Текст книги "Пещера Восходящего Солнца"

Лёля, задумавшись, смотрела под ноги.

– Путано я объяснила, да? – Кнопа улыбнулась. – Можно также назвать это внутренним сопротивлением, но для меня это все равно означает одно – пришло время перемен.

Лёля внимательно посмотрела на Кнопу.

– По-моему, я еще больше запутала тебя. – Кнопа улыбнулась.

– Мне кажется, я поняла, – без тени улыбки ответила Лёля и посмотрела на Кнопу. – Спасибо, – и она снова погрузилась в свои мысли.

Поднялись чуть выше по тропе, увидели остальных: кто сидел, кто лежал на рюкзаке.

– Все в порядке? – спросила Цаца.

– Да, можем продолжать путь, – ответила Вика.

Боля рассказал Цаце, что приключилось, Макс поравнялся с Лёлей и закуривая, ободряющее ей подмигнул. Антон с недовольным видом последовал за всеми. Его терзали сомнения в правильности происходящего, а именно: зачем он вообще поперся в горы?

Скоро волшебный лес остался позади, все чаще встречались ободранные ели и кустарники. Тропа постепенно сужалась, появились таблички с предупреждением о вхождении в заповедную зону. Свою упредительную функцию они не выполняли и страха не вызывали, потому как были ржавыми, погнутыми, с изломанными стволами, и текст на них еле угадывался.

– Наш ориентир – небольшая поляна со странным сооружением, похожим на остановку. Там должен быть источник. – Объявила всем Вика, сверяясь со своими распечатками.

Поляна походила на заросшее футбольное поле и «остановка» тоже имелась.

– И кому потребовалось наверх затаскивать шлакоблоки и строить подобную нелепость? – недоумевала Цаца.

Лёля и Жанна остались на рюкзаках. Вика, Кнопа и Цаца углубились в изучение карты, а ребята разбрелись по полю в поисках источника.

– Значит, выныриваем на плато к Гурзуфскому перевалу, а там сориентируемся. – Подытожила Вика общее мнение, засовывая распечатки обратно в сумочку.

Боля с другого края поляны махнул рукой, подзывая троицу. Стоя на одном колене около небольшой цементной ванночки, на дне которой лежали, поблескивая от влажности, желтые листья, он сказал:

– Воды нет или почти нет. Набрать ее невозможно, приток очень слабый.

– Понятно, – отозвалась Вика. – Мы особо и не надеялись, все пишут, что в начале осени он еще сухой. Для нас важен источник по другую сторону Романовского шоссе, там должна быть стоянка.

– Не хотела бы я пить отсюда… – в задумчивости проговорила Цаца. Это было сказано так тихо, что никто не услышал. Слова бездумно буквально вывалились из нее, забывшись сразу, как наваждение.

– По-моему, холодает, – зябко поеживаясь, сказала Кнопа. Поодаль, у рюкзаков, Паша помогал Жанне надевать куртку на флис. Лёля уже закуталась во все теплое, что у нее с собой было, при этом все равно продолжала дрожать.

Погода, казалось, не изменилась. Но это относилось к визуальному ряду: так же светило солнце, небо чистое, ветра нет. А холод пробирал уже до костей. В горах так часто бывает: чуть ли не иней на позвоночнике, а ты еще не понял до конца в чем дело. Воздух будто хрустальный, звонкий, застывший, как в мороз. Деревья застыли, ни одна веточка не шевелится, а небо остается высоким и прозрачно-голубым.

Через некоторое время вышли на плато. В нескольких метрах виднелась тура из камней. Распространенный ориентир для заблудших душ в непогоду. Своеобразный указатель тропы на спуск или какой-нибудь важный объект: источник, пещеру. Как раз здесь, наверху, резкое изменение температуры приобрело физическое воплощение. Со стороны Бабугана надвигалось огромное облако, а в направлении Роман-Коша уже плавали его отщепившиеся белые куски, закрывая обзор. От туры тропы расходились.

– Надо обсудить дальнейшие действия, – сказала Вика.

– Да, погодка с сюрпризом, – отозвался Паша.

– Сейчас 16.23, – продолжала Вика, – мы припозднились немного.

– Во сколько закат? – спросил Боля.

