Текст книги "Под знаком OST. Книга 1"

– Ложись, накройся!

Ната накидывает на Соню пальто, сама забирается под него же. Роется в кармане, находит домик из спичек и крестик рядом. Через короткое время к ним под пальто заползает и Римма. Чтобы не свалиться с нар, Нате приходиться обнять Римму:

– Вот-умничка. Человек, девки, это самое теплое в мире одеяло (она обнимает Соню сзади) Слушай,Мальцева, а ты вообще кто? А?

Соня смотрит на Римму. Вопрос ставит ее в тупик:

– Я? Я-человек, а так я в заводской многотиражке работала. Журналистом, стихи писала. Ната удивленно смотрит на Соню, откуда

в провинциальной девчонке поэтические способности?

Она присматривается к ней повнимательнее. Однако в свете керосиновой лампы, висящей в углу вагона, видны лишь два глаза и нос, вымазанный сажей:

– Стихи? Ух, ты? Почитай!

– Давайте спать, девчонки.

– Нет, читай! А то я не засну.

Соня вздыхает, вдыхает полной грудью, а затем с выражением начинает декламировать: «Как ласточка среди грозы и бури, страдаешь ты когда гремит гроза, но не сдаешься, голову понурив, из глаз твоих не капает слеза…»

Соня продолжает читать. Ната слушает ее внимательно, однако коварный Морфей захватывает ее в свои сети, убаюкивая и качая на своих мягких руках. Через короткое время она тихо засыпает рядом с спящей Риммой и Соней. Мерно скрипят рессоры, покачивается керосиновая лампа в углу вагона, на деревянном потолке проносятся отсветы огней, пролетающих мимо железнодорожных станций. Наконец-то в вагоне устанавливается тишина. Лишь варган уныло звучит в руках казашки, убаюкивающей своих детишек. На утро первой проснулась Римма. Эшелон опять стоял на полустанке. Выглянув в окно, Римма увидела завалы, которые разгребали рабочие в черных робах и шапках со знаками в виде жёлтой звезды Давида на груди. Римма заметно мрачнеет, но затем присматривается: рядом с завалом была видна надпись станции. На обрушенном здании вокзала была видна надпись на польском: Шецен.

Рабочие разгребают кирпичи, складывают их на носилки и таскают в дальний угол за вокзал. Римма слышит их разговор:

– Мы сегодня работаем до какого часа?

– Допоздна.

Неожиданно среди завалов появляется красивая женщина в лисьих мехах. Это-местная владелица кафе. Узнав о прибытии эшелона остов, она пришла к поезду, чтобы найти и нанять для себя рабочих: официантов и грузчиков. Пройдя мимо черных роб, она подходит к немецкому офицеру. Тот любезно целует ей руку, сопровождает ее до стоящих вагонов. Покупательница новой рабочей силы:

– Герр офицер, мне нужны еще работники.

Немецкий офицер кивает в сторону работающих на завалах:

– Этих больше дать не могу. Сегодня я их переправляю в лагерь.

Они подходят ближе к вагону. Ната выглядывает из окна вслед за Риммой и видит черные робы и желтые шестиконечные звезды на груди:

– Римма, слушай, а что у них за знаки на одежде?

– Это, Наташ, евреи. А знак-звезда Давида. Символ веры.

– Евреи? (слово для девушки не очень знакомое) А что мы с ними не одно и то же?

– Нет, Наташа, евреев фашисты убивают…

Сразу (кивает на работающих)

– Эти выжили непонятно почему.

Проснувшаяся в дальнем углу, казашка слушает их разговор:

– О, своих признала. По носу наверное.

Римма вспыхивает, спрыгивая с деревянной приступки:

– Ну, все. Я убью тебя, ты поняла меня? Тварь такая!

Римма бросается на казашку с кулаками:

– Ты чего? Чего?!Я-грузинка, поняла? Грузинка! Ты понимаешь?

Я-грузинка, поняла меня?

Римма бутузит казашку за волосы. Та визжит, девушки их разнимают.

В самый разгар драки внешняя задвижка открывается, дверь в вагон распахивается. Покупательница в мехах и немецкий офицер заглядывают в вагон. Шум драки резко смолкает, девушки шикают на дерущихся:

– Могу дать Вам славянок, не больше двух-трех.

