Текст книги "Городской роман или Школа Карабаса"

Глава 12

Через день, когда Карабас вернулся из гостей, он еще до обеда позвал сразу двоих будущих актеров – Антона и Надю – в спортзал, где объявил им:

– Итак, дорогие мои воспитанники, вы вдвоем будете сниматься в кино!

Но если для мальчика это не было никакой новостью, то Надежда, услышав о съемках впервые, уставилась на хозяина с немым вопросом. Радости при этом она не ощутила из-за тревожного предчувствия. А мужчина тем временем продолжал:

– По сценарию фильма вы должны будете там играть в салочки. Покажите-ка мне здесь, как это у вас получается.

Дети растерянно переглянулись, но потом все же сбросили с себя не очень удобную для беготни обувь. А, прочитав назидательную считалку, которую – как теперь знала Надя – сочинил для них сам Вадим Петрович:

 
– Тили-тили, трали-вали,
Мы гуляли на бульваре.
Веселились, водку пили,
А потом тебя любили,
 

– они, радостно повизгивая, стали носиться друг за другом по помещению между спортивными снарядами; тогда как сам хозяин вольготно развалился на кушетке, откуда внимательно принялся следить за их игрой – точно кошка, которая наблюдала за возней своих котят. Наконец он громко объявил:

– У меня есть новые условия игры! Как только кто-нибудь из вас догонит другого, то снимает у проигравшего что-нибудь из одежды; после чего – тот водит. Игра называется «салочки-раздевалочки». Вы поняли ее правила? Ну, тогда исполняйте!

И дети продолжили игру. Обнажаться в присутствии хозяина им было не впервой, поэтому это нисколько не мешало веселой игре, которая доставляла явное удовольствие. Стараясь увернуться, дети порой теряли равновесие на скользком линолеуме пола; а, падая, неминуемо лишались одной детали одежды за другой. И очень скоро на них не осталось ничего кроме поясков. Однако игра в салочки не была остановлена Карабасом и продолжалась. Увлеченные ею, дети даже не заметили, как мужчина расстегнул молнию брюк и принялся смазывать кремом свой выступающий конец.

И надо же было такому случиться, что Антошка, увертываясь от Нади, потерял равновесие и упал как раз рядом с Карабасом. А тот подхватил мальчика – на глазах у растерявшейся девочки – и уложил ребенка вдоль изголовья кушетки.

По принятой им сейчас позе, Антошка сразу догадался, что с ним хотят повторить то самое упражнение, которое четыре дня назад проделали на гимнастическом коне. Однако сейчас изголовье кушетки было уже и ниже гимнастического коня. Поэтому для собственного удобства мужчина приподнял ноги ребенка за низ живота и не опускал их в течение всего упражнения; а мальчик, повиснув в воздухе, с трудом удерживал равновесие, вцепившись руками в кушетку. Антошка хорошо усвоил прошлый урок, под названием «работа», и даже нашел в себе силы терпеливо переносить неизбежные при этом страдания. Крепко сжав зубы, чтобы не допустить криков, разгоряченный беготней ребенок сумел гораздо быстрее подладился под движения хозяина. Лишь посередине упражнения мальчик испытал смятение чувств, когда Карабас прохрипел стоявшей рядом Надежде:

– Смотришь? Завтра на экзамене и не то увидешь!

Услышав про экзамен, девочка не на шутку встревожилась – не зная какой сюрприз был подготовлен хозяином на завтра.

А Карабас больше не обращал на Надю никакого внимания, увлеченно занимаясь мальчиком. Только через несколько минут мужчина весьма удовлетворенно застегнул свои брюки и бодро объявил воспитанникам:

– Сейчас приведите себя в порядок и ступайте на обед, а вечером, как всегда, на работу в зал, – после чего жестко пригрозил: – А о наших занятиях никому ни слова! Никому и никогда! Иначе пожалеете, но будет поздно, – и удалился к себе в кабинет через смежную дверь.

Проводив его взглядом, воспитанники посмотрели друг на друга.

– Про какой экзамен говорил Карабас? – тревожно спросил мальчик у девочки.