– В 19.05, – отозвалась Цаца. – Но какой в этом смысл? Видимость почти нулевая. Не удастся закатить солнце.

– Я волнуюсь. Есть описание стоянки, даже фотографии источника, все равно надо искать по светлому. – Сказала Вика.

– Но мы же не откажемся от Роман-Коша? – испуганно пролепетала Жанна.

Почти хором прозвучало «нет».

Антон стоял рядом со всеми, молча слушая и не находя в себе ответа, чего он собственно хочет: идти к вершине закатывать солнце, искать стоянку или послать все к чертовой матери. И решил последовать своему давнему принципу: не знаешь что делать – ничего не делай и жди, пока не появятся новые обстоятельства. Макс сидел на брюхе рюкзака и курил, всматриваясь в облако. Паша снял шарф и затем снова обмотал им шею, но уже более плотно, – на яйле ветер совсем разошелся.

– Мне кажется, надо искать стоянку, – неуверенно предложил Боля, посматривая на озябшую Лёлю.

– Мы могли бы завтра с утра сбегать на Роман-Кош, повтыкать, а потом продолжить путь, – сказала Кнопа.

– Думаю, что это самое оптимальное решение. Если еще учесть, сколько мы обычно тратим времени на поиски нового места…. – отозвалась Вика. Цаца и Кнопа понимающе улыбнулись. – Как остальные считают? – обратилась Вика к ребятам.

Все согласно закивали, только Антон остался безучастным, а Макс пожал плечами и затушил сигарету.

Гурзуфское седло действительно напоминало седло. По обеим сторонам дороги резко вниз проваливалась долина, расстилаясь сосновым бором. Сама грунтовка, похожая на желтую ковровую дорожку, извивалась лентой вниз. Не успели пройти и десяти метров, как Паша, шедший впереди с Жанной, истошно закричал:

– Смотрите, смотрите, косули!!! – и, неистово тыкая пальцем в сторону лужайки в правой низине, буквально подпрыгивал на месте от нетерпения поделиться зрелищем с друзьями.

Боля подлетел первым, затем Цаца. Остальные тоже подтянулись и стали с интересом и восторгом рассматривать семью косуль, мирно пасущуюся вдали. Странно, но животные не реагировали на людской шум. Они еще какое-то время позировали – Цаца их беспрестанно фотографировала – а потом так же величаво удалились.

Встреча с косулями подняла всем настроение, даже Антон теперь шел с улыбкой и не мог стереть с лица удивление. Одно дело в зоопарке увидеть животное, а другое дело – по-настоящему, в его природной зоне обитания. Сразу смещаются акценты, чувствуется, что ты тут в гостях и никак иначе.

Странные звуки, которые были слышны еще у туры, нарастали. К середине пути хотелось зажать уши, чтобы не слышать отвратительные стенания вперемешку со скрежетом. Трудно представить, какие монстры могут издавать подобные звуки. Даже немного страшно, все-таки заповедник, кого они тут разводят вдали от человеческих глаз. Может быть, гибрид осла, кабана и барса?

– Что это? – не выдержал Антон, – обращаясь к Вике.

– Точно кому-то плохо, – сказал Боля, – так орать…

Кнопа, Цаца и Вика с улыбкой слушали версии. Первая не выдержала Цаца:

– Это ваши распрекрасные косули, – все с удивлением уставились на нее. Цаца наслаждалась произведенным эффектом.

– Не может быть! – воскликнул Паша.

Жанна удивленно переводила взгляд с Паши на Цацу и обратно. У них был один вопрос на двоих, только озвучил его Паша.

– Кто бы мог подумать, что такие красотки могут издавать подобные душераздирающие звуки, – Кнопа улыбнулась.

***

– Ну, ты меня понял, – продолжал усатый мужчина с мощной нижней челюстью. – Башкой отвечаешь за успешное окончание сезона. – Его глаза неприятно мутные, цвета первой листвы, сверлили собеседника. – Скоро выборы. И все должно быть чисто. Чтобы ни одна скотина…

Машина плавно скользила по идеальному серпантину. Разговор происходил на заднем сидении. Водитель – молодой солдат с щелью между верхними передними зубами – с опаской посматривал в зеркало заднего вида. Он знал, что такие интонации Усатого грозят мощным взрывом и ситуация только набирает обороты, несмотря на то что эти двое уже все обсудили там наверху, в гарнизоне.

