Текст книги "Время в философском и художественном мышлении. Анри Бергсон, Клод Дебюсси, Одилон Редон"

Однако тут встает вопрос, каким путем следует двигаться к первичной интуиции философа, чтобы «вновь овладеть»[345]345
  Бергсон А. Философская интуиция. С. 173; курсив мой. – Е. P. «…ressaisir cette intuition elle-meme» (Bergson H. L’intuition philosophique. P. 82).


[Закрыть] ей (или, добавим, постичь ее по-своему во всей полноте). Ведь все же, воссоздавая образ-посредник, мы осуществляем спуск (позволю себе этот математический термин) от принципиально невыразимого к определенным средствам выражения, неизбежный спуск, при котором ясно очерчивается «несоизмеримость» «между… простой интуицией и доступными… средствами выражения»[346]346
  Бергсон А. Философская интуиция. С. 165.


[Закрыть]. Нам нужно совершить обратное восхождение к первоначальной интуиции, – даже несмотря на то, что мы видим недостижимость полного перемещения внутрь этой интуиции и слияния с ней. «Возьмем все, что написал философ, возведем эти разрозненные идеи к первоначальному образу, сведем их, замкнув в этот образ, в абстрактную формулировку, которая наполнится образом и идеями, обратимся к ней и увидим, как она, столь простая, еще больше упрощается, по мере того как мы помещаем в нее все большее число вещей; наконец, поднимемся вместе с ней к точке, где вновь упруго сжимается все то, что в растянутом виде содержалось в учении: и тогда мы представим себе, как из этого недоступного центра силы исходит импульс, рождающий порыв, то есть саму интуицию»[347]347
  Бергсон А. Философская интуиция. С. 174. «Prenons tout се que le philosophe a écrit, faisons remonter ces idees éparpillées vers 1’image d’où elles étaient descendues, haussons-les, maintenant enfermées dans 1’image, jusqu’à la formule abstraite qui va se grossir de l’image et des idees, attachons-nous alors à cette formule et regardons-la, elle si simple, se simplifier encore, d’autant plus simple que nous aurons poussé en elle un plus grand nombre de choses, soulevons-nous enfin avec elle, montons vers le point o se resserrerait en tension tout ce qui était donne en extension dans la doctrine: nous nous représenterons cette fois comment de ce centre de force, d’ailleurs inaccessible, part I’impulsion qui donne l’élan, c’est-à-direl’intuitionmeme» (Bergson H. L’intuition philosophique. P. 83).


[Закрыть]. Мы тем самым возвращаем интуицию к самой себе.

При этом нельзя не заметить, что в указанном восхождении шаг от образа к интуиции венчает наши усилия, но ему предшествует еще один шаг – движение к самому образу от «разрозненных идей». Ясно, что подобные идеи (рассеянные тут и там или изложенные систематически – в данном случае не имеет значения) не могут напрямую соотноситься с образом-посредником. Ведь идеи требуют формулировки, то есть обращения к слову, в то время как образ принципиально невербален. А идея, облеченная в словесную оболочку, неизбежно инспирирует появление понятий как концентрированных вербальных форм репрезентации смысла. По моему мнению, выходит, что соотношение между понятием и образом подобно (почти аналогично) соотношению между образом и интуицией. Если интуиция по природе своей невыразима как таковая, а образ транслирует интуицию, выступая, следовательно, средством асимптотического выражения невыразимого, – то теперь сам невербальный образ вербализуется путем представления в понятиях.

Означенные пропорциональные соотношения указывают на определенную иерархию средств выражения исходной интуиции, и даже на первый взгляд, как нетрудно убедиться, образ имеет большие преимущества перед понятием: и по точности и качеству представления смысла, заложенного в интуиции, и по степени близости к интуиции. «Впрочем, – вносит уточнения сам Бергсон, – интуицию можно выразить только с помощью интеллекта»[348]348
  Бергсон А. Введение. Часть вторая. С. 111.


[Закрыть]; однако образ всегда «нужно иметь перед глазами, ибо он, не являясь, правда, исходной интуицией учения, все же непосредственно вытекает из нее и более близок к ней, чем любое отдельно взятое положение или их совокупность»[349]349
  Бергсон А. Философская интуиция. С. 173. «…On a affaire à une image simple qu’il faut garder sous les yeux, parce que, si elle n’est pas 1’intuition géné ratrice de la doctrine, elle en dérive immédiatement et s’en rapproche plus qu’aucune des thèses prise a part, plus meme que leur combinaison» (Bergson H. L’intuition philosophique, P. 82).


[Закрыть].

Но и образ, и понятие выполняют не только функцию средств выражения; они предстают также в роли аккумуляторов определенного способа познания и описания реальности, а значит, они адресуют к определенным типам мышления. Следует особенно подчеркнуть, что не только интеллект, но и интуицию Бергсон относит к формам мышления[350]350
  См., например: Бергсон А. Введение. Часть вторая. С. 103.


[Закрыть]. «Мы рекомендуем освоить весьма трудоемкий способ мышления, – таков один из важнейших тезисов Бергсона. – <…> И во всем, что мы написали, утверждается…: интуиция – это мышление (reflexion)»[351]351
  Бергсон А. Введение. Часть вторая. С. 148. Философ сетует на то, что был неверно понят. «Превыше всего мы ставим усилие. Почему же это было истолковано столь ошибочно? Не будем говорить о тех, кто видит в нашей „интуиции“ инстинкт или чувство. Ни одна строка из того, что мы написали, не дает повода для такой интерпретации» (Там же). Однако в «Творческой эволюции», написанной за 15 лет до цитируемой работы, интуиция недвусмысленно приравнивается к инстинкту. (См., например: Бергсон А. Творческая эволюция. С. 185).
  Об интуиции как форме мышления вскользь уже упоминалось в настоящей главе. Однако, поскольку вопрос этот крайне важен, я позволяю себе проакцентировать его не единожды и в разных контекстах – ведь от контекста зависят некоторые нюансы трактовки интуиции как одной из базовых категорий бергсоновского учения.


