Текст книги "Пещера Восходящего Солнца"

Поначалу Антон очень жалел, что потерял место, корил себя за всякие мелочи. Думал, что надо было вообще рта не раскрывать в ее кабинете или потом прийти и поговорить, даже извиниться. Но за что?

Картинка сложилась после случайной встречи в супермаркете. Антон с пакетами продуктов пробирался к выходу, когда заметил Мишу, своего недавнего подчиненного. С бутылкой мартини и небольшим тортом, тот тоже лавировал между покупателями. Антон, находящийся уже месяц в изоляции, без какой бы то ни было информации о том, что творится в офисе, даже обрадовался этой встрече и стал усерднее протискиваться к выходу. Он увидел машину, в которую сел Миша. За рулем была госпожа Сонина. С закрытыми глазами, с явным удовольствием, обхватив двумя руками лицо юноши, она целовала его.

Тут же в памяти пронеслись обрывки фраз зама босса о каком-то Михаиле, возглавившем бывший отдел Антона. И картинка сошлась.

Антон был подавлен таким невероятно простым ответом на все свои вопросы.

***

На следующее утро после встречи с Антоном у Вики раздался звонок:

– Возьмешь меня с собой в горы?

Уточнять причину Вика не стала.

***

– А почему три штуки? – Антон держал в руках конверт с билетами.

– Из Москвы едут шесть человек, а из Донецка мы втроем. – Ответила Вика.

– И кто этот третий? – сморщившись от неприятного предчувствия, спросил Антон.

– Макс. С нами едет Макс.

– Он? Зачем? Фу!

***

Антон ненавидел Макса еще со школы. В день рождения Вики тот любил объявлять всем, что имеет право первого танца с именинницей, это – традиция, и он ее чтит. Антона возмущала подобная наглость, но так как он не мог противопоставить еще более уверенное поведение и заявить, что Вика будет танцевать с ним, то каждый раз, промолчав, ненавидел себя за трусость. Относился Антон к популярности Макса с брезгливостью и завистью. Но эти чувства не были бы столь сильны, не будь между ними Вики.

Узнав о падении Макса, Антон был сильно удивлен. Затем к этому добавилось чувство превосходства с мимолетным легким привкусом возмездия.

Сейчас все позабытое как будто вернулось и накрыло волной прошлых переживаний. Но Антон знал лекарство от этого недуга – он поспешил напомнить себе, кто он сейчас и чего достиг в этой жизни. Сразу стало легче и внутренние весы уверенно склонились в его сторону. И Макс представился ему жалкой букашкой, а он сам – большим и сильным, смотрящим на жалкое насекомое через лупу.

Макс
Наш поезд идет не туда, или Принц на обочине

В эти глаза, в эту улыбку, в этот голос была влюблена вся женская часть школы №2 города Селидово, включая учителей. А мужская часть, в свою очередь, уважала и завидовала остроумию, успехам в учебе, спорте, любви, мечтая оказаться на его месте или быть похожим на него.

Да, Макс был всеобщим любимчиком.

Первый во всем. Будь то соревнования по боксу, олимпиада по английскому языку, истории или борьба в финале КВН между старшеклассниками и оторвами из горного техникума.

К моменту окончания одиннадцатого класса мир спорта жаждал его в свои профессиональные объятия. Учительница английского, прозванная Куклой из-за неизменного обильного, яркого макияжа, прочила ему успешную карьеру в сфере международных отношений. А любимая девушка, закончившая школу на год раньше, с внешностью блондинки из легендарной «Армии любовников», надеялась провести с ним романтические каникулы на берегу моря, а, возможно, и всю жизнь, если он это счастье предложит.

Сам Макс определился с выбором профессии еще в седьмом классе, когда к ним в школу по обмену опытом приехали американцы. Он был среди тех немногочисленных счастливчиков, кого отобрали для помощи в организации приема дорогих гостей. Необходимо было вызубрить несколько фраз на английском, чтобы по утрам встречать делегацию и провожать на какой-либо урок, а также хотя бы отдаленно понимать иностранцев на случай, если школьной англичанки не окажется рядом, а произойдет что-то непредвиденное. Ему безумно понравилось общаться с гостями, говорить с ними на одном языке, хотя, конечно, его возможности были сильно ограничены школьной программой. Те две американские недели он провел, мотаясь счастливым по школе, успевая учиться и выполнять возложенные на него обязанности. Под мышкой у него всегда была зажата тетрадь в клеточку с отдельными словами и целыми фразами на английском, новые записи, в которой он делал каждый вечер.

