Текст книги "Узнать в толпе"

– Как я хочу, чтобы мы были вместе!

– Я верю в это!

– Да, вера чудеса совершает!

– И ты верь!

За месяц до начала Недели молитв о единстве христиан викарию собора Наборимати в Хиросиме отцу Антонио Чизатти поручили выбрать библейский текст и предложить тему для молитв и размышлений. Его совсем недавно ввели в состав комиссии «Всемирного совета церквей» и «Папского совета по содействию христианскому единству». Антонио был горд оказанным доверием и с воодушевлением принялся за работу.

Он пришел домой после вечерней мессы, сел в кабинете за огромный письменный стол и взял в руки Библию. Книга была старой и местами обгоревшей. Она всегда лежала на темно-зеленом сукне стола между бронзовым настольным прибором и фотографией в золоченой рамке. С фотографии улыбалась японская девушка, обнимающая Египетский обелиск на Пьяцца Папиньяно в Беневенто – родном городе отца Антонио. Прежде чем приняться за работу, посмотрел на фото и прочитал молитву об усопших:

– От врат ада избавь, Господи, ее душу! Да покоится в мире!

Отец Антонио аккуратно перелистывал страницы Библии и думал, что всегда после видений, которые посещали его с детства, происходят знаменательные события. А в своих видениях отец Антонио сидел на крыше в кругу единомышленников, правда, как всегда не видел их лиц, но чувствовал их присутствие, общался с ними и скучал о ком-то непутевом и пропавшем. Антонио взял за правило записывать все, что он видел, и всегда эти события приходились на 6 августа в День преображения Господнего, на 20 декабря накануне Недели молитв о единстве христиан, и на конец февраля перед Великим постом. Вот и сегодня снова случилось радостное событие: после видения 20 декабря ему сообщили, что нужно подготовиться к Неделе молитв[1]1
  Неделя молитв о единстве христиан – ежегодное международное экуменистическое мероприятие, в котором принимают участие представители различных христианских деноминаций. Проходит каждый год с 18 по 25 января.


[Закрыть]. А встречу с японкой Аки Гото Антонио вообще считал знамением судьбы.

Антонио Чизатти родился в итальянском городе Беневенто, где в 275 году до н. э. проиграл свое последнее сражение с римлянами эпирский царь Пирр. Антонио с десяти лет помогал отцу. В небольшой сапожной мастерской они шили недорогую повседневную обувь и ремонтировали ее. Антонио потом на велосипеде развозил заказы по всей округе, привозил новые, и отец с утра до вечера работал. Раньше им еще помогала мама, но она умерла, когда Антонио было восемь лет.

– Нам, главное, накопить денег на твою учебу! – сказал отец. – Я не хочу, чтобы ты вот так, как я, считал каждую лиру!

Антонио мечтал стать пилотом. Когда над городом пролетали авиалайнеры, он заворожено смотрел в небо и представлял себя за штурвалом. И еще Антонио с удовольствием пел в хоре во время мессы в Соборе Святого Варфоломея и помогал отцу Пио во время службы. В 19 лет Антонио поступил в университет Giustino Fomunato изучать авиационные технологии. На первый курс денег у них с отцом хватило. Обучение на втором курсе стоило дороже, и Антонио все лето работал: развозил пиццу, помогал отцу в мастерской, разносил почту.

6 августа 1979 года у него в очередной раз было видение. Раньше он как-то не задумывался, где находилась та крыша, на которой он всегда себя видел. Но проснувшись сегодня, он узнал, что это за место (в университете начался курс истории): он всегда смотрел с высоты Купола Гэмбаку на Собор Наборито в Хиросиме и наблюдал все этапы его строительства. Раньше на месте современного собора стояла деревянная католическая церковь Наборимати, которая была уничтожена взрывом атомной бомбы 6 августа 1945 года. Взрыв тоже был в видениях Антонио, но только сейчас он понял, что это такое. Настоятель этой церкви, иезуит Гуго Лассаль, тогда выжил, несмотря на полученные тяжелые ранения, и у него возник замысел построить в опустошенном городе христианский собор ради непрестанного поминовения погибших и молитвы за мир во всем мире. Работы начались 6 августа 1950 года и через четыре года завершились. Строительство велось на пожертвования жителей послевоенной Хиросимы и верующих со всего мира, а орган, витражи, мозаики и колокола были переданы храму в дар от верующих Кёльна.

