Текст книги "За столом с Обломовым. Кухня Российской империи. Обеды повседневные и парадные. Для высшего света и бедноты. Русская кухня первой половины XIX века"

Часть I
Дворянская кухня в столицах – с утра до вечера

Глава 1
«Говядина и телятина! Эх, брат Обломов, не умеешь ты жить…»

«Илья Ильич еще холоднее простился с толпой друзей. Тотчас после первого письма старосты о недоимках и неурожае заменил он первого своего друга, повара, кухаркой, потом продал лошадей и, наконец, отпустил прочих “друзей”», – рассказывает Гончаров.

В чем смысл этой замены?

Еще в XVIII в. французская кухня стала ведущей среди образованных дворян России, чему немало способствовала эмиграция поваров из охваченной революцией Франции. Москвичи в домашнем своем обиходе еще отдавали должное старинным русским блюдам, но на парадных обедах в обеих столицах царили французские блюда и французские повара. Приятель Пушкина Ф.Ф. Вигель писал: «Французские блюда почитались как бы необходимым церемониалом званых обедов, а русские кушания: пироги, студени, ботвиньи оставались привычною любимою пищей». В самом деле, русским поварам было, к примеру, трудно научиться пользоваться пряностями и ароматическими травами, с которыми они никогда не сталкивались в повседневной жизни, но которые теперь были неотъемлемым украшением любого приличного стола. Недаром еще в 1822 г. некий В.Я. Ломиковский отмечал, что «ныне уже и пища не в пищу, если не будет приправлена многими иноземными произведениями, как то: перцем, имбирем, лимоном, померанцевым цветом, ванилью, миндалями, амброй, лавром, капорцем, коринками, изюмами и прочее, и прочее». Скоро мы в этом убедимся.

А тем, кто не желал всецело полагаться на волю повара, приходили на помощь кулинарные книги. Одна из них, называемая «Прихотник, или Календарь объядения, указующий легчайшие способы иметь наилучший стол, с приложением сытного дорожника и с полным описанием лакомых блюд каждого месяца, также всех животных, птиц, рыб и растений, приготовляемых в последнем вкусе», посвященная в основном французской кухне и чрезвычайно популярная в России. Автор советует хозяевам твердо держать в руках поводья и приводит такую поучительную сентенцию: «Представьте себе богача, под кучами золота стонущего, снедаемого необходимостью истратить оные, и состоявшего под опекою своего повара, невежды или плута, тогда сами увидите, какую пользу может принести небольшое сие сочинение. Мидас наш, оставленный собственной воле, в незнакомом сем поприще, разорится, не сделав себе и малейшей чести, а коварные прихлебатели станут еще насмехаться на счет самого его и стола его, который не взирая на величайшие издержки часто будет до невозможности гадок. Если же сей самый богач… председательствуя при закупке провизии, будет разуметь, где и в какое время заготовлять оную, с выгодою, тогда без всякого затруднения решит задачу, которую дворецкий Гарпагона сделал пану Якову и которую ни один повар из бывших, настоящих и будущих не хотел понять и, вероятно, никогда не поймет: что можно иметь лакомый стол и с малыми деньгами».

Впрочем, в другом месте своей книги автор признает, что «затейливый ум совершенного повара есть бесконечный каталог сладостных рецептов», и обещает, что «мастерский Парижский повар изготовит вам яйца на 543 разных манеров(!)».

Конечно, не каждый мог позволить себе держать настоящего повара-француза. Поэтому быстро появляется идея обучить своего повара, из крепостных.

И Владимир Одоевский рассказывает, как это сделать: «Ничего не может быть хуже для молодого повара, как учиться в трактире: потому что трактирщик все делает на скорую руку и чтоб товар лицом продать; а заняться с учеником об основаниях дела трактирщику и времени недостанет. Молодой человек, хоть будь он семи пядей во лбу, – видит, что кладут в блюдо и то и другое, но почему так – не знает, а упомнить всего невозможно; вот в голове у него все перемешается, и только что наружному убранству блюд понаучится. Если вы хотите иметь хорошего повара, поступайте иначе: выберите малого лет пятнадцати, чтоб грамотный был, да посмотрите и на его физиономию: есть ли у него склонность к делу, тонкое обоняние и тонкий вкус? Испытайте: отличит ли он один вкус от другого, например, вкус окуня от вкуса ерша? Кажется, безделица – а много значит. Да и вот что нехудо знать: ученые люди заметили, что, если у кого нижняя губа толста, у того особый тонкий вкус и наклонность к гастрономии; как и отчего это так – неизвестно, но заметка, кажется, верная; ее нашли у всех знаменитых поваров, и в особенности у Карема; достойно уважения то, что такие люди совсем не обжорливы; они любят не много, но хорошо есть (Карем ел очень мало и пил одну воду); а есть у них такое особое чутье, талант, – точно так же, как бывает острое зрение и тупое, острая память и тупая.

