Текст книги "Миссия Амальгама"

 
Maybe I’m foolish, maybe I’m blind
Thinking I can see through this and see what’s behind
Got no way to prove it so maybe I’m blind
But I’m only human after all, I’m only human after all
Don’t put your blame on me
Take a look in the mirror and what do you see
Do you see it clearer or are you deceived in what you believe4545
  «Human» – Rag’n’Bone Man


[Закрыть]
 

– Пригнись, пожалуйста, – шепчет Зосимов в динамиках. – Я не хочу стрелять в тебя.

О, эти правила лазертага, бесполезное джентльменство – выстрел на выстрел, глаз за глаз. Да разве бывает так в жизни, физик-клирик? Витькины пальцы выставляют двойной заряд на бластерной винтовке, а ноги сами выталкивают тело на прострел. Не бывает. Бывает что трое на одного, бывает что друг бьет под дых, бывает что зверье кидается на тебя из всех щелей…

– Стреляй. Твоя очередь.

Тишина. Рассеивается дым.

– Ну давай же, соблюдай свои правила!

ИК-сенсоры четко отрисовывают на забрале шлема фигурку Зосимова. Коленопреклонённую. Молись, физик. Молись.

– Это схватка, а не дуэль, – выцеживает из себя Витька, которому память дает вольную. Сколько раз ты вот так же пропускал удар, Ивашин? Может, хватит, наконец? – Лови свой Рагнарёк, Димка.

Выстрел. Вопль фантомной боли. Аплодисменты.

Всего лишь игра, вашу мать.

Даже от двойного заряда он не умрет. Никто не умрет. А Мессер просто нарочно сдох, чтоб испортить день рождения.

 
But I’m only human after all…4646
  «Human» – Rag’n’Bone Man


[Закрыть]
 

***

Большую часть времени, в течение которого Ромка с тихим матом крутил верньеры, а потом, резко заткнувшись и насупив брови, ловил крупную, злобную рыбину чужого разговора в сети раритетного радиоприёмника, Ян околачивался у окна, разглядывая ночную улицу. Москвой, настоящей, веселой и бесшабашной Москвой здесь и не пахло. Ему даже сравнить-то было не с чем эту картинку авторства неумелого акварелиста, имя которому – Голод, Тьма и Смерть. Намешал грязи на лист бумаги, не оставив даже клочка под синее небо.

Ян вспомнил, как однажды, презрев все запреты, он тайком с дедом Сашей нырнул в Реку-под-рекой… без защит. Без масок, без обличий волка с рыжими подпалинами и бесхвостой ящерки. Их цель была там, куда добирались считанные единицы. Дно Реки. Густой серо-зеленый ил и ледяная глубина, рвущая легкие своим вакуумом без привычных сущностей нулей и единиц. И здесь, в полуподвальном мирке Москвы-35, жалкого сектора жизни центрального Чертаново, было так же больно. Безвоздушное пространство чужой тоски. Тряпки на веревках в узкой щели между домами, которое и улицей назвать язык не повернется, бледный серп луны в кутерьме проводов… И занавески. Занавески у всех на месте. Если они на месте – значит полночь и все в порядке.

Сутки метаний по городу. Странные квартиры. Странные люди. Странные разговоры из оперы «у вашей тети кофточка с двумя разными карманами или одним совмещенным». Все по раздельности не создало бы впечатления странного, но целое всегда больше простой суммы.

Сутки, за которые Ян Заневский, человек с не самым безгрешным прошлым, открыл для себя другой мир, мир улиц, где его флаер цеплял крыльями стены противоположных домов, мир многоквартирных гетто, башнями по сорок этажей улетающих в небо, но не видящих там бога. Мир, где ты – серая безликая тень, шестеренка машины, и не дай боги Сети тебе скрипнуть куда не надо…

