Текст книги "Петербургские женщины XIX века"

Великие княгини

Русские принцессы уезжали за рубеж, а из-за границы в Рос сию приезжали будущие великие княгини и императрицы – невесты великих князей. По-разному сложились их судьбы.

Молодые люди, как правило, могли познакомиться друг с другом еще до свадьбы, их мнение принималось во внимание, но срок знакомства был слишком невелик, и многих принцесс по приезду в Россию поджидали неприятные сюрпризы.

Шарль-Франсуа Филибер Массона де Бламон, француз, учитель математики великих князей Александра и Константина, писал: «Юные и трогательные жертвы, которых Германия посылает в дань России, как некогда Греция посылала своих девушек на сожрание Минотавру… Эта помпа, которая вас окружает, эти богатства, которыми вас покрывают, не ваши… Конечно, ваш жребий достоин слез тех, кто вам завидует…»

* * *

В 1796 году семнадцатилетний великий князь Константин, брат цесаревича Александра, сочетался браком с принцессой Саксен-Заальфельд-Кобургской Юлианой-Генриеттой-Ульрикой (приняла православие, получив при крещении имя Анны Федоровны).

Этот брак заключался под присмотром августейшей бабушки – Екатерины II. Принцесса Саксен-Кобургская Августа-Каролина Рейсс фон Эберсдорф прибыла в Петербург вместе с тремя дочерьми: восемнадцатилетней Софией, шестнадцатилетней Антуанеттой и четырнадцатилетней Юлией. Императрица писала: «Наследная принцесса Саксен-Кобургская – прекрасная, достойная уважения женщина, дочки у нее хорошенькие. Жаль, что наш жених должен выбрать только одну, хорошо бы оставить всех трех. Но, кажется, наш Парис отдаст яблоко младшей: вот увидите, что он предпочтет сестрам Юлию… действительно, шалунья Юлия лучше всех».

Существует легенда, что императрица приняла решение, увидев, как принцессы выходят их кареты. Старшая споткнулась на ступеньках, средняя спрыгнула на землю, и только Юлиана спустилась по всем правилам: неторопливо и с достоинством.

Вел. кн. Анна Федоровна

Князь Адам Чарторижский отметил двусмысленность этого визита: «Говоря откровенно, было тяжело смотреть на эту мать, приехавшую в чужую страну, чтобы выставить напоказ, подобно товару, своих дочерей, в ожидании милостивого взгляда императрицы и выбора Великого князя».

Принцесса постоянно пишет мужу из России и делится с ним новостями. Ее восхищает красота Петербурга: «В пятницу утром мы поехали кататься по городу. Трудно себе представить что-нибудь прекраснее нового города и набережной Невы… После обеда мы пошли с генералом Будбергом в Эрмитаж смотреть картины и разные произведения искусства. Картин здесь множество… В бесконечной анфиладе зал и галерей всего прежде бросается в глаза обширный вид на Неву, покрытую множеством больших и малых судов, и по ту сторону реки на Васильевский остров, с прекраснейшими зданиями, кадетским корпусом, Академией и пр. И все кажутся такими свежими и чистыми – словно модели».

Константин приходит пить чай в их комнаты, потом ужинает у них. Принцессе нравятся его честность, скромность, прямой нрав, она восхищается нравами, царящими при русском дворе: «Совершенное доверие, которое Великий Князь питает к Императрице, сердечное, нежное обращение всех членов этой семьи друг с другом, отдаление от придворных, которые всегда представляются мне точно зрителями в партере, – вот что меня поражает и вызывает во мне чувство глубокой радости, когда подумаю, что оставляю в таком семействе дитя мое. Вот почему я совершенно довольна, что судьба Юлии так устроилась».

Трудно понять, искренна ли принцесса в своих заблуждениях, или она сознательно поддерживает общую атмосферу лицемерия.

