Текст книги "На пороге империи"

Глава восьмая

Фрида приехала на возке с поднятым верхом. Кучер остановил лошадь напротив дома Акулины. Образовалась пауза, и вдруг на землю выпрыгнуло существо в длинной черной вотоле с глухим капюшоном на голове. Со стороны определить можно было только пол, а возраст, стать и прочее скрывала свободная глухая одежда. Существо прошло по ступеням и исчезло за дверью крыльца.

– Немка что ли из слободы? – в сенях стояла Акулина, уперев свои руки в бока.

– Мне к Ивану Смыкову.

– Эка, сговорились. Ишь, Смыков! Проходи в избу.

Фрида вошла, Тихон-Иван сидел на лавке за столом.

– Привет, подруга! Мы тебя уже ждем.

Расселись за столом: Тихон и Фрида друг против друга, бабка с торца. На столе высились кучки серебряных монет. Тихон пододвинул деньги к гостье и, не выражая никаких эмоций, сообщил, что сумма семьдесят четыре рубля собрана и нужно написать расписку.

– Ты бы хоть колпак с головы откинула, хочу в глаза тебе посмотреть, – вызывающе заявила старуха.

– В глаза можешь смотреть, но что хочешь там увидеть? – Фрида шла на обострение разговора с хозяйкой.

– В душу твою хочу заглянуть.

– Злым людям не показываю, сглазить могут.

– Она не злая, – вступился Тихон, – у нее жизнь тяжелая, но колпак все равно не снимай. То, что сглазить может – это верно.

– Мне пора в Приказ ехать. После заеду и все расскажу.

Через несколько секунд изба опустела, от дома отъехал возок.

Только в этот день Фриду не дождались. К вечеру приехал возок пустой. Тихон велел бабке подойти к кучеру и поинтересоваться в чем дело. Когда Акулина подошла к нему, тот молча передал клочок бумаги. Дома бумажку развернули и прочли всего одну строчку «Дьяк принял. Одна неделя – ответ».

– Где ее писать учили? – заворчала бабка.

– Она говорить по-русски недавно выучилась, – заступился Тихон за Фриду, но сам сильно расстроился из-за образовавшегося простоя. Чем заняться в течение ближайших дней, он не представлял.

Но это были цветочки, ягодки появились к ночи, когда господин Тень заявился в дом. Его бас, кабы не толстые стены избы, могли бы услышать в Кремле. В словах содержались проклятия немцам, пожелание мора дьякам, обвинения в краже семидесяти четырех рублей. Потом немного остыл и задал резонный вопрос:

– Что будем делать, коли немка сбежит?

– Куда она сбежит? – спросил Тихон, – она дальше слободы никуда не отлучалась. У нее нет знакомых, родни и денег.

– Теперь есть мои семьдесят четыре рубля, – прошипела Акулина.

– Отдала она их в Приказе, ручаюсь за это! – сказал Тихон, – хотите, прямо сейчас к ней поеду и все выясню? Только мое появление в доме Ахена не пройдет мимо глаз шпионов Копытина.

– Не понимаю тебя! – выкрикнул господин Тень.

– Сам же говорил, что посольство секретное, а тут пришла немка и обозначила свою потребность! А ей в ответ – будьте любезны, приходите в среду с утра к Боровицким воротам, вместе с софолками поедете в Германию! Так что ли? Вы на семьдесят четыре рубля заложились, а Копытин перед Софьей отвечает головой.

– Сдается мне, что Ванятка прав! – сказала старуха.

Долго молчала Тень, потом буркнула:

– Будем ждать!

После его ухода Акулина завесила окна и зажгла свечу. Стало светло и уютно. Тихон предложил попить травяного отвара с сухарями. Пили молча и каждый думал о своем. Бабка беззвучно шевелила губами, будто читала молитву. Тихон восстанавливал в памяти детали визита Фриды. Понял, что его спутница не такая уж беззащитная, при необходимости может постоять за себя и проявить напористость.