Сутки самобичевания. Совесть вообще проснулась этак в паре километров от космогородка, раздрай на тему «я предал брата и уже точно не полечу с ним» нагнал через полчаса, а вот здравый смысл дал пинка под утро, в баре «Запретный-С-Ад». Кажется, именно там Ян понял, во что вляпался. Грязные стойки, темные углы, куда не могли достать лучи лазерной установки, разбитной бармен с пойлом, которому позавидовал бы даже Алька. И над всем этим пиром во время Чумы – пять пилонов, отполированных девичьими телами. От воспоминаний Яна снова замутило. Ладно, видел я подобное, не девственник, но, раздери троян, не на что же смотреть – глисты в обмороке, и для них эта металлическая палка – не снаряд по укреплению чужих семей, а станок, конвеер, линия без автоматизации в кустарном подполье, с чем сравнить, боги Сети… Отработали. Откувыркались. По залу прошли, датчиками на энергию биополя дань собрали и домой вернулись, мелких растить. И, кажется, шокированный Ян, слишком светлый для этого андеграунда и слишком горячий для равнодушия, роздал там приличную часть себя. В голове шумело, а в груди был высокий вакуум.

В тёмной нише между двух шкафов с электроникой сидела девчонка. Имя её до сих пор не прозвучало по понятным причинам, да и бледное лицо оставалось в тени, так что парни предпочитали делать вид, что им самим припёрло поиграть в радистов посреди ночи, а больше в полузаброшенной Ромкиной однушке никого нет, кроме изголодавшейся домашней крысы по кличке Куська. Впрочем, иллюзию разрушило шкворчание еды, разогреваемой на кухне.

– Ну не сейчас же, мам! – бледную незнакомку словно подняло ветром и моментально унесло за дверь. Шкворчание немного утихло, зато к нему добавилась проникновенная отповедь матери на тему «мальчики тебе жизнь спасают, а нам и отплатить нечем, так хоть покормлю их…»

При слове «покормлю» Куська чуть-чуть подвинулась вперед и смешно зашевелила усами. Ромка, не слышавший кухонного разговора, покосился на крысу, но по аромату жареной картошки понял причину её экстаза.

А на экране в это время проявлялись строки текста, в который хитрая прога связиста превращала слова, звучавшие в эфире:

– Ты до сих пор не научился аккуратно дань брать, Подбережный? Из-за какой-то пигалицы с самопальным гугл-глазом погорел!.. Мне опять твою задницу из огня вытаскивать, звезда ютуба?

Из кухни вынырнула смущенная девчонка с тарелкой в руках. Ромка, которому явно было не до еды – уже двенадцать часов Соворонок сидел на кофейно-бутербродно-чем-бог-пошлет диете, – остался к ней равнодушен, а у Яна пустой желудок взвыл падающим мессершмиттом, не к ночи будет нейрофизиолог помянут. Куська, попытавшаяся уже на зуб попробовать что-то из клубка проводов вокруг связиста, радостно заскрипела.

Тарелка ткнулась в ребра. Дикая, глазастая девчонка буквально всучила тарелку Яну чуть ли не со злобой, но пунцовые уши под короткими синими кудряшками ее подвели. То ли Ян ей все-таки понравился, то ли вообще все сложно было с противоположным полом.

Быстрым движением перехватив руку принесшей хлеб насущный, Ян удержал зрительный контакт с колючими глазами. Ну что ты, ангел-звереныш…

А вот Куська, кажется, не особо раздумывала над проблемой социальной адаптации в секторе Москва-35. Куська хотела есть, и этого было достаточно, чтобы прокачать свою крысиную наглость до сотни процентов и срезать угол стола напрямую через приборы Костикова.

И Куська стартанула.

– Что я должен? – тихо спросил Ян.

Ромка на заднем плане сдавленно выругался, сбивая Куську с сенсорной панели. Девчонка, на миг оттаявшая, злобно зыркнула на Заневского и быстрым движением зажала парню рот.

Отлично. Ну что, как там психологи лечат таких недотрог, как ты, синеволосая? Физический контакт мы уже установили… Теплые пальцы исчезли с губ в мгновение ока. Девчонка опять скрылась в кухню. И все пошло своим чередом: Ромка висел в эфире, Куська выпрашивала еду, а Ян радовался картошке как родной матери. Кстати, да, позвонить бы на Ладогу…

Робкий звоночек в виске заставил Яна отвлечься от картошки с маслом и вывести поверх дымящейся тарелки напоминание: «Миссия Амальгама. Трансляция через пять минут. Пропущенных выпусков – два». Внутри поднялась такая волна, что Ян поперхнулся. Нет, это был уже даже не звериный инстинкт «владеешь информацией – выживешь». Это захлестывала сознание адская смесь злобы и ревности к чужой нужности, взрывался гексоген собственного ничтожества и интерес к чужой жизни, который в тебе неубиваем, волк. Неужели ты настолько жаден до людей, Ян? И где тогда логика в твоем поведении – когда ты всем был нужен, ты сбежал, а теперь?..

