Текст книги "Ты – всё"

7

Раненое сердце в отчаянии бьет тревогу.

© Юния Филатова

– Потрясающе выглядишь! – восторгается мной мама.

Не первый раз за эту неделю.

А я вот еще не решила, как к этому отношусь. Цели произвести на кого-то впечатление не преследую. Всегда одеваюсь соответственно своему настроению.

И комплименты с некоторых пор игнорирую. Те, что сказаны искренне, не требуют ответа, а все прочие манипуляции – не нужны мне.

Тряхнув волосами, подхожу к кофемашине, чтобы сделать напиток в термокружку и взять его с собой в офис. Больше нет возможности сидеть с семьей за завтраком. И это прекрасно, если забыть о первопричине моего страха еще хоть раз опоздать на работу.

Прошло чуть больше двух недель. С помощью Аллочки, которая взяла надо мной шефство, и благодаря тому, что мне не приходилось взаимодействовать с Нечаевым напрямую, я довольно легко влилась в рабочий процесс. Отдаленность вверенных мне задач от начальства я особенно ценю. И, конечно же, не собираюсь давать Яну ни единого шанса оттачивать на мне свой гребаный командный тон. Пусть практикуется на своей чертовой пустоголовой зае Лилечке.

– Нет, правда, мне так нравятся образы, которые ты сейчас выбираешь, – продолжает мама, пока я раздраженно нажимаю на кнопки кофемашины. – Одежда, укладка, макияж – все шикарно! – перечисляет так экспрессивно, что я просто не могу не взглянуть на себя. – Вроде и строгий стиль, но именно он отлично подчеркивает твою красоту.

Узкая юбка, блузка с епископскими рукавами и воротником-стойкой, единственным украшением которой является ряд мелких жемчужных бусин.

Непонятно, от чего так тащится мама.

– Я похожа на хорошую девочку? – интересуюсь, как обычно, мнением Агнии.

Она в нашей семье не только модный эксперт, но и крайне прямолинейна.

– О, нет, – толкает сестра со смешком. – Скорее на деловую стерву. Бессердечную карьеристку. Ты настолько уверена в своих внешних и внутренних качествах, что кажется, будто считаешь себя выше других. Королева разбитых сердец с льдинкой в собственной груди.

– На фиг мне не сдались чьи-то сердца, – высекаю я, наблюдая за тем, как парующая струйка кофе проходит сквозь пышную шапку молочной пены. Жаль, через стенки термокружки не видно, какие красивые слои образует макиато. – Но твое описание мне нравится. Спасибо, – благодарю, потому что хочу это сделать.

– Не за что, – подмигивает Агуся.

– Это все красная помада, – со слегка приглушенной улыбкой замечает мама.

– Ну, и кошачий взгляд, – добавляет сестра, указывая в сторону моих глаз десертной ложкой, которой собралась есть йогурт. Знаю, что ей нравится, когда я рисую на верхнем веке черные стрелки. Она уже отмечала, что мне они очень идут. – Перфекто!

Закручиваю крышку на термокружке и с улыбкой салютую семейству.

– До вечера!

Направляюсь к выходу мимо едва успевшего войти на кухню папы.

Добираюсь до работы в хорошем настроении, которое не способно испортить даже то, что в маршрутке мне приходится всю дорогу стоять. Держу в ушах аирподсы, слушаю прекрасную музыку и не обращаю внимания на хмурые лица окружающих меня людей. На том же позитиве выскакиваю из транспорта на своей остановке. Шагая, что называется, от бедра, перехожу дорогу. Ловлю себя на мысли, что сегодня мне хочется танцевать. Потряхивая термокружкой, улыбаюсь идущему мне навстречу мужчине. Он охотно отвечает тем же и в какой-то миг даже подмигивает, заставляя меня рассмеяться и, краснея, опустить взгляд.

– Хорошего дня, красавица! – успевает пожелать мужчина, пока разминаемся. – Увидимся, как обычно, за обедом в «Lunch story».

«Lunch story» – это большое двухуровневое кафе чуть дальше по улице, в котором мы с Аллочкой и другими коллегами обедаем. Успеваю догадаться, что этот мужчина ходит туда же. Придерживая разлетающиеся на ветру волосы, оглядываюсь. Еще раз улыбаюсь, хоть и не узнаю его.

