Текст книги "Миссия Амальгама"

Сглазил. Ивашин, который в лифте принял все возможные оттенки хромакея, все-таки нагнал собственную панику. Его ощутимо качнуло влево. Руки подвели, дрогнули носилки, и Никита сдавленно охнул.

– Пппростите… – выдавил из себя Ивашин, но Лисов уже не слушал.

Вот тебе и тренировки. Искусственная кровь и манекены.

– Слава, Ян, замените Ивашина и капитана.

От толпы отделились две тени, Ивашина увели куда-то за угол. Орлов, оставленный тупой галькой на берегу, свербил взглядом стенку медотсека, избегая смотреть на Никиту. А Лисов явно медлил, словно чего-то ему не хватало, чего-то он ждал, на что-то не мог решиться. Рита мелькнула на границе обзора в снежно-белом, Мессер уже вовсю гремел стеклом, подбирая анестезию. Даже Никита как-то стих, уходя все ближе к грани между жизнью и не-жизнью.

Секунды текли слишком медленно, и Орлов тратил их бестолково. Просто смотрел, как Лисов натягивает на руки перчатки. Палец за пальцем, священнодейственно, будто это чайная церемония. И во всем виноват капитан. «Капитан виноват всегда», говорили на кафедре. И главная его сила… В мозгах вдруг что-то заклинило, словно забылась главная фраза, но нет. Не забылась. Изменилась. «Главная его сила в том, чтобы принять ответственность за других».

В этом же его проклятие.

– Слушай меня, – перчатки вдруг оказались очень близко. – Слушай, Евгений Сергеевич Орлов, и запоминай. Дома будешь себя пинать. Запрешься от всех в туалете и пинай себя сколько влезет. А сейчас ты идёшь к продюсерам и меняешь баш на баш. Они достают нам протез с автоподстройкой под пациента и новые импланты. А я разрешаю им снимать операцию. Со светом, хлопушками и не скрытыми камерами.

– Но никто ради нас смету съёмок переделывать не будет, – нервно скривился Орлов, теряя последнюю почву под ногами. – Ставлю капитанский значок против всей «Амальгамы».

– Тогда скажи им, что мы все уйдем из проекта.

[Мы, конечно, не уйдем, но выбор есть всегда].

За дверьми медблока Женю уже держали в четыре руки геолог и биолог, не давая рыжей заполошной птице приблизиться к окровавленным простыням и телу Никиты под красным сканированием киберврача.

Пристальный взгляд Тимофея Лапшина – мол, не будешь творить глупостей, обещаешь ждать в коридоре? Молчаливый ответ травяной Женькиной зелени – обещаю. Тим кивнул и отправился в рубку, а девушка медленно сползла по холодной ребристой стене и обняла себя руками.

Она должна была совершить невозможное. Мгновенно разогнуть створки дверей силой мысли, по наитию сразу же найти нужный код допуска… И крики. Крики Никиты всегда будут эхом отдаваться у нее в голове в такой кромешной тишине, как сейчас, и ничем их не заглушить.

– Женька? – раздался над головой тихий голос Зосимова. – Что там у них сейчас?

Девушка пожала плечами и вновь уронила голову на руки. Ещё не хватало, чтобы этот физик-клирик сейчас увидел её заплаканную рожу и начал читать нравоучения пополам с молитвами о здравии…

– В общем, если ты тут будешь, поймай капитана или Мессера, очень тебя прошу. Скажи, что я отчалил за нейропротезом, чем быстрей поставим, тем лучше.

– Но… э-э… – у Жени никак не получалось связать в одной фразе резонный вопрос «откуда ты нейропротез возьмёшь?» и откровенное удивление тем фактом, что за установку ратует не кто-нибудь, а истинно верующий возрожденец, который, по всем канонам, не должен идти поперёк свершившейся божьей воли, да ещё и использовать при этом мракобесные порождения технического прогресса.

– Протез чистый, знакомые из хосписа продают почти за бесценок, – пояснил Димка. – Ликвидация у них. Может, судьба, что я сегодня утром об этом узнал. Пути господни всяко неисповедимы, но тупиками они не заканчиваются, а если закончились, то бес попутал, не иначе…

Тряхнув изрядно отросшими за год послушания волосами, физик взял первую космическую и исчез за углом, вновь оставив Женю бегать загнанной белкой в кругу собственных мыслей.