Поступил Макс на иняз Донецкого Государственного Университета.

А еще Макс был окружен друзьями. Круг настоящих друзей был достаточно широк, и еще больше было тех, кто изо всех сил хотел принадлежать этому кругу. Макс купался во всеобщем внимании без разбора. Конечно, баловням судьбы не удается избежать лицемерия, зависти, но эти внешние ловушки ему удавалось обходить стороной. Он был храним самой судьбой. А вот внутренний Минотавр оказался куда более хитрым и изощренным. То, что удача ему изменила и мир рухнул, Макс понял в конце второго курса университета.

– Я смотрел на своих друзей и не мог поверить, что они боятся. Боятся пустить меня в свой дом: вдруг я что-нибудь украду? Боятся одолжить денег: вдруг не верну? Но даже это не так страшно, как то, что им было противно иметь со мной дело. Нет, не то… Самое отвратительное, что каждый из них видел, что я качусь в пропасть, но никто, НИКТО, понимаешь, не сделал ни одной попытки, чтобы встряхнуть меня, поговорить, может быть, морду набить, ну хоть как-то дать понять мне, неразумному, заблудившемуся, что я убиваю себя!

Макс сидел на корточках у стены, с силой сжимая пустую сигаретную пачку. Руки его дрожали, скулы свело от сдерживания предательской глазной жидкости. Вика в оцепенении сидела на краешке лавочки и молча слушала, от волнения и сострадания вцепившись рукой в руку. Теплый вечер в парке около Дворца спорта. Редкие прохожие и странная пара у стены.

Макс и Вика с первого класса сидели за одной партой. Первые три года учебы можно было назвать романтической неразберихой. По странной иронии судьбы, они влюблялись друг в друга в течение этих трех лет, не совпадая во времени. Первым симпатию проявил Макс, который уже в восемь лет имел представление о том, как надо ухаживать за дамами. Он пригласил Вику на свой день рождения. Закончилось тем, как помнит Вика, что он прыгал на диване и громко рассказывал всем, как они «будут жениться», когда вырастут. Скромную Вику этим можно было только напугать. Потом еще пару месяцев Макс дергал ее за косички и подсовывал невзначай шоколадки и печенье. Вика только улыбалась и пожимала плечами. А еще через какое-то время он заявил, что ему нравится Маринка. Вика значения не придала, возможно, потому что не находила в той самой Маринке никакого обаяния. Но Макс начал действовать. Он провожал ее домой и дергал за косички. Вику сначала это удивило, потом возмутило и… она влюбилась. После Маринки он влюбился в Наташку, а потом снова в Вику. И случилось это именно в тот момент, когда Вика обратила внимание на белобрысого Димку с белозубой улыбкой и челкой на один глаз. Промучившись всю начальную школу, их симпатии так и не встретились. Но две вещи оставались неизменными до окончания школы: они всегда сидели за одной партой и никогда не забывали поздравить друг друга с днем рождения. Когда стали старше, любовная дрожь угасла сама собой, и во время неинтересных уроков они могли свободно болтать о том, как обстоят дела у каждого из них в личной жизни. В школе все знали, что Вика находится под особой защитой, и к ней опасались приближаться даже с безобидными шутками. А многочисленные девушки Макса почти не испытывали ревности к этому странному на их взгляд союзу.

– Я работаю на заводе. Мы производим полиэтиленовые пакеты. Смены отличаются друг от друга только картинкой, которая накладывается станком на полотно пакета. Вчера, например, был день леопарда. Это ходовое изображение, его заказывают в разных вариациях чаще всего. Под конец дня так насмотришься, что закрываешь глаза, – и эта большая пятнистая кошка начинает двигаться. – Спокойный, ровный тон Макса вколачивал в Вику слова гвоздями. Она молчала. Макс продолжал.

