Текст книги "Точка искажения"

Глава 5

Над Пиковым поясом, словно насаженное на шпили кратера, висело заходящее солнце. Во дворе все еще было светло, но вокруг – ни души. Галерея пустовала, отполированная до блеска; мраморный пол казался идеально ровным, без знаков магического вмешательства – наверное, игнарусы уже успели привести все в первоначальный вид; доспехи так же висели на своих местах, позвякивая под порывами холодного ветра. Эйлин перегнулась через перила и исследовала глазами едва заметные рытвины в земле, оставленные ориасоками.

Если бы она своими глазами не видела труп, то могла бы решить, будто случившееся – один из ее кошмаров. Она медленно пошла вперед по галерее, представляя, что же произошло и кто позвал Винсента.

Как ни старалась Эйлин, а в общей картине кое-каких фрагментов недоставало. Например, как нападавшему удалось миновать стражей? И почему он решился на похищение? Да, в академии полно богатых наследников, и за любого можно просить выкуп. Но почему именно Фрог? Неужели Винсент и впрямь принц Беренгар? Каковы в таком случае мотивы преступника? Выкуп отпадает: только идиот станет так рисковать. Да, жизнь наследника бесценна, но под началом регента – самые опытные маги. Единственная награда, которую мог получить похититель, – казнь! Для чего крадут принцев? Чтобы заставить отцов-королей делать определенные вещи, например заключить союз или, наоборот, развязать войну. Но маги не воюют между собой.

Эйлин напряглась, вспоминая основы всемирной магической истории: между магами царит согласие в вопросах управления миром.

Она зашла в тупик в своих рассуждениях. А еще тот несчастный студент – кто он? Как оказался в галерее? Случайно попал под раздачу или был заодно с преступником? И что там делал господин Вейнгарт? А Флокс? Далеко же он оказался от своих «владений». А еще Ди Наполи, якобы «случайно» задержавшийся с дурацкой лекцией, во время которой все и произошло.

Вопросы нанизывались друг на друга, словно бисер на леску, и Эйлин не заметила, как оказалась рядом с орхидеями, мостившимися в декоративных продолговатых ящиках между колоннами. Именно здесь она видела неясные силуэты в тумане.

Удивительно, насколько выборочно магия обуглила предметы… и людей. Странно, только вчера такую же орхидею ей подарила флористка, но теперь насыщенный кроваво-красный цвет напоминал не о бале, а о трагедии.

Эйлин дотронулась до лепестков, и вдруг между листьями, нависающими над землей, что-то сверкнуло. Блик, оставленный предзакатным солнечным лучом. Она потянулась, раздвинула мясистые листья – и вытащила бордовый камешек, продолговатый, сияющий гранями. А может, это стеклышко? Как те, что используются в бижутерии.

Заслышав шаги и хриплое мычание, Эйлин обернулась: со стороны столовой к ней направлялся игнарус. Он тащил ведро и швабру и тихонько мычал себе под нос. Если бы Эйлин не знала о бесчувственности угрюмых серых слуг, то могла бы поклясться, что уборщик пел.

Зажав находку в кулаке, она прошла мимо игнаруса в столовую. Пожалуй, стоит поесть, если не хочет снова упасть в обморок, на этот раз – в голодный.

* * *

По углам спальни шушукались студентки, а в гардеробной и вовсе гудели, как пчелиный рой. Эйлин прислушивалась, ожидая самых нелепых версий о трагедии и даже упоминаний про принца Беренгара. Но, к ее удивлению, все обсуждали только прошедшую вечеринку: кто сколько выпил, кто с кем танцевал и целовался. Пару раз вспомнили о Ноэле и его победе в поединке стихий. Одна девчонка, кажется, из некроманток, увлеченно рассказывала подружкам о том, каким жгучим взглядом на балу смотрел на нее господин Вейнгарт. Те согласно кивали и томно вздыхали. Ничего себе! Не знай Эйлин ректора, спокойного и здравомыслящего, подумала бы, что речь идет о коварном соблазнителе. Вот же извращенки!

