Текст книги "Стрела гламура. Кляча в белых тапочках"

С ужасом оглядев воскового монстра, Дина поплевала на пальцы и затушила свечку. Включила бра, заменила оплывшую Снегурочку на крепкого, как боровичок, Деда Мороза, снова выключила электрическое освещение и залегла в постель, чутко прислушиваясь и сжимая в ладони зажигалку. Запалить свечу – дело быстрое, она сделает это, когда вежливый миллионер Семендяев постучится в дверь.

Самозваный банкир Семендяев стремительно трезвел. Затянувшееся пребывание на морозе изрядно выветрило хмель из его головы, затем он попил с компанией во флигеле крепкий чай и в большой дом вошел не развязной походкой баловня судьбы – миллионера, а тихой поступью скромного конторского служащего. Вечернее омовение окончательно привело его в норму. В кровать под одеяло забрался боязливый немолодой человек, робеющий женщин и чурающийся приключений. Он свернулся калачиком, сунул сложенные корабликом ладошки под небритую щеку, закрыл глаза и размеренно засопел, мысленно считая овечек, к которым не испытывал никаких особенных чувств.

О любовных играх Семендяев даже не думал. Старательно пересчитывая воображаемых мериносов, он призывал сон и гнал от себя неприятные и тревожные думы. Антону было страшно. Тихий кассир неожиданно оказался в самом центре детективной истории, в которой было уже два – два! – трупа, и что-то подсказывало Семендяеву, что это еще не конец.

Семендяев чутко прислушивался и улавливал подозрительные шорохи и стуки, которых не должно было быть в доме, где все спят. Что, если в дом проник злоумышленник? Убийца!

При этой мысли Семендяеву расхотелось спать. Он сел в постели, подтянул колени к вздрагивающему подбородку и попытался уверить себя в том, что он находится в полной безопасности. Посторонних в доме нет, а дверь заперта.

И вдруг он со всей определенностью вспомнил, что дверь не заперта! Нынче вечером последним в дом вошел именно он, Антон Семендяев. В тот момент он был еще подшофе и не испытывал никаких страхов и тревог, а потому простая и здравая мысль закрыть наружную дверь на замок даже не пришла ему в голову.

– Надо закрыть входную дверь! – прошептал Семендяев. – Надо выйти из комнаты и закрыть дверь. Встать с кровати, выйти из комнаты и закрыть дверь. Отбросить одеяло, встать с кровати, выйти из комнаты и закрыть дверь.

Он замолчал, собираясь с духом. Подробнейший план действий был разработан, и, к сожалению, не было никаких причин откладывать его реализацию.

Семендяев резко выдохнул и дрожащей рукой отбросил в сторону одеяло.

– А вот теперь все уснули! – прошептала Ирка, введенная в заблуждение воцарившейся темнотой. – Ну, где тут холодильник?

Я молча вытащила из кармана фонарик и подсветила ей.

– Ага! – сказала подруга, разглядев морозильный агрегат.

Она подошла к нему, открыла дверцу, наклонилась и вытащила из овощного ящика корзинку, до половины наполненную отборной клубникой. И тут над нашими головами раздался тихий скрип. На втором этаже негромко стукнула притворенная дверь, и послышались шаги.

– Давай спрячемся, а то что люди подумают? – тревожно прошептала подруга.

– А какие есть варианты? – пробормотала я.

Ирка промолчала, быстро закрыла холодильник, цапнула меня свободной рукой за локоть и потащила к окну. Взволнованно дыша, мы встали за длинной, до пола, матерчатой шторой-жалюзи. Я выключила фонарик. Ирка некстати надумала объясняться и задушевно прошептала мне на ухо:

– Еще подумают, что мы среди ночи забрались в спящий дом, чтобы стырить из холодильника клубнику!

Я с интересом посмотрела на нее. Мне-то казалось, что другого объяснения диспозиции, в которой имелись темная комната, распахнутый холодильник, я с фонариком в руке и Ирка с корзинкой, невозможно и придумать!

– Мы же с тобой не какие-нибудь бессовестные обжоры! – с достоинством прошептала подруга и покрепче прижала к груди туесок с ягодами.

