Текст книги "Я вас не слышу"

Как-то, забежав за Надей после уроков, Мария нашла Киру в подавленно-отрешенном состоянии. Это было так на нее не похоже. Кира, как никто, умела собраться, иногда могла быть жесткой. Такая уверенная в себе, эта женщина всегда знала, как и что делать дальше, куда двигаться.

– Что-то стряслось, Кира?

Кира сидела за партой, опустив голову на руки. Мария никогда не видела такой Надину учительницу. Полная Кира всегда была какой-то подтянутой, казалась крепко сбитой. А тут сразу словно растеклась, видны стали некрасивые складки.

– Ой, Маша, не спрашивай. Мне нужно принять очень непростое решение. Не знаю, как и поступить. Ничего не знаю, совсем в своих мыслях запуталась.

Кира обхватила голову руками и уставилась в поверхность стола, Маша присела рядом.

– Кира, милая, что случилось?

– Понимаешь, речь идет не только обо мне. Даже не представляешь, как мне трудно. Не могу ничего говорить, потому что это должно стать только моим решением. Все нужно взвесить, я не имею права сейчас слушать чьи-то советы.

В глазах у Киры блеснули слезы, руки тряслись. Кира, всегда такая решительная! Что это? Мария не представляла, как можно помочь. Кира, вытирая глаза, продолжила:

– Хотя выбора-то у меня уже и нет… Это только говорится, что выбор есть всегда. Но, знаешь, бывают такие ситуации, что…

Кира подняла глаза.

– Прости меня, мой хороший. Я тебе все расскажу, когда буду уверена.

– Кир, хочу, чтобы ты знала: если что нужно, помогу чем смогу.

– Спасибо, Машуня, спасибо тебе, солнышко. Я знаю, как вы с Надюшей ко мне относитесь.

Надя тоже была озабочена состоянием своей учительницы.

– Мам, а что с Кирой? Может, влюбилась? А что? Она не старая, вы же ровесницы? Мамочка, я за нее так переживаю. Если она от меня уйдет, я этого не перенесу! – Дочь надкусила бутерброд и, не жуя, уставилась в испуге на мать. Они ужинали и обсуждали дневные новости. Настроение Киры Владимировны стало самой болезненной темой.

Мария усмехнулась про себя: почему-то дочь никогда не интересовалась личной жизнью своей мамы. Надя привыкла, что Мария существует только для нее. А может, Света права, и Мария действительно все свои интересы заменила Надиными? Фраза дочери почему-то больно резанула Марию, даже появилась обида на учительницу. Ничего себе, а ведь Надя и видит-то ее всего три раза в неделю! Мария же отдает дочери всю себя без остатка.

Да, Киры действительно много, права она была, когда о себе говорила. А ведь других подробностей Мария о ней не знала. Что, собственно, Кира о себе рассказывала? Очень немного, только то, что приехала она из Кирова, там остались все родственники. Про свою личную жизнь учительница никогда не распространялась. Да и сама Машу никогда о личном не расспрашивала. Хотя ее и спрашивать нечего: и так понятно – она вся в дочери.

Через какое-то время Кира Владимировна пропала. В школе сказали, что она написала заявление за свой счет. Надя запаниковала, вместе с ней и Мария.

– Так и знай, у другого педагога заниматься не буду! – заявила Надя.

Как всегда, сказала тихо, ровно, но Мария тут же поняла – это серьезно.

Мария уже пожалела о своих дурацких мыслях. Тоже мне, ревновать собственного ребенка! К кому? К учителю! А что Надя без учителя? Да ничего! Кира научила ее всему. Научила слушать музыку, работать! Они уже выбрали программу для поступления в училище. И что теперь?

У них уже был период, когда Кира серьезно заболела, попала в больницу; было понятно, что класс остается без педагога как минимум на месяц. Ребятам нашли замену. И что? Надя чуть было не бросила музыкальную школу! Эмоции? Но с ними приходилось считаться. Надя – неординарная девочка, а Кира нашла к ней подход. Откровенно говоря, как и Надя нашла подход к Кире. В последнее время они общались практически на равных.