И вот наконец звучит долгожданное предложение: «После обеда, около 6 часов, Константин пришел ко мне делать формальное предложение. Он вошел в комнату бледный, опустив глаза, и дрожащим голосом сказал: „Сударыня, я пришел у вас просить руки вашей дочери“. Я было приготовила на этот случай прекрасную речь, но вместо этого зарыдала. Он вместе со мною прослезился и молча прижал к губам мою руку… Не помню, что я говорила ему и что ему внушило отвечать мне его доброе сердце. Послали за Юлией. Она вошла в комнату бледная. Он молча поцеловал у ней руку Она тихо плакала: я никогда не видела ее такою хорошенькой, как в эту минуту. „Не правда ли, вы со временем меня полюбите?“ – сказал Константин. Юлия взглянула на него так выразительно и сказала: „Да, я буду любить вас всем сердцем“».

Доволен и жених, он пишет своему бывшему воспитателю Фредерику Лагарпу: «Я нахожусь в приятнейшем в жизни положении; я жених принцессы Юлианы Саксен-Кобургской. Очень сожалею, что вы ее не видели, она прекрасная молодая особа, и я люблю ее всем сердцем. Мать ее, добрейшая женщина, какую можно себе вообразить, так же как и сестры ее, принцессы София и Антуанетта».

Но больше всего довольна Екатерина: «Дело сладилось: Константин женится на Юлии, и они в восторге друг от друга. Глядя на милую парочку, мать и все окружающие то плачут, то смеются; жениху шестнадцать лет, невесте четырнадцать. Оба проказники».

Она осыпает новых родственниц бриллиантами, устраивает в их честь балы и маскарады. Принцесса Амалия, совершенно довольная и спокойная, возвращается в Кобург, заручившись обещанием зятя, что тот скоро привезет Юлиану в гости к ее родителям.

Но идиллия длилась недолго. Вскоре Варвара Головина, бывшая фрейлиной двора, пишет: «Эта бедная молодая принцесса вовсе не казалась довольна судьбой, ожидавшей ее. Едва просватанная за Великого Князя Константина, она подвергалась грубостям с его стороны и нежности, тоже очень походившей на дурное обращение.

Принцесса Юлия была отдана на попечение г-жи Ливен, гувернантки Великих Княжон. Частью она брала уроки вместе с ними, также вместе обедала и выходила; и с ней обращались так строго, как она к этому до сих пор не привыкла. Она утешалась от этого временного стеснения с Великим Князем Александром и Великой Княгиней Елизаветой. Последняя отдавала ей все время, которое она могла уделить, и между ними вполне естественно завязалась дружба. В средине зимы Великий Князь Константин приходил завтракать к своей невесте ежедневно в десять часов утра. Он приносил с собой барабан и трубы и заставлял ее играть на клавесине военные марши, аккомпанируя ей на этих шумных инструментах. Это было единственное изъявление любви, которое он ей оказывал.

Он ей иногда ломал руки, кусал ее, но это было только прелюдией к тому, что ее ожидало после свадьбы.

В январе месяце я появилась при дворе и была представлена принцессе Юлии. Ее свадьба с Великим Князем была отпразднована в феврале 1796 года. Она получила имя Великой Княгини Анны. В день свадьбы был большой бал и иллюминация в городе. Их отвезли в Мраморный дворец, находившийся недалеко от Государыни, на берегу Невы. Императрица подарила Мраморный дворец Великому Князю Константину… но его поведение, когда он почувствовал себя на свободе, доказало, что за ним был нужен строгий надзор. Немного спустя после свадьбы он забавлялся в манеже Мраморного дворца тем, что стрелял из пушки, заряженной живыми крысами. И Государыня, возвратясь в Зимний дворец, поместила его в боковых апартаментах Эрмитажа.