Мне очень хотелось спросить, а кто же мы, по ее мнению, но время для дискуссии было неподходящее. Кто-то, невидимый в темноте, неторопливо спускался по лестнице.

«Катька или Вадим?» – задумалась я, помня, что на втором этаже живут только молодожены.

Шаги были легкие, уверенные. На этом основании я решила, что в холл спустилась Катерина, которая хорошо знает планировку дома и запросто ориентируется в темноте. Через несколько секунд с тихим щелчком включился торшер в углу комнаты. Я посмотрела в щелочку между пластинами жалюзи и увидела Катьку в толстом и длинном, до щиколоток, махровом халате с капюшоном.

Это одеяние естественным образом продолжало ту коллекцию сиротско-монашеских нарядов, отдельные образцы которой Катерина демонстрировала нам, будучи в гостях у Ирки. В толстой рясе с запáхом, подвязанной пояском, Катьке наверняка было тепло, но не очень удобно. Достав из тумбочки небольшой квадратный чемоданчик, она присела на диван, подвернула закрывающие запястья широкие рукава, открыла чемоданчик и в розовом свете длинноногого торшера стала перебирать его содержимое.

– Это аптечка! – выразительно артикулируя, сказала мне Ирка одними губами.

– Я не слепая! – таким же манером ответила я, тоже увидев красный крест, нарисованный на коричневой коже чемоданчика, и без труда опознав аптечку. Тем временем Катерина нашла то, что искала. Она забросила ногу на ногу, откинула в сторону полу халата и осторожно растерла по ноге от бедра до колена мазь, выдавленную из тубы. Запахло травами, кажется, мятой. Катькина нога заблестела, как лакированное дерево, да непростое, а красное: кожа от бедра до колена была именно такого цвета.

Ирка рядом со мной сокрушенно покачала головой. Явно тоже разглядела обширный ожог на ноге родственницы и готова была активно ей сочувствовать. Испугавшись, что моя сердобольная подружка выскочит из укрытия, чтобы пожалеть бедненькую Катеньку, я обхватила ее за талию и удержала на месте. На мой взгляд, неожиданно врываться к человеку, занятому проведением медицинской процедуры, было бы невежливо. Лечение – дело интимное.

Едва я успела так подумать, как открылась дверь одной из комнат, и в холл вышел Антон Семендяев в серо-голубой байковой пижаме. В этом уютном наряде он был похож на героя детской сказки «Храбрый зайчик». Дополнительное сходство с длинноухим косым Антону придавал старомодный ночной колпак с кисточкой, свисающей на плечо.

Храбрый зайчик Семендяев, определенно, имел какую-то цель. Его длинные байковые ноги бойко вышагивали, а байковые руки торопливо пристраивали на нос очки. Я еще успела удивиться, что Антон, оказывается, нуждается в очках, ибо весь вечер он прекрасно обходился без них, и тут Семендяев наконец справился со своим оптическим прибором и прозрел. Он увидел сидящую на диване голоногую Катерину и сконфузился. Цель ночной прогулки, какова бы она ни была, потеряла для него всякое значение. Семендяев остановился, покраснел и, явно не зная, что сказать, в растерянности снял очки и начал хлопотливо протирать их байковым рукавом.

В следующее мгновение распахнулась вторая дверь, и в холл босиком выскочила Дина в прелестном ночном одеянии из полупрозрачного розового шелка, кружев и ленточек. Синие глаза красавицы метали молнии, распущенные волосы змеились по плечам на зависть горгоне Медузе.

– Ах, так! Ах, вот оно что! – вскричала она, обращаясь поочередно то к Семендяеву, то к Катьке. – Вы, значит, тут! Вы, значит, вот!

Смысла в этой речи было мало, зато страсти много. Семендяев, замерший, как суслик над норкой, сути прозвучавших обвинений не понял, но девичьего гнева позорно струсил и поспешно ретировался. Поскольку свои очки храбрый зайчик при этом держал в руке, можно было считать большой удачей, что он с первой попытки попал в открытую дверь, которая тут же и закрылась.

– Ну, Катька! Этого я тебе никогда не прощу! – ярящаяся Дина погрозила кулачком подруге. – Мало тебе своего миллионера, ты второго охмурить решила? Про запас, да?