– Не хочу сейчас об этом даже думать, – мрачно ответила ему Надежда.

После чего дети принялись ходить по спортзалу и собирать, будто грибы в лесу, раскиданную одежду, тут же надевая ее на себя.

* * *

На следующий – шестой – день муштры хозяин подъехал к запасному выходу заведения задом своего «VOLVO». Он извлек из багажника довольно большую сумку и пронес ее по боковому коридору к двери, за которой находился зеркальный кабинет. Там три стены вместо обычных обоев имели зеркала в человеческий рост; и обслуживание посетителей в этой комнате было всегда с большей оплатой, так как давало возможность получать дополнительное эстетическое удовольствие.

Войдя туда, Вадим Петрович зажег свет, расстегнул молнию сумки и принялся доставать содержимое. Он уверенно собрал штатив и, водрузив на него фонарь прожектора, проверил его работу, подключив в электророзетку недалеко от двери. Затем мужчина, ухватив за изголовье кушетку, подвинул ее поближе к шесту в центре комнаты. Встав у изголовья, Карабас вытянул руку и лишь пальцами смог дотронуться до шеста. Удовлетворенно хмыкнув, мужчина поправил луч прожектора так, чтобы он как можно лучше освещал изголовье кушетки. Потом Вадим Петрович отошел на несколько шагов, оценивая профессиональным взором кинооператора построенную им декорацию. Погасив верхний свет, он некоторое время изучал блики прожектора в зеркалах комнаты; а выключив прожектор – отправился за детьми.

Но перед тем, как Надежда и Антон вошли в абсолютно темную зеркальную комнату, мужчина внимательно осмотрел девочку. А та – после его утреннего телефонного разговора с Марго – была одета в вязаную шаль с кистями, которая у горла застегивалась большой брошью; а под ажурной вязкой просматривались лишь стринги с пояском. Наряд был – что надо; и Карабас торжественно объявил еще в коридоре:

– Итак, вы вместе будете сниматься в кино, как настоящие артисты! Вас будут освещать прожектора, и вы будете в центре внимания на съемочной площадке, – после чего мягко втолкнул воспитанников в темную комнату. Закрыв за собой дверь в коридор, Карабас зажег только прожектор; и его яркий свет в отражениях ударил по глазам, слегка ослепив вошедших. От неожиданности Надя и Антон еще ближе прижались друг к другу, а мужчина продолжал:

– Попробуем-ка сейчас изобразить пажа и принцессу! Ну-ка, паж! Встань-ка на одно колено и галантно сними босоножки с принцессы! – и после того, как это было исполнено, Карабас потребовал: – А потом стяни-ка с принцессы ее стринги!

Подобные упражнения мальчик с девочками перед хозяином проделовал не один раз. Привычно выполнив их, ребенок ожидал, что его, как всегда после этого – удалят из комнаты, но на этот раз хозяин неожиданно объявил:

– Теперь, когда наряд принцессы подготовлен к сдаче экзамена, начнем-ка его с проверочки ваших походочек! Паж встань слева от принцессы и вытяни вперед правую руку; и чинно, взявшись за руки, подойдите-ка к кушетке и обойдите ее!

Дети послушно с вытянутыми руками вышли из полумрака в ярко освещенное пространство. Внимательно следя за ними взглядом, Вадим Петрович был весьма доволен зрелищем. Что ни говори, а походочки у своих воспитанников он умел вышколить замечательно!

– А теперь, принцесса! – обратился Карабас к Надежде. – Залезай-ка коленями на кушетку и возьми-ка двумя руками шест.

Но для того, чтобы достать ладонями шест, Наде пришлось, вытянув руки, лечь животом на изголовье кушетки – невольно прижав при этом свисающие концы шали. И мужчина, руководя детьми, тут же распорядился:

– А ты, маленький паж, поправь-ка наряд принцессы! Пусть шаль красиво свисает с плеч и не прекрывает собой хорошенький зад. Теперь, принцесса, для общего удобства раздвинь-ка ноги чуть шире.