– И вам чудесного дня! – выкрикиваю, прежде чем ускориться, чтобы успеть перейти дорогу на мигающий зеленый.

Высокие шпильки задорно стучат по асфальту. Чувствую себя так легко, будто парю над землей. Притормаживаю у афиши популярного в нашем городе клуба. Достаю из сумки телефон, чтобы набить эсэмэску в чате, который Агния недавно переименовала из «Просто девчонки» в «Девочки из банды Сукэбан».

Юния Филатова: Хочу танцевать!

Мадина Андросова: Восемь утра, ма-харошая! Я с четырех из-за Рокси не сплю! Все, чего мне хочется – рухнуть на кровать и позволить глазам закрыться.

Мадина Андросова: А ты, смотрю, сияешь!

Это она отвечает уже на высланное мной селфи.

Мадина Андросова: Надеюсь, это тебя не твой босс-заефил зарядил?))

Не удивляюсь этой дурацкой шутке. И в принципе равнодушно к ней отношусь. Не рассказать в первый же день, что Нечаев – мой руководитель, я не могла. Скрывать подобное было бы странно. Это значило бы, что меня сей факт хоть сколько-нибудь волнует. А это не так.

Агния Филатова: Заефилы не заряжают девочек Сукэбан. Девочки Сукэбан заряжают заефилов.

Юния Филатова: Пошел он!

Мадина Андросова: Ему еще интересно, сколько лет ты была замужем?

Этот вопрос я игнорирую, потому как пофиг мне, что ему там интересно.

Юния Филатова: Еще до офиса не добежала. Прикольную рекламу по пути встретила.

Делаю фото баннера и отправляю девчонкам.

Виктория Андросова: Я бы пошла! Так все достало! Хочется вытрясти негатив.

Она недавно рассталась с парнем, но тот никак не хочет это принимать. Караулит у работы, ломится по ночам в квартиру, угрожает и шантажирует.

Виктория Андросова: Мадь, уверена, что Валик с Рокси тебя отпустят.

Мадина Андросова: Они-то отпустят, но мне, чтобы быть в сознании, придется колоть кофеин внутривенно.

Юния Филатова: Я приду к вам за пару часов до выхода. Посижу с малышкой, чтобы ты поспала.

На это наша новоиспеченная мамочка соглашается незамедлительно.

Мадина Андросова: Договорились! Сразу после работы ты у меня!

Юния Филатова: Окей.

Закидываю телефон обратно в сумку и, нацелившись на вращающуюся стеклянную дверь, ускоряю шаг. Буквально за пару метров до входа мой полет прерывают приближающиеся к зданию с другой стороны Нечаев, его секретутка и… Шатохин.

Узнавание последнего случается неожиданно. Без Яна я бы его не вспомнила. А ведь видела уже! В день собеседования столкнулись в лифте. Он меня и скоординировал… Получается, изначально был в курсе, кто я и зачем здесь.

Очень, мать вашу, интересно.

Лилечка отрывается от компании практически сразу же, так и не дав мне понять, приехали ли они с Нечаевым вместе или встретились где-то на парковке.

– Доброе утро, – здоровается с опаской.

Все-таки не совсем дурочка. Чувствует мою антипатию.

– Доброе утро! – сражаю ее улыбкой и великодушно пропускаю в здание первой.

Переключая внимание на мужчин, говорю себе, что они подошли слишком близко. Сделать вид, будто я не вижу их, равно откровенному проявлению неуважения.

Нечаев уже выглядит злым.

Ловлю его недовольный взгляд на своих ногах. Можно подумать, что он осуждает мой идеальный внешний вид. Осуждает агрессивно – ноги у меня, конечно, длинные, но поднимается Ян Романович по ним бессовестно медленно. Не дожидаюсь, когда минует бедра, на которых застрял, как на биологии в девятом классе, когда набивался сесть рядом, чтобы списывать.

Если уж так яростно ищет, к чему придраться, то, возможно, все-таки стоит дать человеку этот чертов шанс?

Пусть сосредоточит весь свой управленческий потенциал на моей заднице. А заодно и поцелует пусть туда же.

Так и не поздоровавшись, захожу в здание.

Потенциал у Яна Романовича по-прежнему ядерный. Моя пятая точка до самого лифта горит. Сердце выбивает ребра. Пульс оглушает. Но губы отчего-то растягивает довольная улыбка. Она сохраняется на моем лице до тех пор, пока я не захожу в кабину и не обнаруживаю, что адское начальство шагает следом за мной.

