Текст книги "Янтарное сердце"

Глава 4
Хельбьёрн

– И тут, пап, появляюсь я. – Гвин саркастично скривила губы.

Дальше адептка опустила некоторые подробности. А еще сделала то, на что не могла решиться с самого возвращения в тронный зал Мейхартов: повернулась к мужу.

Кевендил сидел за столом по диагонали от супруги. Он смотрел на нее с таким замешательством, точно впервые видел. С глубочайшим удивлением и толикой брезгливости. Но в ответ Гвин ощущала лишь облегчение, что нет между ними симпатии, и помимо широкого дубового стола их разделяет целая бездна непонимания. Они абсолютно чужды друг другу. И в этом состояло некое преимущество. Когда речь зайдет о разводе, Кевендил не станет настаивать на том, чтобы непутевая жена, что влезла в их семейные тайны и очерняет венценосного отца, ушла прочь как можно скорее. Быть может, Кевендил и не заслуживал подобного. Но так было проще. Потому Гвин твердо решила, что поможет мужу возненавидеть себя.

– Выхожу за принца, отправляюсь в Архейм, где встречаю Ивроса, – продолжала она. – Иврос рассказывает мне о матери и обстоятельствах ее смерти, и вместе нам удается упокоить ведьму. А спустя несколько недель Ив обращается ко мне за помощью: его отец умирает. И я прихожу к их дому и вижу там… Кого бы вы думали? Ашаду Норлан. Не собственной персоной, разумеется. В образе Тени. Смерти, что явилась в ее облике за возлюбленным мужем. И Сархис Норлан на смертном одре зовет жену. Потому что любит и прощает. А она все эти годы, несмотря на свои ошибки, любит лишь его. И сына. Вероятнее всего, мой свекр о том узнал. И отсюда мы делаем вывод: у короля Бариана Мейхарта имелась уйма мотивов для убийства непокорной ведьмы. От знания, что она – импери, до понимания простой истины, что Ашада к нему ничего не чувствовала…

– Я не убивал Ашаду, – раздраженный голос короля прервал ее. – У меня никогда бы рука не поднялась, невзирая на секреты, что она хранила. Довольно обвинений.

Монарх говорил холодно. Он всей душой надеялся, что после упокоения нежити весь этот кошмар закончится. Но нет же. Все лишь усугубилось. Теперь вместо досужих сплетен у него за спиной его в открытую полоскали в его собственном доме. На глазах у сына. Да и кто? Приезжая зазнавшаяся колдунья!

– Хватит лжи! – Гвин вскочила с места, тряхнула головой. – Сколько можно отрицать? Вы отвели Ашаду на галерею над морем и сбросили вниз!

– Да как ты смеешь! – Бариан Мейхарт тоже встал. – Ашада была попросту безумна в своих заблуждениях. Так же, как и ты сейчас, девочка.

– Хватит отпираться! – не сдавалась адептка. – Я выведу вас на чистую воду, ваше величество, и заставлю заплатить за ее смерть!

В этот момент Гвин поняла две вещи.

Первое: она кричала. Повысила голос на короля. Неосознанно. Она стояла, уперевшись руками в холодную поверхность стола, и орала на растерявшегося монарха так, как прежде никогда и ни на кого кричать себе не позволяла. Ей хотелось выплеснуть на него весь свой гнев. С горечью она желала, чтобы Бариан Мейхарт захлебнулся отчаянием Ашады, болью Сархиса и одиночеством Ивроса. Пепел одной разрушенной семьи оседал на шатком благополучии другой.

Второе: мягкий гул нарастал в воздухе по мере того, как голос Гвин повышался. Сначала едва уловимо, но теперь – весьма ощутимо. От него завибрировала мебель, задрожала посуда, жалобно зазвенели канделябры и доспехи на стойках, а с потолочных балок посыпался мелкий мусор. И причиной не были чары самой Гвинейн, пусть даже и случайные. Это Иврос отзывался на ее слова. Адептка узнала его разлившуюся энергию безошибочно.

Колдун сидел, опустив голову, будто изучал свои колени. Темные волосы падали на лицо, скрывали его выражение. Он молчал. Никак не демонстрировал эмоций. За него это делала окружающая обстановка.

