Текст книги "Пещера Восходящего Солнца"

Вот и сейчас разведение костра примирило всех окончательно. Время шло. Температура ощутимо понизилась, а пламя никак не желало заниматься. Над шалашиком из тонких сухих веток и горки хвои колдовали Цаца с Болей, а Паша, Макс и Антон загораживали кострище развернутыми пенками, чтобы оградить его от порывов ветра. Вика рассматривала карту, время от времени задумчиво покусывая палец флисовой перчатки.

– Что у нас с водой? Давайте посчитаем, – предложила Кнопа. Она изучала содержимое пакетов с едой, заранее выставленных на кухне, – как правило, место для кухни выбиралось вблизи костра, со стороны, куда ветер реже всего направлял пламя. Приготовление первого ужина в горах традиционно закрепилось за Кнопой, и сейчас она просчитывала оптимальный вариант. Воды оказалось немного, в общей сложности девять литров. Получается, 3 литра на кашу, лучше не рисовую, которая впитывает много воды, а, например, гречневую. Запас углеводов надо восстановить, нагрузки только начинаются. При этой мысли Кнопа поморщилась, ей с детства эта каша была ненавистна. Но ничего не поделаешь, ситуация вынуждает. Хотя, в походе что ни приготовишь, все имеет свой неповторимый вкус. Вот Вика раньше терпеть не могла горох в любом виде, будь то свежесорванные стручки, консервированный в банке горошек или тем более каша. Вы видели какого она цвета? То есть для Вики в категорию еды горох не входил вообще. Но когда Индеец на Шулдане5050
  Шулдан – монастырь в скале, недалеко от Мангупа.


[Закрыть] приготовил гороховую кашу с мелко нарезанной сырокопченой колбасой, она уплела ее с удовольствием, и как ни пыталась на вид или вкус распознать в этом шедевре горох, у нее это так и не получилось. Индеец использовал какие-то диковинные специи, да еще и в странном сочетании. Секрет этот он хранил, но девчонки – Кнопа, Вика и Цаца, переняли сам принцип: не бояться экспериментировать!

Итак, считаем дальше. Три литра воды уйдет на приготовление гречневой каши. Четыре литра на чай по четыреста миллилитров на человека. И какая-то часть выкипит в процессе. Конечно, таким количеством жидкости не перекроешь полностью затраты после такого перехода, как сегодня, но все-таки это далеко не смертельно. Сейчас важно удержать некий баланс. Остается еще два литра воды. А вот это как раз на утро. Сухой паек и кружка чая. Так можно легко продержаться до Краснокаменки. Решено, делаем гречку с тушенкой и зеленый чай. Поехали!

Но мысли текли быстрее, чем разгорался костер.

– Давление упало, – сказал Паша, имея в виду сложности с разведением огня. Цаца зыркнула на него, видимо, эхо недавней стычки, но комментировать не стала.

А вот и стойкий дымок. Девять голов одновременно склонились над лункой из пенок. Появление огня через почти два часа приравнивалось к чуду.

Улыбки озарили лица, вот так просто, просто огонь, просто…

Хвоя, конечно, помогала разгореться костру, но давала много дыма, дышать, стоя рядом, было невозможно. За дровами пришлось сходить еще раз. Обламывали даже мелкие сухие ветки на живых соснах, потому что ребята в первый раз принесли почти все, что было в округе. Также удалось найти немного шишек, они долго горят и хорошо держат тепло. Несмотря на старания, костер горел слабенько, жара давал мало, так не согреешься. Боля внимательно наблюдал за котелком, чтобы тот не завалился набок и не испортил им жизнь.

Первая цель – каша – достигнута. Котелок-то почти волшебный. Этот подарок – два котелка, один для еды, второй для чая, объемом четыре и восемь литра каждый, из специального сплава, позволяющего довести воду до кипения гораздо быстрее обычного, – сделали себе Вика, Цаца и Кнопа на Новый год. И сейчас эти котлы вошли в категорию «друзей», заслужили это право на уровне с горными трекинговыми ботинками, дышащими куртками и мягкими пятнадцатилитровыми ведрами. Зазвякали миски с ложками. И вот долгожданная еда! Тепло разливается по телу, добираясь постепенно до каждого замерзшего пальца на ногах. Вокруг костра расстелены четыре пенки, на которых ребята, кто сидя, кто полулежа, накрывшись спальным мешком, смакуют приготовленную Кнопой кашу. В такие моменты все предыдущие трудности обнуляются. Жизнь сосредотачивается на этом нехитром процессе, здесь и сейчас, а иного и не существует вовсе. Даже не замечаешь, насколько ты ассоциирован в этот момент. Всего лишь прием пищи, который происходит ежедневно, казалось бы, совершенно недостойный внимания эпизод. Но когда ты в горах, полностью оторван от цивилизации, потрачены силы и время на разведение огня, чувствуешь голод, усталость натруженного переходами тела, вокруг ночь и непогода, – и вот пища становится драгоценным подарком. Ни одной посторонней мысли, только миска с гречневой кашей, согревающая руки, неровно отрезанный кусок хлеба, ощущение прилива тепла внутри, и потрескивание дров в костре. Все, больше ни-че-го. И это так много, вернее, этого достаточно здесь и сейчас. Наполненность момента.