– Ты с ума сошла? – на диво спокойно поинтересовалась Катерина, завинчивая тюбик с кремом.

– Я?! Это ты с ума сошла! – отбила подачу Дина. – Ты сейчас должна быть в супружеской постели, а не на диване с голыми ногами! И вообще, у тебя траур!

– Динка, ты дура, – сухо сказала Катька, одной рукой запахивая на себе халат, а другой без разбору сгребая в аптечку разбросанное по дивану высыпавшееся медицинское барахло. – Мы с тобой утром поговорим.

Сунув чемоданчик в тумбочку, она хлопнула дверцей, прошла к лестнице мимо сердито сопящей Дины и поднялась на второй этаж. Скрипнула, а затем стукнула дверь.

Оставшись в одиночестве, Дина пробежалась по комнате, с размаху бухнулась на диван, врезала кулаком по подушке, снова вскочила и решительно подошла к холодильнику. Распахнула дверцу, заглянула внутрь и досадливо выругалась:

– Вот гады! Они и клубнику сожрали!

Ирка рядом со мной тихо поперхнулась. Я посмотрела на подружку и увидела, что ее щеки шевелятся. Нет, она не дрожала от страха, что нас обнаружат и будут стыдить. Она набила рот ягодами и жевала их, давясь и чавкая!

Едва Дина ушла к себе, я вырвала из рук подружки корзинку и свирепо прошептала:

– Куда в тебя столько лезет?!

– Прости, это я от волнения разъелась, – покаялась Ирка, на светлой куртке которой придавленная клубничная корзинка оставила красное пятно. – Такие страсти!

И она снова повторила, как пару часов назад:

– Страсти кипят, как лапша в кастрюле!

При упоминании кастрюли с кипятком перед моими глазами вновь возникла Катькина ошпаренная конечность, и одна в высшей степени интересная мысль заставила меня забыть о необходимости соблюдать режим молчания.

– Бо-о-оже! – громко охнула я.

– Т-с-с-с! – Ирка поспешно зажала мне рот ладонью. – Молиться пойдем к себе в келью!

Тихо-тихо, как две мышки, мы шурхнули из-за шторы в прихожую, а там я вывернулась и убежала назад, в комнату. Подсвечивая себе фонариком, достала из тумбочки чемоданчик-аптечку и быстро провела ревизию его содержимого. Ничего особенного там не было, в основном средства первой помощи: зеленка, йод, марганцовка, перекись, горчичники, снотворное, валерьянка, аспирин, анальгин и тюбики с гелем от насморка, антипростудным растиранием и мазью от ожогов. Интенсивный запах мяты издавало именно противоожоговое снадобье.

– Так я и думала! – сказала я.

Несомненно, у Катерины была обожжена нога. Памятное обрушение кастрюли с кипящим бульоном не прошло для нее даром!

– Ты куда запропастилась? – шепотом выругала меня подруга, когда я вернулась к ней в прихожую.

– Поправляла пластины жалюзи, – соврала я. – Незачем кому-то знать, что мы тут были!

Ирка посмотрела на похищенную нами клубнику и согласилась:

– Действительно, к чему афишировать этот приступ здорового аппетита?

Мы вышли из дома. Уже во дворе Ирка остановилась, повернулась к оставленному нами дому и из-под низко надвинутого капюшона куртки опасливо оглядела фасад. Ни в одном из окон света не было.

– Все спокойно! – удовлетворенно молвила моя боевая подруга, и мы продолжили свой путь к нашему коттеджу.

Испуганный Семендяев, опасливо выглянув в окно, сквозь завесу снега заметил во дворе две фигуры. У той, что покрупнее, на груди виднелось кровавое пятно.

– Господи, куда я попал? – тихо ужаснулся трезвый Семендяев и не поленился подпереть дверь своей комнаты прикроватной тумбой.

15

Клубнику, добытую ночью, доедали за завтраком. Масяня от своей порции отказался в пользу Коляна, и тот с удовольствием уплел вкусные ягоды в качестве десерта. Когда на румяном лице мужа появилась сытая благодушная улыбка, я объявила:

– Чур, сегодня у нас смена караула: я катаюсь на лыжах, а ты, Коля, на саночках с ребенком!