Зачем она согласилась на откровенно дурацкую затею с влюбленными неудачниками? А теперь розы-мимозы и романтика у двигателя обернулись для Никиты трагедией. Кибернетик без руки… Вот что бы ты, рыжая, делала, если бы это твоя рука превратилась в кровавое месиво? Ты и так никому не нужна со всеми целыми конечностями, а инвалидом – даже с современным протезом – тем более. Жалость к Никите захлестывала до макушки, лилась горькими слезами по щекам. Жалость, не любовь – на этой закваске могло бы возникнуть дружеское тепло, но для чего-то большего надо быть другим человеком. Все слишком усложнилось.

Если этому болвану режиссеру придет в голову разыграть любовь, основанную на жалости, пусть сам ее и играет. Невозможно так лгать себе. Камеры, может, и не заметят игру, публика, может, и съест остросоциальный кусочек и попросит добавки. Но как жить, каждую секунду предавая себя, объясняя, как маленькой, что это всего лишь цена свободы, Женя представить себе не могла. И так и сидела поникшим пламенем в коридоре у медотсека, пока двери не открылись бесшумно и не показались по одному усталые врачи и их помощники. За их спинами на койке застыл бледный как мел Никита.

– Иди отдохни, – горячая ладонь Дамира на плече. – Он поправится, а ты не ешь себя. Совсем серая стала, как стенка.

– Сначала… увидеть его.

Болезненное, невысказанное вслух «зачем сейчас?» застыло темной смоляной каплей на дне зрачков кавказца. Женю никто не остановил, когда она подошла совсем близко к Никите, спящему тяжелым наркотическим сном.

Можно было сотню раз повторить себе, что ничьей вины в случившемся нет, что «оно само», только вот колени подвели, и Женя медленно осела на пол, взяв раненого кибертехника за оставшуюся руку.

А за спиной у девчонки поднимали голову надоедливые призраки родителей, шепча набившее оскомину «сидела бы дома, ничего бы не случилось».

Да, это она со своей дурацкой жаждой свободы виновата во всем. Хочешь свободы – не привязывайся ни к кому, иначе угробишь и себя, и того, кто стал тебе близок.

И срывается с побледневших Жениных губ короткое:

– Прости…

Глава 8

«Шутить нельзя плакать». И ставь знак препинания, где хочешь.

Оникс закрыл глаза, впечатываясь в обшивку у входа на рубку. Глубже. Сильней. Слейся, черт побери, лицом с обоями, тем более, что к этому есть все предпосылки. Ты же дурак, хакер. Ты же обязательный дурак, хакер. Ты же незаметный-незаменимый… дурак? Ты не спускаешь на тормозах приказы начальства. Ты реально готовишься к миссии «Амальгама», забыв, что она – реалити-шоу имени самой себя. Ты поднимаешь нижние пласты Сети по любому экзамену, ты мотаешь свою тушку на центрифуге, ты, который с детства не переносит даже качение снегохода. Ты делаешь все это на сто двадцать процентов, хотя от тебя никто не требует и на шестьдесят.

Ты такой идиот, каких свет белый не помнит.

Сердце отчаянно засбоило, пытаясь скользнуть в безвременье, где нет буравящего взгляда капитана Орлова и трех слов на исходе первой недели тренировок: «Играй как живи». И сказал он это, боги транскода, ему без свидетелей.

Еще неделю Оникс Заневский ломал ночами голову над расшифровкой. Нет, дело тут явно было не в рейтингах телешоу, да и актерской игры никто не требовал. «Будь, пожалуйста», – попросил режиссер, заплатил деньги и понаставил скрытых камер по всему Харону и в радиусе километра вокруг. «Будь, пожалуйста, хакером», – попросила душа, и Оникс создал трехмерную модель корабля со всеми зонами покрытия следящей аппаратуры. И вот сейчас его лицо в слепой зоне тех двух глазков, что вмонтированы в потолок узкого коридора.