Чуть позже, когда тепло от кружки с чаем согревало руки, неспешный сытый разговор снова вернулся к Роман-Кошу.

– Интересно, как выглядит Аю-Даг с высоты? – мечтательно протянул Паша.

Цаца презрительно поджала губы, хотя думала именно об этом.

– Завтра узнаем, – вальяжно протянул Боля и глотнул обжигающего ароматного чая из гигантской термокружки.

– Жаль только, в ПВС не попадем, – сказала Цаца.

– ПВС? – в один голос отозвались все.

– Пещера Восходящего Солнца, – пояснила Кнопа, – затерянное в горах древнее святилище.

– Добраться до Бабугана, даже заночевать в таких условиях и не побывать в этой пещере…

Цаца вздохнула и покачала головой. Боля посмотрел на нее с удивлением. Она заметила его взгляд, и тут же схватила палку и стала сосредоточенно тыкать ею в горящие шишки, неуклюже переворачивая их.

– Что это за место? – отозвался Макс. Возникшая тишина заставила Вику поднять глаза от костра. Она увидела всеобщий интерес и ожидание и улыбнулась своим воспоминаниям.

***

Несколько лет назад, вот так же, они сидели у костра с Индейцем. Вода в котелке вот-вот должна была заговорить. Индеец стоял на одном колене, нависая над котлом и держа наготове пакет с секретной смесью. Невероятно хотелось спать. Даже сейчас Вика помнила ощущения в теле после семичасового перевала и ожидание горячей кружки чая с шалфеем и еще какими-то травами, собранными Индейцем на Караби. Вика навсегда запомнила этот вкус разливающихся по нёбу и гортани эфирных масел, приятный выдох через нос и мягкое, постепенное расслабление тела.

– Мне тогда было двадцать лет, – Индеец по-прежнему не отводил взгляд от закипающей воды. У костра их было четверо: Цаца, Кнопа, Вика и он.

– Я вернулся из армии и уже не мог оттягивать решения о выборе. Два года службы дали многое, но не смелость отказать матери. – Возникла долгая пауза, – Она была сильной женщиной. Сильной, умной и красивой женщиной. Отца я не помню, только череду маминых любовников – сильных мира сего: высокопоставленные чиновники, министры, дипломаты. Она хотела, чтобы я закончил престижный ВУЗ и стал инженером. И мне было припасено тепленькое местечко в одном проектном бюро с хорошей, гарантированной перспективой роста. Мама, конечно, старалась, тот мужик с козлиной бородкой не очень-то ей нравился, – еле уловимая волна отвращения передернула правую часть лица.

Девчонки слушали, боясь пошевелиться: чувствовалось, что им приоткрывают завесу впервые, ни с кем Индеец не делился этими воспоминаниями.

– Даже ушел из дома и напился, – хмыкнул Индеец, – но и это не помогло. Решение я так и не принял. Тогда я уже увлекался, – снова он усмехнулся и поправил себя, – нет, уже был по уши в походной жизни. Сначала посещал кружок юного альпиниста, а потом наш инструктор, Владимир Алексеевич, взял меня помощником. Мы водили школьников в горы, обучали их спелеологии, скалолазанию. Это стало моей стихией, моей жизнью, я не представлял себе никакого другого занятия, только горы, пещеры, перевалы, урочища, водопады, каньоны…

Индеец проворно разлил чай по кружкам и подсел ближе к костру, по-турецки сложив ноги. Тянулось молчание, дрова в костре лениво потрескивали, пламя неровно освещало задумчивые лица.