Солнечная улыбка супруга потускнела. Он успел размечтаться о новом сеансе горнолыжного катания в соревновательном режиме с Семендяевым, который выпил за завтраком кофе с коньяком и сразу же утратил всякое сходство с робким сереньким зайчиком. Теперь он был похож на кролика Точилку периода его буйного помешательства. Буйный Семендяев скалил зубы и потирал руки в предвкушении смелых эскапад. Очки он снял и небрежно бросил на стол, слегка промахнувшись мимо тарелочки с клубничными хвостиками.

– Но, Кыся, ты же не умеешь кататься на лыжах! – обиженным голосом напомнил мне Колян.

– Зато я умею! – решительно сказала Ирка, пресекая назревающую дискуссию. – Я буду кататься, а Ленка – мне ассистировать: подносить лыжи, подавать палки и прикладывать к свежим ушибам свинцовую примочку.

Тут я незаметно толкнула разговорившуюся подружку локтем, потому как она чуть не проболталась о наших планах. Ни с каких гор мы с ней кататься не хотели, а собирались наведаться в медицинский центр туркомплекса.

– Нам надо отыскать беременную женщину, которая тут отдыхает, так? – рассуждала Ирка поутру, когда мы с ней вдвоем крутились на кухне, организуя вкусный и питательный завтрак для всей честной компании.

Анатоль сегодня не кашеварил, он был занят другим – чистил от снега двор.

– Беременные женщины на горнолыжных курортах, как правило, крайне немногочисленны, – говорила подруга, разбивая в сковородку яйца. – Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь…

– Так много беременных? – усомнилась я.

– Я яйца считаю, – отмахнулась подруга. – Девять, десять. А насчет будущих мам я думаю вот что: нормальные женщины в интересном положении обязательно наблюдаются у врача. Есть у нас основания думать, что Леди-ин-ред ненормальная?

– Пока нет, – коротко ответила я.

– Значит, весьма вероятно, что она побывала на профилактическом приеме у местного гинеколога, – сделала вывод Ирка. – Зайдем к нему и мы. Узнаем, в каком номере остановилась будущая мамаша, навестим ее и вежливо попросим вернуть нам Точилку. Объясним, что наш кролик никакой не сирота и в усыновлении не нуждается.

К осуществлению этой простой и понятной задачи мы перешли после завтрака, сразу после того, как отправили кататься на саночках Коляна и Масяню. Семендяев с ними не пошел, и я была этому только рада. Антон жаждал подвигов и искал соратников, чтобы штурмовать вершину с выразительным названием Б-52, известную также под неприятным именем Лысой горы.

Этот пик можно видеть из наших окон, но особого желания любоваться белой пирамидой, от которой во всех смыслах веяло могильным холодом, я лично не испытывала. Я даже не уяснила себе, была ли эта гора обозначена как Б-52 на топографических картах или же ее с прозрачным намеком назвали именем американского бомбардировщика любители зимнего отдыха.

Дело в том, что вершина Б-52 фактически была таким же мощным оружием массового поражения, как самый большой в мире стратегический бомбардировщик. Говорят, после налетов «летающей крепости» «Б-52» во Вьетнаме оставался настоящий лунный ландшафт: никакой жизни и кругом кратеры. А одноименная гора эффективно превращала в недвижимость отчаянных спортсменов-экстремалов. Длинный, с виду ровный, но жутко крутой спуск неудержимо притягивал смельчаков-лыжников и саночников. Каждый год они прокладывали на склоне глубокую борозду, которая издали походила на царапину, а вблизи оказывалась гладким ледяным желобом, таким длинным, что некоторые катальщики успевали за время спуска получить обширный инфаркт. Редкий экстремал, рискнувший скатиться с Б-52, приезжал вниз без ушибов и переломов, однако желающие получить слоновью порцию адреналина находились постоянно. Я взяла с мужа страшную клятву, что он на гору-убийцу не полезет. Семендяев такой клятвы не дал, и я всерьез опасалась, что в следующий раз мы увидим его уже в гипсе.