К полудню старуха ушла по своим делам, предупредив, что вернется к вечеру. Тихон посидел на лавке, полежал на топчане и вспомнил, как две ночи к ряду кто-то ходил на чердаке. Шаги он слышал четко, ошибки быть не может. Зная расположение сеней и двора, Тихон не мог угадать, существует ли вообще лаз на чердак. Поиски в сенях ничего не дали. Настала пора обследовать двор. Все, на что там можно было обратить внимание – это острога на длинном древке. Тихон поднял древко и попытался зацепиться за торчащий выступ под стропилой, но выступ оказался трухлявый и под нажимом полетели щепки. Остальные упражнения с острогой только озлобили и разожгли азарт. Близился вечер и попытки пришлось отложить.

На другой раз после ухода старухи Тихон снова приспосабливал острогу для захода на чердак. Наконец, ему повезло. Крюк зацепился за какой-то предмет, и острога сверх ожидания потащила за собой две нижние перекладины лестницы. Но дальше дело не пошло. Лестница зацепилась и не хотела поддаваться. Тогда Тихон, держась за древко остроги, упер ноги в выступ нижних венцов и подтянулся. Перехватил древко, переставил ноги повыше. Несколько таких упражнений и удалось ухватиться за верхний венец. Между венцом и напуском крыши расстояние оказалось достаточным, чтобы пролезть на чердак. Но стало вечереть и надо было все возвращать на свои места.

Бабка в этот день появилась совсем поздно. Принесла всякой еды и выпивки. Получился праздник, только вместо песен и пляски Акулина вспоминала свою бурную молодость. Оказалось, что правая рука Разина – Федька – это всего лишь эпизод в цепи ее любовных приключений. Больше всего она любила атамана по кличке Гераська. Долго и с упоением вещала о подвигах этого душегуба, о его побегах из заточений.

Весь следующий день Акулина провела дома, стирала, мыла горшки, перебирала какие-то лохмотья. Только через сутки Тихон оказался на чердаке. Наступать на потолочные доски он не решился, больно хилыми для его веса они показались, да и труха от них могла нападать в избу. Ползал по бревнам, которые упирались в стропилы. Света не хватало, лучики пробивались только снизу. Кровля дома была добротная, состояла из досок, на которые уложена солома. Лохмоты, дырявая корзина, вонючая ветошь. Интуитивно парень поднял голову и обомлел. В стропилину был вбит крюк, с которого свисали четыре цепи. На них висел кованный железный ларец. Картина казалась зловещей и пугающей. Одной рукой Тихон взял за ручку ларец, другой освободил сундук от цепей. Оказался очень кстати нож, подаренный Клычком. Крышка открылась и взору предстала сокровищница: кольца, перстни, браслеты, кулоны, подвески. На дне в два ряда лежали золотые монеты. Рассматривать к какому царству и какому царю деньги принадлежали времени и знаний не достало. Тихон набил монетами все карманы, закрыл ларец и водрузил его на законное место.

В избе Тихон разделся по пояс, из нательной рубахи вырезал спину, в материю сложил украденные деньги и связал углы. Узелок вынес во двор и спрятал в кустах смородины.

Старуха в поведении постояльца не усмотрела ничего подозрительного, хотя Тихона изнутри распирала радость. Нежданно-негаданно он стал богатым человеком. Больше того, присвоив часть сокровищ Акулины, он старуху почти не обделил. Украл самую малость.

Наконец, настал день. К дому подъехал все тот же возок. Фрида вошла в дом и без приглашения уселась на лавку:

– Значит так, в посольство меня включили, велено завтра к вечеру прибыть в Сергиев Посад в дом воеводы. Фрида вынула из манжета рукава ключик на шнурке:

– Вот знак к допуску.

– После опознания меня отведут на постоялый двор и там предстоит ждать отъезда. Еще сказали, что ежели я или кто-то другой к поезду не явится, то поездка перенесется на другие дни.

– Постой-постой, – взбеленилась Акулина, – как это завтра к вечеру? Как кто-то не явится? Так дела не делаются!

– Так иди в Посольский приказ и скажи им об этом. Я тебе, бабка, помочь ничем не могу.

– Все правильно! – вступил в разговор Тихон, – умеют дьяки тайну охранять. Ну хоть что-то тебя спросили?

– Спросили. Как переношу морскую качку?

– Сиди тут девка, жди меня, скоро вернусь! – Акулина подхватилась и выскочила из дома.

