Текст книги "Колючка"

– А я не могу мириться с обстоятельствами. Я не могу со спокойствием удава после плотной трапезы смотреть на то, что как мой любимый человек покидает меня!

– Ш-ш-ш, Роза, успокойся. Ты научишься, всё приходит с опытом.

– Каким опытом? Что ты такое говоришь? – всхлипывала Роза.

– Ничего, прости. Такого опыта и врагу не пожелаешь, но как говорится, что нас не убивает, делает нас сильнее. Ты справишься с этим горем и станешь сильной. Ты должна с этим справиться.

– Я не могу. И не представляю, как ты можешь быть таким спокойным, зная о… обо всём этом. – Роза неопределённо повела рукой по воздуху.

Андрей покрепче обнял девушку и, подумав, сказал:

– Роза, ведь я тоже не мог. Сначала не мог поверить, потом не мог принять свою судьбу как уже свершившийся факт. Каждую секунду я думал о том, что скоро умру, я существовал с этой мыслью, эта мысль стала моим адом. Ты не представляешь, сколько времени я находился в этом аду. Я думал, что уже умер, или сошёл с ума. Меня преследовала мысль о смерти и снежный парк, в котором каждый раз я оказывался. И так без конца. Да и потом тоже, после того, как я всё-таки принял судьбу, когда уже познакомился с тобой, я снова запаниковал. Я стал бояться времени, перестал носить наручные часы, простое тиканье доводило меня до паники. Мне казалось, я физически ощущаю, как время уходит, как мой организм медленно умирает с каждой прожитой секундой, отключается, остывает, как кровь медленно замирает в конечностях, как холодеют пальцы рук и ног, как сердце, раньше такое мощное сейчас еле-еле стучит в груди. Но мне всё это казалось, потому что я так думал, нет, не так, потому что мне хотелось так думать. Я уже похоронил сам себя, чувствовал себя мёртвым, обречённым человеком. И это меня в конечном итоге доконало, достало это чувство обречённости, скорби. Ведь я же ещё жив! Я ещё дышу, двигаюсь, ощущаю. И тогда я сказал – хватит! От судьбы не убежишь, а жизнь проходит мимо. И когда я, наконец, очнулся от этого полубессознательного состояния, от этой обречённости и оглянулся вокруг, то понял, что нужно жить пока есть время, просто жить и не нужно совершать никаких безрассудств, не обязательно прыгать с парашютом или покорять Эверест, не обязательно отправляться в кругосветное путешествие или учить язык суахили. Нужно просто завершить все начатые когда-то дела, довести до конца всё, что когда-то откладывалось, подбить итоги так сказать, а затем просто уйти. Я это понял здесь, и сразу всё стало просто и понятно. Наверное, именно тут мне было суждено до этого дойти, именно здесь я должен был взглянуть на собственную жизнь. Здесь я встретил тебя – свою музу, но теперь мне пора. Назад, к своему бренному, больному телу, назад к реальности, или к небытию, не знаю.

Единственное, что я хочу – успеть проститься. Я боюсь, что наши встречи могут взять и оборваться на полуслове, потому что чувствую, времени почти не осталось. Но возможно это ещё не конец, возможно судьба подарит нам ещё шанс и возможно не один, и мы встретимся, я не знаю, как, просто верю. Может быть в другой жизни, или во сне… надо просто верить в чудеса. Не нужно отчаиваться и опускать руки, ведь судьбе порой надоедает быть злодейкой и тогда на земле происходят чудеса.

– Чудеса, – повторила с горькой усмешкой Роза.

– Да, именно чудеса. Порой, когда больше не во что верить, остаётся верить в чудеса.

– Как у тебя красиво получается меня успокаивать.

– Это благодаря многомесячным медитациям и чтению философских учений Сократа.

– Всё с тобой ясно, Далай Лама.

– Вот и славно, наконец-то я вижу улыбку на твоём лице. Ну что, может, пойдём, прогуляемся? Погода за окном поутихла и внушает некоторое доверие по поводу сегодняшней ветрености.

– Я бы не стала доверять ветрености февраля.

– Чудеса, Роза. Я верю в чудеса.

– Хорошо, пойдём, – согласилась Роза, вставая с дивана. – и куда же?