Гвин набрала в грудь побольше воздуха и выпалила, хоть теперь и чуть сдержаннее:

– Клянусь, я этого так не оставлю.

Большая ладонь Ивроса ласково легла на ее левую руку. Мягко сжала напряженные пальцы женщины.

– Не надо, Гвин. Он того не стоит, – хрипло произнес молодой лесник.

Тишина наполнила зал. Живая и плотная, как свежая патока. Замерли ожившая мебель и предметы утвари. Никакого звона. Никакого гула.

А потом раздался хлопок. За ним еще один. И еще.

Авериус Гарана неспешно аплодировал. Он с явным удовольствием покачал головой и изрек то, чего никто от него не ждал:

– Восхитительно.

Впрочем, восхищения эта картина больше ни у кого не вызвала.

Керика как-то странно улыбалась – недоброй хищной улыбкой, какой иной охотник встречает добычу.

Трое других чародеев смотрели с нескрываемым удивлением.

На лице короля застыл испуг. Бариан Мейхарт даже опустился на место.

А Кевендил… тихий и спокойный Кевендил буравил сердитым взглядом руку чужого мужчины, что сейчас сжимала ладонь его жены самым неподобающим образом. Этот взгляд обжигал. На щеках принца проступили розовые пятна.

Гвин села, игнорируя разгневанного супруга. Она уже открыла было рот, чтобы спросить мнения отца и выяснить, что именно его столь сильно восхитило. Но тут подал голос тот самый супруг, человек, о котором Гвинейн хотелось забыть как можно скорее, будто он был не наследником некогда желанного королевства, но каким-нибудь пьяным грузчиком в грязном порту.

– Прекращай этот фарс и успокойся. – Кевендил подался вперед. – Спешу напомнить, что ты все еще моя жена. И перед тобой – мой отец. Человек, которого ты должна уважать, а не осыпать голословными обвинениями. – Принц кивнул в сторону Ивроса. – А если этот твой… друг настраивает тебя против семьи и мужа, задумайся, действительно ли от тебе друг. Быть может, это просто его месть за мать, настоящие обстоятельства смерти которой ему неизвестны.

Иврос медленно убрал ладонь от пальцев Гвин. Скрестил руки на груди и гордо поднял подбородок. Он не сводил пристального взгляда с младшего Мейхарта. Но взгляд этот сквозил зимней стужей. К счастью для Кевендила, колдун понимал, когда его пытаются задеть за живое и к чему вела вся эта провокация.

Ее причина сидела подле Ивроса. Причина была бледна и измотана долгими бессонными ночами, изнурительными чарами и поисками ответов. Причину мучила судьба его матери. И колдун искренне был благодарен ей за это. Но более всего прочего он желал, чтобы именно ее прекратили изводить и отпустили отдохнуть, пусть даже под ненавистной крышей Мейхартов. Ив готов был согласиться и на такое, лишь бы Гвин смогла успокоиться и наконец выспаться как следует.

Молодой лесник был уверен, что никакие колкие замечания принца не смогут зацепить его. Но Кевендил все же нашел чем удивить собравшихся.

– Я не собираюсь отказываться от своей жены из-за невнятных недоразумений, – заявил наследник. А затем добавил несколько тише, точно сам себе не решался признаться, – И к тому же она может носить моего ребенка.

Прежде чем кто-то успел возразить или добавить что-либо, Керика Гарана, которая сидела справа от племянницы, без лишних церемоний взяла ее за руку. Чародейка молча пошарила пальцами по коже на тонком запястье. Нащупала там нечто, что заставило ее нахмуриться. Вероятно, ту самую побелевшую руну, что Иврос нашел у Гвин в Терновом Бастионе. Однако чародейка не проронила ни слова, лишь обменялась с племянницей взглядами. Без эмоций. Вернее, если они и были, истолковать их никто не смог.

– Гвин, ты выдвигаешь весьма резкое обвинение, – неожиданно заметил Крисмер ВарДейк, который все это время молча сидел за дальним концом стола и напряженно покусывал губы. – Речь не об обычном убийстве. Ты утверждаешь, что некий король убил некую чародейку. Если дело дойдет до Императора, простым семейным скандалом тут не отделаться. Ты ведь это понимаешь?

