Текст книги "Радость моя! Истории о простом человеческом счастье"

Помощь на экзамене

Рассказ Ф. Н. Плевако

23 декабря 1908 года скончался известный московский юрист Ф. Н. Плевако. Вот трогательное сказание этого верующего высокообразованного человека, относящееся к поре его юности, – о том, как святитель Николай Чудотворец, этот великий милостивец, «поставил ему пятерку на экзамене», как выражался сам, ныне покойный, рассказчик.

«Учился я в Московском университете на юридическом факультете. У моей матери не было средств содержать меня, и поэтому я доставал эти средства уроками. Одну зиму привелось даже провести в семье ученика в Берлине, где я и слушал знаменитого юриста по римскому праву. Возвратясь в Москву, я явился на экзамен, конечно приготовившись отвечать по лекциям берлинской знаменитости. А в нашем университете римское право читал тогда настоящий русак – Никита Иванович Крылов.

Вызвал он меня, предложил взять билет. Я взял. Подошла моя очередь – отвечаю хорошо, как мне казалось. Но – о, ужас! – профессор ставит мне единицу… Я не посмел что-либо сказать ему, да и не понимал, что это значит, а протесты, вроде нынешних, тогда были не в моде. Возвратился я домой и никому ничего не сказал. Наутро мать говорит мне:

– Федя! Что же ты не идешь на экзамен?

– У нас нет сегодня экзамена, – отвечаю я.

Жаль мне было старушку расстроить печальным сообщением, что я уже провалился по самому главному предмету факультета. Настал вечер. Она опять напомнила мне об экзамене.

– Завтра, мама, – ответил я ей машинально, чтоб только отделаться как-нибудь от ее вопроса.

Наступило и завтра. Я хожу да посвистываю. Думаю: «Авось старушка моя забыла об экзамене». А она опять:

– Не пора ли тебе в университет?

– Вечером будет экзамен, – отвечаю я.

Вот и вечер.

– Да пора же тебе, Федя, идти, – напоминает она.

– Сейчас иду, мама, – сказал я и стал собираться.

– А я тебя провожу до университета, – говорит мать.

Делать нечего: иду. Жили мы на Остоженке. Идем мимо храма Христа Спасителя. Мать и говорит:

– Зайдем, Федя, в часовню святителя Николая: он тебе поможет.

Иду я и в часовню, что на другом берегу Москвы-реки, у Каменного моста. Мать вошла туда, взяла свечку, коленопреклоненно стала молиться. И так мне стало жаль старушку, что я ее обманываю! И обратился я мысленно к угоднику Божию Николаю: «Батюшка, угодник Божий! Право же, я не хотел бы ее обманывать, да уж очень жаль мне ее: ведь как она опечалится, когда правду-то узнает! Утешь ее, угодник Божий, как ты знаешь!»

Помолившись, матушка сказала:

– Ну, теперь пойдем, сынок!

Дошли мы до университета. Мать говорит мне:

– Иди, Федя, а я вот тут, у бюста Ломоносова посижу – тебя подожду.

Делать нечего: надо входить в здание университета. Думаю: «Войду в зал. Хоть послушаю, как товарищи отвечают». Заходящее солнце облило меня своими лучами, когда я входил в аудиторию. Вдруг слышу громкий голос Никиты Ивановича, вызывающий меня по фамилии:

– Плевако!

Я подошел к столу.

– Всю ночь ты не давал мне спать, – тут профессор выбранил меня не особенно лестным словом.

– Ну, хочешь отвечать?

Я говорю, что лучше отвечать не умею, чем вчера отвечал, потому что готовился по лекциям профессора…

– А, ты хотел похвастать, что по-немецки знаешь, в подлиннике немецких профессоров читаешь! А своего русского профессора лекции не хотел и просмотреть?!

Тогда я объяснил профессору, почему не мог знать его лекций и что я полагал, что можно и по немецким лекциям ответить.

– Ну, так бы и говорил. А я почему знаю, где ты был зимою? – уже снисходительно-добродушно сказал профессор и приказал взять билет.

