Текст книги "Смертельный трюк. Детективные рассказы"

Марина написала заявление в полиции, указав номер, цвет, год выпуска, не забыв написать, что находилось внутри, цену и страховку. Отдала заявление дежурному. Когда тот расписался в получении, она с чувством исполненного долга спросила, рассматривая через окошко, сидящего за столом, полицейского в звании старшего лейтенанта:

– Сдаю вам на рассмотрение мое заявление. Что-то еще надо указать?

Он внимательно прочитал все координаты места жительства, когда машина была оставлена, подсчитал, сколько прошло времени с последнего пользования. Глядя на Марину строгими голубыми глазами, сказал:

– Рассмотрим в течение трех дней. Ждите от нас звонка. Кстати оставьте свой номер телефона, поставьте число и подпись.

Он вернул ей заявление, а сам углубился в изучение поступивших за время дежурства звонков. Марина выдохнула от переживаний, прочитала еще раз полученный листок, все ли она правильно написана, так как она обычно сомневалась в тексте. Поставила требуемое число, подпись и номер телефона, надеясь, что машину скоро вернут.

– Передадим участковому следователю, – сказал дежурный на прощанье.

Она в растрепанных чувствах все-таки дошла до мастерской оргтехники, взяла по квитанции плазменный телевизор и на такси вернулась домой. Внесла в прихожую, поставила на прежнее место в холле, около входа, где они по вечерам с хозяйкой собирались смотреть детективы, чтобы разрядить обстановку, отвлекаясь от грустных мыслей. Особенно тяжело было вспоминать дни, когда сообщали о катастрофе вертолета, парящего над горящими таежными лесами. У Марины было сомнение, что Денис погиб. Она верила, что он вернется к ней, во что бы то ни стало. Но неделя сменяла неделю, а возвращения Дениса не предвиделось. Потом его родственники позвонили, когда привезли тело для захоронения, пригласив, как бывшую невесту, принять участие в поминках, куда съехались все, кто знал отчаянного парня лично.

– Вот, смотрите, готов экземпляр из ремонта, – показала она хозяйке то, что привезла, включив в розетку.

Телевизор передавал новости. Марина задержалась, присев на край низкого кресла, намереваясь поужинать холодным овощным супом и ветчиной с хлебом. Заглянула в холодильник, стоящий рядом. Достала оттуда, что приготовила еще два дня тому назад, когда у нее были деньги на то, чтобы жить, как средний абориген эпохи двадцать первого века.

Она вспомнила снова свой переход через горное ущелье в грозовую погоду с Денисом. Они были связанные одной веревкой на поясе, передвигались медленно, держась руками за выступы скал, чтобы подойти к источнику пресной воды, устроить привал, дождаться своих ребят, кто отстал из-за сильного ветра и скользких троп.

– Смотри змея, – закричал вдруг негодующе Денис, скидывая ногой в воду, сползшую с горы желтую гремучую гадюку. – Этот подвид самый опасный из всех, о которых я когда-то слышал, – сказал он, смело, продолжая свой путь впереди, прижимаясь всем телом к выступу горы, еле притирая ногу к тонким, выдолбленным ступенькам.

– Денис, спасибо тебе. Ты спас меня от неминуемой смерти. Я тебе обязана на всю оставшуюся жизнь, – еле сдерживая дрожь от страха и холода, сказала Марина, понимая, что без Дениса ей бы пришлось сидеть в палатке и считать ворон, перелетающих с сосны на сосну.

– Когда вернемся, ты согреешься, и мы выпьем с тобой кофе за наше счастливое возвращение из ущелья ветров. Но впереди будет еще один страшный переход. Тот, о котором я тебе рассказывал и показывал на карте.

Он, отряхиваясь от пыли и веток, соскочил на возвышение, откуда открывался изумительный обзор всего побережья.

– Напишу репортаж о нашем переходе, – крикнул Марина, догоняя его, когда он ушел снова далеко вперед. – Знаешь песню Высотского о горах?