– Хорошо, если в гипсе, а не в гробу! – пессимистично сказала Ирка, с которой я поделилась своими опасениями.

К счастью, мои любимые мужчины проявили благоразумие. Колян покорно впрягся в саночки и повез Масю на пологую горушку, которую мы уже неоднократно и без малейшего вреда для здоровья покорили вчера. Мы с Иркой помахали им ручками, после чего подруга конспиративно взвалила на плечи лыжи, а я взяла палки, и мы зашагали по нерасчищенной тропе вдоль дачных заборов в сторону туркомплекса.

– Может, спрячем это длинномерное добро в каком-нибудь сугробе и заберем его на обратном пути? – предложила я, кивнув на тяжелое и неудобное для транспортировки спортивное снаряжение.

– Как же! Какая-нибудь зараза обязательно все выроет и стибрит! – не согласилась со мной хозяйственная подруга. – Ты разве не заметила, какой тут вороватый народ? Мы только вчера приехали, но у нас уже свистнули кролика, а у Курихиных пистолет!

– И еще клубнику! – ехидно напомнила я.

Ирка покраснела и заткнулась, так что на территорию туркомплекса мы прибыли в молчании. Там подружка вновь заговорила.

– Все-таки хорошо, что у нас есть лыжи и палки! – взбодрившись, сказала она. – Смотри, мы нисколько не выделяемся в толпе других отдыхающих!

Однако по мере нашего удаления от горнолыжных склонов и приближения к уединенному медицинскому корпусу граждане, экипированные для спортивных занятий, встречались нам все реже. Дежурная за стойкой в медцентре очень удивилась, когда мы с Иркой вломились в стеклянную дверь с лыжами и палками на плечах, с ходу потребовав приема у гинеколога.

– У нас прием по записи, – вежливо сказала она.

– Нам очень, очень срочно надо! – тяжело дыша, заявила запыхавшаяся Ирка.

Дежурная выразительно покосилась на лыжи, которые покачивались на ее плече, как коромысло. Наверное, подумала, что мы бежали к врачу прямиком с горы. В вихре снежинок, со свистом и натужным кряканьем. Вот тема для поэта – две Сольвейг, бегущие на лыжах к гинекологу!

– Я вижу, что вам срочно, – согласилась она. – Прием у нас платный, двести рублей.

Ирка мгновенно выложила на стойку пару банкнот.

– Хорошо, пройдите в восьмой кабинет, – сказала дежурная. – Только лыжи, пожалуйста, оставьте.

Мы пристроили лыжи и палки в углу, где они образовали оригинальную композицию с долговязым тропическим растением, и поспешили в указанном направлении.

Войдя в восьмой кабинет, я почти пожалела, что мы оставили лыжи в приемной. Интерьер в гинекологическом кабинете очень располагал к зимним видам отдыха, так как живо напоминал апартаменты Снежной королевы. В кабинете были белые стены и белый кафельный пол. За белым столом под сенью белой ширмы, отгородившей угол, сидела женщина в белом халате и белой шапочке. Она не сразу заметила наше вторжение, так как самозабвенно предавалась излюбленному занятию всех докторов – мелким, крайне неразборчивым почерком писала шифровку на рецептурном бланке с печатью.

– Здравствуйте! Это вы гинеколог? – прямо спросила бесцеремонная Ирка.

– Я, я, – по-немецки ответила докторша, не поднимая головы. – Присаживайтесь, подождите одну минутку, пожалуйста.

Свободный стул у стола был всего один, и на него воссела Ирка. Я отказалась от мысли устроиться у нее на коленях и осталась стоять. Присаживаться на медицинскую кушетку мне не хотелось, чтобы не почувствовать себя больной на приеме у врача.

Сверху открывался хороший вид на манускрипт, над которым вдохновенно трудилась докторша. Изрядно постаравшись, я сумела разбрать первую строчку рецепта: «Взять два яйца». Я крепко подумала, как соотнести эту запись с гинекологией, и решила, что докторша выписывает кому-то эффективное лекарство от бесплодия. Похоже, эта мудрая женщина не доверяет патентованным средствам, предпочитая полагаться на силу природы! Хотя моего мнения никто не спрашивал, я кивнула, одобряя такой прагматичный подход, и тут докторша стукнула в стену кулаком и громко крикнула:

– Леля, зайди за рецептом!