Великой Княгине Анне было тогда четырнадцать лет; у нее было очень красивое лицо, но она была лишена грации и не получила воспитания; она была так романтична, что становилось еще опаснее от полного отсутствия принципов и образования. Она обладала добрым сердцем и природным умом, но все представляло опасность для нее, потому что у нее не было ни одной из тех добродетелей, которыми преодолевают слабости. Ужасное поведение Великого Князя Константина еще более сбивало ее с толку. Она стала подругой Великой Княгини Елизаветы, которая была бы способна содействовать подъему ее души, но обстоятельства и ежедневные события, все более и более тягостные, едва давали ей опомниться самой».

Константин оказался грубым, нетерпеливым, неотесанным. При дворе говорили, что однажды он посадил Анну Федоровну в одну из огромных ваз в Мраморном дворце и принялся по ней стрелять. Вскоре великий князь начал изменять жене, а Анна увлеклась Константином Чарторижским, братом Адама.

В конце концов Анна Федоровна уехала из России. Вот что Варвара Головина рассказывает о трудностях, сопровождавших этот отъезд, превратившийся в настоящее приключение: «В это время Великий Князь Константин к дурному обращению со своей супругой, которое она терпела с самого начала брака, присоединил еще неверность и вольное поведение. Освобожденный от боязни подвергнуться гневу своего отца, он завел связи, недостойные его ранга. Он часто давал в своих апартаментах маленькие ужины актерам и актрисам, и из этого последовало, что Великая Княгиня Анна, не знавшая его поведения, заразилась болезнью, от которой долго хворала, не зная ее причины. Медики объявили, что она радикально может вылечиться только с помощью Богемских вод, и было решено, что она отправится туда в марте месяце.

Великий Князь Константин около этого времени уехал в Вену, откуда он должен был направиться в Италию, в русскую армию. Надо отдать ему справедливость, что, когда он узнал о действии его поведения на здоровье жены, он испытал самое горячее сожаление и старался тысячью способов исправить сделанную им несправедливость. Но Великая Княгиня Анна была полна негодования и, зная, как мало можно повлиять на характер своего мужа, решила разойтись с ним, пользуясь удобным случаем путешествия, чтобы привести в исполнение этот проект. Она собиралась увидеться с родными, думала, что без труда получит их согласие и легко уладит все с Великим Князем, пока он находится за границей, а потом объявит Государю и Государыне, что никакая сила в мире не заставит ее вернуться в Россию.

Этот план, вышедший из семнадцатилетней головы и построенный только на горячем желании осуществить его, был сообщен Великой Княгине Елизавете. Последняя, хотя и предвидела гораздо большие трудности, чем это предполагала ее подруга, все-таки старалась уверить ее в возможности осуществления этого проекта, потому что Великая Княгиня Анна, которую она любила с нежностью сестры, связывала с ним все счастье, возможное для нее.

Великий Князь Александр, питавший к ней те же чувства и страдавший от того, что она была осуждена на роль жертвы его брата, вошел в ее планы, советовал, помог ей, ободрил ее, и такое серьезное дело было легко разрешено двумя княгинями, из которых одной было семнадцать лет, а другой девятнадцать, и советником двадцати лет.

Великая Княгиня Анна уехала 15 марта в сопровождении обер-гофмейстерши ее двора г-жи де Ренн, гофмейстера Тутолмина и двух фрейлин – м-ль де Ренн и графини Екатерины Воронцовой, молодой девушки, крайне ветреной и непоследовательной.