В голосе Карабаса явно звучали ехидные нотки, показывающие, что никакой принцессы с пажом перед собой он не видел. Ему просто нравилось называть их так; что не помешало колко спросить у девочки:

– Милая принцесса догадывается, что ее ждет?

– Вадим Петрович, пожалуйста, не надо… Я не хочу! – взмолилась та; ибо действительно не желала этого экзамена до такой степени, что слезы невольно подступили к глазам, сверкая капельками в лучах яркого освещения прожектора.

– Еще не вполне отошла после прошлого раза? – участливо уточнил мужчина, вспомнив собственную тревогу по поводу потери разума девочки.

– Да, – откровенно созналась Надя. Однако, как понимал Карабас – откладывать экзамен было нельзя! Времени для ответа киношникам у него не осталось. Поэтому он лишь мягко пообещал:

– Ну, что ж! Я, пожалуй, немного тебе помогу, – и, приказав: – Не меняй свою позу и жди меня! Я сейчас приду, – вышел за дверь и прошел в свой кабинет.

Там Вадим Петрович извлек из бара фужер с бутылкой коньяка. Для начала мужчина налил и выпил один глоток, блаженно чмокнув от удовольствия; а затем, наполнив фужер почти доверху, вернул бутылку в шкаф и понес угощение воспитанникам. Вынырнув из темноты в зеркальном кабинете, он первым делом протянул коньяк мальчику, приказав:

– Сделай-ка пару глотков для храбрости!

После того, как Антошка отпил немного из фужера, мужчина приказал допить весь остаток Надежде. Коньяк быстро ударил в голову детям, вызвав желание – сначала откашляться, а потом смеяться. Та нелепая поза Надежды, когда она – подтянув кверху невольно соскользнувшую шаль, с голой задницей вновь потянулась руками к шесту – вызвала смех, как у нее, так и у мальчика. Однако сам Вадим Петрович оставался невозмутимо спокойным.

– Продолжим, – предложил хозяин детям, вытаскивая из кармана брюк муляж мужского члена; и, смазыв его кремом, он потребовал у Антона: – Смотри внимательно, что я буду делать! Потом будешь повторять, – а, бросив взгляд на хихикающую в пьяном угаре Надежду, небрежно уточнил: – Ну что, теперь готова?

– Теперь, да! – задорно ответила та и с куражом подставила Карабасу свои ягодицы, широко раздвинув колени.

– Видишь, куда надо вставлять инструмент? – строго заметил хозяин стоящему рядом мальчику, когда уверенно поместил муляж между ягодиц Надежды. И хотя коньяк способствовал некоторому обезболиванию – однако девочка невольно дернулась, простонав.

– А теперь удовлетвори-ка принцессу ты, – и Карабас, вытащив муляж, протянул его мнимому пажу. Но как бы сейчас ни действовало на мальчика опьянение, Антон робко попробовал возразить хозяину:

– Ей будет больно. Я не хочу делать ей больно…

– Будь мужиком! – потребовал мужчина у мальчика и пообещал: – Чем уверенней это сделаешь – тем меньше боли. Ну же, смелей! У самого скоро такой же вырастет.

Однако Антошка по-прежнему отрицательно мотнул головой. И Карабас вынужден был прибегнуть к угрозе:

– Высеку, если не сделаешь!

Только после этих слов мальчик приставил кончик муляжа к телу Надежды и резким рывком – зажмурив от ужаса собственные глаза – всадил его целиком в мнимую принцессу, вызвав у той мучительный стон.

– Все в порядке! – успокоил обоих воспитанников хозяин, после того как оценил результат, слегка потрогав муляж. – Теперь, преданный паж, возьми-ка его и потяни наружу. Но не до конца – только наполовину! А потом вставь обратно.

Наблюдая за выполнением своего распоряжения, мужчина довольно отметил:

– Замечательно! Из тебя вышел прекрасный ассистент! Будешь мне отныне помогать с девчонками!