Какого черта?

Незаметно оглядываюсь, чтобы убедиться, что в этот раз ничего не перепутала. Все верно. Я на своей территории. Это Нечаев с Шатохиным зачем-то поднимаются со мной. Пока первый останавливается у панели управления, второй смущает растерявшуюся меня ухмылкой.

– Доброе утро, зая!

Вот это кино.

– Я не зая, – ощетиниваюсь холодно, игнорируя само приветствие.

В любом случае именно Тоха повел себя неподобающим образом. Я не обязана сносить то, что мне неприятно. Я ведь не Лилечка. Кроме того, насколько я понимаю, Шатохин моим руководителем не является. Так, приходящая звезда. Из того, что помню, он инвестирует в разные проекты, но официально трудится в компании своего тестя.

Господи, зачем я все это воскрешаю?!

Надо было просто ответить на приветствие, а не огрызаться, показывая, как это обращение задевает за живое.

– Не помню твоего имени. Нечай всегда говорил Зая. Не называть же тебя теперь не-Заей, – насмехается Шатохин в своей обыкновенной манере. – Нет, если хочешь…

Лифт приходит в движение. Но теряюсь я не поэтому. И даже не из-за слов Тохи. Едва сдерживаюсь, чтобы не выплеснуть макиато на белоснежную рубашку оттесняющего меня к хромированной стене Нечаева.

Нет, я, конечно, понимаю, что кабину резко заполнили другие сотрудники… Окажись передо мной кто-то другой, не обратила бы внимания на тесноту!

Но…

Это чертов Ян Нечаев!

У меня скоропостижно развивается клаустрофобия и стремительно заканчивается кислород. Ума не приложу, чем дышать, чтобы не захлебнуться дурманом Нечаева.

Вдох… И я умираю от перенасыщения.

Зачем-то вскидываю взгляд. В глазах Яна та же темнота, что я видела в день нашей первой встречи.

Ничего не рассмотреть. Ничего не прочувствовать. Ничего не понять.

Глупо даже пытаться. В какой-то миг просто кажется, что увязаешь в нем, словно в неизведанной трясине. Затягивает, вызывая неконтролируемый трепет. Когда удается опустить взгляд, с трудом держу ровный ритм дыхания.

– Да уж, сказочка. Нечай и не-Зая, – улавливаю приглушенный и такой же насмешливый голос Шатохина. Хоть и не вижу его, настолько близко Ян стоит, заполняя собой все пространство, точно знаю, что он же выдергивает у меня из рук кружку: – Дай-ка это сюда.

Пока я, изучая незамысловатую структуру ткани пиджака Нечаева, соображаю, как реагировать, четко слышу, как Шатохин делает глоток.

– Выглядишь круто, конечно, не-Зая, – комментирует он дальше. – Но кофе сдает тебя с потрохами. С молоком люди со стальными яйцами не пьют. Это выбор пушистых и ушастых. Соррян.

У меня в голове разгоняется такой гул, что я теряю способность слышать. Замечаю движение кадыка на шее Яна. И вдруг чувствую, как он задевает мой висок горячим и явно отрывистым дыханием. Не могу сдержать дрожь. Она столь сильная, что кажется, вибрации со звоном проносятся по металлу кабины. Нечаев, во всяком случае, улавливает. Ползу взглядом по стиснутым челюстям. Вижу, как сжимаются губы, которые я имела несчастье когда-то целовать.

Раненое сердце в отчаянии бьет тревогу.

Но…

Я не останавливаюсь.

Поднимаюсь выше, чтобы отметить, как расширяются ноздри Яна.

Бах-бах-бах-бах-бах… Дико ускоряется обезумевшая мышца.

В упор не слушая разум, совершаю подъем еще дальше.

И вот… Снова смотрю Нечаеву в глаза. Что-то подрывает черную гладь. Что-то очень-очень страшное и вместе с тем завораживающее.

Кабина дергается. Я с шумным вздохом опускаю взгляд. Ян отворачивается и незамедлительно покидает лифт, следуя за толпой.

– Держи, – с усмешкой возвращает мне кружку Шатохин.

Смотрю на него, перекладывая всю имеющуюся в душе злость.