Незачем людям по ту сторону экрана видеть глубокую морщину между его бровей и закушенную губу. Не аритмия это вовсе, а недостаток информации рвет линию кардиограммы, вписывая осколки в ритм любимого капитанского стихотворения:

 
День расписан практически по минутам:
Тренировки, зубрёжка, короткий сон…
Хочешь сдаться? Заплакать? Побить посуду?
Потеряешь сознание – выйдешь вон.3131
  Анна Закревская «Шестнадцатый рассвет»


[Закрыть]
 

– Заневский? – голос Орлова над ухом произвел эффект разорвавшейся бомбы. – Вы раньше на пять минут.

«Всего на пять», – прокомментировал внутри параноик, быстро стирая с лица даже малейший намек на эмоции и мысли. Все строго по роли. Бесстрастный лед – хоть здесь киношники не потребовали от него невозможного горения.

– Начинайте, товарищ программист, – сухо проговорил Орлов.

И Оникс начал.

– Рубка управления является одним из главных отсеков космического корабля «Харон». Здесь находятся рабочие места капитана, первого пилота, штурмана… – Оникс остановился на середине фразы, вспомнив Соньера, который тихим французским матом с кучей шипящих крыл весь мир за пультом управления, пытаясь превратить себя в поющего ударника рок-группы – одновременно прокладывать курс и лететь по нему с точностью плюс-минус лапоть. – В общем, экипажу здесь дом родной и место фриланса.

«Шутить нельзя плакать», говорили они.

– А эту кнопку когда надо нажать? – капитан Орлов, сохраняя невозмутимость Пасхально-островного истукана, ткнул в приборную панель почти что наугад.

В этом и был главный подводный камень экзамена «Экскурсия для капитана», о котором в письменной рассылке было сказано почти что вскользь. Любые вопросы в любом отсеке корабля на любую тему. Оникс почти полминуты судорожно соображал, за что отвечает зеленая плоская кнопка еще и с тумблером на два положения, пока тупой молоточек синего осенения не превратил виски в натужно звенящие колокола.

Кнопки. На. Схемах. Не. Было.

Шутить нельзя плакать?

– Когда ты девочка, тебя зовут Алиса, ты не хочешь ничего решать и хочешь в Зазеркалье, – выдал Оникс, лишая усмешнителя на студии возможности заработать на этом куске видео.

Капитан Орлов дернулся, как будто его прошило Ониксовым электричеством по-настоящему. Едва слышный присвист аудиодатчиков в диктофонах заставил Заневского напрячься. Нет, он не вышел из роли, но даже покрытый льдом хакерский эмоциональный сенсор сбоит от тяжелого дыхания капитана, будто тому врезали прямо в солнечное сплетение. Ну и что я на этот раз не так сказал?

Кажется, Заневский на секунду потерял ориентировку, ибо память сыграла с ним злую шутку, подкидывая картинки вчерашнего вечера: довольный как сто китайцев Ян, выпросивший 3D-модель «только на минуточку», битых полчаса подбирает лучший ракурс для себя любимого в завтрашнем дне. Ян втянулся в Игру. Он отдавал ей всего себя, словно каждый кадр – посмертный скриншот с реальности без права на Ctrl-Z. И если уж так, то сгорать надо красиво. А у Оникса не хватило сил ни на протесты, ни на интерес, что там будет, в этом завтрашнем дне у брата. Обычно всем жизнь прописывалась абстрактно, без конкретных дат и сцен. Например, Ониксу требовалось устроить мордобой Мессеру. Мессер [за глаза – Мессершмитт] тоже знал об этом, но мордобоя избегал…

Одним резким движением рука капитана разорвала воздух до зеленого прямоугольника. Громкий щелчок, и боковое зрение выхватывает сжатые челюсти Орлова, фоном к которым подозрительно гладкая стена распарывается по шву в дальнем углу.

Орлов, медвежья громада белого кителя, пересекла пристрельные пять секторов и оказалась у темного проема. «А ведь там слепая зона, – мелькнуло в голове Оникса, который шагнул следом за капитаном, как примагниченный. – Хорошо выбрал, кэп».

– Добро пожаловать в Зазеркалье, – буркнул капитан, когда Оникс осторожно пересек условную черту… подсобки? Тайной комнаты? Что, раздери солнечный ветер эти вишенки, происходит?

– Ну, за зеркалом всегда есть что-нибудь, верно? Например, зеркало-дублер, – в голосе Орлова было не то ехидство, не то тоска по золотому веку космонавтики.