Его собеседник, абсолютно лысый коренастый мужик со свинячьими глазками и маленькими неправильной формы ушами, сжав губы и глядя в пол, утвердительно кивал. Только желваки выдавали душившее его изнутри бешенство. Солдат бросал и на него осторожные взгляды, потому что был уверен: если бы не разница в звании, Лысый разорвал бы любого, кто посмел бы так с ним заговорить, и еще живого рвал бы на куски зубами.

Повисла пауза, казалось, что все уже сказано, Усатый рассматривал шикарные виды Заповедника.

– Туристы часто наведываются? – уже более спокойно спросил он.

– Часто. Как обычно. Ситуация под контролем, – Лысый поднял голову и в упор посмотрел на Усатого, – отлавливаем их на той стороне Заповедника, шугаем по полной и отправляем вниз, в Краснокаменку. На эту сторону ни один человек не прошел за весь сезон.

Усатый долгим тяжелым взглядом окинул Лысого и снова отвернулся к окну. Дорога обогнула холм, скоро покажется Беседка Ветров. Горячий знойный воздух искажал виды, солнце шло на закат.

– А это еще что такое? – от возмущения Усатый чуть ли не по пояс высунулся в окно.

Лысый бросил волчий взгляд на солдата, тот моментально нажал на тормоз.

Ребята спускались по тропе к шоссе, беззаботно, расслабленно болтая друг с другом, и не сразу заметили фигуру в конце дороги. Преграждавший им путь, высокого роста, с хорошо развитой мускулатурой мужчина, судя по сапогам и камуфляжу военный, стоял широко расставив ноги, скрестив руки на груди так, что кисти зажаты подмышками, а напряженные большие пальцы смотрели вверх. Плечи подняты и направлены вперед, как будто тело нависает над невидимым скукожившимся противником. Взгляд исподлобья, голова наклонена вбок, верхняя губа презрительно приподнята, привычно образуя резкие глубокие складки вниз от уголков рта. Из-под сапога, с каждым постукиванием носка о землю, вылетало облако пыли, и не успевало осесть, подгоняемое следующим пылевым облаком. Раскачиваясь с носка на пятку, он в упор смотрел на приближающихся ребят.

Первым его увидел Боля и встал как вкопанный. Остальные скорее почувствовали опасность, чем увидели, и тоже остановились. Несколько мгновений ситуация не менялась. Затем тот в камуфляже, продолжая раскачиваться вперед-назад, резко мотнул головой, приказывая немедленно подчиниться и подойти.

– Документы! – рявкнул он, не меняя позы.

Ребята переглянулись, Вика с внешним спокойствием обвела всех взглядом, затем скинула рюкзак и полезла в капюшон за паспортом. Все последовали ее примеру. Она старалась делать все не спеша, чтобы и самой унять зарождающуюся панику, и ребятам дать понять, что ситуация вполне решаемая. Она прислонила свой рюкзак к ноге Цацы, собрала паспорта и передала их Усатому. Тот вырвал из ее рук стопку документов и передал, не глядя, выросшему позади него лысому со свинячьими глазками. Чуть поодаль стоял напряженный, испуганный солдат, а за ним виднелся зад голубого уазика.

– Что делаем на территории государственного заповедника? – выдал Усатый с агрессивной монотонностью, свойственной представителям силовых структур любого направления в момент давления с целью моральной дезориентации нарушителя. Подобным образом заданный вопрос ответа не требовал.

– Это. Закрытая. Зона. – Каждое слово произносилось Усатым с особенным ударением, – здесь нельзя не то что ездить или ходить, здесь дышать, бля, запрещено, – продолжал он вколачивать каждое слово. – Наручники тащи, – бросил он солдату не оборачиваясь.

Ребята переглянулись.

Тот кинулся к машине, впопыхах сначала подбежав к водительской двери, а потом, сообразив, бросился к багажнику. Все в оцепенении наблюдали за его действиями.

Несколько пар наручников поблескивали в лучах заходящего солнца. Передавая их Усатому, рука солдата дрогнула.