7 августа Антонио с воодушевлением молился на утренней мессе. Неожиданно его внимание привлекла молодая женщина в темно-синем костюме. Такую одежду в Беневенто не носили, и было понятно, что эта женщина здесь впервые. После мессы она подошла к отцу Пио, а когда повернулась, Антонио от неожиданности уронил песенник – женщина оказалась японкой!

«Вот это да! – думал он, пересекая на велосипеде проспект Гарибальди, – японка у нас в храме!»

Как-то на одной из проповедей отец Пио говорил о японской монахине Агнессе Кацуко. На руке у Агнессы появилась крестообразная рана. Однажды, когда она молилась в часовне, рана на руке стала невыносимо болеть, и Агнесса услышала голос, исходящий из статуи Девы Марии. Позже и другие монахини заметили, что статуя кровоточит из руки, а из глаз Девы Марии льются слезы.

– Эх, почему я не спросил, знает ли она монахиню Агнессу! – сказал Антонио отцу, когда после мессы заехал домой, чтобы забрать отремонтированную обувь и отвезти ее клиентам.

На обратной дороге, пересекая Пьяцца Папиньяно, Антонио снова увидел эту женщину возле Египетского обелиска. Он так резко притормозил, что чуть было не упал с велосипеда. Он виновато улыбнулся.

– Здравствуйте, – сказала она, улыбаясь. – Вы бы не могли меня сфотографировать возле этого обелиска? Я уже настроила параметры кадра.

Антонио закивал и взял фотоаппарат у нее из рук. Она медленно пошла к трехметровой колонне, аккуратно ступая по скользкому граниту, словно по льду. Антонио сделал два снимка, подошел к ней поближе и подал руку, чтобы помочь сойти со ступенек.

– Спасибо! – она оперлась на его руку. – А вы знаете, что написано на этом обелиске?

Она говорила с легким свистящим акцентом и улыбалась.

– Там какие-то хвалебные оды египетской богине Исиде, – ответил Антонио.

Она была похожа на красивую хрупкую фарфоровую куколку (Антонио видел фотографию в учебнике) и, похоже, была старше его. Он держал ее за руку, и весь мир остановился. Антонио не видел никого вокруг, только ее глаза, в которых отражался красный гранит Египетского обелиска. Она давно уже что-то говорила, но Антонио не слышал. Он смотрел на ее коралловые губы, которые двигались как в замедленной съемке, и слышал удары своего сердца.

– Вы меня слышите? – она помахала рукой у него перед глазами. – Можете еще меня сфотографировать возле церкви Святой Софии?

– Да, конечно! – Антонио, наконец, очнулся. – Там тоже есть обелиск.

Он поднял велосипед, и они неторопливо пошли.

– А правда, что Беневенто называют «городом ведьм»? – спросила она.

– Правда. Согласно легенде по субботам вокруг волшебного орехового дерева собирались колдуньи для своих обрядов. Это вон там, на другой стороне железнодорожной станции за мостом.

– Ой, так далеко я не могу ходить!

– Давайте поедем! – Антонио жестом предложил ей сеть на раму велосипеда.

Она звонко рассмеялась и села на раму. Антонио остановился возле моста через реку Сабато.

– Это древнеримский мост Лепрозо, – сказала она, вставая с рамы. – Вообще, архитектура городской планировки Беневенто похожа на Рим. Вы были в Риме?

– Нет. Я даже не был в Неаполе и Салерно.

– Ой! Мы не познакомились! Меня зовут Аки Гото. – Она протянула руку.

– Антонио Чизатти! – Антонио пожал ей руку, и снова весь мир остановился.

– Вы чем занимаетесь? – Аки пришлось переспросить дважды.

– Я студент. Изучаю авиационные технологии. Сейчас работаю – развожу пиццу.

– А я архитектор. Сама из Хиросимы, но вот уже три года работаю в Риме. Сейчас у меня появилась возможность изучать архитектуру области Кампания. Вы сказали, что не были даже в Неаполе и Салерно. Не хотите поехать со мной и немного помочь мне в работе? Сможете хорошо заработать!

