Текст книги "Огни на дорогах четырех частей света"

Девочка рассказала нам несложную биографию Зизу. Однажды Ренэ Менье, возвращаясь из Шамони, привез в подарок дочке крошечного черного котенка. Это был веселый, забавный зверек, подвижной и, казалось, не знавший страха: даже большая собака соседа, гроза всех кошек деревни, не могла обратить его в бегство и отступила перед его прыжками и угрожающим фырканьем. Зизу любила бродяжничать и по мере того как подрастала, все чаще забиралась в самые отдаленные концы деревни, но всегда скоро возвращалась домой. Однажды утром она исчезла. Через несколько дней дочка Ренэ, всюду ее искавшая, услышала рассказ о черном котенке, который живет в альпинистском отеле и ходит по горам, следуя за альпинистами. Без сомнения, это была Зизу! Ей предоставили свободу: если она сумела забраться так далеко в горы, то, конечно, сумеет и вернуться домой, когда захочет. И действительно – три дня тому назад Зизу вернулась: ее «каникулы альпиниста» кончились. «Приходите завтра, – прибавила девочка, – она будет здесь».

На другое утро, приехав в Тур пораньше, мы наконец увидели Зизу (хозяева заперли ее в комнате, чтобы свободолюбивая кошечка не убежала).

Она сидела на диванчике и облизывалась, по-видимому, только что плотно позавтракав. Совершенно черный, без отметин, котенок. Я узнала его, вспомнив фотографии.

Я взяла Зизу на руки; она не сопротивлялась и не пыталась вырваться. Но в ней не было обычной кошачьей ласковости. Глаза у нее были прозрачные, зеленые с голубыми искорками, необыкновенно внимательные, и, как мне показалось, чуть-чуть косили.

Мы ее многократно сфотографировали – на руках хозяйки, на полке с цветами, у входа в дом, на фоне гор. Затем я пожала ее черную пушистую лапку, и тихонько спросила: «Дорогая Зизу, что заставляет вас подниматься на горы?»

Но она, как и все альпинисты, не могла ответить на этот вопрос.

Глаза

В зимний туманный день стены Луврскаго дворца потеряли свою праздничную узорчатость, Сена казалась желтой, и розовая Арка Наполеона – будничной и серой. Зато как-то странно ожили статуи в саду Тюльери, точно тяжесть камня растворилась в тумане, и яснее выступила в своей изменчивой текучести живая Форма. Мраморное лицо высокой старухи, окутанной с головы до ног тяжелым плащом, улыбалось необыкновенно живой, чуть насмешливой, всепонимающей улыбкой. Но если зайти сбоку, или сзади, становилось ясно – и как вдохновенно задумал это скульптор – что дряблое, морщинистое лицо было лишь маской. Молодая женщина держала эту маску в поднятой руке, скрывая ею свое настоящее лицо. Ее голова, с массой волос, вьющиеся пряди которых лежали на обнаженной груди, была закинута назад, прекрасное лицо выражало глубокое страдание. Кругом все тонуло в холодном тумане.

В такой сумрачный зимний день Париж был неприветливым и беспокойным, и хорошо было укрыться от его тумана и холода в залах Лувра, насыщенных тишиной. Музей – это остров покоя. В параде времени – столетий, тысячелетий – проходили мимо меня произведения рук живших когда-то людей.

Высеченные из камня ассирийские божества смотрели со стен большой, полутемной залы. Эа, великий океан, родоначальник богов и людей, лил в чашу жизни священную воду. Благодарный человек приносил жертву – козла и цветок. Безглавые каменные тела чинно, в два ряда, сидели на каменных тронах. Поблизости, были расположены на высоких подставках – тоже в два ряда – головы, человеческие и звериные.

Статуя в Тюильри

В египетских залах выстроились вдоль стен ряды саркофагов с изображениями тех, кому они принадлежали. Темные лица спокойны – что им до судьбы мира, им, знающим дорогу и пароль? Так же безучастно взирали на мир величавые статуи. Улыбался только сфинкс, своей нечеловеческой улыбкой.

Краски, завещанные нам Египтом, – лапис-лазурь и красная охра. Греция разбавила их солнечным светом, превратив в небесно-голубую и огненно-красную. Греция дала движение форме, перспективу – пейзажу, и человеческие тела – богам (оправдание божественности для искусства, ставшего человеческим). У Венеры Милосской – крепкая, упрямая шея, и могучее тело, но есть что-то трагическое в ее беспомощной безрукости. Зато богиня Ника, Самофракийская Победа – сохранила свои великолепные крылья.