– Не знаю, предлагай. Только не на каток!

– А что так? Вроде бы предложение покататься на коньках исходило от тебя самого.

– Лукавый попутал, не обращай внимания.

– А что тогда будем делать?

– Можно снеговика слепить, поиграть в снежки, покататься на автобусе, старушек через дорогу переводить, погорланить песни под окнами соседей…

– Так, ясно. По дороге сообразим, одевайся.

***

А на улице действительно было чудесно: тихо, спокойно, чуть морозно. Иногда откуда ни возьмись, налетал лёгкий свежий ветерок, обдувая лицо, но это было всё, на что в этот вечер был способен ветреный февраль. Будто на исходе зимы непогода выдохлась от неистовства и сменила-таки гнев на милость, дав горожанам временную передышку.

Роза шла, подняв лицо к небу, и улыбалась.

– Как чудесно на улице, свежо и тихо.

– Смотри не споткнись.

– Ты же меня поймаешь?

– Конечно.

– Тогда я спокойна. И не мешай любоваться вечерним небом, – проговорила девушка, посмотрев на Андрея, а затем вновь подняла взгляд к тёмной бездне.

Сквозь курчавую дымку сиреневых облаков проглядывала непостижимая даль цвета индиго. Кое-где, в прорехи пошире виднелись весело подмигивающие далёкие звёзды. Роза вдохнула поглубже, и медленно выпустила облачко тёплого невесомого пара.

– Здорово.

– Да, здорово.

Только сейчас до Розы дошло, что они неподвижно замерли посреди улицы и, взявшись за руки, дружно глядели вверх.

– Ты заметил, что люди в больших городах перестали смотреть на небо? Я вот заметила. Идут себе, понурив голову, вперив взгляд себе под ноги и не то, что на небо, даже по сторонам не могут посмотреть! А это же так здорово – вот так стоять рядом с любимым человеком и смотреть на ночное небо. Так красиво и одновременно пугающе. Знаешь, я никогда не могла до конца себе представить что это – бесконечность? Меня пугают такие понятия как абсолютный ноль, бесконечность, Космос… Ведь крайне трудно представить то, что Вселенная не имеет ни конца, ни начала, что это вечная, бескрайняя ночь, которая всё длится и длится. Даже жутковато. Это как идти навстречу горизонту, кажется вот-вот и ты у цели, но нет, с каждым сделанным шагом он также на шаг от тебя удаляется…

Роза по-прежнему смотрела вверх, невидимый ветер успел куда-то разогнать непрочную завесу облаков, очищая небесное пространство. Теперь ничто не мешало звёздам подавать свои таинственные сигналы на Землю. На ясном тёмно-синем фоне чётко прорисовывались звёздные узоры, делая акцент в определённых местах, сверкая то ярче, то наоборот как будто затухая.

– Я не хочу, чтобы эта ночь заканчивалась, – проговорила Роза, поворачиваясь к Андрею.

По её щекам тихо струились слёзы и тут же замерзали на холодном воздухе.

Андрей ничего не сказал, просто прижал девушку к себе и так они замерли, уже не обращая никакого внимания на красоту и величие далёких равнодушных звёзд.

Глава 13

А потом наступило завтра…

Вокзал гудел и сотрясался от всевозможного шума и гула людей, машин, поездов. Туда-сюда сновали мужчины, женщины с детьми, кто-то целенаправленно тянул за собой тяжеленые дорожные сумки и тюки с одеждой, кто-то лениво прохаживался взад-вперёд по просторному холлу, а кто-то спокойно читал газету, по-философски пренебрегая всей суетой вокзальной жизни. Мимо шествовали работники вокзала, перебрасываясь на ходу с коллегами фразами, в сторонке, пристально наблюдая за толпой переминаясь с ноги на ногу, стоял охранник, а рядом предано сидела немецкая овчарка в наморднике. Порой гул вокзала перекрывал многократно усиленный динамиком женский голос, возвещавший о прибытии очередного пассажирского поезда, и тогда толпа стремительно оживала и, подхватывая вещи, живой лентой вилась к выходу на перрон.