Поиск сети. Ни одной, которая бы потянула тяжелый видеопоток «Амальгамы» с пометкой сенсорного модуля. Ладно, умираем как хотим, говорил дед. Взгляд метнулся по серым стенам… Плазма старенькая, но потянет картинку. Хотя бы картинку, боги Сети, без звука я переживу. Отставив на подоконник тарелку, к которой мигом навострила лапы Куська, Ян подрубил плазму к имплантам, пару минут повоевав с драйверами, и комнату бледным светом озарила заставка реалити-шоу «Миссия Амальгама» – сине-зеленый земной шар, застрявший в сером зеркальном пространстве как в использованном… гкхм… не к столу будет сказано.

– Извини, хочу посмотреть, – оправдался Ян в тишину, но Ромка уже закрылся от него плечом, а костлявой спине связиста и вовсе было все равно, что происходит за плазменной гранью.

Короткий тизер заставил сердце Яна пропустить удар. Не было звука, хотя наверняка Пурга там на заднем плане комментировал кадры замедленной съемки замогильным голосом дракона Смауга, но дело было не в этом. Ян задыхался, глядя на плазменный экран, а звуков не было вообще. Мир умер… И там кто-то умер.

Кровавые разводы на анодированном черном полу Харона. Осколки стекла. Тонкие хрупкие пальцы в этом багрянце – своем или чужом…

Титры шли нестерпимо долго. Ян сидел под экраном, вцепившись зубами в запястье и ждал. Он узнал бы эту ладонь на любой судмедэкспертизе, но мозг упорно отметал очевидное. Я бросил тебя, Оникс. Я бросил, и что там случилось? Почему так фигово устроен мир, что стоит только на миг отвлечься, успокоиться, закрыть глаза, – и все сразу выходит из под контроля, будто недописанный код перехватывает «плохой» небесный хакер?

И вот, наконец, трансляция. Зверь машинально отмечает отсутствие метки «Прямой эфир». Видео сведено на уровне высшего пилотажа. Оникс Заневский, птичья худоба и стать, выходит из душа и показушно-неторопливо натягивает белье и брюки. Черная рубашка игнорируется, серый плащ – прямо на голое тело. Яну ничего не надо объяснять – каждое движение брата для него, как раскрытая книга, которую читаешь по диагонали. Все, что будет дальше – не импульс, а хорошо обдуманное и заранее спланированное священнодействие.

В кадре скрытых камер блестит стекло – два бокала, с рублеными фигурными ножками – точно как у бабушки в серванте. Полупустая бутылка шеридана – самая суть веберовской природы, прячется под плащ.

Внутри все быстрее раскручивается маховик, заведенный неизвестно кем, и только неизмеримым усилием воли Ян заставляет себя смотреть и не подрываться с матом к флаеру, спрятанному в подземном паркинге за ширмой из контейнеров с питьевой водой.

«Лучше бы подорвался», – короткая мысль бьет в затылок.

Мессер. Чуть вихляющий Оникс, то ли порядком поддавший, то ли великолепно играющий, выставляет на стол рюмки и бутылку ликера. Короткая пауза на разговор – неизвестно что, не прочесть по губам, и ладно. Все давно знают, что Оникс и Мессершмитт должны выяснять отношения совсем не вербально…

– Закончил, – выдыхает Ромка за спиной. – Что там у те…

– Тут. У меня. Закончил, – выдает в пространство набор слов Заневский-светлый, умудряясь в восемь слогов вместить столько рыка, что девчонку и ее мать срывает из кухни мгновенно, а Куська от страха сигает с подоконника.