Почему никто не обсуждает взрыв магии? Они совсем, что ли, ничего не слышали? Стало даже немного обидно. Эх, спрятаться бы от этих глупых разговоров где-нибудь, да хоть в библиотеке. Но она уже закрыта.

Эйлин натянула пижаму и уселась на кровати. Долго перекатывала по ладони камешек, размышляя, как он попал в клумбу. Может, обронил похититель? Аккуратно зажав находку двумя пальцами, принялась рассматривать на свет. Что это? Какие-то царапины внутри, или даже метка. Эйлин схватила с тумбочки блокнот с ручкой и прорисовывала символ: треугольник, в нем треугольник поменьше, а в центре – точка. Этакий тайный знак, как у масонов.

Она сидела, скрестив ноги, и беспрерывно обводила треугольники. Рисунок чем-то напомнил лестничные пролеты на факультете прикладной магии. В голове пронеслись воспоминания: огненная воронка, студент, прижавшийся к стене, и огромная табличка с цитатой – наставлением студентам… Табличка! Точно! Витиеватый шрифт, треугольник вверху.

Эйлин вскочила с кровати и вышла из комнаты. Лири должна знать! Но той, как назло, нигде не было. Уж не на свидании ли она с медбратом? Эйлин высмотрела возле окна худенькую студентку в огромных очках в золотой оправе – как же ее имя?… Они с Вертиго в одной группе… Еще шепелявит немного и утверждает, что любая уважающая себя девушка должна иметь дорогие аксессуары.

– Привет, ты знаешь, что это за символ? Он у вас на факультете висит? – без церемоний подошла к ней Эйлин и протянула блокнот.

Девушка сидела на широком подоконнике и красила ногти на ногах. От неожиданности она опрокинула баночку с лаком и уничтожающе глянула на Эйлин:

– Это символ того, что тыкать в людей тетрадями могут только невоспитанные менталистки. – Она встала с подоконника и на пятках прошла к себе в спальню.

Черт! Ну ладно. Придется подождать до завтра. Факультет, в общем-то, на ночь и не запирают, но пробираться во тьме, как вор, не хотелось.

Вернувшись к себе, Эйлин легла на кровать, сунула камень под подушку и закрыла глаза. Ей очень хотелось верить, что прошедший день – одна большая случайность, стечение обстоятельств, путаница… Подбирая эвфемизмы для трагедии, Эйлин провалилась в беспокойный сон.

* * *

Хоть и с опозданием, слухи разделили академию на два лагеря: одни утверждали, мол, произошел выброс магии, но никто не пострадал; другие – будто раненые есть, но преспокойно лечатся в лазарете. При этом все сошлись во мнении, что волноваться студентам не о чем.

Во дворе бурно обсуждали новогодние каникулы, до которых всего два месяца; одна студентка раздавала листовки с приглашениями на вечерний сеанс некромантии… Короче, жизнь продолжалась.

Эйлин, возбужденно вытирая ладони о джинсы, вошла в холл факультета прикладной магии. Справа на стене действительно громоздилась золоченая табличка – вернее, целая плита с выгравированными черными словами: «Ищи скрытое на виду, если заблудился на пути к себе. Род „Дракон“ Ди Наполи».

Опять Ди Наполи…

Эйлин внимательно изучила треугольный символ. Да, такой же – с точкой в центре. Наверное, династическая печатка или что-то вроде того.

– Ого, да это наша тусовщица! Как поживает твоя подружка? Что-то ее не видно.

К Эйлин подошел парень, который судил поединок стихий на вечеринке. Он выглядел опрятно: волосы с пробором, двойной подбородок гордо вздернут, живот аккуратно прикрыт мантией – ну чем не плейбой! Эйлин ухмыльнулась и сказала:

– У нее все хорошо, но о тебе не спрашивала – у меня, по крайней мере. А кто такой Род Ди Наполи?

– Как кто? – Его, кажется, шокировала ее несведущность. – Правая рука регента! Ты вообще про Аттикар слышала или с Луны свалилась?

Эйлин проигнорировала замечание.

– И чем же Род Ди Наполи так знаменит, что его при жизни цитируют?

– Ну ты даешь! Сходи в библиотеку, почитай про Мгновенную войну. Там, конечно, всей правды не напишут, например, что Ди Наполи победили только благодаря всяким уродам, типа Торсов.