– Пещера Восходящего Солнца, – произнес Индеец. – Владимир Алексеевич видел мои метания, и когда я уже отчаялся, и стало понятно, что две равнозначные, но разнонаправленные силы борются во мне, и ни одна не готова уступить, тогда он отвел меня к ней. За Роман-Кошем над котловиной есть неприметный каменный карман. Можно стоять напротив него, совсем рядом и не увидеть вход. Пещера открывается не всегда и не всем. Должен быть весомый повод. Владимир Алексеевич проводил меня к этому месту и оставил там. Это была проверка, готов ли я к инициации. К вечеру, после долгой медитации, я почувствовал вход в пещеру. Именно почувствовал, а не увидел. Просто встал, подошел к нужному месту и появились очертания того самого кармана. Пещера будто завернулась в камень, как в одеяло.

Индеец снова замолчал. Казалось, он полностью погрузился в свои воспоминания. Девчонки, обнимая уже остывшие кружки, напряженно ждали продолжения.

– Она удивительная… – ностальгическая улыбка, – до сих пор не верится, что я ее прошел.

Как потом выяснилось, бродил в ней больше четырех дней, потеряв счет времени. Выход открылся на пятые сутки. Я тоже его почувствовал. Повернул в нужную сторону и увидел еле пробивающуюся полоску света. Пролез под каменным козырьком, отодвинул небольшой валун и увидел восходящее солнце. Из этой пещеры, сколько бы ты ни шел, выход открывается только на рассвете. Инструктор рассказал мне древнее предание о Пещере Восходящего Солнца. В те времена, чтобы процесс инициации, взросления, состоялся, юношей и девушек, достигших зрелости, отправляли в эту пещеру. Они должны были преодолеть все трудности и выйти оттуда обновленными, готовыми ко взрослой жизни и принятию на себя ответственности. У выхода из пещеры племя разводило костры, устраивало ритуальные танцы, шаман взывал к духам и просил показать их соплеменнику весь путь взросления и вернуть его обратно. Возвращались не все. Кто-то навсегда оставался в каменных лабиринтах. А иногда случалось так, что люди в разное время вошедшие в пещеру, выходили из нее вместе. Как правило, это уже была полноценная семья, которую впоследствии освещал шаман. Время в пещере как будто идет по другим законам. Для кого-то может показаться вечностью скитания, а на самом деле пройдет не больше суток. И наоборот, вошел в мае, когда трава еще набирала соки, а вышел в октябре на выжженную за лето поляну с ощущением, что пробыл там несколько часов.

Индеец разлил оставшийся чай по кружкам и продолжил:

– На входе сифон, надо было нырнуть. Такой опыт у меня был, хотя подводный тоннель, казалось, тянулся бесконечно. В этой пещере есть все: и подземное озеро, и длинные шкурники, и огромные залы, в которых поместился бы многоэтажный дом. А в самом первом зале – наскальные рисунки. Я долго рассматривал их, не мог оторваться. Не совсем понятно, что там нарисовано, но веет от них ужасом и кричат они от отчаяния. Вероятно, те, кто попадали в пещеру, прежде, чем решиться идти дальше, долго собирались с силами, и таким образом, с помощью рисунков освобождались от сковывающего их страха. Я тоже чувствовал нечто подобное в тот момент и не мог двигаться дальше. И тогда я начал обводить контуры рисунков пальцами – плавно-плавно, вслед за каждой линией. Сердце мое застучало еще тревожнее, страх усилился. Не помню, сколько прошло времени, я был как будто в гипнотическом состоянии, а потом пришел в себя от очень четкого ощущения прилива сил, дышать стало легко и свободно, страх бесследно испарился, и я смог продолжить путь.

На небе одна за другой появлялись звезды, какая-то ночная птица затянула свои трели, костер мирно горел в безветрие.