Вспыхнул свет, выбив из хакера тихий стон от обожженной квантово-волновым дуализмом сетчатки. Птица больше любит ночь, ну да ладно, где наша не пропадала. А капитан Орлов плавным кошачьим движением обогнул нагромождения ЗИПа, где взгляд безошибочно выхватывал и потрепанную приборную панель, и модуль автоштурмана, и даже, боги Сети, нераспакованный терминал искусственного ИИ… Орлов совсем уж как-то шумно устроился на потрепанном стуле, грохнув локтями по металлическому кубу, заменившему ему стол. Оникс выразительно повел глазами за правое плечо. Слепая зона – это да, но диктофоны…

– Здесь прекрасная звукоизоляция, свиней можно резать, – усмехнулся капитан. – Садись, Оникс. Пока все играют в… потрошоу, мы успеем поговорить о главном.

Интонационное выделение последнего слова было настолько сильным, что готовое сорваться с языка «сесть я всегда успею» растаяло с горчинкой. Игры кончились. А капитан, словно по заранее написанной бумажке, продолжал вещать в эфире.

– Такое есть правило у космонавтов, Оникс. У всего должен быть дублер. Начиная с самого маленького датчика и заканчивая кораблем, – полынный смешок. – У «Харона» дублера, как видишь, нет. Да и вам второго состава никто не готовил. Но у капитана д о л ж е н быть дублер.

– Незаменимых нет, но некоторых заменить трудно, – тихо ответил Оникс, отводя взгляд.

Не буду я сейчас смотреть тебе в глаза, капитан. Пусть под моим разрядом сейчас скукожатся старинные фолианты чуть правее твоего кителя – кстати, посмотреть, что там, неужто древние своды команд для автопилота? – но я не выдам свой раздрай. Ибо я точно знаю, что не смогу…

Наверно, парень выдал последнюю фразу вслух, ибо какой там Ангел Льда, еще неделя и такими темпами он просто вылетит из проекта с астенией и пачкой нейропротекторов в руках. И аккомпанементом будет рвущееся из глотки: «Оста-а-авьте меня в поко-о-о-ое!!!»

– А ты попробуй.

И уже не дожидаясь ответа, Орлов выложил на стол все карты, где Оникс Заневский оказался пятым тузом.

– Я думал сначала передать свои полномочия в случае нештатной ситуации Соньеру, но паренька и так огрузили не по-детски, – выдал Орлов в пространство, выжимая голосом такую глубину, что Заневскому стоило большого труда не вскинуться полевым жаворонком и хлопнуть… да чем тут хлопнешь на этом «Хароне», двери и те что рыбьи жабры, – поэтому мы решили изменить расстановку сил. Твой брат, Ян, научится у Соньера пилотированию и штурманскому делу, а ты станешь капитаном.

– Это приказ? – Оникс всеми силами пытался не показывать, что идет по натянутому канату своих нервов. Ангел Льда, значит? Ну так получай, капитан. – Или просто предложение, от которого нельзя отказаться?

– Констатация факта. Потому что если не ты, то кто?

Приплыли. Заневский изящно связал в одном предложении самонадеянных капитанов, безотказных ополовников и все эти ментальные ловушки долга и трудоголизма. Но рациональная часть мозга, еще остававшаяся на плаву в океане паники, уже прикидывала, где раздобыть двадцать шестой час в сутках на курс-интенсив «капитан космического корабля». И тяжелее придется, наверно, только Яну. Ибо инженера-исследователя ждут и в пилоты, и в штурманы, и в лаборанты-физики, а бонусом еще и сам Оникс хотел реанимировать в нем кодера себе в помощь.

– В общем так, – снова первым нарушил молчание капитан, отправляя в цепкие птичьи пальцы серебристый треугольник флэш-карты. – Первое – свод правил по контактам, как ни странно. Никого еще во Вселенной не нашли, но с этого все начинается. Потом устав корабля – расширенная версия, не для простых смертных. Ну и куча всякой околопсихологической мути о делегировании полномочий… Это все для разгона.