В итальянских залах ранней эпохи – тоже крылья, много крыльев – написанных на полотне, высеченных из камня или вырезанных из дерева – крылья ангелов. Здесь царит Мадонна. Святые и ангелы охраняют ее, поклоняются ей. Мадонны нежны и прекрасны, святые и ангелы полны благолепия и благоволения. Франциск Ассизский ласково беседует с огромным, свирепым волком на зеленом лугу, усеянном маргаритками. Укрощенный хищник смущенно и смиренно внимает словам святого. Этот святой слагал прекрасные стихи, в них он называл деревья, и скалы, и животных, и людей своими братьями и сестрами. Последняя сложенная им поэма начинается словами «Сестра моя, Смерть».

В конце длинной анфилады итальянского отдела находится маленькая комната с портьерой из зеленого бархата – святое святых Лувра. На стене висит небольшая картина, изображающая безбровую длинноглазую женщину с прекрасными руками. Она сидит на открытой террасе. Вдали, в голубом сумраке, расстилаются дикие, скалистые горы, прорезанные туманными долинами рек.

Есть в Джоконде какая-то внутренняя громадность, особая, скрытая значительность. Она, и только она, занимает весь первый план картины, и то, что сзади – голубая мгла лунного миража – как эманация ее мысли.

От пристального взгляда прищуренных глаз Моны Лизы, смотревших на меня со стены, на душе становилось спокойно, чуть холодно. Немногочисленные посетители проходили мимо, останавливаясь то перед одной, то перед другой картиной. Мое внимание привлекла чета стариков, медленно и степенно, под руку, обходивших зал. Они подолгу останавливались перед каждой картиной, оживленно разговаривая. Судя по длинным седым волосам и черному «профессиональному» галстуку бантом, он был художник, а женщина с ним, вероятно, была его жена. Их ничто не выделяло из ряда других, кроме разве какого-то большого спокойствия в походке и согласованности в движениях. Вероятно, они прожили вместе дружную, светлую жизнь, и теперь судьба дала им в награду счастливую старость, по-прежнему озаренную светом искусства.

Как внимательны они к каждой картине! Да, они знают секрет – что картина есть целый мир, и мало мимолетного взгляда, чтобы в него проникнуть! Вот они остановились перед портретом Лукреции кисти Кривелли. Прекрасная флорентийка теперь смотрит своими зелеными, любопытными глазами, в их глаза. Женщина что-то оживленно говорит, мужчина отвечает, часто кивая головой. Вот они двинулись дальше, стали приближаться ко мне.

Меня поразила какая-то странность в его лице. Широко открытые, бесцветные глаза были неподвижны, и взгляд их, встречаясь с людьми и предметами, падал куда-то мимо. Осторожно ступая, следя за каждым движением и словом своего спутника, вся – слух и внимание, женщина вела его под руку – он был слеп.

Монако

Экзотический сад

«Висячие сады» – одно из чудес Вавилона, представляли собой, без сомнения, фантастическое зрелище. В южной Месопотамии, где не было гор, они цвели и благоухали на склонах искусственной горы, построенной царицей Семирамидой, родиной которой был горный край.

С чем иным, как не с садами Семирамиды, сравнить экзотический сад, растущий на отвесных скалах в Монако? Каким чудом удалось уложить, закрепить немного земли на этих скалах, и как держатся в этой земле гигантские древовидные кактусы, иногда в обхват толщиною и до 12 метров вышиной? Они так неправдоподобно велики, что не верится, что – настоящие, а не сделанные из цемента.

А рядом с кактусом-деревом на скале примостилось очаровательное небольшое растеньице, точно сотканное из серебристо-серого шелка, блестящее, мохнатенькое; оно грациозно изогнулось, есть в нем что-то кошачье, и ужасно хочется его погладить. Но воздержитесь: это – жестокий кактус. Недаром около него на дощечке надпись: «Не прикасайтесь к растениям! Опасно!»

Под серебряным шелком – острые железные шипы. Весной, когда вся природа обуяна нежностью, одевается он мягким шелком, но ненадолго: скоро шелковая одежда тускнеет, высыхает, спадает… и «голая правда» кактуса является взору.