Однако эти слова не доставили Антону никакой радости – вызвав скорее испуг; но Карабас продолжал распоряжаться:

– На «раз» вставляй, а на «два» вытягивай. Понял? – на что мальчик кивнул, а Карабас обратился к Надежде: – Итак, милая принцесса, соблаговоли-ка отцепиться от шеста и дать свободу моему «соску».

И девочка с муляжом в заднице достаточно равнодушно – благодаря опьянению – расстегнула ширинку брюк мужчины и извлекла оттуда указанный объект.

– Для начала облизни его, как мороженое, – дал совет ей хозяин. – Теперь обними меня за ноги и раскрой рот. Очень хорошо! – хриповато отметил он, размещаясь у нее во рту; и, обращаясь уже к Антону, приказал: – Два!!!

И экзамен продолжился уже более итенсивнее. При счете «раз» они как бы сжимали Надежду, а при счете «два» – немного отпускали, точно играя на большой гармони. Почти тут же хозяин подтянул шаль к плечам девочки и уверенно дотронулся ладонями до ее упругой груди. Но очень скоро – намеренно возбуждая ее темперамент – мужчина для большего эффекта сжал пальцами слегка отвердевшие соски и начал их подергивать.

Ощущения темперамента при всем этом стали настолько сильными, что в висках девочки застучало; а в глазах ее, независимо от яркого освещения – стало темно; и она чуть было не теряла сознание. Опасаясь в напряжении причинить боль ногам хозяина, она предпочла еще сильнее сжать свои кисти рук за спиной Карабаса. И хотя бедняжка не переставала страстно желать скорейшего окончания мучений, которые причиняли ей мужчина с мальчиком – ей приходилось терпеть.

Наконец хозяин выдал свое «молоко»; и не без труда расцепив руки Нади у себя за спиной – сделал шаг в сторону. Заметив его действия, Антон тут же освободил тело Надежды от муляжа. Сама же девочка продолжала обессиленно лежать на изголовье кушетки, свесив немного онемевшие кисти рук.

– Ну что ж, детки, экзамен сдали неплохо! Теперь вы вполне готовы стать артистами, – довольно промурлыкал Карабас; а отойдя к двери, он обернулся и на некоторое время залюбовался отражениями воспитанников, после чего предложил им: – Полюбуйтесь-ка собой! Если б я имел талант Рубенса – я вас именно сейчас рисовал бы!

Так эффектно в его глазах выглядела девочка – с голым задом, пояском на талии и свисающей грудью, виднеющейся из-под собранной на плечах шали; тогда как рядом с ней стоял растерянный мальчик, продолжавший держать в руке выставленный муляж мужского достоинства. Теперь Карабас мог уверенно позвонить своему приятелю и сообщить тому, что товар готов к аренде; для чего и покинул зеркальную комнату, направляясь в свой кабинет.

А Антошка, когда они остались одни, встал на колени перед вспотевшим лицом Надежды, и, лаская ее через шаль по плечу, принялся тихо извиняться:

– Я, честное слово, не хотел делать тебе больно.

– Я знаю, – согласилась та. – Ты ни в чем не виноват.

Винить мальчика ей было не в чем. Девочка прекрасно понимала, что он лишь выполнял команды Карабаса точно с таким же прилежанием, как и она сама. Но прошло еще некоторое время, прежде чем Надежда нашла в себе силы одеть трусики с босоножками. И не оглядываясь на свои отражения, дети вдвоем вышли в коридор.

Глава 13

Когда спустя сутки, Надя и Антон по вызову вошли в кабинет хозяина, то застали там сидевшего в кресле напротив Вадима Петровича элегантно одетого мужчину, которого неделю назад приняли за предполагаемого избавителя от Карабаса. Незнакомец курил сигарету и с таким видом пускал дым, будто это была не сигарета, а, по меньшей мере – гавайская сигара. Колючим и неприятным, как бы раздевающим взглядом, он осмотрел вошедших детей и заявил:

– Ну что ж, подходят. Куколки – что надо! А как в работе?

– Клиентов еще не обслуживали, но смогут сделать всё, что требуется в сценарии, – заверил его хозяин. – Хотя сам знаешь: здесь обстановка не та, что у вас.