Оникс крутил в пальцах карту и не двигался с места. Что-то явно было недосказано, и капитан колебался, как глубоко ему нырять. Помочь тебе, что ли, Орлов? Ведь обратной дороги у нас обоих уже нет? Слишком уж все похоже на книжные сказки, в испытательном стенде «Харон», в «Хароне» – рубка, в рубке – тайная комната, в комнате – сундук мертвеца…

– А где ключ? – поинтересовался Оникс с глазами невинными и бесстыжими.

Орлов поперхнулся, и, сипя, пробуравил тощую птичью тушку тяжелым взглядом.

– Вера… Ключ ко всему, Заневский.

Капитанские пальцы рванули воротник кителя, вытащили на искусственный свет ламп сначала вощеный черный шнурок, а потом – и маленький серебряный крестик с пустотой там, где обычно делали распятую фигурку. «Крестильный», – догадался Оникс. Играй как живи, но это чувство вездесущей загруженности в матрицу, кажется, начинало исчезать. Во всяком случае, вербальные финты ушами делать уже не хотелось. Очень глубоко нырнули, впору плакать.

А крестик тем временем был сдернут с бычьей шеи Орлова и засунут в один из пазов на боковом торце импровизированного стола.

– Вы еще скажите, что «Харон» крестиком заводится, – все-таки выдал Оникс, подхватывая с другой стороны поднятую капитаном «столешницу», пока перегревшаяся в имплантах флэш-карта отрабатывала запрос на поиск стартера в чертежах «Харона».

– Дошутишься, Заневский, еще и заводить будешь, – буркнул капитан, с кряхтением оттаскивая железную крышку куба.

Стартера, согласно схемам, у «Харона» не было. То есть была и фотонная тяга, и отражатели, и автопилот, а вот точки командования парадом – не было.

– А пока вот это под твою ответственность, – выдохнул Орлов. – Умеешь с этими игрушками обращаться?

Оникс ошарашенно переводил взгляд с содержимого ящика на капитана и обратно. «Игрушки» – гражданские парализаторы, бластеры, стрелковые извращения военных, запасные блоки, электрогенераторы и патроны, – ровными сверкающими рядами заполняли пространство спектролитом и сталью. Такого количества смерти на один кубический сантиметр Оникс в своей жизни еще не видел. Правда, однажды ему пришлось поднимать сервак одного лазертаг-клуба, и, по своей хакерской привычке взяв «попользоваться» все коды доступа, он забрел в оружейную. Одно «но»: лазертаг – игрушка по сравнению даже с ГП-7, гражданским парализатором типа «Осы» последнего поколения. Вот он, справа, в количестве пяти штук.

Шутить нельзя плакать?

– Капитан, один вопрос, – Оникс подушечками тонких пальцев скользнул по дулу ближайшего бластера, словно примериваясь своими жалкими остатками заряда к корпусу из карбоновой стали. – Это все попугать, для того, чтобы мы все перестреляли друг друга на орбите, или вы серьезно…

Орлов, уже набравший в грудь воздуха для ответа, сказать ничего не успел. На пороге возник Андре Соньер. Оникса давно подмывало поднять Сеть на предмет их возможного родства, ибо тонкий хрупкий Андре, знакомый Ониксу сначала по рассказам брата, а теперь – и лично, был копией Заневского-темного, пусть и немного искаженной. Пожалуй, поставь их рядом на одну сцену, нацепи джинсы да одинаковые красные рубашки – сойдут за братьев, типичных легкокрылых птиц. Был бы дед Кир, спросить его, не путался ли он с кем-нибудь в Голландии своей, а там и до Парижа недалеко…

Только сейчас французская копия Заневского выглядела слишком помято и непрезентабельно. Слегка прихрамывая, Андре продолжил свое неумолимое движение вперед и плюхнулся прямо на коробку с модулем портативного сервера. Левой рукой он прижимал к глазу узнаваемый голубой мешочек с силикагелем. «В эту секунду он настоящий, каким его никто и не знал3232
  pain «Лампа на полу делает потолок ниже»


[Закрыть]», – выдала память Оникса стихотворные строчки, а мозг уже вовсю давил импульс подойти и обнять эту уставшую птицу, избитую каким-то извергом. Нет, потом, быть может, а то капитан неправильно поймет.

А капитан, потерявший дар речи, молчал уже нестерпимо долгие полторы минуты.

