Текст книги "Двойной заговор. Тайны сталинских репрессий"

Глава 10. …Вплоть до государственной измены

Как бы ни относился Адольф Гитлер к своим генералам, он был их заложником ровно в той же степени, в какой и они были заложниками режима. Проще говоря, точно так же, как и большевики в 1918 году, при построении армии он не мог обойтись без «военспецов». А высокомерные прусские бароны вынуждены были подчиняться бывшему ефрейтору, докладывать ему и сносить его разносы – человеком фюрер был темпераментным и, если ему что-то не нравилось, метал громы и молнии, не стесняясь в выражениях.

Само собой, это им очень сильно не нравилось. Для кого-то из военных Германия была превыше всего, в том числе амбиций и личной неприязни. А для кого-то – нет…

Праздник непослушания генерала Бека

После того, как по приказу фюрера был опозорен и выгнан генерал Фрич, Людвиг Бек все же остался на военной службе. Однако вскоре новый конфликт с нацистским руководством положил конец карьере начальника германского генштаба.

Причиной стал очередной авантюрный гитлеровский план – на сей раз речь шла о нападении на Чехословакию. Нет, принципиально Бек был не против. Он тоже стоял за расширение германского «жизненного пространства» и ликвидацию Чехии как «очага опасности». Однако снова подвела память о поражении: он вспомнил о международных соглашениях, о войне на два фронта и, оценив соотношение сил Германии и ее потенциальных противников, посчитал момент для нападения неподходящим. Попросту говоря, Бек испугался.

Нервничал он сильно, о чем говорит тот факт, что он подал главнокомандующему сухопутной армией Браухичу целых три меморандума. В одном из них, от 29 июля, Бек открытым текстом говорит: опасность катастрофы для Германии настолько велика, что немецкой армии следует либо отговорить Гитлера от его намерений, либо самой вмешаться во внутриполитические дела страны. Как известно, последнее действо в просторечии называется военным переворотом.

Не один Бек был против планов фюрера, его точку зрения разделяли многие высокопоставленные военные. Однако до настоящих заговорщиков оппозиционеры в погонах не дотягивали: весь запал уходил в разговоры. Едва доходило до дела, они оказывались вялыми и нерешительными. Еще хуже было с мотивацией: кажется, судьба Германии заботила генералов меньше, нежели их собственные портреты на фоне времени. Именно такими были самые видные и наиболее решительные и принципиальные из оппозиционеров – Людвиг фон Бек и работник оперативного управления генштаба Хеннинг фон Тресков.

Когда начальник генштаба подал в отставку, он положил на стол руководству очередной меморандум, к которому собственноручно приписал: «Чтобы разъяснить будущим историкам нашу позицию и сохранить в чистоте репутацию Верховного командования, я, как начальник генерального штаба, официально заявляю, что я отказывался одобрять любые национал-социалистические авантюры. Окончательная победа Германии невозможна». Даже этого ученика фон Секта, человека, который первым из всего генералитета осознал гибельность гитлеровских планов и дошел до мысли о военном перевороте, – даже его больше заботит мнение будущих историков и чистота репутации, а не спасение своей страны от надвигающейся катастрофы.

Бомбардируя Браухича меморандумами, Бек и при каждой личной встрече наседал на главнокомандующего сухопутной армией, добиваясь от него поддержки своего протеста. Он пытался организовать коллективное выступление высшего офицерского корпуса против чехословацкой авантюры. Изначальный его замысел был – провести против Гитлера «всеобщую забастовку» генералов, то есть пригрозить фюреру, что вся военная верхушка Германии разом уйдет в отставку, если он не прекратит военные приготовления. Под неослабевающим давлением начальника генштаба слабовольный Браухич наконец решился созвать генералов для обсуждения военно-политической обстановки.

Совещание состоялось 4 августа. Генералы выслушали июльскую докладную записку Бека и доклад генерала Адама о состоянии Западного вала. Приведенные в выступлениях данные были столь впечатляющи, что почти все генералы, за исключением лишь двух человек, согласились с Беком. Даже Браухич присоединился к общему мнению – однако в самый последний момент струсил и не стал читать заранее подготовленную речь с призывом отправить Гитлеру коллективное письмо протеста. Более того, через несколько дней трусливый и вечно колеблющийся Браухич, страшась последствий своего нелояльного поведения на совещании, передал меморандум Бека Гитлеру, подставив начальника генштаба под удар политического руководства.