Я взял, ответил прекрасно, и профессор переправил мою единицу на пятерку! Так святитель Николай поставил мне пятерку, – заключил юрист».

Епископ Никон (Рождественский)

Подарок к Пасхе

В одной семье была традиция шить одежду бедным к Пасхе. И вот, в канун праздника бабушка рассказывает об удивительном случае… Весна. Снег почти стаял. Земля чернеет, и какой-то особенный свежий сырой запах говорит о весне. Мы все собрались у бабушки и усердно работаем: шьем рубашки бедным. Мама с няней кроят, бабушка сметывает рубашки, Наташенька быстро стачивает их на машинке, тетя Маша подрубает на руках, Вера обметывает петли и пришивает пуговицы. Даже крошки Коля и Машенька обрезают нитки и вдевают их в иголки. «А ты расскажи нам, бабушка, – просит старший внук Николай, – почему у нас перед Пасхой шьют всегда мужские рубашки?» «По завещанию моей бабушки, дружок мой… Это было давно – еще до революции. Моя бабушка, Надежда Сергеевна, проводила Великий Пост в строгом воздержании, молитве и в работе на бедных. Шила она и сама и все домашние женщины и девушки одежды бедным: платья, сарафаны, рубашки. Все это складывалось и раздавалось на Страстной неделе бедным, чтобы они имели возможность сходить к заутрене в новом чистом одеянии. Рубашки тогда шились не из ситца, как мы делаем теперь, а из белого домотканого холста, и сшивалось этих рубашек великое множество.

Однажды за год или за два до ее кончины, Надежда Сергеевна на Страстной неделе раздала все сшитые вещи бедным, и у нее осталась одна рубашка. С этой рубашкой происходило что-то странное: она несколько раз возвращалась к бабушке обратно. Один нищий уехал из города, другой умер, третий разбогател и больше не нуждался в милостыни. «Как странно, – сказала бабушка своей горничной Устеньке. – Видимо, эту рубашку Бог кому-то предназначил. Оставим ее у себя, и ты отдашь ее первому, кто придет просить Христа ради». Прошло еще два дня, наступила Великая Суббота. Надежда Сергеевна сидела у своего окна, а Устенька уже заправляла лампады к празднику. Вдруг к окошку подошел высокий благообразный старик, одетый в наглухо застегнутый зипун. Он просил помочь ему Христа ради к Светлому Дню.

Бабушка послала Устеньку подать ему хлеба, денег, крашеных яичек. «Да еще не забудь рубашку, предназначенную ему, отдать», – крикнула бабушка уходящей Устеньке. Та все передала старику, а когда вынула рубашку с просьбой надеть ее в церковь к Светлой Заутрене, старик внезапно поднял руки к небу и залился слезами. «Господи, благодарю Тебя за великую милость ко мне грешному! – воскликнул он, – а тебя добрая, милая благодетельница, да благословит Господь за то, что после стольких лет к Светлому Дню ты прикрыла меня». С этими словами он распахнул свой зипун, а не груди его ничего не было. «Вот уже 16 лет я хожу неприкрыто, а дал я обет такой перед Господом: ничего не просить для себя. Что подадут, за то и спасибо. Ты первая, ангельская душа, покрыла мою наготу! И в какой великий Святой День, в канун Светлого Праздника». И он снова заплакал радостными слезами, плакала с ним и бабушка у своего окошка; поняла она, что Господь благословил и принял ее труд и работу.

Вот когда она умирала, она и завещала своей дочери и мне, своей внучке, всегда Великим Постом шить бедным рубашки и тоже заповедовать своим детям и внукам. Мы и стараемся по мере сил исполнить бабушкино завещание, и я надеюсь, мои дружочки, что и вы его не забудете», – кончила бабушка свой рассказ.

Мария Львова

Лик святого угодника

Была у моей матери старинная икона св. Николая Чудотворца. Не стало матери – не стало и иконы. Завернули в тряпочку, положили в сундучок, отнесли в чулан. Некому стало молиться перед иконой: нет в душе веры ни в Христа, ни в святых.