– Понимаю, – женщина гордо подняла подбородок.

– И ты этого хочешь? – в тоне блондина сквозило удивление. – Или, быть может, найдем способ решить вопрос мирным путем?

Крисмер обращался к старой подруге в надежде урезонить ее взрывную натуру. Он прекрасно осознавал, чем грозит подобная ситуация. Императорский суд оставался разбирательством в наиболее суровой инстанции, и судить монархов любого толка имел право лишь сам Император. Крис никогда не был трусом. Даже будучи младшим адептом, он без страха встречался лицом к лицу с тварями из худших ночных кошмаров, от которых прочие дети со страху прудили в штаны. Но при одной мысли об императорском суде у него разболелась голова. Для крошки Гвин таких громких скандалов он не желал.

Заклинатель ожидал, что Гвинейн скажет что-нибудь. Выдвинет условия или пойдет на уступки, дабы не заводить слишком далеко. Но вместо адептки ответил король.

– Я готов закрыть глаза на происходящее, если Норлан уберется с моих земель.

Керика оставалась невозмутима, как айсберг, плывущий по просторам бушующего океана. Не родилась еще на свет та сила, которая смогла бы поколебать ее.

И тут подал голос Авериус Гарана.

– Все это крайне любопытно, – совершенно спокойно изрек архимаг. И затем добавил без каких-либо особых эмоций: – И во всем действительно следует разобраться. Особенно в том, правда ли Иврос – импери. Я бы хотел лично выяснить, насколько сильна его кровь.

Последняя фраза предназначалась Гвинейн.

Авериус Гарана оставался верен себе в любой ситуации. Ссоры, склоки, придворные интриги, личные связи, даже мрачные убийства на почве борьбы за власть – все это меркло перед практическим интересом. И сейчас этот интерес оказался силен как никогда.

– Мать оставила на нем печать, – напомнила отцу Гвин, – и эта печать сошла еще не до конца. Она ограничивает Ива. Держит на привязи. Я видела его силу, будучи окулус. Уверена, без печати она стала бы еще значительнее.

Бариан Мейхарт набрал в грудь побольше воздуха для очередной гневной тирады, но тут в разговор вмешалась Керика.

– Могу я взглянуть на эту печать, любезный друг? – обратилась она к Ивросу.

– Не уверен, что это хорошая идея, – нехотя отозвался колдун.

– Быть может, моих скромных познаний в руническом деле хватит, чтобы понять природу и назначение символов у вас на коже, – с ироничной улыбкой произнесла женщина.

Норлан вопросительно посмотрел на Гвин. Та коротко кивнула, поддерживая слова тетки.

По правде говоря, Керика произвела на колдуна впечатление вполне положительное. Хотя бы потому, что его возлюбленная доверяла ей всецело. К тому же Керика была права: мастер над рунами наверняка могла бы сказать очень многое о том клейме, что без особых объяснений оставила Иву матушка. Ему просто не хотелось обнажаться перед Мейхартами. Буквально.

Он краем глаза уловил движение Кевендила. Принц нетерпеливо поерзал на месте, продолжая буравить Ивроса недовольным взглядом. Ревновал ли он жену или просто видел в небритом простолюдине возмутителя спокойствия, определить было невозможно. Но, скорее всего, он искренне жалел о той ночи, когда позволил отчаянной супруге отправиться на помощь умирающему Сархису Норлану.

Иврос пожал плечами. Он неторопливо встал с места и принялся расстегивать камзол, стараясь держаться невозмутимо. Ему давно хотелось переодеться и привести себя в порядок, но явно не перед Мейхартами или семьей Гвин. Он безошибочно уловил перемену настроения в помещении. Градус сместился. Чародеи наблюдали с интересом. Мейхарты – с раздражением. Но Гвин… Гвин смотрела на Ивроса тем открытым и уверенным взглядом юной валькирии, который он особенно любил.