– Конечно, – ответил он. – Будем петь с тобой. Продолжай, а я начну:

 
Здесь вам не равнина, здесь климат иной —
Идут лавины одна за одной.
И здесь за камнепадом ревет камнепад, —
И можно свернуть, обрыв обогнуть, —
Но мы выбираем трудный путь,
Опасный, как военная тропа.
 

– Почему ты не поешь второй куплет, – разозлился он. – Начинай… Ты слышишь меня? Ты что не знаешь слов?

– Знаю… Сейчас догоню тебя, а то ты не услышишь, как я пою.

Она ускорила шаг, настигла Дениса, запела ритмично, перешагивая через небольшие выдолбы на холме.

 
Кто здесь не бывал, кто не рисковал —
Тот сам себя не испытал,
Пусть даже внизу он звезды хватал с небес:
Внизу не встретишь, как ни тянись,
За всю свою счастливую жизнь
Десятой доли таких красот и чудес.
 

Они спустились с холма, где в курганах проводились раскопки могильников скифских царей и военноначальников. Нашли родник. Набрали воды в пластиковые бутылки. Разбили палатку в тени, защищающую от перегрева и сильных ожогов, дожидаясь своих туристов, путешествующих пешком. Денис разжег костер. Они разогрели банку с тушенкой. Поели и легли отдохнуть в палатку. Вскоре появились трое ребят с рюкзаками. Они шли, шатаясь от усталости и изнеможения. Марина увидела, как по склону за ними бежали пятеро девушек. Когда собрались все десять человек и разбили палатки, наступил вечер. На следующий день они возвращались на поезде домой.

На другой день из-за стресса, что у нее угнали машину, она забыла, что должны сообщить о результатах проверки рукописи в издательстве, куда она отослала перевод своей детской книги, и решить давать ли ей аванс или нет. Номер своей карточки она однажды отправляла им. Запасы в холодильнике таяли, так как аппетит становился еще сильнее. Наконец у нее высветился номер издательства. Та же Ксюша радостно заговорила с ней:

– Марина, вы отправляли нам рукопись своей детской книги «Бегемотики на Северном полюсе»?

– Да, есть результат проверки?

– Мы ускорили процесс, – посочувствовала ей сотрудница издательства. – Хотя вы могли бы подождать дней пять, так как рукопись еще находится у редакторов?

– Пять дней слишком много, могу ждать два дня, включая сегодня, – Марина ответила, вспомнив озабоченное лицо своей «гостеприимной» хозяйки, нулевой баланс на карточке и угнанный красный Peugeot.

– Мы будем рады вам сказать, что все иллюстрации мы не трогали. Рисунки оставили те же самые, а текст переведен правильно, но из-за отсутствия бумаги в типографии придется подождать с тиражом.

– А аванс? – спросила Марина, так как ком в горле не позволял ей добавить что-то еще.

– Над этим вопросом еще работают… Завтра ждите перевод денег в размере тридцати процентов от премии, – закончила Ксюша, терпеливо доказывая свою пригодность к такой серьезной деятельности, как переговоры с автором книги.

– Хорошо, спасибо, – сказала Марина, впопыхах сбегая с лестницы у подъезда, выключая одну линию и включая другую.

Дежурный старший лейтенант позвонил ей на сотовый из полиции. Она обрадовано взяла ай-пад, надеясь, что машину нашли.

– Есть для меня новости? – спросила она без тени сомнения, что черная полоса в ее жизни начинает кончаться.

– Да. Ваша автомашина без бензина найдена, стоящей в пригороде недалеко от дачного поселка. Скажите спасибо нашим оперативно-розыскным действиям. Сейчас находится на спецстоянке. Приезжайте с паспортом.

– Спасибо, приеду, – ответила целеустремленная девушка с чувством благодарности.

У Марины выросли крылья за спиной, так как поняла, что она – профессиональная переводчица.

«А карьерный рост будет возможен в последующий период, когда сама лично сяду в кресло редактора издательства», – сообразила она, но менять свою линию жизни не собиралась.