Поехать с ней! Да Антонио был готов поехать и полететь с ней куда угодно!

– А что я должен делать?

– Мне нужно закончить большую работу. Систематизировать чертежи, утвердить некоторые проекты. На этой неделе мне нужно будет в Беневенто определиться с курсом лекций по архитектуре в университете на новый учебный год. А на следующей неделе я собираюсь в Салерно. Далее в планах – Неаполь. Подумайте.

– Я уже подумал!

– Не спешите! О своем решении сообщите мне завтра.

Антонио еще немного покатал Аки на велосипеде по городу. Потом подвез ее до отеля De La Ville и попрощался до завтра. Утром он проснулся с твердым решением быть всегда рядом с Аки. В этот день обуви для клиентов не было, Антонио быстро развез пиццу, купил по пути букет фиалок и к полудню подъехал к отелю.

– Госпожа Аки Гото! К вам господин Чизатти! – позвонил портье по телефону. – Вы его ждете? Хорошо!

Антонио поднялся на второй этаж и постучался в дверь. Фиалки она взяла с восторгом. В течение двух часов Аки объясняла ему, что нужно делать: вот это нужно переписать, вот это разложить в хронологическом порядке и заполнить карточки, вот это, по возможности, переплести. Антонио сложил все документы в большую коробку и поехал домой работать. Где целый день была Аки, Антонио не знал. Вечером он подъехал к отелю (очень хотелось ее увидеть), но портье сказал, что ее нет, и Антонио разочаровано вернулся домой. На другой день к вечеру он сделал все, что она просила, даже в мастерской у отца сам сделал переплет для документов. Аки внимательно все просмотрела, осталась довольна и дала ему две тысячи лир. Это было больше, чем он зарабатывал в день за доставку пиццы! Антонио начал отказываться, он ведь хотел просто помочь! Но Аки сказала, что эта работа должна быть оплачена, и что дальше такой работы будет раза в три больше. И если Антонио согласен, то они заключают соглашение, и в конце каждой недели Аки будет с ним расплачиваться. Конечно, Антонио был согласен.

У Аки была машина, взятая напрокат, и на следующей неделе они поехали в Салерно. Антонио жил в маленькой квартирке в центре. Где жила Аки, Антонио не знал. Она всегда заезжала за ним утром, и они отправлялись работать то в университет, то в административный центр. Антонио помогал делать фотографии зданий, систематизировал каталоги разных архитектурных элементов. Он никогда раньше не интересовался архитектурой, но за месяц узнал столько нового и так увлекся, что у него даже мелькнула мысль продолжить изучать архитектуру в университете. В Неаполе они поработали неделю, потом еще неделю в Казерте.

Антонио был счастлив. Рядом с Аки ему было очень хорошо. «Я ее люблю!» – осознал он в какой-то момент. То, что она была старше его на двенадцать лет, его совершенно не смущало. Тем более она выглядела очень молодо и, главное, была католичкой. Их брак вполне мог бы быть одобрен отцом Пио. «О, Господи! – Антонио даже вздрогнул от своих мыслей. – О чем это я! Я даже не сказал ей, что люблю ее, а уже собрался говорить с отцом Пио!»

Аки тоже много работала и быстро уставала. Она не жаловалась, но Антонио часто замечал, что она пила обезболивающие препараты, а однажды даже попросила его сделать ей укол. В Беневенто они вернулись в конце сентября. Аки расплатилась с Антонио, заставив его расписаться в ведомости о получении жалования.

Два месяца Аки читала лекции по истории архитектуры в университете. Антонио каждый день покупал фиалки, вечером встречал ее и провожал до отеля. Она очень уставала и долго гулять не могла. Но Антонио был рад каждой минуте. Он даже пытался говорить по-японски. На удивление, язык ему давался очень легко. В один из вечеров, когда он провожал ее, неожиданно начался ливень. Они оба промокли насквозь, пока добежали до отеля. Портье возле стойки не было. Антонио колебался всего мгновение. Он поднял Аки на руки и, целуя, понес в номер.

– Ты замуж за меня выйдешь! – спросил он утром, целуя ее волосы и ощущая муравьиную кислинку на губах.

– Это надо хорошо обдумать! – грустно сказала она.