В самом дальнем от прохода углу зала ожидания сидели двое. Девушка неудобно разместилась на коленях молодого человека и, обхватив руками за шею, прятала лицо у него на груди. В отличие от большинства пассажиров, вещей у Андрея не было, ведь туда, куда он собирался они вряд ли понадобятся. Да и что ему было брать? Однозначно, самое ценное и дорогое, ему приходилось оставить здесь, то, что он не имел права взять с собой.

Идея расстаться на вокзале принадлежала парню. Он долго спорил с Розой, как всё должно произойти, она не соглашалась.

– Как в дешёвой мелодраме.

– А как ты себе представляешь… это?

– Никак. Лучше уж шагнуть вдвоём под поезд.

– Нет, это неправильно.

– Тогда просто не уезжай. Оставайся со мной… до конца, – умоляла девушка.

– Не могу. Не хочу, чтобы ты видела, как я разваливаюсь на ходу.

– Что-то не замечала, чтобы с тебя что-то сыпалось.

– Не лукавь, всё ты видишь, – невесело хмыкнул Андрей.

На самом деле так оно и было, с каждым днём Роза примечала едва заметные изменения в Андрее. Он выглядел уставшим, взгляд потускнел, он будто стал даже несколько ниже, сгорбившись под невидимым грузом. Это пугало Розу, сколько так продлится? И что станет с ним потом, в конце? Поэтому она согласилась на такое расставание, как в «дешёвой мелодраме».

Парень медленно перебирал красивые тёмные волосы девушки, пропуская их сквозь пальцы, другой же рукой крепко прижимал её к себе. Порой он проводил рукой по мокрым щекам девушки и тихо что-то шептал ей на ухо. Создавалось впечатление, будто они здесь одни и никакого шума и снующих мимо людей вовсе нет. Периодически девушка вздрагивала, услышав очередное объявление о прибытии поезда, и тогда парень покрепче прижимал её к себе и целовал ей волосы и мокрые щёки. Иногда мужчина в форме бросал на них быстрые изучающие взгляды и, нахмурившись чему-то, отводил глаза. С виду обычная пара, но что-то непонятно печальное волнами исходило от них.

– Ненавижу вокзалы, ненавижу поезда. Ненавижу железную дорогу.

– Почему, милая?

– Они разлучают людей с их любимыми.

– Но и объединяют тоже, посмотри, – проговорил Андрей, кивая куда-то головой.

Роза перевела затуманенный от слёз взгляд в сторону, куда показывал Андрей, и увидела двоих. Мужчина крепко обнимал миниатюрную женщину, которая что-то весело ему говорила, звонко целуя его в небритые щеки.

Чуть поодаль стояла группка людей, все поочередно обнимали щупленького паренька, улыбающегося во весь рот, и пожимающего кому-то руки, кого-то хлопал по спине, кого-то легко целовал в щеки. Все эти люди обрели друг друга, снова встретились после долгой разлуки и теперь их лица светились радостью и счастьем, вот только это абсолютно не радовало Розу, для неё вокзал по-прежнему был местом скорби и отчаяния.

– Мне больно, – тихо прошептала она, губами прижимаясь к щеке Андрея.

– Больно? Где?

– Вот тут, – показала Роза себе на грудь. – Будто кто-то сердце сжал сильно-сильно. Я дышать не могу. Андрей, не уезжай, умоляю тебя. Я без тебя умру.

– Не умрёшь, а наоборот. Успокойся и не думай ни о чём плохом.

– Не могу, хочу сосредоточиться на наших с тобой счастливых воспоминаниях, и не получается. Этот гул, люди, эти жуткие стены давят на меня, мешают дышать, отвлеки меня чем-нибудь. Расскажи что-нибудь, неважно что, я просто хочу слышать твой голос, запомнить его навсегда, расскажи, Андрей!

– Тише, Роза, успокойся. – Андрей нежно провёл тыльной стороной ладони по щеке девушки, смахивая слёзы.

Затем он прижался губами к её волосам и тихо, едва слышно прошептал:

Спасибо за то, что ты есть,

Неважно кому, но спасибо.

Пришла ты, как добрая весть,

Когда на душе моросило.

Спасибо за то, что ты есть,

За то, что дала мне согреться.

Ты знаешь, что это не лесть,

А радость счастливого сердца.