Прошло время. Перебирала я как-то вещицы в сундучке, и попалась мне на глаза эта икона святителя Николая. Взяла ее в руки, присмотрелась – глядит на меня строгое, почти суровое лицо. Чем дольше смотрю, тем больше чувствую в лике этом мудрость великую, будто святитель хочет сказать мне что-то очень важное для моей жизни. Защемило у меня вдруг сердце, заговорило: застыдило внутри какое-то чувство. Не по себе стало. Сколько лет лежит икона, а я о ней ни разу не вспомнила! Принесла я ее в комнату, поставила в уголочке. Нет-нет, да и взгляну на св. Чудотворца. Иногда перекрещусь. Душа-то черствая, неотзывчивая, пустая. Нет веры, нет.

Однажды поздно вечером лежу я в постели с закрытыми глазами: сна нет, мысли разные бродят в голове. Вдруг слышу над самым ухом: «Дочь моя!» Слова прозвучали четко и ясно. Я не придала этому особого значения. Забыла. Прошло дня три. Все повторилось, только слова я услышала другие: «Я долго ждал тебя». Я невольно соединила эти две фразы. Задумалась. Что это значит? Чей это голос? Несомненно: он был от иконы! Я поняла, что святой Николай ждет, чтобы я к нему обратилась.

Какова любовь к человеку, каково терпение! Много лет Божий угодник ждал, что я, наконец, прозрею и обращусь ко Господу, к нему. Молитв я не знала, но, как умела, попросила прощения у святого. С тех пор я стала обращаться к нему с верой и благоговением. Поняла, что значит для нас Бог, Спаситель наш. Поселился Он в моем сердце на всю оставшуюся жизнь. Как много теряла я прежде, как долго жаждала богообщения моя грешная душа!

Я стала приобщаться к Церкви, научила своих детей молиться и верить в Бога. Невозможно передать чувства, которые поселились во мне, когда через Таинства Церкви я стала связана с Господом. Теперь есть силы жить, верить, любить и побеждать. Я стала смотреть на все и на всех иными глазами.

Тамара Иванова, г. Саратов

Вера и молитва – лучшая защита!

Новая история помощи святителя Спиридона и Николая Чудотворца.

Очень сложная ситуация была у моего брата. Банда наркоманов вымогала деньги, караулили его каждый день возле подъезда, окружали толпой. Угрожали…

Когда узнала, я приняла решение сделать все, что в человеческих силах – и неустанно молиться Чудотворцам. Пошла и написала заявление в полицию, но там сказали, у главаря мама высокого положения, и они не могут его посадить, а заявлений на этого бандита очень много.

Что было в человеческих силах, я сделала: обратилась в правоохранительные органы, а что в Божьей власти – отдала Господу Богу. Три дня с сестрой молилась Спиридону и Николаю Чудотворцу, просили Божией защиты, и вразумления для молодого бандита, и чтоб вернули нам отобранные деньги.

Вскоре от знакомых узнали – парень этот пропал, а потом ему кто-то разбил машину, живого места не осталось. Вот так, всего через три дня, Чудотворцы вразумили бандита, сделали то, что полиция не могла сделать несколько лет. Сейчас наш район живет спокойно, банда эта растворилась словно.

Благодарю тебя, Господи, дивен Ты во святых своих. Спасибо, Батюшка Спиридон и Николай Чудотворец! Нет у человека, лучшей защиты, чем вера в Господа Бога Вседержителя.