Покупательница смотрит брезгливо на девушек. Немецкий офицер машет рукой ̆,а патруль винтовками выгоняет остовом из вагона, выстраивая их в две шеренги. Покупательница внимательно их разглядывает:

– Сколько ни дадите, мне главное, чтобы покрепче. Мешки таскать, и чтоб честные были.

Офицер ходит с ней вдоль строя, указывая на лица славянок:

– Все славяне-воры, предупреждаю.

Однако в вагоне Наташи до сих пор потасовка. Римма пихает казашку, та визжит:

– Крыса, крыса…

– Отпусти, отпусти.

Патруль открывает и этот вагон, выгоняет прикладами всех, в том числе и Римму с казашкой. Все выходят с вещами, чемоданами, рюкзаками. У Наты в руках-пальто Немецкий офицер приглашает покупательницу к следующему вагону:

– Пройдёмте к другому вагону. Там выберете их сами.

– Спасибо!

Покупательница внимательно смотрит на прислугу. Рассматривает каждую, тщательно заглядывая в рот, смотрит зубы, трогает бицепсы на руках. Особенно ей нравится высокая и стройная Ната:

– Мне в магазин нужно хотя бы три таких, мешки таскать.

– Как скажите, фрау!

Покупательница крепко берет Нату за подбородок. Смотрит ей

в зубы, однако Ната настроена агрессивно:

– Воровать будешь?

– Да!

Покупательница отшатывается. Ната настолько злобно на нее смотрит, что казалось, ещё минута, и она ее укусит или ударит:

– Лучше такую не надо! Покупательница еще раз внимательно осматривает строй.

Чумазую Соню, кудрявую Римму, казашку с детьми. Зрелище ее не вдохновляет:

– Тощие какие-то. А у меня в магазине мешки по сорок кило.

Римма, которая плохо понимает немецкую речь, обращается за помощь к Нате:

– Че она хочет-то?

– Работников в магазин-мешки таскать.

– Буржуйка!

Покупательница доходит до казашки, берет ее за подбородок, крутит в разные стороны, смотрит в рот:

– Эта вроде бы покрепче, но с детьми.

Казашка от радости начинает коротко и быстро кланяться в пояс новой хозяйке. Но ее неожиданно отталкивает Римме:

– Данке, Данке, фрау, киндер (поднимает вверх ребенка)

Киндер!

– Я, я могу. Меня возьмите (кивает на казашку) та больная, а я могу! Однако покупательница смотрит на нее с подозрением, пожимает плечами, что-то говорит на ухо офицеру. Немецкий офицер делает знак солдатам, чтобы толпу развернули в другую сторону: -Отставить, отставить. Замолчать.

– Они такие грязные, хлипкие. Может быть у вас есть другие? -Пройдёмте в другой вагон, а этих (говорит патрулю) отправьте в лагерь, на сортировку.

Немецкий офицер делает приглашающий жест рукой. Покупательница проходит к соседнему вагону, остальную колонну разворачивают в сторону лагеря сортировки города Шецен. Какое-то время будущих остовцев ведут по полю, пока вдалеке не показывается сторожевая вышка. На вышке-охрана лагеря: в касках, с автоматами на перевес. Три барака, выстроенные на территории лагеря заметены снегом, по двору бегают три овчарки, они злобно лают на вновь прибывших пленных. Над самым входом реет красный флаг с чёрной фашистской свастикой, надпись крупно: «ARBEITSLAGER». Ната, Римма, Соня, казашка с детьми, а так же другие пленные рассматривают вход, идут медленно, справа и слева-немецкий патруль:

– Так вот ты какая! Германия-мама.

– Да какая это Германия. Польша, сортировочный лагерь.

– Куда нас привезли?

– Польский лагерь, Шецен…

– Мама, мы приехали?

Женщина гладит мальчика по голове, прижимая годовалого ребенка к груди. Патруль подгоняет их прикладами:

– Пошевеливайся живей, русские свиньи!

– Кучнее идите, кучней!

Неожиданно за поворотом на гладком черном мерседесе появляется

киногруппа. Оператор наводит камеру на треноге на идущую толпу.

Это документальные съемки, которыми руководит немецкая фрау. Она приехала в сортировочный лагерь, чтобы снять агитку-рекламный̆

фильм про счастливых работниц, приехавших в Третий Рейх. Она руководит съемками, указывая на те лица, которые нравятся ей. Оператор наводит объектив. Фрау быстро показывает на девушек пальцем:

– Марк, сними мне общие планы и крупно. Обязательно крупно, вот у той девушки яркое лицо, ее сними.