– Ко мне! – приказ относился к Паше, – Да, ты, болельщик хренов, – Паша механически поправил шарф и растерянно посмотрел на ребят.

– Не надо… – испуганно сказала Жанна.

– Заткнись! Руки! – Паша, не веря в происходящее, неловко поднял обе руки. Получилось, что ладонями вверх. На что Усатый хмыкнул, перебросил лишние пары наручников в левую руку, а правой, одним движением, уверенной восьмеркой, сцепил его руки тяжелым, холодным браслетом.

Звук защелкнувшихся наручников, казалось, ввел ребят в ступор, какое-то время все, застыв, смотрели на них.

– Россия. Москва. – Отозвался Лысый, заглядывая в паспорт с черной обложкой, принадлежавший Паше. Из заднего кармана обложки он вытащил белый пластиковый прямоугольник. На обратной стороне приклеена черно-белая фотография большого вытянутого здания с широким козырьком. Под фотографией значилось:

ПРОПУСК, фио

и

ИТО «МЕДИС»

Здание казалось смутно знакомым, Лысый поднес пропуск ближе, чтобы рассмотреть надпись на козырьке, в этот момент Усатый не глядя толкнул его в плечо:

– Хм… да к нам кацапы пожаловали, – недобро усмехнулся он. – Значит, плевать тебе на великую страну Украину? На ее правила и законы? – Паша механически отрицательно покачал головой. Лысый поспешил запихнуть обратно кусок пластика и открыл следующий паспорт.

– Это великая страна, шоб ты знал! – «шоб» не случайно прозвучало с акцентом, Усатого несло. Произвести впечатление удалось, сейчас он переходил к смакованию эффекта.

– Здесь и Украина есть. Донецк. – Добавил Лысый.

– Да? – презрительно приподнимая верхнюю губу, сказал Усатый, – это кто у нас тут на родину плюет, а? – казалось, именно эта информация повлекла за собой следующую волну агрессивного наезда. – Ко мне! Два шага вперед! Быстро!

После паузы Антон первый сделал шаг вперед, следом Макс.

– Дело в том… – начал по-деловому Антон.

– Заткнись! – Усатый навис над ним. – Здесь я говорю. Понял? – он сделал выпад головой, как берут на себя удар футбольного мяча. Антон резко отклонился назад.

– В армии служил?

– Нет, – ответил Антон.

– Оно и видно, сука. Тебя бы там научили уму-разуму и как со старшими разговаривать. – Усатый сбавил обороты, обведя нарушителей взглядом и с удовольствием отметив, что все идет, точно как и планировалось им. Страх в глазах нарушителей, расширенные зрачки, взгляд снизу вверх.

– Мы потерялись… – стараясь, чтобы голос прозвучал нейтрально, Вика сделала шаг вперед, доставая распечатки и карту.

Усатый окинул ее взглядом с ног до головы, скривился презрительно, но все-таки потянулся за листами. Минуту рассматривал нечеткие фотографии, скачанные из интернета.

– Ха! Смотри до чего дошли эти суслики, – Лысый услужливо подошел слева и тоже уставился в распечатки, – даже со спутника фотки есть. Хорошо, что ничего не разобрать… – он многозначительно посмотрел на Лысого и перевернул страницу. – А это что? – вопрос предназначался Вике.

– Источник. Мы его как раз ищем. Воды нет, заблудились, – интуитивно она выбрала роль маленькой девочки, – не знаем, как спуститься. По этому шоссе можно? Что там внизу?

– Деточка, это охраняемая территория. «Там внизу» – это не для вас. По этой дороге вы не сможете и двух шагов сделать. Я могу сейчас собственноручно вас перестрелять, выполняя свой долг. Уложить штабелями и скормить вон тем зверушкам, – он кивнул в сторону воронки у Гурзуфского седла. Его голос, с разъяснительными интонациями от высшего существа низшим, звучал с привычным наездом, но уже более спокойно.

Вика смотрела виновато, но прямо ему в глаза. Образ маленькой нашалившей девочки был непривычен, но так учил Индеец, и она удерживала сейчас роль как могла. Повисла пауза. Лысый и Усатый с интересом и некоторым восхищением рассматривали распечатки, как это делают люди, не вошедшие легко в эру интернета.

