снова приснилось, как будто я высоко-высоко, так высоко, что от страха сводит где-то в горле, так что ни закричать, ни попросить о помощи, а в это время все шатается и валится под ногами, и вот-вот оборвется последнее, на что ты еще хоть как-то опираешься, и вдруг оно действительно обрывается, и вот он, миг перед падением: сердце подскакивает к горлу, и ты понимаешь – все, это конец. Ты еще жив, но уже больше нет никакой надежды. Ужас, чистый, концентрированный ужас.

В это мгновение я просыпаюсь.

Эти сны никогда не повторяются буквально, но они всегда возвращаются. Не знаю, что это значит, на самом деле я никогда не боялась высоты, и в моей жизни никогда не было ситуации, которая могла бы вызвать подобный страх. Самое странное то, что теперь, после всех этих снов, я действительно начинаю ее бояться.

И еще, несмотря на то что эти сны такие страшные, они еще обычно очень красивые. Сегодня я переживала свой страх высоты над океаном – синим, волнующимся. Ему было все равно, упаду я или нет, но он готов был принять меня.

Вчера я обнаружила в квартире новый предмет, точнее четыре предмета: графические работы одной серии, забранные в плоские стеклянные рамки, в каких подобные вещи вывешивают на выставках. Они лежали стопкой на журнальном столике, и мне пришлось их поднять, чтобы навести порядок на столе, заваленном, как всегда, кучей журналов и газет, но, взявшись за эти картины, я уже не могла так просто выпустить их из рук.

Пока я вглядывалась в вязь тонких чернильных линий и мельчайшие переходы от одного цвета к другому, в комнату забежала Тиша, чтобы забрать мобильник, оставленный на диване. Я быстро положила картины и поторопилась вернуться к своим обязанностям.

– Это Лёня купил вчера на какой-то выставке, – пояснила она, забирая телефон и не обратив внимания на мои извиняющиеся жесты. – Тебе они понравились? По мне, так какой-то бред, разве можно женщину изображать такой? Это же полное уродство! Сказал мне, что я ничего не понимаю, и весь вечер ходил из комнаты в комнату, примериваясь, куда бы их повесить.

– Нашел?

– Что?

– Нашел такое место?

– Да вроде нет. Сказал, что вечером еще подумает. Ладно, я побежала, у меня сегодня укладка, маникюр и вечером ужин с Лёней, так что мне ну совсем некогда! Пока, пусик! – крикнула она мне уже от входной двери, и я поняла, что мне тоже не нравится, когда она меня так называет.

Как только она ушла, я бросила тряпку, которой протирала стол, и снова схватилась за рисунки.

Серия называется «Кожа Саламандры», четыре разные эпохи, четыре образа. Все четыре прорисованы до мельчайших подробностей, будь это рисунок одежды или легкая тень, просвечивающая сквозь ткань. Черные чернила как контур деталей и самого рисунка – пространство между чернильными линиями заполняют цветные узоры; тени, тона плавно переходят из одного в другой, и за этой игрой цвета можно наблюдать бесконечно, как и за чернильной вязью черно-белых кружев, за смешением и расслоением того и другого.

Я взяла все четыре рамы и тоже пошла бродить с ними по квартире.

Ни одна стена не подходила для того, чтобы повесить четыре рисунка сразу: или не хватало места, или освещение было не то, или расположение идеологически было неверным, как, например, одна из стен в прихожей, у самого входа.

Обойдя всю квартиру и опять остановившись в гостиной, я снова залюбовалась верхним рисунком в стопке, которую все еще держала в руках. К ним вообще хотелось возвращаться снова и снова, без конца их разглядывать, поражаясь человеку, который смог создать нечто подобное, – настолько искусно, скрупулезно, каллиграфично. Эти переходы от цвета к цвету, четко следующие за узором, каждый штрих, содержащий в себе несчетное количество оттенков, и Тиша, конечно, не права – они прекрасны, эти четыре женщины, изображенные на картинах: необычные, экстравагантные, даже эксцентричные и все-таки прекрасные.

Я подняла голову и уперлась взглядом в стену перед собой.

И вдруг поняла, что она идеально подходит для того, чтобы разместить на ней все четыре рамки: она нужного размера, хорошо освещенная, на самом видном месте, к тому же напротив нее стоит диван, с которого будет прекрасно видны все четыре работы. Есть только одна небольшая проблема: ее занимает огромный плазменный телевизор.

Еще побродив по квартире, я все-таки расставила все четыре рисунка у стены с телевизором и еще немного посокрушалась, представляя себе, как чудесно они смотрелись бы на этом месте, после чего вернулась к своей работе.

Только по дороге домой я вспомнила, что забыла убрать их с пола, поэтому хозяева, когда вернутся, увидят их прислоненными к стене. И как только я могла дать такого маху?!

Я очень надеялась, что мне не сильно за это попадет, но похоже, ни Лёня, ни тем более Тиша не увидели ничего странного в расположении картин. Сегодня рамки стоят за диваном и похоже, будто о них уже все забыли. Кстати, Тиша выглядит так же: вчера ее друг так и не смог вырваться, чтобы сводить ее поужинать, так что она в очередной раз отправилась по клубам с подругами. Кажется, они поссорились сегодня, по крайней мере когда я пришла, она уже не спала и сразу попросила сделать ей кофе. Точнее, даже не попросила, а приказала.

Я радость, я свет. С любовью и благодарностью я прощаю Тишу, люблю ее и сочувствую ей безмерно.

– Значит, сегодня мы опять никуда не пойдем?

Тиша снова говорила по телефону.

– И ты считаешь, это нормально? – Она явно нарывалась на ссору. – Нет уж, давай поговорим! Значит, тебе все эти люди и дела, которые тебя ждут, важнее, чем я? – Она уже почти кричала. – А то, что я тебя жду целыми днями, для тебя ничего не значит?!.. Думаешь, словами, что ты меня любишь, ты что-то изменишь?.. Нет-нет, только не бросай трубку!

В следующую секунду раздался удар о стену и что-то небольшое и не очень прочное упало на пол. Уже третий мобильник за месяц.

Я представила себе, как Тиша, подскочив с кровати с очередной сигаретой в зубах, мечется от стены к стене, как это бывало все последнее время. Сейчас она направится в гардеробную, натянет на себя очередную прозрачную, ничего не скрывающую блузку – она, кажется, скупила все такие блузки в городе – и уедет. Отправится в салон красоты, пройдется по магазинам, встретится с подружками в каком-нибудь баре. Вернется ночью. От ее волос и одежды будет пахнуть алкоголем и горьким прокуренным воздухом ночного клуба. И она, опять не умывшись, ляжет спать.

В гардеробной что-то упало, Тиша чертыхнулась, пронеслась мимо меня и, даже не посмотрев в мою сторону, схватила сумку. Хлопнула входная дверь.

Ее депрессия длилась уже третью неделю. Она снова вставала из постели только после обеда, без конца тянула мартини, курила, отравляя прозрачный воздух, светлые шторы и чистые диванные подушки, больше не читала, не смотрела телевизор, даже со мной говорила едва-едва.

Я как-то попыталась сама проявить инициативу, спросила, не принести ли еще что-нибудь из тетиной библиотеки. Тиша в это время курила у окна, но, когда услышала мой вопрос, вдруг повернулась ко мне резко, вперилась в меня своими миндалевидными глазами.

– Зачем это? – прищурившись, поинтересовалась она.

– Тебе разве не понравились книги, которые ты прочитала? – спросила я, уже успев пожалеть, что затеяла этот разговор.

– Ну почему же? Получила истинное наслаждение! Только что это изменит? Это что, поможет мне стать известным на весь мир журналистом или офигенным литературным критиком? Да ни хрена это не изменит! Единственное, что я умею, – это быть красивой, но даже это не моя личная заслуга – уж такой родилась! Вот и все таланты!

Вдруг ее плечи мелко затряслись, и она резко закрыла руками лицо, все еще зажимая пальцами потухшую сигарету.

Бедная, бедная девочка.

Думая, что, возможно, Тиша просто оттолкнет меня, если я прикоснусь к ней, я, понимая, что не смогу уйти сейчас от нее просто так, все-таки подошла и обняла ее. К моему удивлению, она не стала вырываться – приникла к моему плечу, и я чувствовала руками, как дрожит ее худое длинное тело. Если бы я только хоть чем-нибудь могла помочь ей…

Мы простояли так всего пару минут, и вдруг Тиша, еще не до конца успокоившись, отстранилась от меня. Не глядя на меня, вытерла глаза, поправила волосы.

– Где моя золотистая шелковая блузка и золотые круглые браслеты? – спросила она.

– Блузка в химчистке, а браслеты на месте, в шкатулке, – ответила я.

– Я же просила тебя, чтобы эта вещь была готова к сегодняшнему дню! – раздраженно сказала она.

Вообще-то она ни о чем таком не говорила, так что я только неопределенно пожала плечами.

– Вот так всегда: когда что-то нужно, этого никогда не бывает на месте! За что, ты думаешь, я тебе плачу?

Я радость, чистая, светлая, я свет, я любовь. Всех люблю: мою милую тетю Ларису, Олю, Наташу, Светочку, Василия Николаевича, Стаса, Костю, папу и Тишу люблю тоже. Очень сильно. Иногда она сама не знает, как делает больно. Пусть у нее все будет хорошо.

Черт. Черт.

Только оказавшись дома у Оли на ее дне рождения, на празднование которого она меня пригласила, я поняла, как устала от Ромы и от Тиши. Как, оказывается, проста и радостна на самом деле жизнь, и вовсе не надо каждый день ходить по минному полю, не зная, какое Тишино настроение тебя ожидает за следующим поворотом, не надо уговаривать себя прощать кого-то, кто ненароком тебя обижает, и ломать голову, думая над тем, как помочь человеку, который мучается на твоих глазах, тоже не надо, потому что каждый в состоянии подумать за себя сам.

Собралась большая шумная компания: друзья, родственники, коллеги – и в Олином доме, в котором и без того хватает суеты, просто все встало вверх ногами. Но это было так здорово! Всем собравшимся оказалось так легко проникнуться друг к другу теплыми дружескими чувствами, будто мы вовсе не видели друг друга впервые, а встречаемся в одном и том же доме в один и тот же день который год. Оля, как всегда, наготовила кучу умопомрачительных деликатесов и, видимо, чтобы окончательно добить нас, испекла один из своих фирменных тортов, который будешь есть, даже если в организме уже совсем не осталось места, но отказаться от которого просто не будет сил.

После обильного объедания, не прекращающегося в течение нескольких часов, танцевали и пели песни. Я отыскала Олиного рыжего кота, в ужасе забившегося под кровать в детской, и, посадив его на колени, гладила, пока гости тянули что-то заунывное. Кот пригрелся, расслабился, начал тарахтеть тихонько себе под нос, пока не грянуло что-то залихватское, и он снова в панике бежал, оцарапав мне колени.

Поздно вечером вывалили на улицу всей гурьбой. Погода стояла чудесная: тепло, только что выпал сухой мелкий снежок и теперь сиял под всеми фонарями и переливался с каждым шагом, с каждым малейшим движением. Парни было собрались покидаться снежками, но, к счастью, комки распадались из-за недостатка влаги, и у них ничего не вышло. Правда, они не растерялись и начали валить девчонок в сугробы.

Я могу ошибаться, но кажется, Оля добровольно забралась в сугроб – с таким восторгом, будто это первая зима в ее жизни. Она была такая счастливая, хохотала до слез, ее глаза блестели, и я вдруг поняла, какой ненормальной была, что жалела ее. Мне стало так тепло от этого, так хорошо, через край выплескивалось что-то такое доброе, чем хотелось со всеми поделиться… и тут меня тоже кто-то толкнул в сугроб.

Я не удержала равновесия и упала. Ухнулась прямо в белое нечто, тут же начавшее таять на щеках и руках, но я не торопилась подниматься. Было так прохладно, надо мной висело огромное звездное небо, и хотелось плыть в него, не останавливаясь, верить во что-то, во что верилось десять лет назад, и ждать чего-то такого сказочного. Какие мы все-таки стали мудрые, опытные, а еще циничные, практичные и не поддающиеся никакому самому прекрасному обману.

Вдруг я заметила, что некто, находящийся у меня в ногах, явно чем-то обеспокоен. Оказалось, что это тот самый парень, который помог мне оказаться в сугробе. Он с тревогой пытался заглянуть мне в лицо, силясь понять, почему я не подаю признаков жизни, и я решила все-таки подняться, чтобы он наконец успокоился. Он протянул мне руку и помог выбраться, а после этого проводил домой.

Я обратила на него внимание почти сразу, как только оказалась у Оли, возможно, потому, что он мне чем-то напомнил Рому. Не рваными джинсами, конечно, на нем были обычные брюки, и не отношением к женщинам, он вел себя вполне прилично, но может, было что-то такое в его лице, улыбке, фигуре… Он казался намного моложе меня. Поэтому я видела, что вроде бы он проявляет ко мне интерес, и сама себе не верила, ведь вокруг было достаточно молодых симпатичных девушек, которым я никакая не конкурентка по определению.

И все-таки ему действительно понравилась именно я.

Он поцеловал меня, когда мы подошли к моему дому, и я позволила ему это сделать. У него такие нежные губы и большие серые глаза. Он так на меня смотрел, как будто я и правда что-то для него значила.

Когда я оказалась дома, поняла, что так и не спросила, как его зовут.

Сортируя в бельевой вещи для стирки и химчистки, я услышала шаги позади себя и уже приготовилась снова обороняться от Тишиной депрессии, как, оглянувшись, вдруг заметила, что она, похоже, пребывает не в таком уж плохом настроении. На ней были красные лаковые туфли с открытым носом.

– Рада, что у вас все хорошо, – сказала я, возвращаясь к своему занятию.

– Да ладно тебе, – рассмеялась она, – не будь такой букой! Все еще дуешься на меня? Ну да, я такая, могу и наорать иногда. Но меня уже не переделаешь!

Можно было бы просто извиниться, подумала я. Хотя действительно, кто я такая, чтобы передо мной извиняться.

Я радость, чистая, светлая, с любовью и благодарностью…

– И вообще говори мне «ты», – распорядилась Тиша, – мне так привычнее.

Ну спасибо, разрешила. Хотя чего я так напрягаюсь? Это же Тиша – странно ждать от нее проявлений такта и деликатности.

– Ты даже не спросишь, почему я такая довольная? – спросила она меня, забираясь на стол с ногами и начав болтать ими в воздухе. Ноги у нее идеально гладкие, длинные, загорелые.

– И почему же?

Я закончила с бельем и, загрузив его в машину, повернулась к ней. Так здорово снова видеть улыбку на ее лице, и нет никакого желания продолжать на нее дуться.

– Вчера в клубе… – Тиша сделала многозначительную паузу, – был Рома!

– Так ты ходила в его клуб?

– Да нет же, в том-то и дело, что нет! Он с друзьями пришел вчера в «Луну», причем он же отлично знает, что я часто там бываю! Думаю, он специально это сделал, чтобы увидеть меня.

– А тебе есть до этого дело?

– Конечно, есть! Это же значит, что я все-таки не настолько безразлична ему, как он всегда хотел мне это показать!

– Странно, что ты в этом сомневаешься. В конце концов, это же ты от него ушла.

– Да, ушла я. Но он так ни разу не позвонил мне, как будто ему все равно.

– Демонстрирует характер.

– Думаешь? – Тиша с надеждой посмотрела на меня. – Ты правда так считаешь?

Нет, от нее просто с ума можно сойти.

– Конечно, я так думаю, – сказала я. – Ты еще не завтракала? Пойдем, я сварю тебе кофе.

– Пойдем!

Тиша легко спрыгнула на пол и зацокала за мной высокими каблуками.

– И что же Рома? – спросила я, доставая чашку. – Вы говорили с ним?

– Нет! Но я ручаюсь, он весь вечер не отрывал от меня глаз, и когда я собралась уходить, он тоже направился к выходу, так что мы оказались в холле практически одновременно.

– Обалдеть, – сказала я, ставя перед ней чашку с кофе. – Еще что-нибудь будешь? Есть пирог с маком, я вчера испекла.

– Нет, не надо. Посиди лучше со мной. Может, тоже хочешь кофе?

Я налила еще одну чашку и села рядом с ней за стол. Все-таки не такая уж она плохая: пусть в меня бросит камень тот, кто никогда никого не обижал.

Мне приснился парень со дня рождения Оли, тот, что похож на Рому. Интересно, как его все-таки зовут? Странно, но он не идет у меня из головы.

Мне нравится вспоминать наш поцелуй. Я никогда раньше ни с кем не целовалась при первом же знакомстве, неужели это от отчаяния? Хотя я не чувствую в себе ничего подобного, но, уволившись с работы, я и депрессию, о которой говорила мне Лара, тоже не замечала.

Думала в тот вечер, что не способна больше поддаваться обману, и тут же попалась: вспоминаю об этом мальчишке как о чем-то светлом, чистом, практически невинном, забывая, что на самом деле он совсем уже взрослый и, конечно, далеко уже не мальчик, так что даже непонятно, кто из нас двоих более циничен.

Достаточно с меня сказок, спасибо, хватило Стаса по горло. Надо поскорее выкидывать из головы этого Рому-2.

Все хорошо, всех люблю.

– Опять Рома? – спросила я, увидев Тишу следующим утром.

Она расцвела на глазах, посвежела, снова не снимала шпильки дома, регулярно ходила на тренировки и в бассейн, а сегодня даже согласилась съесть на завтрак вареное яйцо и кусочек сыра.

– Мы сегодня ночью переспали с ним, – прищурилась она.

– Как?

Я даже бросила чистить картошку и повернулась к ней.

– Так! Сегодня он опять пришел в «Луну», мы с ним столкнулись у туалетов, и что-то мне подсказывает, что это произошло не случайно. Он набросился на меня как сумасшедший, и у него был такой стояк, блин, это было улетно! Хотя, знаешь, даже если бы снова пришлось с той трубкой, я бы и так тоже согласилась, лишь бы только с ним. Так что вот! Может, выпьем шампанского по такому поводу?

Тиша уже сорвалась с места, чтобы действительно вытащить бутылку из холодильника, но мне все-таки удалось ее уговорить оставить алкогольные напитки на вечер.

– Да, ты права, – неожиданно согласилась она. – Скоро ехать на тренировку, и вообще нужно поддерживать форму, здоровый образ жизни и все такое… Ты же видишь, я даже не курю!

Да уж, это просто из мира фантастики.

– А как же твой теперешний друг? – спросила я.

– Лёня? Он, слава Богу, ничего не знает. Самое прикольное, что ему даже рассказать никто не может про нас с Ромой, потому что он не знает никого, кто ходил бы в такие места, и никто не знает его. Классно все складывается, правда?

– То есть с Ромой ты больше не будешь встречаться?

– Шутишь?! Отказаться от такого, да еще когда он сам пришел ко мне? Да чтоб мне провалиться! Ведь он признал-таки, что не может без меня, так неужели я откажу себе в удовольствии немного его подразнить? Пусть узнает, как это, когда отпускаешь любимую девушку в чужую постель и не имеешь никаких прав останавливать ее!

– А твой друг не против, что ты где-то пропадаешь почти каждую ночь?

– Не знаю, – пожала она плечами.

– В смысле?

– Ну ты же видишь, какой он, ни слова из него не вытянешь. Весь такой вежливый, ничем его не выведешь из себя – просто бесит иногда.

– Ну да, тебе бы стаканами покидаться, – улыбнулась я.

– Вот! Точно! – вполне серьезно отреагировала Тиша. – А то где же тогда страсть, как я вообще тогда должна понять, как человек ко мне относится? Лёня же все мне разрешает, со всем соглашается, я тебе доверяю, говорит. Только зачем мне его доверие? Я женщина красивая, сексуальная, я хочу, чтобы он меня ревновал, с ума по мне сходил, а то ведь это уже не доверие получается, а равнодушие!

Я не стала напоминать Тише, что еще совсем недавно она и Рому обвиняла в том же самом. И что насчет доверия я с Лёней согласна – оно куда лучше ревности.

– Так, может, тогда вернуть все, как было? – спросила я ее.

– Что?! Вернуться к Роме, к этому кобелю? Ни за что! Кстати, – вспомнила Тиша, – я сегодня дала Лёне твой телефон. А то он утром перед уходом все норовит меня разбудить, чтобы сказать, что нужно сделать по дому. Пусть лучше звонит сразу тебе, чтобы не было недоразумений, к тому же я спросонья половину забываю.

– Оставлял бы записки, – подсказала я.

– Он говорит, что писать долго, и потом я забываю тебе их передать. В общем, пусть лучше звонит, так надежнее всего.

– Пусть, – согласилась я.

Никогда не подозревала, что увижу эту квартиру в таком виде.

Почему-то первое, о чем вспомнила, окинув взглядом ее разгромленное нутро, про те четыре графических рисунка, стоящих за диваном, ведь Тиша так любит бить все стеклянное. Тут же кинулась в гостиную, обогнула диван – слава Богу! Рамки стояли невредимые. То ли Тиша просто забыла про них, то ли сочла, что они не несут достаточной ценности, чтобы их уничтожение могло заставить кого-то страдать. Я не смогла отказать себе в удовольствии поразглядывать их какое-то время.

Все-таки Тиша – это стихийное бедствие. Что, интересно, случилось на этот раз? Поссорились со своим Лёней? Он узнал про них с Ромой? Или ей все-таки удалось вывести его из себя и наконец-то оторваться по полной программе, выпустить пар? И где, кстати, она сама?

Я прошла в спальню, но там ее не было, не нашла ее ни на кухне, ни в гардеробной, ни в двух других комнатах. Заглянула в шкаф – вещи были на месте: весь миллион прозрачных блузок и, пожалуй, несколько сотен пар туфель на шпильке. Набрала ее номер, но телефон был отключен.

Ну что ж, не маленькая, сама разберется, а мне пора было приниматься за дело.

Вообще Тиша на этот раз не так постаралась, как когда уходила от Ромы, как будто делала это не слишком охотно или, может, у нее было не так много времени. Да и стекла здесь, к счастью, было мало, бить особо было нечего. Надо в придачу к Тише выдавать инструкцию по эксплуатации, которая должна содержать пункт: держать вдали от стеклянных и любых бьющихся предметов.