Спасибо за то, что ты есть,

Что где-то поёшь и мечтаешь,

Душой колыхаясь, как лес,

И часто от нежности таешь.

Мне выпала высшая честь:

Бог внял моим просьбам о чуде…

Спасибо за то, что ты есть,

Спасибо за то, что ты будешь¹.

– Я люблю тебя Роза, и всегда буду любить… и спасибо тебе за всё.

– И я люблю тебя, Андрей. Чёрт, а если у тебя не получится? Вдруг Вселенная вновь вернёт тебя в наш парк?

– В этот раз не вернёт, – прошептал парень.

И тут вокзальную суету вновь перекрыл динамик, огласивший прибытие скорого пассажирского поезда №439 – поезда Андрея.

Он перевёл печальный взгляд на Розу и тихо сказал:

– Пора.

– Нет, нет, Андрей. Разве уже?

– Да Роза, уже.

Девушка неуклюже сползла с колен Андрея и беспомощно стала озираться по сторонам. Парень нашёл рукой холодную ладошку Розы, и они вместе влились в общий поток людей, стремящихся к выходу на перрон. Роза по-прежнему озиралась вокруг, вглядываясь в хмурые, сосредоточенные лица окружающих их людей куда-то торопящихся, толкающих друг друга. Она зажмурилась, стараясь не смотреть на всё это. Как же ей хотелось убежать от всего этого, от всех людей туда, где они с Андреем ещё были счастливы, назад в зимнюю стужу. Как же ей хотелось, чтобы февраль не заканчивался никогда!

Поезд ещё не прибыл и люди, поглядывая вдаль причудливо переплетённых между собой железнодорожных путей, прохаживались взад-вперёд по расчищенному от снега перрону. Кто-то стоял, обнявшись с родными и любимыми людьми, пользуясь последними мгновениями, чтобы побыть вместе. Кто-то весело смеялся, напутствуя товарища и желая ему приятного отдыха. Роза озиралась вокруг, не понимая, как все эти люди могут спокойно ждать пребытия треклятого разлучника-поезда. И вдруг вдали послышались пронзительные, как будто даже издевательские гудки железной махины, которая хищной змеёй приближалась к вокзалу.

– Нет, нет, нет, пожалуйста, – больше сама себе шептала Роза. – Зачем же так скоро, пожалуйста, нет.

Андрей покрепче прижал девушку к себе, как будто пытался защитить от приближающегося состава, который медленно подползал к перрону.

Вот уже поезд поравнялся с ними, стуча огромными колёсами, проплыл немного вперёд, мимо промелькнуло несколько вагонов с виднеющимися в окнах лицами людей. Состав проехал ещё немного и, наконец, замер, испуская громкое фырканье. Проводницы опустили лесенки, давая пассажирам возможность выкарабкаться из тесных и душных железных коробок. И вот они уже тянут за собой тяжеленые сумки, ступают на твёрдую поверхность перрона и, улыбаясь, а кто-то что-то бормоча себе под нос, устремляются прочь от поезда, кто-то в одиночку, кто-то вместе с встречающими их родными или друзьями. Наконец последний пассажир выкарабкивается из недр ближайшего к Розе и Андрею вагона и к лесенке тянутся те, кто сейчас займёт только что освободившиеся места. Проводница хмуро проверяет билеты и пропускает очередной чемодан в тёмные недра огромного с виду вагона.

Роза по-прежнему стоит, плотно прижавшись к Андрею, не желая видеть и слышать всю суетность, творящую на перроне.

– Молодые люди, вы садитесь в поезд или нет? – вопрошает проводница, и Роза спиной ощущает ее хмурый безразличный до всяких человеческих страданий взгляд.

– Да, только подождите минутку.

– Поезд никого ждать не будет, или давайте билет или я убираю лестницу, – грозно отвечает тучная женщина в синей форме.

– Роза, милая, пора.

– Не уезжай.

– Роза, пожалуйста, успокойся, не надо плакать.

– Я не могу.

– Можешь, тише.

Андрей медленно, придерживая одной рукой Розу, подошёл ближе к проводнице и подал ей билет. Та мельком взглянула на него и, оторвав себе нужную часть, отдала обратно.

– Вам нужно в пятый вагон, а это двенадцатый. Нумерация состава с конца.

