Текст книги "Моя история. Летопись трех поколений на сломе истории"

Звакуация

В октябре 1941 года немецкая авиация уже баражировала над городом. Сказать, что война случилась неожиданно и к ней не готовились было бы неправдой. Уже в 1933 году на Урале началось строительство заводов – дублеров, некоторые из которых успели порадовать строителей выпуском первых партий стратегически важной продукции. Дублер Рыбинского моторостроительного завода №26 был пущен в эксплуатацию в Уфе, а 16 октября 1941 года по решению Государственного комитета обороны началась эвакуация из Рыбинска. Работы проводились в строжайшей секретности.

Василий с сестрой Шурой каждое утро уходили на завод, но режим их работы был иным, чем в мирное время. Рабочие занимались демантажом оборудования, а с наступлением темноты оборудование вывозилось по временным транспортным линиям на железнодорожную станцию или в порт. С рассветом временные пути разбирались и прятались в помещениях завода, поэтому немецкая авиаразведка усыпляла свое командование спокойными рапортами о положении дел в тылах противника. А когда 31 октября 1941 года начался обстрел стратегических объектов, в цехах уже никого и ничего не было. Завод был полностью вывезен за 10 дней.

Эта фантастическая, с точки зрения технологической сложности и виртуозности исполнения, операция прошла под руководством директора завода Баландина Василия Петровича. Страна должна знать своих героев, поэтому хочется запечатлеть портрет этого «настоящего русского» в знак благодарности и моего глубоко почтения.

Василий Петрович родился в семье железнодорожника на станции Лосиноостровская (15.10.1904). Когда Василию исполнилось 12 лет, он начал работать поденным ремонтным рабочим на Ярославской железной дороге. Все, кто пользуется электричками, видел большое количество рабочих в ярких оранжевых безрукавках, которые в любую погоду подкручивают гайки на шпалах, ремонтирую платформы, укрепляют откосы. Так вот, до революции было то же самое, только еще тяжелей, а Василию Петровичу 12 лет… Это был 1916 год.

Дальше был взлет длинной в 40 лет, который привел Василия Петровича в Министерство авиационной промышленности в кресло Первого заместителя министра.

Ему было 18 лет, когда Московский комитет комсомола направил его на учебу в старейшее высшее учебное учреждение страны – Московский институт инженеров путей сообщения (1922—1930). В то время титанических строек страна нуждалась в квалифицированных инженерах, поэтому студентов в летнее время направляли на профильные стройки для практической помощи стране и повышения качества своей профессиональной подготовки. Так в 1929 году Василий Петрович оказался на стройке ТуркСиба, а сразу по окончании института возглавил планово-производственный отдел Муромского паровозоремонтного завода им. Ф.Э Дзержинского (1930). В том же году руководил монтажем Нижегородского автомобилестроительного завода. Потом служба в Красной Армии.

Директор Рыбинского (Уфимского) моторостроительного завода (1938-1947) Баландин В. П.

К моменту перевода на руководящую должность на Рыбинский моторостроительный завод (1938) Василий Петрович уже имел за плечами потрясающий опыт как инженер, как менеджер, как ученый. Новое производство он начал изучать с должности слесаря-сборщика моторов. Но когда на заводе начали работать Ворошиловы, – Василий Павлович и Шурочка, – Баландин уже руководил цехом и организовывал работу сквозных стахановских бригад. Он смел. Василий Петрович любил свой завод и знал его.

Ему удалось осуществить серию блистательных прорывов через невозможное и создать жизнестойкую систему развития индустриального гиганта, которая позволила заводу выжить в условиях распада и раздела социалистической собственности в лихие 90-е. Несмотря на то, что гиганты в годы перестройки, вымирали как динозавры и превращались в арендодателей торговых площадей и жалких прихлебателей западного мира, Уфимский моторостроительный завод сохранился и сохранил свою историческую память, а сегодня он может стать стартовой площадкой для возрождения национальной авиационной промышленности, если Бог не выдаст, а свинья не съест.