Прочитав записку, полную самых мрачных пророчеств, фюрер теперь уже сам созвал совещание военной верхушки, которое состоялось 10 августа 1938 года. Легко было выражать недовольство в своем кругу – а на совещании никто из немецких генералов даже не заикнулся об отставке. Слаб человек! Браухич, ранее признававший правоту Бека, категорически отказался покидать свое кресло и заявил, что как солдат он обязан повиноваться любым приказам. А Гитлер объявил военным, что уже в ближайшие недели решит Судетский вопрос с применением силы – проще говоря, захватит Чехию, и дело с концом!

На фоне тотального малодушия и шкурнических настроений своих коллег один только Бек остался до конца принципиальным. Он все же подал в отставку (тогда Бек и сделал приведенную выше приписку к меморандуму.) Гитлер отставку принял, одновременно произведя Бека, в качестве прощального подарка, в генерал-полковники. На освободившееся место начальника генштаба был назначен генерал Франц Гальдер. Впрочем, замена была та еще: при вступлении в должность Гальдер заявил Браухичу, что точно так же, как и его предшественник, отрицательно относится к планам фюрера развязать войну, более того, полон решимости «использовать каждую возможность для борьбы против Гитлера». Расчувствовавшийся Браухич в ответ пожал Гальдеру обе руки.

Трусость генералов, не пошедших в решающий момент на коллективную забастовку, была лишь одной из причин отставки Бека. Второй причиной его ухода стала шкурническая позиция западных правительств. В этот переломный для Европы момент Бек, на свой страх и риск, затеял собственную тайную дипломатическую игру. Он надеялся побудить Запад занять жесткую позицию в чехословацком вопросе и пригрозить фюреру войной в случае, если Германия все же нападет. Отметим особо, что с самого начала оппозиционеры ищут союзников за границей: кто-то на западе, а кто-то, как увидим позднее, на востоке – но ищут обязательно.

Итак, в марте и апреле 1938 года сообщник Бека, бывший бургомистр Лейпцига Карл Герделер дважды посещает Париж. Он пытается убедить французское правительство нажать на Гитлера – но оба раза получает уклончивый ответ. Стоит ли удивляться: французское демократическое правительство только что «сдало» Испанскую республику, а теперь точно так же «сдает» и Чехословакию.

Не останавливаясь на этом, Герделер едет в Лондон, где встречает просто феноменальный прием. Его предложения настолько изумили сэра Роберта Ванситтара, главного дипломатического советника британского министра иностранных дел, что тот воскликнул: «Да ведь то, что вы предлагаете, это же измена родине!» Надо же, до таких чинов дожил, и никогда не видел человека, работающего против собственной страны! В общем, толку из поездок Герделера не вышло никакого.

Неудача не остановила оппозицию. 18 августа 1938 года в Англию собрался Эвальд фон Клейст-Шмениц, близкий друг Бека и Канариса. Он должен был довести до сведения английского правительства: Гитлер твердо решил развязать войну и отдал приказ о вторжении в Чехословакию после 27 сентября. А также сообщить, что фюрер добивается гораздо большего, чем покорение одной страны, – он рвется к мировому господству. Тайный посланец вез и план, как избежать войны. Для этого Англия всего лишь должна твердо заявить, что она и западные державы не блефуют, а действительно выступят против Германии. По мнению заговорщиков, это заявление могло бы привести к свержению Гитлера. Бек напутствовал своего друга перед отъездом: «Привезите мне твердые доказательства, что Англия будет воевать в случае нападения на Чехословакию, и я прикончу этот режим». Как видим, за это время он вполне успешно преодолел рубеж, отделяющий оппозиционера от заговорщика.

Клейст-Шмениц полностью выполнил возложенное на него поручение. В Лондоне он встретился с тремя виднейшими представителями официальной и неофициальной британской дипломатии – Уинстоном Черчиллем, Дэвидом Ллойд-Джорджем и Робертом Ванситартом – и имел с ними продолжительную беседу. Заявление представителя Бека было доведено до сведения самого премьер-министра Англии Невилла Чемберлена. Однако ответом на ясные предложения генерала стало либо молчание, либо уклончивые ответы. Вывод из этого можно было сделать только один: Англия не собирается противодействовать Гитлеру в его экспансии на восток.