Нет, Пурга, если это сводил он, просто издевался. Сплошь крупные планы разрезанной кожи, бескровных губ Оникса, которые выплевывают какие-то короткие слова, блеск осколка стекла в занесенной руке… В уголке прыгает гистограмма отключенной звуковой дорожки – судя по высоким басам, ангелы играют тяжелый рок. И пытаются попасть в такт маты Костикова, стоны хозяйки квартиры, у которой кибернетическое сердце позапрошлой модели не выдерживает удара адреналина, скрежет зубов девчонки… Эта, наверно, и не такое видела. Слишком много седых волос, которые не взяла даже синяя краска.

А Ян сгорал заживо, намертво застыв перед экраном. Он ждал финальной отмашки. И одной-единственной строчки в сводке информации.

Когда?

Мишка возникает в кадре и заламывает брату руки.

Это?

Орлов врывается в комнату, его рот разинут как медвежья пасть.

Случилось?

Мессер агонизирует, пытаясь зажать артерию рукой.

В ночь твоего побега, дурак.

Так сколько должно быть ада внутри, чтобы вокруг творить ад?

– Сворачиваемся! – гаркнул Ромка, перепугав всю компанию с Куськой во главе. – По дороге всё доделаю. Рина, Дискета Петровна, на выход и домой.

Выскочив из подъезда, дамы скоренько испарились в неизвестном направлении, а парни нырнули в сырой московский андеграунд. Ромка коротко кивнул Яну на водительское сиденье. Руки у связиста были заняты маленькой коробочкой с круглым динамиком и неприличной длины антенной.

– Кто у нас в сценарии прописан как «лётчик, идентичный натуральному»? – беззлобно выдал в пространство Костиков. – Пока летим обратно, я должен передать запись своим… А уж они постараются, чтоб всё это вышло в сеть.

– Одно только, – под гул разгоняющихся движков Ян обжёг связиста синим пламенем прицельного взгляда. – «Всё» – это что? Я целые сутки проторчал непонятно где, а так и не прояснилось.

– В двух словах, – ответил Ромка, запрыгивая на пассажирское сиденье. – У Рины доктор вымогал взятку на лечение матери. Она записала это на гугл-глаз и выложила в сеть. Глаз был модифицирован у частного специалиста – само собой, у него тут же, задним числом, отняли лицензию, а ей предъявили незаконную установку гаджета. Мало того, что помножили на ноль её доказательство, так на неё же дело открыли. В общем, я без перерыва прослушивал телефон этого пид… врача, и вот только сегодня выловил то, что хотел… В общем, слушай.

Нацепив один наушник, Ян поднял флаер в воздух. Что ж, если рёв турбин сойдёт за партию ритм-гитары, то песенкой можно считать дуэт врача и прокурора.

– …Мне опять твою задницу из огня вытаскивать, звезда ютуба? – кипятился прокурор.

Врач молчал, в эфире шли помехи. И вдруг – такое похожее на привет из ниоткуда – прозвучало Яново «что я должен?» Прозвучало, вообще-то, по поводу картошки, но если б голодная Куська не наступила в тот же миг на сенсорную панель Ромкиной аппаратуры и не включила бы один из микрофонов на вывод в телефонную линию, хрена с два бы они добились результата. Может, и верно говорил Зосимов: человек в одиночку мал. Ничего, по сути, он не значит в одиночку. Только когда собираются вместе минимум двое, одержимые общей целью, тогда и вступают в игру высшие силы.

– Ну наконец-то о главном, – можно было представить, как осклабился прокурор, сквозь помехи приняв слова Яна за ответ врача. – А я всё повода не мог найти, как вашу больницу оптимизировать. Сможешь закрыть половину отделений – будешь работать в президентской клинике.

– Но, Влад Ярославович… – настоящему врачу на том конце самому явно требовалась медицинская помощь. – При чём тут это? Как же я уволю тех, кого сам выбирал в коман…

– Если сесть хочешь – ты мне прямо скажи! – отрезал прокурор. – Только семью твою я на закорках десять лет тащить не стану. Внебрачных – тем более. Ну, согласен на мои условия?

Короткое, безликое, раздавленное «Да». Последнее слово бывшего человека, отныне – покорной марионетки, одного из тысяч винтиков, держащих Систему.

Конец эфира.