Через несколько секунд в кабинет вошла дама таких грандиозных размеров, что стокилограммовая Ирка рядом с ней показалась заморышем. В тетке было добрых десять пудов, спрессованных в двухметровую колонну, увенчанную круглой головой, жестоко забритой под машинку. С прической и телосложением борца-тяжелоатлета разительно контрастировали кокетливые девичьи сережки-висюльки с яркими бирюзовыми «глазками».

– Написала? – шаляпинским басом спросила великанша с нежным детсадовским именем Леля. – Вот спасибо! Попробую по твоему рецепту, а то у меня никак не получается, хоть плачь! Уж я и мну его, сколько сил хватает, и в тепле держу, и от сквозняков берегу, а толку – ноль. Не поднимается, зараза, хоть ты тресни!

Мы с Иркой переглянулись и опустили глаза, от души жалея несчастную женщину с большой проблемой в личной жизни, а Леля сгребла со стола рецепт и прочитала с листа:

– Взять два яйца и стакан пива. Какого именно пива?

– Любого, лишь бы свежее было, – ответила докторша. – И вылить его в яйца.

– Впервые слышу, чтобы пиво использовалось как наружное средство! – шепнула я Ирке.

– Народная медицина! – уважительно ответила она.

– Значит, пиво выливаем в яйца, добавляем стакан муки, соль по вкусу, все перемешиваем, накрываем и ставим в теплое место, – дочитала Леля. – Спасибо, Вера Петровна, если получится – обязательно угощу вас пирожками!

Победно размахивая рецептом, великанша удалилась.

– Так. Слушаю вас! – сказала невозмутимая докторша Вера Петровна, отложив ручку.

– Э-э-э… – Ирка, смущенная неожиданным превращением медицинского рецепта в кулинарный, растерялась.

– Скажите, пожалуйста, у вас тут беременные бывают? – глупо спросила я.

– Именно тут и бывают, – ответила докторша и ласково посмотрела сначала на меня, а потом на Ирку. – И кто из вас в положении?

– Э-э-э, – снова сказала моя подруга.

– Мы обе в положении, причем весьма затруднительном, – ответила я, переступив с ноги на ногу.

Докторша поправила очки.

– Мы ищем беременную женщину, которая отдыхает здесь, в туристическом комплексе, – объяснила я.

– Зачем же? – Докторша проявила любопытство. Но я была к этому уже готова и выдала слегка обновленную версию вчерашней домашней заготовки:

– Она потеряла сережку, а мы ее нашли и хотим ей вернуть.

– Хорошенькую такую сережку, дорогую, из чистого золота! – добавила эмоций ожившая Ирка. – Висячую. С бирюзой.

Это было уже слишком подробное описание украшения, которое только что продемонстрировала нам великанша Ляля, и я поторопилась с намеком лягнуть Иркину ногу под стулом: мол, не заговаривайся!

– А чем же я-то вам могу помочь? – участливо спросила добрая докторша.

– К вам же приходят беременные дамы? – повторила я, вернувшись таким образом к тому, с чего мы начали разговор. – Женщина, которую мы ищем, примерно на седьмом месяце.

– Ну, настолько беременных дам я тут вижу очень редко, – улыбнулась Вера Петровна. – И вообще, за последнюю неделю у меня была только одна пациентка в положении, она приходила вчера утром.

– В красной куртке? – быстро спросила Ирка.

– Я не знаю, верхнюю одежду она оставила в гардеробе, в кабинет вошла в брючном костюме из шотландки, но это совершенно точно не та женщина, которую вы ищете. У этой срок всего двенадцать недель, и ее супруг только вчера узнал, что станет папой. Он очень радовался, улыбался во весь рот, я даже засмотрелась, потому что зубы у него красивые, – с удовольствием вспомнила докторша.

– Да, это очень мило, – тоскливо сказала Ирка, поднимаясь со стула. – Спасибо, что уделили нам время.

– Не за что, у меня все равно сейчас нет пациенток.

