Текст книги "Радость моя! Истории о простом человеческом счастье"

Мое оружие на врази крест святой

…На рассвете 9 октября 1943 года в приходскую церковь белорусского села Хойно ворвались фашисты. Священнику Косьме Раине приказали разоблачиться, его повели в полицейский участок, обыскали. Документы и часы офицер отдал переводчику. «Вам они больше не понадобятся», – сказал он. И два солдата-чеха повели батюшку на расстрел.

Протоиерей Косьма Раина был потомственным священником. Его отец плавал на военных российских кораблях и скончался от ран, полученных в битве при Порт-Артуре. Немецкая оккупация застала его с большой семьей (у него было семеро детей) в Пинском районе Брестской области. На оккупированных территориях при содействии немецких властей создавались автокефальные церкви, независимые от Москвы. Немало священников соблазнила эта независимость. Но многие все же остались верными Московскому Патриархату, памятуя о том, что никогда еще в российской истории семена разделения и вражды не приносили доброго плода.

Эта верность была далеко не внутрицерковным делом, а молитва «о стране нашей, властях и воинстве ея» приобретала в условиях оккупации политический смысл. Оккупационные власти требовали молиться «об освобождении страны российской и победоносном германском воинстве». Но отец Косьма каждый раз читал молитву о русском воинстве. А когда на него доносили, говорил, что забылся, прочитал по инерции.

Нет, не большевикам служил он, а пастве своей, народу православному, на плечи которого обрушилось тяжелое бремя войны. Народ этот день и ночь шел на восток по лесным и полевым дорогам – беженцы, раненые, окруженцы… Матушка давала им хлеб, вареную картошку, одежду, обувь, лекарства. Раненые причащались, многие просили молитв за павших товарищей, за себя и близких. Народ уходил в партизаны. После пасхального богослужения отец Косьма объявлял сбор подарков для детей, раненых и партизан. А через несколько дней, обливаясь слезами, отпевал расстрелянных и сожженных жителей деревни Невель. Потом ехал в глухую деревеньку Семиховичи – на базу партизан, – и в небольшой церквушке, которую, смалодушничав (Бог ему Судия), бросил молодой священник, причащал больных и раненых, крестил детей, отпевал умерших и погибших.

Как учителя уходили в гетто с учениками, как врачи принимали смерть вместе с ранеными, так и священники разделяли во время войны судьбы прихожан.

Иерей Иоанн Лойко принародно благословил сыновей Владимира, Георгия и Александра идти к партизанам. «Мое оружие на врази крест святой, поруганный супостатами, и слово Божие, а вы будьте Богом хранимы и честно служите Батьковщине». Отца Иоанна каратели сожгли вместе с прихожанами в церкви. После войны на месте того страшного пожарища установили обелиск, где поначалу было и имя священника, но потом оно исчезло.

Священник Николай Пыжевич, друг отца Косьмы, помогал раненым красноармейцам, был в добрых отношениях с партизанами и даже распространял листовки. Донесли. В сентябре 1943 года в Старое Село нагрянули каратели. Батюшка выскочил в окно и уже почти скрылся в лесу, но, оглянувшись, увидел, что дом его, где остались жена и пятеро дочерей, заколачивают досками и обкладывают соломой. «Я здесь, – закричал он, – меня берите, Богом прошу, детушек невинных пожалейте…». Офицер ударом сапога бросил его на землю и расстрелял в упор, а тело священника солдаты бросили в уже пылающий дом. Через какое-то время полностью было уничтожено все село, жителей его сожгли в храме.

Летом 1943 года к командиру партизанского соединения генерал-майору В. З. Коржу обратились родственники погибшего… полицая. Никто, мол, не соглашается отпевать покойника, не пришлете ли своего партизанского священника? В отряде служил тогда протоиерей Александр Романушко. В сопровождении двух партизан-автоматчиков он явился на кладбище. Там уже стояли вооруженные полицаи. Облачился, немного помолчал. И вдруг сказал:

– Братья и сестры! Я понимаю большое горе матери и отца убитого. Но не наших молитв заслужил во гробе предлежащий. Он – изменник Родины и убийца невинных стариков и детей. Вместо вечной памяти мы все, – он высоко поднял голову и возвысил голос, – произносим: «анафема»!