Она прямо указывает на Нату. Наташе дают агитационный плакат. Оператор наводит на нее камеру: лицо крупным планом:

– Внимание! Мотор!

Камера стрекочет короткое время, в кадре-испуганное лицо Наты

с плакатом в руках:

– Снято!

Ната кидает плакат на землю, перешагивает через него и со всей толпой заходит в барак. Двери лагеря захлопываются, немецкие солдаты закрывают ворота. Огромный прожектор вспыхивает лучом, разрезая ночную тьму. Солдаты в касках медленно движутся по вышкам с автоматами на перевес, они тревожно вглядываются в злую и зимнюю ночь. Лай овчарок становится все тише и тише и наконец-то вовсе затихает. Снег заметает следы тысячи ног новых рабов Третьего Рейха, а на лагерь спускается тревожный рассвет. К утру остовцев опять разбудили и повели на санитарную обработку: в душ и в баню:

– Быстрее, быстрее.

В комнате перед душем было людно, огромное количество пленных заходили и заходили в предбанник. Надзирательница с огромной палкой в руках подгоняла девушек, заставляя их раздеться догола. Вторая показывала, куда складывать снятые вещи:

– Проходим, проходим, быстрее, раздевайтесь.

– Что стоите столбом? Шевелитесь. Быстрее, быстрее. Палки захотели? За неповиновение и задержку

– 20 ударов.

Женщины раздевались большей частью молча. Одежду надо было отдать так же на санобработку и они складывали ее в углу, а затем подходили к медсестре в белом халате. Медсестра окунала большую и длинную палку с намотанной на ней ветошью в таз с хлоркой, и мазала по очереди проборы на головах девушек. Обработка волос от вшей была обязательным условием пребывания в сортировочном лагере. Процедура была неприятная, все ворчали. Среди них выделялись: Римма, Соня и Ната. Было очевидно, что девушки городские:

– Обращаются, как со скотом в стойле.

– Мыло выдадут. Кусочек всего.

– Вши говорят будут хлоркой выводить.

– А стричь будут?

– Волосы жалко.

Девушки быстро разделись. Они появились в раздевалке с чемоданами и узелками. Надзирательницы активно рылись в их вещах, кидая в большую печь часть вещей, а что-то отправляя в большой бак с кипятком. Увидев в руках у Наты пальто, надзирательница сначала отобрала его у Наты, затем стала выворачивать карманы. Ната сначала и не заметила, что на пол упал спичечный домик, сделанный руками Андрей Михайловича и бабушкин крест. Однако хруст раздавленной кирзовым сапогом спичечной крыши заставил ее обернуться. Увидев остатки домика, девушка встала на коленки, тщетно пытаясь собрать его обратно. Рядом валялся серебряный крестик бабушки Ираиды Васильевны на длинном шнурке.

Ната была благодарна богу за знак, данный ей свыше, и надела его себе на шею. А вот с домиком пришлось расстаться. У Наты навернулись слезы на глазах:

– Проходим, проходим. Вещи сюда бросайте.

Надзирательницы поторапливали. Женщина раздевались догола и входили в душ:

– Быстрее, быстрее раздевайтесь. Смотри, завшивела. Надо их смотреть.

– Наклоняй голову. Буду хлоркой мазать.

Женщины проходили по одной в душ. Некоторые задавали вопросы.

– Куда одежду кидать?

– Туда кидай,подальше.

– И что? Жарить одежду будут? А потом отдадут?

– Нет, сожгут!

– Жалко одежду…

– А мне вот волосы жалко мазать…

– Пошла следующая, быстро, быстро, чего встала?

Первая надзирательница схватила Нату крепко за руку и потащила ко второй на обработку волос, однако та мазнула пару раз ее волосы, и тут же поняла, что длинные и роскошные косы нужно отрезать. Вшей было слишком много. Но девушка упиралась, волосы были ее гордостью, Ната ни разу в жизни не стриглась:

– Я не дам стричь голову.

– Что значит не дам? Ну-ка пошли…

Надзирательница хватает ее за руку, тащит к тазу с хлоркой:

– Оставьте меня, сволочи…

– Иди, иди сюда. Наклоняй голову.