Мы с подругой вышли из восьмого кабинета, прощально кивнули дежурной, разобрали декоративно-спортивную инсталляцию в углу и вышли из медицинского центра. На улице Ирка оглядела сверху донизу восьмиэтажный жилой корпус, глубоко вдохнула морозный воздух, взбодрилась и сказала:

– Слушай, а где регистрируются гости, прибывающие в этот скромный приют? У покойного возлюбленного Катерины была при себе именная карточка, значит, здесь ведется учет и контроль постояльцев. Давай найдем местный приписной пункт и спросим там про беременную женщину в красном.

– Давай, – согласилась я.

– Ты немногословна, – заметила Ирка. – К чему бы это?

– Я думаю.

– О чем же?

– Это не имеет отношения к поискам пропавшего кролика, – предупредила я. – И вообще, мысль очень сырая, ее еще нужно переваривать.

– Отличная идея! – Ирка пристукнула лыжами, как Дед Мороз посохом. – Предлагаю завалиться в бар, выпить по чашечке кофе и переварить твою сырую мысль заодно с шоколадкой.

Подруга говорила дело, за сладким мне всегда думается лучше, продуктивнее, поэтому от шоколадки я отказываться не стала, а в кофе попросила положить мороженое.

– Ну, рассказывай! – велела любопытная подружка, едва я пригубила вкусный напиток. – Что там у тебя?

– Не у меня, – я покачала головой. – У Катьки! У нее, если ты заметила, гиперемия.

– Да что ты?! – искренне огорчилась Ирка. – Надо же, какая беда! А это лечится?

– Если не лечится, то проходит само, – успокоила я. – Гиперемия– это сильное покраснение кожи в результате ожога. Ты же сама видела, ночью Катька мазала злополучную левую ногу каким-то вонючим аптечным снадобьем.

– И что?

– Мазала она ногу, морщилась и шипела, – напомнила я. – Видно было, что даже легкие прикосновения к обожженной коже причиняют ей боль. Как ты думаешь, могла бы Катерина натянуть чулки с широкой резинкой на свежий ожог?

– Конечно, нет! – Ирка вздрогнула.

– А вот Зинуля и Дина утверждают, что вчера в загсе невеста была именно в таких чулках! Помимо всего остального, конечно, – тут я невольно хихикнула, вообразив себе невесту в одних чулочках.

При таком нудистском бракосочетании у обнаженного жениха возникла бы серьезная проблема, куда прикрепить веточку флердоранжа.

– Может, Катька с учетом травмы была в одном чулке, только на правой ноге, как Пеппи? А Зинуля с Диной просто не заметили, что туалет невесты был неполным? – неуверенно предположила Ирка.

– А может, в загсе вообще была не Катька? – выдала я свою идею. – Тогда все замечательно сходится! Невеста ни с кем не разговаривала, на саму себя была не слишком похожа, решающее слово произнесла не своим голосом… Конечно, не своим, то есть не Катькиным, раз это была совсем другая девушка! Просто похожая на Катерину и для пущего сходства загримированная. У Катьки, не в обиду ей будет сказано, совершенно заурядная наружность, из особых примет – только родинка на щеке, а трудно ли бархатную мушку приклеить?

– Это кто же стал бы затевать такой безумный спектакль? – опоропела подруга.

– Как это – кто? Да друзья-компаньоны, изобретательные предприниматели Тараскин и Курихин! – азартно воскликнула я. – Им ведь так хотелось породниться, только упрямица Катерина ни в какую не соглашалась, вот они и обошлись без ее согласия! А потом поставили девушку перед фактом.

– И она так легко и просто с этим возмутительным фактом смирилась? – усомнилась Ирка.

– Ну, не так уж легко и просто: дверь-то тебе выломали и карниз со шторой оборвали, – напомнила я. – К тому же, ты вспомни, с Тимом Катерина как раз разругалась, а замуж ей было очень надо.

– Почему это?

– А ты помнишь, в каком наряде Катька щеголяла вчера утром? – ответила я вопросом на вопрос.

– Конечно, помню, – кивнула подруга. – Она приехала в модном брючном костюме из шо… Шо?!

Неожиданно прорезавшийся кубанский акцент выдал Иркино великое волнение.

