Текст книги "Ход черной королевы"

– Это, конечно, несколько неожиданно, – вкрадчиво заявил Антон, – но я действительно вспомнил, что вы предупреждали меня о кратковременности моего повышения. Когда мне освобождать кабинет?

– Ну погоди, куда ты торопишься? – миролюбиво улыбнулся Резник. – Я же не требую от тебя, чтобы ты немедленно убрался из кабинета! Вот разберёшься с делами, закончишь начатое, и тогда…

– У меня всегда все дела в порядке, – отчеканил Антон.

Пусть Резник знает, кого теряет.

– И я могу освободить кабинет в любое удобное для вас время, хоть сейчас же! Павлу не надо будет тратить много времени на то, чтобы разобраться с делами, потому что незаконченные процессы я сам доведу до конца, а всё остальное у меня в идеальном порядке, – добавил он.

Резник с уважением взглянул на Антона и снова нацепил очки.

– Ну что-ж, я рад, что мы друг друга поняли. Но, Антоша, не сердись. И ни в коей мере не считай, что мои слова вызваны твоей профнепригодностью. Напротив, подчёркиваю, я очень доволен тем, как ты работаешь. Возможно, я подумаю о твоём переводе в другой отдел, в котором ты принесёшь больше пользы. Но моё предложение вызвано беспокойством за здоровье сына. Как отец, я не могу наблюдать, как Павел снова пустил свою жизнь по течению, а сам с удовольствием следит за тем, как его кораблик плывёт по волнам. Но ведь это сегодня – штиль, а завтра и до шторма недалеко! Я не могу спокойно смотреть, как он губит себя. Ты же знаешь, сколько он выпивает за день?

– Я за ним не слежу, – равнодушно ответил Антон. – Мне кажется, что взрослый мужчина должен сам приводить свою жизнь в порядок. А алкоголизм Павла – это проявление слабости.

Внутри он кипел от злости. Но был вынужден следить, чтобы внешне сохранять полное спокойствие.

– Да, ты прав, – удручённо заметил олигарх. – И мне жаль, что у Павла с этим проблемы. Что поделаешь, нравится мне это или нет, он – мой сын. Поэтому я хочу попросить его снова вернуться в Теллурику. Надеюсь, это мобилизует Павла, заставит держать себя в руках. Я не могу смотреть, как мой сын медленно погибает.

Антон снова едва удержался, чтобы не бросить в лицо Резнику готовые сорваться у него с языка слова о том, что Анатолий Максимович ничем не отличается от других людей, тех, что считают себя властелинами мира. Ради своего сына он готов поступиться принципами, готов убрать человека, работавшего как проклятый на благо холдинга, лишь бы его сыночек был при деле.

Антон поднялся, дав понять Резнику, что разговор окончен, и что он не желает и дальше слушать про бедного, несчастного Павлика, находящегося несколько месяцев в опале, а теперь снова горящего желанием вернуться к делам.

– Я всё понял, Анатолий Максимович, – сообщил Антон. – Павел может приступить к работе хоть завтра. Я сегодня же покину кабинет.

– Не торопись, Антон, – поморщился Резник. – Извини, я был слишком резок с тобой. Мне бы хотелось, чтобы наш разговор проходил совсем по-другому.

– Не волнуйтесь, со мной всё в порядке, – сухо ответил Антон. – Встретимся вечером, у вас дома.

Он специально подчеркнул это – «у вас дома». Резник всё прекрасно понял. Уходя, Антон краем глаза отметил, что тот тяжело вздохнул и снова стал протирать очки. Олигарх расстроен, ах, какая жалость!

Едва помня себя от бешенства, Антон заскочил в лифт, и, продвигаясь по направлению к кабинету, который больше никогда не станет его вотчиной, клял про себя и Теллурику, и Резников – старшего и младшего. Он точно знал, что никогда не простит их за то, что они делают с ним. Но об этом он сможет подумать чуть позже. Он непременно отомстит, но месть – это блюдо, которое надо пробовать остывшим. А пока что ему действительно надо прийти в себя и собрать свои вещи в кабинете, который ему так нравился.

Он проскочил мимо секретарши, даже не удостоив её взглядом. Он вообще никого и ничего не замечал.