«Найду нужным перевести какой-то крупный американский фантастический детективный роман с продолжением. Надо поискать у хороших современных зарубежных авторов за приемлемые цены. Получится и овцы целы, и волки сыты. Поговорю об этом со своими коллегами, кто знает, где они прячутся эти верноподданные успеха», – стремительно подумала она, вытирая тыльной стороной ладони с лица дорожную пыль.

ТУЛУПЧИК

Был последний месяц зимы. Начались ранние оттепели с дождями, сыростью и гололедом, чуть припорошенным снежком. Кто, как мог, добирался до дома: на такси, трамвае, троллейбусе. Но в основной массе все старались сесть на рейсовый автобус, чтобы быстрее доехать до нужного районного продуктового рынка. Ранним утром уличный вещевой базар рядом с низким одноэтажным зданием продовольственного рынка шумел разнообразными высказываниями и шелестом денег. Все толкались на улице, еле пробираясь между спонтанными торговыми рядами, растянувшимися на целый квартал, заворачиваясь, то расширяясь, то сужаясь, что никто не мотался, а шел прямо в одном направлении из-за ровного медленного шага, чтобы удобно было рассмотреть, что предлагали спекулянты модницам от носовых платков до нижнего белья.

Некоторые выставляли ношеные вещи, чтобы потом купить килограмм мяса или деревенской сметаны. А желающие обогатиться стояли, как правило, по двое, чтобы в случае появления милиции спрятать в сумку свой импорт, купленный с небольшой наценкой оптом в Москве и перепродаваемый в тихом провинциальном городе в два, а то и в три раза больше, в зависимости от внешнего вида покупателя.

Стояла солнечная тихая погода с легким морозцем, еле заметным инеем на высоких деревьях, создавая сказочную атмосферу непредсказуемости и азарта. Продавцы с вещами в руках демонстрировали свой залежалый и новый товар, стараясь сбыть по выгодной цене.

Не смотря на позднее появление, Инне Шварц – учительнице и воспитательнице средней школы – удалось все-таки втиснуться между женщиной, продававшей импортные цветные батники, которые никто не брал, а все проскальзывали мимо, и мужчиной-продавцом люстры чешского производства, купленной по случаю переезда в новую квартиру. Он рьяно хотел продать дороже, чтобы заработать, а потом купить такую же люстру себе без наценки и повесить в центре зала.

– Что такого, если я продам люстру. Мне надо заработать, если у меня есть возможность купить еще одну, где моя жена работает продавщицей в магазине «Свет», – сказал мужчина средних лет и интригующе замолчал.

Инна проглотила его высказывание без эмоций, потому что увидела, что продавщица не самых модных кофт решила спрятать свой товар, чтобы просто так постоять и прицениться к тем, кто встал рядом с ней, боясь появления ОБХСС, как черт ладана.

– Надоело, никто не подходит, – сказала она.

– Вы можете не прятать вещи, я не контролер. Хочу сама продать вот эту дубленку, собственного изготовления, – сказала она, показывая крашенную в коричневый цвет, длинную, вывороченную, овчинную, с английским воротником, шубу, сшитую ей из шкур, присланных дядей из деревни, где он выращивал овец. – Где-то мне надо постоять, чтобы люди увидели новую вещь. – Сама стригла шкуры, относила в химчистку, а потом по своей собственной дубленке, сшитой мне модным мастером в мастерской, выкроила и сшила дома, – рассказала она честно предысторию изготовления самодельной дубленки с красивой пушистой оторочкой по вороту, низу и рукавам.

Она сообразила, что воткнулась в ряд между мужем и женой.

– Ладно, стой, – благородно согласились и женщина, и мужчина. – Но здесь всех забирают. Запомни, что и тебя заберут, но может быть не сейчас, а позже, – предостерегли опытные продавцы, знающие толк в спекулятивных сделках.