В дирекции школы просили не волноваться: все равно до окончания учебного года оставалась неделя, а к сентябрю все решится.

Только родитель, который зациклен на успехах своего ребенка, способен понять, что испытала тогда Мария.

– А если Кира Владимировна не вернется?

– А у нас в школе не только Кира Владимировна работает! У нас и другие педагоги ничем не хуже! – Завуч говорила немного резче, чем обычно.

Мария знала, что Киру не очень жаловали в школе. Может, из-за того, что она держалась обособленно, или раздражали ее новаторские методы, да и произведения Кира выбирала для своих учеников не всегда в рамках школьной программы. Для нее идеалом служила опальная пианистка Мария Юдина с программными Стравинским и Шостаковичем. Мария знала: не все родители учеников в восторге от Киры. Она запросто могла накричать, даже стукнуть ребенка по рукам. И для Марии первые Надины занятия у Киры Владимировны стали шоком. Жалко было свою дочь, казалось, что педагог несправедлив к ней. Потом уже пришло понимание: по-другому нельзя. Метод кнута и пряника придуман не зря. Одними пряниками ничего не добиться. Где-то нужно отругать, где-то напугать, а потом и искренне восхититься.

– Нет, нет, вы не подумайте, я ничего не имею против Киры Владимировны. Она – творческий педагог, и если уж наша Кира находит контакт с ребенком, то выращивает бриллиант. Надя – девочка крепкая, – завуч прокашлялась, – но я не очень довольна тем, как она выступает на концертах. Техника безукоризненна, но не хватает яркости. Но это пока! Она же еще практически ребенок. Вот влюбится и заиграет совершенно по-другому. – Завуч улыбнулась Марии. – Подождем. Мы вас не бросим, не волнуйтесь.

У Марии совсем голова пошла кругом. Она уж и не знала, что думать. То ли завуч ей намекала, что нужно искать нового педагога, и Кира не может до конца раскрыть Надиного дарования, то ли она давала ей понять, что из ее дочери толка не будет. Вот только про любовь Мария ничего не услышала. Господи, вот только любви нам и не хватало.

Телефон Киры не отвечал, Надя на каникулы уехала к бабушке в Ярославскую область. Ноты взяла с собой: в поселковом клубе стоял рояль и довольно приличный. Мария не сомневалась, что Надя занимается регулярно, это стало нормой жизни.

Кира вернулась через месяц, с ней была девочка лет двенадцати. Такой несформировавшийся чернявый подросток. Мария встретила их случайно, в булочной на Московском проспекте. Девочка смотрела на Марию затравленно, пряталась за Киру, все время держала ее за руку. Прямо волчонок!

– Машенька, знакомься, а это моя Ася.

Ни объяснений, ни извинений. Они тут с ума сходят, разыскивают ее, у Нади чуть нервный срыв не случился, а Кира улыбается себе спокойно, как будто только вчера расстались!

Ася называла Киру мама-Кира. Какая мама, какая Ася?! У Киры детей не было, это Мария знала наверняка. Был у Марии с Кирой на эту тему разговор. И тоже не очень простой. Не могло быть детей у нашей Киры. Может, от этого такое неровное отношение к чужим детям?

– Как Надюша, все нормально? Уже у бабушки? Надеюсь, занимается? Ну, собственно, я в нашей Наде не сомневаюсь. Я такие ноты нашла! Удача! Одним словом, удача!

Кира вела себя как ни в чем не бывало. Мария и радовалась, что вот она – Кира, и занятия Надины продолжатся, и не могла взять в толк, что произошло. Почему Кира не позвонила, не написала? Как могла вот так запросто бросить людей, которые на нее рассчитывали?!

Они не встречались с Кирой целое лето. Все это время Мария пребывала в полной панике! Она ничем не могла помочь дочери в занятиях, только морально ее поддерживала. А Надя еще ребенок, ее нужно направлять. Мария нервничала. А может, права завуч, и нужно искать другого педагога? В первый раз Мария задумалась, а правильный ли путь они с Надей выбрали? Вот откажется от них Кира, и что делать, куда бежать?

Все же решили ждать до конца августа. В конце концов у них еще есть достаточно времени для того, чтобы изменить решение.