Тихон сделал знак Фриде, чтобы она сидела молча, мало ли какие хитрости приготовлены бабкой. Пока ждали возвращения, в избу два раза заходил кучер и требовал оплаты. Дважды Фрида подбадривала его медяками. Наконец, старуха вернулась.

– Рано утром к тебе приедет мужик по имени Родион, он тебя и повезет в Сергиев Посад. Только прежде чем садиться к нему, обязательно спроси имя и куда надо ехать. Мало ли что!

– Поняла, только с Родионом я никуда не поеду. Или пусть вместе с ним едет Тихон, который теперь Иван.

– Может она права? – спросил Тихон, – мало ли, что удумает ваш Родион!

– Цыц, как сказала, так и будет!

– Тогда так, – не унималась Фрида, – у меня от брата остался пистоль, ежели что, буду стрелять в вашего Родиона.

– Ну, попробуй, – сказала старуха с явным вызовом.

– Прощай, Тихон-Иван! А тебе, старуха, ничего желать не буду!

Бабка закрыла за Фридой дверь и задвинула щеколду.

– Притомилась я нынче. Завидую тебе, Ванятка, богатым человеком скоро станешь!

– А тебе, что же, доли не положено? – спросил Тихон.

– Годов мне много, хорошие деньги нужны в молодости. Давай выпьем за удачу! – старуха достала кувшин и начала возиться у поставца.

Поставила на стол две кружки и присела напротив Тихона.

– Ну что, за вечную молодость, Ванятка?

– Ты бы хоть сухарик дала! А то без закуски и доброе вино пойлом станет.

Акулина встала, сняла с полки мешочек с сухариками. Этих секунд Тихону хватило кружки поменять местами.

– Ну, давай, Ванятка, выпьем!

– Нет, ты первая!

– Боишься? И то правильно! – старуха опрокинула в рот содержимое в один глоток.

Время пошло, и Тихон уже подумал, что ошибся в своих предположениях. Но вдруг у старухи начался кашель, потом она схватилась двумя руками за горло. Еще миг и бабка повалилась с лавки, упала на пол. Акулина была мертва. Тихон перенес тело на свой топчан и накрыл умершую попоной. В смородине взял узелок и вышел за околицу.

По оврагам, прячась за деревьями, обходными путями он добрался до Немецкой слободы. Через окно проник вовнутрь и прислушался. Стояла тишина. Чтобы заявить о своем появлении Фриде, парень хлопнул дверью в мастерской, начал ждать. Показался женский силуэт. Фрида так обрадовалась Тихону, что перешла на громкий говор:

– Я уж думала все, убили тебя.

– Она отравить меня задумала, да чеклажки перепутала!

– Выходит к чему других толкала, получила сама.

– Рассказывай про Сергиев Посад. Правда, что туда велено прибыть?

– Велено прибыть к Воскресенскому Ново-Иерусалимскому монастырю. Там будет ждать подьячий Перепелкин.

– А ключик зачем?

– Пригодился для убедительности.

– В твоем доме подпол имеется?

– В кабинете Вильгельма.

– Туда позовешь Родиона, будто золото семейное забыла. Он ведь с тебя глаз не спустит, пока в поезд не посадят. Вот деньги. Их надо рассовать по твоим вещичкам и в карманы разложить. Тут столько, что хватит целиком корабль нанять. Теперь понятно, посольство поедет от Истры, думаю, на Ржев, в Курляндию, Митаву, в Ригу.

Только-только засерел рассвет, как экипаж подкатил к дому Фриды. С козел спрыгнул ражий малый лет двадцати. Косая сажень в плечах, в глазах пустота, копна русых волос, стриженных под горшок. Самое неприятное в облике парня оказалась его улыбка. Его оскал очень близко напоминал волчий. Он четко выговорил свое имя и пункт следования. Фрида объяснила причину и повела его в кабинет. Тихон спрятался за напольными часами. Родион вошел в кабинет, и когда встал спиной к часам, Тихон вышел из укрытия и дубиной ударил парня по голове. Тот даже не качнулся. Медленно развернулся лицом к Тихону, обнажил свой оскал и после этого стал оседать на пол. Парня сбросили в подпол. Вслед за ним полетели два каравая хлеба.

– Вода там имеется, грунтовые воды близко, – сказала Фрида.