– Ну вот и обдумай!

– Обдумать тебе. Что скажут в городе. Думаешь, сейчас мало сплетен?

– Если мы будем вместе, сплетен не будет, – уверенно сказал Антонио. – Я тебя люблю. Мы с тобой христиане. Какие еще могут быть препятствия?

Аки вздохнула, но не сказала ничего. Антонио постарался выйти из отеля так, чтобы его не видел портье. Во дворе дома сидел отец. Антонио молча сел рядом.

– Сынок, ты не ночевал дома, – сказал отец.

Антонио покраснел.

– Вырос… – сказал отец. Легонько потрепал сына за волосы и пошел в мастерскую.

На счет сплетен Аки была не совсем права. Конечно, японка вызывала определенный интерес у жителей Беневенто, но она вела себя как истинная христианка: ходила в церковь на мессы, много разговаривала с отцом Пио, жертвовала деньги для больных. Поэтому их роман с Антонио как-то не привлек особого внимания.

20 декабря у Антонио снова было видение. Это был тот же купол Гэмбаку и тот же католический храм в Хиросиме. Он помнил, что очень хотел быть с кем-то вместе. Теперь он абсолютно уверовал, что Аки и есть его судьба. Но у нее заканчивались дела в Беневенто, и она собиралась уезжать. Он этой мысли у Антонио сжалось сердце. Он представить себе не мог, что расстанется с ней.

– Ты не хочешь на Рождество поехать в Рим? – спросила Аки на другой день.

О, как обрадовался Антонио! Всегда видения предшествовали хорошим новостям! Рождественская месса в соборе Святого Павла произвела на Антонио ошеломляющее впечатление. Когда Папа Иоанн Павел II возвестил христианскому миру об очередной годовщине рождения Спасителя, Антонио заплакал от счастья. На глазах у Аки тоже были слезы.

Антонио поразили деревянные фигуры в человеческий рост на площади возле собора, а египетский обелиск, у подножья которого были установлены ясли со Святым Семейством, привел его в восторг. Это было напоминание о родном Беневенто.

– Давай обвенчаемся здесь после нового года! – предложил он Аки, когда они проснулись утром в ее римской квартире.

– Доживем до нового года, потом и поговорим! – сказала она, обнимая его.

Антонио решил, что она опять будет говорить о большой разнице в возрасте и начал ее снова убеждать, что для него это абсолютно все равно.

– Давай я закончу вот эти чертежи, потом у меня есть еще одно незаконченное маленькое дело, и вернемся к этому разговору, – сказала Аки.

Антонио везде сопровождал Аки в Риме. Ей было очень тяжело ходить, она часто останавливалась в изнеможении. Антонио каждый вечер делал ей укол и каждый вечер уговаривал ее поберечь себя и не так много работать. Но она сказала, что очень торопится закончить несколько работ.

В последний день рождественских каникул Аки сказала, что закончила все дела и предложила отпраздновать это событие в ресторане. Они уже собирались выходить из квартиры, как Аки упала в обморок. Перепуганный Антонио поднял на ноги всех соседей. Аки отвезли в больницу. Дальше коридора Антонио не пустили. Через час к нему подошел доктор.

– А вы кем приходитесь госпоже Аки Гото?

– Мы собираемся венчаться! – вскочил Антонио. – Как она?

– Она умерла.

– Как умерла!!?

– Умерла от сердечного приступа. Но у нее был рак костей последней стадии. Я вообще удивляюсь, что она прожила эти полгода! Видимо, ее поддерживала любовь!

Аки похоронили на кладбище Тестаччо на южной окраине района у Аврелиевой стены. Антонио после похорон вернулся в римскую квартиру Аки и целую ночь неподвижно сидел в кресле. Утром он не сразу понял, что звонят в дверь.

– Доброе утро, господин Антонио Чизатти! – невысокий лысоватый господин в дорогом костюме стоял в дверях.

Антонио кивнул и распахнул дверь шире.

– Проходите. Вы, наверное, знакомый Аки? Я видел вас на кладбище.

– Да. Я ее друг, – сказал лысоватый господин и протянул Антонио визитную карточку. – Но я еще являюсь и владельцем нотариальной конторы. Винсенте Агостини. К вашим услугам.