И вот Кира вернулась; слава богу, проблема была снята с повестки дня. Мария решила не копаться в прошлом, не разбираться, что и как. Надя верит своей учительнице и хочет учиться только у нее. Ну что ж, остается только надеяться, что все позади, что больше таких срывов Кира себе не позволит.

Несколько раз Мария брала в руки телефонную трубку, набирала номер Киры и, не дождавшись ответного сигнала, опускала трубку на рычаг. А что она скажет? Кира при встрече всем своим видом давала понять – она не хочет обсуждать создавшуюся ситуацию. Надо же, подруга. Хотя, собственно, подругой ее считала Мария, сама же Кира всегда держала дистанцию. Здесь мы вместе, а вот здесь – только мое. И ни на шаг никого не подпущу к этой запретной территории. Значит, исчезновение Киры так и останется загадкой для всех. Что? Почему? Кто такая эта Ася?

Хорошо, что есть Светка. Вот она – открытая книга. Да, с ней музыку не обсудишь: она в этом ничего не понимает, но она никуда и не исчезнет внезапно из их жизни, это уж точно. Всегда поддержит и ее, и Надю.

А Кира остается Надиной учительницей, не будем об этом забывать.

С сентября занятия продолжились как ни в чем не бывало. Надя много играла Баха и Моцарта. Мария заметила, как настроение учительницы влияет на выбор программы для ее учеников. Правильно ли это? Если раньше Мария безоговорочно доверяла Надиному педагогу, то после странного исчезновения, неожиданного появления взрослой дочери она стала относиться к Кире с опаской.

На серьезный разговор Кира Владимировна решилась лишь спустя месяц. Она понимала: Маша ждет объяснений. Невозможно было и дальше делать вид, что ничего не произошло. Мария постоянно смотрела как-то вопросительно. Ничего не спрашивала, просто ждала, когда Кира сама заговорит. Ничего удивительного в проявляемом к педагогу интересе не было: ведь Кире родители доверяют самое дорогое, что у них есть, – детей. А еще надежду. Взять, к примеру, Машу. Кира сама внушила ей, что у нее растет талантливая дочь, и теперь Мария ждет результатов. Она не сидит, сложа руки, она работает вместе с дочерью, во всем поддерживает учительницу. Появившаяся брешь в отношениях могла повредить учебе.

Кира начала сразу, безо всяких предисловий:

– Асю я удочерила. Ой, Маша, эта такая длинная и запутанная история. Но мне нужно выговориться. Так что садись и слушай.

Сама Кира сидеть не могла, она все время шагала вокруг письменного стола в своем кабинете, нервно теребя кисти роскошного павловопосадского платка.

– Мы дружили с Тамарой, Асиной мамой. В одном классе учились, так называемые подруги детства. Все тайны друг другу доверяли, ухажеров обсуждали. Так получилось, что Томка родила без мужа. Понятное дело, с головой ушла в пеленки-распашонки; от меня это все было далековато, и на какой-то период мы друг друга потеряли из вида. А потом жизнь свела нас снова. Вот тут-то Тамара и попросила позаниматься с Асей музыкой: ей казалось, у дочери есть способности. Способности действительно были, и я ринулась в бой. Ну, ты меня знаешь. Вся растворилась в девочке. Аська готова была петь, играть на пианино день и ночь напролет. Тамара много работала, ей было не до дочери. А когда наконец опомнилась, то Ася говорила только обо мне, идти с Тамарой без меня никуда не хотела, ехать отдыхать не желала; в общем, сложилась совершенно дикая ситуация. Я понимаю, что была виновата сама. Я вторглась в чужую жизнь. Это был не мой ребенок. Я была просто учительница. А мама есть мама, и нельзя переступать черту. Я не задумывалась, молодость, что тут скажешь. С Асей было интересно, и я видела, что девчонка-то, по сути, одна и матери рядом почти не бывает – место практически свободно. Ну, вот я его и заняла.

Мария слушала Киру и была на стороне Тамары. Теперь понятно, почему учительница отказалась заниматься с Надей дополнительно, и те ее слова вспомнились: «…Меня слишком много, я займу все пространство». И ведь она сама тоже ревновала Надю. Не признавалась даже себе, ругала себя за дурные мысли, но ревновала! Марии были неприятны восторженные реплики дочери в адрес ее учительницы.