[Закрыть]. Коль скоро понятия – инструменты рационального постижения мира, то вышеизложенный поиск посредствующего образа будит, в свою очередь, образное мышление. Для нас это особо значимо, поскольку подобный тип мышления ближе искусству, чем точным наукам. Если удастся обосновать необходимость и незаменимость образного мышления с точки зрения бергсоновской концепции познания, мы тем самым уполномочим указанный тип мышления стать не просто способом оформления поступающей извне и изнутри информации, но методом постижения реальности, будь то реальность мироздания, реальность нашего сознания или же художественная реальность.

Глава III. Проблемы бергсоновской методологии: гносеологические инструменты,

в которой разъясняется, что предлагаемые философом гносеологические инструменты обладают функциями и признаками как понятий, так и образов и требуют синтетического мышления (рационального и образного одновременно); что, следовательно, эти инструменты позволяют комплексно подойти к исследуемой реальности, не упустив ни тех ее сторон, которые апеллируют к нашим рациональным способностям, ни тех, которые будят нашу интуицию; и что, стало быть, методология Бергсона представляет собой синтетический способ контакта с постигаемым феноменом, – а это ее качество и обусловливает особое ее значение для современных гуманитарных дисциплин.

Не рискуя, мы никогда не доберемся до истины[352]352
  Мерло-Понти М. Сам себя созидающий Бергсон / Морис Мерло-Понти // Мерло-Понти М. Знаки / Морис Мерло-Понти; пер. с франц., примеч. и послесл. И. С. Вдовиной. М.: Искусство, 2001. (История эстетики в памятниках и документах). С. 209.


[Закрыть].

Морис Мерло-Понти

В бергсоновских работах два типа мышления – понятийное и образное – разграничиваются сознательно. «У нас есть только два способа выражения: понятие и образ, – утверждает философ. – Система развивается в понятиях; но когда ее перемещают к интуиции, давшей ей начало, она сжимается в образ: если же мы хотим превзойти образ и подняться над ним, то неизбежно вновь скатываемся к понятиям, и вдобавок к понятиям еще более смутным, более общим, нежели те, от которых мы отправились на поиски образа и интуиции»[353]353
  Бергсон А. Из сборника «Мысль и движущееся». Философская интуиция / Анри Бергсон // Бергсон А. Избранное: Сознание и жизнь / Анри Бергсон; пер. и сост. И. И. Блауберг. М.: РОССПЭН, 2010. С. 173; курсив мой. – Е. Р.


[Закрыть]. Причем в разных текстах философа образы и понятия как виды представления смысла не только разводятся, но и весьма недвусмысленно противопоставляются; при этом традиционные понятия у Бергсона явно не в чести. «Своего наивысшего напряжения бергсоновское осуждение интеллекта достигает в критике понятий, – негодует Асмус. <…> Понятия – форма, в которую отливаются результаты интеллектуального познания действительности. Только поставив под сомнение познавательную ценность понятия, Бергсон может считать свою задачу критики интеллекта и его форм выполненной»[354]354
  Асмус В. Ф. Проблема интуиции в философии и математике. Очерк истории: XVII – начало XX в. / Валентин Фердинандович Асмус; вступ. ст. В. В. Соколова. 3-е изд., стер. М.:ЕдиториалУРСС; Калуга: ГУП Облиздат, 2004. С. 170.


[Закрыть].

В чем же главная претензия Бергсона к выработанным веками философским категориям? «На деле мы чувствуем, что ни одна из категорий нашей мысли – единство, множественность, механическая причинность, разумная целесообразность и т. д. – не может быть в точности приложена к явлениям жизни: кто скажет, где начинается и где кончается индивидуальность, представляет ли живое существо единство или множественность, клетки ли соединяются в организм, или организм распадается на клетки? Тщетно пытаемся мы втиснуть живое в те или иные рамки. Все рамки разрываются: они слишком узки, а главное, слишком неподатливы для того, что мы желали бы в них вложить»[355]355
  Бергсон А. Творческая эволюция / Анри Бергсон; пер. с фр. В. А. Флеровой, сверен И. И. Блауберг и И. С. Вдовиной; предисл. И. И. Блауберг. Жуковский; М.: Кучково поле, 2006. С. 34.


[Закрыть]. Позицию философа прекрасно комментирует Р. Кронер. Если попытаться «определить действительность в ее вечно подвижном потоке через понятие, обозначить ее словом, то она расплывается в тот же миг; она ускользает от всякой формулы, от всякого фиксирования и обозначения. Нет ничего, что, поддаваясь определению, не теряло бы своего первичного характера своей адекватности действительности»[356]356
  Кронер Р. Философия творческой эволюции / Р. Кронер // Логос: международный ежегодник по философии культуры. М.: Мусагет, 1910. Кн. 1. С. 90.


[Закрыть]. Здесь уместно вспомнить тонкие наблюдения над формированием понятий единомышленника Бергсона, Уильяма Джеймса, в частности, его рассуждения о том, что, определив нечто, мы тем самым лишаем его возможности вступить в связь с другими компонентами реальности и измениться[357]357
  См.: Джемс У. Вселенная с плюралистической точки зрения / Уильям Джемс; пер. с англ. Б. Осипова и О. Румера под ред. Г. Г. Шпета. М.: Космос, 1911. С. 119–122. «…Раз вы составили себе понятие о вещах, как „независимых“ вы должны идти дальше и отрицать возможность какой бы то ни было связи между ними, так как понятие связи не содержится в определении независимости. На том же основании вы должны отрицать всякую форму, всякий вид единства среди вещей, которые вы первоначально определили как „много“ вещей… В таком случае придется признать, что всадник никогда в жизни не может пойти пешком и фотограф заниматься чем-нибудь, кроме фотографии» (Там же. С. 121).


[Закрыть].

Итак, совершенно очевидно, насколько необходимо найти гносеологическую альтернативу понятию, – ведь Бергсон постулирует, «что теория познания и теория жизни представляются нам нераздельными»[358]358
  Бергсон А. Творческая эволюция. С. 36.


[Закрыть]. Это, конечно, не исключает использования самих понятий, но меняет их статус в плане наших познавательных возможностей и сужает поле их применения. Вот здесь и приходит на помощь образ.

