Текст книги "Ты – всё"

17

Я на страже своей души.

© Юния Филатова

«С пулей в сердце крепче спится…»

Верчу эту фразу. Сбиваюсь со счета.

Первую ночь не сплю. Вторую – урывками. Третью – снова на вахте.

Я на страже своей души.

Нечаев уже пронесся там пожаром. Уничтожил защиту, которую я выстраивала годами. Разбередил старые чувства. Все, что мне нужно сейчас – загасить их снова. Спрятать. Прикопать. Выстоять.

Боль зажимает виски в тиски. Не помогают никакие лекарства.

Собираюсь на работу, как в последний путь – лучшее платье, новые туфли, шикарная укладка, сдержанный дневной мейкап. Учитывая внутреннее состояние, выгляжу прекрасно. Только улыбаться сил нет.

«С пулей в сердце крепче спится…»

Что он имел в виду? Действительно ли в титан закована та самая гранатовая пуля, которую я когда-то вынудила купить, чтобы носить как символ нашей любви? Зачем?

Нет, это невозможно.

Мне свою даже доставать страшно. А он носит?

Да нет… Нет же! В этом никакого смысла!

Мой «монстр» в коробке под кроватью. Заточила. Сейчас смотрю на небольшой просвет между покрывалом и полом, и жалею, что не выбросила.

Черт… Черт… Черт…

В этой проклятой, погребенной под пылью коробке не только кровавая пуля. Там фотографии, билеты из луна-парка, футболка Нечаева, фантики от чупа-чупсов, которые он мне носил…

Черт… Черт… Черт…

Когда внутреннее напряжение достигает пика, зло швыряю на туалетный столик карандаш для бровей. Со вздохом закрываю лицо руками. В образовавшейся темноте старательно выравниваю сердечный ритм. Пока специальным образом дышу, неосознанно прокручиваю недавний разговор.

– Приветствую всех членов на внеочередном созыве девочек Сукэбан!

Мои нервы расшатаны, но язык все равно не поворачивается, чтобы одернуть сестру и призвать к какой-то серьезности. Проще делать вид, что из всех собравшихся меня лично ничего не задевает.

«Банда Сукэбан, блядь…» – бьет разъяренной хрипотой по раскалывающимся вискам голос Нечаева, когда смотрю на то, как Мадина дает Рокси грудь.

Да уж…

– Разведка донесла, что старший Нечаев после клуба был страшно зол!

– И что это, позволь поинтересоваться, за разведка? – протягиваю я скептически. Выдерживаю нейтральное выражение лица, хотя сердце уже разгоняется. – Егор?

Сестра скрещивает руки на груди и с вызовом выдвигает подбородок.

– Это секретная информация.

– Значит, Егор, – холодно констатирую я.

– Сто процентов, – поддерживает Мадина.

– Да какая разница? – возмущается Ага. – Я вам говорю, старший орал, как озверевший! Такого шухера в родительском доме навел, что даже Боди-уроди досталось.

– Хм… – толкаю я все с тем же показным равнодушием. – А он-то при чем?

Сестра фыркает.

– При том, что он – настоящая задница! Демон-пиздюк! Даже Егорыныч с этим исчадьем ада не сравнится. Да ни один Нечаев! Чтобы ты понимала, на торжестве в честь празднования восемнадцатилетия Егора этот гаденыш поджог на мне платье!

– Что?.. – выдыхаю в замешательстве, забывая, что собиралась выдерживать хладнокровие. – А что ты там делала, Агусь?

Сестра не только резко замолкает, но и весьма бурно краснеет.