– Ребята поймали, выкладывают в Сеть, – сонным, безмерно усталым голосом сообщил сзади Костиков. – К утру ждите пыльную бу…

Двадцать часов бдения вырубили тощего связиста, и Яну ничего не оставалось, кроме как извернуться бутылкой Кляйна, доверив машину автопилоту, и пристегнуть Ромку ремнями безопасности к себе. Ну вот и готовая сцена для режиссера. Здрасте, свет, камера, мотор.

Но сегодня вместо софитов в ночную смену выгнали одинокую луну, а камеры если и были, то только одиночные. Те, что размером с черепную коробку грезящих о свободе.

***

– Что это было, Заневский?

Капитан Орлов нависал над исхудавшим до предела Ониксом, словно ледяная глыба, готовая в любой момент обрушиться на неумелого альпиниста.

– Ты хоть понимаешь, что убил человека?!

[На глазах у собственных родителей, считай.]

Оникс не шевельнулся, только в десятый раз произнёс тихо-тихо:

– Я не помню. Ничего не помню. Можете отдать под суд.

И ведь не врал растрёпанный программист. Врачи загнали его в томограф, трижды сняли энцефалограмму – так и есть, было состояние аффекта, был провал в памяти. Но, квазар дери, что запустило в нём эту ядерную реакцию, и… какие гарантии, что не запустит снова?

– Ты мне нужен, Заневский, – сквозь зубы процедил Орлов, наклонившись к самому уху Оникса, – очень нужен. Более того, ты и режиссёру нужен. Теперь.

На стол с тихим шелестом лёг тонкий лист планшета. Рейтинг шоу «Амальгама» за несколько часов вырос на пятнадцать пунктов. Кибернетик по кличке Инь в отстающих уже не значился, более того, имел все шансы выйти в пятёрку лидеров.

Оникс болезненно поморщился.

– Почему так, капитан? На доброго и мирного меня смотреть скучно, да?

Орлов молча отвернулся к стенке, но через секунду снова уставился на растрёпанную птичью макушку.

– Ты понимаешь, что будет, если начнётся суд?

[Никто. Не полетит. В космос. Уже никогда.]

Невыносимое чувство бессилия, кислотой выжигающее всё внутри. Ты нарушил основную заповедь Веберов, Оникс. Поддался чувствам и сломал жизнь не только себе, но и всем, кто оказался связан с тобой десятками невесомых сверкающих нитей. И если до причины ты, придурок чокнутый, по-прежнему докопаться не можешь, попробуй разгрести хотя бы последствия.

– Что я могу… сделать?

Ну же. Стены костлявыми кулаками не пробьёшь, если загнан в угол, а падать ниже, кажется, уже некуда. Но с небес вдруг тянется спасительная соломинка.

– Есть один способ, Оникс… В нашем распоряжении отпечаток пальца Мессера, – признаётся Орлов, – но это стандартный файл биометрической подписи. А если б у нас был вариант со встроенным слоем добровольного согласия…

– Но как мы получим его сейчас? – свинцовая тяжесть в последнем слове Оникса заставила Орлова перейти сразу к контрольному выстрелу.

– Ты сделаешь его сам. Добавим задним числом. Срок – до утра.

Оставив Оникса в одиночестве, Орлов выскользнул из каюты хакера, коротко кивнув куда-то вверх. Проследив за направлением кивка, парень заметил, что у скрытой камеры в потолке сегодня впервые за всё это время не горит красный глазок включённого питания.

Сутки. Ха, что можно сделать за сутки, даже если и изобразил этакий маховик времени, переставив дату на компьютере ровно на тот день, когда некто Мессер появился в проекте «Амальгама»?

Можно наломать ещё парочку дров и встретить утро над разобранным на запчасти лабиринтом Минотавра – отпечатком пальца собственной жертвы. Но как, боги Сети, выжать елей готовности ко всему из монолитных стен древней пустынной постройки?

А может быть, стоит устроить здесь небольшое наводнение?..

Моментально нагревается флэш-карта в имплантах, но Ониксу становится очень холодно. Это снежный порыв скандинавского ветра налетает на иссушенный солнцем лабиринт, и первый отряд белых пушинок принимает смерть на раскалённом песке. Но следом хакер швыряет ещё и ещё снега, града и дождя, и песок сначала перестаёт шипеть, а потом темнеет, насыщаясь водой.