Мария (Храм Спиридона Тримифунтского. Санкт-Петербургская Епархия)

Через три дня ходить будет

Родилась в Москве в 1942 году. Когда мне было семь лет, я перенесла воспаление легких. Болезнь обернулась тяжелым осложнением: у меня отнялись руки и ноги, я была полностью обездвижена. Иногда родители переносили меня с места на место, в основном я лежала. К каким только врачам родители не обращались, но медицина была бессильна. О матушке Матроне родители услышали от своей знакомой, звали ее тетя Паша, фамилию не помню. Она сказала им, что в Загорске есть женщина, которая многим помогает от всех болезней. Родители наняли машину, и меня повезли в Загорск. Подъехали мы к церкви (теперь я уже не помню, какой), спросили у богомольцев, как ее найти, и они нам рассказали. Она жила в деревне поблизости. Ехали на машине от церкви примерно полчаса. Приехали мы рано. Народу у ее дома было уже много, все стояли на улице. Родители тоже заняли очередь и стали ждать. Вдруг открывается дверь, выходит женщина, которая ухаживала за матушкой, проходит всю очередь, подходит к отцу и говорит: «Берите девочку и идите за мной». Я лежала в машине. Отец взял меня на руки и внес в дом. Матушка велела оставить меня на три дня. Она сказала ему: «Через три дня ты за ней приедешь, и она пойдет с тобой до машины». Матушка Матрона сидела на металлической кровати, обложенная подушками. Меня она велела положить к ней на кровать, так, чтобы она могла достать мои руки. Как сейчас вижу ее: в белом платочке в мелкий синий горошек, платье темно-синее тоже в мелкий горошек, пуговички на груди. Ручки маленькие, пухленькие, рукава у платья на резинке, глазницы пустые. Комната была вся в иконах. Свет как бы отражался от икон, и от матушки как будто исходили свет и тепло. Комната была наполнена этим светом. Я лежала рядом с ней на постели, а матушка вела прием посетителей. Я чувствовала, что матушка будто вошла в меня, мне передавалось ее тепло, ее боголюбие, ее любовь.

В первый день матушка постоянно держала меня то за одну, то за другую руку, непрестанно поглаживая, и я чувствовала, как теплели мои руки и как они отходили.

На второй день матушка позвала ухаживающую за ней женщину и сказала ей: «Поставь ее на пол, а то она залежалась». Она мне так ласково говорит: «Залежалась ты, залежалась!» Я очень испугалась, ведь я лежала без движения целый год. Женщина меня поддержала, и я встала на ноги и стояла у кровати, на которой сидела матушка. Потом она велела положить меня на кровати, чтобы она могла доставать руками до моих ног. День она принимала посетителей и поглаживала мои ноги, а ночи мы с ней были вдвоем. Она немного дремала, сидя в подушках, очень много молилась и гладила, гладила мои ноги и руки.

На третий день матушка сказала мне, чтобы я немного прошлась, попросила женщину помочь мне, она мне помогала передвигать ноги. Мне было очень страшно. Матушка говорила мне: «Двигай, двигай ногами, они у тебя ходячие».

На четвертый день за мной приехал отец, и я уже шла до машины своими ногами. Конечно, я шла со страхом, еле переступая ногами, после года полной неподвижности мои ноги плохо слушались меня. Мне нужно было еще время, чтобы привыкнуть к тому, что я совершенно здорова.

Матушка Матрона читала мысли людей, как открытую книгу. Я, когда лежала в первый день у нее на постели, подумала, что не встану, не буду ходить, а она мне говорит: «Через три дня ты пойдешь сама, своими ногами, а тех, кто мне не верит, я отсылаю домой». Я тяжело засыпала, а она мне говорит: «Ты плохо засыпаешь. Сейчас ты быстро уснешь, будешь спать и сны хорошие видеть!» Она могла читать мысли на расстоянии. При мне она подозвала женщину, которая за ней ухаживала, и начала считать на своих пальчиках – как сейчас вижу, они такие пухленькие, маленькие, – отсчитала и говорит: «Ты пойди к очереди, отсчитай тринадцатую в очереди. Пусть она ищет другую, которая ей поможет». Денег не брала, брала продукты, да и то только свои, домашние, и раздавала их в те дома, куда она посылала вечером ночевать оставшихся людей. Никого на улице на ночь не оставляла, обо всех заботилась.