– Этот придурок… – рычит Ага агрессивно, мастерски переходя из режима защиты в режим нападения. Делает это настолько взволнованно, что тут же задыхается. А восстановив легочную вентиляцию, презрительно уточняет: – Егор, который! Юния, он четыре с половиной года за мной во все секции таскался! Мои секции!!! Он мне жизни не давал! Устраивал массовые травли по всем фронтам! Даже, косолапый, в мой музыкальный класс добавился! Знаешь, сколько я из-за него в начале этой войны слез пролила?! Потом приняла правила боя и стала отражать. А иногда, как в тот чертов день рождения, на опережение шла! Мне хотелось испортить один из главных праздников в его гребаной жизни – день совершеннолетия. И мне это, несмотря на сожженное Боди-уроди платье, удалось! По гроб жизни не забуду, каким взбешенным был Егорыныч! Ха-ха.

– Почему я об этом не знала? – сокрушаюсь. После выдоха и вовсе повышаю голос: – Почему ты не рассказывала, что он тебя донимает???

– Потому что… Потому что тебе и так досталось от Нечаевых! Папе с мамой тоже… Из-за Яна умерла бабушка! И едва не умерла ты!

– При чем здесь… – шепчу задушенно. – Я сама виновата!

– Неправда!

– Агния, – толкаю сурово, смотрю предупреждающе. – Пусть эти Нечаевы просто… Пусть все они катятся к чертям собачьим!

Сестра не отступает.

– Так и будет, Юния! Если мы разработаем общий план.

– Я в деле, – выпаливает Вика, прежде чем я успеваю что-либо ответить.

– Я тоже, – впрягается и вовсе неожиданно Мадина. – На активные действия с моей стороны не рассчитывайте. Но как дополнительная голова я включусь с удовольствием.

– Юния? – выдыхает Ага, замирая на мне выжидающим взглядом.

Да блядь!

Все, чего я хочу – чтобы Ян снова убрался из моей упорядоченной и спокойной жизни.

Хочешь ли?

Переместив руки, осторожно разминаю виски.

Тяжело признавать, но мне интересно, что же такого сказал или сделал братьям Ян… Ох, да ну на хрен! Ну сколько же можно?!

Собравшись с силами, покидаю спальню.

– Подвезти тебя на работу? – папа выскакивает с этим вопросом из-за угла в коридоре, словно только меня и ждал. – Мне как раз в администрацию нужно.

– С утра пораньше? – смеюсь сипловато. Как-то же нужно вытолкнуть эмоции. Меня триггерит, что родители снова пытаются лезть в мою жизнь, но я пытаюсь этого не показывать. Знаю, что сухая уверенность и спокойная категоричность действеннее. – Пап, прекращай, – в голосе появляются предупреждающие нотки. Поправляя перед зеркалом повязанную на шее белую косынку, нахожу в отражении багровое, как мое платье, лицо отца и задерживаю на нем автократический взгляд, которому у него же научилась. – Не вздумай вмешиваться, – предупреждаю достаточно жестко. – Со своей жизнью я разберусь сама.

– Да я и не собирался… Кхе-хе… – выдает отец хрипло, смущенно и явно раздраженно. – Правда ведь по дороге нам…

– Спасибо, – перебиваю его негромко, но твердо.

Еще один беглый взгляд, и я, не прощаясь, покидаю квартиру.

Честно признаться, рассчитываю на мягкое вхождение в зону турбулентности. Приезжаю в офис намного раньше положенного времени. Делаю кофе и занимаю рабочее место, намереваясь просидеть за работой минимум до обеда.

Но…

Нечаев собирает совещание отдела.

Едва эта новость добирается до меня, цепенею. Уставившись невидящим взглядом в экран монитора, даже моргнуть неспособна.

Бах-бах-бах-бах-бах-бах-бах… Удары сердца не просто оглушают.

Они парализуют работу нервной системы, вызывая в моем организме какой-то глобальный катаклизм. Они превращают мои внутренности в фарш. Они размазывают по ребрам бушующие эмоции. Они в физическом смысле меня убивают.

Прижимая к груди задрожавшую ладонь, медленно двигаю ресницами. Натужно вдыхаю кислород. И быстро смахиваю выкатившиеся из глаз слезы.

– Ты в порядке?

Сочувствие, которое проявляет Алла, и дает мне силы собраться.