– Оникса выбрали все-таки, Евгений Сергеевич, – мягко сообщил в пространство Андре и попытался даже дружески улыбнуться Заневскому. – Хороший дублер получится…

– Рассказывай, кто тебя так приложил, – сказал, наконец, Орлов, осознав, что его единственному и неповторимому пилоту-штурману только что на съемочной площадке едва не вышибли глаз.

– Ян, – извиняющимся тоном ответил Андре, стараясь ни на кого не смотреть. – Вы же просили меня, капитан, проверить его на скорость реакции, ну и вообще… Я, конечно, говорил вам, что мы летали вместе, и в нем я уверен…

Оникс прикрыл глаза. Боги Сети, вот во что ты из-за меня вляпался, Ян, привел я звереныша на собрание недобитых космических романтиков-отщепенцев и жду теперь, когда волк перестанет быть волком? Да я на Девице от его удара вполсилы чуть коньки не отдал.

Капитан молчал. Оникс спинным мозгом чувствовал, что сейчас в действии пресловутая ТПР – теория принятия решения: вышвырнуть Яна из экспедиции и черт с ним с дублером, да и все остальные переживут его исчезновение, спустить на тормозах или обратить себе на пользу, сделав выводы? Только кто даст гарантию, что выводы он сделает верные? Всё субъективно, потом будет жить в плену своих представлений о человеке – чаша полна, новая информация уже не влезет.

– Но есть и плюсы, капитан, – вдруг улыбнулся Соньер. На фоне раздувающегося фингала под глазом улыбка выглядела уж слишком жалкой. – Режиссер сначала Яна чуть не прибил хлопушкой, потому что в процессе рукопашной мы там еще камеру сбили. А потом ему кто-то из киношников принес съемки со скрытых камер, там в потолке грузового отсека есть парочка… Отменный ракурс, – Андре почти уже засмеялся, правда, только одной стороной лица, – и вот тогда режиссер уже едва не залюбил бедного парня. Они хотели уже ввести типа курсов самообороны от пришельцев, чтоб все мы передрались для них, но я подкинул идею лазертага… Простите, что не посоветовался с вами, капитан.

– Ничего, – проговорил Орлов. – Даже к лучшему. А с Яном я поговорю. Парень заигрался, такие кадры мне портит.

Соньер подмигнул Ониксу, который уже и вовсе стоял ни жив, ни мертв.

– Не трожьте его, капитан. Ян хороший парень, он там чуть не рыдал над моим синяком, и силикагель принес, и пирог с корицей обещал…

– Это он может, – подтвердил Оникс, помогая капитану закрыть тайник. Ладно, экзамен сдал, новых должностей огреб, на другом берегу «Харона» побывал… Купить корицы только по дороге в общагу.

Но неужели ты, братец, умнее настолько, что просчитал партию на четыре хода вперед?

А в «тайной комнате» капитанской рубки, кажется, хозяин тайком установил глушилки сотовой связи, ибо, едва выйдя в коридор, Оникс получил аж три входящих. Короткое письмо с неизвестного адреса, уведомление по внутренней связи и оповещение. Один пропущенный вызов.

Импланты уловили мгновенный импульс удивлённого хакерского мозга и развернули перед глазами полупрозрачную адресную книгу. Звонили Ониксу, предпочитавшему текстовую связь, так редко, что впору эти дни было отмечать наравне с государственными праздниками.

Пропущено (1): Родители

Поперхнувшись, Оникс прожёг внутренним взором кнопку ответного вызова. Циник-реалист принялся давить в его сознании оптимиста, приговаривая, мол, какие тебе «деды живы», это наверняка с мамой или папой (а то и с обоими вместе) что-то случилось, а ты, звезда экрана, всё упустил, не успел, продолбал…

Ноги сами несли Оникса по узким коридорам корабля, глаза высматривали Яна, а сердце начинало уходить вразнос с каждым последующим длинным гудком.

– Сынок.

Стоп машина. Забиться в угол. Выдохнуть.

– Мам? Где вы, как вы там?..

– Мы-то всё там же, Инь, – голос матери давно перестал быть дрожащим шёпотом загнанной жертвы, и теперь в нём слышались знакомые нотки «вы же хорошие мальчики, так почему покрасили кошку акварелью / бросили в мангал баллончик из-под дезодоранта?» – а вот вы с братом, видимо, в своей конспирации решили пойти от обратного…

«Не мы такие, жизнь такая» – подмывало ответить Оникса, но в эфир он выдал совсем другое:

– У вас проблемы из-за нашего… эмм… участия?