– Постараюсь, чтобы не арестовали, – сказала вновь появившаяся молодая продавщица с чувством благодарности и тут же снизила цену на пятьдесят рублей, то есть десять процентов от стоимости.

Инна придала значение их словам. Она с «понтом», вытянув вперед на согнутых руках, показала новую вещь во всей красе.

– Я бы сама носила, но, во-первых, зачем мне две дубленки, а во-вторых, она мне немного длинновата. Народное творчество у нас всегда было в почете, – продолжила патетически она, боясь шевельнуться.

– Да, красивая шубка, – отреагировали оба соседа по сбыту, оценив по достоинству ровный шов, пушистый мех и новые деревянные пуговицы.

Постепенно стали появляться любители поглазеть и потрогать, как в обычном магазине готовой верхней одежды, но второй покупатель – высокая видная модница – решила срочно приобрести шубку-тулупчик, чтобы не растерять деньги, заработанные где-то. Инна узнала в ней старшую сестру своей знакомой – студентку старшего курса института – круглую отличницу с повышенной стипендией, живущую в этом районе города.

Они отошли в сторону, покупательница примерила. Заплатила требуемую сумму с небольшой скидкой, и, удовлетворенная удачной покупкой, ушла, предварительно записав адрес Инны, в случае чего-то непредвиденного.

Настроение у Инны значительно улучшилось. Она в восторге от полученной прибыли и успешной сделки вернулась домой. На следующий день к ней приехала возмущенная покупательница с товаром, решив вернуть теплую вещь, купленную в конце сезона.

– Вы должны мне отдать деньги. Дома мне рассоветовали брать. Мне не нужна дубленка. Решила вернуть, – настойчиво высказалась девушка с шубой в руках.

– Давайте посмотрим, что вам не нравится? – спросила Инна с трепетом, понимая свою правоту. – Можете померить у зеркала. Но забирать назад не буду, так как деньги уже потратила, – ответила Инна, соразмеряя все свои затраты, вложенные в производство качественного изделия, так как в магазинах таких вещей днем с огнем не было сыскать, а импорт стоил значительно дороже, потому что был привезен частником из-за границы.

Девушка померила, прихорашиваясь около зеркала. Белый пушистый мех очень шел к ее симпатичному облику и красиво оттенял правильные тонкие черты лица, чем она очень гордилась.

– Хорошо, я найду на вас управу, – со злостью произнесла сквозь зубы гостья, сняла тулупчик, завернула купленную вещь в свой пакет, направляясь к двери с гордо поднятой головой

Инна не чувствовала себя испуганной таким напором.

– Ищите, кого хотите, – сказала спокойно она, сожалея, что дала свой домашний адрес, нисколько не стесняясь своего домашнего скромного платья и старой мебели в прихожей.

«Разве бедность не порок? Таким примитивным способом, как торговля изделиями собственного изготовления, не разбогатеешь, но зато можно поддержать свое существование, а то совсем можно скатиться до „Бедных людей“ Достоевского и умереть от нищеты и болезней в больнице для бездомных бомжей и бродяг. Торговля вообще-то мне и самой не нравится по сути своей. Сколько людей занимаются вязанием, пишут картины, делают игрушки, чтобы порадовать детей, плотничают, изготовляют мебель, ремонтируют квартиры, содержат скот и продают излишки производства на базаре, прядут шерсть, выращивают овощи, фрукты», – она пыталась вспомнить, какие виды народного творчества ей известны.

«Правильно меня предупреждали продавцы на рынке. Эта фифа может обратиться в ОБХСС, но меня вряд ли могут оштрафовать за частный бизнес, так как это всего лишь единичный случай. Чтобы еще раз я стала шить дубленку или пальто, тем более продавать… Никогда в жизни!» – Инна задумалась серьезно о жизненных потребностях и насущных нуждах населения, сильно разочарованная в своей неудачной коммерческой деятельности.