– Торсы? Ты сказал Торсы?

– Еще и глухая. Да! Та еще семейка, их давно бы перебили, если бы не поддержка Ди Наполи. Торсы – наемники, выполняют грязную работу, когда Ди Наполи замараться не хотят. В нашем мире давно вместо «трус» говорят «торс». У них семейный девиз: «Встань и иди!» Они и идут: один их предок бежал с поля боя с оторванной штаниной. – Парень захохотал. – Рука руку моет, как говорит мой… В общем, мне пора готовиться к соревнованиям, приходи за меня болеть. Хотя тебе полезнее сходить в библиотеку.

Парень достал из кармана аккуратно сложенный платок, вытер лоб и вышел на крыльцо.

То, что боевой маг повторяет слова своего отца, Эйлин ясно как день: многие студенты любили общаться «по-взрослому», словно разбирались в политике и экономике, а на самом деле пересказывали то, что слышали дома от родителей.

Эйлин стояла как громом пораженная. Перед глазами всплыла картина из прошлого: одноклассницы перешептываются и кокетливо бросают взгляды в сторону высокого привлекательного парня: «Смотрите, вон новенький, Реннен Торс… Только в Бродик переехал».

Эйлин тряхнула головой, возвращаясь из воспоминаний к большим буквам и треугольнику: «Ищи скрытое на виду…» Так вот почему Реннен учится под чужой фамилией! С такой репутацией Торса здесь давно бы заклевали.

«В нашем мире…» Собственно, магический мир только недавно стал для нее своим, но действительно: что она о нем знает? Так, обрывки фраз и сведения из скучных учебников.

Она вынула из кармана камешек. Все-таки в клумбу он упал не случайно. Вчера произошло преступление, а не обычный выброс магии. И если это так, то Ди Наполи причастны к смерти того студента и исчезновению Фрога, кем бы он ни был.

А Реннен… Оказывается, он из рода наемных убийц. Случайно ли, оказавшись рядом с лазаретом, он не пустил ее в галерею и пытался удержать Ноэля? Неужто Реннен знал о похищении, а может, и помогал? Вдруг он именно для этого поступил в академию – чтобы украсть наследника престола?

Противоречивые мысли терзали разум Эйлин, но обсудить свои теории было не с кем. Вдруг Реннен поймет, что она интересуется всей этой историей, и попробует причинить ей зло? Этот беспринципный мерзавец способен на любую подлость. Принятое решение лишь немного успокоило разыгравшееся воображение: пора взять дело в свои руки.

Подтвердить теорию о Винсенте-Беренгаре может только один человек – ректор. Он не мог не знать, что первокурсник Фрог ежедневно проходил процедуры в «пыточной камере».

Эйлин трясло от всевозможных подозрений, от невысказанных версий и – страха. Озираясь, она быстро зашагала в сторону главного корпуса-дворца, ступая по лужам. Мокрые кроссовки не беда в сравнении с гнилой душонкой Торса. Правильно говорят: раз предатель – всегда предатель.

По щекам потекли злые слезы. Если бы на пути ей встретился Реннен, то она растерзала бы его на глазах у всей академии.

* * *

Эйлин было пятнадцать, когда они познакомились. Реннен, на два года старше, переехал с семьей в Бродик и записался в единственную на все побережье школу. Его родители арендовали комнаты в замке у моря и никогда не появлялись в поселке; у Реннена имелось двое старших братьев, которые учились где-то за границей. Вот, собственно, и все, что знали о новеньком.

Открыто Эйлин никак не проявляла интереса к Реннену. Ей оставалось меньше трех лет до выпуска, и голову занимали куда более серьезные вопросы: например, какую профессию выбрать. И тем не менее она словила себя на том, что постоянно выискивает глазами Реннена. Неудивительно, этакий герой с обложки: утонченный, с напускным равнодушием и издевкой рассуждающий о жизни. Современный лорд Байрон, только не хромой. (Эйлин как раз прочла «Паломничество Чайльд Гарольда» летом.)