– Все началось на втором куре. Мы чувствовали себя богами… Мы и были богами… С учебой – все прекрасно. Девчонки – выбирай любую. Не хватало только денег. Но и тут быстро сориентировались – подработки на рынках, заправках. Запах бензина до сих пор не могу выносить, – Макс слабо улыбнулся. – Наступила зима, холодно. Ну, ты знаешь какие у нас зимы: при минус пять с такой влажностью можно околеть, а работать приходилось на улице. Нам и предложил один паренек согреться. Конечно, ни о каких внутривенных инъекциях речи быть не могло, мы просто нюхали. Вещь дорогая, но вставляло по полной. Как зима прошла, мы и не заметили. Да и как встал вопрос о моем отчислении, я тоже, признаться, не отследил. Даже это прошло тогда мимо меня. Сменились приоритеты, – сарказм, ухмылка.

Вика слушала и не могла поверить. Неужели перед ней тот самый Макс, который хватал звезды с небес?

– Я опускался все ниже и ниже. А знаешь, можно сказать, я эксперимент проводил. Как низко могу пасть. Конечно, я осознавал, что перехожу границы, что обратной дороги может не быть, но до конца не верилось, что ЭТО МОЖЕТ СЛУЧИТЬСЯ СО МНОЙ. С кем угодно, но не со мной. И я наблюдал за собой как бы со стороны. Ждал, когда мои друзья запаникуют, поймут, и перестанут делать вид, что ничего не происходит. Это как идти в шлепанцах по дерьму. А я и шел по дерьму. Во вьетнамках. И чем дольше я шел, тем больше заляпывался дерьмом по самые уши.

– Макс, как же так… У меня в голове не укладывается… – только и могла выговорить Вика. Тот слабо улыбнулся.

Не к месту вспомнился случай в летнем лагере. Вика и Макс при распределении попали в один отряд. Им было лет по четырнадцать. У Вики появились новые подружки, с которыми она проводила почти все время. Макс, как всегда, был окружен свитой поклонников. Ближе к концу заезда на территорию лагеря стали проникать местные ребята. Они устраивали беспорядки, запугивали малышей, отбирали у них сладости, привезенные родителями, и карманные деньги. А вечером кружили вокруг лагерной дискотеки, высматривая симпатичных девчонок. Ходили слухи, что кого-то они сильно обидели, а кое-какие девчонки были не против их взрослых ухаживаний. Вика старалась держаться в тени, чтобы не привлекать внимания. Но за неделю до конца смены она столкнулась с двумя верзилами. Рыжий, с крупными веснушками и немытой головой отвесил грубый, как он считал, комплемент, а вот другой, со стеклянным взглядом черных глаз исподлобья, вызвал у Вики непроизвольную дрожь во всем теле. Именно о его ненормальности рассказывали девчонки. На следующий день она не пошла на дискотеку под предлогом плохого самочувствия. Макс не мог не заметить отсутствия Вики. Они мало общались, но друг о друге не забывали.

Когда все прояснилось, а для этого Максу пришлось набраться терпения (она ни в какую не хотела признаваться в своих страхах), он погладил ее по руке, улыбнулся и сказал, что все будет хорошо.

На следующий день, возвращаясь из столовой после ужина, Вика обмерла от страха, увидев этого черноглазого ублюдка прямо около входа в свой корпус. Он оживился, оценивающе сверху вниз осмотрел ее и скривил губы в одобрительной ухмылке. Сомнений не было, тот ждал ее. Вика прошмыгнула в другой пролет и быстро, не оглядываясь направилась к своей двери. Черноглазый перепрыгнул через перила и преградил ей путь. Его рука уже тянулась к ее запястью, как тут возник Макс. С улыбкой, вальяжно откусывая сочное яблоко, он похлопал его по плечу. Вика успела скрыться за дверью. Макс кивком указал на угол корпуса. Черноглазый последовал за ним. Девчонки потом рассказывали, как видели странную картину. Макса, с добродушной улыбкой вещавшего что-то, и самого черноглазого, почему-то постоянно кивавшего в знак согласия Максу.

Закончилось все крепким рукопожатием и исчезновением местных парней с территории лагеря до конца смены. Вот так Макс, чемпион по боксу, любил решать мужские проблемы.

Вика, шокированная его признанием, не могла поверить, что Макс стал наркоманом.

– А что сейчас? – робко спросила Вика.

Макс пожал плечами, продолжая крутить смятую пачку сигарет в руках.