Они пожали друг другу руки. Господин Агостини сел в кресло и достал из портфеля большой конверт.

– Хочу вам огласить последнюю волю Аки Гото! Она мне позвонила еще в ноябре, так что у меня было время подготовить все документы. Неделю назад она была у меня в конторе и все подписала.

– Какие документы? – не понял Антонио.

– У госпожи Гото родственников нет. Поэтому Госпожа Аки Гото завещает вам, Антонио Чизатти, вот эту свою квартиру в Риме, свой дом в Хиросиме и свои банковские счета в Риме и Токио. Получите документы и, пожалуйста, поставьте мне свою подпись вот здесь и здесь.

Антонио начал читать. У него округлились глаза: банковский счет в Риме был на сумму 40 миллионов лир, банковский счет в Токио на сумму 10 миллионов йен! Дальше был туман.

Антонио очнулся, ощутив холодные брызги на лице.

– Господин Чизатти! Ну нельзя же быть таким слабонервным!

Антонио открыл глаза и понял, что лежит на полу. Возле него на коленях стоял господин Агостини со стаканом в руке.

– Что мне делать с такими деньгами? – тихо спросил Антонио.

– Я думаю, вы найдете им правильное применение! – ответил Винсенте, помогая ему встать.

Антонио вернулся в Беневенто. Первое, что он сделал, так это исповедался отцу Пио. После исповеди он ощутил душевное равновесие. Ему вдруг захотелось самому дарить людям вот такое же состояние покоя и умиротворения.

– Я хочу быть священником! Я хочу помогать людям обретать веру! – объявил он о своем решении, и отец Пио поддержал его.

Антонио переехал в Рим. Закончил обучение на философском отделении Римского университета, одновременно учился хоровому пению в консерватории Санта-Чичилия. В 1985 году был рукоположен в священника в монашеской конгрегации капуцинов, и Святой Престол назначил его викарием собора Наборито. Антонио переехал в Хиросиму, жил в доме Аки Гото недалеко от собора, помогал прихожанам и жертвовал крупные суммы больницам на лечение онкологических больных.

Он полюбил и Хиросиму, и собор Наборито, который в феврале 1981 года посетил Папа Иоанн Павел II и во время проповеди в храме огласил «Призыв к миру». И видения его всегда предвещали хорошие события.

Вот, например, 6 августа снова было видение. А через два дня пришло известие, что в конце июля 2006 года собору Наборито вместе с Музеем мира в Хиросиме был присвоен статус культурных ценностей Японии. Это ли не чудо!

Кстати, вот и тема для размышлений. К чудесам нужно относиться исходя из принципа трезвости. А то, что Бог хочет прославить, Он прославит!

– Что ты так долго?

– Кажется, моя начала о чем-то догадываться!

– Невероятно!

– Наверно, придется ей все рассказать!

– Как все рассказать!?

– В следующий раз она вообще меня не пустит!

Зоя решила ехать в редакцию прямо из аэропорта. Дедова синяя шестерка, вымытая и отполированная, ждала ее на стоянке.

– Привет, Вадим! – протянула она руку вихрастому парнишке.

– Здравствуйте, тетя Зоя! – Вадим стянул резиновую перчатку, помогая себе зубами и пытаясь быть галантным, поцеловал Зое руку.

– Работаешь? – улыбнулась она.

– Угу! Вот ваша машина в полном порядке!

– Спасибо! – Зоя протянула ему деньги. – Я вижу, работы у тебя прибавилось!

– Да! Спасибо вам! Мне теперь много людей звонят! Сегодня вот эти прилетают, завтра вот те! А вот то «Пежо» сегодня поставили, через две недели прилетят!

– Рада за тебя! Вот, держи сувенир из Турции! – Зоя надела кепку Вадиму на голову.

Вадим заулыбался, поблагодарил Зою и пошел мыть очередную машину. Зоя искренне порадовалась за Вадима, с которым случайно познакомилась полгода назад во дворе дома своего коллеги.

– Тётя! Если я вам помою машину, вы мне заплатите? – спросил он тогда.