– Ничего же страшного не случится, если я зайду в этот вагон и прогуляюсь по составу до нужного мне вагона? – мягко спросил Андрей, пристально глядя своим магнетическим тёмным взглядом на вдруг смутившуюся низенькую проводницу.

– Хорошо, проходите сюда, – уже более дружелюбно ответила она и добавила – прощайтесь быстрее, а то поезд скоро отправляется. Эх, молодежь, будто в последний раз видятся, – покачала головой женщина и проворно взобралась по лесенке в тамбур вагона.

От сказанных проводницей слов, Розе стало ещё горше и она, всхлипывая, уткнулась Андрею в плечо.

– Я не хочу тебя терять.

– И не потеряешь. Роза, взгляни на меня. Всё будет хорошо, не нужно так страдать, нужно двигаться дальше. Я люблю тебя, слышишь? Люблю. Сразу полюбил, как увидел тем утром в парке. Ты самая замечательная, ни на кого не похожая девушка. И всё у тебя будет хорошо, ты просто должна поверить в это и поверить в себя. Посмотри, как ты сильно изменилась со дня нашей первой встречи, ты стала уверенней, теперь ты точно знаешь, чего хочешь от жизни и обязательно добьёшься всего-всего, только не опускай руки, не уходи снова в себя. Слышишь? Роза, я не хочу, чтобы ты страдала из-за меня. Не нужно, это всё равно ничего не изменит. Твои страдания только сделают больнее мне. Роза, ради меня, пожалуйста, не обрекай себя на мучения, не плачь, не грусти, а живи, слышишь. Я хочу, чтобы ты жила нормальной, полноценной жизнью, не нужно всё время оглядываться назад, сохрани в памяти все светлые воспоминания о нас и иди вперёд. Так будет правильно, – Андрей нежно вытирал слёзы, струящиеся по щекам Розы, и говорил, говорил, пытаясь успокоить её, понимая, что сейчас это просто не возможно.

– Роза, ну пожалуйста, я должен, слышишь? Прошу, отпусти меня. Я хочу, чтобы ты поняла меня, и приняла мой выбор. Не плачь, ведь я люблю тебя и спасибо тебе за всё, за то, что сделала меня счастливее, за то, что показала мне как это – снова смеяться. Ты поставила меня на коньки! Это просто поразительно. Ну, давай же, улыбнись…

– Молодой человек, поезд отправляется, поторопитесь, – показалась из вагона проводница.

И действительно, поезд сотрясла дрожь, и он медленно начал катиться вперёд.

– Роза, мне бы очень хотелось сказать сейчас до свидания, но… к сожалению я не могу этого сделать, прости.

Андрей в последний раз прижал девушку к себе и нежно поцеловал, замерев с ней на несколько мгновений, затем быстро отступил и, отвернувшись от неё, вскочил на нижнюю ступеньку лесенки. Затем, поколебавшись мгновение, парень всё же повернулся и Роза смогла в последний раз посмотреть в его глубокие тёмные глаза.

Поезд всё набирал ход, медленно отползая от перрона. Роза смотрела на Андрея сквозь мутную пелену слёз, пытаясь пошевелиться, пытаясь сделать хотя бы шаг по направлению к удаляющемуся от неё вагону и не могла. Андрей всё также стоял и смотрел на девушку, но выражение его лица она уже не могла разобрать. Он удалялся от неё, поезд плавно набирал ход и, перестукивая колёсами, медленно и неумолимо уносил вдаль всё самое лучшее и дорогое, что было в жизни у Розы. Вот мелькнул последний вагон, показав заднюю запертую дверь и становясь всё меньше и меньше, пронзительно свистнул напоследок. Андрея уже не было видно, но Роза всё еще чувствовала его присутствие, аромат его туалетной воды всё ещё витал вокруг. Как странно, только что он был рядом, обнимал и целовал её, касался её щеки, шептал на ухо, произносил её имя и вот его уже нет рядом, и с каждой минутой он всё дальше и дальше от неё.

Почему она так и осталась стоять тут как истукан? Почему не побежала вслед за его вагоном? Почему не крикнула о том, как сильно его любит? Что он – всё, что ей нужно от жизни?