У нас, к сожалению, нет института гувернанток. Приходит чужой человек в дом. Он должен найти контакт с ребенком, понравиться ему. И иногда возникшая симпатия заслоняет цель его появления. И возникает такая вот перевернутая ситуация. Мария попыталась отвлечься от своих мыслей и вернуться к рассказу Киры. Что же произошло?

Кира продолжила. Она, видимо, поняла настроение Марии.

– Маш, не осуждай меня, я не делала ничего специально. Так сложилось. Я просто очень много времени проводила вместе с ребенком. Когда Тамара поняла, что произошло, она позвонила мне и сказала, чтобы я не смела и на пушечный выстрел подходить к ее дочери, чтобы я исчезла из их жизни. Было непросто. Аська звонила, плакала, умоляла встретиться. А я понимала, что уже наделала достаточно глупостей и не имею никакого морального права и дальше разрушать чужую семью, все равно они – мать и дочь, они друг другу родные. Да, Тома, может, не уделяла дочери должного внимания. Но она же одна ее воспитывала, кроме нее, денег-то ведь никто не зарабатывал! Она же и ради будущего Аси старалась. Только сейчас я понимаю, что и про болезнь свою Тамара уже знала, хотела хоть что-то дочери оставить. А тут я, как слон в посудной лавке, чуть все не растоптала. Это ведь легко – пришла, как праздник, два часа попела, поиграла, а мать вечно со своими упреками: «То не сделала, это не успела». Да нет, мне, конечно, тоже легко не было: это тяжелый труд – ребенка учить. Но все равно, в том, что Ася так ко мне привязалась, я одна виновата.

Кира посмотрела на Марию. А та продолжала примерять ситуацию на себя. Боже, боже, как хорошо, что Кира сейчас все это говорит. А ведь как легко стать мамой-цербером. И у них в семье ситуация похожая. Мария много работает, она не может не работать. Она одна воспитывает дочь. Она старается быть для Нади другом. Но как же страшно: неужели вот так чужой человек может прийти, очаровать и увести. И ребенок мгновенно забудет, что для него сделала родная мама?

– Ситуация сложилась очень непростая. Кстати, это было одной из причин, по которым я переехала в Ярославль. Все это время мы не общались, страсти, как мне казалось, улеглись. Я сама не делала попыток обнаружить себя, и с той стороны не происходило попыток сблизиться. Нет так нет. А в конце мая мне позвонила Ася и сказала, что мама умерла. Звонок раздался в 4 утра, Ася рыдала в трубку, Тамара умерла дома. Она не в «Скорую» позвонила, а мне. В 12 я была уже у них. Летела, как сумасшедшая. Маша, ты не представляешь, что я увидела. Тамара умирала мучительно. А отсюда – запах, грязь…Что там мог сделать ни к чему толком не приученный подросток? Сама Аська – потерянная, голодная. Не передать. Она ведь Надина ровесница, а выглядит лет на десять.

Кира начала плакать.

– Прости, не могу все это вспоминать. Все пришлось брать на себя: и похороны, и поминки, – у Тамары никого не было, – а главное, нужно было решать, что будет с девочкой. Никаких распоряжений Тамара не оставила. Мне пришлось вернуться в Ярославль, меня же никто с работы не отпускал. Ася рыдала в аэропорту, умоляла взять ее с собой. Я ее уверяла, что быстро доделаю свои дела, приеду обратно, и мы все решим. Ну и вот.

Кира наконец села. Видимо, она рассказала самое сложное, и ей стало легче.

– Отговаривали меня все. И родственники, и опекунский совет. Только я видела, как на меня надеется Аська и как она мне верит. И не могла я ее подвести. Папа мне говорил: «Не делай глупостей! Представляешь, какую ты берешь на себя ответственность! Ты же свою жизнь этим перечеркиваешь. Это-то ты понимаешь? Потом, кто сказал, что ты можешь быть хорошей матерью?! Учительницей – да. А мать – это совсем другое. Не делай этого! Жалость – это плохой советчик».