Нина Чижик

Моя жизнь кардинально изменилась

В 2000 году я работал стоматологом в Карпогорах. К моему коллеге приехал на прием монах Антоний из Веркольского монастыря, но увидел у него на столе книгу «Черная и белая магия» и под каким-то предлогом ушел из кабинета. Надо сказать, что отец Антоний кадровый военный воевал в Афганистане, потом был предпринимателем в Сибири. У него обнаружили рак мозга, и духовный отец благословил его ехать в Веркольский монастырь, изучать травы и лечиться ими. Отец Антоний подошел ко мне и попросил, чтобы я полечил ему зубы. Ему не хотелось обижать моего коллегу, поэтому он приходил на прием в пять часов утра.

Мы с ним стали общаться. Он рассказывал о православной вере, а я в то время читал книги Карнеги, Владимира Леви и им подобные. Я пытался отстаивать свою точку зрения, но мои доводы против его казались пустым звуком. Отец Антоний снял с себя нательный крестик и надел на меня. Я не смог спать всю ночь, казалось, что на шее висит кирпич и давит. Отдал обратно и сказал, что он слишком тяжелый для меня.

Отец Антоний пригласил меня в Веркольский монастырь. Когда я собрался ехать, позвонил наместнику, иеромонаху Иосифу (Волкову), и он задал мне вопрос, курю ли я, тогда тех, кто не хотел бросить курить, в Веркольскую обитель не пускали, по милости Божией, этой страсти у меня никогда не было. 23 июня в субботу с угощением для братии – жаренными мясными котлетами – приехал в монастырь. Тут мне сказали, что в монастыре мяса не едят, и я почему-то с того времени тоже перестал его есть. Конечно, вставать в пять часов утра на службу было тяжело, а потом еще послушания весь день.

Отец Иосиф спросил меня, буду ли я креститься, и получил от меня отрицательный ответ. Я отправился обратно в Карпогоры. Сел в лодку, она отошла от берега метров на пятьдесят, и тут меня как будто кто-то вытолкнул из нее. Вступил через борт в воду, чем привел лодочка в полное изумление, и пошел к берегу. Вернулся в монастырь и сказал отцу Иосифу: «Покрестите меня». И он совершил Таинство крещения надо мной прямо в Пинеге. На следующий день была первая исповедь и причастие. С тех пор моя жизнь кардинально изменилась.

Через месяц снова приехал в монастырь, но уже с сыном Федором, первокурсником медицинского института. Десять дней здесь трудились, ходили на все службы, исповедались и причастились.

В Карпогорах стал все время ходить в домовую церковь с ума и чем мог помогал подворью.

Через два года, в 2002 году в Троице-Сергиевой лавре со мной долго беседовал архимандрит Наум (Байбородин). Он благословил меня ехать в Николо-Шартомский монастырь (Шуйский район Ивановской области). Там я принял монашеский постриг, меня рукоположили в иеродиакона, а через два года – в иеромонаха. При обители есть приют для мальчиков, и все эти годы я нес в нем послушание воспитателя, а с 2017 года – духовника. У нас живут и учатся восемьдесят ребят с 1-го по 11-й классы. Из четверых нынешних выпускников трое поступили в семинарию Троице-Сергиевой лавры и один в Бауманский университет.

Вот так в 2000 году по молитвам отрока Артемия в монастыре его имени изменилась моя жизнь. В храме нашего приюта висит большая икона праведного Артемия Веркольского, которому мы молимся о наших воспитанниках.

Иеромонах Аристарх (в миру Андрей) (Пальцев)