Роза, наконец, вышла из оцепенения и всё-таки сделала пару шагов в том направлении, куда умчал от неё Андрея поезд, но ноги её не слушались. Они вдруг сделались как будто стальными, по всему телу пробежала дрожь, и девушка медленно осела на холодный перрон. В ушах по-прежнему слышался стук колёс удаляющегося поезда и его голос, еле слышный в этом ненавистном перестуке. А разве он что-то сказал, или может ей это просто почудилось? Роза хотела закричать во всю силу своих лёгких, но в груди что-то мешало. По лицу струились жгучие ручьи слёз. Девушка обхватила себя руками и стала методично раскачиваться всем телом, стараясь успокоиться. Кто-то из служащих вокзала подошёл к ней и что-то спросил, и не дождавшись ответа, попытался её поднять с ледяного асфальта, но Роза не давалась. Ей совершенно не хотелось двигаться, она не хотела, чтобы её трогали, с ней разговаривали, она просто хотела остаться там, где в последний раз видела и чувствовала его. Остаться там навсегда, стать частью перрона, или растаять вместе с этим уже ставшим грязным февральским снегом. И вдруг из груди вырвался крик отчаяния, и она разрыдалась в голос, обвисая на руках крепко поддерживающего её человека в синей униформе.

Он исчез, и она больше никогда его не увидит, теперь она это поняла окончательно.

***

В город, наконец, пришла поистине весенняя погода, отвоевав у зимы законное право на власть в этом мире и вместе с её громогласным приходом, зажурчали и запели талые воды, вытянулись неровной гирляндой сталактиты сосулек, опасно разместившиеся на крышах домов и подъездов. Громче защебетали воробьи, радуясь долгожданному, но пока ещё такому непостоянному теплу.

Но с приходом в мир чего-то нового, что-то старое непременно должно уйти, таков негласный закон гармонии, закон природы.

После разлуки с Андреем Роза очень серьёзно заболела, подхватив двустороннее воспаление легких. Врачи и родные очень беспокоились за состояние здоровья девушки, так как она абсолютно не шла на поправку, наоборот, день ото дня ей становилось всё хуже и хуже. Никакие лекарства, никакие мольбы и уговоры не действовали на неё. Она, конечно, принимала все лекарства, что ей были прописаны, следовала всем рекомендациям, но при этом её желания и её воли к жизни и быстрому выздоровлению никто не наблюдал. День ото дня взгляд угасал, она окончательно погрузилась в себя, не желая никого видеть и ни с кем разговаривать. Она просто существовала, хрипло вдыхая и выдыхая вместе с воздухом свою хрупкую прозрачную жизнь. Ведь теперь она ей была не нужна, уже не нужна. Роза хотела умереть, раствориться, исчезнуть и возможно, где-то там, в небытие, найти его. Она уже не плакала о том, кого потеряла, просто на это не хватало физических сил. Вместо неё плакала весна за окном и мать, которая не отходя от кровати больной, всё время сжимала в руках её маленькую сухую ладошку и шептала: «Не уходи».

Эта жизнь – ненастоящая. Вы все – ненастоящие, – говорил за неё взгляд, сама она молчала. Единственное, что теперь она могла, это просто ждать конца.

А потом это всё-таки случилось, однажды Роза почувствовала холод, её будто накрыли тёмным пологом, и она провалилась в пустоту.

***

На этаже, где лежала Роза чистотой полов заведовала шустрая сухонькая старушка – Агафья Петровна. У Розы в палате она тоже мыла. Ей было жаль девушку, которая так долго лежала в коме. Жаль ей было и мать девчушки, которая сутками просиживала перед дочерью, держа ту за руку, и шептала всегда одну фразу.

«Не уходи… Не уходи». Звучало, как заклинание. И однажды это заклинание сработало. Девушка очнулась. Вот только взгляд её когда-то ярких глаз был тускл, безжизненен, она будто так и осталась где-то там, за краем чего-то далёкого и непонятного. Ничто не могло её заинтересовать, растормошить. И тогда за дело взялась Агафья Петровна. Приходя в очередную смену, она заходила в палату и здороваясь, начинала намывать полы. При этом она принималась рассказывать Розе обо всём подряд.