Тихое отцово фырканье раздалось на самой грани слышимости, и он беззастенчиво влез в высоковольтный шкаф диалога «мать и сын».

– Если только проблемами считать получасовую лекцию Ангелины Павловны на тему «пусть вам и вашим отцам будет стыдно за то, каких позорных пустозвонов они вырастили»… – за золотистым шафраном смеха Ониксу почудилась дымная горечь сожжённой полыни. – У мамы всё утро от неё башка трещала, до сих пор умеет бабка мозг вынести, чтоб её… А мы ж ей так и не рассказали, что… в общем, да. Ладно, проехали. Ты мне скажи, наконец…

Вот он, долгожданный хакерский нырок «ласточкой» на уровень Истины.

– …зачем вы подались на это шоу?

И контрольный:

– Только честно. Ругать не буду.

Оникс тихо сполз спиной по стенке, царапнув ногтями гладкую обшивку. Что тебе ответить, папа, если сейчас мне самому уже кажется полнейшим абсурдом это феерическое бегство от обманщицы-Светки и её папаши? Бегство, которое по моей вине превратилось в самый настоящий боевик. С жертвами. Да и кто знает, скольких мастеров шибари она вот так же пыталась взять на понт, опоив какой-то галлюциногенной отравой, что потом и сам не знаешь: было у тебя что-нибудь с этой тёлкой помимо сеанса «я тебе носки вязала, внучек» или нет. А я, придурок, повёлся…

Только это – половина ответа, папа. Вторая половина – она здесь и сейчас, и я снова не вправе подать даже единственный жалкий намёк на правду. Жизнь разводила линии Веберов и Рыковых по разным берегам, казалось, только затем, чтобы свести их воедино и спалить в ночном небе золотистым следом последнего фейерверка. А значит – нам с братом пора уходить, закрыв глаза3333
  Brainstorm – Ты не один


[Закрыть]. Так нужно. Просто верь. Пожалуйста.

– Мы взлетим. Обязательно взлетим. По-настоящему. Всё будет хорошо, пап.

Выдав в единственный прицельный разряд всё, что ещё мог после этого чумового дня, Оникс с усталой улыбкой выслушал с детства привычные фразы про «берегите себя, звоните почаще», мимоходом отметил новенькое мамино «раз уж вы туда влезли, мы за вас голосовать будем», и в фоне открыл папку входящих.

Первым в списке значилось короткое сообщение по локальной сети «Харона». Четыре хлёстких удара режиссёрского кнута. «Заневский! Рейтинг. Сценарий. Драка!»

– А нельзя ли вообще обойтись без драки? – тоненьким грустным голоском выдал хакер в пустой коридор. – Любой спор можно решить словами3434
  «Малыш и Карлсон»


[Закрыть].

Ну, или надавать друг другу вербальных тумаков по нижним чакрам.

***

Надавать тумаков не отходя от кассы помешал, однако, пресловутый распорядок тренировок, титаническим усилием Орлова сохранивший свою регулярность. На экранах снова подводный мир, контрольная минута, в течение которой Андре и Никита вынуждены маяться с очередной «отказавшей» системой корабля. А три камеры переведены в инфракрасный диапазон – там, в сумрачном углу под крылом «Харона» пытаются снять, как Дамир, что-то ковыряющий в обшивке, «ненавязчиво» касается локтём упругого бюста Риты.

Оникс жестом подзывает Яна к себе и прижимается к тёмному борту тренажёра. Лучшее время для короткого разговора, правда, брат? А гибкий экран планшета, способного уловить мысль хозяина и перевести её в слова – единственный доступный способ общения под водой.

«За что накостылял Соньеру, Ян?»

За стеклом шлема не видно эмоций, да и в необъятной перчатке еще и под водой не влепишь кулаком в бок тренажера. А планшет, конечно, штука прокачанная, но все заменит на «крути хвосты Тельцу и Овну».

«Был так ласков, будто я ему семь побед из десяти в поддавки отдал».