В июле 1941 года… Город бомбили прицельно и без экономии боеприпасов. Под авиаудар попала и железнодорожная станция, коллапсированная несколькими составами с зерном. Отборное зерно нового урожая следовало железными дорогами в Германию. После начала войны логистика движения была нарушена. Эшелоны с заморским грузом были максимально сконцентрированы на рыбинской железнодорожной станции для отвлечения внимания противника: мол, свое-де пожалеют. А со своим добром, может, и станцию сохранной оставят. Не пожалели…

Железнодорожный узел сильно пострадал, составы с зерном переформировали. Нужно было решать вопрос с их новой конечной точкой следования. Начальник ж/д станции послал в Москву запрос и получил приказ товарища Сталина: отправить составы в Ленинград, но Андрей Александрович Жданов, который принял город на попечение в роли члена Военного совета Ленинградского фронта, отказался от «подарка» со словами: нам чужого не надо! Знал бы он, что в прикупе лежит…

Таких составов и станций в тот год по стране было много…

Несмотря на усиленную бомбардировку города плотина строящейся Рыбинской ГЭС не пострадала. Ее энергия была очень нужна Москве, которая уже готовилась к своей решающей битве. И рыбинские не подвели. 18 ноября 1941 года ГЭС была введена в эксплуатацию. Стояли сильные морозы, поэтому рубильник, запускающий процесс, пришлось предварительно отогревать паяльной лампой.

У каждого на войне своя доля и своя лямка. И тянули Войну всем миром, как баржу бурлаки. Большинство рыбинских мужиков, мобилизованных в первые дни войны отправились заполнять собой черное нутро Ржевского котла, нарушая порядок организованной армады захватчиков, мороком ползущей к столице. Москва заперлась в своих границах крестным «летом» иконы Казанской Божией матери и приготовилась стоять до конца.

Оставшиеся в Рыбинке горожане срочно восстанавливали разрушения и перестраивали жизнь города для будущей победы.

А караваны эвакуированных двигались в сторону земли обетованной, чтобы там прорасти ростками новой жизни, прорасти сквозь лютые морозы и горы снега, тяготы неустройств, прорасти к весне новыми городами и предприятиями.

Эвакуированный из Рыбинска моторостроительный завод влился в новое промышленное объединение в городе Черниковске. Последние баржи с оборудованием и заводчанами добралось до места только к средине января 1942 года. Морозы настигли баржи по пути следования. Ледяной плен тыла оказался не легче вражеского на линии фронта. Здесь тоже шла война, но она была тихой и бескровной: война с холодом и голодом, человеческими слабостями и нуждой. Выживали нравственные и смелые, предприимчивые и готовые к риску, коллективной работе и взаимовыручке. А рядом с ними – наглые и безнравственные, вороватые и уверовавшие в свою номенклатурную неприкасаемость и особую насыщенность благами личную жизнь. Просто война все эти различия обострила и сделала не только осязаемыми, но и видимыми.

Железнодорожный обоз заводчан и оборудования прибыл раньше баржевого каравана. Рабочих разместили в бараках и домах поселка Инорс, что вырос вокруг порта и лесопилки на реке Уфимке. До войны здесь был возведен поселок для проживания иностранных рабочих, отсюда и странное название района с корнем ИНО.

Василий с Шурой следовали за заводом железной дорогой. Многие заводчане брали с собой семьи. Вещи с собой брать не разрешалось, поэтому с наступлением морозов среди эвакуированных начались настоящие бедствия. А число эвакуированных приближалось к десяти тысячам.

Практичный и оборотистый Василий решил свою семью пока схоронить в родной деревне. Есть такая особенность у русского человека – припадать к земле в дни гонений и кручин. Василий был крестьянского теста человек. Статный, немногословный, он не любил совещаться или спрашивать совета. Все решения всегда принимал сам. А как он это делал, по нему было не видать. Он всегда был спокоен: и перед лицом опасности, и перед лицом смерти. А она к нему приходила, голодная, там, на дороге из цеха к дому, когда нес свой доппаек детям в тот тяжелый 1942 год. Дошел до дома с посторонней помощью, но к пайку не притронулся. Василий не боялся смерти, боялся бесчестия, боялся страданий родных, и всегда старался заслонить их своей спиной. Так было и в этот раз.

Директор завода обещал прислать в Рыбинск теплоход: специально за семьями заводчан, которые не смогли выехать с кормильцами.

Хорошее дело! – подумал Василий Павлович. – Однако, сначала нужно посмотреть на эти новые места, нужно, обустроить их, а потом уж и семью тянуть.

На том и порешил, а семья исполнила.

И директор завода тоже свое слово сдержал и прислал в Рыбинск пароход в начале осени 1942 года. Да не всем семьям заводчан нашлось место на том пароходе. А дело было вот как.

Первоклассник 1941 года

Исход из города в родные пенаты семьи Ворошиловых был при параде, с приличным скарбом. Василий Павлович на заводе ударял в социалистических соревнованиях мастером цеха, поэтому его семья в Рыбинске жила в достатке. В деревню не ездили уж года четыре как, а тут…

Мария Васильевна сошла на берег с баржи, оглашая пристань стуком каблучков модных резиновых ботиков с кнопочкой на боку, чем вызывала в восторг и зависть попутчиков и встречающих. До телеги она плыла королевой. Ее ладненькая фигурка, всегда добротно и со вкусом одетая, заметно выделялась на фоне серой угрюмой толпы, пришедшей в движение силой Великой Беды.

Валентина вела за руку маленькую сестренку. Помогая братишке быть старшим мужчиной в семье, она поддерживала его авторитет в глазах Галинки методом силового убеждения. Та очень старалась подражать взрослым, поэтому не держала дистанцию по отношению к Володе, часто обижалась на физические корректировки поведения и плакала.

У Володи за плечами колыхался туго набитый книгами и тетрадками ранец, который ему сшила тетя Шура. В нем даже пенальчик с карандашами и перьевой ручкой был. В 1941 он пошел в первый класс.

Ольга Степановна вернулась в деревню с небольшой библиотекой…

Первого класса поначалу в деревне Манилово не было, хотя школа стояла: большая и красивая, в самом центре деревни. Туда первоклассники переехали пару месяцев спустя. А начинался их учебный год в соседней деревне Дурасово. Один предприимчивый бобыль сдал свою избу в аренду сельсовету и зорко следил за своим имуществом, здорово отчитывая детишек за нарушения и училку (Да-да! Именно училку, ети ее мать! – так меж собой за стебом величали учительниц старшие в семье. Ну, а дети – вслед за ними).

Между Манилово и Дурасово расстяния километра три. У кого не было средств индивидуального перемещения, ходили пешком. У Володи такие средства были, что сразу ставило его на первые места в классном сообществе. Он пользовался этим очень умеренно, хороводить и использовать силу восхищения сверстников в корыстных целях он не умел. А может, не любил? По жизни так и завелось, не любил и не стремился к лидерству, хотя был хорошим офицером, но под началом командиров.

Однажды он зашел в избу-класс на коньках. Рассчитывал на восхищенное «Ах!», но получилось дисциплинарное «Ох уж я тебе!»:

– Володя, ты что?!!!! – зашипела училка (ети ее мать!). – Ты же можешь пол поцарапать! Нас же выгонят!

Так оно и вышло, выгнали. Поэтому через пару месяцев после начала учебного года, который в 1941 году для ребятишек начался в октябре, мальчишки-первоклассники переехали в Маниловскую школу, где стало значительно веселее. Это была начальная школа с одним большим помещением, поделенным на три части перегородками. Перегородки мешали ученикам отвлекаться на происходящее в соседних отсеках глазами, но не ушами.

Ольга Степановна, бабушка Володи, много читала и пристрастила к этому «сладкому пороку» молодую ворошилоскую поросль, поэтому книги, которые Володя привез с собой из города и которые были единственными учебниками, по которым учился весь первый класс, он знал наизусть. Когда училка, (ети ее мать!) начинала самое приятное для первоклассников в учебном процессе – чтение книг, Володя начинал скучать и резко перестраивал свои ушные фильтры на помещение за двумя перегородками, где сидели четвероклассники. Там были такие предметы, как биология, география, история. «Вот где действительно интересно!», – сокрушался Володя, но общей идиллии, сотканной из слияния интересов училки (ети ее мать!) и вступивших на путь ученичества малышей, не нарушал. Володя и в последующей жизни всегда был в строю, но на почетном месте ударника соцсоревнования.

Свой почерк и грамотность Володя сформировал, выводя палочки и крючочки под сольное пение «дубинушки», исполняемое училкой (ети ее мать!): «С нажимом рисуем палочку, с нажимом! А потом раз, – и крючочек!».

Рисовать палочки с нажимом перышком по тетрадному листу было для Володи нетрудным занятием. Но вскоре тетрадки закончились, и он стал делать то же самое уже по толстым желтым листам, нарезанным училкой (ети ее мать!) из огромного рулона технической бумаги, выданной школе для защиты окон от взрывной волны. Загодя выданным!

Бумага была грубой, с большим включением опилок и других вкраплений отходов деревообрабатывающей промышленности, натыкаясь на которые перышко спотыкалось и начинало вальсировать по контуру вкрапления. А если этот процесс происходил с нажимом, то «вальсирование» заканчивалось кляксой, уравнивающей старания отличников и двоечников жесткой необходимостью бумаги.

Когда рулон технической бумаги закончился, училка (ети ее мать!) открыла огромный шкаф, закрывающий целую стену вдоль классной комнаты, и достала из него тетрадки предыдущих учебных лет. Сначала от тетрадок отрывали обложки и писали на них. Оказалось, что многие дети пишут на тетрадках своих родителей, старших братьев и сестер.

После того, как закончились обложки, первоклассники начали писать на межстрочных полосах старых тетрадей. Расстояния между строчками в тетрадках в косую линеечку большие. Они и сейчас такие же, эти тетрадки. Так, вот в этих междустрочьях и выводили свои палочки-крючочки первоклассники 1941 года.

На чем писали после того, как закончились старые тетрадки, Володя не знает. Он уехал вместе со своей семьей вслед за поездами эвакуации в Уфу, к отцу.

Для любопытных осталось сообщить, а чем же писали первоклассники в том далеком 1941-м? Ведь чернила – тоже расходный материал и имеют свойство заканчиваться.

Писали сажей, разведенной в воде. А красные чернила гнали из свеклы. Все просто! Можете попробовать для интереса, когда будете на даче. Наверное, тогда вам станет понятнее подобостратрастное отношение детей войны к людям, которые получили высшее образование.

На печке

По приезде в деревню Ворошиловы разместились в доме старшей сестры Марии. Молодые Кабанова поначалу оставались в доме, но потом это оказалось хлопотно, и Татьяны с мужем переехали в дом Кабановых старших, что находился через дорогу. Жить по-соседству оказалось сподручнее.

Кабановы еще при царской власти сложились сосятельным домовитым семейством. Это была крепко сшитая общими интересами и отменным трудом семейная артель с большим количеством мужиков разного возраста. При натуральном хозяйстве последнее имело значение.

Муж Татьяны – Василий Семенович – привечал Маню еще с того момента, как приехал на хутор Ясная Поляна со свадебным кортежем за своей суженной. Выбор был сделан по обоюдной любви, и молодые были ровней друг другу по характеру и достатку. Хутор отстоял от Манилово на добрых 12 верст, но дорога к нему была доброй и ухоженной, как и хозяйства отделившихся от коренной деревни хуторян.

Маня была полной противоположностью Татьяны – маленького роста, немногословная и застенчивая, она цепляла взгляд пастельной красотой и брала мягкостью характера. Ее ладная фигура была так же ладно украшена одеждой довольно богатой, но не кичливой. Поскольку в жизни простых людей одежда была маркером статуса, женихов у подрастающей Мани, при всех прочих ее достоинствах, было предостаточно. А у Кабановых была туча холостых сыновей, поэтому в очереди на подрастающую невесту Кабановы стояли первыми.

Маня любила ходить в гости к своей замужней старшей сестре. Ее приходы были всегда ожидаемы и желанны большой и состоятельной семьей Кабановых. Ходила обычно пешком, но в родительском доме ее жизнь была не сильно стеснена трудом, только подготовкой приданного, поэтому время на неблизкую для прогулок дорогу было.

В этот ее приход все братья Кабановы были уже женаты, да и сама Мария приехала любимой женой более удачливого в баталиях за ее сердце соседа. Ей было 32 года. Юность и ее забавы ушли, а нужда, сбивающая семьи в роды, осталась. Поэтому приняли Марию с Ольгой Степановной и детьми радушно.

Жили дружно, но очень пугала неопределенность: работы нет, вестей от мужа нет, будущее – мутнее мутного. Но у Марии с ее тремя классами образования была особая чуйка на правду жизни. И эта чуйка выручала ее в самые трудные моменты жизни. А еще муж. Она всегда чувствовала себя ЗА мужем.