Ненавижу всякого рода жалость! А относительно Нечаева она и вовсе хуже средневековых пыток.

– Конечно, – выдыхаю и принимаюсь спешно собирать разложенные по столу документы.

Поставив листы боком, якобы с целью выровнять, громко стучу.

Марина-Арина, замерев на мне взглядами, на миг теряют нить разговора.

– Ноги моей не будет там, где меня не ценят, – продолжает одна из них в какой-то момент. – Ни за какие деньги.

– Да-а-а, – подобострастно поддерживает вторая. – Ты права, Арин. Молодец. Горжусь тобой, дорогая.

– Спасибо, Марин, – жеманничает «дорогая». – Я потому ей так и сказала… Дескать, подумаю. Посмотрю по вашему поведению.

– По вашему поведению! Конечно, Арин! – подхватывает гениальную мысль верная подруга.

Господи…

Трясу головой, чтобы отключиться от этой волны.

Каждый раз, когда слушаю этих кукушек, в моей голове, как сказал бы старый Ян, вступают в процесс размножения дрозды. Хотя он, конечно же, сказал бы откровеннее.

Боже мой… Ян!

Я же совсем не готова с ним столкнуться!

Но выбора нет.

По пути в конференц-зал разговариваю с Риммой Константиновной, которая в предвкушении встречи со своим любимым начальником вся раскраснелась, разулыбалась, глазами заискрила… Черт возьми, буквально расцвела! Разговариваю с ней, даже смеюсь, но уже в дороге чувствую, как сгорает воздух в моей атмосфере.

Некоторые факторы я контролировать не могу, как бы ни злилась.

Господи… Надеюсь, что я… Что я не выгляжу так же взбудораженно, как Римма Константиновна.

На пороге конференц-зала сердце замирает.

Вдох. Выдох.

Отсрочка.

Нечаева пока нет.

Присаживаюсь, выбирая самое дальнее от трибуны место. Угловое, чтобы не встречаться даже искоса взглядами. Уже кладу перед собой планшет, как вдруг появляются неразлучные Марина-Арина и вынуждают меня подвинуться. На место во главе длинного стола.

Поменяться с кем-либо не успеваю.

Хлопок закрываемой двери. Резкий обрыв разговоров. Решительные шаги.

Боже…

Задыхаюсь.

Кажется, в образовавшейся тишине это способен слышать весь зал.

Я не могу поднять взгляда, даже когда Ян Романович здоровается и беспристрастным тоном зачитывает план собрания. Уставившись в планшет, делаю вид, будто вношу какие-то важные пометки.

– Главный вопрос на повестке – оптимизация себестоимости производства, – высекает Нечаев тоном, лишенным каких-либо эмоций.

«Хочу, чтобы ты отдала все, что забрала…»

Голос, конечно же, узнаваем. До дрожи, вашу мать. Слышу его, и сквозь мое тело электрические разряды проносятся.

«Если меня не закроют, Ю, я буду тебя трахать…»

И все же… В реальности и в моей памяти будто два разных человека звучат. По тому жесткому деловому тону, который я слышу сейчас, в жизни не скажешь, что внутри этого мудака бушуют хоть какие-то страсти.

«Я тебя еще не пугал. А если уже боишься – делай выводы».

Облизывая губы, взволнованно их покусываю. С трудом сохраняя ровный ритм дыхания, нервно постукиваю по столешнице резинкой на кончике карандаша. Скидываю туфли, стискиваю бедра и напряженно отрываю пятки от пола. На носочках застываю.

Сердце навылет работает. С каждой секундой удары мощнее, чаще и свирепее.

– Через два месяца наш концерн запускает сборку пяти новых моделей, – с трудом улавливая смысл сказанного, вслушиваюсь в голос чертового Нечаева, словно в гребаную музыку. – Прогнозирование снижения себестоимости в этом классе автомобилей – наш шанс получить исключительное право на производство минимум одной модели.

– Ничего себе амбиции, – улавливаю шепотом Марины-Арины.