Между двумя скалами пролегла миниатюрная солнечная «долина», и по ней течет тоненькой струйкой серебряный ручеек, впадающий в малюсенький – величиной в большую миску – бассейн-озерко. Вокруг него разбросаны большие зеленые пуфы, точно расшитые крестиками, желтой шерстью по зеленому бархату. Между «пуфами» зеленым ковриком, выбивается экзотическая травка. Эта солнечная миниатюрная «диванная» выглядит необыкновенно уютно, и зеленые пуфы как бы приглашают присесть, отдохнуть (одна из возможных пыток, которую почему-то проглядел Данте, рисуя картины «Ада»: «вышивка крестиками на этих кактусах-пуфах – скрещенные, как мечи, острые иглы!»).

Шарообразные кактусы

Между «пуфами» на травке лежит что-то зеленое, извивающееся, толщиной в пожарную кишку. Неужели змея?! А вон там – другая, третья, и еще, и еще… а вон одна свешивается со скалы, готовая броситься на человека… Зритель невольно отшатнулся и думает, куда бежать. Но это не змеи, а кактусы какой-то странной породы – «пресмыкающиеся» кактусы!

Другие похожи на гигантские пыльно-серые кораллы – целые «коралловые рифы» окаймляют дорожку. А вот эти – как рога молодого оленя весной, покрыты толстыми бархатистыми почками. Та же весенняя сила, что заставляет расти и ветвиться рога оленя, одевает весной кактусы бархатом нежности.

Здесь, в Монако, весна только начинается. Но растения «экзотического сада», привезенные сюда со всех концов света, не считаются с сезонами Европы, каждое из них помнит и справляет весну своей родины – весну в Аризоне, или Сахаре, в Индии, Индонезии или Китае… Для каждой такой «своей» весны, все в разное время, они оденутся цветами, – «пуфы» покроются коронами из золотых звездочек, красные огоньки вспыхнут на стволах древовидных кактусов, лазурными крестиками разукрасятся «оленьи рога».

Ни один турист не покинет Монако, не повидав его удивительный экзотический сад. Но скалистый склон горы, на котором расположен этот сад, хранит в своих недрах еще одно чудо – глубокие, обширные подземные пещеры, радость спелеологов и археологов. В этих пещерах фантазия природы превосходит даже растения экзотического сада. Здесь каменные водопады, дворцы, ворота, фантастические фигуры людей и животных. Белыми колонками, похожие на кактусы, растут сталагмиты и сталактиты разной величины, от толщины лианы до хрупкой ледяной сосульки. Иногда потолок пещеры украшает бахрома коротеньких «молодых» сталактитов. Это – «детский сад», белые сосульки сталактитов не превышают длины 20 сантиметров. Но каждая из них старше человеческого века: за одно столетие сталактит вырастает на 16 сантиметров.

На блестящей маслянистой поверхности мокрого известняка кое-где выступает зеленоватые пятна – микроскопические растения, каким-то образом проникшие сюда из внешнего мира.

В этих глубоких пещерах природа дала наглядный урок геологии – разрез земных пластов, следующих один за другим и соответствующих огромным промежуткам времени. Верхние слои, более близкие к поверхности, были обитаемы в древние времена, и там были найдены следы стоянок пещерного человека, скелеты, кости, примитивные орудия из камня; также, кости животных – пещерных медведей, носорога, оленей, и других.

Все это можно видеть в музее экзотического сада. Там же выставлены предметы из коллекций князя Рэнье, среди них – «Венера Гримальди», маленькая женская статуэтка, произведение скульптора времен каменного века, и некоторые золотые вещи римского периода, найденные при раскопках в Монако.

Откуда произошло название «Монако»? В римских документах Монако называется «Портус Гераклис Моночи» – «Порт Геракла». Древняя легенда утверждает, что Геракл во время своих странствований побывал в этом порту. Геракла отождествляют с финикийским божеством Мелькартом, покровителем мореплавателей, и его именем было названо Монако. Греки переделали имя в «Моноко», а римляне в «Моночи».

В первые века нашей эры на территории Монако жили готские племена. Римляне и генуэзцы основывали свои колонии на побережье.

Христианство проникло в Монако рано, в III веке уже было немало христиан, как можно судить из истории полулегендарной мученицы св. Девоты, покровительницы и патронессы Монако.