Надзирательница рассматривает ее голову. В голове огромное количество насекомых.

– Стричь ее надо. Пошла, пошла.

Надзирательница подводит ее к другому столу, берет в руки огромные ножницы и быстро отстригает Наташе косы. Ната вырывается, кричит и царапается:

– Не дам, не дам!

Надзирательница держит ее за руки, Ната вырывается, кусается.

Надзирательница мажет хлоркой пробор ее волос:

– Ну-ка успокойся, ай, держите ее (мажет обильно) Вот так тебе и надо. И космы тебе подстрижем.

Наташа рыдает, она действительно лишилась своих кос. Надзирательницы толкают ее в душ, девушки подхватывают ее под руки и через минуту Ната оказывается под струёй холодной воды, которая хлещет на нее сверху.

Рядом голые девушки: стриженные, несчастные. Они пытаются смыть с себя и длинную дорогу, и неприятные воспоминания. Ната смотрит вдаль. Сквозь потоки воды она как будто видит Мишу в отражении стекла звукостудии. И свои последние слова, записанные для него на бумажной пластинке:

«Бумажная лента, заправленная в два латунных валика, крутится медленно, фиксируя последние слова Наты Мише. Инженер кивает головой:

– Приготовились, девушка? Можно!

Ната вздыхает, Миша ей кажется сквозь стекло загадочным принцем из сказки. Ей хочется заснуть, а проснувшись, узнать, что никакой войны и вовсе нет, а Миша не уходит в армию. Ната набирает в легкие воздуха, и произносит в микрофон слова, которые Миша будет помнить всю войну:

«Миша, я очень люблю тебя, я люблю тебя и буду ждать всегда. Я люблю тебя, и это на всю жизнь»

Ната закрывает глаза, чтобы очнуться ровно через час,

в комнате, где немецкий фотограф делал черно-белые фото вновь прибывших остарбайтеров.

Короткая вспышка фосфора, фотограф залезает под черную материю:

– Проходите, проходите, вставайте. Голову прямо. Выше, выше, номер к лицу, пошевеливайся. Следующая, следующая.

Остовки входят одна за другой в кабину к фотографу, чтобы сделать фотографии. Фас, профиль. Наконец-то на помост входит и Ната.

В ее руках табличка с номером, написанная мелом.

В аусвайсе (специальный документ, выдаваемый Третьим Рейхом) ее фотография: испуганная мордашка с короткой стрижкой и порядковым номером:14532.

Нате уже выдали знак, обозначающий ее происхождение и ее права в Третьем Рейхе: синий четырехугольник с надписью белым OST. Знак позволял ей жить в немецких городах, выполнять посильную работу, передвигаться в определённоӗ время по улицам и даже покупать в магазине еду на те деньги, которые перечисляла ей дирекция завода, в котором она трудилась. Распределением занималась специальная комиссия. У них брали отпечатки пальцев и выдавали удостоверения личности: аусвайсы. Ната встала в очередь вместе со всеми. Надзирательница подгоняла их палками. Немецкая комиссия из офицеров и их помощников сидели за тремя столами, принимая по очереди одного остарбайтера за другим. Переводчик бодро переводил:

– Имя, фамилия, возраст, национальность

К столу подошла Соня. Она была умыта, причесана, в новой одежде, в платке:

– Соня Мальцева, русская,23 года -Следующая, имя, фамилия, возраст, национальность.

– Соколова Мария,17 лет, русская.

К столу подходит следующая девушка: Зубарева Анна, русская,16 лет.

Пачка аусвайсов уменьшалась стремительно. Немецкие офицеры листали анкеты, рассматривая девушек и делая отметки: кого на завод, кого на фабрику, кого к бауэрам: местным немецким землевладельцам, кого в прислуги в немецкие городские семьи. Наконец-то к столу подошла Ната. На нее с интересом посмотрел комендант, герр Ольсен.

Переводчик на русском ломаном языке быстро задал вопросы: -Имя, фамилия, возраст, национальность.

– Рудина Наталья, русская, 24 года рождения.

– Где Вы так хорошо выучили немецкий?

– Я из профессорской семьи, и еще немного говорю по-французски.

– Кто из семьи был репрессирован? Отец?

– Но это простое недоразумение.

Теперь она-фрау Натали фон Рудин. В графе национальность: русская. В графе происхождение: из семье репрессированного советской властью. В графе возраст:17.