Кира вытирала слезы, которые текли по ее лицу. От жалости к себе, к Асе, от того, что пришлось пережить?

– Маша, у меня не было другого выхода. Выбора не было. Правильно это или нет, жизнь рассудит. Ну вот, будем жить. …Проблем миллион, Аську нужно срочно в школу устраивать. Там, у нас в городе, я договорилась, ее квартиру продадут, здесь на эти деньги я ей могу купить нормальную двухкомнатную квартиру. Но это уже все детали. Главное позади, решение принято.

Мария слушала Киру и думала, а как бы она поступила на ее месте? Трудно сказать. На этот поступок нужно очень много сил. Хотя в жизни порой возникают такие ситуации, когда от нас уже мало что зависит. И надо просто эти резервы в себе находить. Теперь Мария понимала, что, когда видела весной потерявшую себя и мечущуюся Киру, та уже не стояла перед выбором: выбор был сделан. Она искала в себе тот внутренний стержень, который должен был помочь действовать. Сейчас перед Марией сидела совсем другая женщина, твердо знающая, что приняла единственно правильное решение. А слезы? Ну, когда-то ведь и Кира имела право побыть слабой.

Отношения Киры и Марии восстановились, но Мария видела: Кире тяжело. Это действительно так: одно дело – учить чужих детей, давать советы, быть воспитателем на час, совсем другое – взять на себя ответственность стать настоящей мамой.

Мария рассказала историю про Асю Наде. Она всегда и всем делилась с дочерью. Может, это было и не совсем педагогично. Дочь должна оставаться дочерью и не переходить в разряд подруг. Так вроде должно быть. Но кто знает, как правильно? Мария советовалась с Надей, и если уж принимала решение сама, то все равно проговаривала с Надей все важные моменты. Мария была уверена: если она будет откровенна и честна с Надей, то в ответ получит то же самое.

Почему-то Надя испугалась:

– Мам, а ведь Кира – взрывная, невыдержанная. Она своей энергией зажигает, но на следующий день может перечеркнуть вчерашнюю идею. Она непоследовательна, перескакивает с одной мысли на другую.

– Тебе с ней сложно?

– Я привыкла, и потом, меня Кира любит. Она меня выбрала и любит. А вот Веру Никифорову постоянно до слез доводит. Мама ее приходила, так орала, мол, «я до гороно дойду, я всем расскажу, как вы тут учите. Одним – все, другим – ничего!» Как же она будет эту Асю воспитывать?

Мария думала о том же. Как же они похожи с дочерью! Мария по молодости тоже боролась за правду. Частенько ей доставалось от учителей. Подначивавшие ее подружки в итоге убегали в тень, а Марии доставалось по первое число. С годами она стала более уступчивой, научилась приспосабливаться к обстоятельствам. А Надя – нет. Принципиальная и сдержанная, она порой ставила в тупик своих педагогов.

– Надюша, что сегодня было на сольфеджио?

– Ольга Юрьевна хотела мне поставить пятерку, но я ей сказала, что не нужно этого делать, что это ты ноты переписывала.

Мария тогда закусила губу. Действительно, они ходили с дочкой в театр, Надя очень устала, и Мария буквально приказала ей ложиться спать, сказав, что сама перепишет пьесу в нотную тетрадь. Надя тогда училась в первом классе музыкальной школы, и уж сделать механическую работу за дочь Мария была в состоянии.

– И что же Ольга Юрьевна?

– Все равно поставила мне пятерку. Сказала, что прекрасно понимает ситуацию и верит в меня, в то, что если бы я делала сама, то точно бы не ошиблась.

Так было всегда. Педагоги быстро привыкали к Наде, ценили ее честность и работоспособность.

Про характер Киры можно было говорить что угодно, но она хорошо подготовила Надю к училищу, и экзамены Надя сдала блестяще.

– Яркая девочка, – с улыбкой сказала председатель приемной комиссии. Мария разрыдалась тут же, в коридоре, а вечером звонила Кире и благодарила, благодарила. Кира тоже была счастлива:

– Спасибо, мой хороший. Мне так нужны сейчас слова поддержки. Вы уж меня не забывайте.

Этого Кира могла бы и не говорить. Она была для Марии проводником в мир музыки. Именно она показала путь, она направила, была рядом в самом его начале. От первого учителя зависит многое, почти все. Полюбить музыку, поверить в себя, научиться работать. Да, Кира вложила в Надю душу, научила ее творить. Надя летала как на крыльях, она – студентка училища, первая ступень преодолена, все, как говорила Кира, теперь – только вперед. На какое-то время пропала вся сосредоточенность девочки. Она буквально прыгала на одной ножке, кружилась с мамой по комнате, подбрасывала к потолку любимого одноглазого медведя и, рухнув на свою кушетку, хохотала в голос. Таких проявлений эмоций Мария не наблюдала у дочери за все ее пятнадцать лет. Ребенок! Какой же еще все-таки ребенок. Кролик прыгучий.

К удивлению Марии, с новым педагогом, Софьей Михайловной, отношения сложились не так безоблачно.

– Технику, отрабатываем технику. Надя, твоя сила в скрупулезности. Не все могут заниматься так методично. Так отрабатывай! Куда торопишься, куда бежишь? Я против таких сложных произведений. До Стравинского еще нужно дорасти. Ты хочешь быть настоящим музыкантом?

– Хочу! – Надя действительно уже не сомневалась в своей будущей профессии.

– Тогда упорнее занимайся. Что это за пальцы? Чему тебя в школе учили? Разве удобно здесь брать средним пальцем? Переучивайся, девочка!

Такой подход стал для девочки шоком. Кира была строгим педагогом, иногда беспощадным. Но она ни секунды не сомневалась в Надином таланте, не позволяла сомневаться и самой Наде. А уж техника всегда являлась Надиным коньком! А как можно обсуждать пальцы?! Средний палец в данном конкретном случае был Надиным изобретением. Именно он давал свободу и позволял развивать виртуозность! А здесь… Не сказать, что новая учительница была безразлична. Она была ровной со всеми учениками, никак не выделяла Надю, больше говорила про недостатки, чем про достоинства. Надя плакала, в какой-то момент даже сказала:

– Наступил черный период в моей жизни. Ненавижу эту Софью! Ты только посмотри на нее. Губки поджаты, смотрит в пол, ботиночки свои разглядывает! И вечно у нее эти вздохи. Что не сыграю, она приподнимет ножки, полюбуется на носочки и вздохнет: «Ну-ну». Мам, не могу я больше слышать это «ну-ну», – рыдала Надя в голос.

Мария металась, не знала, что делать, естественно, практически каждый вечер звонила Кире:

– Кира, что делать?! Может, нужно менять педагога? Сколько лет этой Софье Михайловне? У нее просто нет терпения на все новое, свежее. Вот правду говорят: на пенсию нужно вовремя уходить, а не высиживать до ста лет! Педагог должен быть молодым, прогрессивным. Ну вот как ты!

– Ты не права, и Софье не сто лет. Что-то около восьмидесяти, это да. Она очень крепкий педагог, и ничего менять не нужно, Маша, это нормально: разные школы. Нужно привыкать. Надя была у нас с тобой в тепличных условиях. И это неправильно. Тем более у нее сейчас прибавится класс композиции, она должна аккомпанировать, играть с оркестрами, с солистами. Надя упорная. И нужно выстоять, да. В творчестве непросто.

– Навалилось, Кира, жалко ее так. Приходит, руки-ноги трясутся. Может, не ее это совсем? Ведь я ни помочь ничем не смогу, ни подсказать. Может, зря ввязались? – всхлипывала Мария.

– Ее! – Кира говорила уверенно. – Надя очень способная девочка.

Иногда Мария спохватывалась, сколько можно говорить про Надю и про свои проблемы. Ведь Кира просила ее не забывать, рассказав об Асе.

– Расскажи лучше про себя. Как ты, как Ася?