Разлука была очень тягостной для Великих Княгинь, потому что, по их плану, она должна была быть неограниченной, почти вечной; но свидетели, присутствовавшие при их прощании, знали, что Великой Княгине Анне было приказано вернуться осенью, и приписывали огорчение, испытываемое ими, опасениям, которые внушало положение Великой Княгини Елизаветы, так как беременность ее приближалась к концу, и ей предстояли первые роды…

На почте Ростопчиным был отдан строжайший приказ: не пропускать ни одного письма Великих Княгинь друг к другу, не вскрыв его. Но незадолго до отъезда Великой Княгини Анны один чиновник, знакомый Великим Княгиням только по имени, нашел возможность предупредить их об этом, прибавляя, что он умоляет их не пользоваться ни симпатическими чернилами, ни какими-либо другими средствами, употребляемыми с целью ускользнуть от почтового осмотра, потому что все они известны. Великие Княгини, очень признательные за это предупреждение, так как они думали, что могут свободно переписываться при помощи одного средства, ограничились очень незначительной перепиской…

В то время как двор дожидался в Гатчине приезда эрц-герцога Иосифа ко времени, назначенному для свадьбы Великой Княжны Александры, а также и Елены, Великая Княгиня Елизавета получила уведомление от Великой Княгини Анны об ее скором приезде, без всякого объяснения. Накануне свадьбы Великой Княжны Елены Государь сам привел Великую Княгиню Анну в ее апартаменты, смежные с апартаментами Великой Княгини Елизаветы. Они в присутствии Государя выразили живую радость от того, что им пришлось увидеться, и в эту минуту Государь, казалось, забыл свою строгость по отношению к Великой Княгине Елизавете, сказав ей несколько слов.

– Вот и она, – сказал Государь, подводя к ней Великую Княгиню Анну. – Все-таки она вернулась к нам и с довольно хорошим видом.

Но на следующий день он опять возобновил по отношению к Великой Княгине Елизавете свое упорное молчание, продолжавшееся еще шесть недель.

Как только они остались одни, Великая Княгиня Елизавета выразила удивление по поводу неожиданного приезда Великой Княгини Анны и спросила ее, что же сталось с проектом, на котором они остановились перед ее отъездом. Она узнала от Великой Княгини Анны, что Государь, должно быть, осведомился об их проекте, потому что раньше, чем она могла приступить к его исполнению, Ростопчин обратился к Тутолмину, сопровождавшему ее, с письмами в самом угрожающем тоне, на случай если бы Великая Княгиня вздумала просить у Государя продолжить ее пребывание в Германии; письма эти повторялись, и наконец в последнем было бесповоротно определено, что Великая Княгиня должна возвратиться в Россию к свадьбам Великих Княжон. Она же, напуганная этими угрозами и боясь, что весь гнев Государя обрушится на лиц, сопровождавших ее, решила покориться».

Итак, беглянка была вынуждена вернуться домой. Она снова пытается наладить жизнь с мужем, но снова все идет не в лад.

«Великий Князь Константин недолго оставался в Петербурге. Император разгневался на полк конногвардейцев, изгнал его в Царское Село и, чтобы довершить наказание, поручил Великому Князю Константину обучать их. Он отправился в Царское Село и поселился там со своей супругой, Великой Княгиней Анной, последовавшей за ним. Жизнь, которую он вел там и в которой Великая Княгиня Анна должна была принимать участие, была совершенно лишена достоинства, приличествовавшего его рангу. Великая Княгиня Анна, чтобы доставить удовольствие своему супругу, во многом переменившемуся относительно нее, присутствовала в манеже на ученье. Великий Князь приводил в апартаменты своей супруги, безразлично во всякое время, офицеров вверенного ему полка.

Танцевали под звуки клавесина, и в обществе Их Императорских Высочеств царила фамильярность, не подходившая даже и не к такому высокому рангу.

В марте месяце Великая Княгиня опасно захворала, и ее перевезли в Петербург, чтобы лучше можно было заботиться о ней, как этого требовала ее болезнь…»

В 1801 году, после смерти императора Павла, Анна Федоровна почувствовала, что теперь у нее появилась возможность осуществить свой план. Константин горячо увлекся очередной любовницей и не исключал женитьбы на ней, а Анна получила из-за границы известия о болезни матери и с разрешения нового императора Александра I уехала в Кобург. Принцесса Амалия вскоре поправилась (она прожила еще тридцать лет и умерла в Кобурге 16 ноября 1831 года в возрасте семидесяти четырех лет), но Анна в Россию уже не вернулась. Почти сразу она начала переговоры о разводе с мужем. Константин Павлович ответил на ее письмо: «Вы пишете, что оставление вами меня через выезд в чужие края последовало потому, что мы не сходны друг с другом нравами, почему вы и любви своей ко мне оказывать не можете. Но покорно прошу вас, для успокоения себя и меня в устроении жребия жизни нашей, все сии обстоятельства подтвердить письменно, а также что кроме сего других причин вы не имеете».