В графе навыки: знает немецкий, французский, играет на пианино, поет. В графе работа: пригодна для проживания в арийских семьях, может работать на фабриках и заводах.

Последние слова Наты слышит герр Штерн. Майор СС,«чёрный» сокол Гиммлера. Он лично приехал в барак для осмотра «нового скота», так называл он прибывших рабочих из СССР. Симпатичная русская его заинтересовала. Герр Штерн был ловеласом:

– Недоразумение? Ваш Иосиф Сталин-мастер недоразумений.

Переводчик отдает честь герр Штерну: «Хайль, Гитлер!»

То же делает и герр Ольсен, смотрящий в аусвайс.

Герр Штерн вскидывает приветственно руку и берет анкету Наты:

– Французский у нее много лучше.

– Ваше вероисповедание?

– Я-советский человек, я в богу не верю.

– Можете сразу заносить в специальный реестр: жертва большевиков, благородного происхождения. (Нате по-французски) Хорошее произношение еще не признак ума. Никогда не говорите, что Вы атеистка. В Германии-это непринято. Хотя на атеистку Вы непохожи (показывает на крест) Видно, что Вы их хорошего общества. -Да, из хорошего советского общества. Герр Штерн морщится. Обходит Нату с другой стороны, рассматривает.

Обсуждает ее с комендантом лагеря, герром Ольсеном:

– Что она сказала?

– Что любит Третий рейх и ненавидит Советский Союз.

– Неужели?

– В графе вероисповедание, пишите: православие.

Герр Штерн улыбается, Ната отходит в сторону. Переводчик машет следующей остовке. Неожиданно в очереди к столам немецкий солдат видит небольшого роста черноволосого кудрявого мужчину.

– Эй, смотрите-это еврей. Выведите его, и ведите на задний двор.

Еврей вцепляется в его руку:

– Вы-ошиблись. Я-украинец.

Но солдат уже тащит его на задний двор. Толпа смотрит на него сочувственно, регистрация остовцев идет полным ходом. Они будто стараются не замечать его вопли, и грубые окрики немецкого патруля:

– Следующий. Возраст, фамилия, имя, национальность.

На заднем дворе раздается громкий выстрел. В бараке воцаряется тишина. К столу подходит Римма. Она бледна больше обычного. Черные, кудрявые волосы заправлены в платок: -Фамилия, имя, национальность.

– Коноплянина Римма,22 года, грузинка

Переводчик смотрит на нее внимательно. Разглядывает фотографию:

– Да она-еврейка…

– Нет, я-грузинка. Грузия-это там еще горы…

– Имя матери? -Люба. Она – русская, наполовину.

– Да, она-еврейка. Может на половину русская, но на половину – еврейка.

Ната возвращается к столу. Возражает, обращаясь к герр Штерну:

– Нет, она-русская.

– Ты уверена?

– Да.

– Ты за нее ручаешься?

– Да!

– Хорошо.

Римме так же выдают аусвайс и синюю нашивку со знаком: OST. Римма счастлива: спасена! Штерн провожает взглядом Римму и Нату, которые отходят от стола. К столу подходит следующая остовка.

Девушки отходят подальше от ворот барака. Римму переполняют чувства, она обнимает Нату за шею:

– Наташа, спасибо! Защитила меня, перед этим немцем чертовым. Слушай,а этот в форме с молниями, на тебя глаз положил?

Я видела, видела.

На плац перед бараком выбегают еще остовки. Немецкие солдаты их подгоняют:

– Шевелитесь, русские свиньи!

– Стройтесь, в колонны. Идите прямо. Шевелитесь. Надо успеть до утра.

Ворота барака открывают шире. Получившие аусвайс и синюю нашивку остарбайтеры строятся в колонны. Стриженных на лысо девушек ведут за ворота, там их грузят в большой фургон. Среди отъезжающих мелькает знакомое лицо из их вагона. Девушка, смущённо улыбаясь, машет прощально Нате и Римме:

– Куда это их, Нат? У них что национальность другая?

Ната не успевает ответить. Шедшая мимо них надзирательница криво усмехнулась, услышав вопрос Наты:

– Приравнены к жидам, печка и расстрел.