– Амбиции! – поддакивает вторая так же тихо.

– Лично у меня и без того работы… Знаете… Выше головы… – сопит себе под нос первая.

– Поручаю вопрос оптимизации Юнии Алексеевне, – чеканит Ян все тем же ледяным и не терпящим возражений тоном.

Но…

Я не могу промолчать.

– Прошу прощения, – толкаю напряженно.

Секундой позже вскидываю взгляд.

Вижу Нечаева. И между нами будто невидимые тросы прокладываются. Секунда, две, три… И они вспыхивают, словно фитили. Огонь расходится в две стороны. Детонация случается изолированно – внутри каждого из нас.

Я едва заметно вздрагиваю. Ян и вовсе остается невозмутимым.

Не разрывая контакта, раздвигаю ноги. Ловлю прикосновение прохладного воздуха. Переживая сверхсильное чувственное волнение, сжимаю бедра обратно.

– Вы хотели что-то сказать, Юния Алексеевна? – рассекает пространство тот же серьезный, сугубо официальный голос.

А мне кажется, будто он провоцирует. На глазах у всех с меня одежду срывает, обжигает ладонями, бросает на стол и… врывается в мое тело.

Судорожный вдох. Нездоровый азарт по крови. Бурлящий поток.

Возбуждение. Обида. Страх. Злость. Боль.

Блядь…

Почему ОН такой красивый?! Боже мой, почему ОН?!

Нечай – даже не кипяток. Градус гораздо выше.

Шпарит. Будоражит. Уничтожает.

– Юния Алексеевна? – повторяет с тем же спокойствием.

Ему будто в самом деле похрен на всех людей, которые за нами сейчас наблюдает, на то, что они улавливают этот бешеный накал между нами и сколько времени мы заставляем их ждать. Все, что он делает – усиливает давления конкретно на меня.

Зачем же ты целовал меня? Зачем касался? Зачем приказал братьям не трогать?

Я на грани. Вот-вот взорвусь.

Тогда как вынуждена говорить.

Вынуждена.

– Я прошу прощения, Ян Романович, но разве анализом и прогнозированием столь важных показателей не должен заниматься опытный специалист?

– Боитесь, что не справитесь? – выпаливает Нечаев в ответ, не давая мне возможности даже дыхание перевести.

– Нет, – толкаю с противодействующим нажимом. – Не боюсь.

Интенсивный обмен известными лишь нам двоим эмоциями.

Ужасающая величина. Запредельная мощь. Кризисная острота.

– Вас приняли в команду не для того, чтобы вы отсиживались на каких-то плевых отчетах, пока «опытные» работают. Включайтесь активнее, Юния Алексеевна. Вы же ради этого учились в университете?

«Титан…» – всплывает в моей голове.

Ведь сейчас Нечаев звучит как никогда жестко. Ощущение, словно этот робот прилюдно дерет меня розгами. Если внутри меня и есть хоть немного стали, то после этой речи она начинает окисляться.

– Да, Ян Романович, – произношу практически бездыханно. Иначе боюсь выдать себя – громким, рваным и частым вздохом. – Ради этого.

Последний разрывной контакт.

Несгибаемая воля. Поражающая ярость. Неутолимая жажда. Настигающая, словно торнадо, расправа.

И Нечаев, опуская взгляд к трибуне, резко заключает:

– Тогда вопрос решен.

18

Остановись… Не смей!

© Юния Филатова

– Что это? – толкает Нечаев.

Вопрос короткий. Нейтральный. По сути ничего конкретного в себе не несущий. Только вот интонации… Под привычной деловитой суровостью, которую Ян демонстрирует в офисе, таится злость.

Я стискиваю сцепленные под столом кисти, задерживаю дыхание и приказываю своему организму не реагировать.

Не реагировать ни на что!

Получается, увы, слабо.

Я работала над этим чертовым планом оптимизации три гребаных дня. Почти не спала. Испытывая непрерывный стресс, ела плохо. Забив на дипломный проект, засиживалась даже дома.