Сняв камзол и бросив его на стул, на котором сидел, колдун стянул полинявшую от многочисленных стирок рубаху, серую и не слишком свежую. В свете огня от свечей и каминов его кожа, выразительно очерчивающая налитые мускулы, казалась смуглой. Иврос повернулся к собравшимся боком, демонстрируя левое плечо.

В помещении было довольно тепло, но лесник невольно ощутил пробежавший по голой спине холодок. Ничего удивительного. Столько внимания со стороны совершенно посторонних людей. Даже один только Кевендил Мейхарт глядит так, что невольно захочешь покрыться медвежьей шерстью и сбежать в лес. Ненависть во взоре принца горела такая лютая, что грозила прожечь в Ивросе дыру. Наследник Нордвуда сложил в уме два простейших слагаемых и вычислил сумму. Причиной явно служила ревность. Сомнений в том не осталось. Ведь если жена принца знала о печати, это значило, что по какой-то причине она любовалась нагим телом колдуна. Вероятнее всего, эта мысль посетила не только Кевендила. Впрочем, слишком долго рассматривать его обнаженный торс собравшимся не пришлось.

Подошедшая Керика Гарана встала так, что частично скрыла его от присутствующих.

Чародейка не могла оторвать заинтригованного взора от символов на коже мужчины. Она даже протянула руку, однако коснуться знаков не посмела, лишь провела над ними растопыренными пальцами, будто старалась уловить некий магический отголосок. Пробормотала нечто неразборчивое. То ли ругательство, то ли магическую формулу.

– Ну? – архимаг нетерпеливо забарабанил пальцами по столу. – Не томи.

Керика прищурила зеленые глаза. Наклонила голову к одному плечу. Потом к другому. Медленно вдохнула через нос. Так же медленно выдохнула.

Колокол в башне пробил полночь. Его монотонный гулкий звон разнесся над замком.

От этого внезапного звука собравшиеся невольно вздрогнули. И гости, и хозяева попросту забыли о времени. О том, что почти все обитатели Высокого Очага давным-давно спят. Удары колокола прозвучали протяжным, унылым приговором.

– Да что там такое? – Авериус Гарана рывком встал с места и подошел к сестре. – Что это, Керика?

– Хельбьёрн, – прошептала чародейка. И громче повторила: – Это Хельбьёрн.

В ее голосе читался едва сдерживаемый восторг.

– Ты уверена? – Архимаг бесцеремонно подвинул Керику, наклоняясь к плечу Ивроса, дабы своими глазами изучить рунические символы.

– Вот, взгляни. Это защитные элементы, – указательным пальцем она, все так же не касаясь кожи Ивроса, обвела острые символы, похожие на когти медвежьей лапы. Затем показала на рычащую голову медведя, которая выполняла роль подушечки на этой самой лапе. – А это – священный медведь. Знак хозяина лесов. Хельбьёрн. Начертан скорее интуитивно, нежели по правилам, но искусства у наложившего руны явно не занимать. Такая печать может сходить от нескольких месяцев до нескольких лет.

Брат и сестра Гарана переглянулись. Радость на их лицах отчего-то не понравилась Ивросу. Равно как не понравились и выражения лиц прочих чародеев в зале. Некое радостное возбуждение. Как при виде редкого зверя или утраченного артефакта. Но Гвин всеобщего восторга не разделяла. Она едва заметно поморщилась.

– И что этот знак означает? – сухо спросил Ив, протиснувшись меж чародеями и потянувшись за своей рубахой.

– Ты можешь его снять? – перебила Гвинейн. Она устало потерла лоб ладонью, исподволь наблюдая за тем, как одевается ее возлюбленный.

Керика Гарана неспешно кивнула.

– Думаю, да, – задумчиво ответила она. – Но точнее отвечу на этот вопрос позже.

Она коснулась локтя Ивроса, который уже натягивал камзол. Улыбнулась ободряюще.

– В этом знаке нет ничего страшного, любезный друг. Он скорее показывает, насколько силен тот, кто его носит. Какая древняя магия нужна, дабы сковать его силы и смягчить их. Руны рассеивают твою мощь. Мешают взаимодействовать с нитями. Не дают сконцентрироваться как следует. И расплескивают твои силы вокруг тебя по тем землям, где ступает твоя нога.