О погоде за окном. О том, как утром её проныра-кот стащил за завтраком кусок сыра со стола, стоило ей отвернуться. О том, какая сегодня жуткая очередь была в булочную на углу её дома, а вчера она пекла пироги с капустой и грибами. Внучка на днях кособокую салфетку связала на уроках труда, сама! Вот радость-то! А ещё говорят, в этом году будет просто фантастический урожай огурцов, поэтому она теперь в раздумьях какой сорт лучше посадить «Зозуля» или всё-таки «Либелла»? А может лучше и тот и этот посадить?..

Так происходило изо дня в день. Каждый раз старушка рассказывала что-то новое, о всех новостях и происшествиях, случившихся на днях, сильно при этом не заботясь, слушает ли её Роза или нет. А заканчивая мыть полы, она каждый раз говорила «ну, до следующей встречи, голубушка», улыбаясь тёплой, как бабушкины ватрушки улыбкой и тихо закрывала за собой дверь.

Однажды, зайдя к Розе в палату, Агафья Петровна как-то уж очень загадочно улыбаясь и пряча за спиной руки, подошла к Розиной кровати и на тумбочку, расположенную тут же рядом, тихонечко поставила гранёный стакан с водой, а затем опустила туда небольшой букетик крохотных кипенно-белых цветов.

– Не знаю, слушаешь ты меня вообще или нет, но сейчас за окном весна. Солнышко, красота. А ты тут киснешь… В общем, я решила сделать небольшой подарочек, думаю, пусть и здесь на тумбочке кусочек весны порадует тебя. Пора пробуждаться от спячки, девонька. Подснежники в этом году поздние, как и сама весна, но их мно-о-о-ожество. В особенности недалеко от моего дома. Красивенькие цветочки. Ну ладно, отдыхай, – и Агафья Петровна больше ничего не сказав, принялась молча намывать полы, затем также молча вышла в коридор, прикрыв за собой дверь и только покачала едва заметно головой, мельком увидев на глазах девушки выступившие вдруг крохотные слезинки.

После того случая с подснежниками Агафья Петровна снова превратилась в болтливую весёлую старушку, без умолку болтающую о всякой ерунде. Только теперь Роза более внимательно прислушивалась к её рассказам, а та, поймав на себе внимательный взгляд, легонько улыбалась сама себе, делая вид, что совершено ничего не замечает. Так продолжалось где-то в течение недели – Агафья Петровна рассказывала, а Роза слушала.

А однажды, придя к Розе, Агафья Петровна хмуро на неё посмотрела и молча принялась за мытьё полов. Это очень удивило Розу, привыкшую к добродушной болтушке, она уже было собралась сама начать разговор, но тут Агафья Петровна бросила швабру, подошла к Розе и сев на стул подле неё вдруг брякнула:

– Дура ты Розка! Самая настоящая дура!

Девушка удивлённо приподняла брови и посмотрела на женщину.

– Чтобы там у тебя в жизни твоей не приключилось, парней в ней целая прорва ещё будет, а жизнь-то – она одна! А ты что с ней делаешь?

Роза по-прежнему не понимала, о чём сейчас говорит Агафья Петровна.

– Я смотрю, ты видимо не в курсе о том, что любишь иногда сама с собой во сне поболтать, – когда надо, Агафья Петровна всегда и всем говорила напрямую то, что думала, не принимая в расчёт чувства собеседника.

Вот и сейчас она будто не заметила вдруг побледневшую девушку.

– Бросил он тебя, так и пусть! Всё, что не делается – всё к лучшему, это жизненный опыт, всегда пригодится. Но на себе крест ставить – грех! Родителей бы пожалела, мать бедную. Все глазоньки выплакала, сидя тут с тобой. А ты? Умирать удумала? А кому от того польза? Тьфу! – плюнула Агафья Петровна на только что вымытый пол и, развернувшись, стремительно вышла в коридор.

Роза, еле дыша, смотрела на закрытую белую дверь и, ей хотелось кричать, обвинять всех вокруг, доказывая, что жертвой здесь является исключительно она, ведь это её бросили, её заставили страдать, что Агафья Петровна не имеет ни малейшего права так презрительно на неё смотреть! Всё это ей захотелось крикнуть в спину удаляющейся по больничному коридору старой женщине, а ещё лучше встать с этой ужасной скрипучей кровати и бежать, бежать отсюда на свежий воздух, под лучи тёплого весеннего солнца. Роза с трудом повернула голову к огромному, ещё не вымытому окну, и из её глаз выступили горькие слёзы обиды и беспомощности.