Я очень старалась. Очень!

И что вижу сейчас?! Нечаев недоволен.

Недоволен проделанной мной работой.

Один, два, три… Синдром отличницы активирован.

От истеричной и душной мысли, что Ян разочарован, меня резко бросает в жар. Температура настолько высокая, что за пару секунд сгорают одни из самых важных нервных контактов.

Дежавю, блядь. Кошмарный сон.

Сколько раз Ян Нечаев доводил меня до такого состояния в прошлом?

Я не Зая! Не Одуван! Не наивная Ю!

Мне не страшно… Мне не страшно… Мне не страшно…

Мне плевать!

Атмосфера в кабинете Нечаева убийственная. Я словно в сауне, хотя сплит-система отсвечивает неизменные семнадцать градусов. Дышать ровно невыносимо сложно. С трудом контролирую этот процесс.

Заставляю себя повернуть голову и с наносным спокойствием встретить адски мрачный взгляд Нечаева.

Ощущение, что в его преисподней перерыв. Лживая рекламная пауза, вашу мать. Там темно. Но я ведь знаю, что в любой момент может вспыхнуть пламя сразу под всеми котлами.

– Прогнозирование снижения себестоимости автомобилей Е-класса, – исполнительно тарабаню, как та самая отличница, которую презираю.

Нечаев втягивает в рот нижнюю губу и свирепо раздувает ноздри.

Вдох. Выдох.

Взгляд в распахнутую перед ним папку.

Вдох. Выдох.

Напряженный подъем век. Уничижительный взгляд в упор.

У меня пропадает пульс. Сердце при смерти. Нет сил на его реанимацию.

Вдох. Выдох.

Смотрю на него и невольно повторяю эти фазы. Увы, не так планомерно. На подъеме трещат изящные пуговички блузки. На спуске болезненно сокращаются мышцы живота. А за ними… Происходит судорожное сжатие мускулатуры влагалища.

Бедра вместе. В стороны. Снова вместе.

Вспоминаю, как совсем недавно там были пальцы Яна. Он собирался вставить их мне в вагину. И я почти сдалась. Если бы не крик Агнии, Нечаев бы… Он бы трахнул меня?

Вздохи неизбежно учащаются. Когда пытаюсь приглушить громкость, добиваюсь лишь того, что дроблю их адекватную продолжительность на взволнованные рывки.

Бровь Нечаева с издевкой изгибается.

– Вы считаете? – выдыхает он глухо, едва сдерживая злость.

Мозг прекращает работу. Напрочь. Все мои домогательства к нему заканчиваются фиаско.

– Что считаю? – спрашиваю с вызовом.

Он ведь доводит меня! Доводит до безумия!

– Что передо мной «прогнозирование снижения себестоимости автомобилей Е-класса»? – напоминает мои же слова.

Я зеленею.

Нет, внешне, может, и краснею. Но по ощущениям, которые подтягивает бешенство, кажется, что превращаюсь в ненавидящего людей Гринча.

– Именно так, Ян Романович.

Почти не выдаю себя. Много чести для самодура, играющего в неясные мне игры! Черт… Разве что на его гребаной «Р» слегка усиливаю давление.

Это отчество в принципе сложно произносить мягко.

Был бы он каким-то Сиреневичем… Или Нарциссовичем… Или вот – Адольфовичем! Проблем бы не возникло.

– Юния Алексеевна, – протягивает Нечаев с затаенной угрозой.

Вскидываю взгляд, которым на протяжении последних десяти секунд пыталась сжечь его скучный галстук, только потому что улавливаю в конце предложения то самое бесячее ментальное «блядь».

– Если вы думаете, что снижение себестоимости единицы на тридцать семь долларов – это результат, которого я добиваюсь, то спешу вам сообщить: вы глубоко ошибаетесь.

Глубоко.

В скованных тонусом мышцах возникает боль. Невозможно сохранять неподвижность. Меняю положение осторожно и вроде как непринужденно.