Грузовик с девушками отъезжает от ворот, привычно газанув на повороте. Те прощально машут руками. Ната испуганно смотрит на Римму, та даже крякает от неожиданного ответа. Смотрит на свой голубой четырехугольник, гладит его, расправляя. Тем временем немецкий патруль выстраивает оставшихся остовок в две колонны:

– Шевелитесь, а то кормить не будем!

Рядом с Натой и Риммой оказываются Соня Мальцева, а чуть поодаль все та же казашка с двумя детьми. На груди у каждой синеет доказательство будущей прекрасной жизни, как бравурно по радио сообщает вкрадчивый женский голос.

Радио сообщает: «Рабочие с Востока. Мы ждем вас в Германии».

А так же транслирует бравурные немецкие марши. Ната невольно ежится. Однако бравурная музыка сменилась бодрым призывом радио Третьего рейха:” Вы приехали в Германию. Мы рады приветствовать Вас на наших фабриках и заводах! Мы ждем Вас в наших семьях и на наших полях. Русские люди, вы теперь свободны!»

Однако многим новая свобода казалась новой тюрьмой. Фашистское устройство Третьего Рейха, основанное на разделение по кастам и национальностям, было унизительным. Девушек, как скот осматривали, ощупывали, смотрели на зубы. В сортировочный лагерь приходили и холенные немки за прислугой и местные помещики: бауэры за помощниками по хозяйству. В тот хмурый и зимний день пришла разнарядка с химического завода. По слухам работа там была вредная и каторжная. Условий труда и безопасного производства не было вовсе. Многие не выдерживали там более двух месяцев, и уж лучше в прислуги в тёплый дом. Однако, комендант лагеря, высокий немецкий офицер с тонким и выразительным лицом, уже смотрел в список остовок, отмечая тех, кто по его мнению, подходил для работы. Женщины, которых по списку, выводили из строя, заметно роптали: -На химзавод, господи…

– Господи, только не туда.

– Говорят, люди там мрут как мухи.

Когда комендант лагеря дошел до Риммы и Наташи, он как раз дошел до их анкет. Внимательно глянув на ту и на другую, он попросил вывести Наташу из строя:

– Ее выведите!

Ната сделала шаг вперед, комендант тут же, грубо взяв ее с подбородок, залез ей перчаткой в рот. Ната закашлялась:

– Рот шире.

Увидев, что зубы у Наты белые и ровные, комендант что-то пометил в анкете. Ната шагнула обратно в строи, в горле стоял «ком». Римма жарко зашептала на ухо:

– Ой, на химзавод лучше не попадать.

– Почему?

– Говорят, попадешь туда, уже не выедешь.

В этот самый момент комендант попросил казашку выйти из строя. Казашка, рядом с которой толклись ее дети, заметно занервничала. Неужели на химзавод? Комендант посмотрел в анкету, что-то отметил и привычно попросил открыть рот:

– Рот и зубы покажи.

Девочки, дети казашки, дружно заплакали. Переводчик больно схватил одну из них за щеку:

– Мама, он меня ущипнул…

Комендант ухмыляется, отмечает что-то в анкете, говорит переводчику несколько слов на ухо:

– Иди туда… (машет рукой) На химзавод… А дети-отдельно, в детский лагерь. Поняв внезапно, что ее разлучают с двумя ее девочками, казашка просто взорвалась от гнева. Спасаться нужно было немедленно:

– Нет, нет. Господин офицер, бите, бите, у меня просто ценная информация для Вас. Вот она сказала, что она грузинка (кивает на Римму) а она– еврейка, она настоящая еврейка.

Римма испуганно смотрит на коменданта, зло на казашку. Однако поздно. Комендант подходит поближе к Римме, берет ее за подбородок, смотрит в глаза:

– Господин офицер, я люблю Германию. И я готова ехать на завод. Переводчик быстро переводит на немецкий.Комендант смотрит в анкету Риммы. Разглядывает и анкету Натали фон Рудин.

– Эта-красивая русская девушка с холенным лицом.

Комендант что-то шепчет переводчику, тот командует двумя охранникам в черных полушубках с красными повязками и со свастикой. Охранники выволакивают упирающуюся Римму к столбу, ставят на колени. Позже выволакивают и Нату:

– Нет, я на завод хочу, я вас прошу.

Комендант тем временем говорит по-немецки быстро, показывая на Нату рукой. Переводчик машет охранникам.