Отдайте на первый раз мальчика не к трактирщику, а в хороший дом, да учителю не говорите: учи, чему сам знаешь, не требуйте и выучки сложных блюд, а напишите условие, чтоб учитель выучил делать: 1-е – хороший бульон; 2-е – варить рыбу и зелень; 3-е – жарить жаркое и картофель, и 4-е – делать кенели и битый бархатный соус (veloute). Если ваш повар выучится этим четырем вещам, для которых необходима практика, тогда поздравляю с хорошим поваром, ибо все другие блюда можно делать по рецептам и по книгам: они будут понятны для вашего ученика, ибо положено в нем прочное основание.

Для этой науки довольно двух лет, и, когда выйдет ученик из ученья, закажите ему пробный немудреный обед, а следующий весьма простой, и между тем самый трудный.

1-е. Говяжий и телячий бульон с простыми хлебными гренками. Требуйте, чтобы бульон был не водян, но чист, крепок, но не имел бы запаха столярного клея.

2-е. Ростбиф с жареным картофелем. Требуйте, чтоб ростбиф не был пережарен, но чтобы верхний жирок был хорошо зарумянен; картофель был бы чист, без угля, но хорошо прожарен и хрустел бы на зубах.

3-е. Вареная большая рыба, например форель или лещ с картофелем. Требуйте, чтоб рыба была не сыра и не в нитках, картофель бел как снег, не водянист, но рассыпчат.

4-е. Паштет с кенелями, a l’Aspasie, о чем будет сказано ниже.

5-е. Вареная зелень, например турецкие бобы аи naturel, то есть просто в воде без всяких приправ, кроме соли. Требуйте, чтоб бобы были ни сыры ни переварены, но сохранили бы настоящий зеленый цвет, что, как известно, зависит от того, когда они брошены в воду. К таким бобам на стол подается свежее сливочное масло. Если бобы сделаны в пору – ничто не может сравниться с этим блюдом, но на сто поваров едва ли один умеет его сделать как надо.

6-е. Жареные дупельшнепы на гренках или цыплята; требуйте, чтоб не были пережарены и внутренность дичи немножко красна.

Ограничьтесь этими блюдами для пробного обеда, не требуйте никаких вычур и не позволяйте никаких приправ…

Эти блюда позвольте вашему молодому артисту представить на стол лично: это его диссертация на степень магистра гастрономии.

Ободрите молодого человека, но скажите ему, что его воспитание еще не кончено. Пусть он поступит на год к хорошему пирожнику, чтоб приобрести практику в пирожном деле, необходимом для полного образования повара; засим еще на год поместите молодого артиста к какому-либо щегольскому ресторатору, единственно для приобретения навыка в украшении блюд. Таким образом, вы чрез 4 года образуете основательного повара. Затем пустите его в практику в вашем доме; занимайтесь с ним, заставляйте его самого сочинять планы обеда, в помощь переводите ему рецепты из Карема, а всего важнее, заставляйте его день и ночь изучать мои сочинения о кухонной науке».

Но, конечно, ни у кого в Обломовке не хватило бы образования и энтузиазма, чтобы воспитывать повара по программе Одоевского. Скорее всего, Илья Ильич нанял своего «друга» уже в столице, и когда тот стал ему не по карману, то легко и «холодно» расстался с ним и удовлетворился стряпней кухарки.

А за кухаркой могла приглядеть и хозяйка дома, если хозяин не был похож на Обломова, а, следуя заветам Пушкина, оказался «в тридцать выгодно женат». В связи с этим не могу не вспомнить шутку из «Всеобщей истории, обработанной “Сатириконом”», вышедшей в 1910 г.: «Женщина в Спарте пользовалась уважением, и ей разрешалось изредка тоже поговорить лаконически, чем она пользовалась, воспитывая детей и заказывая обед кухарке-илотке. Так, одна спартанка, отдавая щит сыну, сказала лаконически: “С ним или на нем”. А другая, отдавая кухарке петуха для жарения, сказала лаконически: “Пережаришь – вздую”».

Наверно, самая известная российская кулинарная книга XIX в. – «Подарок молодым хозяйкам» Елены Молоховец, но Елена Ивановна далеко не первая, кто использовал это название…

На самом деле таких книг выходило много, как для молодых хозяек, так и для опытных, и многие из них (хотя и не все) написаны женщинами: Е.А. Авдеева – «Руководство для хозяек, ключниц, экономок и кухарок» (1846), ее же – «Ручная книга русской опытной хозяйки» (1846) и «Полная поваренная книга русской опытной хозяйки» (1875); Е.А. Авдеева и Н.Н. Маслов – «Поваренная книга русской опытной хозяйки» (1912); Н.А. Основский – «Подарок молодой хозяйке» (1873); А.И. Городецкая – «Образованная хозяйка и домоправительница» (1875); анонимный – «Новый полный подарок для молодой хозяйки» (1880), «Подарок экономной хозяйке» и «Практическое руководство для хозяек», и наконец, просто «Хозяйка, или Полнейшее руководство для сокращения домашних расходов» за авторством И.Н. Радецкого (1888).