Но что такое образ, по Бергсону[359]359
  Мы не будем здесь касаться сложного учения Бергсона о материи как совокупности образов и его концепции восприятия; этим вопросам посвящена бергсоновская «Материя и память» – книга весьма непростая для чтения и неординарная в смысле не только высказанных идей, но и плана изложения. Надо заметить, что от этой работы Бергсона, критически осмыслив и интерпретировав ее в духе собственных философских поисков, во многом отталкивался Н. Лосский; поэтому труды русского интуитивиста проливают свет на не во всем ясную концепцию Бергсона.


[Закрыть]? Бергсоновскую трактовку образа позволяют осмыслить строки из письма философа У. Джеймсу: «…существует чистый опыт, не являющийся ни субъективным, ни объективным (для обозначения такого рода реальности я использую слово „образ“), и существует то, что Вы называете присвоением этого опыта теми или иными сознаниями, присвоение, которое, по-моему, заключается в уменьшении sui generis образа…»[360]360
  Письмо У Джеймсу (Бергсон А. Письма / Анри Бергсон // Бергсон А. Избранное: Сознание и жизнь / Анри Бергсон; пер. и сост. И. И. Блауберг. М.: РОССПЭН, 2010. С. 310).


[Закрыть]. Следовательно, образ является квинтэссенцией чистого, абсолютного опыта, а значит, представляет собой гносеологический идеал Бергсона! Иными словами, образ есть не только и не столько средство репрезентации истинного, абсолютного опыта, но и сам этот опыт, взятый в сущностном аспекте. «В человеческом опыте, по Бергсону, даны лишь образы, из которых и нужно исходить как из фактов»[361]361
  Блауберг И. И. Анри Бергсон и философия длительности / Ирина Игоревна Блауберг // Бергсон А. Собрание сочинений: в 4 т. / Анри Бергсон; вступ. ст. И. И. Блауберг. М.: Московский клуб, 1992. Т. 1.: Опыт о непосредственных данных сознания. Материя и память. С. 24.


[Закрыть], – комментирует И. Блауберг.

Уместно вспомнить совет философа, касающийся способа познания мира: «Нужно… взять опыт в его истоках или, скорее, выше того решающего поворота, где, отклоняясь в направлении нашей пользы, он становится чисто человеческим опытом»[362]362
  Бергсон А. Материя и память / Анри Бергсон // Бергсон А. Собрание сочинений: в 4 т. / Анри Бергсон; вступ. ст. И. И. Блауберг. М.: Московский клуб, 1992. Т. 1.: Опыт о непосредственных данных сознания. Материя и память. С. 276. Приоткрыть завесу над бергсоновским пониманием опыта помогает разъяснение Делёза, расставляющего в приведенном высказывании интересные акценты: «Интуиция выводит нас за пределы состояния опыта к условиям опыта. Но такие условия не являются ни общими, ни абстрактными, они не шире, чем обусловленное; они – условия реального опыта» (Делёз Ж. Бергсонизм / Жиль Делёз // Делёз Ж. Эмпиризм и субъективность: Опыт о человеческой природе по Юму. Критическая философия Канта: учение о способностях. Бергсонизм. Спиноза / Жиль Деле’з; пер. с франц. и послесл. Я. И. Свирского; науч. ред. В. И. Аршинова. М.: Per Se, 2001. С. 242).


[Закрыть]. Прекрасно говорит о свойствах такого опыта М. Мерло-Понти: по его мнению, Бергсон с помощью образа дает постичь полноту вещей, даже их «естественную переполненность», которая «такова, как если бы в них, а не во мне самом образовалось мое видение…»[363]363
  Мерло-Понти М. Сам себя созидающий Бергсон. С. 212.


[Закрыть]. Можно сказать, что бергсоновский образ – инструмент и способ осуществления трансцендентального эмпиризма, пользуясь удачным определением Я. Свирского[364]364
  Свирский Я. И. Послесловие. Философствовать посреди…/ Я. И. Свирский // Делёз Ж. Эмпиризм и субъективность: Опыт о человеческой природе по Юму. Критическая философия Канта: учение о способностях. Бергсонизм. Спиноза / Жиль Делёз; пер. с фр. и послесл. Я. И. Свирского; науч. ред. В. И. Аршинова. М.: Per Se, 2001. С. 465. «…Бергсон… создает концепцию чистого опыта, опираясь на принцип трансцендентализма…» (Блауберг И. Анри Бергсон и философия длительности. С. 23).


[Закрыть].

Совершенно очевидно, что, утверждая способность интуитивного, а не физического перемещения внутрь предмета как единственную возможность познания его сути, Бергсон сталкивается с необходимостью не только преодолеть дуализм духа и материи, но и постулировать наличие моста между сознанием и материей, моста, позволяющего проникать в глубины реальности не телесно, а интуитивно.

О противоречиях бергсоновской концепции взаимодействия духа и материи уже упоминалось. Поясним некоторые моменты более подробно. Elan vital осуществляет свою функцию отнюдь не беспрепятственно: на пути реализации он встречает сопротивление материи. «Он не может творить без ограничения, потому что он сталкивается с материей, то есть с движением, обратным его собственному. Но он завладевает этой материей, которая есть сама необходимость, и стремится ввести в нее возможно большую сумму неопределенности и свободы»[365]365
  Бергсон А. Творческая эволюция. С. 246.


[Закрыть]. Жизненный порыв и материя репрезентируют два разнонаправленных движения. «Динамический образ мира, создаваемый в „Творческой эволюции“ трактовкой реальности как всеобщего взаимодействия, конкретизируется в описании напряженного взаимодействия двух сил – жизненного порыва и материи, – замечает И. Блауберг. – Точнее, это два разнонаправленных процесса»[366]366
  Блауберг И. И. Анри Бергсон / Ирина Игоревна Блауберг. М.: Прогресс-Традиция, 2003. С. 312.


[Закрыть]. По мысли Бергсона, жизнь есть движение, а материальность есть обратное движение; жизнь пронизывает материю, которая предстает как неделимый поток, и вычленяет из этого потока живые организмы. И конечно, встречное сопротивление материи предполагает усилие, направленное на укрощение косной материи. Это усилие самой жизни, нацеленное на то, чтобы «добиться чего-то от неорганизованной материи», «подняться по тому склону, по которому спускается материя»[367]367
  Блауберг И. И. Анри Бергсон / Ирина Игоревна Блауберг. М.: Прогресс-Традиция, 2003. С. 312.