– Юния, да? – прищуривается, делая вид, что только вспомнил мое имя. – Прости. Не удержался. Ты прям напрашивалась на разъеб. Я подумал: лучше я, чем он. Я не сильно обожгу.

Знать не знаю, что Шатохин подразумевает. И знать не хочу!

Что это вообще, мать вашу, было?!

Нет, нет… Я точно не желаю понимать!

Шагаю мимо Тохи, сердито швыряю кружку в первую попавшуюся урну и направляюсь в сторону своего отдела. Как ни борюсь с собой, падаю в прошлое, которое так стараюсь забыть.

– Да не бойся, – посмеиваясь, Ян обхватывает своей большой и крепкой рукой мои плечи. Сжимая их, не позволяет отстраниться. У меня в благоговении сердце замирает, когда я соизмеряю наши силы и ощущаю его отличительное превосходство. Стоим посреди стадиона. Вокруг так много людей. Мы говорим друг другу, что друзья, но я чувствую себя так, словно полностью ему принадлежу. И шепот, которым Ян проникает в душу, это восприятие только усиливает: – Тебя никто не обидит, клянусь. Я же с тобой. Твой. Давай покажем уродам-баскетболистам, что футбол – это им не в полете в тапки срать, – последнее кричит для всех присутствующих.

– Ты что?.. – пугаясь, жмусь к нему и невольно касаюсь губами уха.

Была бы чуть выше, точно бы дотянулась.

Этот контакт вызывает дрожь. И не только у меня. У Яна тоже.

– Спокуха, зай.

Парни тем временем один за другим оглядываются и начинают гоготать.

– Нечай! Сука, сколько лет, сколько зим… – протягивает со смехом Тоха. – Твоя гребаная самооценка снова без таблеток?

– Моя гребаная самооценка так вымахала, что вы будете сосать у меня стоя.

– Сука… – толкает Шатохин со свистом. – Ну держись!

Шандарахнув дверью кабинета, выныриваю из этого проклятого омута. Но сердце продолжает греметь.

В попытке скорее отвлечься, включаю компьютер и принимаюсь за работу до начала трудового дня. Как подумаю, что Нечаев где-то на нашем этаже, поджилки трясутся совсем как раньше, когда боялась его. Это так злит, что я даже дышу рывками.

Вот было же чудесно, когда не виделись с ним!

Я уже решила, что мне здесь нравится. Что я со всем справляюсь. Что плевать мне, чью фамилию набирать под своей в конце каждого документа.

Лилечка – золото. А я просто… Просто ревнивая стерва.

Надо быть добрее с этой девочкой. Ведь она буфер между мной и Нечаевым. Благодаря ей не приходится бегать к нему на поклоны. Она принимала у меня даже те документы, по которым следовало отчитываться перед руководителем лично.

Все утро усиленно стучу по клавишам.

– Ты сегодня на энергетиках? – посмеивается Алла.

Марина-Арина раздраженно косятся.

У меня самой пару часов спустя аж пальцы горят. А еще болит от непрерывного сидения задница. Заставляю себя подняться, чтобы разогнуть затекшую спину.

– Схожу на кухню за кофе, – выдыхаю, чувствуя, как тело, наконец, покидает напряжение. – Тебе принести? – спрашиваю у Аллы.

– Да, давай, – улыбается, чем сразу же вызывает у меня ответную реакцию. – И шоколадное печенье, пожалуйста. У меня ПМС. Все бесит. И жрать охота непрерывно.

– Никогда бы не сказала, что тебя что-то бесит, – удивляюсь я.

– Это издержки воспитания.

– Хм… Как знакомо, – протягиваю я задумчиво. – Твой Борька ведь адекватный мужик, правда?

– Думаю, да, – смеется Алла.

– А пойдем тогда сегодня танцевать?

– Танцевать? И куда же?

– Неважно – куда. Важно – с кем.

– И с кем же?

– С моим девчачьим клубом «Сукэбан».

Аллочка смеется.

– Как звучит-то, Юния Алексеевна!

– Да-да, – премило киваю. – Пойдешь?

– Сегодня пятница… Почему бы и нет?! Имею я право, в конце концов?! Или мне только борщи варить? Уже, как маме дяди Федора, негде выгуливать платья! Сейчас вынесу Борьке мозг. У него как раз важное совещание на работе… В самый раз будет!