При погрузке Фрида показала на прямоугольную корзину с крышкой и заявила, что там одежда немецкого фасона ее брата, а сверху лежит паспорт Вильгельма. По всем данным Тихон подходит под облик ее родственника, разница только в возрасте, и надо подумать, как можно исправить запись.

Глава девятая

В народе не существовало единого мнения о патриархе Никоне. Тем более никто представить не мог, что станут говорить о нем потомки. Но воздвигнутый его стараниями Ново-Иерусалимский монастырь с великолепным храмом в веки вечные станет радовать души православному люду и притягивать к себе всеобщее внимание.

Площадь перед монастырскими вратами оказалась пуста. Единичные люди ступали за ворота, другие выходили, все покрывали себя крестным знамением. Двухэтажный дом с гостевыми кельями справа от входа выглядел необитаемым, хотя дверь была открыта настежь.

Тихон остановил лошадь у начала площади и велел Фриде подойти к гостевым кельям. Напомнил, что она другой веры и входить на территорию монастыря ей не позволительно. Фрида прошлась вдоль ворот, у входа в кельи к ней навстречу вышел мужчина в кафтане, которые обычно носят приказные служки. Он что-то сказал женщине, та кивнула и пошла в сторону своей повозки.

– Это подьячий Перепелкин. Он меня узнал и велел отвезти вещи к тем дальним воротам и сдать их под охрану вознице. Потом велел вернуться назад и занять приготовленную для меня келью, – голос Фриды дрогнул и стало понятно, что ей тяжело расставаться с Тихоном, она боится неизвестности и всяких случайностей.

Назад на площадь Тихон не поехал, с Фридой он прощался на повороте.

– Ежели что случится со мной, не предпринимай никаких шагов, денег тебе достанет обжиться в Германии и начать новую жизнь.

– Не хочу с тобой расставаться! – заявила Фрида со слезами на глазах.

– Я тоже, но на все воля Божья! Боярская придумка. Длинные проводы, лишние слезы, – Тихон поцеловал Фриду в щеку, прыгнул в повозку и стеганул лошадь кнутом.

От монастыря на запад шла только одна дорога. Тихону предстояло ехать вперед и ночевать на ближайшем постоялом дворе, а с утра ждать проезда поезда.

До темноты Коробков добрался до селения с трудно произносимым названием, при въезде в который располагался постоялый двор. Хозяин брюхатый сорокалетний мужик с добродушным лицом назвал цену за ночлег и потребовал деньги вперед. Потом перечислил сколько стоит ужин, уход за лошадью и еще что-то. Тихон заплатил за все услуги: ночлег, уход за лошадью и ужин; и вошел вовнутрь помещения. Путников оказалось немного. Присматриваться к ним и уж тем более заводить разговор не было ни сил, ни настроения. Утолил голод и завалился спать.

Утром хозяин поинтересовался не желает ли его гость поменять лошадь, так как у него в наличии есть отличные жеребцы, накормленные и отдохнувшие. Хозяин намекнул на дальний путь Тихона.

– С чего ты решил, что я далеко еду?

– Скажу больше, едешь ты в Ливонию!

– Ну и гадальщик ты!

– Корзина у тебя не наша: у нее форма, и плетение иноземные, а одежда в ней немецкая.

– Ты что же вещи мои проверил?

– Не я, мой слуга. Он малый здоровый, случайно задел локтем твою корзину, та упала и открылась, – при этом хозяин хитро улыбнулся.

Тихон быстро полез в карман, испугался за паспорт на имя Ахена, но документ был на месте. Конечно, про постоялые дворы ходили всякие слухи, но предположить плохое об этом хозяине он не мог.

– Ты лучше поменяй мою лошадь и повозку на добрую верховую лошадь со всей амуницией.

– Ты меня удивил, постоялец. В дальний путь и верхами.

– Объяснять тебе ничего не буду, но иноземную корзину тоже меняю на хороший мешок.

– Ладно. Иди выбирай себе коня. Слуга запряжет и мешок тебе выдаст.

Пока шли сборы, Тихон все время посматривал на дорогу в сторону Москвы. Он тянул время и ждал проезда посольства. То, что он увидел, произвело на него и тех, кто находился на улице, впечатление. Впереди на белом коне ехал глава Московских стрельцов полковник Шакловитый, за ним обоз с девятью бойцами в красных одеждах с бердышами наготове. Потом три кареты: первая с вензелем Посольского приказа, черная и блестящая с узорными оконцами на дверях; следующие две кареты выглядели весьма потрепанными, видавшими немало дорог. За ними ехала телега с багажом путников и замыкали процессию два конных стрельца.