Собравшиеся оцепенели. А священник, подойдя к полицаям, продолжил:

– К вам, заблудшим, обращаюсь: пока не поздно, искупите перед Богом и людьми свою вину и обратите оружие против тех, кто уничтожает наш народ, в такие вот могилы закапывает живых людей, а в храмах заживо сжигает верующих и священников…

К партизанам отец Александр привел почти целый отряд и был награжден медалью «Партизану Отечественной войны» I-й степени.

9 октября 1943 года два солдата-чеха повели на расстрел протоиерея Косьму Раину. Возле церкви он пал на колени и стал усердно молиться. Сколько прошло времени, не помнит, но когда поднялся с колен, возле себя никого не увидел. Перекрестившись, батюшка с молитвой двинулся в сторону кустарника, а потом опрометью кинулся в лес.

Пришел в партизанский лагерь, где встретился с сыновьями. Вместе отвоевывали они у немцев свою матушку, которую вместе с другими партизанскими женами и детьми хотели было отправить в концлагерь. За праздничным столом семье приходского священника удалось собраться лишь в 1946 году. Последние годы жизни отец Косьма провел в поселке Ольгино под Питером, вместе с матушкой и дочерью Ангелиной, работавшей здесь участковым врачом. Погребен он здесь, в Серафимовской церкви, у алтаря.

Источник: Русский дом (http://russdom.ru)

Они пошли по воздуху

В 1960 годы при Н. Хрущёве органы КГБ, при содействии армии, планомерно прочесывали Кавказские горы – вылавливали всех, кто там укрывался, в основном монахов, и отправляли в исправительные лагеря.

Один офицер, член партии, начальник крупного вертолетного соединения, имел большой опыт полетов в горах, где от летчиков требуется особое мастерство. Ему дали задание следить за группой монахов. С воздуха по рации он наблюдал за монахами и сообщал о всех передвижениях, а солдаты на земле окружили их, прижимая к обрывистой вершине, у которой они надеялись их настигнуть и арестовать.

Охота за монахами шла несколько дней и приближалась к концу. Деваться монахам было некуда, они поднялись на самую вершину горы, сзади их догоняли солдаты с собаками, а впереди зияла бездонная пропасть. Вертолет офицера завис прямо над монахами, летчик давал им понять, что все кончено. Внезапно внизу начало происходить что-то необычное. Монахи все разом встали на колени и долго молились, потом встали и подошли к краю пропасти. «Неужели будут прыгать? Это же верная смерть! Что, разве они решили покончить самоубийством?» – с досадой подумал офицер.

Но в это время один из монахов перекрестил и благословил пропасть большим крестом и шагнул первым прямо в пропасть!

Но не упал, а почему-то, каким-то чудом, потихоньку пошел по воздуху, как по дорожке, а за ним шагнули и пошли также по воздуху и другие монахи.

Так они спокойно и медленно шли друг за другом, поднимаясь вверх, и скоро скрылись в туче.

На летчика это произвело такое сильное впечатление, что он даже потерял контроль за управлением своей машины и упал на поляну, где его нашли и подобрали солдаты. Через несколько месяцев, когда он поправился, его вызвали в спецчасть для объяснения. Вместо ответа он положил на стол партийный билет и попросил уволить его в запас. Затем он принял крещение.

…Мне рассказали эту историю в храме, где этот офицер был прихожанином. Я попросил показать мне его. Он скромно стоял у стены, в глубине храма, и сосредоточенно, благоговейно молился…

Журнал «Православная Русь». Изд. Свято-Троицкого монастыря (Джорданвилль)

Помощь святой блаженной Ксении Петербургской

В годы Великой Отечественной войны, в самый тяжелый период 900–дневной блокады Ленинграда, одной из жительниц города, Марфе, ставшей затем певчей в хоре Смоленского храма, ночью явилась блаженная Ксения в своем неизменном белом платочке, с *посохом в руке и сказала: «В следующую ночь дома не ночуй!». Она исчезла так же внезапно, как и появилась. Вечером Марфа отправилась на ночлег к родственникам в другой район, а дом в ту ночь фашисты разбомбили до основания. Даже убежище, в котором пытались укрыться люди, рухнуло под напором смертоносного огня. Блаженная Ксения помогала и тем, кто оставался в осажденном городе, и тем, кто воевал за него.