Смеемся уже вместе.

– Все, – отмахиваюсь, поправляя перед зеркалом волосы. – Побегу тебе за печеньем, а то уже страшно за Борьку!

Быстро делаю кофе и нахожу в шкафчике нужную сладость, но немного задерживаюсь, когда в офисной кухне появляется паренек из IT-отдела.

– Шатохин новые проги принес. Скоро вам установим, – делится Артур, выказывая явное обожание. – Блин, вот он реально бог программирования!

– Правда? – проявляю участие сугубо из вежливости.

Издержки, мать его, воспитания, как сказала Аллочка. Иногда и мне его трудно обойти.

Таких открытых и вместе с тем стеснительных людей, как этот Артур, тяжело обижать. Слушаешь, даже если неинтересно.

– Да! Шатохин круче всех, кого я когда-либо встречал!

– Ну… Честь и хвала. Я в свою очередь могу заметить только то, что он специфическая личность.

– Это да… – краснеет Артур. – Шутки, да и в целом выражения у него… Не просто уши вянут, а целый внутренний коллапс происходит. Лодки здравомыслия всплывают кверху дном.

Приподнимая брови, прочищаю горло. Как ни анализирую сказанное, суть аллегории не улавливаю. Но все-таки киваю.

– Ладно, пойду, – вставляю, как только в разговоре образуется пауза. – Работы сегодня много, а я хочу уйти вовремя.

– Конечно! – восклицает Артур, краснея. – Увидимся, Юния.

– Увидимся, – улыбаюсь на прощание.

Зажимая локтем печенье, стискиваю в руках стаканчики с кофе и быстро выхожу из кухни на этаж. Только вот добравшись до своего отдела, едва все это не роняю.

– Юнечка! – восклицает Римма Константиновна. – Ну, где же ты ходишь, милая? У меня давление уже трижды подскочило! Ян Романович вызывал еще полчаса назад!

– Меня??? – не могу скрыть потрясения.

– Да-да, – подтверждает раскрасневшийся Одуванчик. – Беги скорее!

Я словно одна из тех лодок, о которых запрягал Артур… Посреди океана. С пробоинами. Иду ко дну.

Едва справляюсь с тем, чтобы отдать Алле кофе и печенье. Оставляю на краю стола и свой стакан.

– Мне что-нибудь взять? – выдыхаю тихо, обращая взгляд вновь на Римму Константиновну.

Что ему, черт возьми, нужно?!

– Ничего конкретное Ян Романович не запрашивал. Возьми свой планшет, чтобы на всякий случай иметь доступ ко всему, над чем работаешь.

– Хорошо.

С каким-то нервным ехидством прикидываю, можно ли этим дурацким гаджетом серьезно травмировать человека.

Ох… По крайней мере, им можно занять руки.

Выхожу из кабинета с гордо поднятой головой. Иду по коридору, не сбиваясь с уверенного ритма. Но психологически не могу избавиться от ощущения, что траектория, которую я в данный момент преодолеваю – это путь на эшафот.

8

Если в этом есть острая необходимость, Ян Романович…

© Юния Филатова

– Вызывали? – спрашиваю практически бездыханно.

Глупый вопрос, конечно. Но я не знаю, как еще вежливо привлечь внимание игнорирующего меня Нечаева. Минуты три прошло с тех пор, как вошла в его кабинет, а он даже головы не поднял.

Глядя исключительно в экран ноутбука, Ян что-то быстро набирает на клавиатуре. А я все стою перед его столом, не понимая даже, можно ли мне опуститься в одно из кресел. Спина от напряжения деревенеет. Между лопаток и в пояснице возникает жжение. Мышцы живота медленно стягивает болью.

Нужно срочно расслабиться. Но расслабиться я не могу.

Сердце, что называется, на весь организм работает. Чувствую отголоски производимых им безумных ударов в каждой клеточке своего тела. Такое ощущение, что все органы увеличиваются и, перестав в один миг помещаться, разворачивают внутри меня жестокую бойню за территорию.

Дыхание нарастает так же стремительно. Становится частым и громким. Грудь на очередном вдохе распирает так сильно, что критически натягиваются пуговицы блузки. Легкие переполнены, а мне все кажется, будто я недополучаю жизненно необходимого компонента – кислорода.