Вот и в этот раз перед своим отъездом в Уфу Василий Павлович обернулся с перевозом мебели. Мебель была добротная, своими руками сработанная. Два шкапа, да горка со стеклянными дверцами. Редко у кого была такая роскошь в дому. Идею конструкции горки Василий Павлович подсмотрел в доме своего тестя-буржуина. Тот тоже в свое время смастерил эту мебель своими руками, насмотревшись диковинок в усадьбах, куда поставлял товары своего производства: кожаную обувь, одежду, сумки, фураж и прочие безделицы. Логистика складывалась легко и прочно, знай себе трудись – не ленись!

Мебель и часть домашнего скарба Василий Павлович отправил водой. В порту оплатили отправку вещей до Брейтова. Война не давала гарантий, что груз дойдет до станции следования, но Василий Павлович надеялся на лучшее. И груз действительно дошел.

Когда семейство Ворошиловых коснулось ногами земли своей исторической родины, мебель уже стояла на берегу в полной сохранности и ждала своих хозяев.

По приезде Мария продала горку председателю колхоза за 150 кринок молока. Хватило на три месяца. Самых трудных первых три месяца с начала войны.

Уже 15 июля 1941 года была введена в действие система карточек на хлеб. Деревенским карточки не выдавали. Нужно было что-то делать с пришлыми горожанами. Родня взялась за решение этой проблемы.

Зашел как-то к Кабановым приятель на вечерю. Приятель был в должности заведующего складом картофеля. У китайцев деловые переговоры начинаются с чайной церемонии, а у рыбинских мужиков – с самогона под добрую закусь. Традиция! Война эту традицию ощипала, но не нарушила. Закусывали, чем Бог пошлет. Накрыв стол, женщины удалились, чтобы не мешать делу. Изрядно откушав яичницы на шкварках, отерев снедь, застрявшую в щетине, хлебом, мужчины стали вспоминать старые добрые времена, «когда Волга текла быстрее, гуси были жирнее, а леса можно было валить – сколько увезешь».

– Левонтий, – начал приближаться к сути дела Василий Семенович, – а что, не будет ли у тебя какого места для Ольги Степановны? Женщина она грамотная, порядочная. Так неужто она твой склад не сбережет?!

– А что, давай устрою ее сторожем, – приговорив очередную стопку самогона, но не захмелев, порешил Левонтий. – Нынче у меня на складе сторож – человек ненадежный, выпивоха и вор, да что я могу с этим поделать, – других-то нет! Не самому же мне сидеть на складе! Пусть приходит завтра поутру.

Так началась государственная служба Ольга Степановны, которая до этого времени кормилась шитьем да составлением бумаг неграмотным землякам.

На складе ей пришлось сначала навести порядок: отделить мороженный, и относительно хороший картофель по разным отсекам. Приходилось регулярно чистить отсеки от гнилого, рубить дрова, топить буржуйку для поддержания положительной температуры и влажности воздуха – морозы ударили рано и были они крепкими, как никогда. Ольга Степановна справлялась и с этой черной работой, но чтение книг не оставляла. Кого хмель спасает от горя, а кого другие удовольствия.

А тут вышел указ: каждой крестьянской семье сдать для фронта по 3 кг сушеного картофеля. Работы у Ольги Степановны поприбавилось. Все метнулись на склад. Ольга Степановна стала центром деловой жизни деревни и очень важным человеком. Ее честность и неподкупность шли впереди нее и открывали двери домов, которые некогда зажиточные ярославские крестьяне по старой традиции держали открытыми только для своих, хотя и не запирали на замки.

Мария сушила картофель и для фронта, и для дороги, которая предстояла ее семейству по прибытии обещанного директором завода парохода.

Валентина ходила в школу и помогала матери по хозяйству, занималась с Галинкой, которой шел пятый годок. Володя осваивал каллиграфию и загружался интересом к географии, которую преподавали за двумя перегородками от его класса в маниловской начальной школе. Математика ему давалась тоже неплохо, литературу он знал наизусть:

Товарищ Ворошилов,

Я скоро подрасту,

И встану вместо брата

С винтовкой на посту.

А вот русский…

Так прошел первый год войны. Каждый плыл по течению Времени, а все вместе барахтались в порушенной жизни, точно  щепки в весеннем половодье.

И всей рыбинской землей варили брагу.