Как и раньше, она являлась даже тем, кто никогда о ней не слышал. Одна из паломниц, приехавшая к часовне Ксении Петербургской, рассказала, что ее родной брат живет в Белоруссии. Недавно он увидел телепередачу, в которой был сюжет о Ксении блаженной. Мужчина очень обрадовался, потому что узнал в ней женщину, которая спасла его в годы войны. Случилось это во время боев за Прагу. Он был совсем молодым солдатом. В подвале одного из домов, где он был со своим однополчанином, внезапно появилась женщина в платке и по-русски сказала, что они немедленно должны уйти, так как сюда попадет снаряд и они погибнут. Она назвала свое имя, но в те времена, когда она еще не была прославлена, о святой ничего не знали. После этого женщина исчезла. Спаслись солдаты, и вот только сейчас брат узнал свою спасительницу. После передачи он позвонил сестре и попросил ее поехать в часовню и поблагодарить Ксению Петербургскую.

Война действительно отрезвила многих – от простых солдат до Верховного Главнокомандования. Постепенно стало приходить осознание того, что только Божия воля способна даровать победу русскому оружию. Кто-то понял это сразу, кто-то – по прошествии многих лет, а кто-то, возможно, не задумывался над этим. Но свершилось главное: выстояла Церковь, выстоял народ, через страдания начавший обращаться к духовным основам своих предков. И хотя впереди еще были долгие годы государственного атеизма, но кровавые расправы над Церковью были остановлены.

Vozrosdenie.ru

Старец с вокзала

Невероятная история произошла в Харбине в начале нашего века и была пересказана известным певцом Александром Вертинским. В то время город был населен русскими эмигрантами, которые привезли с собой множество икон и даже на железнодорожном вокзале повесили большую икону Николая Чудотворца. Однажды ранней весной в здание вокзала вбежал мокрый с головы до ног старый китаец и распростерся на полу перед иконой, протягивая к ней руки и что-то бормоча с большим чувством. Оказалось, что он шел по слабому льду через реку и провалился в полынью. Несчастного уже затягивало течением под лед, когда он вспомнил, что русские всегда просят помощи у какого-то старика, изображение которого висит на вокзале. «Старец с вокзала, старец с вокзала, спаси меня!» – были последние слова китайца; потом он потерял сознание. Очнулся он на другом берегу и первым делом бросился на вокзал благодарить святого старца за чудесное спасение.

Новая жизнь

Снег, снег, снег… Он слепит глаза, а я во всю мочь бегу по улице поселка. Мне шестнадцать лет, я секретарь школьной комсомольской ячейки. Сегодня наш кружок самодеятельности ставит спектакль в заводском клубе, и я играю главную роль. Выучила ее назубок, а вот костюм не готов, и приходится торопиться.

Дома никого нет, отец в командировке, мама, верно, ушла к бабушке.

Открываю сундук и вытаскиваю необъятной ширины театральную юбку. К ней надо пришить оборку и позумент. Эх! Хотя бы Катя пришла помочь! Из всех подруг Катя – самая любимая; она – дочь священника, а вот я в Бога никогда не верила, да и как можно верить, если религия – дурман? Катя тоже участвует в самодеятельности, только ей не везет: она хочет играть главные роли, а достаются ей самые незначительные. Но она вышла из положения: выучивает то, что нравится, и разыгрывает для себя. Над ней посмеиваются, а Кате хоть бы что! Ну, надо быстрей шить, а то за мной скоро девочки с ребятами зайдут, чтобы вместе идти в клуб. Что это у меня голова начала болеть так сильно и в жар бросает? Какая бесконечная оборка, а голова до того болит, что пальцы не слушаются.

Нет, не могу больше шить, лягу, а то мне все хуже и хуже…

За дверью слышны голоса, топот ног, и в комнату вваливается шумная ватага участников спектакля. Увидев меня лежащей, они бестолково суетятся возле кровати. Но вот кто-то ставит мне градусник, кто-то стаскивает со моих ног валенки, которые я не могла снять, и накрывает меня одеялом.

– Василь, – слышу голос Кима, – беги за врачом. Майя, разыщи Люсину маму. Катя, вытащи градусник. Сколько? 41! Ой – ой – ой!