– Мы не знали, – Цаца виновато пожала плечами и стала накручивать золотистый локон на палец.

Усатый ухмыльнулся:

– Оставляйте нам эту красотку и дуйте обратно, как будто мы вас не видели. – На его лице появилось новое выражение. Он демонстративно шарил взглядом по Цаце, – мол, смотрите, я и здесь крут, но не так нагло, как можно было бы от него ожидать. Навык нормального установления отношений с женщинами когда-то был осознанно принесен в жертву Уставу. И тема взаимодействия между полами выносила на почти незнакомую почву, где можно потеряться, растеряться и не знать, чего ждать от желанного противника. Отсюда и промелькнувшее в лице детское, где-то даже наивное выражение, – мягкая, беззащитная часть окаменевшего душевного панциря.

– Мы в КСС оставили информацию, – вступился Боля с неловкой попыткой перевести тему.

– Заткнись. – Даже как-то вяло отреагировал Усатый и отлип взглядом от Цацы. Верхняя губа снова поползла вверх, возвращая привычную мину. – Вздумал меня КСС пугать? – На эту нелепость даже Лысый отреагировал смешком. – У меня тут генералы плакали, а ты мне каким-то КССом тычешь, щенок! – усатый уже не агрессировал. Видимо, выпад Боли для него более походил на шутку.

– Ну все-таки какие эти туристы-партизаны пронырливые… Все нутро сфоткано. И со спутника… Что вас тянет-то так сюда? Дался вам этот источник. Все равно не пустим, – Усатый довольно хмыкнул, видно, ему понравилась собственная речь.

– Мы без воды. Пить очень хочется, вот и решили рискнуть. Но мы не хотели, правда… – Все уставились на Кнопу, которая сейчас выглядела не старше двенадцати: даром не прошли и для нее уроки Индейца, как надо общаться с представителя власти в горах.

– Значится так, никакого источника здесь уже нет, – жестко начал Усатый. – И слушайте сюда, – уже с покровительственной интонацией продолжил он, – я сегодня добрый, – он обвел всех волчьим взглядом, – отпускаю. – Видно, ему наскучила уже данная сцена, цель свою он с блеском достиг. – Возвращаться строго по тому пути, по которому пришли, то есть через Гурзуфское седло, а там спуск в Краснокаменку. И чтобы я здесь вас больше не видел, – верхняя губа презрительно поползла вверх, – убью на месте. Если встретите еще погранцев из соседнего заповедника – скажете, что я отпустил.

– Сними наручники, – сказал Лысый солдату. Тот сорвался выполнять приказ.

Паша потирал болезненные следы, Жанна гладила его запястья и старалась не пролить стоящие в глазах слезы.

Лысый держал стопку документов и задумчиво поигрывал пластиковым пропуском, не заметив, как достал его во второй раз. Взглянув еще раз на фотографию здания, он засунул ее обратно в паспорт в черной обложке.

– Возьми, – протянул он документы Вике. Колючие свинячьи глазки обдали холодом. – И марш отсюда!

Какое-то время все шли молча. Каждый перебирал в голове последние события. Небо окончательно затянуло густыми серыми облаками, и когда поднялись к развилке над Гурзуфским седлом, ощутимо похолодало и дождь сменился на ледяную крупу.

Не сговариваясь, все скинули рюкзаки и сели вокруг туры. Вика ушла в себя, согревая озябшие кисти между коленками и глядя куда-то вниз. Цаца нервно теребила растрепавшийся на ветру хвост, время от времени покусывая его кончик. Кнопа вдумчиво разглаживала ладошкой неизвестно откуда взявшийся целлофановый пакетик, стараясь сложить его в правильный прямоугольник. Макс курил, Боля и Лёля сидели поодаль, с недоумением глядя в ту сторону, откуда пришли. Выражение лица Антона говорило о крайнем недовольстве, а Паша с Жанной, прильнув друг к другу, молча глядели на туру.

Ветер усилился. Облака с бешеной скоростью проносились мимо, на ходу меняя формы и насыщенность оттенков. Сил идти не было. Не физической, эмоциональной истощенностью накрыло каждого. Дорогу на Гурзуфское седло заволокло рыхлое серое подвижное облако. Птицы затихли, звенящая тишина опускалась вместе с сумерками.