Закидываю ногу на ногу. В разрезе приподнявшейся юбки показывается край резинки чулка. И это явно не остается незамеченным.

Мудак.

Поерзав, скидываю ногу обратно на пол и пододвигаюсь ближе к столу.

– Нужен сразу миллион? – шепчу практически бездыханно.

Поджимая губы, с неусмиримым вызовом вскидываю подбородок и смотрю Яну прямо в глаза. Ни за что не покажу, что он смутил меня. И не только принижением моей работы. Но и тем, как он произнес это блядское «глубоко».

С пошлым намеком.

Я еще не забыла его нахальное «буду тебя трахать», но на работе он, слава Богу, слишком занят тем, чтобы иметь мой мозг. А вне – я больше не планирую с ним встречаться.

– Юния Алексеевна, – искры по металлу, а не голос. – Мне показалось или вы сейчас позволили себе сарказм? Думаете, подобное уместно на работе?

Задерживая дыхание, едва не скрежещу зубами.

Ему, значит, позволены все эти гребаные издевки, умышленно-жесткое давление и уничижительные намеки, а я должна сидеть и терпеть?

– Вам показалось, Ян Романович, – заверяю холодно и, конечно же, ни фига не искренне. – Я просто не понимаю, какого результата вы ждали. Четких указаний не было.

– Если бы вы соблаговолили явиться ко мне сразу после собрания, то получили бы те самые четкие указания. Но вы, – пауза под ментальное «блядь», – сочли себя самой умной и потратили три дня на совершенно бесполезную работу.

Выдох. Вдох.

Столкновение взглядами – сразу битва.

Как же он достал! Ненавижу!

Пока я борюсь со слезами, Нечаев опускает взгляд к папке, которую мне тут же хочется вырвать у него из-под носа.

– С чего вы решили, что мы планируем уменьшить расход на рекламу? И какого черта вы возились с этими копейками в статье «Прочие расходы»? Почему у вас чистый ноль по комплектующим?

– Откуда мне знать, как снизить затраты на комплектующие для сборки автомобиля? – шепчу отрывисто. – Я в этом не разбираюсь. И вообще… Я не знала, что там в принципе возможны изменения.

– Возможны, – цедит Нечаев, резко захлопывая папку.

Треснув напоследок ею по столешнице, он резко поднимается на ноги. И, конечно же, практически сразу же оказывается за моей спиной.

Маньячина долбаный.

Я не могу сдержать дрожь. Да меня конкретно знобит.

И вместе с тем… Когда Ян нависает сзади и стискивает руками край стола, за которым я сижу, по моей разгоряченной спине крайне медленно и одуряюще щекотно скатывается первая капля пота.

– Юния Алексеевна, – притормаживая с вербальным расстрелом, обдает сбитым дыханием мое ухо. – Если вы были слишком горды, чтобы получить информацию от меня, то вам следовало поехать на завод и поговорить с главным по производству.

Я не шевелюсь. Практически не дышу.

Но внутри… Киплю так, что срывает крышу.

– Вы намеренно поручили мне эту работу? – выталкиваю отрывисто. – Знали, что я не разбираюсь в автомобилях… Что не обладаю нужным опытом как специалист… Что в жизни не докопаюсь до сути этой работы… – уже неспособна сдерживать дрожь. Выдаю свои обиду и злость. Ничего не могу с собой поделать. – Понимали, что я не справлюсь! Решили просто поиздеваться, ведь так?!

Нечаев… С хрипом прочищает горло, громко сглатывает и замирает у платка, который скрывает следы на моей шее, следы от его поцелуев и укусов. Выдавая невообразимый вольтаж, вздыхает. Будоражит этим звуком не только мой слух. После плывущих энергетических разрядов меня буквально подбрасывает на стуле. Силой себя прижимаю обратно. Напряженно слежу за тем, как правая кисть Яна отцепляется от края и двигается по столешнице к моей застывшей руке.