Пришла мама. Мне так плохо, что я ничего не могу ей сказать. Ким сует мне в рот таблетку:

– Проглоти, сестра из поликлиники прислала, а врач уже ушел: сегодня ведь суббота.

Я с отвращением выплевываю горькое лекарство и плачу от боли, от тяжести во всем теле и от какой-то гнетущей тоски.

Все уходят в клуб. Катя задерживается и говорит маме:

– Надежда Андреевна, я после спектакля прибегу к вам и буду ночевать с Люсей, так что вы можете спокойно идти в ночную смену.

Да, Кате придется сегодня играть и свою, и мою роль.

В ушах страшный звон… Как мне плохо! Я, верно, умираю… Мама кладет мне на лоб мокрое полотенце, но я его сбрасываю и мечусь по кровати.

Простыни жгут тело, подушка тоже раскаленная. Хотя бы немного прохлады!.

А откуда это такой свет появился в комнате? Яркий и вместе с тем мягкий, нежный. Что это? В самом центре света – Казанский образ Божией Матери. Я его хорошо знаю, такой висит у бабушки. Только это не изображение, а Святая Дева живая, и волны радости идут от Нее ко мне.

– Мама, – неожиданно громко говорю я, – Божия Матерь пришла к нам.

Мама подходит ко мне и плачет:

– Деточка, это тебе перед смертью кажется – ты умираешь.

А сияние все торжественней, все ярче, и в его свете справа от Божией Матери я вижу Лик Христа. Он как бы написан на полотенце, мне даже золотые кисти видны на краю полотенца. И вместе с тем я чувствую, что Лик живой и смотрит на меня кроткими, необыкновенными глазами.

– Мама, Сам Бог здесь, – шепчу я, и откуда-то издалека слышу ее плач и причитания.

Мощная радость охватывает все мое существо. Я теряю представление о времени, о том, где я. Мне хочется только одного: чтобы это никогда не кончалось. Два Лика в неземном сиянии и я… И больше ничего не надо…

Но свет погас так же внезапно, как появился. Лежу долго и не шевелюсь.

Что-то новое вошло в меня, я – как наполненная до краев чаша…

Прижимаю руки к груди и встаю. Но как же так, ведь я была очень больна, умирала, а сейчас совершенно здорова? Мама испуганно подходит ко мне:

– Люсенька, что с тобой? Ляг, родная.

– Нет, мамочка, у меня все прошло, потрогай: руки холодные и голова, и ничего не болит. Дай, я помогу тебе собрать вещи и скорей иди на завод, а то опоздаешь. Не беспокойся, я совершенно здорова.

Мама уходит, а я жду Катю. Только ей одной я могу рассказать о том, что произошло со мной, больше никому. Ах, скорей бы она пришла!

Скрип снега под окном, топот быстрых Катиных ног – и вот она сама на пороге. На платке и шубе – снежинки, лицо в гриме, а глаза тревожно смотрят на меня.

– Катя, Катя, ты знаешь, что случилось? – кричу я. – Ты только послушай!

Мы проговорили всю ночь, а рано утром Катя повела меня к своему отцу. Первый раз в жизни я исповедалась и причастилась…

Так началась моя новая жизнь.

Чудесная мощь оптинских мучеников

Моя сестра умирала от почечной недостаточности. Мы прошли все мыслимые и немыслимые курсы лечения, сестра подолгу лежала в больнице на аппарате «искусственные почки», пока врачи не вынесли приговор: «Если не сделать срочно пересадку почек, ваша сестра умрет».

Продали мы квартиру наших покойных родителей и обнаружили – денег на операцию в Америке или в Европе нам явно не хватает. И тогда врачи подсказали нам самый дешевый вариант – надо лететь в Китай, тем более, что по китайским законам для трансплантации используют органы казненных преступников, а, стало быть, операцию сделают быстро.

Прилетели мы в Пекин, оплатили операцию, а в клинике сказали: «Ждите». И потянулись даже не дни, а месяцы ожидания. К сожалению, мы в такой спешке улетали в Китай, что я не взяла из дома ни одной иконы. У меня была с собой только книга «Пасха красная», читанная и перечитанная уже настолько, что иеромонах Василий, инок Ферапонт, инок Трофим стали для меня родными людьми, и я постоянно просила их о помощи.