[Закрыть]. По мысли Г. Аксенова, для Бергсона внешняя материя есть то, с чем жизнь считается, но не она есть условие творческой изобретательности нового. «Жизнь по сути своей, не только человеческая жизнь, есть непрерывное изобретение: непрерывный выбор организмом вариантов своего поведения для преодоления запретов внешних условий и для распространения по всем логически возможным путям»[368]368
  Аксенов Г. П. Причина времени / Геннадий Петрович Аксенов. М.: Эдиториал УРСС, 2001. С. 110.


[Закрыть].

Таким мостом может быть только восприятие, причем восприятие чистое (la perception pure), не направленное на практическое действие.

К концепции чистого восприятия еще предстоит вернуться. Разные аспекты учения Бергсона настолько тесно переплетены, что практически невозможно говорить о них обособленно (на эту отличительную черту текстов Бергсона указывает, например, Блауберг[369]369
  См.: Блауберг И. Анри Бергсон и философия длительности. С. 22.


[Закрыть]). Поэтому, рассматривая такую составляющую учения, как образ, нельзя не коснуться хотя бы по поверхности бергсоновской теории восприятия. Собственно, чистое восприятие (la perception pure), имманентное изначально материи, представляет собой нечто вроде силовых линий, пронизывающих материю по всем направлениям. Однако такое восприятие бессознательно, поэтому недоступно мыслящим существам. Об особенностях и противоречиях данной теории будет сказано подробнее в четвертой главе, где феномен чистого восприятия станет предметом специального рассмотрения. Замечу, что, на мой взгляд, бергсоновский постулат о чистом восприятии как онтологически первичной данности, имманентной материи изначально, коррелирует с современными теориями предсуществующей гравитации, пронизывающей мир, опять же, изначально[370]370
  См.: Янчилин В. А. Тайны гравитации / Василий Леонидович Янчилин. М.: Новый Центр, 2004. 240 с. По сути, автор работы возвращается к Ньютонову принципу дальнодействия.


[Закрыть]. Тем самым в обоих случаях (и с чистым восприятием, и с гравитацией) вопрос об их возникновении попросту снимается. Вообще же, по Бергсону, восприятие есть функция действия, действия практического, оно вовсе не представляет собой незаинтересованного созерцания, как думали раньше. «Восприятие выражает и измеряет собой способность живого существа к действию»[371]371
  Цит. по: Блауберг И. Анри Бергсон и философия длительности. С. 23.


[Закрыть]; «…неорганизованные тела выкраиваются из ткани природы восприятием, ножницы которого как бы следуют пунктиру линий, определяющих возможный захват действия»[372]372
  Бергсон А. Творческая эволюция. С. 48.


[Закрыть], – один из известных тезисов философа. Делёз комментирует бергсоновскую теорию восприятия следующим образом: «…восприятие – это не объект плюс что-то, а объект минус что-то – минус все, что на самом деле нас не интересует»[373]373
  Делёз Ж. Бергсонизм. С. 240.


[Закрыть].

Вот почему Бергсону необходим образ в качестве гносеологического инструмента и вот почему этот образ представляет собой промежуточную стадию между материей и духом (образ, говорит Бергсон, является «почти материей, поскольку его еще можно увидеть, и почти духом, поскольку его уже нельзя коснуться»[374]374
  Бергсон А. Философская интуиция. С. 172. «…Une image qui est presque matière en ce qu’elle se laisse encore voir, et presque esprit en ce qu’elle ne se laisse plus toucher» (Bergson H. L’intuition philosophique. Conference faite au Congrès de Philosophie de Bologne le 10 avril 1911 / Henri Bergson // Bergson H. La pensée et le mouvant. Essais et conferences. Articles et conferences datant de 1903 a 1923 / Henri Bergson. Paris: Les Presses universitaires de France, 1969. (Collection: Bibliothèque de philosophie contemporaine). P. 81.)


[Закрыть]).

«…Сама материальная вселенная, определенная как совокупность образов, – это своего рода сознание: сознание, в котором все компенсируется и нейтрализуется, сознание, в котором все возможные части уравновешиваются противодействиями, всегда равными действиям, и таким образом мешают друг другу обособиться»[375]375
  Бергсон А. Материя и память. С. 307; курсив мой. – Е. Р.


[Закрыть], – данный постулат Бергсона утверждает имманентность материи ослабленного сознания. «..Материя… несет в себе, пусть в исчезающее малой мере, нечто от сознания, от памяти. Эта доля сознания в ней так мала, что в практических целях может не учитываться… но все же она всегда наличествует, иначе материя утратила бы континуальность, распавшись на отдельные моменты»[376]376
  Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 206–207.


[Закрыть], – комментирует И. Блауберг. Однако это то же самое сознание, что и присущее духу. Вернее даже, материя выступает противоположным полюсом той же сущности, что и дух, и поэтому должна обладать сознанием. «…Между материей и полностью развитым духом имеется бесконечное число степеней напряжения. Материя как актуальное существование есть тогда почти предельное расслабление»[377]377
  Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 206.


[Закрыть]; но здесь важно это «почти», не позволяющее мирозданию распасться на две не связанные части, дух и материю. Поэтому концентрация сознания позволяет материи предстать в виде качественной, расцвеченной, разнородной, одухотворенной: ведь то, что обладает сознанием, является, по Бергсону, живой сущностью. В «Материи и памяти» материя в описании Бергсона оказывается, «как у философов-ионийцев, одушевленной и качественной»[378]378
  Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 211.


[Закрыть]. Вообще говоря, у Бергсона в разных трудах встречается два различных образа материи. «Материя и память» дает представление о качественной, разнородной материи, обладающей сознанием и предстающей как живая сущность. В «Творческой эволюции» материя выглядит как барьер, преодолеть который необходимо жизненному порыву, и ей даются характеристики «косная», «инертная». Исследуя генезис материи, Бергсон в этой книге описывает материю как результат исчерпания первичного импульса, победы сил энтропии. «Обращает на себя внимание постоянная характеристика материи как „инертной“»[379]379
  Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 313.


[Закрыть], – замечает И. Блауберг. В отличие от косной материи, определяемой в «Творческой эволюции» как распадающаяся реальность, жизненный порыв – созидательная функция жизни и, следовательно, она аналогична напряжению воли[380]380
  См.: Лосский Н. О. Интуитивная философия Бергсона / Николай Онуфриевич Лосский. П6.: Учитель, 1922. С. 73.