«Зачем я связалась с этой коммерцией. Не стоило мне мучиться, чтобы слышать оскорбления… У меня же есть своя работа в средней школе, веду продленный день! Дети мной довольны. И не очень-то они шаловливые. Клички придумывают всем учителям, не я одна у них под прицелом. Они такие же озорники, как и все дети, которые стали взрослыми. Только сами они должны домашнее задание выполнять по математике, биологии, истории, географии, стихи учить, уроки делать каждый день, а не хулиганить. Родителям показывать свои дневники, где отражены их успехи в школе. Хотя я в детстве продленный день не посещала, но знаю точно, что им просто деваться некуда, когда родители приносят пользу стране на заводах и фабриках. Ну и что в том особенного, если они любят бегать и прыгать? Значит растут. Иногда они играют со мной в прятки, а рисуют карикатуры на доске исключительно на себя самих», – рассуждала трезво Инна, вспоминая детские шалости и любознательные лица детей, задетая за живое неадекватным поведением придирчивой покупательницы.

«Они все очень милые и отзывчивые. Только начнешь говорить с ними или читать о чем-то, они всегда с огромным желанием слушают. Повара им готовят с любовью и щи, и второе, и компот – вот поэтому они никогда голодными не бывают. Посмотришь им в глаза и понимаешь, какие они чудесные и добрые. А если поговорить по душам, то сразу открывается целый мир беспредельной искренности и чистоты».

Подготовка к следующему рабочему дню в школе заняла у нее весь оставшийся вечер. Телевизор она никогда не смотрела, так как была экстравертом. Она села за письменный стол, написала имена детей своей группы, а рядом небольшую характеристику и увлечения ребенка, чтобы можно было выступить на родительском собрании или передать классным руководителям, так как школьники из разных параллельных классов приходили после занятий к Инне.

«Антон – спокойный, отзывчивый, добрый, стремился помочь в трудной ситуации тем, кто слабее. Иногда ленился. Он способный, активный, с хорошим вкусом. Есть склонности к музыкальным театрализованным шоу. Хотел организовать кукольный театр. Самый старший из группы. Ему – 12 лет.

Катя – веселая, забавная. Умела найти подход к ученикам из другого класса. Много читала. Но забывчивая, увлекалась спортом, посещала кружок кройки и шитья. Два раза в неделю занималась музыкой с репетитором, для подготовки к концерту в музыкальной школе. Ей – 11 лет.

Ксения – жизнерадостная, у нее хорошая память и сильный характер. Стремилась к лидерству. Иногда грустила по родителям, но быстро реабилитировалась, настаивала на своих убеждениях в споре. Любила спортивные игры, бег. Предпочитала быть ближе к педагогам. Хотела стать учителем. Ей – 11 лет

Андрей – мужественный, целеустремленный, спортивный, разносторонне развитый. Имел разряд по дзюдо. Ходил в секцию по плаванию. Осваивал различные виды спорта: футбол, хоккей, волейбол, баскетбол, лыжи. Он безразличен к чтению, математике, естественным наукам. Поведение хорошее. Ему – 11 лет.

Вероника – способная к иностранным языкам. Занималась художественной гимнастикой. Скрытная. Нет явного стремления к лидерству, вдумчивая, словоохотливая. Изредка заботилась о младшеклассниках. Любила путешествовать, а потом рассказывала об этом своим друзьям. Ей – 11 лет.

Зуля – самостоятельная, отзывчивая. Есть склонности к прикладным предметам. Участвовала всегда в художественной самодеятельности. Любила наряжаться, шить, вязать, но разбрасывалась по мелочам. Ухаживала за животными в живом уголке, приносила корм, чистила клетки. Ей – 11 лет».

Перегружать себя лишними делами Инна не стала, чтобы на занятиях не казаться сонной или уставшей. Утром побежала на всех порах в школу, чтобы подопечные не скучали без нее. Захватила с собой на занятия тетрадь с различными выкройками, образцами вязаний и томик стихов Есенина, чтобы почитать детям свои любимые стихи о природе.