Чтобы не молиться перед пустой стеной, я поставила в иконный угол «Пасху красную» – не икона, конечно, но все же на обложке ангелы и пресветлые лики мучеников, пострадавших за Господа нашего Иисуса Христа. И если кто-то осудит меня за такую «икону», то могу сказать одно – не дай Бог кому-то пережить такой духовный голод, какой мы пережили за шесть месяцев жизни в стране драконов.

Сначала я даже не поверила, что в огромном Пекине и во всем Китае нет ни одной православной церкви. Говорят, они позже появились. А тогда, как рассказали мне, последнего китайского православного священника отца Григория Чжу похоронили на кладбище мирским чином, ибо власти запретили пригласить на отпевание православного иерея из России.

Раньше я даже не представляла себе, как тяжело бывает на душе, когда не ходишь в храм и месяцами не исповедуешься и не причащаешься. Дома рядом был батюшка. И, хотя моя сестра, к сожалению, была неверующей, но батюшка умел уговорить ее исповедаться, причаститься. А после причастия сестре становилось легче, и она уже хотя бы изредка, но добровольно читала молитвы. В Китае исчезли даже эти слабые ростки веры, а Великим постом сестра пошла в разнос. Особенно ее почему-то раздражало, что я обращаюсь за помощью к Оптинским мученикам: «Да кто они такие? Нашла святых?!» Ну, и так далее.

Я терпела, понимая, что моя сестренка в отчаянии: смерть при дверях, а в клинике уже полгода лишь обещают: «Ждите». Живем мы между тем в убогой съемной комнатушке, денег почти не осталось – все уходит на медицинские услуги, и мы могли себе позволить питаться лишь самыми дешевыми овощами.

В Страстную Пятницу сестра устроила мне скандал, потому что я расплакалась на молитве при мысли, что впервые за мою взрослую жизнь я не буду в церкви на Пасхальном богослужении и не услышу, как крестный ход со свечами многоголосо запоет в ночи: «Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангели поют на небеси, и нас на земли сподоби чистым сердцем Тебе славити».

Не славить мне на Пасху Христа в церкви! И я уже в голос взывала к отцу Василию, иноку Трофиму и иноку Ферапонту: «Вы же всегда так любили Пасху! Сделайте хоть что-нибудь. Я не могу без храма в Пасхальную ночь!» А сестра насмешливо комментировала: «Сейчас они тебе за одну ночь построят церковь. А как же?!» И говорила такие обидные слова, от которых еще больнее сжималось сердце.

Наплакалась я и повела сестру обедать в китайскую столовую. Посты я всегда держала строго, но тут по безденежью постилась и сестра, благо, что в Китае много дешевых и очень вкусных овощей. Вдруг подходит к нам одна женщина, сидевшая за соседним столиком:

– Вы русские?

– Да.

– Я смотрю, вы поститесь Великим постом. Вы православные?

– Конечно.

– А хотите попасть на Пасху в церковь?

– Как??

А женщина тут же вручила нам с сестрой два пригласительных билета, рассказав, что в наше Российское посольство приехал священник с антиминсом, и сейчас гараж посольства уже начали переоборудовать в походный храм.

– Всю ночь будем трудиться, и встретим Пасху в церкви, – сказала наша новая знакомая.

Господи, помилуй! Что за чудо было это Пасхальное богослужение в посольском гараже! Я бывала в знаменитых соборах, встречала Пасху в монастырях, но такого духовного подъема, как тогда в Китае, я еще не встречала. Люди плакали от радости, обнимая друг друга, а после службы никак не могли разойтись. Мы снова и снова пели: «Христос воскресе из мертвых» на многих языках мира – по-русски, по-китайски, по-английски, по-корейски, по-гречески, и еще на каких-то незнакомых мне языках. Христа в том гараже, казалось, славил весь мир. И было точное чувство – Христос посреди нас. Был, есть и будет! Помню, я взглянула на счастливое лицо сестры и увидела, что она тоже плачет от радости.

Сразу после Пасхи сестру прооперировали, и выздоровела она легко и быстро. А та Пасхальная ночь настолько перевернула ей душу, что сестренка с тех пор прилепилась к Церкви, и любит рассказывать знакомым о том, как по молитвам причисленных Оптинских мучеников в Китае за одну ночь выстроили храм.