Однако в императорских семьях ничего не делается быстро, и развод состоялся только в 1820 году, и 24 мая того же года Константин, ставший к тому времени польским наместником, женился на знатной полячке Иоанне Грудзинской.

Юлиана осталась жить в Германии, в городке Эльфенау Она увлекалась музыкой, создала свой музыкальный салон, много занималась благотворительностью. В ее жизни было место и для любви. В 1808 году Юлиана родила сына от французского дворянина Жюля де Сенье, а в 1812-м – дочь от швейцарского профессора хирурга Рудольфа Абрахама де Шиферли. Скончалась Анна Федоровна 12 августа 1860 года.

Герцогиня Александрина (жена ее племянника Эрнста II) писала по поводу ее смерти: «Соболезнования, должно быть, будут всеобщими, так как тетю необычайно любили и уважали, поскольку она много занималась благотворительностью и в пользу бесчисленных бедняков, и неимущих».

* * *

Еще один пример неудачного брака в императорской семье – союз великого князя Михаила Павловича, младшего сына Павла Петровича и Марии Федоровны, и принцессы Фредерики Шарлотты Марии Вюртембергской, получившей при переходе в православие имя Елены Павловны.

Если в этом браке и была любовь, то она оказалась недолговечной. Уже через четыре года после свадьбы великий князь Константин Павлович писал брату Николаю: «Положение (Елены Павловны) оскорбительно для женского самолюбия и для той деликатности, которая вообще свойственна женщинам. Это – потерянная женщина, если плачевное положение, в котором она находится, не изменится». Тем не менее Елена Павловна не протестовала, не совершала опрометчивых поступков, и ее брак продолжался 25 лет.

У супругов родились пять дочерей. Две из них умерли в младенчестве, еще две скончались в молодом возрасте сразу после замужества.

Вел. кн. Елена Павловна

Елена Павловна, с детства славившаяся своей любовью к знаниям и искусствам, находила утешение в активном меценатстве и благотворительности: две сферы деятельности, участие в которых для женщин императорской фамилии считалось приличным и даже поощрялось. Из концертов в Михайловском дворце, которые она организовывала, выросло Русское музыкальное общество, и его патронессой стала великая княгиня. А в 1858 году в ее дворце открылись первые классы консерватории под руководством музыканта и композитора Антона Григорьевича Рубинштейна. Елена Павловна оплатила их из собственных средств, расставшись с принадлежавшими ей бриллиантовыми украшениями. Рубинштейн писал: «Другой, равной ей, я ни прежде, ни после в ее положении не знавал». Она также покровительствовала Брюллову и Айвазовскому, была знакома с Пушкиным, Тургеневым, способствовала посмертному изданию сочинений Гоголя. А в 1857 году дала деньги тяжело больному и бедствующему Александру Андреевичу Иванову на перевозку его полотна «Явление Христа народу» в Россию, а также на изготовление с него фотокопий, стоивших в то время очень дорого.

По завещанию императрицы Марии Федоровны к Елене Павловне перешло управление Мариинским и Повивальным институтами. «Зная твердость и доброту характера своей невестки, – писала Мария Федоровна, – я убеждена, что в таком случае эти институты будут всегда процветать и приносить пользу государству». Кроме того, Елена Павловна была попечительницей Максимилиановской больницы, Елизаветинской детской больницы (которую она основала в память о рано умерших дочерях), приютов Елизаветы и Марии в Петербурге и Павловске и других учреждений.