Зоя не только заплатила, но и договорилась, чтобы к ее приезду машина на стоянке всегда была чистой. Эта идея очень понравилась ее друзьям и знакомым. С Вадимом созванивались, сообщали дату прилета и номер машины и оставляли для него деньги у охранников. С охранниками Зоя дружила давно, и они не возражали, чтобы пацан мыл машины клиентам. У Вадима была еще пятилетняя сестра. Его отца два года назад парализовало, мама работала на двух работах, и трудолюбие Вадима вызывало у всех уважение.

Настроение у Зои было прекрасное, ее даже не раздражали многочисленные пробки по пути и редакцию.

– Всем привет! – крикнула она, бросила сумку на рабочий стол и включила компьютер.

– Зоя Филипповна! А мы вас завтра ждем! – обрадовался выпускающий шеф-редактор Михаил.

– Ура! Зоя! – слышалось со всех сторон.

– Ребята! Я что-то пропустила? – удивилась Зоя. – Чем вызвана такая радостная реакция?

– Два дня назад главному позвонил один из ваших Якимото или Микимото! – сказал Михаил. – Но мыто в японском не очень! А главный так вообще только слово «суши» знает. Кое-как на макароническом[2]2
  Макароническая речь – речь, содержащая механически переносимые из другого языка искаженные слова и выражения (макаронизмы)


[Закрыть] англо-японско-русском нам объяснили, что намечается очередной Великий Хурал в институте Киото, и госпожу Зою Шенай приглашают туда. Главный уже часы считает до вашего выхода из отпуска!

– Ого! Сейчас к нему зайду!

Зоя проверила почту. Было несколько рекламных писем и одно из Парижа от ее друга Жана Денье: «Обсерваторию города Киев собираются внести в предварительный список Мирового Наследия ЮНЕСКО. Я думаю, вам будет это интересно». К письму было прикреплено фото из штаб-квартиры ЮНЕСКО в Париже. Конечно, интересно! Она так давно собиралась поехать в Киев и проведать свою сокурсницу. Можно будет совместить приятное с полезным. Она написала Жану восторженную благодарность и пошла к главному редактору.

– Зоя Филипповна! – чуть ли не плясать начал он. – Это будет грандиозный материал! Собирайтесь на следующей неделе!

– Сергей Дмитриевич! У меня есть еще идея на не менее грандиозный материал! Киевскую обсерваторию собираются внести в предварительный список Мирового Наследия ЮНЕСКО.

– Это проверенная информация? – насторожился шеф и начал листать блокнот. – Источник надежный?

– Это очень надежный источник! И я с удовольствием напишу об этом.

– Как вы напишете? Вы и в Киев хотите поехать?

– Сергей Дмитриевич! Я поеду и в Киото, и в Киев, или не поеду никуда!

– Вы серьезно?

– Абсолютно.

– Я вижу, вы хорошо отдохнули, прямо в бой рветесь. Очень рад! Ну, что же, собирайтесь.

Зоя вышла из кабинета главного редактора и облегченно вздохнула – чуть было не уплыла командировка в Киев. Она быстро оформила документы и поехала домой в Калугу. «Какой Жан молодец!» – думала она. Вот уже шесть лет он присылал ей эксклюзивные фото из NASA и кое-какие новости из парижских изданий. Зоя делала шикарный материал, тщательно скрывая свой источник.

С Жаном она познакомилась случайно в январе 1999 года на презентации японского оптического телескопа Subaru в обсерватории Мауна-Кеа на острове Гавайи. Ждали принцессу Саяко, чтобы в ее присутствии сделать первые изображения. Но выяснилось, что визит принцессы переносится на сентябрь. Фотокорреспонденты расслабились и не торопились устанавливать аппаратуру. Но неожиданно появились бывший премьер-министр Японии Дзэнко Судзуки и сенатор США Дирк Кемпторн. Они немного постояли на смотровой площадке, о чем-то поговорили и ушли в сопровождении доктора Г авайского университета.

Зоя сделала на свою «цифромыльницу» очень удачное фото, когда Дзэнко Судзуки жал руку сенатору. Никто особенно на нее внимания не обратил – с такой техникой профессионалы не работали. Но кадр получился четким. Фотокорреспонденты очухались, когда сенатор уже ушел. Они, конечно, успели сделать несколько кадров, но, так сказать, в свинячий голос[3]3
  В свинячий голос (укр.) – (фразеологизм) завизжать вслед, сообразить слишком поздно.