Зачем?.. Зачем?!

Остановись… Не смей!

Мои пальцы дергаются раньше, чем его – касаются… Даже видеть эту смуглую ладонь для меня испытание, а уж когда случается физический контакт… Через прожженные точки волнами вбивается ток. Вздрагиваю несколько раз подряд.

Если бы не боялась врезаться в Нечаева, взлетела бы выше этого кабинета. Выше всего небоскреба.

Да блин… Выше облаков.

Да черт?! Сердце тоже боится, но летит.

Судорожно тяну воздух. Шумно выталкиваю.

– У вас паранойя, – сипло выписывает мне диагноз босс.

Пока я пытаюсь сообразить, что он имеет в виду, отнимает руку. На моих же глазах сжимает в кулак. Отстраняясь, выпрямляется. Прочищает горло и, наконец, отходит.

– Через четыре часа у меня самолет в Берлин, – сообщает тем самым мертвым тоном, в котором ни одной эмоции не откопать. – Вы можете лететь со мной. Ознакомиться с работой главного предприятия.

– У меня еще нет загранника, – все, что я способна прошептать, шокированная предложением, в котором моя «паранойя» вновь видит десятки подвохов.

Пауза.

А в ней…

– Блядь…

Как реагировать – не знаю. Поэтому делаю вид, что Нечаев произнес это настолько тихо, насколько, очевидно, хотел.

– Разве на собеседовании вам не велели заняться срочным изготовлением загранпаспорта?

Меня нервирует то, что он все еще ходит где-то за моей спиной.

Осмеливаюсь подняться.

– Да… Мне говорили… – бормочу, собирая свои вещи и поглядывая на стоящего у панорамных окон Нечаева. – Но я пока не успела. Было много работы. Я съезжу на наш завод. Завтра. Сейчас… Могу я идти?

– Идите, – резко бросает он и отворачивается.

Даю себе буквально пять секунд, чтобы незаметно рассмотреть его. В груди что-то предательски сжимается. Да так сильно, что я с трудом сдерживаю вдох.

– Удачного полета, – роняю, прежде чем прижать к груди папки.

«Удачного полета? Что за жалкий вздор?!» – начинаю костерить себя еще до того, как дохожу до двери.

Поэтому на пороге оборачиваюсь, чтобы припечатать.

– Надеюсь, что вы, – давлю со звенящим напряжением, – задержитесь в Германии еще на пять лет.

Адольфович, блядь.

Хорошо, что последнее с языка не теряю. Нечаев и без того пронизывает таким взглядом, что кажется, будто пространство между нами самые настоящие молнии рассекают. И в этот раз они действительно разят насмерть, словно бы… Будто Яна задевают мои слова.

Свернувшее мне кровь сожаление настолько сильное, что я почти готова двинуться назад. Подойти и попросить прощения.

Стоп. Что за бред?!

Боль сжимает мои внутренности железной и раскаленной рукой.

Не позволяет сделать вдох. Не позволяет качать кровь. Не позволяет жить.

Нечаев едва заметно сжимает висящую вдоль тела руку в кулак и отворачивается.

Прощай, Ян-титан… Прощай!

Выхожу в коридор, оглушенная эмоциями. Не реагирую даже на Лилечку. Больше неинтересно, полетит ли она с ним.

Да пусть! Удачи обоим!

Говорю себе, что злюсь. Но так ли это?

Остаток дня проходит мимо меня. Выполняю текущие задания на автомате. Из головы не идет Ян. То, как он посмотрел в конце – особенно. Засело осколками в сердце, и хоть ты сто раз умри, не получается их оттуда выбрать.

А потом… На мою рабочую почту приходит письмо.

Я, конечно, убеждаю себя, что всего лишь шокирована. Нет никакой радости из-за того, что Нечаев написал! Безусловно, нет!

Оглядываю «сонный» после обеда кабинет и спешно жму на сообщение.

От кого: nechaev@brandt.de

Кому: filatova@brandt.de

Юния Алексеевна!