– Вот тебе мое пузичко. Мягкое беззащитное пузико, – шепчет в бреду Оникс, и по щекам его текут крупные солёные капли, не то слёзы, не то брызги волн Финского. – Я хороший зверь, я самый на свете твой…4747
  Лемерт


[Закрыть]

И плавятся каменные стены, словно воск, готовый принять любую форму, угодную небесному Режиссёру, и сгореть от шалой радости, что кому-то пригодился.

Компиляция файла: 54%

– Хочешь – нож всади, а хочешь – его погладь, – закусив губу, хакер падает на колени. – Ничего не нажито за лихренадцать лет…

Компиляция файла: 72%

Кому ты нужен, Оникс Зане… Лев Мессер, вечный изгнанник, строящий ледяные стены, чтоб не допускать себя до живых людей, понимания и принятия которых ты так отчаянно жаждал? Соглашайся, на всё соглашайся безропотно, будь послушным, потому что кому ты нужен настоящий?..

– Только даже когда я стану – больное, беззубое…4848
  Лемерт


[Закрыть]

Быть полезным. Быть нужным. Вот о чём мечтаю я, гордый одиночка Оникс Заневский, не смея признаться в этом напрямую, а потому сливая своё желание в маску убитого Мессера. Быть готовым на всё ради того, кому нужен, даже если придётся утонуть в море из собственных благодарных слёз, которые сейчас становятся комбинациями нулей и единиц в недрах потрёпанного ноутбука, видавшего в свои лучшие годы и не такое.

– Я хочу быть твоим, – стонет Оникс, царапая когтями горло, – я зверь, я иду на свет4949
  Лемерт


[Закрыть].

Компиляция файла: 100%

Спаси лишь того, кого можно спасти5050
  Наутилус Помпилиус – Доктор твоего тела


[Закрыть].

Save.

***

Балашиху Ян пролетел на скорости, достаточной для причисления к лику святых летчиков-асов. Упругая волна встречного воздуха протяжно свистела в шлемах. Ей удалось привести в чувство чуть живого радиста, который сначала наполнил эфир мучительными попытками вспомнить, кто он и за что его перевозят по воздуху в связанном состоянии, а потом попробовал освободиться. Ян молчал, чуть пригнувшись за лобовой щиток флаера, и даже не помог Костикову справиться с собственным образцом искусства шибари. А уж сажать машину для этого он не собирался вовсе.

Через пять минут ремни полетели в лесную пропасть под крылом, а Костиков еще раз тихо обматерил своего спасителя. Несколько секунд шебуршания, и в уши врывается звуковая дорожка сетевой трансляции последних новостей с голосом давешнего прокурора: «А я всё повода не мог найти, как вашу больницу оптимизировать…”. Все, на что сейчас хватает Яна, – улыбнуться уголком губ и еще немного прибавить газу. Совсем капельку, ибо алая полоса перегрева правого двигателя полыхает уже давно и безнадежно.

– А как мы через проходную пройдем? – поинтересовался Ромка, выключая взорванный его трансляцией мир новостных сайтов и соцсетей.

Зарекался же снова на скользкую тропку вставать, Костиков. Такой ценой судимость закрыл, столько вытащил следаку старых скелетов из шкафов хакерской элиты, чтоб только отпустили… И опять за старое. Только сейчас вроде как за идею страдаешь, а не за баловство. Умный стал, герой. А когда у них дотянутся руки до тебя, ты, конечно, уже будешь на орбите или подальше… Если будешь.

– Молча.

Связист закрыл глаза. Да, сидящих на этом флаере ведет один и тот же импульс – громогласное «не верю!» Станиславского. Так ведь не бывает, чтоб тонкий и тихий кибертехник Оникс, ангел льда, вдруг взял и убил человека. Хотя какой там человек – насекомое, черный жук, который сидит на твоей рубашке во сне, и которого ты тщетно пытаешься от себя отодрать. Мозг Костикова вдруг озарился вспышкой понимания. Игра выходит из-под контроля. Троян раздери все эти съемки, это уже не игра давным-давно! А что, если…

За краем леса появляются огни космогородка.