Далее: Я. Гурвич, Е. Ренц – «Всем хозяйкам настольная поваренная книга» (1883–1884); Е. Петрова– «Настоящий подарок молодой хозяйке» (1889); И.А. Иванов – «Поваренная книга в подарок молодой хозяйке. Советы и указания начинающим и неопытным хозяйкам в сокращении расходов их домашнего хозяйства» (1890); Н.А. Коломийцова – «Необходимая настольная книга для молодой хозяйки. Самоучитель кухонного, кондитерского и булочного искусства» (1890); С.А. Драгомирова – «В помощь хозяйке. Рецепты разных блюд и заготовок» (1902); 3. Неженцкая – «Настольная книга для хозяек» (1907); С.А. Могилевская – «Сборник кухонных рецептов для небогатых и неопытных хозяек» (1910), «112 обедов. Книжка для молодой хозяйки» (1912).

И список этот далеко не полон. Кстати, примерно в это время обращение авторов кулинарных книг к своим читателям и читательницам меняется. Вместо прежних «возьми», «истолки», «свари» и т. д. появляются вежливые формы: «возьмите», «размешайте», «выпекайте» и проч.

Одна из этих книг, а именно «112 обедов» (1912), снабжена предисловием, в котором, в частности, говорится: «Предлагаемая книга предназначена молодым хозяйкам. Имея в руках эту книгу, вы будете иметь возможность ежедневно приготовить самый вкусный обед, на который придется затратить всего немного. Особенно удобнее эта книга тем, что – приобретя ее – вам не придется придумывать, что приготовить для сегодняшнего обеда: в ней разбит обед в продолжение недели на каждый день отдельно. Тут вы найдете и вкусный суп, и соус, и жаркое, и пирожное, приготовленное самым экономным образом. Нужно вам приготовить хорошее варенье, мариновку, различные желе, сиропы – взгляните в книжку, и вам будет легко исполнить желаемое». Обратите внимание, что книга умалчивает о том, кто будет готовить этот вкусный обед, хотя приведенные меню довольно объемны – на каждый день 4 первых блюда, 4 холодных блюда и соуса[5]5
  Соусом в XIX в. называли не только приправу, но и блюда из мяса, рыбы, птицы, овощей, которые подавались с подливкой, образовавшейся в результате их тушения.


[Закрыть], 4 жарких и 4 пирожных. Конечно, не было никакой необходимости готовить весь этот набор блюд, хозяйка могла выбрать из него то меню, которое хотела сегодня подать на стол, однако даже просто четыре блюда – суп, холодную закуску, жаркое и десерт – не приготовишь без помощника или помощницы.

Госпожа же Драгомирова пишет: «Посвящая эту книгу молодым хозяйкам, вступающим на новый путь жизни, я имела целью помочь им, при скромных средствах, иметь кушанья здоровые и вкусно приготовленные. Помню, как мне было тяжело находиться в неведении на первых порах моей самостоятельной жизни, а потому, по мере возможности, постараюсь в предлагаемой книге облегчить молодому поколению хозяек их труд, при помощи рецептов, собранных мною, в продолжении многих лет».

И далее дает несколько весьма практичных советов о том, как вести дом, и, в частности, – как общаться с кухаркой или поваром: «Рано вставать почти необходимо; ранняя уборка комнат, когда никто не мешает, осмотр провизии, приносимой с рынка, проверка выдаваемой провизии спокойно, не торопясь, – на все есть время. Ничего нет хуже суеты и суматохи – при них нечего и думать о чистоте, порядке, да и об экономии.

Постоянно стоять повару у плиты, особенно в большом хозяйстве, приводит его в нервное состояние; необходимо этого избежать, давая ему отдых сколько возможно.

После обеда, или на другой день, следует поговорить с поваром, что и как было приготовлено; где чего не хватало, или наоборот. На свежей памяти замечания лучше усваиваются. Полезно сохранять меню и записывать количество отпущенной провизии, для исправления ошибок в будущем.

Заказывая обед кухарке или повару, следует вписывать в их книжку, сколько и чего следует купить, во избежание пустых пререканий и поводов к раздражению, которых в сколько-нибудь сложном хозяйстве и без того довольно».

А госпожа Могилевская обещает, что, вооружившись ее книгой, «даже самая неопытная хозяйка может в случае необходимости сама приготовить обед, или с помощью совсем неумелой прислуги». В самом деле на картинке молодая женщина, причесанная по моде начала XX в. и повязавшая белый фартук поверх широкой темной юбки с небольшим турнюром, помешивает в кастрюльке на плите, а служанка в чепчике (видимо, «совсем неопытная», наблюдает за ней).