Про Асю Кира говорила с большой неохотой:

– Маш, это разговор отдельный, трудный и долгий. Я и тогда понимала, что выбираю себе другую жизнь. Нет, я ни о чем не жалею и очень счастлива. Но, безусловно, это наша с Аськой общая работа. Две сильные личности сошлись вместе. Очень многое раздражало друг в друге. Перевоспитывать обеих поздно. Не замечать – невозможно. Поэтому потихоньку. Мелкими шажками. Помнишь, как я с Надей в самом начале занималась? Сначала просто про музыку говорили, сказки рассказывали, потом мячиками в бадминтон играли, вот примерно так же.

Значит, вот так. Не просто все у нашей Киры, а Мария забивает голову Кире тем, что ее дочь недооценили. Марии в душе было стыдно, но она никак не могла сосредоточиться на проблемах Киры, думала только про себя, про свою Надю. Она верила только Кире, а Кира так умела вселить уверенность! Почему это у Нади не получится? Ну кто-то же всегда идет первым, прокладывает путь! А почему, собственно, не ее Надя?

В какой-то момент Надя собралась. Что послужило причиной? Конечно же, она советовалась с мамой, дома они разбирали каждый урок и конкретно то, к чему относились претензии педагога. Мария терпеливо выслушивала дочь, но старалась быть объективной:

– Надя, давай так. Ты терпишь полгода и не просто терпишь, а выполняешь все условия Софьи Михайловны. А может, она права, может, она готовит тебя к какому-то новому уровню? Давай, а? – Мария почти просительно заглядывала дочери в глаза.

И Надя согласилась. Перестала жаловаться, ожесточенно продолжала работать дальше. Мария удивлялась железному характеру дочери. Надя сумела перестроиться и на каком-то этапе согласилась с новым педагогом. В итоге новая учительница в нее поверила.

– А ты у нас боец. И, безусловно, очень одаренная. – Софья Михайловна по обыкновению вздохнула, но при этом отвела взгляд от носков туфель, перестала что-то искать под роялем и посмотрела прямо на Надю. Ее узкие, с сеткой морщин вокруг губы вдруг раздвинулись в подобии улыбки.

– Ну что, работаем дальше? – Учительница встала со своего стула, подошла к Наде и приобняла ее за плечи. – Давай-давай! Хлеб пианиста – он тяжелый!

На удивление, девушка увлеклась композицией. С удовольствием аккомпанировала оркестру народных инструментов. Предложили ей одной, потому что ноты были сложными. В учебной части знали: Надя разберется.

– Мам, представляешь, это же ноты для баяна. А они их даже не потрудились для фортепьяно переложить. Вот дают. На баяне же кнопки рядом, а у меня?

Каждый вечер мама и дочь чаевничали на их небольшой и уютной кухне: их привычный семейный ритуал. В отличие от коридора кухню Мария подкрашивала каждую весну, обычно на майские праздники, немного меняя оттенки светло-желтого цвета. На яичном фоне хорошо смотрелись светлые пластиковые шкафы и веселые деревянные дощечки, расписанные ярославскими умельцами. Ситцевые шторы тоже менялись каждый год. Это был традиционный подарок подруги Светки к 8 Марта. В этом году Светка сшила ситцевые занавески с морским рисунком. Веселые ярко-синие кораблики чередовались в шахматном порядке на белом фоне.

– Все равно вы никуда не ездите, вот пусть хоть эти корабли вам напоминают – мир большой и не заканчивается одной только музыкой.

– Ну, во‐первых, мы ездим, – слегка обижалась Мария, – а во‐вторых, Надя еще весь мир объездит, вот увидишь! Но занавески чудесные. Спасибо тебе! Умеешь ты видеть яркие цвета! И правда, кухня стала еще солнечней!

Мария подливала дочери чай, подкладывала со сковородки еще горячие сырники и с удовольствием слушала рассказы про училище. Как хорошо, что Надя делится с ней, считается с ее мнением. Собственно, а с кем ей еще делиться, на подруг времени не оставалось. Хотя раньше рассказов было больше. По мере взросления вопросов у Нади становилось меньше, она наконец-то подружилась с Софьей Михайловной, и теперь мнение пожилой учительницы стало для девочки истиной в последней инстанции. Мария уже не ревновала, она поняла: у каждого в этой жизни есть свое место, свое предназначение. Она все равно мама. Была и останется, и никто никогда ее место не займет.