Тихон понял, что к хозяину едет большой доход.

Тот, будто угадав мысли, молвил:

– Нет, утром все проезжают мимо. Это к вечеру кому-то повезет. Ночью здешняя дорога опасная, сам понимаешь.

Хозяин выдал доброго коня. Резвый и послушный он сразу признал Тихона и можно было сказать, что они подружились. Дорога шла прямой линией и не баловала разнообразием. Лес то подходил совсем близко к дороге, то отступал, и тогда взору открывались обширные просторы кое-где обработанной, но чаще вовсе нетронутой, покрытой шелковистой травой и полевыми цветами земли. Много деревень не наблюдалось, а коли виднелись, то на три-пять домов. Ежели открывался купол православного храма, то при приближении к нему домов насчитывалось столько, что сходу сосчитать было сложно. Как правило, на взгорках виднелись помещичьи усадьбы.

Дорога то оживала встречными путниками, то вымирала вовсе. Один раз Тихона обогнал отряд всадников. Красномордые парни неслись во весь опор, видимо, по очень срочному делу. Тихон держал определенное расстояние от посольства и ориентировался по клубам пыли, поднимаемых поездом. Иногда отпускал свой интерес далеко вперед, а сам останавливался на приглянувшейся поляне с источником воды. Разминал ноги, ложился на траву, вытягивался во весь рост, поил коня и давал ему роздых. Каравай хлеба, что купил на постоялом дворе, съели уже с утра на двоих с конем.

После очередной остановки, когда солнце село и обозначились вечерние сумерки, Тихон начал погонять лошадь сильнее обычного в надежде догнать посольство. Но не случилось. Справа от дороги он увидел постоялый двор. Приближалась ночь, голод сводил желудок и по всему нужен был отдых.

Путников насчитывалось десятка два, но места хватало всем и за столом, и на лавках. Некоторые расстилали попоны прямо на полу и прекрасно себя чувствовали. Скорее всего это были те, которые большую часть жизни проводили в дороге. Как и везде плата состояла из трех частей: спальное место, еда, уход за конем. Тихон поел гречневой каши, справился с куриной ногой, двумя пирогами с капустой и запил все это квасом. Его сразу потянуло в сон, но прежде чем расслабиться и придаться отдыху, он спросил у конюха, не проезжал ли мимо поезд с каретами.

– Под охраной стрельцов? Прошли, когда солнце еще светило.

Утром снова в седло и опять одно и то же. Против ожидания Тихон почувствовал, что стал привыкать к однообразию дороги. Поезд он увидел издалека в полном составе. Все участники похода выезжали на тракт с боковой дороги, приходящей с холма вниз. Тихон съехал на обочину и спрятался за деревьями. Тут он вспомнил, что государевы слуги могут останавливаться в селениях и требовать от жителей крова и условий для отдыха. Таков был указ покойного царя Алексея Михайловича.

Тихон собирался покинуть свое укрытие, но увидел, как от поезда отделились три всадника и поскакали по направлению к Москве. Когда они промчались мимо, стало понятно – Шакловитый далее с посольством не едет. Он и двое его охранников возвращаются в столицу. Видать, не зря этого командира стрельцы не любили. Он никогда не рисковал, но обожал бахвалиться. И тут, вроде как, проявил заботу.

Опять потянулась дорога, клубы пыли, встречные обозы, однообразие слева и справа. Тихон перестал это замечать, лишь следил за тем, что двигалось впереди. Томительно и медленно. Солнце оставило зенит и покатилось вниз. Еще один нудный день обещал скоро закончиться.

Тихон обратил внимание на озерцо и небольшой лесок вдоль берегов. Место ему понравилось, и он решил устроить привал. Выбрав полянку на берегу, удобную для купания коня парень спрыгнул с лошади. Встал на ноги и хотел сделать несколько приседаний. Вдруг из ближайших кустов вышел дядька в лохмотьях и с двумя пистолетами в руках. Тут же что-то круглое и твердое уперлось ему в спину между лопатками.