– Ощущения там необычные. Конечно, каждая пещера обволакивает полной тишиной и чувствуется иначе течение времени. Но здесь я прибывал в полной эйфории, которая потом перешла в умиротворение. Помню, как потерял счет времени и цель своего путешествия. Я погрузился в созерцание подземных храмов с причудливыми сталактитами и сталагмитами. Бродил по каменным коридорам, протискивался в самые узкие лазы, и подолгу лежал там обездвиженным. Все это мне для чего-то было нужно, тогда я действовал только по внутренним посылам, голова полностью отключилась. Сейчас я понимаю, что в тот момент уже не искал выхода из пещеры, а растворился в ней. Казалось, у меня все было для жизни: абсолютная безопасность и защищенность, чистая и вкусная вода, какие-то припасы из еды, хотя чувство голода не возникало, я как будто постоянно был сыт. А самое главное – это ощущение счастья и гармонии – легкое, но при этом достаточное, в обычной жизни я никогда такого не чувствовал. Какие-то смутные, ускользающие воспоминания, но ничего подобного в осознанном состоянии. Я засыпал и просыпался, и не различал особенно переходов от одного состояния к другому, они естественно сменяли друг друга. Не знаю, сколько это длилось, но однажды, сразу после пробуждения, мне показалось, что в дальнем углу мелькнула чья-то тень. Вернее, что-то белое и прозрачное. Фонарем я уже почти не пользовался: отпала необходимость, перемещался в темноте и чувствовал очертания стен и нависающих сводов. Появлению белой тени я не удивился, мозги все еще были отключены, меня просто потянуло вслед за ней. Я дошел до поворота в следующий зал и увидел, как она скрылась за огромным сталагмитом. Я последовал за ней, там оказалась небольшая расщелина, я с трудом протиснулся, и вдруг все начало трястись и сжиматься вокруг меня. Увидеть, что происходит я не мог, меня зажало между стен, и вытащить фонарик не получалось. Штормило долго, я за это время успел попрощаться с жизнью. Мозги и ощущения соединились, но страха по-прежнему я не чувствовал. И вдруг как будто каменные тиски разошлись и я упал на влажные камни. Посветил фонариком и увидел лаз с человеческий рост. Он заканчивался тем самым валуном, который я отодвинул и увидел рассвет.

Цаца, Кнопа и Вика потрясенно молчали. Перед ними разворачивались живые картинки прохождения Индейцем Пещеры Восходящего Солнца. Каждая сейчас была там, с ним.

– Что это было? – заворожено спросила Цаца. – Землетрясение?

Индеец улыбнулся и пожал плечами:

– Ни одного камня рядом со мной не оказалось, я стоял на пустой площадке. Потом я много думал об этом. Сейчас склонен считать, что все происходило в моей голове. Камни не двигались с места.

Костер догорал, опускалась темнота, и только звезды освещали погруженную в свои мысли четверку.

– Я поступил в институт физической культуры и спорта. Подрабатывал в школе, водил в походы ребятишек. И ни разу не пожалел о своем выборе. Даже не представляю, если бы все сложилось иначе, и я не послушал бы свой внутренний голос и не прошел бы эту пещеру.

– А мама? – робко спросила Кнопа.

Повисла тяжелая пауза.

– Мама умерла в прошлом году, весной. Она так и не простила меня, не смогла принять моего решения и непокорности. Мы почти не общались, разве только поздравления по праздникам, и то только по телефону. Незадолго до смерти, когда она уже с трудом передвигалась, позволила мне иногда приходить к ней и помогать по хозяйству.

Кнопа с состраданием смотрела на Индейца, хотя ни одна черточка на его лице не дрогнула. Казалось, он все уже отпустил.

– Вот такая история, – Индеец с улыбкой повернулся к девчонкам, – пора спать, завтра ранний выход. До Мусорача5151
  Мусорач – источник в урочище Тырке


[Закрыть] нам мусорачить и мусорачить. – И он тихо рассмеялся.

***

Теперь и вокруг костра на Бабугане повисла тишина.

– Ну и как после этого хотя бы не попытаться ее найти?! – воскликнул Боля.

День 2

Вика проснулась от холода. Да, спальник пора менять, истончился. Она вытащила руку и натянула на себя сползший тент. Затем пододвинулась ближе к червячку справа, им оказался Антон, беззаботно спавший в свою первую горную ночь. Пока Вика возилась, пытаясь согреться, появилась тревога, ее причину она не смогла отыскать. Холод пробирал до позвоночника, а это плохой знак, надо вставать и утепляться. Вика расстегнула спальник и села. Оказалось, что тент провис и вот-вот коснется ног. «Все-таки пошел дождь», – подумала Вика и приподняла тент, чтобы слить воду. Ее ждал сюрприз, что-то комком сползло чуть ниже. Она включила фонарик посветила на улицу. Тихо падали крупные хлопья снега. Стоявший неподалеку котелок занесло полностью, выглядывала только часть ручки. «Не может быть, – прошептала Вика, – ведь еще сентябрь…»

– Замерзла? – послышался сонный голос Цацы, – у меня есть еще флис.

– Посмотри, – и Вика еще раз направила фонарь на котелок.

Цаца мгновенно села, отчего Боля заворчал во сне, и удивленно уставилась на сугроб, в котором уже окончательно утонул котелок.