– Ну и погода, – подал голос Паша.

– Что это было? – буквально перебив его, выпалила Лёля.

Боля с удивлением посмотрел на сестру, она выглядела настороженной и растерянной. Обычно из нее слова не вытянешь, а тут такое выступление. Видимо, Лёля выразила общий вопрос, потому что все повернулись к Вике.

Послышались шаги. Со стороны Роман-Коша спускались два человека. Один постарше, лет сорока, с глубокими залысинами, худощавый, невысокого роста, с многодневной неухоженной щетиной. На сутулых плечах покачивался рюкзак литров на сто двадцать. По тому, как двигался этот хиляк, было ясно, что рюкзак крайне легкий для такого объема и наполненности. С ним рядом семенил парнишка лет пятнадцати. Его рюкзак был скромнее, и, видимо, тоже нетяжелый. Вязаная, видавшая виды шапка сползала ему на глаза. Поправляя ее, он подтягивал рукав замызганной куртки на несколько размеров больше положенного. На фоне невнятной черной одежонки старомодные кроссовки яркого кислотно-салатного цвета смотрелись несуразно празднично и легкомысленно, не по погоде. Увидев людей, тихо сидящих у туры, парнишка испуганно остановился и неуверенно посмотрел на старшего. Тот нахмурился, но шаг не убавил и направился к ребятам. Заискивающие, бегающие глаза, невнятная речь, и то что он не поздоровался, как это принято у горных туристов, внушало неприязнь и желание быстрее отделаться от незнакомцев.

– Мы на Гурзуфское седло вышли? – спросил старший.

– Да, дорога вниз и есть Гурзуфское седло, – ответила Кнопа.

Тот уже отвернулся, чтобы продолжить путь, даже не поблагодарив за ответ, как Боля подскочил к нему с вопросами:

– А вы откуда идете? Ночевали на яйле?

Хиляк нехотя остановился:

– Мы… с Чатыр-Дага идем.

– Да? – интерес Боли возрастал, – А какой переход с Чатыр-Дага на Бабуган? Сложный? Веревки требуются? – В своем запале Боля не замечал реакции незнакомца. Тот нетерпеливо топтался на месте, поглядывая время от времени куда-то за спину Боли, видимо, ему хотелось поскорее закончить ненавистные расспросы. Мальчуган рядом с ним стоял по стойке смирно, казалось, что он не слышит ни единого слова, а только ждет команды старшего.

– Нет… не знаю… мы так прошли, – неопределенно ответил хиляк и уже было направился в сторону спуска, но Боля продолжал:

– Вы там осторожнее, нас сейчас чуть не арестовали, – при этих словах хиляк резко остановился, затем медленно повернулся к Боле. Его глаза, нездорового желтоватого цвета с красными прожилками, буравили Болю. Из-за небольшого роста он смотрел на него снизу вверх, отчего взгляд становился еще более колючим.

– Да, да! – оживился Боля, по-прежнему не замечая ничего необычного в поведении незнакомца, – два пограничника и солдат. Даже наручники надели! – в этот момент Паша предупредительно кашлянул. Боля, видимо, сообразил, что не стоит вдаваться в подробности. – И вот мы…

– Где они сейчас? – перебил его хиляк и не мигая уставился на Болю.

– Ну… они уехали, – развел Боля руками.

Ответ, судя по всему, не устроил незнакомца. Он еще немного потоптался на месте, как бы размышляя, и повернулся к парнишке. Тот широко открытыми испуганными глазами смотрел на него.

– Пошли! – бросил ему старший и уверенно направился вниз. Затем резко остановился и повернулся, как будто знал, что парнишка за ним не последует. То ли от холода, то ли от чего другого, мальчишка дрожал и еле-еле заметным движением, не смело, отрицательно качал головой.

Боля, по-прежнему находясь в воодушевленной слепоте, продолжал:

– Вы бы не ходили туда, Закрытая территория, заповедник. Ребята-то серьезные были…

Хиляк мельком удостоил его вороватого взгляда, дернул парнишку за рукав, и тот безропотно последовал за ним.

Ребята молча провожали их взглядом, пока две темные фигуры не растворились в сером плотном облаке.