Ни черта не понял я, брат. Остаётся судорожно метаться, словно магнитная считывающая головка над древним жёстким диском, по обрывкам совсем свежих воспоминаний. Сальные шуточки режиссёра про тяготы праведной жизни в мужских монастырях – и оценивающий взгляд а-ля «экспресс-анализ на уровень тестостерона», которого удостоились по очереди тощий радист, верующий физик, французский пилот и твой покорный слуга Инь.

Ян чувствовал в возникшей паузе не то что бы непонимание, но словно страх признаться самому себе в главном. Так и я боюсь сейчас, брат. Будто знаю, что стоит выпустить мысль в слова, и так останется до конца игры. Я, Дамир и Порожняк – сверху, а тощие черноволосые парни – сам понимаешь где. Знаешь, я готов и за двоих выложиться, лишь бы тебя вычеркнули из этих списков. Плевать, пусть даже с пометкой «импотент».

«Они. Хотели. ТАКУЮ. Сцену».

«И ты украсил парня фингалом, чтоб его в постельку под камеры не загнали, спаситель?»

«Чтоб его с тобой, чёрт дери, туда не загнали, ежели угодно знать. Впрочем, и заставлять не пришлось бы. Он сам признался, что не прочь, и намекнул, что к тебе неровно дышит. В прямом эфире, скотина. Можешь полюбоваться, когда тренировку закончим».

От неожиданности Оникс поперхнулся, и отполированное стекло гермошлема украсилось мелкими каплями слюны. Да-а, а ведь намекал дед Кир, что не стоит на одних девчонках зацикливаться, но, пресвятые админы, не здесь же и не сейчас… Тем более что если бы французской птичке и впрямь снесло крышу от ледяного хакера, он бы давным-давно получил намёк, и не один, вне поля зрения вездесущих камер. Но на лётных тренировках Соньер делал поблажки исключительно девчонкам. Да и то только по праздникам. И с Яном, если уж на то пошло, он общался гораздо больше. А это значит что? Значит, киношники каким-то образом сумели пробить самоконтроль пилота и выжать из него нужные слова. А ты принял их за чистую монету, брат. Потому что ты, волчонок – единственный, кто после первого же «Мотор!» забыл, что вся эта бредятина – не более чем игры в песочнице размером с космический корабль. Или это просто твое врожденное «выйти первым, сразу начисто, лучше всех3535
  Анна Закревская «Игра на опережение»


[Закрыть]»? Живи как играй, раздери вас троян.

И, пока мозг лихорадочно выдавал Ониксу мысли типа «как отмазаться от скрещивания с Ромкой / хорошо, что Зосимову боженька не велит», тонкие хакерские руки вновь повернули планшет к Яну.

«Ну и шут бы со всем этим. Лучше б отсняли. После этого никто Светку слушать не станет, даже отец родной, когда она припрётся права качать. Мало ли чокнутых фанаток у каждого из нас появилось, ахах».

Ответ от Яна прилетел мгновенно.

«Она скорее меня убивать припрется со спецназом, чем от тебя детей требовать».

Оникс вопросительно изогнул бровь. Мда, за прошедшую пару недель я уже научился принимать как должное любые извращённые фантазии земных и небесных режиссёров, но, может быть, я снова чего-то не знаю?..

«Ты-то ей зачем сдался, Ян? Или втюриться успел? А чо, внешне – твой типаж… пока не заговорит. Так что кляп тебе в помощь, когда этого… того…»

Электричество – странная штука. Каждый в своем скафандре, кругом вода-невесомость, впереди по курсу – красивый жест средним пальцем Земле в иллюминаторе, а все равно пытаешься пробить канал от одного сердца к другому. Вот и сейчас прошивает под сердцем иголкой от каждой шутки. Ян осторожно скосил глаза на индикацию кислородного баллона у края шлемового обзора, тщетно пытаясь выровнять дыхание. Всем воздуха хватает, один ты всегда выныриваешь с удушьем и лицом красным, как у рака. Но все-таки стоит потратить даже резерв, чтобы вытащить птицу за шкирку.

«Нет, я провел с ней воспитательную беседу, что лучше разрисовывать маркером обои, чем тесты на беременность. И кляп не понадобился. Истринский лес, лесная хвоя в импланты… Ну и пару элементов бандажа из тех книжек, что у тебя на флэшке нашел.»