– Ты думаешь… Ты хочешь сказать, что та вчерашняя двенадцатинедельная беременная в клеточку – это наша Катька?!

Несмотря на то что подруга выразилась крайне невнятно и путано, я ее поняла и в ответ глубоко кивнула, едва не утопив подбородок в чашке с кофе.

– А будущий папаша с дивно красивыми зубами – это Тараскин? – уже спокойнее закончила Ирка. – Да, похоже на правду. Они ведь выехали из города раньше, чем мы, а приехали позже… Погоди-ка!

Она вытащила из кармана мобильник, нашла в списке нужный номер и нажала кнопку вызова. Я с любопытством наблюдала за ней.

– Алло, Дина? – приторным до противности сиропным голосом замурлыкала подруга. – У меня к тебе один маленький вопросик. Скажи, пожалуйста, ты вчера утром, когда вы с молодыми заезжали в туркомплекс, не заметила там каких-нибудь концертных афиш? Нам с Ленкой в этой снежной глуши вдруг ужасно захотелось светской жизни, возникло желание выйти в люди. Говоришь, были афиши какого-то шоу? Ну, спасибо, извини за беспокойство.

Ирка выключила трубку, спрятала ее и торжествующе посмотрела на меня.

– Провокация удалась, – радостно сообщила она. – Молодожены со свидетелями действительно вчера утром заезжали в туркомплекс. Вадим и Катька куда-то уходили, а Дина и Антон ждали их в машине примерно пятнадцать минут.

Она хмыкнула, одобряя собственную смекалку, и спросила:

– Интересно, Тараскин и в самом деле был счастлив узнать, что его молодая жена ждет ребенка от другого?

– Может, и счастлив, – я пожала плечами. – Ведь Катькино интересное положение – лучшая гарантия того, что она смирится с узами брака, навязанного ей бессовестными интриганами.

– Вот, значит, почему она не стала есть клубнику! – сказала Ирка с таким видом, словно причина отказа Катерины от сладкой ягоды мучила ее, как самая большая загадка. – Клубника – сильный аллерген, беременным ее есть не рекомендуется!

А я при упоминании интриганов вспомнила, что позавчера вечером Катька в пылу ссоры обзывала Вадима бессердечным Борджиа, и окончательно уверилась в правильности своей догадки. Точно, Катька пала жертвой коварного заговора! Все знают, что Цезарь Борджиа – самый хитроумный и жестокий интриган средневековой истории!

– Пожалуй, я тоже кое-кому позвоню, – я потянулась за телефоном и набрала номер Вадика.

Коллега-оператор нисколько не удивился моему звонку, наоборот, обрадовался:

– Ленка! Ты-то нам и нужна!

– Кому это – вам? – поинтересовалась я.

Вадик – поразительно общительный тип, у него огромное количество знакомых, среди которых попадаются престранные личности. На вечеринках, которые Вадик закатывает в своей просторной холостяцкой квартире, запросто можно встретить знатока дзен-буддизма из Рязани, бородатого рокера с необъятным пивным животом и воинствующего марксиста с вытатуированным на плече портретом Че Гевары, который злобно гримасничает при каждом напряжении бицепса. В последний раз, когда я гостила у Вадика, со мной доверительно делился своими девичьими секретами молодой тайский трансвестит, обучающийся в Институте легкой промышленности по программе студенческого обмена.

– Нам с Гошкой, – ответил Вадик.

Гоша Грохотулин – еще один мой приятель, известный в городе радийщик, в эфире «шифруется» под благозвучным псевдонимом Игорь Раскатов.

– У нас с Гошкой нынче вечером шикарная халтура, мы батрачим на вечеринке партии «Секс-единство», имеющей своей отдаленной целью объединение секс-меньшинств и секс-большинств, – бойко отрапортовал коллега. – На мне видеосъемка торжества, а Гошка будет ведущим. Сценарий мероприятия он уже написал, а вот с обращением к активным членам партийного движения сильно затрудняется. Они главным образом «голубые» и девушки по вызову. Если сказать им, как водится: «Уважаемые дамы и господа!» – это может быть воспринято как издевательство. И не уважаемые они, и не господа, и не дамы. Может, ты подскажешь что-нибудь?