– Это многое объясняет, – пробормотала Гвин и затем обратилась к отцу, который все это время потирал подбородок, разглаживая свою и без того аккуратную короткую бороду: – Что думаешь?

– Думаю, что мне нужно самому взглянуть на это ваш Терновый Бастион, – отозвался Авериус Гарана и затем добавил, – настоящих импери теперь не сыскать. Они уже сродни сказкам. Я пытался отыскать колдунов с подобной кровью. В научных целях, разумеется. Хотел узнать побольше об их наследии. Но, увы, самый сильный импери, которого мне удалось обнаружить, жил в рыбацкой деревушке и развлекался тем, что заставлял треску целыми косяками заходить в сети. Никакие чары и тем паче вопросы наследия его не интересовали.

– Могу его понять, – мрачно заметил Иврос.

– Буду очень признателен, если ты согласишься сопровождать меня и покажешь дом твоих предков, – попросил Авериус Гарана с выражением крайнего дружелюбия на лице. – Это не только уникальная возможность поближе познакомиться с наследием настоящих импери, если это действительно оно, но и шанс пролить свет на обстоятельства того дела, что так сводит с ума нашу Гвин.

Архимаг снисходительно улыбнулся.

Его дочь закатила глаза. Годы шли, а отцовские манипуляции не менялись. Правда, следовало отдать ему должное: Авериус Гарана оставался лучшим в своем роде чародеем, и в изысканиях любого толка ему нет равных. Конечно, ему любопытно взглянуть на жилище чистокровных импери. Но если кто и мог помочь разобраться с убийством Ашады Норлан, то только он.

Иврос повернулся к Гвин. В его взгляде читался немой вопрос, на который она ответила легким кивком.

– Хорошо, – коротко произнес колдун.

– Вот и славно. – Авериус Гарана повернулся к королю, который сидел на своем месте тихо и с выражением глубочайшего замешательства на лице. – Думаю, все согласятся, что день выдался крайне утомительный. Я весьма устал с дороги, равно как и мои спутники. Не говоря уже о дочери, которая несколько дней провела страшно представить в каких условиях. Нам всем нужно отдохнуть, а уж потом разбираться с погибшими ведьмами, импери и всем остальным. Полагаю, его величество не станет возражать, если мы перенесем наше собрание на завтра?

Вопрос был скорее риторический. Авериус Гарана прекрасно понимал, что король Нордвуда не посмеет возразить. Потому, когда Бариан Мейхарт перевел озадаченный взгляд на Ивроса, архимаг отчеканил весьма вежливо, но неумолимо:

– Ах да. Действуя от имени нашего пресветлого Императора как его доверенный советник, велю достойно принять Ивроса Норлана как особо почетного гостя Высокого Очага, несмотря на все ваши возможные разногласия.

– Быть по сему, – холодно процедил Бариан Мейхарт. – Но у нас нет достойной комнаты для столь почетного и нежданного гостя.

– Иврос займет мои покои, – лучезарно улыбнулась Керика. – А я переночую в комнате племянницы. Нам есть о чем побеседовать перед сном. А завтра у ваших людей будет достаточного времени на подготовку еще одной гостевой комнаты.

– Быть по сему, – повторил король, на этот раз несколько обреченно.

– А что ты имел в виду, говоря про «доверенного советника Императора», пап? – обратилась Гвин к отцу, невольно нахмурившись.

– Перед тобой архимаг и ректор Академии Чародейства в Идарисе, восстановлением которой сейчас активно руководит твоя мать, – с нарочитой торжественностью произнес Авериус Гарана.

Он жаждал поделиться с дочерью этой новостью с самой первой минуты их встречи. Вот только родительское сердце взяло верх над тщеславием, и чародей погрузился в заботы любимого чада. Судя по всему, не напрасно. Ситуация складывалась такая, что он едва сдерживал себя, дабы не сорваться в этот Терновый Бастион сей же миг.

Архимаг перевел взор с Гвин на Ивроса и обратно и с едва уловимой улыбкой изрек:

– У нас впереди намечается превеликое множество интересных разговоров.