Во время Крымской войны 1853-1856 годов великая княгиня основала Крестовоздвиженскую общину сестер милосердия и направила в Севастополь отряд хирургов во главе с Николаем Ивановичем Пироговым. «Взявшись помочь раненым и больным, она позаботилась о том, чтоб все было доставлено верно, скоро и сохранно, – вспоминает графиня А.Д. Блудова. – …Госпитальные принадлежности уже не гнили и не залеживались на пути… Все в ее дворце работали по ее примеру. Внизу тюки принимались, разбирались, уставлялись, распределялись, вверху у фрейлин свои и посторонние шили, кроили, примеряли, делали образцы чепцов, передников, воротников для сестер, записывали их имена. В конторе с раннего утра и до поздней ночи принимали ответы, посылали отзывы, писали условия с подрядчиками, с врачами, с аптекарями».

Елена Павловна, будучи горячей противницей крепостничества, первой освободила крестьян своего полтавского имения Карловка и оказывала политическую поддержку реформам Александра II. Сторонники реформ между собой именовали ее «матерью-благодетельницей» и «княгиней Свободой». Позже за заслуги в деле освобождения крестьян Александр II наградил Елену Павловну золотой медалью.

Великая княгиня Елена Павловна умерла 9 января 1873 го да в возрасте 67 лет, почти на тридцать лет пережив своего мужа.

* * *

Трудно судить о чужом семейном счастье, особенно о семейном счастье публичного человека, ведь он прямо заинтересован в том, чтобы не откровенничать о своих проблемах и представлять окружающим «лакированную картинку». Но все же мы можем предположить, что некоторые великие княгини были довольны своими мужьями и своим браком в целом. Одной из них, вероятно, была Мария Александрина Элизабета Элеонора Мекленбург-Шверинская, приходившаяся внучкой русской великой княжне Елене Павловне, вышедшей за герцога Мекленбург-Шверинского. В России Мария Александрина приняла имя Марии Павловны.

В отличие от других великих княгинь, Мария Павловна, или Михен, как прозвали ее в царской семье, долгое время оставалась лютеранкой и приняла православие только в апреле 1908 года, незадолго до смерти мужа. Уже тот факт, что она сумела настоять на сохранении прежнего вероисповедания, говорит о ее сильной воле и умении влиять на людей.

Свадьба Марии и великого князя Владимира Александровича, сына Александра II, состоялась 16 августа 1874 года в церкви Зимнего дворца. Петербургская газета «Всемирная иллюстрация» так описывала торжественный выход молодоженов: «Вся набережная, покрытая несметной толпой народа, была блистательно иллюминирована, на судах развевались различные флаги среди разноцветных фонарей, над главным подъездом дворца, фасад которого был ярко освещен, горели вензеля Великого князя Владимира Александровича и его Августейшей Супруги. В три четверти десятого началось торжественное шествие из Зимнего дворца во дворец новобрачных. Едва показался передний эшелон кортежа, лейб-гвардии кавказский казачий эскадрон собственного Его Величества конвоя, как воздух огласился криками „ура“, умолкнувшими лишь тогда, когда Императорская фамилия скрылась во внутренних покоях дворца. По окончании шествия лица, участвовавшие в церемониале, разъехались, а Высочайшие особы изволили оставаться некоторое время у Высоконовобрачных на семейном ужине».

Газета также не преминула отметить, что невеста была «в белом серебристом платье, вышитом цветами, а на голове у ней была бриллиантовая диадема».