[Закрыть]. Как только напряжение ослабляется, возникает материя.

В своей трактовке образов Бергсон апеллирует к здравому смыслу (bon sens), как он его понимал. Бергсон говорит, что никто не будет сомневаться в реальности предмета, независимой от нашего восприятия. «Мы бы весьма удивили человека, чуждого философским спекуляциям, сказав ему, что предмет, находящийся перед ним, который он видит и которого он касается, существует лишь в его уме и для его ума, или даже, в более общей форме, как склонен был делать это Беркли, – существует только для духа вообще. Наш собеседник всегда придерживался мнения, что предмет существует независимо от воспринимающего его сознания. Но, с другой стороны, мы так же удивили бы его, сказав, что предмет совершенно отличен от его восприятия нами, что нет ни цвета, который приписывает ему глаз, ни сопротивления, которое находит в нем рука. Этот цвет и это сопротивление, по его мнению, находятся в предмете: это не состояния нашего ума, это конститутивные элементы существования, независимого от нашего. Следовательно, для здравого смысла предмет существует в себе самом, такой же красочный и живописный, каким мы его воспринимаем: это образ, но образ, существующий сам по себе. Именно в таком смысле мы и берем слово „образ“…»[381]381
  Бергсон А. Материя и память: Предисловие к седьмому изданию / Анри Бергсон // Бергсон А. Собрание сочинений: в 4 т. / Анри Бергсон; вступ. ст. И. И. Блауберг. М.: Московский клуб, 1992. Т. 1: Опыт о непосредственных данных сознания. Материя и память. С. 160.


[Закрыть].

Вот зачем философ апеллирует к не отягченному умозрительными дискуссиями уму, который «естественно верил бы, что материя существует такой, какой воспринимается, а поскольку он воспринимает ее как образ, считал бы ее, саму по себе, образом»[382]382
  Цит. по: Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 153.


[Закрыть]. Вот зачем Бергсон рассматривает «материю до того разделения между существованием и явлением, которое было проделано и идеализмом, и реализмом»[383]383
  Бергсон А. Материя и память: Предисловие к седьмому изданию. С. 161. Вариациями на эту тему предстают строки Уильяма Джеймса: «Со времени Сократа нас учили, что действительность состоит из сущностей, а не из явлений, и что, зная определения вещей, мы тем самым познаем их сущность» (Джемс У. Вселенная с плюралистической точки зрения. С 120).


[Закрыть]. «Собственно говоря, – комментирует исследователь, – сам термин „образ“ в данном случае уже содержит в себе то, что автор хочет доказать: предпосылку об изначальной связи материи и сознания»[384]384
  Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 154. Как уже говорилось, теория восприятия Бергсона, составляющая один из наиболее сложных для понимания и толкования аспектов его концепции, замечательно интерпретирована Н. Лосским (См.: Аосский Н. О. Интуитивная философия Бергсона. С. 42–65). Надо заметить, что Лосский, восхищаясь самой попыткой Бергсона исходить только из прямого описания того, «что очевидно происходит при осуществлении восприятия», замечает: «Термин „образ“ здесь в высшей степени неуместен, так как он склоняет к субъективированию среды и тела…» (Там же. С. 44). Соотношение термина «образ» в бергсоновской интерпретации с «идеей» Локка и «идеей» Беркли рассмотрено И. Блауберг (См.: Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 152–155).


[Закрыть]. Действительно, вот постулат Бергсона: «Я называю материей совокупность образов, а восприятием материи те же самые образы в их отношении к возможному действию одного определенного образа, моего тела»[385]385
  Цит. по: Блауберг И. Анри Бергсон и философия длительности. С. 24. Блауберг, анализируя «Материю и память», приходит к выводу: «…это одни и те же образы, но свойства их… существенно различаются в зависимости от того, в какой из двух систем они рассматриваются» (Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 152). С одной стороны, образ – это и есть материя, а с другой стороны, «самое прочное из внутренних состояний – зрительное восприятие внешнего неподвижного предмета» (Бергсон А. Творческая эволюция. С. 40; курсив мой. – Е. Р.). Материя «есть как бы сознание, в котором все уравновешено, все компенсировано, все нейтрализовано» (Цит. по: Блауберг И. Анри Бергсон и философия длительности. С. 23).


[Закрыть].

Образ, рожденный интуицией, становится проводником абсолютного знания, полученного путем интуитивного проникновения в реальность; он предстает и способом получения этого знания, и квинтэссенцией, концентрированным представлением знания, и его транслятором. Поскольку интуиция непосредственно постигает определенные предметы в их материальности, поскольку она обладает врожденным знанием вещи самой по себе (в этом Бергсон антагонист Канту), – постольку образ составляет сжатое и в определенной мере редуцированное знание о вещи и саму эту вещь, но в обедненном (редуцированном) варианте.

«Различая вещь и представление вещи, Бергсон вовсе не думает, будто представление есть копия или символ вещи; по крайней мере, поскольку речь идет о „чистом восприятии“, представление есть сама вещь, но с обедненным содержанием; так, например, вещь есть abcdef, а в восприятие вступили только стороны ее acf, выбранные из нее сознанием потому, что они представляют интерес для жизни, потому, что они биологически влиятельны»[386]386
  Аосский Н. О. Интуитивная философия Бергсона. С. 52.


[Закрыть]. По Бергсону, интуитивный способ познания приводит к непосредственному постижению определенных предметов «в самой их материальности. Он говорит: „вот то, что есть“»[387]387
  Бергсон А. Творческая эволюция. С. 161.


[Закрыть]; «…инстинкт есть врожденное знание вещи»[388]388
  Бергсон А. Творческая эволюция. С. 162.


[Закрыть]. Во избежание путаницы напомню, что в «Творческой эволюции» речь идет не об оппозиции «интуиция – интеллект», а об оппозиции «инстинкт – интеллект». Это объясняется тем, что в данном случае (но отнюдь не во всех работах) интуиция выступает в виде преобразованного инстинкта, достигшего в своем развитии нового качества: «…интуиция – то есть инстинкт, ставший бескорыстным, осознающим самого себя, способным размышлять о своем предмете и расширять его бесконечно»[389]389
  Бергсон А. Творческая эволюция. С. 185.