Однако оппозиция не видела иного выхода, и Лондон продолжал оставаться Меккой для эмиссаров несогласных с Гитлером кругов. Всего через 14 дней после Клейста туда же с аналогичной миссией выехал промышленник Ханс Бем-Теттельбах. Не успел он вернуться, как по инициативе Бека и конспиративной группы в германском МИДе были предприняты новые, уже совершенно отчаянные шаги. В ночь на 7 сентября советнику немецкого посольства в Лондоне Тео Кордту удалось прорваться к английскому министру иностранных дел лорду Галифаксу. Кордт заявил своему изумленному собеседнику, что сейчас он разговаривает с ним не как официальный представитель германского правительства, а как частное лицо и «представитель политических и военных кругов Берлина». Советник говорил открытым текстом. Он подтвердил, что нападение Германии на Чехословакию – дело решенное, и передал ему предложение генерала Бека и его сторонников: если Англия заявит о своей готовности поддержать Чехословакию, то в случае, если Гитлер все же начнет военные действия, генеральская оппозиция выступит против фюрера.

Статс-секретарь министерства иностранных дел Эрнст фон Вайцзеккер, глава группы заговорщиков из германского МИДа, попросил Верховного комиссара Лиги Наций в Данциге Карла Буркхарда использовать все свои связи, чтобы заставить Великобританию заговорить с Гитлером «недвусмысленным языком». А чтобы до фюрера хорошо дошло, прислать «незакомплексованного» недипломатичного англичанина, например, «генерала с плеткой». Как вспоминал впоследствии Буркхардт, Вайцзеккер говорил тогда «с откровенностью отчаявшегося», который ставит все на последнюю карту. И это действительно было так. Ведь узнай Гитлер обо всех этих закулисных интригах – и пощады не было бы никому.

Однако к отчаянным и настойчивым призывам немецких заговорщиков Запад оставался поразительно глух. Отчасти это объясняется тем, что английские джентльмены испытывали вполне законное недоверие к заговорщикам, подозревая их в авантюризме. Но это только отчасти, главная причина была иной. Политика Гитлера казалась английскому правительству надежно прозападной и антироссийской и вполне его устраивала. А что стало бы альтернативой режиму фюрера – еще вопрос. Ладно, если в Германии возродится монархия – а вдруг победят коммунисты? Тем более, что среди заговорщиков были последователи «восточника» Секта.

«А кто нам гарантирует, что Германия не станет потом большевистской?» – так ответил Чемберлен начальнику французского генштаба генералу Гамелену, который в драматический день 26 сентября поинтересовался его отношением к планам немецких заговорщиков. Это была роковая ошибка Чемберлена, дорого стоившая его стране, которая все-таки вынуждена была вступить в войну в 1939 году, но уже против своей воли и при ином раскладе сил.

Огромную роль сыграло и традиционное желание Запада направить агрессию Гитлера на восток, столкнуть Германию с Советским Союзом. «Побоявшись небольшого риска, мистер Чемберлен сделал войну неизбежной» – так совершенно справедливо оценил в тот решающий момент позицию Англии Карл Герделер, политический лидер немецких заговорщиков.

Именно в этом свете становится понятным, насколько трагично было положение начальника немецкого генштаба. Его предали все. Запад оставался глух ко всем его многочисленным призывам, друзья-генералы так и не осмелились на коллективную акцию протеста против фюрера, завороженные его успехами и массовым энтузиазмом народа. Подавленный этими обстоятельствами, Бек подает в отставку в августе 1938 года. Больше всего его угнетает то, что он оказался не в силах предотвратить надвигающуюся катастрофу, то есть столкновение Германии и России – то, о чем предупреждали Сект и Шлейхер.

Так оно и бывает, шаг за шагом… Попытки Бека склонить коллег на протест против безумной, по его убеждению, внешней политики фюрера, прямиком ведущей к грядущему краху (и на самом деле безумной и приведшей к краху), еще были действиями честного офицера. А его негласные контакты с представителями государств – потенциальных противников Германии в грядущей войне – были уже актом государственной измены. Именно так эти попытки воспринимались теми же англичанами – странной кажется только непонятная «разборчивость» британцев, никогда не брезговавших предателями. Однако это вполне естественно. Такова природа заговоров: их участники редко ищут поддержку внутри собственной страны, предпочитая обращаться за помощью к иностранным государствам.