Все мемуаристы вспоминают Марию Павловну как очень самостоятельную, энергичную женщину, хорошо знавшую, чего она хочет, и добивавшуюся этого. Великий князь Гавриил Константинович с удивлением писал, что «Михен сама кормит ребенка». Другой великий князь Александр Михайлович отзывался о ней так: «Она была очаровательною хозяйкой, и ее приемы вполне заслужили репутацию блестящих, которыми они пользовались при европейских дворах. Александр III не любил ее за то, что она не приняла православия, что породило легенду о ее „немецких симпатиях“. После смерти мужа она в конце концов все же перешла в православие, хотя злые языки и продолжали упорствовать, обвиняя ее в недостатке русского патриотизма».

Вел. кн. Мария Павловна

Князь Феликс Юсупов, вспоминая Марию Павловну, пишет: «Великая княгиня точно сошла с картины ренессансного мастера. Она была урожденной герцогиней Мекленбург-Шверинской и по рангу шла сразу за императрицами. Ловкая и умная, она прекрасно соответствовала своему положению».

Придворный чиновник генерал А.А. Мосолов вспоминал о ней в своих эмигрантских мемуарах: «Не существовало в Петербурге двора популярнее и влиятельнее, чем двор великой княгини Марии Павловны, супруги Владимира Александровича».

Владимир Александрович был известен как любитель искусства и меценат, он много лет являлся президентом Академии художеств. В его дворце хранилась богатая библиотека исторических трудов, а также коллекция картин русских художников, в том числе картина «Бурлаки на Волге», написанная И.Е. Репиным по заказу самого Владимира Александровича.

Мария Павловна сумела претворить увлечения супруга в жизнь, организовав знаменитый «Русский бал», на который представители семьи Романовых явились в костюмах царей и бояр допетровской Руси. Для того чтобы костюмы были исторически достоверными, Владимир Александрович запросил из Библиотеки императорской Академии художеств иллюстрированные издания по истории костюма, а также пригласил художников Г.Г. Гагарина, К.Е. Маковского и А.И. Шарлеманя, которые создали эскизы костюмов для лиц, приглашенных на бал. А.И. Шарлемань также создал эскиз меню и концертную программу к балу, которые отпечатали в типографии А. Петерсена в количестве 250 экземпляров.

Вел. кн. Мария Павловна и вел. кн. Владимир Александрович с детьми

Бал состоялся 25 января 1883 года. Позже газета «Всемирная иллюстрация» так описывала «исторический бал»: «Перед началом съезда августейшие хозяева, великий князь Владимир Александрович и великая княгиня Мария Павловна, изволили выйти из внутренних апартаментов в красную гостиную. Его Высочество великий князь Владимир Александрович был одет в кафтан русского боярина XVII века, сделанный из темно-зеленого бархата, отороченный собольим мехом, причем боярская шапка, кушак и воротник шелковой рубашки были унизаны драгоценными камнями. Великая княгиня Мария Павловна изволила быть в праздничном роскошном костюме боярыни того же века. На голове Ее Высочества был высокий кокошник новгородского образца. Кокошник, шубка и ферязь (от араб. färäğä – старинная русская мужская и женская одежда с длинными рукавами, без воротника и перехвата. Применялась как парадная верхняя одежда боярами и дворянами. Надевалась поверх кафтана. – Е. П.) золотой парчи были унизаны разноцветными драгоценными камнями и жемчугом…

Костюмы императорских особ были следующие: великий князь Алексей Александрович был в боярском, малинового бархата кафтане. Великие князья Сергей Александрович и Павел Александрович в белых кафтанах также с драгоценными камнями. Их Высочества: герцог Эдинбургский – в темно-синем бархатном боярском кафтане и собольей шапке с драгоценными украшениями, Мария Александровна – в роскошном, золотой парчи костюме русской боярыни и в меховой шапке с драгоценными камнями и жемчужной сеткой, великий князь Михаил Николаевич – в живописном алом грузинском костюме, великая княгиня Ольга Федоровна – в старинном русском наряде. Их августейшие сыновья: Николай Михайлович бы витязем в кольчуге и шлеме, Михаил Михайлович – рындою (оруженосец-телохранитель при великих князьях и царях России XVI-XVIII веков. – Е. П.), Георгий Михайлович – ловчим (организатор охоты, егермейстер, с XVI века придворный чин у великих князей и царей. – Е. П.): в темно-зеленом суконном кафтане, с козырем, расшитым жемчугом, в перевязи у него находился серебряный рог, на голове серая поярковая шапка…

Все костюмы вообще были роскошны, изящны и исторически верны. Оружие и некоторые принадлежности были настоящие, сохранившиеся от тех времен.