Все эти реакции так злят! Ведь пока я схожу с ума, Нечаев даже не замечает моего присутствия. Не реагирует и на прямой вопрос. Спокойно работает, тогда как я рядом с ним дышать неспособна.

Мне трудно оторвать от него взгляд. Не могу не засматриваться, пока есть возможность изучать так близко.

Раньше волосы Яна всегда торчали вверх, что вкупе с неисчезающими с лица ссадинами придавало его образу озорства, безбашенности, раздолбайства и, что уж греха таить, сексуальности. Сейчас же у него аккуратная стрижка. От лба волосы зачесаны назад с направлением налево. Ни одна прядка не выбивается из этой стильной темно-русой волны. Волосок к волоску, что называется. По бокам короче, но никаких бритых висков больше не наблюдается.

Лицо серьезное. Взгляд сосредоточенный. Из-за чего прямые брови лишь слегка меняют свою форму, опускаясь у переносицы вниз и приподнимая концы у висков.

Губы идеального приглушенно-розового цвета. Четкий желобок над верхней. И в целом, чувственный изгиб невозможно скрыть, если не поджимает, намеренно делая нежную плоть твердой.

Белая рубашка, скучный галстук, строгий костюм.

Да, глядя на этого Яна Нечаева, в жизни не скажешь, что он сексуально озабоченный извращенец. Такой весь из себя приличный. Очень трудно опошлять все те чувства, что он вызывает.

Ловлю себя на мысли, что хотела бы запустить пальцы ему в волосы. Растрепать их. Вызывая ответную ярость, разрушить взращенную им суровость. Выкинуть что-то такое, чтобы застывший в его глазах лед потрескался и разлетелся осколками, раня в первую очередь его самого. А потом… И меня. Покусать и облизать эти губы. Сделать их красными и распухшими. Кровоточащими… Последнее рождает внутри меня настоящую жажду.

Зачем ты обманул меня? Зачем говорил, что любишь? Зачем обещал так много?

Ох, если бы была возможность задать все эти вопросы, я бы реально набросилась на него с кулаками. Я бы разодрала ему грудь, сердце, артерии и вены… Душу. Все нутро. Как поступил он когда-то со мной.

– Нет необходимости стоять надо мной, – выталкивает Нечаев с едва заметным раздражением. Пялилась на него в упор, забыв, что он как-никак в курсе моего присутствия и способен в любой момент заговорить. Застигнутая врасплох подрывом тишины, вздрагиваю и чуть не выпускаю из вспотевшей руки планшет. – Эти кресла здесь, – указывает взглядом на ряд мягких стульев у длинной приставки к его рабочему столу, – для того, чтобы сидеть.

Подозреваю, что мое лицо пылает. Впрочем, как и взгляд, которым я отвечаю на его уничижительные замечания.

Нечаев делает все, чтобы я чувствовала себя идиоткой.

Кроме того, похоже, что указывать подчиненному на его место, доставляет Яну Романовичу какое-то особое удовольствие. Упиваясь своей властью, самоутверждается.

«Мудак», – протягиваю смачно, но мысленно, прежде чем занять второе от его стола кресло.

– Вы бы еще у двери умостились, – снова раздражается Нечаев.

Я сглатываю. Не отрывая взгляда от пышных растений в центре стола, молча перевариваю вызываемые им эмоции. Сцепив зубы, передвигаюсь ближе. Не сдержав злости, довольно резко толкаю по дереву планшет. Прочищая горло, вывожу тот из спящего режима. Вбиваю пароль и застываю невидящим взглядом на рабочем столе гаджета.

– Могу я узнать, по какому вопросу вы меня вызывали? Что вас… эм-м… Какая информация вас интересует?

Господи, я будто бы на иностранном языке учусь разговаривать. Подбор слов является не просто осознанным процессом, но и требует определенного обдумывания. Дыхание выдает волнение. Паузы между фразами значительно продолжительнее положенного.

– Ян Романович? – добавляю, когда тишина в очередной раз затягивается.

Этим не только напоминаю, что обращаюсь к нему, но и подчеркиваю уважение, которого в помине быть не может.

– Да, Юния Алексеевна. Да, – задвигает Нечаев с какими-то странными тяжелыми и давящими интонациями, заставляющими меня не только смутиться, но и молниеносно достигнуть пика паники.