Минут через десять после того, как Антон вернулся в своё кресло, в котором ему оставалось сидеть лишь до сегодняшнего вечера, в дверь постучали и сразу же появилась секретарша с подносом. На сей раз она ничего не перепутала. На подносе стояла чашка чая, рядом в блюдечке лежал сочный, порезанный на тонкие дольки лимон.

Нина Николаевна, не спеша, поставила поднос на маленький столик у двери, ловко шмякнула в чашку с чаем лимон при помощи щипцов, положила туда же две ложки сахара, размешала и понесла чашку с блюдцем на стол к Антону.

– Я не просил чай, – прошипел он, наблюдавший за её манипуляциями.

– Я просто решила выполнить свои обязанности, напоследок, – она с улыбкой взглянула на него.

– Уже знаете, – протянул Антон. – И давно приказ был?

– Ещё с утра…

– А каким числом подписан? – полюбопытствовал он, чувствуя, что медленно умирает со стыда и злости. Значит, Резник ещё вчера знал, что соберётся сегодня же уволить Антона. И не поговорил с ним дома, памятуя о непременном скандале, который затеет Любовь Андреевна. Ну конечно, куда как проще избавится от Антона, вначале сотворив приказ, и выдержать скандал, зная, что уже ничего не изменишь! Но каков подлец!

– О дате будет сообщено дополнительно, – пожала секретарша плечами и торжествующе взглянула на Антона.

– Что, я тебе не нравлюсь? – вдруг вырвалось у него. – Ты рада, что снова будешь работать с Павлом, этой дохлой рыбой?

– Ну почему же? – возразила секретарь. – Нравишься, и даже очень. Более того, я готова отдаться тебе прямо сейчас.

Антон, чуть приоткрыв рот от изумления, уставился на Нину Николаевну. Да он, наверное, ослышался! Эта престарелая тётка предложила ему свои сомнительные прелести, прямо здесь?

Он хотел засмеяться ей в лицо, хотел сказать, что не намерен пользоваться её услугами, что она старше его, а он может в любую минуту вызвать сюда Милу, и … Но отчего-то не смог сказать этого. Отчего-то, скользнув взглядом по её блузке с глубоким вырезом, открывающим любопытному взору аппетитные полушария грудей, по тонкой талии, по крупным бёдрам, обтянутым непременной юбкой, по округлым коленям с ямочками, он вдруг почувствовал сильное, жгучее желание.

Нина Николаевна правильно истолковала его похотливый взгляд. Быстро закрыв кабинет с внутренней стороны, она вернулась к его столу, сбросила на пол блузку, ловко подтянула юбку к талии, и Антон чуть не потерял голову, увидев крутые ляжки в чулках. Секретарша носила чулки, с ума сойти!!! Она легла перед ним на стол, а он навалился на неё, чуть не сбросив жидкокристаллический монитор на пол, разбросав бумаги, сложенные в папки, откинув от себя тяжёлый, мраморный, потрясающей красоты письменный прибор.

Он не мог поверить в происходящее, в то, что он буквально кричит от наслаждения, а Нина Николаевна закрывает ему рот жадным, неистовым поцелуем.

– Я уже думала, что этого никогда не будет, – прерывисто шептала она ему, когда он в очередной раз погружался в неё, – я так долго этого ждала, что ты сегодня будешь наказан. Я измочалю тебя так, как никто до меня!

Антон лишь усмехнулся. Она не знала Милы, которая обожала секс до потери пульса и всегда была готова точно так же задрать юбку, как это сделала Нина Николаевна. Но Антон ошибался. Секретарша оказалась такой отвязной штучкой, что рядом с ней образ Милы как любовницы очень скоро побледнел, а потом вообще растворился в пылу страсти.

Несколько раз в дверь кабинета стучали, много раз звонили, но Антон не мог себя заставить оторваться от ставшего таким желанным тела. Он в сотый раз удивлялся, как такое может происходить, но упорно продолжал ласкать и поддаваться ласкам. Когда, наконец, Нина Николаевна отпустила его, и он, тяжело дыша, опустился в кресло, растрёпанный, потный, но страшно довольный, он обнаружил, что прошло чуть больше трёх часов. Секс с Милой никогда не занимал у него столько времени.