[Закрыть].

«В чистом состоянии наше восприятие было бы действительно частью самих вещей»[390]390
  Цит. по: Блауберг И. Анри Бергсон и философия длительности. С. 25.


[Закрыть], – заявляет Бергсон. Понятия, напротив, есть «общие рамки», «врожденным знанием которых и обладает разум, ибо он естественным образом использует их»; эти рамки демонстрируют отношения вещей, а не сущность последних[391]391
  Бергсон А. Творческая эволюция. С. 161. «Интеллект, следовательно, естественным образом использует отношения эквивалентного к эквивалентному, содержимого к содержащему, причины к следствию и т. д., – отношения, которые заключаются во всякой фразе, имеющей подлежащее, определение, сказуемое, – выраженное или подразумеваемое. <…>… если рассмотреть, что в инстинкте и в интеллекте относится к врожденному знанию, то окажется, что это знание в первом случае касается вещей, а во втором – отношений» (Там же. С. 160–161). «В противоположность инстинкту, являющемуся врожденным познаванием вещей, разум есть врожденное познавание отношений, он поэтому чисто формальное орудие познания» (Штенберген А. Интуитивная философия Анри Бергсона / Альберт Штенберген; пер. с нем. Б. С. Бычковского. Изд. 2-е. М.: URSS, 2009. (Из наследия мировой философской мысли: история философии). С. 21).


[Закрыть].

Но не значит ли это, что понятия и образы различны по природе, а не по степени, перефразируя Бергсона[392]392
  «Таков лейтмотив Бергсона: мы видим различия в степени там, где есть различия по природе» (Делёз Ж. Бергсонизм. С. 238).


[Закрыть]? Образ, дающий нам саму вещь, пусть и в редуцированном виде, образ, балансирующий на грани материи и духа, – не является ли качественно иным онтологическим компонентом нашей духовной и физической реальности, чем тот экстракт, который разум смог извлечь из вещи, обрядив в одежды понятия? Действительно, образ дает нам саму вещь, пусть и в редуцированном виде; понятия же, порожденные операцией анализа, в этом смысле совершенно противоположны образам, ведь «анализировать, – говорит Бергсон, – значит выражать какую-нибудь вещь в функции того, что не является самой этой вещью»[393]393
  Бергсон А. Введение в метафизику // Бергсон А. Собрание сочинений: в 5 т. / Анри Бергсон. СПб.: М. И. Семенов, 1913–1914. Т. 5: Введение в метафизику. Смех и др. произведения; пер. В. Флеровой и И. Гольденберга. 1914. С. 6; курсив мой. – Е. Р.


[Закрыть].

В силу этого ясно, что обычное понятие – конструкция разума[394]394
  «… все гносеологические понятия, и научные в том числе, – это не что иное как конструкты: наука „строит“ свой предмет…» (Кузьмина Т. А. Анри Бергсон / Т. А. Кузьмина // Философы двадцатого века / отв. ред. А. М. Руткевич, ред. И. С. Вдовина. М.: Искусство XXI век, 2004. (Философские тетради: Книга первая. С. 17).


[Закрыть], то есть оболочка, приложенная к вещи извне; следовательно, понятие само по себе не субстанциально; во всяком случае, оно не самодостаточно и не первично, а возникает как следствие деятельности разума и обусловлено этой деятельностью. Бергсоновский образ, напротив, не мыслимая конструкция, лживая сущность. «Под „образом“ же мы понимаем определенный вид сущего, который есть нечто большее, чем то, что идеалист называет представлением, но меньшее, чем то, что реалист называет вещью, – вид сущего, расположенный на полпути между вещью и представлением»[395]395
  Бергсон А. Материя и память: Предисловие к седьмому изданию. С. 160.


[Закрыть]. При этом, с одной стороны, как следует из всего сказанного, образ не есть ни сущность, ни феномен в чистом виде, а есть их изначально данное синтетическое единство; то есть, действительно, устраняется различие между существованием и явлением, которое, по мнению Бергсона, было присуще многим философским школам.

Бытие образа обладает самодостаточностью, и в этом плане образ субстанциален; однако, в отличие от истинной субстанции, бытие образа все же не первично, хотя и не зависит, на первый взгляд, от сознания (как общего свойства материи и духа, присущего им в разной мере) или внеличного сверхсознания, о котором философ заговорит, начиная с «Творческойэволюции». Согласно Бергсону, чистое восприятие исходно, первично[396]396
  См.: Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 156.


[Закрыть], то есть имеет онтологический приоритет; а оно, как мы знаем, бессознательно (в этом случае образ понимается как центр сил, пронизывающих всю материю, а восприятие уподобляется «пучку» силовых линий)[397]397
  См.: Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 155–156.


[Закрыть]. Но при этом «для образа быть и быть воспринятым сознанием – состояния, различающиеся между собой лишь по степени, а не по природе»[398]398
  Бергсон А. Материя и память. С. 180.


[Закрыть].

С другой же стороны, Бергсон в «Материи и памяти» весьма недвусмысленно заявляет, что «даже при отсутствии воспринимающего сознания образы продолжают существовать»[399]399
  Блауберг И. И. Анри Бергсон. С. 154.


[Закрыть], – то есть они приобретают онтологический статус независимых сущностей, и тем самым стирается различие между сущностью и существованием, вернее, оно перестает быть значимым онтологически в случае с образами: бергсоновский образ наделен собственным бытием. Напротив, не так обстоит дело в случае с понятиями. Бергсон отказывает понятиям в собственном бытии, независимом ни от чего; они «относительны», они «не имеют существования в себе»[400]400
  Бергсон А. Творческая эволюция. С. 306. Такой подход к проблеме понятий в корне противоположен свойственному античной философии, во всяком случае, платоновской теории идей, как ее понимал Бергсон. Различия выступят еще более наглядно, когда перед нами вплотную встанет вопрос о том, как же обходится сам Бергсон с прежними понятиями и как он создает новые понятия в качестве альтернативы. Надо заметить, что Бергсон ставит знак равенства между платоновской идеей и понятием (См.: Там же. С. 301–312). Согласно платоновскому учению, говорит Бергсон, «предполагается, что вне Идей не существует ничего положительного» (Там же. С. 301), а сами Идеи первичны; они довлеют сами себе в своем бытии. «Идеи… являют собой, несомненно, всю постигаемую реальность, всю истину» (Там же. С. 302).