– Ничего, Вадим, если что – обломаем! – уверенно объявил незнакомец.

– Только не сломайте и не испортите, как в прошлый раз. Иначе я такую неустойку выставлю, что пожалеете.

– Все будет путем, не боись! Сам с нами не поедешь?

– Незачем, – отмахнулся Вадим Петрович. – А то вдруг на вас прокуратура выйдет с милицейской проверкой?

– Типун тебе на язык! – и незнакомец трижды постучал костяшками руки по столу; тогда как хозяин кабинета заметил:

– Береженого Бог бережет. Мне тут спокойнее, – а обращаясь к воспитанникам, промурлыкал: – Итак, детки, вы сейчас поедете вместе с… Как тебя им представить?

– Можно просто дядя Эдик.

– Хорошо, – кивнул хозяин и продолжил: – Поедете на машине с дядей Эдиком. Он будет вас снимать в кино, – после чего неожиданно потребовал: – А теперь отдайте-ка мне свои пояски. Они вам там будут не нужны. Там другие условия.

И дети, радостно сияя, сняли пояса и протянули их хозяину; а потом, вместе с дядей Эдиком, вышли из кабинета в коридор, откуда через черный ход – во двор дома, где стоял джип черного цвета с затемненными стеклами.

Боже! Как давно они не выходили на улицу! Какое же это блаженство – ощутить под ногами не линолеум, кафель и паркет, а самый обыкновенный асфальт; и почувствовать, как легкий ветерок касается твоего тела и ласково играет волосами на голове.

Однако детям не предоставили возможность вволю насладиться этими ощущениями, потому что мужчина почти сразу распахнул дверь заднего сидения и приказал им садиться. После того как дети впорхнули в салон автомашины, он – установив блокировку против открытия специальным ключом – захлопнул за ними заднюю дверь. Теперь водитель был уверен, что малолетки не смогут открыть дверь изнутри. А усевшись за руль, дядя Эдик поправил зеркало заднего вида, так, чтобы видеть пассажиров у себя за спиной, и, заведя мотор, спросил:

– Как зовут?

– Надя. Антон, – представились дети.

Но перед тем как тронуться в дорогу, мужчина протянул им очки на ремешках – как у мотоциклистов, только с черными стеклами – и потребовал:

– Наденьте их на глаза и не снимайте до моего разрешения!

Дети подчинились и неожиданно обнаружили, что очки оказались абсолютно непрозрачными. Надежда тут же дотронулась до коленки Антошки и тихо спросила:

– Ты что-нибудь видишь?

– Ничего, – ответил тот тоже шепотом.

Но как бы тихо ни шептались между собой пассажиры, их разговор был услышан водителем, который пояснил:

– Незачем вам знать дорогу на мою киноплощадку.

Автомобиль уже прилично проехал по городским улицам, когда мужчина решил узнать у своих пассажиров:

– Вы когда-нибудь видели индийское кино? Что молчите? Надя, я жду ответа!

– Кажется, я видела один фильм по телевизору, но давно. Я маленькой была. Не очень помню, – призналась девочка, но тут же решила добавить: – Зато мультики люблю про Рики-Тики-Тави и золотую антилопу. Их часто по телику показывали.

– Антон!

– Я совсем не видел, – пролепетал тот. – У нас в деревне у бабушки телевизора не было. А клуб был только в соседнем селе. Бабуля сама туда не ходила и меня не пускала. И на чердаке в Москве, где с ребятами потом жил, телика тоже не было.

Про детский дом, откуда очень скоро сбежал, мальчуган вообще никому не хотел рассказывать; хотя что-что, а уж такой аппарат, как телевизор – там, конечно же, был. Но за те месяцы, что мальчик провел в том доме, никакого индийского кино он не видел.

– Да-а… – задумчиво протянул дядя Эдик. – Ну и молодежь пошла. Лет десять назад все без ума были от индийских фильмов. Билеты в кинотеатры – нарасхват. А теперь, видите ли, не смотрели… Ну что ж: просвещу, пока едем.

Но в этот момент перед капотом, откуда ни возьмись, оказалась пожилая женщина с сумкой, переходившая дорогу.