Первый путч, который не состоялся

Чехословацкий кризис стал рубежом. Именно он резко активизировал деятельность оппозиционных Гитлеру групп. И то, что фюрер оказался прав, а генералы не правы, уже ничего не могло изменить.

С этого времени стал организационно оформляться и заговор военных. Они потихоньку начинают устанавливать контакты друг с другом. Оппозиционные режиму «идейные» офицеры группируются вокруг продолжателей линии Секта – Шлейхера генералов Бека и Хаммерштейна-Экворда. В МИДе имелись свои заговорщики. Существовала и довольно значительная группа промышленников, тесно связанная с английскими монополиями и по этой причине политически ориентированная на Великобританию. Возглавлял ее знакомый нам Карл Герделер, бывший в свое время обер-бургомистром Лейпцига, а затем, с 1931 по 1935 год, имперским комиссаром по вопросам цен. Разногласия с нацистами у него были не идейными – он был не согласен с некоторыми их мерами по государственно-монополистическому руководству экономикой. Впрочем, никто к нему никаких санкций не применял, просто комиссар уперся – и дело кончилось отставкой. Герделер был связан с такими магнатами, как банкир Шахт, крупные промышленники Рейш, Бош и рядом других лиц, имевших солидный вес в экономическом мире. Это была, если можно так сказать, их «Промпартия».

Очень влиятельным центром заговорщиков была военная разведка – абвер. Возглавивший его в 1935 году адмирал Вильгельм Канарис занимал двойственную позицию. С одной стороны, как глава военной разведки, он вынужден был участвовать во многих неблаговидных акциях нацистского руководства. А с другой – поддерживал дружеские контакты с лидерами заговорщиков, в беседах с ними критиковал правящий режим и негласно помогал своим подчиненным, которые на протяжении 5–6 лет являлись главными действующими фигурами заговора. Среди конфиденциальных собеседников Канариса были достаточно серьезные люди: заместитель министра иностранных дел Вайцзеккер, полковник Шмундт, группенфюрер СС Артур Небе, Карл Герделер, юристы Гельмут фон Мольтке и Ганс фон Донаньи, консерватор Фабиан фон Шлабрендорф и дипломат-разведчик Ханс Бернд Гизевиус. Один из собеседников Канариса впоследствии вспоминал, что в конце одной из встреч адмирал сказал заговорщикам: «Не забывайте! Мы говорили здесь не об измене. Мы только обсуждали планы спасения нашей родины». (Вполне можно представить, что нечто подобное мог произнести в разговоре со своими друзьями тот же Зиновьев. А с точки зрения многих советских оппозиционеров так оно на самом деле и было.)

Постепенно главной движущей силой всего предприятия становится личный друг и заместитель Канариса, полковник абвера Ганс Остер.

Угроза новой большой войны стремительно нарастает, и Остер развивает бурную деятельность. Не успел новый начальник генштаба Гальдер въехать в освободившийся кабинет Бека, как полковник является к нему (кстати, старому другу и сослуживцу) и открыто спрашивает: готов ли он, Гальдер, участвовать в военном перевороте? Ненавидя в душе Гитлера, которого в тесном кругу он именовал не иначе как преступником, душевнобольным или кровопийцей, Гальдер соглашается. По предложению Остера он проводит секретные переговоры с банкиром Ялмаром Шахтом относительно формирования нового правительства и завершает все приготовления до 15 сентября 1938 года. Совместно с Остером начальник генерального штаба составляет план военного переворота. Само выступление намечено на конец сентября.

Первоначально предполагалось арестовать Гитлера после его возвращения с Нюрнбергского партсъезда. Затем Гальдер предпочел связать воедино переворот и войну и решил, что сигналом к началу действий послужит приказ фюрера двинуть войска на Чехословакию. Кроме Гитлера, заговорщики планировали арестовать ряд других ведущих функционеров нацистского режима, захватить помещения гестапо, СС, СД, а также радио, по которому прочесть заранее подготовленный текст обращения к населению.