Елена же Молоховец предупреждает: «Кухня есть также в своем роде наука, которая без руководства и если нельзя исключительно посвятить ей несколько времени, приобретается не годами, но десятками лет опытности, а этот десяток лет опытности иногда очень дорого обходится, особенно молодым супругам, и нередко приходится слышать, как впоследствии времени расстройство состояния, а вследствие этого разные неудовольствия в семейной жизни приписывают по большей части тому, что хозяйка дома была неопытна и не хотела сама вникнуть и заняться хозяйством».

Кухарки, как и русские повара, учились, прежде всего, друг у друга (молодые у старых), или слушая наставления хозяйки. Престиж этой профессии был весьма низок. Госпожа Петрова, автор одного из «Подарков молодой хозяйке», с горечью пишет о «тех несчастных, окрещенных выразительным словом “кухарка”, существах, которые, в мгновение ока, могут перепортить сколько угодно самой лучшей провизии, лишь бы топилась печь, в которую можно насовать разных горшков, сковород, противней и т. д. Но кухонные понимания этих специалистов, выражаясь разухабистой пословицей: “За вкус не берусь, а горячо будет”, все-таки могут быть до некоторой степени оправданы, потому что невежество выразительниц их, как лиц исключительно при надлежащих к сельскому населению, превосходит, как говорится, всякое описание».

Впрочем, не менее сурова госпожа Петрова и к своим коллегам: «Но если что-нибудь ненавижу я, так это всего более различные издания мелочных промышленников книжного дела, которые ежегодно, несколько тысяч экземпляров, оттискивают г. различных “Опытных хозяек, Искусных поваров” и т. д. Поразительная безграмотность, типографская неряшливость и, наконец, полнейшее отсутствие какого-либо понимания поварского дела, обыкновенно составляющие главное содержание этих, так постыдно изгрязненных книг, поистине заслуживают того, чтобы оне (!), на память грядущим поколениям, сохранялись в нарочно для них устроенных хранилищах как идеал спекулятивного бесстыдства наших книжных предпринимателей, с одной стороны, а с другой – как верная характеристика умственного развития нашего общества, нарасхват раскупающего эту жалкую макулатуру, каковые признаки, к несчастью, составляют неизбежные принадлежности, столь гордого своими широкими умственными успехами XIX века…».

Что ж, рынок подобной литературы и в самом деле был несколько перенасыщен, и в ход шли даже самые некорректные рекламные приемы. Однако надо отдать госпоже Петровой должное: рецепты в ее книгах имеют уже привычный нам вид, и начинаются с перечисления всех ингредиентов и обозначения того, в каком количестве их нужно брать. А в начале каждого раздела, будь то «холодные кушанья», «соусы», «жаркое», «овощи и зелень» и проч., она знакомит читательниц с общими принципами обработки тех или иных продуктов.

Только в 1880-х гг. начали открываться государственные кулинарные школы. Одна из первых– в 1888 г. в Петербурге при Русском обществе охраны народного здравия. Ученицами были в основном воспитанницы патриотических школ, находившихся под покровительством великой княгини Екатерины Михайловны. Программа включала в себя курс гигиены и физиологии питания, лекции по основам французской и русской кухни, «спецкурсы» по молочным и мясным блюдам и одну лекцию «по очагам и топливу». Курс длился шесть недель, в каждом выпуске было около 30 девушек. Школа давала девушкам возможность найти работу. В 1899 г. в Харькове открылась частная кулинарная школа Зинаиды Нежецкой для «учениц самых разных возрастов (от 16 до 50 лет) и самых разных способностей», как писала сама хозяйка школы.

Автор еще одной книги, «Подарок экономной хозяйке» (1890), извещает своих читательниц: «Желая помочь нашим хозяйкам в их повседневной трудовой жизни, мы выпустили в свет “Календарь для хозяек” в 2-х частях. В 1-й части помещены: 1) Календарь с планом театров и с разными практическими сведениями; 2) Адресная книга; 3) Еженедельник, для записывания на известные дни срочных требований и проч., что нужно исполнить в назначенный день; 4) Расходная книжка на каждый день – ведение ежедневной записи расходов очень важно в экономии хозяйства. Для всякой хозяйки интересно знать, на что расходуются деньги в продолжение дня и нельзя ли где-нибудь, без ущерба хозяйства, сократить непроизводительный (!) или маловажный расход. По нашей книжке легко вести эту трудную запись, стоит только против каждой статьи выставить цифру; 5) Бельевая книжка для записывания белья; 6) Отрывные листы. Этим отделом кончается первая часть подарка. Мы надеемся, что эта часть принесет некоторую пользу нашим хозяйкам, а наш календарь не достиг бы своей цели без 2-й части. Разные записи, без сомнения, важны в хозяйстве, но еще не менее того полезны разные практические советы. Потому 2-я часть состоит из следующих отделов:

1) Поварской отдел. Часто хозяйкам надоедает каждый раз придумывать обеды. Для этой цели мы дали меню на 30 дней, из которых легко выбрать обед по своему вкусу. Поварской отдел хотя и небольшой, но все более распространенные кушанья в него вошли. 2) Повседневная рецептура. Разные практические советы на всевозможные случаи экономии. Этот отдел особенно важен для хозяек, мы намерены для общего дела его ежегодно пополнять, а главное проверять на практике. 3) Домашняя медицина. Часто в жизни бывают разные несчастные случаи, где необходима быстрая помощь до прибытия врача. Мы дали в этом отделе такие указания. Кроме того, мы поместили и лечение тех болезней, при которых можно обойтись без врача. Некоторые советы о сбережении здоровья также весьма важно всегда иметь под рукою.

Чтобы наш календарь сделался настольной книжкой хозяек, мы пустили его в продажу по доступной всем цене: за обе части 1 руб.: одна в коленкоровом переплете, с тиснением, печатана на почтовой бумаге, и другая – вмещающая в себе около 500 разных рецептов».

А автор книги «Домашний стол и домашние заготовки» (1898) утверждает, что: «…чтобы молодая образованная хозяйка охотно занималась сама стряпней или постоянно наблюдала за нею, необходимо, чтобы кухня имела все удобства, и привлекала к себе, а не отвращала».

Интересно, штудировала ли подобные книги Ольга Ильинская, выйдя замуж за Штольца? А впрочем, Тарантьев считает, что и кухарка для Обломова – непозволительная роскошь:

«– Врешь, переедешь! – сказал Тарантьев. – Ты рассуди, что тебе ведь это вдвое меньше станет: на одной квартире пятьсот рублей выгадаешь. Стол у тебя будет вдвое лучше и чище; ни кухарка, ни Захар воровать не будут…»

Позже мы увидим, был ли он прав.

Глава 2
Завтрак домашний и торжественный

«– Захар! – повторил Илья Ильич задумчиво, не спуская глаз со стола. – Вот что, братец… – начал он, указывая на чернильницу, но, не кончив фразы, впал опять в раздумье.

Тут руки стали у него вытягиваться кверху, колени подгибаться, он начал потягиваться, зевать…

– Там оставался у нас, – заговорил он, все потягиваясь, с расстановкой, – сыр, да… дай мадеры; до обеда долго, так я позавтракаю немного…

– Где это он оставался? – сказал Захар, – не оставалось ничего…

– Как не оставалось? – перебил Илья Ильич. – Я очень хорошо помню: вот какой кусок был…

– Нет, нету! Никакого куска не было! – упорно твердил Захар.

– Был! – сказал Илья Ильич.

– Не был, – отвечал Захар.

– Ну, так купи.

– Пожалуйте денег.

– Вон мелочь там, возьми.

– Да тут только рубль сорок, а надо рубль шесть гривен.

– Там еще медные были.

– Я не видал! – сказал Захар, переминаясь с ноги на ногу. – Серебро было, вон оно и есть, а медных не было!

– Были: вчера мне разносчик самому в руки дал.

– Он при мне дал, – сказал Захар, – я видел, что мелочь давал, а меди не видал… <…>

Через четверть часа Захар отворил дверь подносом, который держал в обеих руках, и, войдя в комнату, хотел ногой притворить дверь, но промахнулся и ударил по пустому месту: рюмка упала, а вместе с ней еще пробка с графина и булка.

– Ни шагу без этого! – сказал Илья Ильич. – Ну, хоть подними же, что уронил; а он еще стоит да любуется!

Захар, с подносом в руках, наклонился было поднять булку, но, присев, вдруг увидел, что обе руки заняты и поднять нечем.

– Ну-ка, подними! – с насмешкой говорил Илья Ильич. – Что ж ты? За чем дело стало?

– О, чтоб вам пусто было, проклятые! – с яростью разразился Захар, обращаясь к уроненным вещам. – Где это видано завтракать перед самым обедом?

И, поставив поднос, он поднял с пола, что уронил; взяв булку, он дунул на нее и положил на стол.

Илья Ильич принялся завтракать, а Захар остановился в некотором отдалении от него, поглядывая на него стороной и намереваясь, по-видимому, что-то сказать.

Но Обломов завтракал, не обращая на него ни малейшего внимания».

Сыр с мадерой – довольно скромный завтрак. Впрочем, все же не такой аскетичный, какой мы видим на известной картине П. Федотова «Завтрак аристократа», где герой, услышав внизу нежданного гостя, пытается спрятать под книгой кусок черного хлеба, а на стуле, словно в насмешку, лежит объявление о том, что поступили устрицы. (Об устрицах будет вспоминать в романе Гончарова молодой Волков, первый гость Обломова, будет приглашать того к некому Мише есть устриц, но Обломов, конечно, откажется.)