Спустя какое-то время Мария встретила в автобусе Асю. Узнала ее не сразу. Смутно знакомой ей показалась девушка, одетая во все черное. Крашеные, неестественного иссиня-черного цвета волосы, уложенные в ирокез, выбеленное лицо, серьга в носу, куча браслетов, неопрятный вид. Потухший взгляд и ненормальная худоба. Неужели Ася? Девушка пристально смотрела на Марию, как смотрят на знакомого человека. Внезапно Мария узнала тот самый взгляд из прошлого, взгляд волчонка. И на какое-то мгновение Мария вернулась в прошлое и увидела маленькую затравленную и испуганную Асю, тесно прижавшуюся к Кире. Марии стало не по себе.

Девушка не подошла, не заговорила. Худые нервные руки, рваные джинсы, ботинки на огромной платформе. Кирина дочь? Или все-таки она ошиблась?

Мария медленно шла домой и все думала про повороты судьбы. Сколько времени она не звонила Кире? Наверное, с полгода, не виделись и того больше. Жизнь разводит людей. Права была Кира, когда просила не забывать ее. А может, Мария перестала звонить, когда почувствовала, что Кира начала отвечать холодно, не интересовалась жизнью Марии, про себя почти ничего не рассказывала? Конечно же, Мария спрашивала про Асю. Ответы всегда были обтекаемыми. Мол, у всех все сложно.

Только почему же у всех? Нет, у Марии – не так, у нее все ясно. У Нади есть цель в жизни, она знает, чего хочет. Ну конечно же! Жизнь не преподнесет ей таких сюрпризов.

Мария видела черты погибшего мужа в дочери постоянно. Вот ведь странное дело, Надя отца не могла помнить, но улыбалась, как он, так же любила сидеть, вытянув вперед и скрестив длинные ноги, даже волосы поправляла, как Володя. Но не это главное. Главное все же – настырность и желание все решить быстро и самостоятельно. Мария очень тосковала по мужу, практически стала его обожествлять, ей часто казалось: вот был бы жив, и этой проблемы бы не было, и другая разрешилась бы гораздо быстрее. Но она хорошо помнила ту его настырность и то свое глухое раздражение, когда она не могла мужа переубедить, а он не хотел вникать в ее аргументы. Ведь сколько лет прошло, вот уже и лицо Володи стало стираться из памяти, а те свои ощущения она помнила хорошо.

Представить себе не могла, что дочь окажется настолько же упрямой, и уж никак не ожидала она такого зигзага в Надиной жизни.

Музыкальное училище Надя окончила блестяще, вот только ни в какую консерваторию поступать не поехала, вместо консерватории решила выйти замуж.

– Мою историю повторяешь? Юрка тебе не пара! – Мария в себя прийти не могла от решения дочери. Она только что закрыла дверь за потенциальным зятем. – Хоть бы предупредила! Хоть бы посоветовалась! В какое положение ты меня поставила? Меня же родимчик мог хватить от таких заявлений! – Мария никогда не кричала на дочь. Никогда. А здесь как прорвало. Это даже криком назвать было нельзя, из груди вырывался какой-то некрасивый визг. Марии казалось, что это не она кричит, да и вообще вся ситуация казалась ей фарсом: такого не могло произойти в ее с Надей жизни.

– Ничего, мам, ты у меня сильная, видишь, не хватил же, все выжили! Мам, я его больше жизни люблю! – Надя оставалась на редкость спокойной, только плечами пожимала.

– Господи, да когда ж ты успела? И что ты про ту жизнь знаешь, больше жизни она его любит!

Мария никак не могла взять в толк, как такое могло произойти?! Ну да, она много работает, но, несмотря на сложный Надин характер, всегда считала, что она – друг для своей дочери, и тайн у них вроде не было. Серьезных разговоров вести с дочерью она даже и не начинала. Считала, ни к чему, рано. Была совершенно уверена: Надя увлечена учебой, по пять часов в день сидит за инструментом. А если в кино с девочками сбегает, так понятное же дело. Сама ее порой выталкивала: «Хватит эти гаммы долбить, голову тоже проветривать иногда надо», – и вот, пожалуйста.