– Эй, паря, стой смирно, – сказал в лохмотьях.

Подошел третий, взял лошадь под уздцы и повел к леску.

– Ступай тоже, чего замер? – опять произнесли лохмоты.

Как же так вышло? Тихон потерял осторожность. В голове строились варианты исхода роковой встречи в ватагой. В лучшем случае, коли знают Клычка, заставят бандитствовать вместе с ними. Начал прикидывать силы бандитов. Двое караулят его, один ведет лошадь под уздцы. У него при себе ни кинжала, ни даже палки.

Небольшой лесок перешел в настоящий лес, но шли по нему недолго. Ватага облюбовала круглую поляну и готовилась пировать. Скорее всего они недавно совершили разбойничий налет и находились в приподнятом настроении. Тихон прекрасно знал, что ограбленные купцы стараются быстрее унести ноги подальше от проклятого места, потому он никаких следов разбойничьего нападения на дороге не заметил.

Мужик в лохмотьях велел привязать Тихона к дереву, сам встал напротив и начал допрос, скорее потехи ради.

– Кто таков и откуда?

– Тебе, наверное, без разницы?

– Оно конечно! Добро сам отдашь или силой брать придется?

– Так ведь и сам отдам, и все одно до гола разденете.

– Что уже попадался?

– Сам грабил. Про Клычка слыхивал?

– Тоже мне нашел атамана? Мелкота лесная, – бандит ехидно ухмыльнулся и плюнул под ноги пленника.

– О Гераське слыхивал? – выложил Тихон последний козырь, так как других прозвищ не знал.

– Хватит голову морочить, доставай, что имеешь!

– Отзынь, Хабарик! – сбоку послышался хриплый грубый голос.

Коробков повернул голову и увидел дедка, согнутого в три погибели с лицом почти полностью заросшем волосами.

– Откель Гераську знаешь? Сказывай, как на духу!

– Гераська мой родной отец, – выпалил Тихон неожиданно для самого себя.

– Не смеши меня, чтобы у Гераськи дети водились…

– Моя мать зовется бабка Акулина.

– Да ты что? Родила все-таки, старая потаскуха!

– Не позволю мою мать обзывать!

Дед смутился и извинительным тоном произнес:

– По привычке вырвалось! Жива Акулька-то?

– В Красном селе имеет дом, ни в чем не нуждается, а здоровье как у всех, сегодня есть, завтра нет. Иногда с ней по кружечке пропускаем.

– Так каким Макаром тут оказался?

– Дело у меня важное в Митаве. Подрядился должок отдать одному негодяю.

– Тогда сказывай подробнее!

– Дело больно смертельное. Лучше никому о том не знать! Заказ идет от одного важного человека.

– В Курляндию как попадешь? На дороге кругом посты.

– Паспорт у меня немецкий имеется. Да вот незадача по недогляду вышла. С возрастом промахнулись.

– Ну-ка, покажь! – дед подошел к Тихону, отвязал его от дерева и жестом пригласил сесть на траву.

Тихон вынул паспорт Ахена и передал его деду. Пальцы старца оказались длинными, гибкими и быстрыми. Он аккуратно развернул документ и, читая его, сверял с лицом Тихона.

– Придется помочь тебе возраст исправить!

– Разве возможно? – у Тихона появилась надежда, что его могут отпустить с миром.

Подошел бандит, который уводил коня Тихона, передал деду мешок пленника и что-то пошептал ему на ухо.

– Так ты сынок и одежду прихватил немецкую?

– Как же я без нее во дворец герцога попаду?

Дед внимательно посмотрел на Тихона, прищурился и покачал головой.

– Без знания их языка, сынок, тебе не обойтись.

– А я знаю их язык. Матушка Акулина постаралась. Организовала мне житье в Немецкой слободе.

– Удивляюсь ей! Сама дура дурой, а сынка выучила!

Дед повесил на сук немецкий кафтан, зацепив одну полу за сучок, развернул паспорт Ахена и упер пальцем туда, где значился возраст, продавил это место и сложил документ в исходную. Потом положил его в карман кафтана, где была откинута пола. Угольком на кармане поставил точку. Тихон на все на это смотрел с явным любопытством, не понимая, что вытворяет его спаситель. Дед отошел на три шага от кафтана, достал пистолет, прицелился и выстрелил.