– Странные какие… – неприязненно повела плечами Цаца.

– Да, не очень похожи на турьё, – протянула задумчиво Кнопа.

– Зря они туда пошли, – откликнулся Паша.

– Самое интересное, что рюкзаки у них словно пустые, – сказала Копа, – как пушинки.

– Да, странно… – отозвалась Вика.

Холодало, но осадки прекратились. Сумерки сгущались. Утонуло где-то внизу во тьме Гурзуфское седло. И дорогу на Краснокаменку было уже не разглядеть.

– Сколько спускаться вниз? – спросил Антон.

– Примерно шесть с половиной часов, – ответила Вика. Тот присвистнул и покачал головой.

– Значит, Роман-Коша не будет… – грустно протянула Жанна и положила Паше голову на плечо.

– Какой Роман-Кош? – Антон от раздражения даже встал и начал мерить шагами расстояние от рюкзака до туры, – посмотрите, что с погодой!

– Это как раз не проблема, – вызывающе вступилась Цаца. – Снаряжение есть. Мы и не в такое попадали.

– А те уроды внизу? – не унимался Антон. – Или вам кажется, что они шутили?

– Дайте я ваши лица испуганные сфоткаю, – засмеялась Цаца и достала фотоаппарат, – а еще горные люди называются! Ха! Вам бы поматрасничать внизу на пляжУ, чё поперлись-то в горы? – во время своей тирады она делала снимки. Антон отворачивался каждый раз, когда она наводила на него камеру. Паша и Жанна тоже не желали фотографироваться. А Боля позировал с удовольствием, корча рожи, изображая преувеличенный страх. Макс и Лёля спокойно наблюдали за действом. Наконец, Цаца и Боля успокоились:

– Что будем делать? – Спросил наконец Боля. – Надо решать.

Вика обвела всех взглядом:

– У меня два предложения на выбор. Первое: мы спускаемся в Краснокаменку, часа в два ночи будем внизу. Располагаемся рядом со скалолазами, спим до утра и потом переезжаем к началу другого маршрута, например, к Долгоруковке.

– А второе? – с нетерпением спросил Боля.

– Второе: ищем место на Бабугане в глубине яйлы, разбиваем лагерь, ночуем. При такой видимости нас никто не заметит. Рано утром, с рассветом – Роман-Кош во всей красе и спуск в Краснокаменку. Конечно, на Гурзуфское седло и в Беседку ветров мы не пойдем, это перебор, маршрут надо менять.

Повисла пауза, каждый обдумывал сказанное Викой.

– Честно говоря, – отозвалась Цаца, – мне эта цыплячья клуша у скалолазов не понравилась. Да и смысл ночевать внизу, когда мы уже на верхушке самой высокой яйлы? Конечно, я за второй вариант!

– Да! – подхватил Боля, – я тоже за!

Макс и Лёля пожали плечами. Паша и Жанна тихо посовещались и тоже сказали да.

Антон, глядя на такую солидарность, вздохнул, махнул рукой, мол, делайте как знаете, и мысленно отругал себя за то, что так эмоционально включился. Он сам себе не мог объяснить своей реакции. Разве ему не все равно? Раз уж ввязался, нужно идти до конца.

– Ну, тогда вперед! – воскликнул Боля и подхватил рюкзак, одним махом закинув его на плечи.

– Кнопа, а ты что скажешь? – обратилась к ней Вика.

Кнопа, разгладившая пакетик и аккуратно свернувшая его в абсолютно ровный прямоугольник, неторопливо засунула его в карман куртки и ответила:

– У меня странное чувство, – ее голос звучал приглушенно, – как будто выбор уже сделан. Давно. Мы стоим на рельсах и нас просто несет вперед. Но вот хорошо это или плохо, я не знаю.

– Рельсы? Какие рельсы? Кнопа, ты чего?! Какие чувства? Ты о чем? – Боля приплясывал от нетерпения двинуться в путь, и рассуждения Кнопы о каких-то эфемерных вещах его раздражали и были непонятны.