– Извини, что прервалась, – тем временем на полном серьёзе заявила секретарша, заправляя блузку и одёргивая юбку, – но у меня сегодня ещё целый ворох работы. Чем ты намерен заняться после семи вечера?

Раньше Антон бы ответил, что намерен работать. Но сейчас, когда он уже фактически смещён со своего руководящего поста, работать сверхурочно он не собирался.

– Встретиться с тобой, конечно же, – ответил он, и заметил, что улыбается.

– Макс, прекрати, – смеясь, прошептала Жанна, – на нас и так все смотрят!

– Ну и пусть, – бездумно ответил сияющий Резник, – пусть смотрят!

– Но тебя могут узнать, – снова оттолкнула его руку Жанна, – пострадает твоя репутация! И, потом, ты же женат! К чему тебе скандалы в семье?

Анатолий Максимович приуныл.

– Умеешь ты испортить настроение, – проворчал он беззлобно, с укором глядя на неё. – Почему я не могу вести себя с любимой женщиной так, как мне того хочется?

– Потому что ты – это ты, – рассудительно ответила Жанна.

Резник вздохнул, и перестал тискать её и каждую минуту останавливаться для того, чтобы её поцеловать.

Жанна, нагруженная цветами, пакетом с попкорном и огромным коконом сладкой ваты на палочке, разрумянившаяся, с волосами, собранными в хвостик и не накрашенная, напоминала школьницу, которую папа вывел на прогулку.

Она прыснула в ладошку, но объяснять причину своего смеха Анатолию Максимовичу не стала. Он и так переживает из-за очень большой разницы в возрасте, и она не будет усугублять положение. Однажды Жанна в шутку назвала себя геронтофилкой – то есть молодой особой, которая любит стариков, и Резник обиделся и долго дулся на неё. Поэтому теперь она избегала всяческих намёков на его возраст. Удивительно, но этот состоявшийся и успешный мужчина здорово переживал, когда шла речь о разнице в их возрасте.

Они гуляли по зоопарку, и целовались на каждом шагу. Резник, в солнцезащитных очках и бейсболке, практически неузнаваемый, резвился, как молодожён, пока Жанна и не попросила его вести себя спокойнее. На них и так уже не раз оборачивались, а привлекать внимание к их персонам не входило в планы Жанны.

– Ой, какая прелесть! – воскликнула вдруг она, указав на яркого тукана, и сидящего на ветке за стеклом, в вольере для птиц, и попутно выронив бумажный пакет с поп-корном.

– Тебе нравится? – обрадовался Резник. – Хочешь, я его тебе куплю?

Жанна засмеялась. Сначала её коробило, что на все её восторги любовник неизменно предлагает ей приобрести этот предмет. Но потом, смутившись, Анатолий Максимович объяснил, что пытается хоть как-то уравновесить свой недостаток – возраст, со своими положительными чертами: достатком.

Жанна тогда чмокнула его в щёку и заявила, что он не должен комплексовать по поводу возраста, ведь на свете так много пар, у которых разница составляет эти пресловутые почти тридцать лет, а у некоторых и ещё больше! И он вовсе не должен ничего ей покупать, потому что она чувствует себя неловко, словно он и её купил.

Резник очень долго заверял её в том, что никогда не имел ничего общего с продажными женщинами, и никогда не платил за любовь женщины, поэтому она не должна так думать. Словом, они пришли к компромиссу, но сейчас разгулявшийся генеральный директор нефтяного холдинга снова предлагал ей скупить всю имеющуюся в зоопарке живность.

Когда Жанна указала ему на это, он ответил:

– Я помню, что мы договаривались, но, Ириша, мы не виделись с тобой пять дней! И поэтому давай считать, что я имею право на свои маленькие слабости, хорошо?

Жанна, вздохнув, кивнула. Это чужое имя в устах Резника звучало даже мило, так нежно он его произносил. Хотя Жанна никак не могла забыть, как испугалась, когда при их знакомстве он сказал, что это имя ей не подходит.

После зоопарка они зашли в какой-то кинотеатр, и весь сеанс целовались на задних сидениях, как сумасшедшие.