…если бы ты не утащил за собой Яна, пусть и не нарочно…

Пилот флаера пытается выжать газ, но машина беснуется. Критический перегрев правого двигателя.

…он бы успел остановить Оникса, и не было бы траурной рамочки на имени «Лев Виссарионович Мессер»?

– Ян, сбавь немного, – просьба звучит, как приказ, а ноги связиста снова летят на хакерскую тропку. До Оникса и его транскодных скоростей, конечно, далеко, но обогнать Яна он успеет.

– Какого?..

– Там в титрах был список, – речевой центр отдельно, процентов десять, остальное в дело, – на голосование. Мы в нем есть, значит нас не выкинули из состава. Дай мне пять минут.

Флаер очень аккуратно спикировал прямо к «стекляшке» кордона – границе раздела между космогородком и всем остальным миром. Вариант Яна «как выходили, так и вернуться», то есть сигануть через забор, Костиков отмел сразу. Утренний туман – прекрасное прикрытие, но, возможно, в словах Порожняка была доля правды, а нарваться на бластер и волкодава не хотелось. Поэтому Заневскому посоветовали сделать «морду тяпкой», «прикинуться шлангом» и вообще, потом закинули в электронные документы метку срочного командировочного и пустили танком на баррикады. И Ян пошел. Он просто попер напролом, а худющий, как смерть, Костиков фланировал в кильватере и молился всем богам сразу, чтобы на кордоне все прошло гладко. Потом еще объясняться с капитаном… Хитренький такой голосочек ехидно сообщил, что Орлов нового связиста за пару недель до взлета искать не будет, а вот инженер-исследователь вляпался по самую маковку. Но тогда он, Костиков Роман, тот еще хакер и шантажист, обязательно скажет Орлову что-то вроде: «Или вдвоем, или никто…»

Турникет слабо пискнул, но зеленую метку не выдал. Ян вздрогнул, обжигаясь о красный огонек запрета и насторожившиеся фигуры автоматчиков. Они все-таки здесь были. А вот собаки, большие черные звери с волчьими мордами, продолжали уютно дремать. Свой идет. Можно не трогать.

– Молодые люди, а вышли вы каким образом? – голосок из будочки защекотал нервы. – И зачем?

– У нас срочная командировка, – влез Ромка за онемевшего Яна, который из-под полуприкрытых ресниц прикидывал, успеет он перепрыгнуть турникет и добежать до тех ив целым, или все-таки заденут бластером.

Внутри все полыхало. Оникс, брат мой, пожалуйста, будь. Я успею. Я отмотаю назад время и догоню тебя.

– Если верить системе, то вы сейчас на территории объекта.

– А если не верить? – пошел ва-банк Костиков, пытаясь незаметно удержать Яна.

– Пропустите их, – голос Орлова по громкой связи произвел эффект разорвавшейся бомбы.

Проходная что-то еще пыталась пискнуть про отсутствие полномочий, разрешение от начальника бюро охраны и вообще всех начальников, вплоть до генерального, но в какой-то момент в перепалку влез еще и режиссер, которому вожжа под хвост попала. К концу разговора именно режиссер вершил судьбы мира и слушать не хотел, чтоб его актеров оставляли за КПП. Или мне сейчас Пургу к вам прислать с камерой, чтоб снял, как автоматчики сношаются с собаками?

Проходная мгновенно полыхнула зеленым, и Ян взял низкий старт. Так они не бегали ни на одной тренировке. Сырой утренний воздух драл легкие, позади играючи скользили волкодавы, решившие поиграть в охотников. А перед глазами стремительно вырисовывались двери стендового корпуса… С громадой белого кителя при входе.

– Стоять!

Ян лишь оскалился. Думаешь, вздернутый шлагбаум твоей руки меня остановит? Ты никогда не ловил волков… И не проходил школу деда Саши. Чуть измененная траектория, плавный разворот почти в прыжке – я светловолосое растрепанное нечто с безумными глазами маньяка подныривает под вскинутую руку капитана спиной вперед, чтобы не схватили за ворот, даже если хватит реакции среагировать.