– Черт! Куда прешь, старая! – резко заметил ей в открытое окно мужчина, нажав на тормоза; а затем, как ни в чем не бывало, продолжил свой разговор с детьми:

– В общем, все индийские фильмы очень красочные и музыкальные. Там очень много любви. Молодые парни и девушки – среди которых часто бывают братья и сестры – борются за свое счастье, страстно любят и играют свадьбу. Вот и мы решили снять небольшой фильм про любовь, но на – наш, так сказать, манер. Про жизнь – полную мужского наслаждения. Для этого я вас сейчас и доставляю на киноплощадку. В нашем фильме вы будете пользоваться большим вниманием у мужчин. Погостите у меня несколько дней, а после киносъемок верну вас назад.

Прислушиваясь к рассказу о будущем фильме, Надя начала понимать, что дядя Эдик вовсе не тот дядя, который вырвет ее из рук Карабаса; а вспомнив про уроки с хозяином – она не без основания ощутила всю опасность того, что ожидает ее в ближайшем будущем. И в голове девочки возникла мысль о немедленном побеге домой. Надя даже постаралась незаметно нащупать ручку от двери; а когда поняла, что автомобиль остановился на очередном светофоре – она сильно дернула за нее. Но дверь, к ее разочарованию – не раскрылась, потому что сработала блокировка. Зато ее попытку побега тут же заметил водитель, который объявил:

– Дверь изнутри не откроешь, милашка! Замок там особый. И даже не советую повторять попытку, если не хочешь по прибытии начать наше знакомство с крепкой порки. Ты меня поняла?

И девочка быстро замотала головой, отказавшись продолжать свои попытки побега; а ничего не понимающий в происшедшем событии Антошка только напряженно съежился при упоминании о порке. Ведь в последнее дни мальчику далеко не всегда удавалось сохранить посуду в целости; и его тело, хотя и без ссадин, ныло везде. А дядя Эдик между тем спокойно продолжал вводить юных артистов в курс дела:

– Ты, Надя, будешь в фильме играть сестру, а ты, Антон – ее брата. В вас по сценарию влюбятся сразу два деловых партнера. И любить вас там будут по-настоящему. И на свадьбе погулять сумеете! – пообещал детям мужчина, после чего добавил: – А остальные подробности сценария вы узнаете во время съемок.

* * *

Примерно через два часа дети почувствовали, что машина съехала с хорошей дороги на сельскую – без асфальта, и снизила скорость. Теперь их прилично качало на заднем сидении из стороны в сторону, потому что колеса время от времени попадали то в одну, то в другую дорожную ямку. Наконец автомобиль остановился у высокого глухого деревянного забора с металлическими воротами; и дети получили разрешение снять очки.

На звуковой сигнал автомашины из калитки вышел мужчина в клетчатой рубашке и спортивных штанах. Он кивком поздоровался с дядей Эдиком и широко распахнул ворота. Джип въехал на маленький дворик перед большим двухэтажным кирпичным особняком. И выйдя из машины, водитель распахнул заднюю дверцу, выпуская детей наружу.

Июнь был на исходе; и солнце светило во всю – лаская мир своими лучами; но после светонепроницаемых очков глаза детей никак не могли привыкнуть к яркому дневному свету. Они, щурясь, робко стояли рядом с машиной, не решаясь двинуться с места. Дяде Эдику пришлось взять их за руки и, как слепых, ввести в дом, где было – не так светло, как снаружи; и глаза детей постепенно стали видеть, как прежде, что позволило осмотреться по сторонам.

Надя и Антошка находились в большом холле. Над головами их тянулся узкий балконный проход между двумя отсеками дома на втором этаже, а потолок холла был вровень с потолком второго этажа. В углу слева располагалась достаточно широкая, покрашенная в белый цвет винтовая лестница в два оборота; справа же между двух дверей находился самый настоящий камин. В центре на большом ковре стоял массивный круглый стол в стиле ретро. Сзади детей была дверь на крыльцо, через которую они только что вошли; а спереди громадное полукруглое окно с очень низким, почти у пола, подоконником. По центру этого огромного окна были двустворчатые широко распахнутые стеклянные двери, через которые можно было пройти на застекленную веранду. А за верандой было видно, как белыми пушистыми стрелами цвели кусты арункуса. И, осмотревшись кругом, Надя отметила про себя, что помещение, закрытое от любопытных глаз со стороны сельской улицы – было совершенно открыто со стороны внутреннего участка.