В прикрепленном к письму файле по пунктам с пояснениями указаны статьи, на которых следует сосредоточиться при оптимизации себестоимости сборки автомобиля.

Вернусь в понедельник. Ваш прогноз должен быть у меня не позднее двенадцати часов дня. Если возникнут вопросы, звоните.

P.S. Завтра же займитесь загранпаспортом.

Руководитель планово-экономического отдела Одесского филиала Brandt Energy Motors, Ян Романович Нечаев.

Показываю монитору язык.

Забивая голову всякой фигней вроде того, что было бы интересно услышать, как Нечаев говорит на немецком, игнорирую оголтело тарабанящее в груди сердце.

А еще… Отрицаю то, что после письма Яна мне стало легче.

Не отвечаю ему, хотя вроде как обязана. Просто не знаю, что написать, чтобы не выйти за рамки официального общения.

Открываю присланный файл, распечатываю и прячу в папку. Решаю взять с собой домой, чтобы не терять время и приступить к изучению сегодня же.

Но вечером мои планы сбиваются.

Агния заезжает за мной на такси. Я, конечно, удивляюсь и пристаю с рациональным вопросом.

– Откуда деньги?

– Продала рубашку Нечаева.

– Не жалко было?

– С чего вдруг? – пыхтит она, краснея.

Закусываю губу. Молчу. Смотрю себе под ноги.

Агуся тоже до конца пути сохраняет тишину.

А потом… Выскочив из машины, тянет меня за руку к дому… Боже… Дому Нечаевых! Точнее, к гаражу, к которому меня раньше неоднократно привозил Ян.

– Ты с ума сошла? – шиплю я, пытаясь вырвать ладонь.

Но волейболистка Агуся впивается в мои пальцы крепче и, протащив за собой, жмет на кнопку звонка.

– Зачем?! – шепчу разъяренно, но тихо, едва встречаемся взглядами.

Не хочу, чтобы кто-то услышал.

Боже, да я не хочу, чтобы меня даже видели здесь!

– Ян Романович улетел. А значит, пора покошмарить младших, которым запрещено нас обижать.

– Не-е-ет, – протестую сердито. – Я в этом участвовать не собираюсь!

– Поздно, – бросает Агния за миг до того, как ворота открываются.

– Оу-у-у-у, хайса, – толкает Егор удивленно. Хрен пойми, что за смесь эмоций дальше выдает. В одну секунду кажется, что рад нас видеть, а в следующую уже явно злится. – И гудбай, на хуй.

– О-о-о, не психуй так сразу, котик, – щебечет сестра. – Знаешь же, что мне не нужно твое приглашение.

– Я, блядь, не психую. Мне ебать, как поебать.

– Выдохни.

– Потеряйся.

– Нет уж, я буду тебя драконить, – улыбается Агния, в то время как у меня уже реально нервы звенят. – Я тебя, бешеный ты Егорыныч, так ненавижу, что уже подумываю выйти за тебя замуж, чтобы до конца жизни пить твою черную кровь!

Я краснею, потому что испытываю стыд за сестру. Егор же явно по другой причине. Его темные глаза вспыхивают.

– Кто тебя возьмет, блядь?

– Не ты ли? Челюсть подбери, родной. И тормозни фантазера, пока твоя вторая голова не выпрыгнула из штанов.

– Иди на хрен! – рычит он с такой яростью, что меня чуть не сносит.

Агуся даже бровью не ведет. Поправляя волосы, с улыбкой смотрит огнедышащему в глаза.

– По-моему мнению, ты очень-очень-очень рад!

– Слушай сюда, Филатова… – стартует Егор, хватая сестру за локоть и агрессивно дергая ее на себя. – В рот возьми свое мнение.

Трудно понять, что у него на уме. И хоть Агния не выказывает страха, шагаю к ним.

В этот же момент из гаража выходит Илья.

– Какого хрена? – сипит он свирепо, останавливаясь взглядом на мне.

Приплыли.