А за окном, весело щебеча, просыпалась от затяжного зимнего сна новая жизнь.

***

Агафья Петровна не появлялась в палате у Розы несколько дней подряд, чему первое время девушка была только рада, но со временем ей стало не хватать жизнерадостной и доброй женщины. Именно доброй, Роза поняла это, прокрутив в голове все их беседы, а это были именно беседы, но не в общепринятом понимании, а скорее на уровне каких-то эмоций и чувств.

С матерью Роза виделась не часто, потому что обычно та приходила в те часы, когда Роза спала, или делала вид, что спит. Ей было очень стыдно смотреть в глаза матери, да и сказать что-то в своё оправдание она пока не могла. Роза стыдилась собственной слабости и безволия, только сейчас она поняла, каким мукам подвергла семью, отказываясь выздоравливать.

«Необходимо продолжать жить ради тех, кто остался, и продолжать любить ради тех, кого уже нет» – наверное, так бы сказал ей Андрей, будь он сейчас рядом.

Роза бы в свою очередь стала ему возражать или даже язвить. А он бы лишь грустно улыбнулся, и ничего не сказав в ответ, крепко прижал её к себе…

В груди защемило при воспоминаниях об Андрее, но лучше уж так. Девушка была рада, что все воспоминания о той, другой жизни с ней остались. Что он остался с ней и здесь.

Роза почувствовала, как на глазах набухают слёзы, и попыталась смахнуть их пальцами, совершенно забыв об иглах, торчащих из вен на её руках. Она проследила взглядом за тонкими прозрачными трубками, насильно вливающими жизнь в ещё слабый организм, и вдруг почувствовала каждой клеточкой своего тела, до чего же ей не хочется умирать.

Другой рукой, сплошь покрытой синяками от капельниц Роза дотянулась до тонкой серебряной нитки, покоящейся на её груди. Каким-то чудесным образом этот дар остался с ней. Нащупав пальцами голубенький цветочек, девушка ощутила его такие уже знакомые, хрупкие и тёплые лепестки, и в памяти тут же всплыл тот февральский день, день её рождения, когда она пообещала ему, что несмотря ни на что будет сильной и упорной, как этот маленький весенний цветок.

Затем Роза сжала кулончик слабыми пальцами и дала себе клятву, что непременно поправится, что будет жить и будет любить, не перестанет мечтать и непременно добьётся всего, о чём желала.

Эпилог

И вновь пришла весна, пока ещё неуверенно и робко, как бы невзначай подтапливая понемногу то тут, то там на крышах и ветвях деревьев снег, то прогревая воздух тёплым солнышком, то неожиданно пряча его за снежной пеленой зимних облаков. Город буквально насквозь пропитался предчувствием весны, но, не смотря на все её хитрые проделки, на улице было по-зимнему морозно.

По знакомой аллее парка, тихо прогуливаясь, шла молодая женщина, то и дело жмурясь от неожиданных порывов отнюдь не весеннего ветра. Но даже несмотря на прохладную погоду, было видно, что женщина наслаждается весенним ветреным днём. Вдыхая полной грудью кристально-чистый воздух, она то и дело поднимала лицо к небу и улыбалась. А там, в лазурной высоте, растолкав в стороны невесомые клочья облаков, висело лимонное солнце, ярко играя бликами на уже начинающем таять снегу. Мимо, куда-то по своим делам спешили прохожие, уворачиваясь от вдруг налетавшего на них ветра, и навевавшего каждому мысль о том, что февраль ещё не сдал позиций и обязательно поборется за право похозяйничать всласть в тихом сонном городке.

Немного впереди по аллее, то отбегая, то вновь возвращаясь к женщине, бегал маленький мальчик лет пяти. Когда он поворачивался к ней, чтобы что-то показать или сказать, она улыбалась ему, не забывая при этом напоминать, чтобы он не убегал далеко, не подбирал с земли всякую «пакость», надел рукавицы и ещё множество всяческих советов и наставлений в духе молодой мамы.