Он первым подошел к ней на школьной вечеринке. В спортзале гремел инди-рок, старшеклассники дергались в мигающих лучах светомузыки; разглядеть танцующих было невозможно. Эйлин в одиночестве сидела в углу и растягивала жвачку, когда Реннен прокашлялся и заговорил о вреде подсластителей.

У них оказалось много общего: желание увидеть весь мир, любовь к рок-операм, интерес к магии… Буквально с первых встреч они стали друзьями – больше чем друзьями, как надеялась Эйлин. До знакомства с ней Реннен никогда не возвращался домой на школьном автобусе, выбирая общество личного водителя, но теперь все чаще стал сопровождать ее в компании других учеников. Однако он никогда не приглашал Эйлин домой, даже намекнул, что заявиться к нему в замок может только чокнутый. Она и не напрашивалась в гости.

Эйлин остановилась у фонтана и плеснула водой в лицо, чтобы остудить бушевавшие чувства. Кто влюбляется в таких мрачных типов?! Это теперь ясно, почему Реннен выделил ее из толпы. В старшей школе, когда магический дар окреп после смерти отца, Эйлин иногда создавала иллюзии забавы ради; обычно никто не реагировал на них, считая обманом зрения. Очевидно, Реннен заметил одну из них, сообразил, что это не игра света, и решил познакомиться из чистого любопытства. Только знакомство затянулось.

Кстати, в кои-то веки мама оказалась права, потому что с самого начала с неодобрением отнеслась к Реннену и запретила общаться с ним. Но кто ее слушал?

В Рождественскую ночь он пришел к дому Эйлин, подвыпивший, веселый, и громким пением под окнами перепугал маму до смерти. Приняв Реннена за обычного гуляку, она, не выходя на улицу, закричала, что вызовет полицию, и сразу успокоилась. Реннен, естественно, не ушел. Пришлось незаметно провести его к себе в комнату, чтобы опять не начал буянить.

Вместо благодарности он заявил, что Эйлин задолжала ему поцелуй за серенаду. Пришлось срочно исполнить просьбу, иначе Реннен обещал затянуть новую песню. Встав на цыпочки, нежно коснулась холодной щеки губами, но он пробормотал, мол, так его разве что в первом классе целовали, и повалил взволнованную Эйлин на кровать.

Она на дух не переносила пьяных, поэтому не пришла в восторг, который всегда ассоциировался у нее с их возможным первым поцелуем. Вместо этого уперлась в сильную грудь руками и оттолкнула, но Реннен, перекатываясь на спину, утянул Эйлин за собой, и она оказалась лежащей сверху, в стальном кольце его рук.

– Один поцелуй, – напомнил он.

В его бесовских глазах она прочла столько обожания, что затрепетала и, ощущая медленно разливающийся пожар в венах, прикусила губу. Ну хорошо, только быстро.

Сколько прошло времени, прежде чем они наконец оторвались друг от друга, неизвестно. Пять минут? Час? Сумасшедшее сердце готово было вырваться от счастья, губы припухли от бесконечной нежности его прикосновений.

Даже в мечтах первый поцелуй не представлялся настолько чувственным.

Она не могла вымолвить и слова от переполнявших эмоций. Он тоже молчал, словно совершил преступление. Поднялся и, чмокнув на прощание в макушку, ушел домой. Выглядел Реннен абсолютно трезвым.

При следующей встрече он сообщил, что так напился в Рождество, что ничего не помнит.

– Я вроде бы к тебе приходил, нет?

– Ты серьезно не помнишь? – Эйлин не могла найти ни одного объяснения его лжи. Зачем стирать из их жизни такой волшебный момент? Неужели он жалел о своем порыве? Так бы и сказал, а не пытался ранить ее в самое сердце амнезией. – Пить меньше надо, – обиделась она.

Реннен так и не поддался на намеки о том, чем они занимались, и Эйлин смирилась с его странным поведением. Они снова были просто друзьями.

Вскоре он начал при каждой встрече рассуждать о магии. Один разговор особо врезался в память.

– Ты знаешь, что магов в мире очень мало? – спросил Реннен.

– Да, наверное. Объясняет, почему жизнь на земле такая унылая.

Он растянул губы в одной из своих самых неотразимых улыбок и тепло посмотрел на Эйлин.

– Ты и жизни-то не видела. Хотя, если честно, советую из Бродика не уезжать. Здесь уютно, безопасно. Найдешь себе мужа-рыбака, будете растить десятерых детей и обниматься у камина.

И хотя шутка была сказана в беззлобной манере, Эйлин она зацепила:

– А с кем собираешься обниматься ты?

– Я сам по себе, мне никто не нужен.

Эйлин поежилась, но не высказала своего мнения: если никто не нужен, зачем пудрить мозги будущей жене рыбака? Конечно, не считая той единственной ночи поцелуев, Реннен не предлагал ей ничего, кроме общения, но ведь она не железная, ее собственные чувства что-то да значат…

В День всех влюбленных они, как всегда, гуляли по главной улице, усыпанной продуктовыми магазинчиками. Хозяин мясной лавки стоял у входа и играл на скрипке традиционную романтическую мелодию, которой он годами встречал День святого Валентина.

Когда они шли мимо тату-салона, Реннен остановился и, хитро прищурившись, ни с того ни с сего выдал:

– Знаешь, я давно хотел сделать шрамирование. Теперь и повод есть: в знак нашей дружбы. Почему бы и нет?

– Ты рехнулся? – ужаснулась Эйлин. – Давай без показухи!

Но Реннен не стал слушать, вошел в салон и втащил за собой Эйлин.

– Тогда и я сделаю, – выпалила она и поразилась собственным словам.

– Уверена? Шрамы останутся навсегда. – Реннен подошел и оперся одной рукой на стену повыше головы Эйлин. Он оказался так близко, что стало тяжело дышать. Пальцы ныли от желания прикоснуться к его лицу.

– А я к магам обращусь за помощью, если мой муж-рыбак попросит их вывести, – нервно отшутилась Эйлин.

Реннен улыбнулся, склонился к ней и поцеловал, вернее, просто провел губами по ее губам, будто в последний момент передумал и постарался избежать близости.

На следующий день Реннен начал встречаться с девушкой из параллельного класса. Для Эйлин это был удар. Казалось, почва ушла из-под ног, от обиды хотелось одновременно топать ногами и рыдать. Несмотря на разочарование от того, что Реннен выбрал другую, Эйлин желала разобраться: зачем же он снова пытался ее поцеловать? Зачем сделал дурацкие шрамы? Но Реннен ее избегал, игнорируя любые попытки заговорить… Для такого резкого разрыва отношений не находилось ни одного логичного объяснения.

Они перестали видеться, встречи сводились к болезненному обмену взглядами в коридорах школы. Наступил март, а Реннен так ни разу не заговорил с Эйлин, и такое поведение казалось чудовищно несправедливым по отношению к ней. Да еще рубцы вокруг запястья воспалились, и ноющая боль напомнила об очевидном: историй о принцах и Золушках в жизни не бывает.

В знак протеста Эйлин согласилась пойти на свидание с типом, которого избегали все уважающие себя девчонки в школе. Желая отомстить, она даже закрыла глаза на то, что «избранник» был отборным треплом и разносил по округе сальные детали своих похождений.

Свидание продлилось от силы минут десять: едва они уселись за столиком в кафе, как доморощенный казанова уверенно обнял Эйлин и предложил погадать по груди, мол, по форме и мягкости можно судить о будущем… Под благовидным предлогом пойти припудрить носик Эйлин выбралась из объятий и, схватив куртку, смылась.

Такая мелкая месть Реннену грела душу ровно одну ночь и одно утро, до того момента, как увидела осуждение в его глазах. На перемене Торс стоял со своей пассией на крыльце школы и прожигал Эйлин осуждающим взглядом, будто она гулящая девка. Громко, чтобы все слышали, его подружка довольно перемывала косточки «этой Лавкрофт».

Эйлин пришла к выводу, что вела себя как ребенок. Она решила объясниться с Ренненом, но застать его одного оказалось невозможно: новая возлюбленная так и висла на нем, как шарф.

Пришлось пойти на риск и заявиться к нему домой. Задача казалась не из легких: семья Реннена жила в замке Бродик, прямо у линии моря, и вечером ни туристов, ни поклонниц Торса внутрь не пускали. Реннен говорил, что они временно переехали в эти места и после его выпускного бала вернутся в родовое поместье в дальних краях.