Вспоминать встречу на базаре с разношерстной публикой не хотела, но стремилась выполнить свой гражданский долг по отношению к директору школы и коллегам. Свидетелей, что она занималась торговлей собственным изделием в выходной день, не было, поэтому надеялась, что сплетничать за ее спиной не будут.

День пролетел незаметно. Она проверила выполненные задания у пятиклассников, а Антона отпустила на занятия в музыкальную школу. Подопечные остались в классе до самого начала первого урока, потому что они учились во вторую смену. Домой вернулась рано. Но, почувствовав усталость, легла отдохнуть. Так прошла вся неделя в хлопотах и переживаниях. В воскресенье на пороге ее квартиры появился представитель закона. Инна в домашнем халате, без прически встретила его в прихожей.

Он представился как сотрудник отдела КГБ, показал пропуск. Она прочитала: Данилин, ст. лейтенант. Она знала, что это за организация, разрешила ему пройти в зал, предложив сесть за накрытый белой скатертью стол. Он усердно стал выяснять, продавала ли она что-то в воскресенье на «толкучке», почему не стала забирать новую вещь обратно.

– Мне надо узнать, кто продал девушке дубленку? – спросил симпатичный офицер в гражданской одежде спокойным голосом. – Ваша покупательница приходила к нам и написала жалобу. Мне пришлось после работы зайти к вам, чтобы выяснить подробности дела.

– Да. Я была на «толкучке», – ответила Инна, понимая, что в милиции решили просто проверить, торговала ли она или нет в воскресенье одеждой. – Продала свою новую дубленку девушке за небольшие деньги со скидкой, но забирать обратно не собираюсь.

– Понятно. Почему же все-таки назад не взяли? – он хотел уточнить.

– Потому что денег у меня уже нет. Я их сразу потратила, – чистосердечно призналась Инна. – Дубленка мне велика.

– Занятно, – сказал в ответ сотрудник отдела по борьбе с хищениями.

– Чаю хотите? – спросила она, когда села за стол напротив представителя закона, предложив ему чашку чая.

– Нет, спасибо, – последовал вежливый ответ. – Так что же такое произошло, что покупательница недовольна покупкой? – снова стал выяснять сотрудник Комитета Государственной Безопасности. – Она пришла к нам и рассказала все в мельчайших подробностях о торговле на базаре.

У Инны больше не было никаких объяснений, поэтому она перекрестилась перед ним, выразительно сказала:

– Я в бога верю, вот и крещусь.

Этот жест не вызвал в нем никаких отрицательных эмоций. Инне появление милиции показалось навязчивым.

– Вот если бы вы взяли назад свою сшитую вещь – это была бы реституция. В следующий раз лучше не торговать своими изделиями, а пойти в любой магазин и купить, что надо, чтобы никто не жаловался на плохое обслуживание или качество, – сказал он доходчиво.

Инна молчала, потому что он только подтвердил мысли о несанкционированной коммерческой деятельности, заниматься которой, у нее не было ни времени, ни желания.

– А я и не собиралась ничем больше торговать. В школе работы хватает. У меня в понедельник – группа продленного дня, поэтому надо подготовиться к занятиям, – поделилась девушка своими планами.

– Правильно работать надо, – глубокомысленно изрек гость.

– Что же такое реституция? – она спросила, так как не знала, что этот оригинальный юридический термин обозначал, услышав его впервые.

Она встала из-за стола, подошла к окну, свет падал на простое лицо без косметики, русые волосы. Озорные огоньки играли в больших зеленых глазах.

– Реституция это возврат сторонами, заключившими сделку всего полученного им по сделке в случае признания ее недействительной, – ответил доходчиво милиционер точное определение. – Поэтому я пришел удостовериться в искренности слов заявительницы.

Инна восхитилась его глубокими познаниями. Она с грустью подумала: «Сколько ни старайся, никогда, никому, ничем не угодишь».

Симпатичный молодой офицер как будто прочитал ее мысли. Но ему ничего не оставалось делать, как встать и уйти. Брать объяснение в письменном виде он не стал.