– Кажись, в точку, иди, сынок, проверяй работу.

Тихон вынул из кармана паспорт и развернул его. На месте, где указывался возраст зияла дыра с обожженными краями.

– Береги кафтан, сынок, в нем твое главное оправдание. Смекаешь? Метили в тебя, да угодили в полу кафтана, а там лежат документы. Теперь пошли к моему костру, выпьем и закусим. Утром поедешь дальше.

Ватага состояла из двенадцати бандитов. На то, что Тихон оказался тринадцатым, внимание никто не обратил. Похоже суеверие было не в почете среди воров. Ели жареное на костре мясо то ли теленка, то ли барашка. Разобрать было сложно из-за сильной подгорелости. Вино наливали из бочонка с выжженными буквами латиницы. Слово держал только атаман, остальные ели, пили и одобрительно реагировали на любые слова своего командира.

– Скажи-ка, сынок, разлюбезный, – атаман заговорил и его люди притихли. Ждали развязки неожиданно возникшей дружбы со странным пленником, – новостей нам взять неоткуда. У обиженных купцов не спросишь, они после нашей встречи имена свои забывают.

На эти слова ватага отреагировала громким ржанием.

– Вроде возвели на царство двух наследных: Иоанна и Петра; а все указы идут только от Софьи. Оно понятно. Пока цари в ум не вошли по возрасту. Токмо ныне пора пришла приучать их к власти!

Тихон с ответом не задержался:

– Иоанн с умом не сильно дружит и его возраст тут не при чем. С Петром Алексеевичем довелось мне по малолетству дружбу водить. Умный и шустрый парень. Только Софьюшка не хочет допустить его до трона, сама желает занять царево место.

– Мыслимое ли дело – баба царь! – изумился атаман.

– В Европах бабы королевские троны занимают. А мы чем хуже? – возразил пленник.

Ватага загудела, Тихон тут же поправился, дескать, так думает только сама Софья и ее полюбовник Голицын.

– Голицын каких кровей будет? – не унимался атаман.

– В Европах его хорошо знают, и он весь из себя на их манер.

– Оно и понятно, у них там и товары лучше, и деньги красивее. Только к нам отношение скверное. Мы тут накрыли несколько иноземцев, так они сперва над нами изгалялись. Когда поняли всю серьезность положения, стали на коленях елозить, – ватага снова залилась смехом.

– Думаю, скоро решится вопрос, кто на троне окажется: Софья или Петр. Только вам с того какой резон? – продолжал Тихон.

– Многое от этого зависит! Оживление на дорогах, наполнение обозов, количество иноземцев, розыск нашего брата.

– Это точно, – согласился Тихон, – зришь в корень, атаман. Только коли Петр победит, противление нашему брату станет серьезное.

Много о чем довелось говорить Тихону с атаманом, половину воров разошлись по спальным местам. А дед никак не мог исчерпать интересные ему темы:

– Ты пойми, сынок. Твоя участь была решена еще в утробе матери. Рожденный от двух воров, вором станет. Но сегодня попадаются молодцы, которые от лени и в поисках легкой добычи идут промышлять на дороги. Одно дело, когда человека судьба от людей отлучила и другое, когда добровольно! Не люблю я таких выродков! Ладно, засиделись мы с тобой. Иди, ложись вон на ту попону.

Тихон отвык от лесных ночевок, но тут будто убаюкал кто-то. Уснул моментально и спал спокойно. Утром атаман разбудил его, лошадь уже стояла запряженной, вещи были на месте. У костра дымился котел с кашей. Атаман проводил Тихона до дороги и там сообщил ему, что постоялый двор с колокольчиком на воротах, куда он подъедет аккурат к вечеру – место хитрое.

– Хозяин там мой подопечный, принудили мы его делиться добычей. Взамен в случае чего, вступаемся за него. Заточен он на одиноких путников и малые обозы. Как и что говорить не стану, только умудряется в питие зелья сонного гостям подсыпать. По выдумке большой талант имеет.

– Где же ночевать тогда?

– Езжай дальше по дороге, пойдут дома, увидишь сожженное дерево, за ним в доме живет Зиноша, передашь привет от Федота Лесного, и тогда ночлег даст, и напоит, и накормит.