[Закрыть].

Каков же, в таком случае, онтологический статус понятий? Из всего вышеизложенного становится ясно: образы, являясь промежуточными образованиями между материей и духом, дают сознанию истину об одухотворенной материи; понятия же репрезентируют познание формы без ее наполнения и сами есть готовая форма[401]401
  Поясним, что, когда Бергсон говорит о форме в принципе, он фактически отождествляет ее с платоновской идеей, а последнюю, как мы знаем, – с понятием. Поэтому вопрос о живой форме, форме индивидуальной, присущей этому и только этому предмету, нельзя задавать, имея в виду означенную интерпретацию формы Бергсоном. «Готовые рубрики» – вот что такое понятия, по Бергсону (См.: Бергсон А. Творческая эволюция. С. 79).


[Закрыть].

Дальнейшие рассуждения Бергсона на эту тему только подтверждают высказанное выше предположение о различии по природе, а не по степени, понятий и образов. Определяя предмет гносеологии, Бергсон замечает: «Философы проводят различие между материей нашего познания и его формой. Материя – это то, что дается способностями восприятия, взятыми в их первозданном виде. Форма – это совокупность отношений, устанавливаемых между этими материальными данными для получения систематического знания»[402]402
  Бергсон А. Творческая эволюция. С. 161. «…Интеллект – в том, что в нем есть врожденного, – является познанием формы, инстинкт предполагает познание материи», – продолжает характеризовать свою бинарную оппозицию двух типов познания Бергсон (Там же; не забудем, что в данном случае философ под инстинктом подразумевает не только сам инстинкт, но еще и интуицию).


[Закрыть]. Естественно, возникает вопрос: «может ли форма без материи быть предметом познания»[403]403
  Бергсон А. Творческая эволюция. С. 161. «…Интеллект – в том, что в нем есть врожденного, – является познанием формы, инстинкт предполагает познание материи», – продолжает характеризовать свою бинарную оппозицию двух типов познания Бергсон (Там же; не забудем, что в данном случае философ под инстинктом подразумевает не только сам инстинкт, но еще и интуицию).


[Закрыть].

От Бергсона, по-видимому, не ускользает, что осуществленное им полярное разведение материи и формы по онтологическому критерию само по себе уже вызовет несогласие критически настроенных оппонентов; поэтому он предлагает сблизить их гносеологически, в том смысле, чтобы признать возможность их самоценного и, во всяком случае, одинаково состоятельного познания[404]404
  По мысли Т. Кузьминой, на страницах бергсоновских текстов предстает «та бытийная основа вещей и человеческого существования, которая именно в силу того, что она является бытийной, ничем внешним не задана и потому не может быть чем-то объяснена, но сама как неразложимая целостность задает способ „поведения“ своим элементам и, таким образом, есть основа объяснения» (Кузьмина Т. А. Анри Бергсон. С. 16). Здесь «речь идет о проблеме, которая позднее была более четко сформулирована в экзистенциализме, – о различии гносеологического и онтологического исследований…» (Там же. С. 17).


[Закрыть]. Однако, утверждая возможность познания формы без материи и, следовательно, их гносеологическое равенство, Бергсон неявно через это гносеологическое равенство вновь высвечивает их онтологическое различие по существу. Ведь форма без материи, конечно, познаваться может, но «при условии, что это познание походит скорее не на вещь, которой владеешь, а на усвоенную привычку, скорее на направление, чем на состояние; это будет, если угодно, естественный навык внимания»[405]405
  Бергсон А. Творческая эволюция. С. 161. Представляется, в разделении материи и формы особенно четко заметно, как Бергсон всеми силами стремится остаться на позиции дуализма, в то время как исходная посылка о связи материи и сознания неизбежно ведет к утверждению монистической позиции, даже помимо желания самого философа.


[Закрыть]. Однако форма не дает знания о самой реальности; ведь «формальное познание интеллекта» «не говорит: „это есть“», «не постигает в отдельности ни одного предмета», а «утверждает только, что если условия будут таковы, то таким-то будет и обусловленное»[406]406
  Бергсон А. Творческая эволюция. С. 163, 161–162.


[Закрыть]. Это «лишь естественная способность соотносить один предмет с другим, одну его часть или один аспект с другой частью или другим аспектом, – словом, выводить заключения, когда имеются предпосылки, и идти от известного к неизвестному»[407]407
  Бергсон А. Творческая эволюция. С. 161.


[Закрыть]. На поверку указанное выше соотношение материи и формы с точки зрения наших гносеологических возможностей обусловлено качественным взаимодействием, взаимопроникновением и сосуществованием двух «различных» и «даже дивергентных» способов познания[408]408
  Бергсон А. Творческая эволюция. С. 161. При этом Бергсон говорит, что объединяющим началом двух названных способов познания выступает «сила, присущая жизни в целом» (Там же): то есть не только интуитивное, но и интеллектуальное познание у Бергсона получает витальную основу, – не это ли лучшее свидетельство осторожного и вдумчивого подхода философа к гносеологическим возможностям интеллекта?


[Закрыть]: интуитивного и интеллектуального. Это лишний раз подтверждает, как далек был Бергсон от того, чтобы безоговорочно отвергать интеллектуальное познание[409]409
  Более того, по Бергсону, «совершенно формальное познание интеллекта имеет неисчислимые преимущества перед материальным познанием инстинкта» (Там же. С. 163), которые состоят прежде всего в практической ориентации первого из указанных типов познания.


[Закрыть]. «Короче говоря, – заключает Бергсон, – первое познание, познание инстинктивное, может быть сформулировано, как сказали бы философы, в предложениях категорических, тогда как второе, по природе своей интеллектуальное, выражается всегда в форме гипотетической»[410]410
  Бергсон А. Творческая эволюция. С. 162.


[Закрыть].