В общем, ничто пока не вызывало тревогу; разве только какие-то странные звуки слышались за плотно закрытой дверью – центральной из трех боковых слева. Но после того как дядя Эдик сделал замечание какому-то мальчику, звуки ворчания и царапание дверей прекратились. И детям можно было на некоторое время отбросить всякое беспокойство. А дядя Эдик тем временем громко позвал:

– Костя!

На его зов, на балконном проходе второго этажа появился молодой человек маленького роста с пышной шевелюрой, который свесился через перила.

– Принимай гостей. Подготовь их к сцене на лужайке.

– Давай их сюда!

– Ну что стоите? – обратился дядя Эдик к детям. – Марш наверх – к Косте!

И дети – поднявшись, держась за руки, по винтовой лестнице – оказались в коридоре с несколькими дверями, одна из которых была полуоткрыта, словно приглашая войти. За ней оказалась комната, совмещающая гардероб и гримерную. Там Костя беглым взглядом оценил размеры вновь прибывших артистов, после чего выдал им одежду.

Антону досталась белая майка, джинсовые шортики на резинке и детские трусики в мелкий горошек. Надежда получила красную футболку с огромным декольте, синюю свободную мини-юбку и белые закрытые трусики. На ноги дети надели белые гольфы и красные сандалии.

После того как дети переоделись, Костя усадил их перед зеркалом трюмо и наложил на их лица довольно скромный, но густой грим, придав бледной коже слегка загорелый вид. Волосы на голове девочки снова, как когда-то дома, были заправлены в два хвостика, которые украшали шелковые ленты ярко-красного цвета. Отражение в зеркале было настолько родным и знакомым, что Надя не смогла скрыть свою улыбку.

Затем костюмер покрыл ногти рук ярко-красным лаком – Наде, а бледно-розовым – Антону; но, как только лак высох, Костя тут же повел детей на первый этаж.

Был где-то шестой час, когда детей из холла вывели на веранду, а потом на задний участок с прудом. Между домом и прудом цвели высокие кусты арункуса; а за прудом была довольно обширная лужайка, по периметру которой находилась маленькая железная дорога, скрываемая густой травой. За дорогой вдоль высокого глухого забора густо росли кусты шиповника, охраняя своими колючками всю территорию участка. По рельсам ездила платформа с кинокамерой, которую вручную перемещал мужчина в клетчатой рубашке, недавно открывавший ворота. Но когда на платформу вскочил дядя Эдик, на помощь привратнику пришел еще один мужчина, который только что налаживал освещение прожекторов. Костя выставил детей в центр лужайки, надул резиновый полосатый пляжный мячик и протянул его Антону, после чего отошел в сторону.

– Играйте в мяч! Кидайте и не всегда ловите его, а бегайте за ним вдогонку! – приказал детям дядя Эдик и принялся делать вид, что записывает их на пленку. Во время игры огромное декольте футболки обнажало то одно, то другое плечо девочки, что в глазах взрослых было весьма эффектно; но это нисколько не мешало юным артистам вернуть себе беззаботное детство. При этом дети почти не обращали внимания на мужчину, бегающего недалеко от них с микрофоном в руках и приличной сумкой через плечо. Им было даже невдомек, что звукооператор записывает их восторженные визги.

– Теперь киньте мяч в пруд!

Надя послушно зашвырнула мяч в центр пруда, всколыхнув поверхность воды; и юные артисты растерянно посмотрели на дядю Эдика, не зная, что делать дальше.

– Подойдите ко мне, – подозвал он их, а когда те подошли – продолжил свой инструктаж: – По сценарию: Антон должен побежать доставать мяч; а Надя не пускать его! В борьбе надо стянуть с мальчика шорты. Я понятно объяснил? – Дети кивнули головами. – Тогда выполняйте!