Жанна не могла не признать, что встречи с Резником заводят её, что он ей интересен сам по себе, а не просто как объект, который ей надобно дожать. Она тосковала, если они не виделись несколько дней, с радостью воспринимала этого человека в постели, вскоре после знакомства заметила, что относится к нему с уважением и теплотой. А потом и вовсе обнаружила, что не только отвечает на его телефонные звонки в разгар его рабочего дня, но и сама звонит ему по нескольку раз в день, и ещё ни разу он не прервал её, не сказал, что занят, хотя она-то прекрасно понимает всю серьёзность и ответственность его работы.

Впервые в жизни Жанна ощутила себя беззаботной девчонкой. Надо же случиться такой иронии судьбы! Резник сам принимал все решения, начиная от поиска арендуемой ныне ими квартиры, заканчивая программой развлечений, которую он постоянно обновлял.

– Мне постоянно хочется тебя баловать, – признался он ей однажды, когда они ехали в машине из очередного ресторана. – Лелеять, носить на руках, и постоянно ощущать рядом твоё присутствие.

Жанне было очень приятно слышать это, и она отдавала себе отчёт, что не самолюбие было тому причиной. Она постепенно привязывалась к Резнику, хотя сердце своё держала закрытым для него. По крайней мере, старалась делать это изо всех сил.

В зале вспыхнул свет, люди, с прищуренными после резкого перехода от тьмы к свету глазами, стали покидать зал, а Жанна с Резником, самозабвенно процеловавшиеся все полтора часа и не увидевшие ни одного эпизода, не сговариваясь, вскочили с мест и бросились к выходу.

Через несколько минут, сидя в удобном джипе Резника, они продолжили своё приятное занятие, но вели себя уже гораздо смелее.

– Как же я счастлив, что встретил тебя, – внезапно, оторвавшись от горячего тела любимой, глухо проговорил Резник, – как же я счастлив, даже несмотря на то, что ты называешь меня Максом!

Павлу, одиноко сидящему в углу гостиной, не был виден отец, стоящий у него за спиной.

И лишь, когда тот окликнул его, Павел вздрогнул и повернулся.

– Сынок, – мягко проговорил Резник, – я не понимаю, что с тобой творится. Мне казалось, что тот страшный период в твоей жизни давно миновал, что мы его пережили, мы все. С трудом, но пережили.

– Мне кажется, что этот страшный период будет длиться у меня всю жизнь, – с тихой грустью ответил Павел. – Да ты присаживайся, па.

Резник с готовностью прошёл в гостиную и присел на диван напротив сына. Павел понимал, почему он сделал это только после его предложения. Потому что, когда отец несколько раз заговаривал об этом с ним ранее, Павел отбрыкивался, грубил, и всячески показывал своё нежелание рассуждать на данную тему. В конце концов, это его жизнь, и она принадлежит только ему, целиком и полностью. И никто не должен совать свой нос в его жизнь. Он варится в своём котле, а каждый из присутствующих в доме делает то-же самое в своём. Но сейчас Павел не хотел ссориться с отцом, он ведь понимал, что тот пытается найти с сыном общий язык только потому, что желает сыну добра, как бы банально это ни звучало.

– Сынок, – продолжал Резник, очень осторожно, пытаясь нащупать ту нить, которая не позволит разговору свернуться в клубок, а станет спасительной нитью Ариадны, держась за которую, Павел сможет выйти на свет из кромешной тьмы своего лабиринта. – Ты же всё понимаешь, верно? Так почему же продолжаешь в том же духе?

– Наверное, потому, что меня больше ничего не интересует и ничего не держит в этой жизни, – печально ответил Павел. Но, заметив, как испугался отец, он тут же добавил: – Не беспокойся, я не намерен совершать какие-то глупости, повторять свои ошибки больше не буду. Просто мне хочется, чтобы обо мне все забыли, словно меня здесь и нет. И, знаешь, это довольно успешно работает. По крайней мере, с Милой и мамой, – усмехнулся он.

– Я хочу тебе кое-что предложить, – помедлив, проговорил Резник – старший. – Мне хотелось бы, чтобы ты вернулся на работу.