Они так же выволакивают Нату из строя и ставят на колени:

– Ты солгала. Она еврейка.

– Господин офицер, простите нас. Это ошибка.

– Пожалуйста, господин офицер.

Нату стоит на коленях рядом с Риммой. Девочки дрожат от страха. Охранники колотят остальную толпу палками, выгоняя их с плаца: -Быстрее пошли. Пошли отсюда.

– Уводи их с плаца в барак.

– Господи, деточки!

– Расстреляют всех или умрем.

Толпа покидает двор, во дворе сортировочного лагеря, оставляя только Римму и Нату у столба. Девушки дрожат от страха:

– Ната, Ната. Что они хотят? Ната!

– Я не знаю. Мамочка. Мама.

Комендант смотрит на них коротко, затем дает команду вернувшимся охранникам:

– Расстрелять!

– Господи, господи.

– Мама!

Резкий звук затвора винтовки испугал Нату. Она зажмурилась, а когда рядом прозвучал тихий хлопок выстрела, потихоньку открыла глаза. Первое, что она увидела, это ногу Риммы. Нога неестественно дергалась, дергалась, а потом вдруг замерла на какое-то время. Подол платья задрался и была видна резинка от чулка. К ноге Наты тонким ручейком бежала струйка крови. Ната заплакала, потому что было очевидно, что Римма была мертва. Затвор щелкнул еще раз. Холодное дуло коснулось ее шеи. Наташа приготовилась умирать. Когда неожиданно вдалеке, как сквозь вату, она услышала кусочек диалога герра Штерна с охранником:

– Ну-ка поднимите ее.

– Пойдем. Тебя герр офицер зовет…

Охранник поднимает за руку Нату. Ведет ее к герру Штерну. Комендант смотрит на нее строго, потом неожиданно говорит по-русски с акцентом:

– Благодарите герр Штерна, он считает, что Вы еще можете принесете пользу Германии. А я не могу отказать доблестному офицеру СС, да еще старшему по званию (герру Штерну, по-немецки)

Под Вашу личную ответственность (по-русски, Нате) пусть это будет тебе уроком. В следующий раз тебя расстреляют, если будешь врать (герр Штерну, по-немецки) Хайль, Гитлер!

Комендант отдает честь и уходит. Герр Штерн делает знак охранникам, они отпускают Нату, отходят подальше, курят, смотрят на них искоса. Герр Штерн берет ее за подбородок:

– Мой сосед-профессор антропологии, занимается серьезными исследованиями на благо Рейха. А его супруга фрау Диана Кернер часто дает концерты раненным солдатам. Им требуется помощница по хозяйству. Твоя задача ей понравиться, и это будет нелегко. Она очень разборчива. Но у тебя есть достоинства: немецкий и французский язык, хорошее происхождение. Кстати, а ты играешь на пианино?

– Да, играю.

– Прекрасно, тогда поехали. Путь неблизкий.

Герр Штерн берет Нату за руку, тащит ее в свой автомобиль, открытый красный кабриолет. Ната еле успевает подхватить свой чемоданчик. Машина слишком шикарная для грязной остовки с синим квадратом на груди. Нате неловко, но герр Штерн засовывает ее в машину, поднимает верх: черную складную крышу, садится за руль и очень быстро выруливает на трассу, где по бокам стоят высокие деревья с кронами и корнями, переплетающимися под насыпанным гравием. Солнце уже садится за горизонт. Уже через пять часов они въезжают в маленький уютный немецкий городок, с кирхой,

с остроконечной колокольней с большим колоколом и часами с золотыми стрелками. Еще десять минут и герр Штерн подъезжает к большому, серому, торжественному зданию с большими прозрачными окнами. Кабриолет паркуется, офицер вытаскивает Нату из машины:

– Вылезай. Вылезай…

Девушку заметно укачало, она еле сдерживается от того, чтобы ее не стошнило:

– Мне плохо!

– Я что тащить тебя должен?

– Меня укачало, простите.

Герр Штерн быстро затаскивает ее в подъезд и кричит громко своей прислуге, Анне:

– Черт, Анна, Анна!

Анна в красивом клетчатом платье и синим ромбом на груди стоит на верхней ступеньке лестницы. Именно в этот момент Нату тошнит прямо на красивый ковер:

– Что?

– Спустись, пожалуйста, черт!

– Простите, мне уже лучше…

Анна быстро спускается с метёлкой, зачищает ковер:

– Кто это?