Юные артисты удачно разыграли возню на краю лужайки, во время которой Надя стащила с Антона шортики на резинке, обнародовав детские трусики.

– Замечательно! Теперь приступайте к игре в «салочки-раздевалочки»!

Однако сидя в траве, дети – ощущая детскую стыдливость – лишь растерянно озирались на окруживших их незнакомых мужчин, перед которыми раздеваться донага им совсем не хотелось.

– Что замерли? Забыли условия игры?

– Нам играть до конца? – робко задала вопрос Надя.

– Конечно, глупая. В этом изюминка всего эпизода. Начинайте!

Но юные артисты явно не решались выполнять его команду.

– Напрашиваетесь на наказание? – жестко заметил дядя Эдик и попросил костюмера: – Принеси-ка сюда плетку!

А когда дети увидели в руке у Кости пышную плетку из тонких резиновых ремней – их тела плотно прижались друг к другу. Неподдельный испуг юных артистов вызвал ухмылку у дяди Эдика, который все же решил им напомнить:

– В фильме вы изображаете брата и сестру! И вам нравится играть в такой манере друг с другом! – Мужчина выдержал небольшую паузу, а потом продолжил: – Сейчас у нас была репетиция. Пленку я не тратил. А она очень дорогая! – и строго посмотрев на детей, решительно предупредил: – Но если во время съемки будет испорчен хотя бы один ее кадр, то клянусь вам: будете оба – очень больно высечены! Я ясно объяснил?

На что дети бойко закивали головами, продолжая с ужасом коситься на плетку в руке костюмера. А дядя Эдик, переходя от выговора к рабочему процессу, распорядился:

– Теперь, Костя, положи плетку под камеру и, без всяких обид, достань мяч из пруда. И, пожалуйста, вытри его насухо! А ты, мальчик, надевай на себя шорты.

Костя мрачно посмотрел сначала на дядю Эдика, потом на юных артистов, после чего тихо чертыхнулся; но раздевшись до трусов, выполнил приказ оператора – хотя и вымок при этом с ног до головы. А после того, как костюмер с мячом были насухо вытерты одним и тем же полотенцем, и Костя снова надел свою одежду – дядя Эдик скомандовал:

– Дети! Начинайте играть с самого начала!

По второму разу, когда камера заработала, дети постарались выполнять все четко – без запинок с громким и веселым визгом. Поиграв немного в мяч, они закинули его в пруд и принялись играть в «салочки-раздевалочки». При этом один из бантиков на голове Нади развязался, и его распущенные ленточки во время игры некоторое время выглядели очень привлекательно. А когда на детях не осталось никакой одежды, они – по требованию оператора – продолжали еще несколько минут возиться перед работающей кинокамерой; после чего дядя Эдик приказал:

– А теперь с разбега марш – в пруд, и хорошенько там побрызгайтесь!

В том пруду вода оказалась – по подбородок мальчику, зато груди девочки над водной поверхностью выглядели весьма эффектно. Несмотря на то, что лето было в разгаре – вода оставалась значительно прохладнее воздуха; но разгоряченные беготней дети поначалу даже радовались купанию, пока не начали синеть от холода.

Только тогда им позволили выбраться по утопленной лесенке на берег и предоставили для обтирания уже влажное полотенце, которым Костя не так давно вытирал себя и мяч. А затем абсолютно голых юных артистов повели на веранду. Там – еще не согревшихся толком детей – угостили двумя стаканами молока из холодильника с кусками белого хлеба. Но, несмотря на это, холодный ужин был проглочен ими быстро и с аппетитом.

А когда часы в холле показали двадцать минут восьмого – мальчика с девочкой, наконец, соизволили вырядить в длинные, почти до пола, ночные сорочки; объявив – что в этих рубашках они будут сниматься наступающей ночью. После чего – проведя по балконному переходу на втором этаже – детей довели до самой дальней комнаты и уложили обоих спать на одну узкую кровать.