Впрочем, юный аристократ с картины Федотова мог бы оправдаться перед гостем тем, что заботится о своем здоровье, ведь «Новейший полный и совершенный русский повар и приспешник» советовал: «Сколь ни здорово питье воды, однакож излишек оной может расслабить желудок, а особливо натощак, и приключишь водяную болезнь и множество иных немощей, но многие искусные медики почитают воду за предохранительное от многих болезней средство, советуют людям пылкого сложения завтракать тремя или двумя унциями сухого хлеба, с двумя-тремя или четырьмя стаканами свежей воды, отчего прохлаждается кровь, свободно слабит на низ, а хлеб умеряет действие воды».

Для людей же меланхолического склада, особенно в холодные дни, рекомендовалось завтракать бульоном. Приправленный сухариками, облитыми «кулисом» – легким соусом, довольно питательным, который стимулировал пищеварительный тракт, в дурной работе которого в XIX в. видели причину многих недугов.

Буйлион для завтрака или утренний[6]6
  В книге приведены рецепты XIX в., в которых сохранена орфография и пунктуация.


[Закрыть]

Потребен на оный ссек говядины, шейка баранья, шейка телячья, и две курицы. Сварив кур, выбери белое мясо, столки оное с мякишем хлеба, омоченного в буйлионе; протри сквозь сито, и вылей этот кулис на корки хлеба и смешай с отваром из вышеописанных мяс, или положи оные корки в буйлион.

Но самым частым утренним напитком, разумеется, были чай и кофе, по желанию – с молоком или со сливками, а еще горячие, только что испеченные «французские булки» со свежим коровьим маслом.

В XIX в. белый хлеб уже редко пекли дома, чаще его покупали в булочных и пекарнях. Помните описание петербургского утра в первой главе «Евгения Онегина»:

 
Встает купец, идет разносчик,
На биржу тянется извозчик,
С кувшином охтенка спешит,
Под ней снег утренний хрустит.
Проснулся утра шум приятный.
Открыты ставни; трубный дым
Столбом восходит голубым,
И хлебник, немец аккуратный,
В бумажном колпаке, не раз
Уж отворял свой васисдас.
 

К концу XVIII в. в Петербурге насчитывалось около 50 немецких булочных, и у немецких пекарей сложилась устойчивая репутация честных торговцев, к тому же любителей чистоты. Поэтому по утрам служанки спешили за свежей выпечкой к «васисдасам» – так в городе прозвали небольшие окошки в дверях немецких булочных. Когда покупатели стучали в них, пекари выглядывали и спрашивали: «Was ist das?» – «Что такое?» А потом прямо через окошки продавали хлеб и не только.

Бисквиты берлинские

Взять фунт мелко толченого сахару, без четверти фунт муки, 20 яиц и корку с одного лимона на сахаре отертую. Из 20 яиц 12 взять совсем, а от восьми только желтки. Все оное положить в горшок, бить три четверти часа мутовкою, напоследок разлить в бумажные, маслом вымазанные коробки и запекать в вольном печном духу.

Бисквиты по-австрийски с лимоном

Взбей 2 яичных белка, смешай с соком из 2 лимонов и фунтом мелко толченого сахара. Замеси, поделай бисквиты, натыкай облупленным миндалем и запеки в печи.

Бисквиты по-богемски с коринкою

Возьми полфунта сахару, крупчатой муки и коринки. Последнюю перемой и высуши. Разотри ложкою свежего масла в сметану, подмешай в оные 4 яичных желтка и 2 целых яйца, мешай таковым образом: положив одно яйцо, клади по ложке сахара и муки, а потом коринки. Поделай бумажные коробки, вымажи оные коровьим маслом, и посыпь толчеными пшеничными сухарями. Наливая тестом неполны и запеки румяно.

Калачи венские

Взять 2 фунта крупчатой муки, 1 фунт масла коровьего, 8 яичных желтков, 4 фунта сахара, корку с лимону, орешек мушкатный и ложки две хороших дрожжей. Замесить с молоком не очень густое тесто. Раскатить на столе, посыпанном мукою в лепешки, и в каждый калач влепить по три миндальных ядра и по три больших изюмины. Дать взойти, помазать взбитым яичным белком, посыпать сахаром, спрыснуть с кисти водою и запекать в вольном печном духу.

Калачики карлсбадские

Оные делают таким же образом, как венские, но вместо миндалю кладут в оные варенье, глазируют и пекут.

Калачики магдебургские

Отвесить полтора фунта очищенного масла коровьего, столько же крупчатой муки, восемь яиц, по полфунта сахару и миндалю с молоком столченного. Масло распустить в кастрюле и когда оное остынет, тереть оное ложкою в одну сторону, пока побелеет, как снег. Тогда положить в него миндаль и выпустить яйцо по яйцу, продолжая стирать и напоследок сахар и муку, которые только вымешать, чтобы сахар от трения не растаял. Выложить на бумагу круглыми кучами и запекать в вольном духу.