Во время римского владычества на Корсике, в III веке, начались жестокие гонения на христиан, и очень много людей погибло. Среди жертв была молодая девушка Девота, принадлежавшая к знатной римской семье, обращенная в христианство своей кормилицей. Тело ее, брошенное на берегу, было найдено двумя отшельниками и рыбаком-христианином. Ночью они положили его в лодку и вышли в море, направляясь к берегам Африки, но потеряли направление. Тогда произошло чудо – в свете занимавшейся зари явилась голубка и летела перед ними, указывая путь, пока не показались берега Монако, и лодка благополучно вошла в бухту. Св. Девота была погребена поблизости от места высадки, и над гробницей ее воздвигли часовню. Часовня была много раз перестроена. Теперь очаровательная белая церковь стоит на том месте, у подножия горы при входе в ущелье, по которому течет ручей, с двух сторон огражденный скалистыми террасами. В скалах вырублена ниша, в ней стоит белая статуя святой Девоты; ее на руке – мраморная голубка.

Раз в году, 26 января, накануне дня св. Девоты, у церкви в порту разыгрывается странная сцена: при большом стечении народа, в присутствии официальных лиц и духовенства, сжигается небольшая шхуна.

В основе этого ритуала лежит происшествие, относящееся к далекому прошлому. Однажды воры проникли в церковь, похитили раку с мощами св. Девоты и пытались увезти ее па шхуне; судно их было уже далеко в море, когда воровство было обнаружено; началась погоня, и их настигли. Рака с мощами была торжественно перенесена в церковь, а воровское судно сожгли в порту.

«Монако» по-итальянски означает «монах». Но, хотя и в гербе княжеского дома изображены два монаха с обнаженными мечами, они не имеют отношения к названию княжества. Происхождение их позднейшее: в конце XIII века, когда в Италии шла жестокая борьба между гибеллинами и гвельфами, крепостью на скале в Монако владела генуэзская семья Гримальди, принадлежавшая к партии гвельфов. Гибеллины оспаривали ее у них, и им удалось на некоторое время овладеть «скалой». Но Франсуа Гримальди в 1297 году нашел способ вернуть себе свои владения.

Чтобы проникнуть в ворота неприступной крепости, он прибег к хитрости – переодевшись монахом, вместе с группой воинов тоже в монашеских одеяниях, он беспрепятственно вошел в ворота. Затем «монахи» обнажили мечи и вступили в бой, из которого вышли победителями. С тех пор в гербе семьи Гримальди, правящей и теперь княжеством, два монаха с обнаженными мечами.

В 1524–1641 годах Монако было занято Испанией (и тогда Гримальди получили от испанского короля свой княжеский титул), затем, в 1641–1814 – Францией. В 1814 году оно снова перешло к Монакскому князю Онорэ IV и стало самостоятельным.

Земли Монако первоначально включали также Рокебрюн и Ментону. В 1861 году эти два города и прилегающие к ним области Наполеон III купил у Монакского правительства, и они стали частью Франции.

Княжество Монако состоит из трех различных по характеру частей, теперь уже слившихся воедино, но сохранивших названия и свой характер: «Монако-город», «Кондамин» и «Монте-Карло».

Монако-город расположен на громадной скале, круто обрывающейся в море. Здесь помещаются дворец, все главные правительственные здания, великолепный океанографический музей, экзотические сады и очаровательный, испанского характера, старый город с аркадами и лестницами, крошечными живописными площадями и цветами на окнах и подоконниках.

Кондамин – торговая часть города, прилегающая к порту. В небольшой, но прекрасно оборудованный порт, со множеством лодок и яхт, часто заходят и тяжелые океанские суда.

Третий, «новый» город-квартал Монако, «Монте-Карло», в этом году празднует свой столетний юбилей: в 1866 году монакский князь Карл III дал указ о начале построек на пустынном скалистом плато в южной части побережья. Новый город получил его имя – «Гора Карла» – «Монте-Карло».

При слове «Монте-Карло» воображение сразу и непроизвольно рисует казино – драматическое действо азартной игры; роскошные дворцы, и виллы, театры, магазины, автомобили иностранных марок, бриллианты, меха, и т. д., – весь багаж роскоши.

Конечно, все это существует в Монте-Карло, одном из больших туристических центров Лазурного побережья, но это – далеко не все. И даже само казино – не только место игры и ночных клубов; там помещаются также концертные залы, залы для собраний, выставок и лекций, и очень хороший театр и кинематограф. Литературная и артистическая жизнь Монако тесно связаны с казино.

Белое здание казино на высокой террасе над морем, окруженное прекрасными садами, очень красиво.

Бассейны для плавания, большей частью с пресной водой, помещаются на нижних террасах в Монте-Карло и Кондамин. Кроме того, многие отели имеют свои бассейны-купальни, тоже с пресной водой.

В Монако в море не купаются – здесь почти нет пляжей, скалы обрываются прямо в воду, вокруг них пляшут белые гребни волн прибоя. Только в порту, и в индустриальном предместье Фонтевиель (у подножия «скалы» Монако) берег спускается в воду покато, но там для купанья нет места: порт принадлежит судам, а набережная в Фонтевиель вся зацементирована.

Но выход из положения найден, и в Монако скоро будет свой пляж. Место для него нашли, вернее – его взяли, отняли у моря: в департаменте Вар, во Франции, правительство Монако купило целую каменную гору, ее взорвали, по частям перевезли в Монако и сбросили в море, в южной части побережья Монте-Карло. Море отступило от берега на порядочный кусок, вполне достаточное для пляжа пространство. Сброшенные в море камни залили цементом, на них будет насыпан щебень и затем песок, и у Монако – наконец – будет свой пляж. Он будет совсем настоящий – даже с песком!

Стремление к «настоящему» заложено в человеке, оно живуче, неискоренимо.

Вот пример: на побережье Монте-Карло, целиком застроенном или застраивающемся, временно сохранилась еще (уже проданная, уже обреченная) небольшая часть берега, куда еще не добрались машины. И вот туда – где «живой» песок, а не цементный пол, тянутся любители природы. По асфальтовой дороге, загроможденной машинами, они идут туда, иногда целыми семьями. Добравшись, сойдя с узкого тротуара и перемахнув через наваленные у дороги камни, они спускаются к воде, со вздохом облегчения усаживаются на песке или камне, и долго смотрят на море. Иногда проводят там несколько часов, отдыхая от цивилизации.

Утром в море выходят стройные белокрылые фрегаты. Как стадо овец они разбредаются по ляпис-лазурному полю. А вечером послушно и дружно возвращаются домой, в порт. Прекрасное зрелище – особенно, если смотреть сверху, со скал Монако или Монте-Карло, – эти летящие домой белые мотыльки. В порту, проскользнув между двумя белыми маяками, образующими его «ворота», каждый из них находит свое место и располагается для отдыха и ночлега.

Изредка налетает буря. К ней здесь не привычны и не подготовлены. Такая буря пронеслась недавно над Лазурным Берегом. Море стало фиолетово-черным, цвета чернил, с белыми хребтами валов, и яростно бросилось на землю. Застигнутые в море суда заспешили в порт, но и в порту для них не было безопасности: море прорвалось туда высокими волнами, залило и поломало все, что там было. На каменной мостовой и Кондамин осталась вынесенная волной изувеченная яхта. На другой день буря затихла, и лазурное небо стало прежним, но море долго еще не могло успокоиться и целый день беспокойно волновалось.

Сильно пострадали от бури начатые на побережье постройки и легкие бараки рабочих. И иногда трудно было разобрать, что поломано, или просто недостроено.

Строительство в Монако идет ускоренным темпом. Между тем, вся территория Монако не превышает 150 гектаров (в 70 раз меньше Парижа). Место! Место! – Это то, чего не хватает. И город растет ввысь, застраивается домами во много десятков этажей. Если так будет продолжаться, через несколько лет это будут густые «заросли» небоскребов, тесно растущих на скалах, как кактусы экзотического сада!

Но квартал, прилегающий к казино, и сохранит тогда, без сомнения, свои прекрасные сады. Их нельзя тронуть – как нельзя лишить куртизанку ее дорогих украшений. Эти сады и парки – гордость Монако, там растут необыкновенные удивительные деревья – таких нигде нет больше на Лазурном побережье.

Красоту Монако лучше наблюдать «вне сезона» (это всего два неполных месяца – декабрь и отчасти июнь; впрочем, и это относительно – «сезон» в Монте-Карло никогда не кончается), когда закрыты некоторые отели, на дорогах меньше автомобилей и на улицах больше местных жителей, чем иностранцев.

Монегаски большей частью люди дружелюбные и веселые, легко смеются и шутят. Государство заботится о своих гражданах, и тому, кто родился монегаском, на всю жизнь обеспечена работа, медицинская помощь и пенсия на старости лет. Они не платят налогов, и у них нет военной службы и военного флота. Перед дворцом в Монако-городе, на каменной террасе, стоят старинные пушки, как украшение. На них взбираются дети, и туристы обязательно снимаются около них. Глубоко внизу – море.