Однако Эйлин с детства знала все секретные тропы, ведущие в замок. Она долго брела по набережной, ковыряя носками сапог песок и сожалея, что не оделась потеплее. Вскоре высоко на склоне, покрытом вечнозелеными деревьями, показались огни огромного каменного сооружения с башнями-бойницами.

Добравшись парковыми тропами до скамейки у замковой стены, Эйлин достала мобильник и набрала Реннена на быстром вызове. Долгие гудки играли на нервах, но вскоре он ответил:

– Что нужно?

– Жду тебя на скамейке с восточной стороны, здесь еще заросшая стена. Можно сказать, у тебя под окнами. Серенаду петь не собираюсь, не бойся.

Реннен отключился, и Эйлин задумалась: что сказать? Чего не говорить? Неужели ей привиделись те искры, которые проскакивали между ними? Почему он так резко отвернулся от нее, ничего не объясняя? То, что она влюбилась в Реннена почти с первой встречи, казалось очевидным ей самой. А ему?

Минут через десять Реннен наконец показался на дорожке. Он шел и все время оглядывался, будто агент под прикрытием, которого выставили на всеобщее обозрение. На нем были джинсы и мятая рубашка, небрежно накинутая на майку. Складывалось впечатление, что Эйлин его разбудила.

– Тебя кто-нибудь видел?

– Хорошее начало…

– А ты чего ждала? Я просил тебя, чтобы не приходила ко мне домой.

– Теоретически это не твой дом, а национальное достояние, – стала защищаться Эйлин.

Реннен уселся на скамейку, скрестил ноги и посмотрел по сторонам.

– Что ты хочешь?

Если бы можно было сказать правду, Эйлин ответила бы: тебя. Но тон, которым он ее встретил, вывел из равновесия и уничтожил зачатки смелости.

– Хотела объясниться. Сказать, что зря я пошла на то свидание с…

– Слушай, – Реннен поднялся и приблизился к Эйлин, – мне плевать, с кем ты спишь и где ты ходишь, единственное, что могу посоветовать: а – предохраняйся и б – больше сюда не приходи. – Он загибал пальцы, унижая Эйлин, и ей захотелось унестись далеко-далеко, туда, где не разбивают сердца без причины и не оскорбляют в темноте на отсыревших за зиму скамейках.

Ярость захватила Эйлин, и она отвесила Реннену такую звонкую пощечину, что ее должны были услышать даже в самых отдаленных уголках замка. Впервые в жизни Эйлин кого-то ударила, и собственная несдержанность, казалось, поразила ее саму куда больше, чем Торса. Она уже собиралась извиниться, как вдруг до них донеслось цоканье каблуков по бетонной дорожке, и женский голос спросил:

– Дорогой, это ты? Кто там с тобой? Почему ты бродишь в потемках, как вор?

Реннен выругался, словно произошло нечто необратимое, вроде извержения вулкана.

– Иду, мам, никого здесь нет, – крикнул он, повернувшись к полумраку, освещенному лишь фонарями, но женщина уверенно приближалась.

– Молчи, поняла? – шикнул Реннен, усадив Эйлин на скамейку и загородив собой.

– Поняла, маменькин сынок.

Госпожа Торс подошла и подставила Реннену щеку для поцелуя. Это была самая неподходящая и вульгарно одетая обитательница замка, которую только можно вообразить: шляпка с разноцветными перьями, черно-белое манто, короткое блестящее платье. Резкий запах духов, бокал с коктейлем в руке. Никакого сравнения с утонченными благородными дамами на картинах. Мать Реннена оказалась из тех женщин, которые в душе всегда остаются молодыми.

Госпожа Торс обошла сына и долго изучала Эйлин, затем на ее лице появилась хищная полуулыбка.

– Как тебя зовут?

– Никак. Эмили, – первым ответил Реннен. – Она из моей школы, принесла вопросы к экзаменам.

– В такое позднее время?

– Учиться никогда не поздно, – ответила Эйлин и поднялась.