– Что делать? Мы же дорогу не найдем, – прошептала Цаца первое, что пришло в голову. – Хотя, конечно, выберемся по компасу, что я плету? Но ведь сейчас практически лето, обалдеть какой Бабуганушка…

– Час до подъема, – сказала Вика, – но у меня сон пропал, попробую откопать вещи.

– Я с тобой, – и Цаца проворно выскользнула из спальника.

Оба котелка, кружки, миски нашлись сразу, а вот походную косметичку Вики белого цвета пришлось поискать.

Светало. Постепенно прекратился снегопад. Открылась невероятной красоты картина. Запорошенные скальные пирамиды, сосны, бессильно опустившие ветви под тяжестью снега и подвижные куски облаков, цепляющиеся за них и по ходу движения, меняющие видимое пространство. Вика и Цаца бросили свои дела и окунулись в созерцание рассвета.

– Как же я найду свою веревку? – Боля изумленно смотрел по сторонам.

– Все что угодно ждала услышать, но только не это. Ты посмотри, как красиво! – Цаца обвела вокруг рукой.

– Да-да, красиво, – пробурчал Боля, выбираясь из-под тента. – Она где-то здесь, у костра.

– Да у вас любовь, – съязвила Цаца, – далась тебе эта веревка!

Боля хмурился на комментарии Цацы, но продолжал погружать наугад руки в толщу снега, пытаясь отыскать свое сокровище.

Реакция остальных проснувшихся была более естественной. Ребята с удивленными и восхищенными возгласами встречали это снежное утро.

Осталась позади и скальная пирамида, приютившая этой ночью ребят, и серо-коричневый квадрат от спального места, выделяющийся на фоне выпавшего снега, и множество следов от игры в снежки.

Шли гуськом. По мере приближения к Роман-Кошу видимость становилась лучше. И вот она – вожделенная высшая точка Крыма. Как на ладони – Медведь, пьющий воду, прославленный Артек, тихий, уютный Гурзуф и бескрайнее синее море. Трудно было представить, что безграничное унылое полотно Бабуган-яйлы обрывается на пике в такую красоту. Утреннее солнце разрядило облака и подсушило плато. Стоя на вершине под лучами солнца, к которому ты близок сейчас как никогда, пошатываясь от порывов теплого, сильного ветра, не остается вопросов и сомнений, зачем ты сюда шел.

Все разговоры, шутки, перепалки мгновенно стихли, как только подошли к обрыву. Каждый сейчас проживал свой Роман-Кош. Вика тихо опустилась на камень, Цаца с Болей подошли к самому краю, остальные расположились на обломках скалы. Тишина, и только ветер, рвущий с шелестом паруса капюшонов. Вика посмотрела на Макса, Лёлю и Антона, сидящего чуть поодаль. Вот те самые настоящие лица, без масок, расслабленные и одухотворенные. Вика никому бы ни за что не призналась, как любит смотреть на новичков, берущих свою первую высоту.

– Я готов! – Крикнул Боля, взобравшись на камень с памятной надписью «Роман-Кош». Цаца сделала несколько снимков, для каждого из которых он припас определенную рожицу.

К Вике подошла Кнопа:

– Даже не верится, что пару часов назад мы бросались снежками.

– Да, – Вика щурясь посмотрела вверх, – солнце все выше и небо уже чистое.

– Я готов! – еще раз крикнул Боля, на этот раз обращаясь к Вике и Кнопе. Те вопросительно уставились на него.

– Ну, я готов искать пещеру, – как само собой разумеющееся пояснил он.

Вика с Кнопой переглянулись.

– А как же вчерашние пограничники? – спросила его Цаца, засовывая фотоаппарат в чехол.

– Я думал всю ночь, – ответил он. На что Цаца иронически хмыкнула, вспоминая его сопение под утро. – Если сделать радиалку5252
  Радиалка – имеется в виду радиальный выход. Термин используется в туризме для обозначения похода, при котором разбивается лагерь и все выходы делаются по округе, с возвращением обратно.


[Закрыть], оставить где-то рюкзаки и не идти тупо по тропе, мы вполне можем попробовать и остаться незамеченными.

– Рискованно, – прокомментировал слова друга Паша.

– К тому же мы всегда можем сказать свое спасительное «заблудились», – парировал Боля.

– На этот раз оно может не быть спасительным, – сказал Антон.

Повисла пауза. На какое-то время всех снова привлек восхитительны вид с вершины.

– Если мое мнение учитывается, – неожиданно нарушил молчание Макс, – я бы хотел найти эту пещеру.