Не могу не посмотреть на него. Затравленно, с опаской и вместе с тем зло. Едва наши взгляды скрещиваются, кровь отливает от моего лица. Бурной волной уходит вниз. Раздает радиоактивные лучи энергии, большая часть которой собирается в животе. Пока в груди свирепствует сердце, вдруг чувствую скопление жара между ног.

Боже…

Я, конечно, слышала, что агрессия способна вызывать возбуждение. Но, черт возьми, можно, пожалуйста, не в нашем случае?!

Пусть этот принц будет влажной мечтой Риммы Константиновны! Лилечки! Кого-то еще!

Я же хочу, чтобы чувства, которые он всколыхнул, сгорели вхолостую. Чтобы память перестала подкидывать ярчайшие картинки, как Нечаев когда-то трогал, обнимал, целовал, вжимал в свое тело и втискивался в мое. Чтобы я сама не ломала голову, будут ли его красные уши горячими, если к ним прикоснуться губами? Имеет ли его кожа такой же насыщенный вкус, каким обладала в прошлом? Дернется ли его кадык, если к нему прижаться языком? Побегут ли по его телу мурашки?

– Я хотел бы узнать, чем вы занимаетесь в нашей компании? Какие обязанности вам вменили? Какие конкретно задачи вы выполняете? Потому как сегодня у меня возникло стойкое впечатление, что у вас слишком много свободного времени. Вы забыли, где находитесь? Или у вас в принципе еще не сформировалось понимание корпоративной культуры?

Я совершаю вдох где-то на середине сухой и жесткой речи Нечаева. Попавший внутрь меня кислород будто в газообразное топливо превращается.

Подношу пламя своей злости, и происходит взрыв.

Нет, я, конечно, все понимаю. Руководитель имеет полное право поинтересоваться, какой фронт работ возложен на сотрудника его отдела. Будь на месте Яна любой другой человек, я бы восприняла эти вопросы абсолютно равнодушно.

Но он…

Боже мой… Либо я себя накручиваю… Либо он реально делает все, чтобы унизить меня!

Моргаю, чтобы прогнать чертовы слезы. В попытке успокоить разбушевавшийся за грудиной ураган сглатываю. И все равно ощущаю себя так, словно земля из-под ног уплывает. Голова кружится. Под ложечкой сосет. В горло толкается тошнота.

Думала, что больше не реагирую на чужие замечания. Во всяком случае, так остро.

Никогда. Клянусь, никогда я не чувствовала себя такой униженной.

– Ян Романович, – шепчу, не успев остановить разбившую голос дрожь. Делаю паузу, чтобы вдохнуть и не позволить себе расплакаться. – Можно узнать, что именно заставило вас думать, будто я не понимаю, где нахожусь?

Обида и ярость раздирают мое нутро, но я изо всех сил стараюсь не выдавать эти эмоции.

Много чести для одного ублюдка, посмевшего разбить мне когда-то сердце!

Было бы хорошо, если бы он прямо перечислил все претензии.

Однако Нечаев, очевидно, считает такой способ донесения информации чересчур простым.

– Здесь вам не подиум, не развлекательное мероприятие, не клуб для оттачивания своих женских штучек и прочих навыков, не гребаное ток-шоу в стиле «Давай поженимся», – высекает он, не повышая голоса, но звуча при этом еще резче. – Даже если выходить замуж и разводиться является целью вашей жизни, это не значит, что вы можете реализовывать свои матримониальные планы непосредственно в стенах нашего офиса. Настоятельно рекомендую вам прекратить штурмовать каждого встречного-поперечного сотрудника мужского пола, игнорируя тем самым свои прямые обязанности и мешая выполнять работу другим.

Думала, он оскорбил меня предыдущим замечанием. Ошибалась. Разгромить меня Нечаеву удается уточнениями, на которые я сама же напросилась.

Быстро опускаю взгляд и поворачиваю голову в сторону, чтобы скрыть все те эмоции, что он вызвал.

Совсем охренел?!

Сволочь бессердечная! Оборзевший самодур! Бессовестная скотина! Извращенный фантазер!

Выдать бы все это ему в лицо. Каждое слово с шипящей ненавистью по слогам затолкать!

Но…

Сделать это – значит дать понять, что его уколы достигли цели. А я этого не хочу. Лучше прикинуться, что мне, мать вашу, плевать на то, что он думает и говорит. Настолько, что я его не поняла. Даже не услышала.