– Я не употребляю наркотики… Но и не живу… Мой друг, Бабс, – ты его помнишь, мастер по тату, ему как-то удалось вернуться обратно. Он влюбился, женился, ребенок у него, девочка… Хорошенькая такая, милая… Работает он на шахте. И, знаешь, постоянно улыбается. От души, искренне, а я этого в себе не чувствую. Хожу часто к ним в гости и все пытаюсь отыскать эту струну, которая дает такую легкость, легкость жить. А за Бабса я рад, он молодец.

– Макс, а как же университет? Как же язык, это ведь твое?

Макс улыбнулся одним уголком губ, мятая пачка полетела куда-то в темноту:

– Я все забыл, веришь? Смотрю тупо на текст и не могу перевести, хотя осознаю, что слова простые и я знаю их. Сейчас даже музыку на английском не слушаю, бесит. Хотя мама, моя милая мама, сколько она пережила со мной, поседела, постарела, – если бы не она, я бы сейчас с тобой тут не сидел, – она говорит, что я часто во сне что-то кричу на английском или диалог с кем-то веду.

Возникла пауза. В глубине парка послышался смех шумной компании.

– Какая учеба, Вика? Я себя не чувствую, меня просто нет.

– Когда у тебя отпуск?

***

– Знакомьтесь, это Антон, а это Макс, – сказала Вика.

– А я Цаца, – девушка кокетливо выступила вперед. – Как настроение? Страшно?

– Цаца, отстань со своими страхами! Меня Боля зовут, – обратился Боля к ребятам. – А это моя сестра Лёля.

***

– Я так рада всех видеть! – Вика сияла. – У нас несколько задач до выезда. Купить воду: мальчики берут по одной двухлитровой бутылке, а девочки – по одной полуторалитровой, – это для общих нужд. Также каждый должен иметь пол-литровую бутылку для личных нужд. – Все понимающе закивали, кроме новичков. – Мы с Антоном и Максом купим хлеб, Цаца и Кнопа хотели в магазин снаряжения зайти. Время есть. Встречаемся у фонтана через сорок минут. Кто останется на рюкзаках?

Леля меланхолично подняла руку и улыбнулась.

– Хорошо. Мы скоро.

***

– I’m sorry, could you help us?4545
  I’m sorry, could you help us? (англ.), – Простите, вы могли бы мне помочь?


[Закрыть] – две девушки доброжелательно и с надеждой смотрели на Макса.

В них не сразу можно было узнать иностранок. Одежда стандартная – джинсы, кеды, хлопковые пиджачки, вот только сумки чудные, ненашенские и палантины, необычно завязанные вокруг шеи.

Макс завороженно смотрел на них и молчал.

– Where a shuttle bus to Yalta?4646
  Where a shuttle bus to Yalta? (англ.), – Откуда отходит автобус на Ялту?


[Закрыть]

Его улыбка стала еще шире.

– You are targeting in this area?4747
  You are targeting in this area? (англ.) – Вы ориентируетесь в этой местности?


[Закрыть] – Девушки не могли не улыбаться, глядя на реакцию симпатичного молодого человека.

И только Макс набрал в легкие воздуха, как позади послышалось вальяжное пренебрежительное «отойди», и Антон заслонил Макса:

– This is a very beautiful city!4848
  This is a very beautiful city! (англ.) – Это очень красивый город!


[Закрыть]

– Ничего не в состоянии сделать в этой жизни! – зло шепнул Антон Максу и оттолкнул его, когда девушки отвернулись. Но широкая голливудская улыбка мигом вернулась на его лицо, когда он замахал девушкам, садящимся в автобус.

***

– Ой, кажется, мне здесь все надо! – пищала Цаца от восторга, рассматривая термоноски, кружки, наборы ложек-вилок, перчатки, альпенштоки, щедрыми гирляндами свисавшие со всех сторон.

Магазин снаряжения на улице Железнодорожной в Симферополе знает всякий. Это особое место, приносящее радость каждому туристу. Даже если у тебя все есть, или сейчас ты без лишних денег, наверняка разопрет от восторга.