В 10 часов 25 минут вечера изволили прибыть на бал Их Императорские Величества Государь Император и Государыня Императрица (Александр III и Мария Федоровна. – Е. П.). Его Величество был в современном генеральском конноартиллерийском мундире, а Государыня Императрица в одежде русской царицы XVII века. На Ее Величестве была надета дорогой парчи ферязь, украшенная бриллиантами, изумрудами, рубинами, жемчугом и другими драгоценностями, на оплечье – бармы (оплечье или широкий воротник, надеваемый поверх парадного платья; часть парадной княжеской одежды, к концу XV в. великокняжеской, впосл. – царская регалия. – Е. П.), украшенные драгоценными камнями, парчовая шубка с золотыми цветами, отороченная собольим мехом и с разрезными рукавами. На голове Ея Величества была надета серебряная шапка-венец, отороченная соболем и украшенная большими бриллиантами, изумрудами и крупным жемчугом, который в несколько ниток ниспадал на оплечье…

…После мазурки в конце третьего отделения начался ужин, сервированный в малой столовой, красной гостиной и большой столовой, а также внизу – в собственных комнатах Его Высочества.

Государь Император изволил ужинать внизу, а Государыня императрица, великая княгиня Мария Павловна, герцогиня Эдинбургская и другие высочайшие особы ужинали в красной гостиной и малой столовой, где сервировка столов отличалась особенно роскошным убранством. Некоторые из великих князей и все остальное общество – бояре, воеводы, витязи, боярыни, боярышни и другие – ужинали в большой столовой, которая отделана в русском вкусе, теперь так кстати гармонируя с русскими костюмами ужинающих лиц…»

Это лишь один из множества роскошных балов и приемов, которые с большим искусством организовывала Мария Павловна. У супругов было пятеро детей – четыре сына и дочь.

После смерти мужа Мария Павловна заменила его на посту президента Академии художеств (1909–1917 гг.) и вслед за ним взяла на себя покровительство над берлинским православным Свято-Князь-Владимирским братством (1909–1920 гг.).

Она принимала активное участие в подготовке юбилейной художественно-исторической выставки, посвященной 300-летию дома Романовых, возглавила сбор денег на проведение археологических раскопок в Новгороде, организовала передачу семьей Бенуа в Императорский Эрмитаж так называемой «Мадонны с цветком» Леонардо да Винчи и строительство нового выставочного здания Русского музея, получившего название Корпус Бенуа.

Во время Первой мировой войны Мария Павловна через своих родственников в Германии вела переговоры об улучшении условий содержания военнопленных, организовала несколько лазаретов в Петербурге, отправила на фронт два санитарных поезда и автомобильный летучий отряд, который должен был оказывать первую помощь и доставлять раненых к военно-санитарным поездам. Возглавляла летучий отряд княгиня Виктория – невестка Марии Павловны, награжденная позже тремя Георгиевскими крестами.

После падения монархии уехала в Кисловодск; в феврале 1920 года покинула Россию вместе с сыном на итальянском судне. Из Венеции уехала во Францию на свою виллу в Контрексвиль, где умерла через несколько месяцев, 6 сентября 1920 года.

* * *

Свой путь к счастливому браку нашла и Элизабет Августа Мария Агнеса Саксен-Альтенбургская, ставшая женой российского великого князя Константина Константиновича и принявшая имя Елизаветы Маврикиевны.