Прочищаю горло. Совершаю новый вибрирующий вдох. Незаметно сглатываю. Игнорируя бешеный грохот сердца и дикую пульсацию крови в стратегических точках тела, вновь касаюсь экрана планшета, заставляя его ожить.

– В мои обязанности входит ведение части управленческой отчетности, – стартую ровным голосом.

«Пошел ты!» – выкатываю в то же время мысленно.

Касаюсь пальцем одного из приложений программы на планшете. И тут же, надеясь, что Нечаев не уловил, как дрожит моя рука, сжимаю кисть в кулак. Смотрю исключительно на экран. Невидящим взглядом медленно скольжу от цифры к цифре.

– Если конкретно, то это заполнение план-факта БДДС[1]. Поступление и расход денег, – уточняю лишь для того, чтобы не допустить новых пауз в своей речи. – Далее, – выдыхаю так же сухо, но успеваю при этом перевести дыхание. – На мне расчет таких показателей деятельности завода, как EBITDA[2] и ССДП[3]. Плюс контроль за дебиторской и кредиторской задолженностями.

Жду, что Нечаев попросит передать ему планшет, чтобы увидеть мою работу воочию. Готова к этому – все нужные приложения открыла. Могу при необходимости дать пояснения по каждой сумме.

Но…

В обход моим ожиданиям Ян поднимается и выходит из-за стола, чтобы точно так же, как и в прошлый раз, приблизиться ко мне со спины. Только теперь я сижу, и он, опустив одну руку на спинку моего кресла, а вторую – на столешницу рядом с планшетом, буквально нависает надо мной. Прекращаю дышать, когда кажется, что Нечаев касается губами волос. А вот он в этот же момент шумно вдыхает и тяжело выдыхает. Или я додумываю? Больное воображение. Цепенею, забывая, что собиралась говорить дальше. Не двигаюсь, пока профиль Яна не попадает в поле моего периферического зрения.

«Показалось…» – убеждаю себя.

Конечно, показалось! Дурочка.

Он просто смотрит в планшет. Касается пальцами экрана. Сдвигая таблицу, просматривает какие-то цифры. А я… Смотрю на него. Неосознанно стискивая бедра, вся сжимаюсь, чтобы затаить разбередившую организм дрожь.

Его губы едва заметно приоткрываются. Кажется, Нечаев дышит через рот. Не может быть, чтобы запах моего тела поражал его так же, как меня отравляет его запах… Просто не может быть. Да и вот ноздри Яна расширяются. Он смыкает губы, выразительно сжимает челюсти, сглатывает. Залипаю на бойкой пульсации вены у него на шее. Представляю зачем-то, как касаюсь ее языком, а потом вгрызаюсь зубами… Перед глазами темнеет. Тело резко охватывает жар. Ощущение, что он выходит из моего организма паром, подобно тому, как это происходит при глажке с утюгом. Вмиг чувствую себя переваренной и мокрой. Каждая клетка в организме вибрирует. Из-за энергии, которая вырабатывается внутри, вот-вот случится критическое замыкание. А я не могу… Неспособна его предотвратить. Забываю, кто я. Кто он. Горят какие-то инстинкты. Они требуют от меня дышать полной грудью, касаться, вкушать… Сделать все, чтобы довести растущую тряску до взрыва.

Когда зрение возобновляется, замечаю, как двигаются ресницы Нечаева. Он продолжает изучать данные в моем планшете, но моргает как-то редко, будто в замедленном режиме времени.

Невольно ерзаю подошвами туфель по полу. Тонкие шпильки громко продирают паркет. Колени сходятся, оказывая друг на друга напряженное давление. Накал, которому при этом подвергается моя нервная система, настолько велик, что кажется, реально сойти с ума можно.

Но…

Я бы соврала, если бы сказала, что подскочить на ноги и спешно избавиться от общества Яна Нечаева – все, что я сейчас хочу.

Есть другие желания. Мне трудно их игнорировать.

Кусая губы, стараюсь прийти в себя и переключиться.

Вот только… Взгляд Яна после очередного трепыхания густых и длинных ресниц неотвратимо обращается на мое лицо.

Глаза в глаза. Запрещенный прием, после которого у меня в груди собирается груз таких чувств, которые обычным «вдох-выдох» не прогнать.