Наши старцы

Старушка и Иисусова молитва

Митрополит Антоний Сурожский

Вскоре после моего рукоположения пришла ко мне старушка, говорит: «Вот уже много лет я занимаюсь постоянно Иисусовой молитвой и никогда Божьего присутствия ощутить не умела; что же мне делать?» Я ей посоветовал то, что мне казалось очень разумным: обратиться к кому-нибудь, кто умеет молиться. Она мне в ответ: «Да я всех спрашивала, кто знает, и ответа не получила, так я решила вас спросить…» Ну, утешительно было. Я тогда ей сказал по простоте: «Как вы думаете – когда же Богу слово вставить, если вы все время только и делаете, что говорите? Вы бы помолчали перед лицом Божиим». – «А как это сделать?» Говорю: «Вот утром проснетесь, приберетесь, позавтракаете, уберете свою комнату, а потом сядьте поуютнее перед своей лампадой в комнате и занимайтесь вязанием перед лицом Божиим, только не молитесь, а просто сидите в сознании, что и вы тут, и Бог тут». Мне вспомнился, по правде сказать, случай из жизни одного католического святого, который был приходским священником и обратился раз к крестьянину, часами сидевшему в церкви. Четок он не перебирал, губы у него не двигались, он просто сидел. И священник его спросил: «Что ты часами делаешь в церкви?» Тот ответил: «Я на Него гляжу, Он – на меня, и нам так хорошо друг со другом…» Мне вспомнились эти слова, и я подумал: пусть старушечка моя попробует, не будет ли Богу и ей хорошо просто друг со другом и не скажется ли это как-то у нее в сердце сознанием, что Бог тут?

Через некоторое время приходит моя старушечка и говорит: «Знаете что, на самом деле что-то выходит!» Я спросил: «А что именно?» И она рассказала, как она убрала свою комнату, уселась в кресло, начала вязать и впервые после многих лет начала озираться вокруг не для того, чтобы что-то сделать, а просто посмотреть; и впервые после многих лет она увидела свою комнату не как место какой-то отчаянной деятельности, а просто как место покоя, где она живет – светлое, тихое, чистое, привычное, с лампадкой. Тихо стало вокруг, и у нее стало как-то тише в голове; стала вязать и прислушиваться к тому, как звякают спицы по ручкам кресла. От этого еще как-то тише стало в комнате. Так она молчала, и вязала, и радовалась душой на тишину, в которой сидела. А потом эта тишина начала в нее как-то постепенно вливаться. Ей стало тише и тише, телесно, душевно. «А потом, – сказала она, – не знаю, как это объяснить, но я почувствовала, что то молчание, та тишина, которые царствуют вокруг – не просто отсутствие шума, а присутствие какой-то сущностной тишины, и что в сердцевине этой тишины – Бог».

Вот о чем я думаю, как о первом шаге: сядь; утихни; подумай о том, что Бог здесь, что искать Его нигде не нужно, что тебе хорошо с Ним и Ему хорошо с тобой; и просто побудь, сколько можешь. Через короткое время по непривычке это станет упражнением слишком трудным. Я думаю, две-три минуты от силы выдержишь для начала. Тогда тихонько начни молиться. Но молиться такой молитвой, которая не разбивала бы тишину: Господи, помилуй… Господи, помилуй… – или что угодно. Ведь царь Давид в одном из своих псалмов говорит: «Радость Ты моя!..» – можно и так к Богу обратиться. Что угодно можно сказать, лишь бы слова не были отрицанием и уничтожением той тишины, которая начинает рождаться в душе. Вы сами знаете, как иногда неожиданно, без того чтобы мы что бы то ни было сделали, на нас сходит тишина. Бывает это в любой обстановке, не обязательно там, где тихо, не обязательно в лесу, в поле, не обязательно в пустой церкви; иногда среди шума житейского, среди тревоги вдруг коснется души какая-то тихость, и душа уходит вглубь, в какой-то град Китеж, который (вдруг оказывается) есть под бурной или рябой поверхностью нашей души и нашего сознания. Иногда это бывает, когда вдвоем с кем-нибудь сидишь. Поговоришь; потом и говорить не хочется, и уходишь вглубь, и все глубже, и делается все тише, и нельзя тогда ничего сказать, потому что кажется, что любое слово разобьет, вдребезги разнесет эту тишину. А потом эта тишина делается такая глубокая, что в ней начинает рождаться возможность что-то сказать; и тогда говоришь осторожно, трезво, немногоречиво, тихо, и каждое слово выбираешь так, чтобы в нем была правда, и чтобы оно не разбивало эту Богом данную тишину.