– А как же Антон? – удивился Павел. – Ему это не понравится.

– Я же не увольняю его, – воскликнул Анатолий Максимович, – он вернётся на своё место. И вообще, пусть начинает так же, как и остальные – с первой ступени своей карьерной лестницы. Заметь, никто не прыгает сразу же из обычного юриста в начальники юридического отдела! Кроме того, я и так поступился своими принципами, когда взял Антона на работу.

Павлу хотелось напомнить отцу, что его самого он взял на работу без упоминания о принципах, и стал начальником отдела Павел довольно быстро. Но ему не хотелось спорить и ссориться с отцом.

– Спасибо, папа, но я не могу принять твоё предложение, – твёрдо ответил он. – Я намерен уехать.

– Куда? – удивился Резник – старший.

– В Англию. Немного поживу в Лондоне, и, скорее всего, останусь там. Устроюсь на работу, я же хорошо знаю английский, даже курсы заканчивал в Кембридже. Сейчас мне это пригодится.

– Но… – пробормотал расстроенный и растерянный отец, – ты ничего мне не говорил!

– Я говорил, что хочу съездить в Лондон, – возразил Павел, – упоминал об этом несколько дней назад, за ужином. Ты, наверное, пропустил это мимо ушей. Впрочем, я тебя понимаю, тебе сейчас не до этого.

– Что ты имеешь ввиду? – слегка покраснел Резник. – О чём ты говоришь?

– О твоей любовнице, конечно, – совершенно спокойно ответил Павел. – Папа, не волнуйся, я тебя не осуждаю. Мама действительно изменилась, не будем лгать друг другу. И, потом, как ты правильно заметил, у каждого из нас своя жизнь. Так что живи так, как считаешь нужным, и я буду делать так же!

– Но с чего ты взял, что у меня есть любовница? – заволновался отец.

Павел улыбнулся и похлопал его по плечу.

– Знаешь, каждый в этом доме занят только собой и своими делами. А, так как у меня никаких дел нет, я вынужден наблюдать за чужой жизнью. Не подумай ничего плохого, я вовсе не слежу ни за кем, мне это просто неинтересно. Но все жизни находящихся здесь людей проходят мимо меня, и я всё время слышу, вижу и чувствую их отголоски. Некоторые из них ощущаю на себе. Можно сказать, сейчас я вынужден вариться в котлах чужих, ваших, жизней. Поэтому многое, что проходит мимо каждого из вас, оседает на мне. Ты считаешь, что я должен был бы смолчать, и не упоминать о твоей подружке, делать вид, будто её нет?

– Даже не знаю, что и сказать, – признался Анатолий Максимович. – Павел, мне очень неудобно перед тобой и перед мамой…

– Да не оправдывайся ты, как ни странно, я тебя понимаю. Однажды я был так влюблён, что готов был на всё пойти ради неё, – потупился Павел. – И сейчас тоже я влюблён в неё, хотя она уже этого не знает.

– Значит, ты хочешь уехать туда, где был счастлив со своей Жанной? – наконец-то догадался отец.

Павел, помедлив, кивнул.

– Я думаю, что именно там, с чего всё началось, я буду счастлив, настолько, насколько вообще смогу быть счастливым без неё. И именно там я смогу упорядочить свою жизнь. Мне остаются лишь воспоминания, а там они оживут, обретут смысл, зазвучат по-новому…

Резник с жалостью смотрел на сына.

– Да не жалей меня, – откликнулся Павел, и поднялся. – Я вылетаю завтра утром. Буду тебе звонить. И вот ещё что: не переживай, мама ничего не знает о твоей…э… пассии. Она ничего не видит и не слышит, кроме Антона. Так что ты в полной безопасности.

Через неделю боль в ноге уже была едва заметной, и Мила собралась, наконец, в гости к дяде. Она часами болтала с ним по телефону, но кое о чём хотела переговорить лично. Да и соскучилась уже по нему! Приглашать дядю в дом к Резникам Мила побаивалась. Она знала крутой нрав своего свёкра, который был нетерпим к сексуальным меньшинствам, и ей не хотелось подвергать Сашу Кравчука унижению.