Людмила Лучко. Паломница из Сочи

Ходжа и американский полковник приняли православие

Известный египетский ходжа вместе со своей семьей ОСТАВИЛ МУСУЛЬМАНСТВО и крестился. Также православное христианство принял американский полковник, несущий службу на о. Крит.

Какое необычайное событие привело известного ходжу (чье имя мы не публикуем по понятным причинам) к тому, чтобы стать христианином? Как рассказывает он сам, его обращение – это результат чуда. Бывший ходжа, а ныне новообращенный христианин поведал, что его маленькая дочь страдала от неизлечимой болезни. Он объездил все больницы и обошел множество врачей как в Египте (где он жил до недавнего времени), так и за рубежом. Практически все врачи сходились в одном и том же мнении. Они предлагали лечение, но подчеркивали, что оно не поможет избежать рокового исхода. Доктора даже предложили безутешному отцу забрать дочь домой, потому что были уверены, что дальнейшее лечение бессмысленно. Пребывая в отчаянии, благочестивый ходжа ежедневно молил Аллаха о помощи.

Один из его близких друзей, видя его скорбь, посоветовал ему положить на подушку дочери крест. Услышав такое предложение, ходжа резко отреагировал: «Не бывать тому, чтобы я сделал такое. Я не продам свою веру…» Однако мысль о том, чтобы положить рядом с дочерью крест, завладела им. Никому ничего не сказав, он приобрел крест и, находясь наедине с дочерью, стал класть его ей на подушку.

Спустя некоторое время дочь впала в коматозное состояние, потеряв всякую связь с окружающей реальностью. Семья ходжи и все жившие в области, где он служил, ожидали неизбежного летального исхода. Безутешный отец день и ночь в слезах сидел рядом с дочерью. Однако (как он сейчас признается) в нем жила надежда на то, что чудо произойдет.

Однажды вечером отец, который в глубокой скорби держал руку своей дочери, увидел, что от лежащего на ее подушке креста исходит ослепительный свет. Сначала он подумал, что ему это снится или что его разум помутился от горя. Тем не менее, он продолжал явственно видеть свет. Внезапно его дочь встала с кровати и сказала: «Папа, я голодна, принеси мне что-нибудь поесть!». Несчастный ходжа не мог осознать происшедшее. Он поспешил на кухню вне себя от радости. Его крики разбудили жену и соседей. Вскорости его дом до отказа наполнился людьми. Сам он снова и снова рассказывал о том что случилось, говорил о чуде креста. Он позвонил и тому другу, который посоветовал ему положить крест на подушку маленькой дочери, и благодарил его.

Соседи и друзья попытались было приписать чудо святому Георгию, которого признают и мусульмане. Однако отец девочки был убежден в силе креста. Он на себе испытал чудо. У дочери пропали все признаки болезни, а лечащие врачи не верили своим глазам, глядя на результаты анализов.

Через несколько дней после чудесного исцеления бывший ходжа принял решение. Он сказал своей супруге о том, что станет христианином. Та сначала воспротивилась, подумав о гонениях, которым в таком случае подвергнется их семья. Она говорила: «Нас убьют». Но ходжа твердо стоял на выбранном пути. Он объявил ей, что они навсегда уедут из Египта: «Мы покрестимся в христианство и будем отныне жить в другой стране». Так он и сделал. Тем не менее, новость о его вступлении в Церковь Христову широко распространилась как в городе, где он служил, так и среди мусульманского духовенства. Сегодня бывший ходжа и нынешний новообращенный христианин изучает богословие.

Американский полковник также стал православным. В атмосфере благочестивого трепета в афонском монастыре было совершено таинство Крещения американского полковника, несущего службу на базе в бухте Суда.

Монах Великой Лавры катехизировал новообращенного, который (по свидетельствам присутствовавших на таинстве монахов) был глубоко взволнован. Слезы радости текли по лицу американца на протяжении всего таинства, что свидетельствует о присутствии божественной Благодати. Теперь, как он пообещал монахам, он возьмется за катехизацию и других американских военных, служащих на острове Крит.

http://www.orthodoxia.gr