– Ничего не говори. И грязь с лестницы убери, поняла?

Герр Штерн начинает подниматься по лестнице, а Анна передником вытирает губы, поднимает Нату, подметая лестницу:

– Анна, и дай ей свое платье, а то в таком виде Диане лучше не показываться.

– Хорошо.

– Извините.

– Говори по-русски, ты откуда?

– Я из Москвы.

– А я из Минска…

Тебя как звать?

– Наташа Рудина. Или Ната.

Анна замолчала, а потом быстро сказала:

– А меня – Анна Алексеевич. Тебе помочь?

– Нет, я сама. Анна тащит Нату наверх в квартиру герра Штерна. Герр Штерн поднимается вслед за ними. В ванне он дает ей кусок мыла, ночную рубашку. Ната раздевается:

– Ну, смотри.. (собирает одежду, которую сняла Ната) так пользуйся, вот этим (протягивает клетчатое платье) бери, вещи снимай все до конца и бросай на пол! Давай я все это возьму (разглядывает брезгливо кофту Наты) это все придется выбросить.

Анна выходит из ванны с вещами Наты. Ната включает воду, смотрит на себя в зеркало, лицо бледное и замученное. Она дотрагивается до ссадины на скуле, видит на раковине безопасную бритву. Смотрит на нее изумленно, когда неожиданно входит герр Штерн. Он с интересом рассматривает ее тощую фигуру. Ната охает, прячется за ширму. Герр Штерн ухмыляется, моет руки. Рассматривает в зеркале свою двухдневную щетину. Решает побриться. Помазок в мыле на фаянсовой раковине. Он делает несколько движений, пытаясь побрить щеку, внезапно обращает внимание на испуганное лицо Наты в отражении зеркала. Скользит по ее фигуре в ночной рубашке сальным взглядом. Ната ежится:

– Откормить бы тебя не много (видит бритву в руках Наты)

Да, очень острая бритва. Ты меня убить хочешь?

Внезапно в ванну входит Анна с новым клетчатым платьем для Наты: -Там госпожа Кернер спрашивает про новую горничную.

Анна осекается, когда видит полураздетую Нату. Протягивает платье ей. Герр Штерн отбирает безопасную бритву у Наты, вытирает полотенцем лицо от мыльной пены:

– Одевайся быстро.

Он выходит из ванны. Анна помогает Нате переодеться:

– Одевайся быстрей, там тебя Кернерша ждет…

Ната натягивает платье с нашивкой̆ OST. Выскакивает на лестницу, где ее поджидает герр Штерн. Он грубо хватает ее за руку и тащит вниз, на первый этаж, к своей соседке: фрау Диане Кернер. Звонит в звонок с колокольчиком. Через короткое время дверь приоткрывается и в проеме появляется фрау Диана Кернер: чопорная, черноволосая женщина с укладкой на голове. Она одета в черное, блестящее платье с брошкой.Герр Штерн вскидывает руку в приветствии:

– Хайль Гитлер, госпожа Кернер!

– Хайль Гитлер! (кивает на Нату) Это она?

– Да, это она! (толкает Нату вперед) Русская, но из хорошей семьи, знает языки. (тыкает ей в бок) Поздоровайся с госпожой Кернер.

– Здравствуйте…

– Спасибо, проходи…

Она приветливо кивает герру Штерну, Ната проходит в квартиру, герр Штерн поднимается наверх к себе. Фрау Кернер замечает пятно на колокольчике, трет его пальцем, пятно не оттирается, она заходит внутрь и закрывает дверь. Ната видит красиво и дорого обставленную квартиру с гобеленами на стенах, золочённой мебелью и камином. Диана машет Нате рукой, чтобы та шла за ней. Неожиданно в гостиную вбегает 8-летний мальчик. Это Филипп, сын Кернеров. У него в руках деревянное ружье:

– Руки вверх!

Фрау Кернер трепет его по затылку, кивает на Нату:

– Это наша новая горничная… (обращаясь к Нате) Как тебя зовут? -Наташа. Филипп смотрит на Нату с интересом. Наводит на нее оружие:

– Филипп, веди себя хорошо! (машет рукой) Идем в гостиную. Сюда ты будешь приносить завтрак и обед. А потом пойдешь в детскую, на второй этаж-развлекать Филиппа!