Позади остаются проклятия, оправдания Костикова, резкое «не выгнал, потому что нужны», да еще громкое эхо под крышей пролета:

– Он в своей каюте… аюте… юте…

Нет больше игры, осталась бы только жизнь. Дыши, брат, умоляю тебя, дыши. И плачь, если так будет легче. Я предал, я бросил. Но позволь мне остаться рядом сейчас и держать твою ледяную руку, Оникс Заневский-Вебер…

***

Едва вернувшись на базу «Амальгамы», Ян на первой космической умотал к Ониксу, и Ромка рассудил, что во взбудораженном гибелью Мессера муравейнике никому не будет дела до радиста, устроившего себе самоволку.

Как оказалось, Ромка ошибался.

Ему даже не дали дойти до своей каюты. Капитан при поддержке вертлявого Пурги прижал Костикова к стенке и пальнул коротким:

– Соньер где?

– А я откуда знаю? – пожал плечами Ромка. – С нами его не было, если вы… об этом.

Всплеск активности в коридоре заставил капитана выпустить связиста на свободу.

Ромка тут же приник к окнам, выходящим во внутренний двор базы. Странного вида легкомоторный самолет приземлился прямо на флаер Яна, а спустя полминуты чей-то тонкий силуэт вломился в стеклянные двери, едва их не разбив, сделал пару шагов по траектории «косинус нах» и рухнул на пол.

– Рита, носилки! – зрелище бессознательного тела Соньера сработало как спусковой механизм для Валеры Лисова.

Всю дорогу до медотсека Андре, не открывая глаз, лихорадочно бормотал одно и то же:

– Хочу забыть… Помогите мне забыть…

Убедившись, что тушка Соньера находится в целости (пара царапин на щеке не в счет), Рита подключила пилота к цереброинтерфейсу. В затылок ей дышал Орлов, и ни один из медиков не посмел выгнать за дверь капитана, узнавшего за эти безумные дни о своих «птенцах» слишком много.

Ну же, Андре, снимай и ты свою маску.

Экран пару раз мигнул, настраиваясь на частоты мозга пилота, и разродился короткометражкой под названием «Как я провел этот дивный вечер».

Побег на заброшенную авиабазу. Щедрая мзда охраннику – плата за допуск к самолету. Штурвал ложится в ладонь как влитой, словно и не было этой пятилетки после летного училища, когда французскую птицу мотало по земле, а стальная машина тихо ржавела на запасном аэродроме.

– Прости, что не навещал, – шепчет Андре. – Полетели?

Вечерний город резко уходит вниз, становясь макетом самого себя. Соньер закладывает мертвую петлю, берет курс на ярко подсвеченный вектор вантового моста, но картинка внезапно двоится: на секунду в зеркалах заднего вида появляется второй самолет. Точнее, судя по данным декодера, воспоминание о самолете, который однажды гнался за Соньером в воздушном пространстве над Москвой-9.

– Если правда любишь, то сможешь как я, – сжав зубы, обращается Андре к пилоту-инкогнито. – Если не любишь…

Самолет ныряет вниз, и Рита, также подключенная к модулю просмотра, на секунду ловит чувство невесомости. Настоящее, не чета жалкой подводной имитации.

А Соньер идет опасно близко к воде, держа пролет моста в перекрестье лазерного прицела, и тихо ахает Лисов, которого настолько глубоко забросило в «там и тогда» лучшего пилота «Амальгамы», что он начисто забывает о наличии живого Соньера как доказательства хэппи-энда его феерического безумства.

Бесконечный стоп-кадр, брызги водяного тумана на лобовом стекле, нечеловеческая точность курса. Свет в конце тоннеля. И фантом второго самолета, пилот которого однажды прошел следом за машиной Соньера, повторив его маневр один к одному, потому что знал и чувствовал его, как никто и никогда больше не сможет.

В тот раз жертв не было, но, выходит, потом все-таки случилось что-то настолько невыносимое, что в последнюю ночь на Земле, в ночь негласной самоволки, Андре Соньер, этот эталон самоконтроля с горящими глазами под косой челкой сорвало к чёрту на рога, где он готов был закрыть счета с прошлым даже ценой собственной жизни.

– Всё ещё любишь, – стонет Андре, раскатанный на снежной равнине больничной койки. – Даже из зазеркалья. Отпусти-и… прошу… Или забери с собой…