Реннен выглядел очень напуганным, даже опустился до умоляющего взгляда, и Эйлин сдалась:

– Мне пора. До свидания.

– А вопросы где? – с насмешкой поинтересовалась госпожа Торс.

– В море упустила, уж извините мою неосмотрительность. – Она присела в шутливом реверансе и направилась по тропинке в сторону набережной. – Пойду поищу, может, их волной на берег выбросило.

Нелепость ситуации заставила Эйлин рассмеяться, и долгая дорога назад оказалась куда более веселой: кто бы мог подумать, что Реннен Торс боится своей мамочки!

После неудавшегося разговора Реннен не появлялся в школе больше месяца, что было очень странно, а в начале апреля, когда остров утопал в красках ожившей природы, он заявился с ответным визитом. Вечером Эйлин делала уроки в своей комнате, когда услышала стук камешков в стекло. Под окном стоял Реннен в кожаной косухе, его новый мотоцикл был запаркован у калитки.

– Не волнуйся, серенады петь не собираюсь, – съязвил он.

Эйлин вышла во двор и сразу перешла в нападение:

– Маму с собой не привез? Кажется, я ей очень понравилась.

– Слушай, у меня мало времени. Объясняю все как есть: ты мне очень нравишься, честно, но у нас ничего не получится. Ты живешь в оторванном от мира раю, а я – в месте, больше напоминающем ад. У меня есть обязанности перед семьей, которые я не могу обойти, и одно знаю точно: от тебя живого места не останется в моем мире. Ты вся такая нежная и ранимая, а там другие законы выживания. Ты просто не справишься, и твои иллюзии разлетятся в прах в первый же день. Оставайся в Бродике и не лезь в опасные игры, магический мир тебя переломит пополам. Это сборище змей, а не котят.

Эйлин ничего не понимала. Может, в замке Бродик и обитали привидения, но она их не испугается. А насчет магического мира – ей и родителей хватило, чтобы понять его суть… Слова Реннена произвели обратное впечатление, и Эйлин ощутила непреодолимое желание попасть в иную реальность и доказать Торсу, что она не робкого десятка.

– Если ты говоришь о своей родительнице, то я ее не боюсь.

– Зря, – ответил он. – Повезло, она решила, будто ты обычная влюбленная дурочка.

Да уж, счастье-то какое: Эйлин Лавкрофт пополнила ряды поклонниц Реннена Торса.

– Ты не сможешь, – повторил он, словно пытался убедить самого себя, – не ищи выхода в другой мир, он перемелет тебя, как и других.

Сумбурные рассуждения Реннена начали раздражать: да кем он себя возомнил?! Решает ее судьбу, словно она наивная дурочка. Стоит весь такой из себя: ветер ерошит черные волосы, щетина на белой коже подчеркивает скулы, глаза кофейного оттенка лихорадочно блестят и затягивают в омут…

– Закончил? Тогда я пойду.

– Постой. – Он ухватил ее за край рубашки и, притянув к себе, одной рукой обнял за талию. – Я жалею, что вообще подошел к тебе тогда, в начале года, но поверь: всего лишь хотел предостеречь.

– Потому что я слабая серая мышка, неспособная жить среди змей? – Обида сквозила в голосе, и Эйлин закатала рукав рубашки, показывая шрамы: – Скорее, это ты змей, который поедает чужие сердца и оставляет жертвам отметины. Но я справилась с тобой… со своими чувствами, так что ты ошибаешься, я не слабая.

Свободной рукой Реннен обхватил запястье Эйлин, медленно поднес к губам и, загадочно глядя на нее, поцеловал шрам, пересекавший пульсирующую жилку. У нее перехватило дыхание, голова слегка закружилась, и она, обрадованная, потянулась к нему. Реннен шумно выдохнул и до боли прижал ее к себе. Эйлин запустила пальцы в его волосы и прошептала:

– А вот ты не справляешься.

Поцелуй ничем не напоминал ни первый нежный омут рождественской ночи, о котором они не вспоминали, ни сдержанное прикосновение в тату-салоне. Реннен приподнял ее над землей и, забыв обо всякой осторожности, прижал к холодной стене каменного дома. Улица размылась. Крепко обхватив Реннена ногами, Эйлин лихорадочно отвечала на жесткий поцелуй, который больше напоминал наказание. Ей было все равно, что он успел наговорить, все равно, что предал. Только бы никогда не отпустил.