Цаца бегала между рядами выставленного снаряжения, мимоходом щупая все, что попадалось под руку. У нее был полный комплект необходимых для похода вещей, но она не удержалась и купила все-таки новый водонепроницаемый пакет для документов. Она разыграла сценку, скорее для себя самой, сокрушаясь, что остался только розовый цвет, и, надо же, какая досада, придется брать такой. Потом еще добавила, что в походных условиях важна лишь функциональность: «мы же не костюмеры какие-то». Выходя из магазина, она сжимала в руках вожделенный розовый пакетик. Настроение было прекрасное, Цаца осталась весьма довольна и собой и покупкой. Рядом шла Кнопа и улыбалась, глядя на подругу.

Оставалось пристроить старый экземпляр. Цаца окинула взглядом всех новичков и выбрала погрустневшего, притихшего Макса. Прозрачный белый водонепроницаемый пакетик был вручен ему со словами:

– Возьми, пригодится!

На вопрос: что это? Цаца долго объясняла преимущества сухих документов перед промокшими и раскисшими в кашу. Ей удалось немного развеселить Макса, и она снова осталась довольна собой.

***

– Скучаешь? – Макс присел рядом.

– Не особенно. Голуби меня развлекают. Они садятся на чашу фонтана между гипсовых голубей и замирают. А вон та смешная псина, – Леля махнула рукой в сторону аптеки, около которой увлеченно дожевывала чей-то шлёпанец молодая полуовчарка, – их гоняет. По-моему, у нее нет шансов, ни одна собака не может поймать птицу, но голуби этого не знают.

– Хм… действительно смешная… – Макс задумчиво улыбнулся и закурил.

Часть II. Поход

Маленькие дети!

Ни за что на свете

Не ходите в Африку

В Африку гулять!

В Африке акулы,

В Африке гориллы,

В Африке большие

Злые крокодилы

Будут вас кусать,

Бить и обижать, —

Не ходите, дети,

В Африку гулять.

В Африке разбойник,

В Африке злодей,

В Африке ужасный

Бар-ма-лей!

Он бегает по Африке

И кушает детей —

Гадкий, нехороший, жадный Бармалей!

К. Чуковский «Айболит»

День 1

– О! Боля-Лёля бежит. Что это он такой возбужденный? – Паша бросил терзать капюшон рюкзака, запихивая туда бутылку воды.

– Может быть, еще одну веревку раздобыл? – съязвила Цаца. Все остальные, кто знал историю о сборах Боли в поход, улыбнулись.

– Я… я… – Боля старался отдышаться, но желание поскорей сообщить новость взяло вверх, – я договорился… Нас отвезут прямо к началу маршрута. Вот… – теперь он согнулся, уперся руками в коленки и задышал глубже. – «Газель» стоит на той стороне, за пешеходным переходом…

– Здорово! – прокомментировала Цаца. – Давайте скорее! – и, на ходу закидывая рюкзак, с подскоком, направилась в сторону машины.

– Давайте в «Есть контакт!» поиграем, – предложил Паша, Жанна пискнула от восторга и взяла его под руку.

«Газель» неслась по оживленным улицам Симферополя в сторону моря.

– Итак, я начинаю! – Паша торжественно закинул за плечи концы футбольного фанатского шарфа. – Слово на букву «М».

Пауза была недолгой:

– Это такой зверек, которого змеи боятся, – вступила в бой Кнопа, не особо надеясь на успех своего легкого задания.

Цаца помнила рассказ Кнопы про то, как дети в саду с замиранием дыхания слушали сказку «Рикки-Тикки-Тави», но она не успела крикнуть «Есть контакт!», Паша ее опередил:

– Нет… Это не мангуст – с удовольствием растягивая слова, сказал он.

– Эх, блин! Не удалось. – Цаца поджала губы и тут же засмеялась. – Тогда… тогда это то, что сказала Полумна Лавгуд… когда увидела Гарри Поттера… – Цаца наслаждалась произведенным эффектом, – никто, кроме нее, Вики и Кнопы не читал Джоан Роулинг. – Вернее, это то, что она увидела и поэтому обнаружила его, – Цаца с удовольствием наблюдала за всеобщим возрастающим удивлением, и она не спешила, понимая, что в этом раунде победа за ней. – Причем в книге эта сцена описана иначе, а вот в фильме…

И тут Кнопа не выдержала:

– Есть контакт! – Цаца повернулась к ней.

И уже вместе, наставив друг на друга указательные пальцы, по крещендо выпалили:

– Раз, два, три! МОЗГОШМЫГИ!