Заговор, как и большинство ему подобных, был сугубо «верхушечным». В него входило достаточно большое количество высших офицеров – прусские вояки, составлявшие основу вермахта, внешне лояльные, в душе были враждебны Гитлеру, который по-прежнему оставался для них выскочкой и «ефрейтором». Согласие на участие в военном перевороте дали генерал Эрвин фон Вицлебен, командующий третьим военным округом (Берлин – Бранденбург); граф Эрих фон Брокдорф-Алефельд, командир размещенной в Потсдаме 23-й пехотной дивизии; полковник фон Хазе, командир 50-го пехотного полка (Ландсберг-на-Варте); командующий расквартированной в Тюрингии танковой дивизии генерал Эрих Гепнер; командующий немецкими войсками на западе генерал Вильгельм Адам. Участие в заговоре полицай-президента Берлина Вольфа-Генриха фон Гельдорфа и его помощника Фрица фон Шуленберга гарантировало содействие столичной полиции. Кроме того, им должен был помогать начальник 5-го управления РСХА (криминальной полиции) группенфюрер СС Артур Небе. (Для того, чтобы наглядно показать роль Небе в нацистской иерархии, отметим, что 4-е управление РСХА (гестапо) возглавлял его старый друг еще по службе в мюнхенской криминальной полиции Генрих Мюллер, а 6-е управление (внешнюю разведку) – не менее знаменитый Вальтер Шелленберг. Такой величины была эта фигура.)

По замыслу большинства заговорщиков, после ареста Гитлера следовало предать суду. Участвовавший в заговоре советник имперского суда Ганс фон Донаньи еще с 1933 года тайно готовил материалы для процесса над фюрером. Кроме того, для подстраховки полковник Остер установил контакт с заведующим психиатрическим отделением знаменитой берлинской клиники «Шарите» профессором Карлом Бонхоффером, который в случае необходимости должен был возглавить врачебную комиссию и объявить фюрера германской нации Адольфа Гитлера душевнобольным. (До чего же все похоже! Среди подсудимых третьего московского процесса были и врачи. И не будет очень удивительно, если окажется, что кто-нибудь из наших оппозиционеров тайно готовил материалы для процесса над Сталиным.)

Все же немцы есть немцы. Гальдер, будучи начальником генштаба, не имел права непосредственно отдавать приказы армии – та подчинялась генералу Вальтеру фон Браухичу Обычно путчисты легко справляются с такими мелочами, а немецких заговорщиков это смущало. Очень многое в их плане зависело от вечно колеблющегося командующего сухопутными силами. Хотя 27 сентября им и удалось заручиться согласием Браухича, но все это было как-то уж слишком ненадежно. Тогда Остер и Гизевиус все же додумались до простого решения: на всякий случай договорились с генералом Эрвином фон Вицлебеном о том, что он, в случае необходимости, начнет переворот и без приказа сверху.

План действий был прост, как три пфеннига. Подчинявшийся Вицлебену «ударный отряд» (по сути, спецназ) штаба столичного корпуса должен был в нужный момент ворваться в рейхсканцелярию и арестовать фюрера. Во главе «группы захвата» стояли сотрудники абвера – бывший террорист и руководитель организации «Стальной шлем», известный специалист тайной войны Фридрих Вильгельм Гейнц и морской капитан Франц Лидиг. Усиленный сочувствующими заговорщикам молодыми офицерами, студентами и рабочими, ударный отряд насчитывал до трехсот человек. По просьбе полковника Остера адмирал Канарис распорядился выделить «ударникам» карабины и взрывчатку.

Гейнц был человеком трезвомыслящим и конкретным, а посему внес в планы заговорщиков свои коррективы. Идею суда над Гитлером или помещения его в лечебницу он считал абсолютно нереальной. «Один Гитлер сильнее Вицлебена со всем его армейским корпусом», – заявил он Остеру. Вдвоем они разработали план «заговора внутри заговора». Втайне от остальных путчистов Гейнц приказал своим людям не арестовывать фюрера, а сразу пристрелить его во время захвата. Ну так вышло, что ж теперь поделаешь!

К началу агрессии против Чехословакии все было готово. Заведовавший аппаратом министра иностранных дел Эрих Кордт (брат встречавшегося с Галифаксом Тео Кордта) вместе с Шуленбургом должны были проследить, чтобы большая двойная дверь за спиной часового, стоявшего у входа в рейхсканцелярию, была открыта. Размещенный по частным квартирам ударный отряд в полной боевой готовности ждал сигнала. Вицлебен находился у Гальдера в здании ОКВ, а Браухич отправился в здание правительства, чтобы услышать решение Гитлера.