Эйлин тяжело дышала и не знала, как остановиться. Помог Реннен: он неожиданно больно укусил ее за нижнюю губу, так что она вскрикнула.

– Ты спала с тем типом из школы?

– Почему ты спрашиваешь?

– Не хочу заканчивать начатое, если ты все еще девственница.

Смысл его слов медленно дошел до затуманенного сознания, вместе с солоноватым привкусом крови.

– Ничего и не нужно заканчивать, – пробормотала она и наткнулась на ледяной взгляд.

– А говоришь – справилась. Если бы я захотел, то, выражаясь твоим, детским, языком, принес бы огромное разочарование будущему мужу-рыбаку.

Он грубо отцепил от себя Эйлин, как надоевшую игрушку, развернулся и ушел, с ее двора и из ее жизни. Со злостью пнул мотоцикл и уехал навсегда. От уже бывшей пассии Торса она узнала, что Реннен забрал документы из школы.

Следующие два года оказались бы сплошной пыткой, связкой душевной боли и обрывочных воспоминаний, если бы не амбициозный план поступить в Академию магии Аттикара, которая стала для Эйлин спасательным кругом.

Очнувшись от тяжелых воспоминаний, она обнаружила, что все еще сидит на краю фонтана и смотрит в воду. Как же теперь хотелось вычеркнуть из прошлого переживания последних лет в Бродике, как жалела, что страдала из-за человека недостойного, который, скорее всего, замешан в ужасном преступлении.

Ректор нашелся в библиотеке, в хранилище редких книг. Он внимательно изучал названия древних томов и что-то тихо напевал, когда Эйлин постучала в полураскрытую дверь, привлекая к себе внимание.

Читать по понедельникам считалось среди студентов дурным тоном, так что вокруг не было ни души. Только библиотекарша дремала в дальнем углу главного зала, укутавшись в шерстяное покрывало.

– Рад, что вам лучше, – поприветствовал господин Вейнгарт и поставил на верхнюю полку синий томик. Ректор держался уверенно, но Эйлин заметила, что ему все еще больно двигать рукой. – Думаю, у вас накопилось множество вопросов… Посмотрим, смогу ли я ответить на них.

Он пригласил Эйлин зайти внутрь хранилища, которое оказалось не настолько обветшалым, как рисовалось в мыслях. Длинный коридор уходил направо, где в тесном зале ютились два небольших круглых столика с креслами и печка-камин, от которой еще тянуло теплом. Из единственного окошка-бойницы лился тусклый свет.

– Это для преподавателей, – пояснил господин Вейнгарт, обводя рукой небольшой уголок сомнительного уюта. Он указал Эйлин на деревянное кресло, но она не села.

Нужно действовать наверняка: если ректор поймет, что она не уверена в своих подозрениях по поводу Фрога, то никогда не расскажет ей правду.

– Винсент Фрог – это принц Беренгар. Он сам мне признался, – выдала Эйлин.

Вместо ответа ректор наклонился над печкой и начал разводить огонь. Он долго молчал и, наконец, с грустной улыбкой ответил:

– Невозможно, принцу еще и тринадцати нет. Не верьте всем глупостям, которые слышите.

Эйлин, сжав камешек в кармане байки, решительно заявила:

– А как же модификатор в лазарете? Винсент ходил туда каждый день. Думаете, я не знаю зачем?

Ректор прищурился и смерил Эйлин оценивающим взглядом:

– Допустим, что ты права и Фрог на самом деле – принц. Что дальше?

Эйлин почувствовала легкое головокружение: значит, ее догадка верна и похитили не кого-нибудь, а наследника престола! Она плюхнулась на кресло, осознавая, как сильно устала за последние дни.

– Как что?! Нужно срочно сообщить регенту!

– Уже доложили.

Эйлин не нашлась, что возразить. Не думает же ректор, что она останется в стороне?

– Что же все-таки случилось в галерее? – задала она мучивший ее вопрос.