Раздался общий смех, даже водитель улыбнулся в зеркале заднего вида, сверкнув золотыми коронками.

– Так нечестно, – шутливо надувая губки, сказала Жанна.

– Все по правилам! – моментально отозвалась Цаца, – книжки читать надо! – и показала ей язык, потом, правда, решила смягчить колкость улыбкой.

– Ну, хорошо, – Паша усиленно делал серьезный вид. – Вторая буква «О».

– Мо… Мо… – Боля подыскивал слова – О! Твоя тетя его любит, – он обращался к Жанне, – а я терпеть не могу.

Паша чуть было не решил, что это о нем речь. Жанна обрадовано закивала:

– Есть контакт!

И уже вместе с Болей они прокричали:

– Есть контакт! Раз, два, три! МОПС!

Веселье набирало обороты, за окнами показалось Перевальное с высокомерным Чатыр-Дагом. Антон сидел рядом с Викой и скептически наблюдал за происходящим. Игра увлекла Макса, хотя он так и не принял в ней участия. После получасового марафона в отгадывания он ощутил непривычную боль в скулах и с удивлением обнаружил, что все это время не прекращал улыбаться, отчего и ломило мышцы. Лёля мирно сидела у окна и делила свое внимание между крымскими пейзажами и расшалившимися друзьями, а в одно ухо, незаметно, скрываемый пшеничным локоном, был вставлен наушник, откуда лился Muse – «Lips are turning blue…»

– Теперь Кнопа! – выкрикнула Цаца.

– Хорошо. Тогда слово, которое очень точно описывало погодно-климатические условия, человеческий фактор и в целом ситуацию, сложившуюся однажды утром на Орта-Сырте.

– Весьма академично, – сказал Боля.

Цаца поняла, что Кнопа обращалась к ней, и отчаянно терла переносицу, чтобы понять, куда клонит подруга.

– Это сказал Индеец? – уточнила Вика. Цаца тут же театрально нахмурилась. Кнопа ободряюще кивнула.

– Тогда я знаю, – сказала Вика. – Есть контакт!

И они уже втроем:

– Раз, два, три! ЖОПА!

Все покатились со смеху и потребовали объяснений.

Этот случай произошел в одном из апрельских походов с Индейцем. Они проснулись в Обезьяньем гроте на Орта-Сырте. Его глубина метров двадцать, грот хорош тем, что при входе имеет поворот, защищающий от ветра даже зимой. Высота около тысячи метров над уровнем моря, в радиусе двадцати километров ни одной души, внизу извиваются русла трех рек. Было промозгло и холодно, все жались у костра и с опаской смотрели на белую зияющую дыру, где должен был красоваться вчерашний шикарный вид на долину. Предстоял длительный перевал, а выход из грота подпирало плотное облако. Невозможно даже было разглядеть дерево у самого входа. И тогда Вика осмелилась поинтересоваться у Индейца, как-то особенно сосредоточенно подбрасывающего дрова в огонь:

– А что там?

– Там? – он серьезно посмотрел сначала на молоко4949
  Молоко – так походники называют плотное облако, в котором ничего не видно.


[Закрыть] в проеме, а потом на Вику.

– Там… жопа, – просто ответил он. И, действительно, этот перевал им запомнился надолго.

Как бы Цаца не хмурилась из-за того, что прозвучало имя Индейца, воспоминание доставило ей удовольствие.

– Приехали! – крикнул водитель, оборачиваясь в салон.

Все оживились, началась суета, мальчики вытащили рюкзаки и сваливали их в кучу. Девчонки, выйдя, с удовольствием потягиваясь, подставляли лица ласковому, еще по-летнему жаркому, солнцу.

На небольшой поляне пестрели палатки. Чуть глубже, в лесу, проглядывались еще несколько. Оборудованные кострища с толстыми бревнами по периметру притягивали взгляд. Там, выше, редко можно встретить подобную роскошь.

– Ох… – потрясенно выдохнула Лёля.

Все обернулись и проследили за ее взглядом, направленным куда-то вверх.

– Ничего себе… Вот это да…. Красота… – отозвались остальные.

Пред ними, буквально в нескольких шагах, возвышалась скала необычного красного цвета.

– И как мы сразу не заметили-то? – удивился Паша.

– Это скала Красный Камень, излюбленное место скалолазов, – сказала Вика, заглядывая в карту. – Где-то здесь начало тропы наверх.