Глава 5
Узы

Керика планировала о многом расспросить племянницу наедине. Особенно про Ивроса Норлана, разумеется. И еще больше чародейка хотела рассказать. О том, как складывалась ее жизнь в эти годы. О том, что происходило у Авериуса и Евании. И о том, в чем подозревала брата. Такие вещи она могла рассказать лишь Гвин лично.

Но, увы, не успела.

Гвинейн провалилась в глубокий сон без сновидений в тот же миг, как ее голова коснулась подушки. События последних недель вымотали ее настолько, что сон походил на летаргический.

Чародейка устроилась подле племянницы. Осторожно укрыла ее одеялом, чтобы не потревожить. Но Гвин даже не заметила. Впервые за долгое время ей удалось расслабиться и забыться именно благодаря тому, что тетка была рядом. От отца можно было ожидать чего угодно, но тетушке адептка доверяла больше, чем родной матери.

– Моя крошка Гвин, – с усталой улыбкой прошептала женщина, осторожно снимая с косичек племянницы тяжелые металлические бусины, которые много лет назад они вместе выбирали на базаре в Идарисе. – Спи, малышка.

Женщина откинулась на подушку. Бросила задумчивый взгляд на окно, за которым слабо светила зеленая луна. Покатала в пальцах тяжелые, украшенные чеканкой железки.

В памяти невольно всплыл минувший вечер. Просторный тронный зал без лишних изысков, но весьма недурно украшенный. Добротная мебель. Жаркие камины и оплывающие восковые свечи. И девять человек за столом, на котором красовались остатки позабытых угощений.

Молчаливые братья Корвес, которым даже говорить было не нужно, чтобы обсудить между собой происходящее в силу одной их особенности, о которой знали лишь самые близкие.

Жизнерадостный и отчаянный Крисмер, который был на редкость тих и хмур. Будто история, рассказанная Гвин, потрясла его необычайно. Равно как и сама встреча с дочерью его мастера, которую он не видел много лет.

Авериус, занявший столь высокий и почетный пост в Империи, но оставшийся собой. Уж Керика-то знала. Брат умел обмануть многих, но не ее. Скорее всего, он сейчас тоже не мог уснуть и мысленно благодарил дочь за то, что она вышла замуж за этого Мейхарта.

Принц Кевендил. Сломленная натура. Он глаз от жены не мог оторвать. Но не любовь и даже не собственническая ревность горели в его взгляде. Нет. Нечто такое, от чего у Керики по спине пробегали мурашки.

Король Бариан Мейхарт произвел на нее куда лучшее впечатление, чем его наследник. Он был смущен, рассержен и раздосадован. И либо невиновен, либо твердо уверен в собственной невиновности. Какую опасность он представлял, Керика пока не поняла. Монарх виделся чаровнице открытой книгой. Она отлично знала таких мужчин и понимала, как сделать так, чтобы из непримиримого противника он стал самым надежным союзником. Но для этого требовалось немного времени. И невмешательство ее дерзкой племянницы.

Гвин. Горячая голова. Голос ее срывался от гнева. Глаза блестели. Она забыла об усталости. Даже о том, что наконец воссоединилась с любимой семьей. Отчего-то история этой несчастной ведьмы Ашады Норлан вызывала в ней столь болезненный резонанс. Быть может, потому, что Гвин, будучи окулус, взаимодействовала с ней на особо глубоком уровне. Или все дело в том, что ей пришлось отпускать истерзанную душу Ашады в лучший мир собственными руками, а потом пожинать плоды последствий.

Но ключевой фигурой в этой истории Керике виделся именно Иврос Норлан. Мрачный и внешне сдержанный, но весьма отчаянный внутри. Керика хорошо запомнила, как он вышел против нее один среди руин, готовый без объяснений убить или умереть сам, но не подпустить никого к Гвин. Да. Мать неспроста ограничила его печатью. Такому горячему сердцу нужен холодный разум. А от их молчаливого взаимодействия с Гвин воздух в помещении наэлектризовался до предела. Окулус и импери. Нарочно не придумать!

Керика тихо усмехнулась. Она погладила спящую племянницу по голове и одними губами прошептала:

– Спи и ничего не бойся, крошка Гвин. Твоя тетка обо всем позаботится.

Утром, прежде чем разбудить адептку, Навина спрятала расписанный рунами топорик под шкафом – от греха подальше. И лишь после этого служанка обратилась к тонкой женской руке, что свисала с кровати из-под вороха белых одеял:

– Госпожа Гвинейн, вас ждут внизу к завтраку.

– Нет.

Навина подошла к окнам и одну за другой открыла шторы.

Яркое солнце проникло в помещение и залило его своим чистым светом.

– Госпожа, не упрямьтесь, – терпеливо произнесла служанка. – Все ждут только вас. Понимаю, что вы устали, но…

– Я никуда не пойду. – Рука скрылась под одеялами. – Неси завтрак сюда.

– Не могу. – Пухленькая женщина распахнула хозяйский шкаф и принялась выуживать из него одежду. – Ваш отец велел мне разбудить вас и привести в зал. Все уже собрались там. Включая вашу тетушку, – служанка сделала паузу, – и лесника Норлана.

Гвин высунулась из-под одеяла и одарила Навину сердитым взглядом.

– Врешь, – буркнула она.

– Чтоб мне провалиться, – усмехнулась женщина, как бы между делом показывая Гвинейн изумрудно-зеленое платье из мягкого бархата с атласными алыми вставками. Она расправила его, приложив к себе, и неторопливо покачалась из стороны в сторону. – Ваш отец от Норлана не отходит. Сам лично уговаривал его спуститься в большой зал. Король, конечно, мало тому радуется. Но он умеет уступать и быть мудрым, когда нужно. А принц так вообще смотрит на всех, точно войну объявить готов. Сдерживается из последних сил. Бедняжка. Никогда его таким не видела.

Гвин села в кровати, запустив пальцы во взъерошенные после сна волосы. Закусила губу. Перевела взгляд с изумительной красоты платья на хитро улыбающуюся женщину. Брови сами сошлись к переносице в страдальческом выражении.

Танцуя, Навина подошла ближе и подмигнула:

– Я бы на вашем месте не теряла ни минуты. Сами знаете, нельзя мужчинам доверять важные разговоры.

На завтрак подавали молочную кашу с сушеными грушами и гренки с медом. Утренний сбор за общим столом проходил в атмосфере умиротворения. Не то что накануне вечером. Этот завтрак походил на настоящую семейную трапезу. Если не считать нескольких особенностей.

Во-первых, сидевший во главе стола Бариан Мейхарт лишился ощущения, что он остается этим самым главой. Градус внимания и почтения сместился на архимага. Что, впрочем, было объяснимо и даже в определенной степени почетно. Ведь Высокий Очаг принимал третьего по важности человека в Империи – личного доверенного советника Императора. Будет чем похвастаться перед соседями – если удастся утрясти скандал, разумеется.

Во-вторых, за столом присутствовали люди, которых семьей можно было назвать весьма косвенно. Взять хотя бы трех подруг принцессы Деваны. Не говоря уже об Ивросе Норлане. Последний, к слову, держался весьма достойно, несмотря на обилие Мейхартов вокруг. Возможно, благодаря тому, что отец Гвин посадил его подле себя и буквально засыпал вопросами о его детстве и матери. Иврос отвечал сдержанно, с присущей ему мрачностью, однако это не мешало женской половине замка бросать восторженные взгляды на могучего колдуна Ивроса и широкоплечего блондина Крисмера попеременно.

Похоже, они не привыкли видеть подле себя таких статных и привлекательных мужчин. Если не считать Кевендила, разумеется. Даже Девана будто бы исподволь улыбалась в ответ на шутки Криса и с любопытством поглядывала в сторону Норлана. Что и говорить о трех ее старших товарках! Девушки заливались смущенным румянцем, наслаждаясь каждой минутой в обществе обаятельного заклинателя и сурового лесника.

– Доброго всем утра, – голос Гвин погасил одни улыбки и зажег другие.

– Ее королевское высочество, – зычным голосом начал камергер запоздалое объявление.