Однако все развивалось отнюдь не по предписанному. Нет, заговорщики были полностью готовы к действиям. Подкачал повод. Фюрер вдруг пошел на то, чтобы разрешить международный кризис путем переговоров. Посредником выступил Муссолини, в Германию прилетел английский премьер Чемберлен, и это смешало карты путчистов. Все действия были отложены, решили ждать результатов конференции. Мюнхенский сговор, таким образом, принес Гитлеру не только внешнеполитический триумф, но и спас ему жизнь. Заговорщики делали ставку на неизбежный международный провал фюрера и предполагаемую твердость Запада, но Гитлер победил, а хваленые западные демократии оказались мягче воска в его руках. Эта победа резко повысила симпатии германского генералитета к фюреру, и заговорщики сочли за благо отложить свои планы – ненадолго…

Другие путчи, также не состоявшиеся

Не прошло и года, как Гитлер вновь подвел Германию, как показалось генералам, к краю пропасти. Он полным ходом начал подготовку к нападению на Польшу. Ни одно добропорядочное немецкое сердце не испытывало ни малейшей симпатии к этой стране – но Польша имела договор о взаимопомощи с Англией и Францией! В воздухе опять запахло войной на два фронта, которой пуганые еще в Первую мировую войну германские генералы боялись больше всего. Снова заговорили о том, что фюрер ведет Германию к пропасти, и тут же, по привычному сценарию, путчисты возобновили свою деятельность.

И снова они начали с завязывания негласных контактов с англичанами. Запомним на будущее: ограниченные в возможности получить поддержку в собственной стране, заговорщики всегда ищут ее за границей. У них просто нет другого выхода.

20 марта 1939 года уже знакомый нам близкий друг генерала Бека и адмирала Канариса, лидер прусских консерваторов Клейст-Шмениц – тот самый, который ездил в Лондон в 1938 году, – передал английскому журналисту Яну Кольвину сообщение о том, что Гитлер намеревается напасть на Польшу. Журналисты, особенно британские, в то время сплошь и рядом имели «вторую специальность», и предупреждение прямым ходом ушло в Лондон. Затем Герделер и Шахт срочно отправились в Швейцарию, где в конце марта 1939 года встретились с неким лицом, близким правительствам Англии и Франции. Поскольку устраивал встречу абверовец Гизевиус, по роду работы тесно связанный с американской и английской разведками, совершенно ясно, что это было за «лицо». Через него они информировали Запад, что Гитлер намеревается двинуться на восток, собираясь после Данцига и Варшавы захватить Украину и Кавказ. Но что могли иметь Британия и Франция против такого развития событий?

14 июля 1939 года, практически накануне начала войны, руководителю британской военно-морской разведки нанес визит подполковник фон Шверин, очередной эмиссар Гальдера. Он детально объяснил англичанам, как предотвратить нападение Гитлера на Польшу: послать эскадру боевых кораблей в Балтийское море, перебросить во Францию две дивизии и группу тяжелых бомбардировщиков и, наконец, ввести в состав кабинета Чемберлена Уинстона Черчилля. Еще до графа Шверина в Лондоне побывал другой посланец Гальдера, офицер германского генштаба Бом-Теттельбах, который тайком навестил заместителя военного министра и ряд других высокопоставленных деятелей, пытаясь выяснить у них, как Англия относится к «польскому вопросу».

Оба эмиссара ничего не добились. Их собеседники в самых общих словах заверяли, что Англия выступит в защиту Польши, но не давали никаких конкретных обещаний. Польшу сдали точно так же, как незадолго до того сдали Чехословакию.

Английская уклончивость дорого стоила Великобритании и всему остальному миру. В 1945 году, попав в плен к союзникам, Бом-Теттельбах на допросе заявил, что его начальник, генерал Гальдер, арестовал бы Гитлера в августе 1939 года – если бы был уверен в поддержке англичан. Той поддержке, которую он не получил. Так что британцы, получается, сами себя перехитрили.

Начальник генштаба был не единственным человеком в Германии, тайно информировавшим Запад о планах фюрера. Тем же занимался и руководитель военной разведки. Через одного из своих друзей Канарис во второй половине июня 1939 года передает англичанам секретные сведения: Гитлер нападет на Польшу вскоре после 26 августа. Не оставались в стороне и заговорщики в МИДе: барон фон Вайцзеккер через поверенного в немецких делах в Лондоне Эриха Кордта предупредил о том же сэра Ванситарта. Эта деятельность в просторечии уже называется не «связями с заграницей», а шпионажем. (Вспомним в этой связи обвинения в шпионаже на «московских процессах» – те обвинения, которые даже историки «сталинистского» толка считают высосанными из пальца. Как видим, шпионажем – причем добровольным и бескорыстным – могут заниматься люди, сидящие на очень высоких постах. Если бы Гитлер тогда докопался до заговора, «берлинские процессы» по статусу обвиняемых не уступали бы московским.)