Решили придерживаться юго-западного направления. Видимость оставляла желать лучшего. Чтобы не потерять друг друга в облаке, шли гуськом на расстоянии не более полутора метров. По пути попадались карстовые воронки, большие и не очень, которые ребята старались обходить. Даже маленькое отверстие на этой яйле могло быть опасным. Дожди постепенно вымывают естественные пустоты в камне, и достаточно несильного давления, чтобы обрушился верхний свод. Такие места выглядели чуть более светлыми, и, подойдя ближе, их все же можно было разглядеть и обогнуть. Морось облака увлажняла землю. Ботинки от налипшей грязи стали тяжелыми, ноги просили о привале. Уже полчаса шли в слепую, а более-менее подходящее место для стоянки так и не встретилось. Бабуган ощутимо отличался от своих величественных собратьев. Ничего лишнего: кое-где корявые сосенки и небольшие скальные пирамиды между воронками. Стало ясно, что ожидать большего от самой суровой яйлы Крыма не стоит. Решили остановиться с западной стороны одной из пирамид. Скала защищала от ветра, а сейчас это самое важное. Стемнело окончательно, все вытащили фонарики, и началось привальное копошение.

Что самое важное, за что хвататься, когда приходишь на новую стоянку затемно? Перво-наперво – быстро переодеться в теплые сухие вещи. Второе – найти дрова и разжечь костер. Здесь могут быть нюансы, возможно, первое станет вторым, а второе – первым. Третье – оборудовать спальное место. Но самое главное: все должно происходить одновременно, чтобы не терять драгоценное время. Цаца, Боля и Паша, будучи хорошо экипированными для непогоды, скинули рюкзаки и пошли за дровами. Новички Макс и Антон утеплялись, натягивая на себя с перепугу все, что могло согреть. Пар шел изо рта, руки закостенели от холода. Жанна проворно вытаскивала из рюкзаков пенки. Лёля, глядя на нее, занялась тем же. Вика с Кнопой рассматривали будущее спальное место на предмет выступающих кусков скалы.

– Мы что, будем спать здесь? – ошарашено спросил Антон, натягивая на себя последний свитер. – Прямо здесь?

Вика решила ограничиться кивком.

Им с Кнопой удалось вытащить пару отколовшихся камней и разровнять место. Теперь предстояло натянуть тент. Задача непростая, так как ни деревьев, ни палок, которые можно было воткнуть в землю, не наблюдалось. Решили концы тента закрепить на зубцах скалы. Макс с интересом подключился к процессу, Антон, несколько удрученный, подошел чуть позже. Но идеальную конструкцию в виде домика с ломаной крышей, как в палатках, сделать не удалось – зацепить срединные петли было не за что. Получилось нечто пологое, провисающее, приподнятое у самой скалы и спускающееся под наклоном вниз. Макс и Антон перенесли все рюкзаки под тент, чтобы укрыть их от возможного дождя.

Показались три нервных луча света – это ребята тащили дрова. Издалека донеслось переругивание Цацы с Пашей. Солировала, конечно, она. К моменту приближения к лагерю, видимо, бедный Паша был скручен в бараний рог и слов у него уже не осталось. Он молча, нахмурившись, сцепив зубы, тащил маленькую сухую сосенку. А Цаца рывками, догоняя его, чтобы «кинуть правду в лицо», подхватывая на лету выпадающие ветки, бросалась обвинениями:

– Да кто ты такой? Что ты о себе возомнил-то? Ты ничего в этой жизни не сделал!

Боля чувствовал себя в такие моменты неловко. Выступить против Цацы он не решался, но и друга жалел. Все, что он мог в таких ситуациях – мямлить и пытаться притушить её праведный гнев. Иногда ему это удавалось, но только не сейчас. Цаца пыхала жаром, сверкала глазами. В этот раз, видимо, была не на шутку задета за живое. Боля уныло плелся позади с небольшой добычей в виде двух куцых стволов сосенок.

– Плохо с дровами. Очень плохо, – скинув у предполагаемого кострища свою ношу, сказал он.

Цаца с Пашей держались на расстоянии друг от друга, и видно было по хмурым лицам, что каждый продолжает внутри себя прерванный диалог. Конечно, переход ссоры во внутреннюю речь имел положительный исход: абсолютная победа за счет какого-нибудь убойного аргумента со своей стороны. В итоге, победы оказывалось две, – у каждого своя, что приносило мир и покой на какое-то время.