[Закрыть], и с сожалением вздыхали, что поздно сообразили.

– Такой кадр мне бы карьеру обеспечил! – услышала Зоя разговор двух французских фотокорреспондентов.

У Зои, которая глядела на расстроенного молодого француза Жана Денье, возникла идея. Она видела, как Жан сделал хороший крупный план самого зеркала и панели управления, и пока любовался хорошими кадрами, тоже упустил момент, и сенатор уже ушел. А он ведь находился-то почти рядом!

Зое было абсолютно все равно. Она одинаково не понимала, чем отличаются демократы от республиканцев, тори от вигов, и это фото для нее ничего не значило. Но вот фотографии телескопа для ее журнала были бы очень кстати!

– Жан! – обратилась к нему Зоя на английском. – У меня к вам предложение!

– Слушаю вас, мадам Зои! – вежливо наклонил голову Жан. Они отошли в сторону.

– Хочу предложить вам обмен фотографиями! – Зоя показала Жану фото с сенатором. – Я вам отдам эту, а взамен прошу ваши снимки телескопа.

У Жана загорелись глаза. Зоя еле сдерживала улыбку, наблюдая бурю чувств на лице у Жана.

– Как отдадите!?

– Вам описать процесс? – Зоя по-прежнему сдерживала улыбку. – Технически это выглядит так: я копирую у себя на устройстве фото и переношу его на ваше устройство. У себя удаляю. Вы аналогично поступаете со своими фото. Если захотите, после публикации в наших изданиях, мы можем снова обменяться.

– Как это сделать я знаю! – обиделся Жан. – Зачем вам это нужно?

– Видите ли, Жан! – Зоя все-таки улыбнулась. – Моему журналу нет никакого дела до сенатора. У нас научно-популярное издание. Поэтому нашим читателям будет интересно посмотреть на телескоп. А вы уж сами решите, куда предложить фото с сенатором.

Жан задумался.

– Я подумаю!

– Да-да, конечно! – и Зоя пошла к группе японских астрономов.

Жан думал около часа. Он покрутился среди фотокорреспондентов, послушал разговоры и подошел к Зое.

– Мадам Зои! Вы же понимаете, что это не равноценный обмен! Я с этим кадром могу сделать карьеру! А что приобретаете вы?

«Хороший мальчик, – подумала Зоя, – не поржавели пружины благородных мыслей, и душа не обмельчала! Как там дальше у Бальзака? Не помню! Что-то про скрепы, сдерживающие пошлость».

– Я приобретаю друга! – совершенно искренне сказала она. – Поверьте, это очень много!

– Можно вас пригласить на чашечку кофе? – радостно улыбнулся Жан.

– И на тур вальса тоже! – засмеялась Зоя.

За шесть лет Жан сделал хорошую карьеру, и за все это время ни разу не забыл про Зою. Вот и сейчас прислал эксклюзивную информацию, и надо будет поторопиться сделать материал.

Через три часа Зоя добралась домой, распаковала чемодан, загрузила вещи в стиральную машинку и набрала номер своей подруги Антонины Груши. Груша ответила не сразу.

– Алло! – Тоня прерывисто дышала.

– Груша! Ты что, бежала?

– Да, есть такое! Привет, полутурка!

– Привет! Полутурка не я, а моя дочь! А я полудурка, потому что влюбилась в турка! – в трубку смеялась Зоя. – Как у тебя дела?

– У меня период стойкой ремиссии!

– Люблю твой юмор! – продолжала радостно Зоя. – Груша! У меня, наконец-то, командировка в Киев! На три дня к тебе заеду.

– Вот здорово! Только…

– Твое Вишневое далеко от Борисполя? – перебила ее Зоя. – Может, ты меня встретишь? Зайдем куда-нибудь и по коктейльчику опрокинем!

Антонина молчала.

– Алло! Тоня, ты меня слышишь?

– Слышу, слышу!

– Так чего молчишь?

– Зойка, тебе лучше лететь в Жулянах. Это от Вишневого недалеко. Но я не смогу тебя встретить. Я болею.

– Простыла что ли?

– Нет. Я уже три года на второй группе инвалидности – у меня немножко не ходят ноги.