Чтобы подтолкнуть недоверчивых англичан к активным действиям, полковник Остер даже состряпал фальшивку – стенограмму речи Гитлера на совещании военных, якобы составленную неким офицером генштаба. Подложная речь пестрела бранью и призывами к мировому господству. 25 августа подделку подбросили в английское посольство в Берлине, однако его сотрудники не отнеслись серьезно к анонимной записи. Англичане отмолчались…

…Итак, заговорщики остались одни. Все же в конце августа, перед самым началом Второй мировой войны, они стали готовить планы нового военного переворота. В обсуждении участвовали уже известные нам Гизевиус и Шахт, а также близкий друг Бека и ученик Секта генерал Георг Томас, начальник Военно-экономического управления ОКВ. (Кстати, в одном из своих меморандумов 1939 года генерал открыто предупреждал, что нападение Германии на Польшу будет иметь своим следствием мировую войну, выдержать которую в материально-техническом отношении Германия не сможет. В соответствии с заветами Секта и Шлейхера, генерал Томас особенно предостерегал против войны с Советским Союзом, указывая на его гигантский военный и экономический потенциал). Гизевиус, Шахт и Томас, видя приближение очередного рокового момента во внешнеполитической деятельности Гитлера, вновь захотели использовать его. Они явились к Канарису, чтобы подтолкнуть того: мол, не пора ли начинать? Но хитрый адмирал и на этот раз свел дело к одним разговорам.

Впрочем, это был не единственный план военного переворота, судорожно появившийся на свет в то время. Уже после того, как война в Польше началась, в сентябре 1939 года, свой план действий составил генерал Хаммерштейн-Экворд. Вновь призванный в армию и командующий армейской группой на западном фронте, генерал собирался арестовать Гитлера, когда фюрер приедет в его штаб, расположенный в Кельне. Впрочем, в этом плане было одно слабое место: фюрер ведь мог в Кельн и не приехать. И на самом деле не приехал – так вот Европе не повезло…

Ученик Секта и ближайший друг Шлейхера, Хаммерштейн-Экворд умел предвидеть события. Едва лишь нацисты пришли к власти, как уже в ноябре 1933 года он заявил одному из своих друзей, что не желает участвовать в войне против русских. Когда же в 1939 году мировая война началась, он неоднократно говорил своим друзьям, что Германия должна ее проиграть, ибо только так она сможет избавиться от нацистов. Никаких иных возможностей избавления от гитлеровского режима он не видел. (Запомним на будущее: пригодится, когда пойдет речь о «деле Тухачевского»). Впрочем, он был не один такой. Например, адмирал Канарис говорил своим ближайшим помощникам: ужасно, если Германия потерпит поражение, но еще ужаснее, если Гитлер одержит победу.

Хаммерштейн-Экворд вскоре был уволен в отставку. Он продолжал активную заговорщическую деятельность, однако возможности были уже не те. Способности же своих «братьев по заговору» он оценивал весьма скептически, чтобы не сказать большего! Пожалуй, фраза, сказанная одному из единомышленников, говорит именно о «большем»:

«Господи, Пехель! Меня, старого солдата, эти люди сделали антимилитаристом!»

Молниеносная победа над Польшей, при полной пассивности Запада, резко изменила, наконец, отношение генералитета к фюреру. Его предвидения вновь и вновь оказывались верными. А уж Польшу-то германские военные ненавидели со всей страстью! Поэтому когда в конце октября – начале ноября 1939 года 2-й обер-квартирмейстер Первого генерального штаба Карл фон Штюльпнагель (один из активных участников нелегального советско-германского сотрудничества 20-х – начала 30-х годов) осторожно прозондировал настроения командного состава, то всего лишь два генерала – Вильгельм фон Лееб и Эрвин фон Вицлебен – дали свое согласие на участие в акции против нацистской верхушки. Планы переворота пришлось отложить до более благоприятного момента.