Поэтому, едва прихрамывая, она спустилась в гараж, села в машину и выехала с территории поместья. Всё – же прогресс – замечательная штука! С помощью электронного пульта перед тобой открываются все двери, даже не нужно выходить из машины!

Мила торопилась, ей не терпелось увидеть стилиста, но всё – таки она вела машину аккуратно, следуя всем правилам. На неё сильно подействовала недавняя смерть старой подруги, Светки, наркоманки со стажем. Та попала в аварию из-за собственной поспешности, и из машины её выковыривали по частям.

Милу передёрнуло, когда она вспомнила закрытый гроб, в котором покоились останки подруги.

После этого она перестала нестись, как на пожар, и, даже если спешила, никогда не превышала скорости.

Наконец, она подъехала к дому дяди, и, всё ещё прихрамывая, поднялась на лифте на его этаж.

Дверь в квартиру Кравчука была распахнута, он увидел племянницу в окно.

– Здравствуй, милочка, – он чмокнул её в щёку.

– Сколько раз просила, не называть меня милочкой, – недовольно проговорила племянница.

– Ну извини, – развёл руками дядя, – как же мне тебя называть? Когда называл тебя мамочкой, ты тоже была недовольна, обращение – милочка, тебя не устраивает. Как же мне тебя называть?

– По имени, – буркнула Мила, недовольная тем, что забыла купить мартини для Саши. Обычно она всегда прихватывала с собой бутылку сухого мартини, который обожал дядя.

– Ага, по имени. Ну ладно, – вздохнул Кравчук, – проходи, Люда, присаживайся!

– Я тебя убью, – взвизгнула Мила, и тут же засмеялась. На дядю невозможно было сердиться. К тому же, на самом деле, её настоящим именем являлось имя Людмила. Ковалёва Людмила Владимировна, вот как её звали. Только в журнальных и газетных статьях, радио-, и телепрограммах её называли Милой Илиади. И, хотя все понимали, что это всего лишь псевдоним, это имя звучало гораздо лучше настоящего. И сама Людмила Ковалёва настолько привыкла к своему сценическому имени, что воспринимала его, как родное.

– Ладно, зови, как хочешь, – потерпела поражение племянница, усаживаясь в кресло.

– Тебе водки, как обычно?

– Немного. Я за рулём.

– Раньше тебя это не смущало, – усмехнулся Кравчук, и направился на кухню.

Через несколько минут, когда Мила потягивала водку с тоником, а Саша сделал себе традиционный коктейль из мартини с оливкой, она наконец-то приступила к разговору, который считала очень важным.

– Ты знаешь, мне кажется, что у Анатолия Максимовича появилась женщина, – сразу, в лоб, заявила Мила.

– Ну и что? – равнодушно пожал плечами Кравчук.

Мила оторопела. Она была уверена, что эта новость заслуживает куда большего, нежели простого пожатия плечами.

– Как это – что? – возмутилась она. – Если у Резника появилась другая женщина, значит, я в опасности!

– Каким же образом ты проводишь параллель между собой и другой женщиной? – скорчил хитрую рожицу дядя. – Или ты успела и старшего Резника взять в оборот?

– Было бы неплохо, – отозвалась Мила. – Дело в том, что если он бросит Любовь Андреевну, и уйдёт из дома, то, естественно, заберёт с собой все деньги, вот что!

– Действительно, – протянул дядя, – я как-то не подумал об этом. А ты считаешь, всё так серьёзно?

– Пока не знаю, – вздохнула Мила. – Но то, что у него есть женщина, это факт. А если это ещё и та женщина, о которой я думаю, то положение действительно опасно. Если это Ирина, то она может увести его из семьи. Уж она – то всегда добивается того, чего хочет!

– Погоди-ка, – осадил её Кравчук, – уж не та ли это Ирина, о которой ты мне все уши прожужжала в своё время?

– Да, она. В последние несколько месяцев мы практически не общаемся и не видимся, так, созваниваемся изредка. Причём не встречаемся по её инициативе, я много раз предлагала увидеться, но у неё всегда находятся какие-то неотложные дела.

– Стоп, – Кравчук поднял ладони кверху. – Давай-ка, милочка, по порядку. Начни сначала – не ошибёшься. Итак, вопрос первый: почему ты думаешь, что у Резника есть любовница. И вопрос второй: с чего ты взяла, что ею может быть твоя знакомая?

Мила отставила водку в сторону, и приготовилась к обстоятельному и долгому разговору.

Владимир Ильич Ковалёв ехал на заднем сидении своей комфортной машины и поторапливал водителя. В конце концов, тот не выдержал:

– Я всего лишь водитель, а не пилот, к сожалению, машина взлететь не может, – буркнул он. – А эту пробку можно только перепрыгнуть!

Ковалёв вздохнул. Он уже опаздывает на полчаса, и к месту встречи ехать не менее двадцати минут. Если же они простоят в пробке ещё минут десять, получится, что он опоздал на час. На целый час! Мариночка обидится, надуется, и вместо страстной ночи любви Ковалёв станет созерцать её демонстративно повёрнутую к стене загорелую спину с тонкой белой полоской пониже, оставшейся после бикини. Её загар, полученный в Египте, ещё сохранился, но она поговаривала о новой поездке. Теперь Марине хотелось на острова – либо Бали, либо Карибы, или Сейшелы. Ковалёв не хотел предупреждать её о том, что в ближайшие несколько месяцев он не сможет вырваться из Москвы, но девушка становилась всё настойчивее. Видимо, всё-же придётся огорчить её. Если бы не проблемы Резника, он и вправду рванул бы со своей юной подружкой куда-нибудь в экзотику и тропический рай, но в данное время сделать этого не мог. Также не стоило забывать, что если бы не Резник, у Ковалёва не было сейчас всего этого – хорошего дохода, отличной новой машины, водителя. Также он не был бы сейчас депутатом, равно как и не имел бы в своей постели такую красотку, как Марина. Поэтому его не беспокоило вынужденное пребывание в душном городе. Он ничуть не тяготился своими обязанностями по отношению к благодетелю – Резнику. А как же иначе? Как ни банально это звучит, но за всё в жизни приходится платить. А он, Ковалёв, вряд ли сможет расплатиться с Анатолием Максимовичем за то, что тот сделал для него. Поэтому он искренне ему благодарен. И готов на всё. Тем более что Резник сразу же открыто сказал ему, чего он от него ждёт. Так что всё это закономерно. И, потом, почему тот же Резник не ездит на курорты хотя бы раз в год, с его-то деньгами и возможностями? И, если так, то почему же Ковалёв должен ездить отдыхать? Он что, устал? Заработался? Вовсе нет! Конечно, год этот выдался тяжёлый, у него трагически погибла жена. И, потом, как оказалось, депутатом тоже быть непросто. Но зато у него появилась Мариночка, которая сумела сделать его счастливым.

Правда, одно время Ковалёв был сам не свой. Он не понимал, почему же Галина умерла, с чего вдруг она решила помыть окна, если никогда этого не делала? Вдобавок погибла она очень вовремя. Вовремя для Марины. Он боялся произнести вслух свои подозрения, но они были. А потом однажды Мариночка попросила его достать из её сумочки записную книжку. И, когда он полез за этим блокнотиком, и протянул его Маринке, из него выпали какой-то листочек. Ковалёв подобрал их и оказалось, что это использованный билет в кинотеатр.

– Ты ходила в кино? – равнодушно поинтересовался он.

– Да, ходила, – улыбнулась она, – на «Звонок 2». Это фильм ужасов такой, американский римейк японского ужастика.

– Понравился?

– Ну… – задумалась она. – Если честно, то не очень. У меня и без этого фильма тот день стал днём ужасов.

Ковалёв непонимающе посмотрел на неё.

– Ну, я как раз возвращалась с кино, когда ты позвонил мне… Или я позвонила тебе, уже не помню, и узнала, что у тебя такая трагедия…

Марина вздрогнула. Ковалёв во все глаза смотрел на неё.

– А почему же ты раньше не сказала? – вскричал возбуждённый Ковалёв.