От ощущения близости такой громадины сама скала казалась нереальной. Вот она, рядом, можно даже прикоснуться, при этом обдает удивлением и отрицанием такой возможности. Как она могла тут оказаться? Вот так просто встать, вырасти над деревьями и столько лет подставлять свои красные бока солнцу на всеобщее обозрение. Такая близкая, теплая и мощная, украсившая себя карликовыми сосенками.

Приглядевшись, можно заметить на самом верху яркие движущиеся точки. Рано проснувшиеся скалолазы-жаворонки вбивали крюки и навешивали веревки новых маршрутов нового дня для остальных экстремалов-сов, еще нежившихся в палатках в своих спальных мешках.

Дорога вверх шла через лагерь. Проходя мимо, и еще не в силах оторвать глаз от скалы, ребята обменивались впечатлениями. Полог ближней палатки откинулся, и из нее вышла девушка с заспанным лицом в цыплячьего цвета плюшевом спортивном костюме. Паша сразу же воспользовался случаем:

– Доброе утро! Скажите, пожалуйста, мы правильно идем? Это дорога на Роман-Кош?

На что девушка с минуту думала, потом поджав губы, нехотя ответила «да» и отвернулась. Из палатки раздался сонный голос: «кто это?». И девушка, не обращая внимания на целую толпу людей в метре от нее, презрительно ответила:

– А… Это турьё…, – и снова залезла в палатку.

Паша даже рот открыл от удивления.

Вика с улыбкой взяла его под локоть и повела дальше:

– Да, Паша, не все к нам благоволят. Скалолазы считают себя особой кастой. Высота, веревки, опасность, покорение вершин. И, правда, кто мы такие? Всего лишь туристы, – Вика подмигнула Боле.

– Только рюкзаки весят двадцать килограммов, – подхватил Боля. – И перевалы мы делаем на своих двоих.

– И иногда по десять-одиннадцать часов за день. – Добавила Кнопа.

– Вот хамка! – Цаца только сейчас пришла в себя от наглости скалолазки, – они такие аккуратненькие, еду на газу готовят, хотя шикарные кострища рядом, костюмчики из последней коллекции на них, все в обтяжечку. Зато их такими и упаковывают в мешочки, когда под скалой находят. Так нам рассказывали.

– Цаца… – покачал Боля головой. Она обогнала его и, вздернув подбородок, с ускорением пошла вверх.

За последними частными домами началась грунтовая дорога. Она то входила в зеленый тоннель деревьев, то снова выныривала и открывала потрясающие виды на море, Аю-Даг, Артек и Краснокаменку. Подъем давался легко, разговоры не умолкали. Гулятельный маршрут, как сказал бы Индеец. Новички периодически становились серьезными, прислушиваясь к своему телу, как оно реагирует на непривычный груз за плечами. И обманчиво оптимистично делали выводы о легкости такого времяпровождения, а кто-то даже посмеивался про себя над серьезным предварительным инструктажем со стороны бывалых.

Боля не отходил от сестры, всматривался в ее лицо, ища следы усталости, страха или еще чего похуже. Лёля лишь слегка улыбалась ему и снова погружалась в музыку, секретно звучащую из наушника.

Паша с Жанной то и дело отставались, целуясь за каждым поворотом. Вика, Цаца и Кнопа обсуждали маршрут, для чего Вика то вытаскивала распечатки с форумов с описаниями троп, стоянок, родников, то обратно запихивала уже потрепанные листы в небольшую серую сумочку, висящую на плече. Макс шел молча, иногда ловя неприязненные взгляды Антона.

До первой видовой площадки они дошли достаточно быстро. Вика сверилась с картой и описанием.

– Сейчас начнется затяжной подъем. – Сказала она.

На площадке решили немного отдохнуть и полюбоваться видами. Плюхнулись каждый на свой рюкзак, кто-то достал сушки и воду. Солнце начинало припекать, от нагретой зелени поднимался удушающий аромат. И все же в этом запахе чувствовалось приближение осени. От земли исходила еле уловимая усталость. Да и ветер уже чуть более суровый, чуть более порывистый, чем летом. Природа готовилась к отдыху.