Калача наренбергскае

Взбить восемь яиц с прибавлением молока, четверти фунта сахару, добавить белого пива, дрожжей, мушкатного цвету и столько муки, чтобы вышло сдобное тесто, раскатать оное, втереть в него без четверти фунт масла коровьего, до трех раз перегнуть и перекатать, как слоеное тесто, раскатать в мизинце толщиной, вырезать формою жестяною калачики, посажать на жестяной лист, дать взойти, вымазать взбитыми яичными белками, усыпать сахаром и запечь в больном печном духу.

Но спросом также пользовались французские булки и русские крендели. Разумеется, французские булки пекли и немецкие булочники. Есть даже легенда, что их этому научили бежавшие от религиозных преследований в Берлин гугеноты. В книге 1811 г. «Новейший полный и совершенный русский повар и приспешник» автор рассказывает: «Этот хлеб в печении своем от нашего тем различествует, что хотя пекут оный из одной пшеничной муки, а ставят их на замесе. От употребления дрожжей не могут выходить таковые хлебы как от кислого теста. Употребляют же французские пекари к сему лучшее тесто из пеклеванной ржаной муки ибо находят оное лучше, нежели из пшеничной муки». Такой хлеб отличался «великой рыхлостью».

Для французского хлеба в русском его исполнении брали обычно одну часть пеклеванной муки на две или три части пшеничной муки-крупчатки. «Каковой хлеб некоторые находят еще гораздо вкуснее».

Французский хлеб (бриош)

Сначала из пшеничных отрубей с холодною водою делают раствор густовато и разводят оный теплою водою, чтобы сделалось как парное молоко. Тогда вмешивают в него хороших пивных дрожжей, и оставляют опару это подняться. Когда оная взойдет подбивают оную жидко крупчатою мукою, и опять оставляют взойти. Тогда замешивают на этом из крупчатой муки обыкновенное тесто и перебив оное оставляют подняться. По сем разделяют на хлебы, и выделав оные, дают им также подняться. А потом сажают в печь.

А следующие рецепты взяты из книги «Булочник. Приготовление всевозможных булок, розанчиков, саек, заварных, молочных, колачей, пеклеванного и черного хлеба», составленной Н.Н. Масловым. Обратите внимание на «сдобный» патриотизм автора.

Французская булка

Для французской булки сначала ставится опара: дрожжи размешать с водой, замесить не особенно крепкое тесто и дать постоять. Затем слить теплой воды, смешать с опарой, всыпать муки и соли по вкусу и замесить крутое тесто и также дать подняться. Когда тесто поднимется, его надо сдобить. Сдоб в разных булках берется разно. Положить сдобы больше, тесто не испортится, но дело у каждого хозяина все в расчет. Добрый хозяин положит больше, а скупой меньше. Предпочтение отдается русским хозяевам, против немецких. Большею частью на сдоб французского теста берется средним количеством так – на 24 фунта теста берется: сахару – ¾ фунта, масла чухонского – ¼ фунта, яиц – 3 штуки.

Весь этот сдоб надо вмять в тесто. Когда тесто готово, из него выделывают хлебцы, дают им подняться и сажают в печь. Посадив булку на листах надо поддать пару, то есть около листов плеснуть холодной воды, и быстро закрыть печь, чтобы не ошпарить себя. Пар способствует подъему булок в печи.

Разумеется, существовала и русская сдоба, иногда с легким финским колоритом.

Выборгские крендели

Пропорции: молока цельного 1 бутылка, муки по потребности, масла столового ½ фунта, яйца 4 штуки, сахар ¾ фунта, кардамону ½ чайной ложки, соли по вкусу, дрожжи ⅛ фунта, по желанию, гвоздичного масла 1 капля. Дрожжи положить в чашку. Молоко подогреть и влить в дрожжи – сначала только ¼ бутылки, размешать с дрожжами, всыпать немного муки и замесить не особенно крепкое тесто. Смочить сверху молоком и дать подняться. Это называется опара. Когда опара поднимется, то в нее влить остальное молоко, всыпать сахар и соль по вкусу. Положить яйца, распустить масло, истолочь и просеять кардамон. Все вместе смешать, всыпать муки по усмотрению, чтобы тесто было замешано самое крутое. Сначала тесто замесить в чашке, потом вынуть его не стол, посыпать муки в тесто. Засучить рукава локтями, это придаст большую силу при затирании теста мукой, когда тесто готово, то дать ему подняться.

Примечание. Тесто должно быть в готовом виде гладким, хорошо поотмятое с мукой и ничуть не шершавое. Гвоздичное масло, указанное в рецепте, можно положить для вкуса только по желанию, кто любит.