Однако что дает обоснование такой категоричной непреложности добываемого знания? Вторя Бергсону, У. Джеймс называет «научное» («теоретическое») познание поверхностным, в том смысле, что оно «касается только внешней поверхности реального», «в отличие от живого или сочувственного знакомства…»[411]411
  Джемс У. Вселенная с плюралистической точки зрения. С. 137. Как мы помним, Бергсон, в отличие от Джеймса, не был столь категоричен и не считал, что научное знание всегда поверхностно.


[Закрыть]. Но разве не можем мы не признать, что такое сочувственное знакомство предполагает постижение вещи во всей ее конкретности и уникальности? Не дает ли права именно означенная конкретность категорически настаивать на своей единичности с точки зрения опыта? Эта конкретная единичность и есть категоричность знания как безусловность – но не как ограниченность – категоричность как несомненность полноты, довлеющей себе – но не как императивность. Напротив, интеллектуальное познание гипотетично постольку, поскольку прикладывает извне некоторые готовые формы, которые могут быть приложены практически к чему угодно и выбор которых, следовательно, зависит от наших теоретических предположений о характере постигаемого предмета.

Естественно, что образ, во всем своем многоцветье красок и оттенков, неповторим, уникален, а стало быть, конкретен: он ведь единствен в нашем представлении. «…Образ имеет по крайней мере то преимущество, что он удерживает нас в конкретном»[412]412
  Бергсон А. Введение в метафизику. С. 10; курсив мой. – Е. Р. По мысли Джеймса, интуиция и есть «конкретная реальность» (См.: Джемс У. Вселенная с плюралистической точки зрения. С. 135).


[Закрыть], – говорит Бергсон. Напротив, готовые формы, прилагаемые к реальности, – то есть понятия, – это «абстрактные», «общие идеи»[413]413
  Бергсон А. Введение в метафизику. С. 10; курсив мой. – Е. Р.


[Закрыть], которые выражают «свойства предмета в „обезличенном“ виде, лишая его индивидуальных очертаний»[414]414
  Лосский Н. О. Интуитивная философия Бергсона. С. 8. «…Понятие по причине своей всеобщности не в силах охватить вечно новой и вечно индивидуальной действительности» (Кронер Р. Философия творческой эволюции. С. 91).


[Закрыть].

Здесь мы подходим к очень важному пункту. Ведь образ как опыт восприятия реальности и образ как гносеологический инструмент – не одно и то же. Если мы воспринимаем какой-нибудь предмет, пытаясь вжиться в реальность, проникнуть сквозь оболочку, то, как мы помним, образ предмета, по Бергсону, предстает самой вещью, но с обедненным содержанием. Но вот, проникая, скажем, в интуицию философа, мы воссоздаем образ-посредник, опять же, в согласии с Бергсоном. Понятно, что интуиция философа не только не выразима в слове, о чем говорит Бергсон, но она и не зрима, поскольку по природе духовна, а не принадлежит к предметам материального мира, которые можно воспринять. Имеем ли право мы, в таком случае, говорить, что образ-посредник, возникший в связи с философской интуицией, есть сама интуиция[415]415
  «Никакой образ не заменит интуиции», – говорит сам Бергсон (Бергсон А. Введение в метафизику. С. 10).


[Закрыть], подобно тому как образ материального предмета есть сам предмет с ослабленным онтологическим смыслом? В чем конкретность образа-посредника, если она не есть конкретность совпадения, пусть частичного, образа с постигаемым предметом? И не подобен ли образ-посредник обычному понятию в том отношении, что он есть тоже рефлексия (пусть и, в отличие от понятия, рефлексия не интеллектуальная – если допустить возможность таковой) над философской интуицией? Иными словами, образ материального предмета и образ, рожденный усилиями воображения, – это идентичные по свойствам образы?

Вот, например, образ дерева, с одной стороны, а вот, скажем, бергсоновская длительность (la durée) или жизненный порыв (elan vital)[416]416
  Как мы увидим в дальнейшем, это действительно образы, но образным планом не исчерпывается сущность данных компонентов бергсоновской реальности.


[Закрыть], с другой стороны. Согласно концепции Бергсона, образ дерева есть само дерево, но с уменьшенным содержанием; однако с чем коррелирует elan vital? Нельзя же сказать, что это сама интуиция жизни в ослабленном варианте. Здесь, думается, проявляет себя амбивалентность, изначально заложенная в образе, как его интерпретирует Бергсон. Располагаясь между представлением и вещью, являясь почти материей и почти духом, – вспомним приведенные выше бергсоновские фразы – образ одной своей стороной обращен к интуиции как духовному началу, а другой стороной неразрывно включен в материальность[417]417
  Приведем созвучные изложенным размышлениям строки Делёза: «…Представление вообще делится на два направления, различающиеся по природе, на два чистых наличия, которые не позволяют себе быть представленными: на направление восприятия, помещающее нас сразу в материю, и на направление памяти, помещающее нас сразу в мир духа. <…> Такая смесь – это сам наш опыт, наше представление» (Делёз Ж. Бергсонизм. С. 241).


[Закрыть]. Преобладание первого аспекта и обнаруживается, как мне кажется, в образах-посредниках, в то время как в образах окружающего мира превалирует второй аспект.

Именно симпатическое проникновение в первичную философскую интуицию обусловливает возникновение образа-посредника как репрезентации постигнутой истины, – а значит, образ-посредник здесь рожден духом и выражает духовный план реальности. В то же время в случае с обычным (сознательным) восприятием некоторые высказывания Бергсона позволяют делать вывод об онтологическом уравнивании материи и образа.

Итак, образы окружающего мира в совокупности образуют материальный континуум (вспомним, что, согласно Бергсону, материя есть совокупность образов). Образ-посредник духовен по природе, поскольку он возникает из первичной интуиции, будучи порождением духовных сил человека. И поскольку порождающая интуиция есть, согласно Бергсону, форма мышления, то образ-посредник приобретает черты ментальной сущности (или ментальной структуры). Однако, как мы знаем, у Бергсона материя и дух полярно противоположны, но при этом неотделимы друг от друга, являясь, соответственно, лишь крайними степенями ослабления (материя) и концентрации (дух) единого сознания, проникающего мир. Поэтому образы, в совокупности создающие материю, и образы-посредники, обращенные к духу, как и интуиция, из которой они вышли, – имеют в текстах Бергсона, по сути, идентичную характеристику.