Вика читала восторженные отзывы на форумах о невероятно красивом буковом лесе, даже фотографии видела, но вживую он заставлял дыхание замирать. Деревья одинаково стройные, высокие, хороший просвет между ними, валежника нигде не видно, будто лес причесали огромным гребешком с широкими зубьями. Чем выше ребята поднимались, тем чаще встречалась синеватая дымка между стволами, рожденная преломленными лучами солнца. Такая красота не дает привыкания, многочасовой подъем не убивает ее, даже когда первая острота восприятия сглаживается, остается глубокое восхищение.

Что делает городской человек, впервые попавший в сердце дикой природы? Он берется анализировать то, что видит, чтобы убаюкать тревогу, которая неизменно поднимается при покидании собственной зоны комфорта. Ему непременно все надо объяснить, найти подходящие слова и повесить их на новые картинки. Так спокойнее, так проще. Только со временем приходишь к молчаливому созерцанию, к пустоте в голове, ощущения затапливают, и слова становятся не нужны. Вдыхаешь природу, растворяешься в ней, доверчиво, как в детстве. И она возвращает тебе, пусть даже не навсегда, утраченные матрицы подлинных чувств. И твой собственный внутренний голос становится отчетливо слышен среди множества других наносных и фальшивых.

Подъем становился круче, все чаще Лёля останавливалась, чтобы отдохнуть. Боля постарался облегчить ее и так уже нетяжелый рюкзак, забрав себе спальник и бутылку с водой. Лёля не жаловалась, но голова у нее кружилась, и слегка подташнивало. Она даже свой любимый плеер отключила. Но брату признаваться не хотела, что еще чуть-чуть и она запаникует.

Кнопа первая обратила внимание на слегка зеленоватый оттенок лица Лёли и тревожно кружащего вокруг нее Болю.

– Боля, скажи нашим впереди, чтобы привал сделали, а я с Лёлей останусь. – Сказала ему Кнопа. Тот нерешительно потоптался на месте, сбросил рюкзак и помчался наверх.

– Голова кружится, и тошнит? – поинтересовалась Кнопа. Лёля, с трудом сглатывая, кивнула. – Почему сразу не сказала? – голос Кнопы был непривычно строгим.

– Я не хотела никого напрягать.

– Лёля, мы в горах, это не шутки. Все, что происходит – это уже не личное дело каждого. Мы в одной упряжке, понимаешь?

Лёля обреченно опустила голову:

– У меня все перед глазами плывет.

Появилась Вика без рюкзака. На ее немой вопрос Кнопа ответила:

– Горняшка, скорее всего.

Подлетел Боля.

– Не нагнетай обстановку – сказала ему Вика, – с каждым бывает. Делаем привал, ей надо адаптироваться. Нужна вода. – Боля тут же нырнул в рюкзак.

После того как Лёля умылась, выпила воды и полежала какое-то время на рюкзаке, щеки ее порозовели. Она поднялась, посмотрела по сторонам и улыбнулась.

– Я в порядке, могу идти. – И тихим голосом добавила, – извините.

Конечно, извинения были лишними, никто не стал комментировать, только покачали головой.

– Думаю, сейчас помощь потребуется Боле, – шепнула Кнопа на ухо Вике, – надо было с собой успокоительное взять. – И они обе прыснули от смеха.

– Что со мной было? – спросила Лёля Кнопу.

– Есть две версии, и одна не исключает другую. С одной стороны, для твоего организма набор высоты прошел слишком быстро, а с другой… Индеец бы сказал так: горы не пускают.

– Что это значит? – поинтересовалась Лёля.

– Есть какая-то засоренность внутри, сбой первоначальных, природных настроек.

Лёля продолжала удивленно смотреть на Кнопу.

– Ну, это всего лишь версия… Хотя у меня такое было на Чатыр-Даге. Не нравилась мне это гора, а объяснить я толком не могла почему. Тяжело дался подъем, накрыла горняшка, настроение испортилось, я капризничала и злилась. Хорошо, что не осталась в лагере у подножия, а все-таки пошла. Вернулась я другим человеком, такое облегчение испытала. Как если бы сама сидела на собственном хвосте, ныла от боли и обвиняла в этом других. В тот момент что-то подобное происходило в моей жизни, но я не осознавала. Обвиняла кого угодно, только не себя, причину искала вовне. А Чатыр-Даг, получается, помирил меня с самой собой.