– Дарон, не ори ты так, я тебя умоляю, – проворчала Гвин, проходя мимо него. Она похлопала стушевавшегося слугу по плечу. – Голова от твоих криков раскалывается, честное слово.

Гвинейн грациозно подплыла к отцу и поцеловала его в щеку. Прошла мимо Ивроса, легонько коснувшись рукой его плеча, и опустилась на свободное место между ним и тетушкой, оказавшись лицом к лицу с мужем, который сидел напротив и буравил супругу тяжелым взглядом.

– Какие новости? – невозмутимо спросила она, устраиваясь поудобнее.

Один из лакеев тотчас подоспел. Он торопливо поставил перед Гвин тарелку с ароматной кашей.

– Просто уйма, – заверил ее отец. – Даже не знаю, с чего начать. – Он бросил быстрый взгляд на короля, который делал вид, что кроме завтрака его ничего не интересует, и изложил: – К примеру, до меня дошел слух, что сегодня поутру в замок прибыл гонец из соседнего королевства. Как его там? Валиндер, если не ошибаюсь. Так вот, ваши соседи услужливо предостерегают, что на дорогах стало небезопасно. Зима еще не скоро пойдет на убыль, а дикие звери голодны. Потому участились нападения на одиноких путников на дорогах в их краях.

– Очень мило с их стороны. – Гвин преспокойно взяла ложку. – Есть что-то еще, о чем мне следует знать? Нечто более важное, чем дикие звери у соседей?

Ей хотелось накинуться на отца с расспросами обо всем, что приключилось в их с мамой жизни. Хотелось обнять Ива, с которым они сидели, почти соприкасаясь локтями. Прижаться к нему, спрятавшись на широкой груди, и отменить события последних недель. А еще хотелось собраться с духом и при всех объявить Кевендилу, что она просит развода. Но прежде, чем женщина успела договориться сама с собой, отец отложил на край тарелки гренку, щедро сдобренную медом, и произнес:

– Безусловно. Твой друг. Господин Норлан. Живой импери Нордвуда. Он – самое важное, что только могло случиться со всеми нами.

Гвинейн повернулась к отцу. Уловила знакомый азартный блеск в его острых зеленых глазах. Так и есть. У бывалого исследователя созрел очередной план, который не даст ему покоя, пока тот не осуществит задуманное и не получит ответов на все свои вопросы.

Адептка вздохнула.

– Ты все утро донимал Ива расспросами про импери? – Она удрученно покачала головой. – Пап, это невежливо.

– Боюсь, вишенка, мой интерес выходит далеко за рамки не только вежливости, но и твоего понимания, дорогая. Уж прости. – Авериус Гарана пожал плечами. – Импери – случай среди магов уникальный. Импери с древней кровью – практически небывалый. Вы тут можете сколько угодно играть в бирюльки, искать виноватых и придумывать обиды друг на друга. Но импери требуют моего особого внимания, если Хагмор действительно те, за кого себя выдают. Не могу пока открыть причин моего беспокойства, потому как оно может оказаться беспочвенным. Для начала хочу лично все проверить.

Гвин вновь покачала головой. Отец оставался неисправим.

– Что он тебе наговорил за утро? – обратилась она к Ивросу, который сидел перед опустевшей тарелкой и жевал гренку, отщипывая от нее маленькие кусочки.

– Ничего особенного. – Колдун пожал плечами. – Уговаривал отвезти в Терновый Бастион как можно скорее. Он хочет посмотреть склеп Хагмор и убедиться в том, что мы с тобой не солгали про импери. Твердит про уникальность и про то, что жизнь готов отдать, чтобы своими глазами увидеть древнее наследие.

– Очень на него похоже, – заметила адептка.

– Я все еще здесь, – бесцветным тоном напомнил архимаг.

– И ты согласился его сопровождать? – Гвинейн умышленно проигнорировала отца.

Колдун медленно кивнул. Он не сводил с нее взгляда, от которого Гвин невольно ощутила тепло в районе солнечного сплетения.

– Когда едете? – как бы между прочим спросила она.

– Завтра, – ответил Иврос. – А сегодня он хочет провести день с тобой. Но сдается мне, что он бы выехал прямо сейчас, если бы не ты.