Когда тесто хорошо поднимется, надо его разделить на крендели, называемые «выборгскими» так: раскатать длинной, ¾ аршина[7]7
  Аршин – это длина всей вытянутой руки от плечевого сустава до концевой фаланги среднего пальца. В аршине – 71 см.


[Закрыть] веревкой, в середине чтобы она была толще, а с концов тоньше. Взять за конце, перевернуть на средину и прижать концы врозь, один в правую, другой в левую, к тесту средину теста, то есть толстое место нужно оправить, чтобы оно было «острым», верхние две петли потянуть их пошире, и вообще дать вид кренделя, треугольника, по бокам сделать надрезы с обеих сторон. Когда так крендель сделать, положить его на доску, посыпать мукой и дать тесту подняться. Когда поднимется, опустить крендели в кипяток и сейчас же вынуть. Положить на черный лист, застланный соломою, поставить в печь. Когда сверху заколеруется, означает, что готово.

Примечание. Солома должна быть очищена от разной травы и обрезана по размеру листа.

Когда крендель будет готов, очистить его от соломы и подать.

Выборгские булка в форме

Отпекаются из того же теста, как и крендели. Но разница в том, что не надо так круто затирать тесто, как на крендели, а послабже. Круглые и овальные булки, когда их тесто поднимается, также опускать в кипяток, быстро обратно вынуть, положить на лист, застлать соломой и облекать.

Формы выборгские облекать так: форму длинную, четырехугольную смазать маслом и, положив в нее полфунта теста, поставить в теплое место подняться. Когда поднимется, смазать сверху яйцом, уложить красиво чищенным миндалем или посыпать рубленным миндалем и поставить в печь отпекаться.

Калача

Взять теплой воды по потребности, положить дрожжи (на бутылку воды ½ осьмушки дрожжей, положить соли и замесить тесто с мукой двух сортов – крупчатой и мягкой озимовой не особо крепко. Когда тесто поднимется, поддев его лопатою, оттянуть кверху, это делается для того, чтобы тесто было пышнее. Потом вынести его в холодное место, чтобы оно остыло. Когда остынет, приступить к его разделке так: тесто, конечно, разделить на все или на глазомер для каждого калача. Отмеренный кусок теста раскатать – средину толсто, а конце тонко. Концы соединить вместе, положить на доску и засыпать мукою и дать подняться. Когда калач поднимется, то толстую сторону его разрезать острым ножом сбоку и отвернуть, засыпать густо мукой, потом стереть прочь и отворить. Тесто опять накрыть, положить на лист, поправить красивее на вид калача, и сажать в лечь, поддавать пера, как выше сказано и отпекать.

Примечание. В русской печи или в духовом шкафу калач красиво не выйдет. Для этого имеется в булочной печь для калачей особого устройства. Печь шириной на двадцать больших листов, а шириной всего в четверть аршина и с покатой горой. Такая незначительная вышина нужна потому, что требуется для калачей сильный жар, а когда печь низкая, она содержит в себе сильный жар, и ниже держится пар.

Из калачного теста приготавливаются различные булки, посыпая тмином, маком и анисом или просто гладкие, посыпанные мукой. Катаются булки круглые, овальные, или кольцами и маленькие, копеечные. Калачи приготавливаются от 3-х коп. до 3-х руб. по заказу.

Хлебопечение было тяжелой работой. А условия в пекарнях не всегда соответствовали требованиям санитарии и гигиены, даже по критериям конца XIX – начала XX в. Об этом свидетельствуют воспоминания Алексея Андреевича Мозжухина, чей отец трудился булочником в Петербурге: «Батько каждую зиму уезжал в Питер, поступал в мелочные лавки и, будучи по специальности пекарь, пек хлеба. Эх! Кто бы сейчас поглядел на эту работу! Ужаснулся бы. Представьте себе подвал. Высоко, как в тюрьме под потолком, два окошка грязные, а потому в комнатушке и днем темно. Грязь, так как пол не моется, а скребется скребком и метется метлой. И все. Большая, когда-то беленая, печь стоит на середине комнаты, упираясь задом к стене. Здесь же круглая большая квашня с нарощенным на стенках тестом, которое уже присохло. Конечно, квашня никогда не моется, так как в ней ежедневно затваривают тесто на хлеб. В квашне находится и никогда не вынимается весло, такое же, как на лодках, только короче. Батько им в квашне месит тесто. У печки в комнате, или, как хозяин звал, пекарне, были, кроме батьки, еще тараканы прусаки, которых очень много гибло в квашне. И когда батько начинал замешивать хлеб, он сначала ковшом выловит всех погибших и не погибших тараканов прусаков, а потом уже начинает класть в закваску муку. Размешает ее веслом и оставит на ночь, чтобы тесто выходило. Покрывал квашню крышкой и мешками, чтобы не залезли тараканы.