Он готов был прыгать по комнате и танцевать, такая тяжесть свалилась у него с сердца. Он же думал, что Марина… вполне могла быть причастна к смерти его жены! Теперь он смело мог думать об этом, потому что это оказалось неправдой. Марина была в кинотеатре, она смотрела «Звонок», следовательно, не могла помочь Галине Ковалёвой покончить с жизнью. Это и было настоящим счастьем – знать, что Марина непричастна к этой страшной гибели!

– А почему я должна была говорить? – удивлённо взглянула на него девушка. – Что, разве это так важно, чтобы ты узнал, что в тот день я была в кинотеатре?

Ковалёв стушевался, замешкался, но, пробормотав что-то невразумительное, не выдержал, заключил Марину в объятья и закружил её по комнате. Теперь он снова мог быть счастливым, и называть эту девушку своей любимой. И даже собираться жениться на ней, как только закончится приличествующий случаю траур. И ему снова было так же хорошо с ней, как и раньше.

Вот только сейчас вряд ли ему будет хорошо…

Он снова взглянул на часы. Они стояли в пробке уже пятнадцать минут, и неизвестно, когда эта километровая очередь, состоящая из автомобилей, рассосётся. Вдобавок у него отключился мобильный, он забыл его зарядить, и связаться с Мариной Ковалёв никак не мог. Это означало, что сегодняшний вечер начисто испорчен.

Тофик не мог поверить услышанному. Он станет отцом? С ума сойти, но это же прекрасно! Именно это он и сказал Насте. И, схватив её в охапку, закружил по комнате. Впрочем, побледнев, он мигом остановился и принялся тревожно расспрашивать её о самочувствии. Не кружится ли у неё голова, не тошнит ли, чего ей хочется?

Настя, отбиваясь, заливалась счастливым смехом и заверила его, что всё в порядке, у неё ничего не болит и вообще она себя великолепно чувствует. И будет чувствовать себя ещё лучше, когда родит ему сына.

– Ты знаешь, я совсем не против дочери, – поспешил её заверить Тофик. – Девочки всегда нежнее мальчиков, и более привязаны к дому, чем мальчики! И, потом, я научу её хорошо одеваться, девочкам это всегда нравится. А вот сын может не перенять моего вкуса!

Настя снова засмеялась. Она любила Тофика, их будущего ребёнка, и весь мир вокруг себя.

Чего нельзя было сказать о Тофике.

– Теперь ты, как честный человек, просто обязан на мне жениться, – сказала сияющая Настя. – Ты же не хочешь, чтобы наш ребёнок оказался незаконнорожденным?

– Конечно, нет, – испугался Тофик. В этот день привычное чувство юмора ему изменило.

Уже потом, поздно ночью, когда Настя уснула, он тихо лежал, чтобы не разбудить её, но заснуть не мог. Тофик не знал, что их ожидает в будущем. Как он сможет представить Настю отцу, как свою жену? И это после того, как отец не желал о ней ничего слышать, и был рад, узнав, что Тофик отказался от этой девушки. Ведь именно Настя, пусть и косвенно, но стала причиной слепоты Рафата, брата Тофика. И несмотря на то, что в своё время Настя здорово помогла Семье, Шахид никогда не примет её как жену своего сына. Мало того, он и от сына отречётся. Проклянет их обоих. Даже троих, с будущим ребёнком. Повторится история Жанны с Павлом, а по понятным причинам Тофику этого совсем не хотелось. Они оба, и Жанна, и сын олигарха, были живы, но счастливы ли они? Тофик и так честно пытался забыть Настю, но эта девушка «достала» его даже в примерочной кабинке бутика. Конечно, он уже знал, что здесь не обошлось без Жанны, и всё-таки, положа руку на сердце, был доволен, что всё так получилось. Всё-же с Настей он чувствовал себя по – настоящему счастливым. И вот теперь, когда его счастье стало ещё больше, когда он станет отцом, ему придётся настроиться на серьёзный разговор с его собственным отцом. Возможно, тот его сможет понять, сейчас он сам влюблён.

Тофик тихо хихикнул, на несколько секунд забыв о своих проблемах. Погода сейчас такая, что ли, что все вокруг влюбляются? Резник потерял голову от Жанны, его отец – от Тамары, он сам – от Насти… Да и вокруг столько пар, все его друзья уже обзавелись постоянными подружками!