Вика внимательно посмотрела на него. Ее удивила твердость его голоса.

Антон недовольно пнул камешек в пропасть.

– Надо, надо попробовать! – Глаза Боли блестели от нетерпения. – Когда мы еще сюда заберемся? Упустить такой шанс! А я рискну и нырну в сифон, хочу сфоткать эти рисунки.

Вика посмотрела на Кнопу и Цацу.

– Заманчиво… – протянула Цаца.

Кнопа напряженно думала, сцепив пальцы в замок и уткнув в них подбородок.

– Мы с Жанной могли бы остаться на рюкзаках, – предложил Паша. Боля похлопал его по плечу.

– Вы что, серьезно? – спросил Антон.

– Все, не могу бороться больше с собой, – выдохнула Кнопа. – Разум орет, что это глупо, но меня тянет туда. – Конечно, мы не пройдем ее насквозь, но попасть в нее, прикоснуться изнутри, энергетика….

– Вика, ну что ты молчишь? – почти взвыл Боля. – Твое решающее слово!

– Как будто вы откажетесь, если я скажу нет, – ответила Вика.

– А ты скажешь? – затаив дыхание поинтересовался Боля. – Фактически, ведешь всех ты… И тебе решать…

Вика чувствовала на себе взгляд восьми пар глаз. Ее разрывало от желания попасть в Пещеру Восходящего Солнца еще с тех пор, как Индеец поделился своей историей. Но вчерашняя ситуация с пограничниками не давала покоя. Да еще этот лысый, похожий на бультерьера, от которого мороз по коже, не выходил из головы. Даже тот главный с усами был не так страшен. Внутренний голос Вики отчетливо говорил нет. А последнее слово оставалось за ней.

Как можно назвать предательство себя? Слово «малодушие» вполне подходит. Так вот, Вика смалодушничала:

– Да, – улыбнулась она, и что-то больно кольнуло в солнечном сплетении.

Романовское шоссе пересекли молча и быстро. Грунтовая дорога уходила в лес. Решили спуститься чуть ниже и траверсом пройти под ней. Место для стоянки выбрали под вертикальным скальным выступом, чтобы с дороги гарантировалась нулевая видимость, даже если стоять в полный рост. Для еще большей надежности спустились ниже и бросили рюкзаки во второй складке оврага. Паша с Жанной свили гнездышко среди них и выглядели вполне счастливо и без пещеры.

– Похоже, что мы в метрах пятистах от той смотровой площадки, которую описывал Индеец, – сказала Вика, глядя в карту.

Из-за валуна появилась Цаца и жестом позвала Вику и Кнопу.

– Я тоже остаюсь, у меня живот ужасно болит. Уже две таблетки выпила, не помогает. – Цаца стояла бледная и расстроенная. – Вы потом мне обязательно все-все расскажете, ладно? – Она грустно улыбнулась. – Вот, воды оттуда принесите мне, пожалуйста, – и она протянула Кнопе замшевую флягу.

Девчонки сочувственно погладили ее по руке, и Цаца бочком прилегла на свой рюкзак.

– Лёля, может быть, ты не пойдешь? – с надеждой спросил Боля. – Оставайся с Цацей, мне спокойнее будет.

Лёля улыбнулась и отрицательно покачала головой. Боля вздохнул и стал вытаскивать из рюкзака веревку.

– А это еще зачем? – приподнялась от удивления Цаца, держась за живот.

– Все под контролем, – заносчиво ответил Боля. – Как вы меня доставать из сифона будете?

В путь двинулись тихо, стараясь держаться как можно ближе друг к другу. Через некоторое время возникла чуть заметная, кое-где исчезающая тропа. Затем она раздвоилась. Тихо посовещавшись, решили следовать по левой тропке, так как по описанию Индейца над пещерой имелись две смотровые площадки, и правая тропка наверняка вела наверх. Совсем скоро показался боковой просвет и ребята вышли на пятачок, откуда открывался чудесный вид на зеленую долину. Место совпадало с описанием Индейца: огромная, сколько хватало взора, котловина внизу, защищенная со всех сторон скалами, на пятачке камень, похожий в профиль на старого горбатого вельможу, а над ними в метрах четырех выступ еще одной смотровой площадки. Котловина, как огромный кратер вулкана, зияла внизу и сразу привлекла всеобщее внимание. Даже Боля кинул свою любимую веревку и подбежал к обрыву, чтобы получше разглядеть:

– Ничего себе! Как зелено!