– Как три года?! – Зоина радость начала испаряться. – Почему ты мне ничего не говорила?

– Та, кому нужны мои болячки.

– А что врачи говорят? Настолько всё это серьёзно?

– Зойка, если б только это!.. Приезжай, сама все увидишь и услышишь. Не пугайся только. Записывай адрес.

Зоя записала и отключила телефон. Потом сделала себе кофе и пошла на лоджию. «Вот Груша партизанка, думала она, разглядывая проплывающие облака, три года уже болеет, и ни слова!»

Они вместе прожили пять лет в одной комнате в общежитии физтеха. Совершенно непохожие внешне, но абсолютно одинаковые по духу. Зоя была светловолосой и сероглазой, а у Антонины были смоляные волосы и глаза изумрудной прозрачности. Вместе они чем-то напоминали Агнету Фельтског и Анни-Фрид Лингстад из квартета «Абба». Их так и называли – дуэт «Абба». На зеленые глаза Груши западали студенты всех факультетов и всех специальностей, но у нее в голове была только математика, помноженная на астрономию. Она вызывала недоумение преподавателей – девушка с такой внешностью должна была быть законченной дурой. Груша в уме перемножала четырехзначные числа, легко брала тройные интегралы и рассчитывала сложные траектории движения небесных тел. Она приехала из Киева поступать в МФТИ[4]4
  МФТИ – Московский физико-технический институт


[Закрыть] и привезла с собой телескоп. На вступительных экзаменах получила четыре «пятерки». На устном экзамене по математике преподаватель никак не мог понять, как такая девушка могла решить все пять заданий письменной работы, гонял ее по всему курсу и, наконец, с восторгом поставил «пятерку». На устном экзамене по физике была та же история.

Более близкого человека, чем Антонина, у Зои никогда не было. За пять лет они ни разу не поругались. Домой в Киев Груша за все время учебы съездила только один раз после третьего курса на летних каникулах. А так они с Зоей часто приезжали в Калугу к Зоиным родителям, вместе путешествовали то по Золотому Кольцу, то на теплоходе по Волге. Груша всегда говорила, что самое страшное для нее, вернуться обратно домой: до такой степени сложными были у нее отношения с родителями. «Я всегда у них виновата, я всегда у них дура, что бы я не делала и что бы не говорила!» – как-то сказала она.

Когда на пятом курсе у Зои с Дамиром родилась Эльмира, она с удовольствием нянчилась с ней и при этом каким-то образом умудрялась участвовать в НИРС[5]5
  НИРС – научно-исследовательская работа студентов


[Закрыть]. Вообще, Антонина не одобряла связь подруги с парнем из Нагорного Карабаха, да еще и турком по национальности. Но с Дамиром у нее сложились такие хорошие дружеские отношения, что Зоя удивлялась, почему Дамир женился на ней, а не на Груше.

– Это потому, что я похожа на их женщин! – пояснила ей Антонина. – Я ему не интересна. Такие, как я, у него всегда мелькали перед глазами. А ты – другая!

Антонина окончила институт с красным дипломом, получила распределение на Байконур и прямо из Москвы поехала в Ленинск. После распада СССР количество запусков в космос резко сократилось, стал неясен статус космодрома, и Груша поневоле вернулась в Киев. Немного поработала учителем физики в школе, потом лаборантом в Киевской обсерватории, но вскоре стала реже выходить на связь. Иногда Зоя не могла ей дозвониться неделями. «Болела я!» – потом коротко отвечала Антонина. Десять лет назад она сказала, что купила квартиру в маленьком городке возле Киева с красивым названием Вишнёвое.

– Приезжай в гости! – сказала она. – Только предварительно позвони, чтобы я была дома и была здорова.

– Что, часто болеешь? – спросила тогда Зоя.

– Раз в год обязательно! – то ли в шутку, то ли всерьез ответила Антонина. – А то и чаще!

Зоя прилетела в Киевский аэропорт Жуляны рано утром. Таксисты наперебой предлагали свои услуги, глядя на ее объемный чемодан на колесах, но она отказалась. Антонина говорила, что «маршрутка» останавливается возле ее дома, и ехать совсем недалеко.

Зоя позвонила в домофон. Через пару минут Груша ответила: