Текст книги "Ты – всё"

19

…скучаю по своему Нечаеву…

© Юния Филатова

– У меня икота, – объявляет Агния, прижимая к груди ладонь и выкатывая глаза так, словно это нечто страшное. Тут я ее, конечно, прекрасно понимаю. Рядом с Ильей Нечаевым, настолько пугающая от него исходит энергетика, и описаться недолго. – Что ты стоишь? – шепчет сестра Егору возмущенно и даже обиженно. – Дай воды!

Я и моргнуть не успеваю, как они уже заходят в гараж.

Злюсь на Агусю неимоверно, но не оставлять же ее одну. Отразив показным равнодушием чрезвычайно хмурый взгляд Ильи, шагаю следом за проблемными мелкими.

Господи, я так устала за этот чертов день… Думала, приду домой, приму душ, включу сериал, выпью чая с шоколадными пряниками и спокойно займусь прогнозированием. И вдруг… Боже, я у Нечаева в гараже!

Осматривая бокс, который когда-то принадлежал Яну лично, натыкаюсь взглядом на байки. Все в груди сжимается при осознании того факта, что я скучаю по своему Нечаеву. Очень сильно скучаю!

Забываю о том, что шла сюда за сестрой. Подхожу к одному мотоциклу. Не задерживаясь, перебираюсь к следующему. Беглое изучение второго заставляет двигаться еще дальше. У последнего останавливаюсь. Паука на байке Ильи узнала. То, что орущая, будто одержимая дьяволом, кошка на баке мотоцикла Егора – догадалась. У Яна никаких отметок нет. Прошли, вероятно, те времена, когда Мудак Романович клеил на свои транспортные средства похабщину в стиле «Не ебу блондинок».

Со вздохом прикасаюсь к прикрепленному сбоку шлему.

Илья, к моему удивлению, не пытается прогнать. Застывая рядом, молча наблюдает.

Мне, естественно, становится неловко.

– Сложно научиться?

– Что? – не понимает моего вопроса.

– Кататься.

«Паук» хмыкает.

– Кататься, – повторяет едко и одновременно грубо. Я краснею. Выдерживая его пристальный взгляд, в который раз «старого» Яна вспоминаю. – Ничего сложного.

– Научи меня.

Сама не знаю, зачем мне это нужно. Мысль приходит в голову, и я, что вовсе мне не свойственно, сразу же ее проговариваю. Наверное, потому что нервничаю в присутствии Ильи.

– Слышал, что у вас банда по японскому подобию. Сукэбан, да? Ну а я, по-твоему, что – самурай-камикадзе?

От его слов становится зябко. Ничего не могу с собой поделать, вздрагиваю. Холод изнутри обмораживает кожу. По груди, спине и рукам сползают мурашки.

– Почему камикадзе? – выталкиваю практически бездыханно.

– Потому что если ты сядешь на байк, Яныч меня живым не оставит.

– С какого перепугу? – смеюсь я.

А у самой сердце срывается в какой-то абсолютно безумный пляс.

Будто это что-то значит?..

Глупость!

– С такого, – буркает Илья, продолжая смотреть на меня так, как нормальные люди не смотрят.

Только психопаты.

Не мигая. В упор.

Настойчиво. Увлеченно. Зло.

Невероятно, но в этом взгляде ярко выражены как негативные чувства, так и нечто положительное. Именно последнее заставляет меня смутиться настолько, чтобы опустить взгляд.

– Разве ты не говорил, что Яну на меня похрен?

Сглатывая, смотрю снова в глаза.

Что рассчитываю там увидеть? До какой истины пытаюсь докопаться?

– Это другое, – роняет Илья охрипшим тоном. – Ян просто против того, чтобы кто-то из семьи с вами связывался.

Больно… Мать вашу, как же больно!

Раздирает на кусочки. И даже не сердце… Все нутро!

Лишь навернувшиеся на глаза слезы напоминают о необходимости моргать. Запускаю это чертово движение, едва удается вдохнуть.

– Боишься Яна, значит?

Да кто, блядь, не боится?! Нелепый вопрос.

Откровенная провокация. Только зачем она мне нужна?

– Прости, – бросаю до того, как Илья успевает ответить.

По яростно стиснутой челюсти понятно, что ничего хорошего выдавать не планировал. Но суть не в том. Тут я сама виновата, хватает совести признать.

Разворачиваясь, направляюсь к кухонной зоне в конце гаража, где у барной стойки стоят Агния с Егором.

Настроена забрать ее и навсегда покинуть проклятое место.

– Чего лезешь? По лбу стукнуть? – возмущается тем временем она, наживая нам лишних проблем. – Даю две секунды, чтобы ты убрал свои грязные лапы, животное!

– Ты до этого лба дорасти сначала, полторашка, – рычит в сторону Агуси, как всегда, возбужденный, словно голодный медведь-шатун, Егор, но руки с ее талии снимает. – Думаешь, я хочу к тебе прикасаться? Да мне вообще противно. Мерзко! Но раз уж зашла речь, тебе я по лбу обязательно настучу. Знаешь чем? – приглушает голос до интимного шепота, но я все равно улавливаю и краснею, теряясь в моменте и не понимая, допустимо ли будет вмешаться. – И по лбу, и по губам, и по языку твоему длинному.

– Ах… – задыхается Агния. – Нечаев, ты охренел?! Я тебя исполосую! Исполосую! Будешь как амурский тигр!

– Несмертельная плата, киса.

– Хм… Несмертельная??? Ты, вероятно, забыл, как «рыдал», когда я тебе смычком под глазом разрубила? Загляни в зеркало!

– А ты забыла, как я тебя этим самым смычком по заднице отлупил так, что ты дня три сидеть не могла?

Так вот что случилось со смычком от скрипки!

А родителям Агния сказала, что его у нее украли. Папа тогда едва не полгорода на уши поднял. Казалось бы, мелочь… Но беззаконие, хулиганство и прочий беспредел его всегда доводили до крайней степени гнева.

– Нормально я сидела, дубина!

– Нормально ты даже играть не могла!

– А ты в принципе был худшим в классе! Татьяна Митрофановна чуть не вешалась, когда ты брал в руки скрипку, а когда пел – половина класса мечтала прыгнуть из окна!

На эти уничижительные замечания Егор неожиданно ржет.

– Да мне похуй, – выдает между смехом. – Я же не по-серьезу в твою музыкалку ходил. Я прикалывался. Глумился над вами. Над тобой – особенно, – последнее припечатывает.

Хорошо, что я в этот момент оказываюсь рядом. Отдергиваю взбешенную сестру, прежде чем она бьет Нечаева по лицу.

– Я, конечно, извиняюсь, что влезаю во время вашего драматического сражения, – чеканю сердито. – Но нам пора.

– Юня… Пожалуйста…

– Агния, я сказала, нам пора, – проявляю твердость.

Мне так стыдно!

За нее. За себя. За то, что в принципе на территории Нечаевых находимся! Такого никогда не должно было случиться!

Это место… Оно напоминает мне, как Ян играл моими чувствами. Как я была использована!

Много ведь воспоминаний всплывает.

Все его фразы, взгляды, прикосновения… Черт, черт, черт!

– Юня, – продолжает канючить Агния, умоляюще глядя то на меня, то на Егора.

Он смотрит так же странно, словно горя стремлением вмешаться. Свирепо, растерянно, огорченно… Будто не желая отпускать Агнию.

Я, блин, просто не понимаю, что из этого – часть игры.

– Юня, совсем чуть-чуть побудем… У меня мозоль! Сандалии натерли! Ай, ой… Как же больно! Мамочки… Что стоишь, Нечаев? Принеси лед!

– Больше ничего, блядь, не хочешь?

– Хочу!

– Что?!

– Пластырь!

Ума не приложу, почему Егор исполняет все эти требования. Грубо, с матами, вербально прикладывает ее так, что у меня уши в трубочки сворачиваются. Лицо вспыхивает, когда он подхватывает ее на руки и относит на диван.

– У тебя трусы с динозаврами? Серьезно? – рискует заметить Агния, дергая и без того раздраконенного парня за показавшуюся из-за пояса джинсов резинку. Резко вздохнув, прикрываю ладонью глаза и отворачиваюсь. – Мама купила, да? А колготки под штаны зимой еще заставляет надевать?

– Ты, блядь, бессмертная, что ли? – гаркает мелкий. – Я тебе шею сверну, ясно?!

– Давай. Кончай ее, брат, – поддерживает Илья до жути ровным тоном.

– Егор… Ты же не… Егорчик… – выдыхает Агния испуганно.

Улавливая ликующий смех разъяренного парня, в ужасе начинаю оборачиваться. Но второй Нечаев не позволяет мне этого сделать. Схватив за плечи, удерживает.

Истошный визг сестры поднимает во мне волну страха, которая придает силы, чтобы вырваться из рук Ильи и обернуться. Обернуться в тот самый момент, когда с улицы в бокс заходит отец семейства Нечаевых и застает сражающихся на диване Егора и Агнию.

– Что здесь происходит? – сурово вопрошает он.

И Егора будто потусторонняя сила сносит. Стремительно перемахнув через спинку дивана, вытянувшись по струнке, застывает.

Агния, смущенно поправляя одежду, так же спешно садится.

– Добрый вечер! – выпаливает единственная из всех нас сумевшая заговорить. – А мы тут… Репетируем!

Она улыбается, пока мне кажется, что я просто умру. И… Роман Константинович со всем Нечаевским обаянием и душевной теплотой эту эмоцию отражает.

– Ах, это вы репетируете, – подыгрывает очевидному вранью Агнии. Улыбается лишь ей. На сыновей те же строгие взгляды бросает. Дойдя до меня, неожиданно смягчается. – Здравствуй, Юния.

– Здравствуйте, – едва нахожу в себе силы, чтобы ответить.

– В драмкружке спектакль ставим, – отбрехивается сестра, как настоящая актриса. – У нас с Егором главные роли.

– Что за спектакль?

Взгляд, которым Агния опаляет парня, рушит всю ее ложь.

Но Роман Константинович продолжает делать вид, что верит.

– «Отелло», – высекает сестра. – Егору выбранная роль удается феерически! Наверное, он у вас и в реале очень ревнивый.

– Ты… – толкает парень, но, вспомнив про отца, все же тормозит себя. – Думай, че говоришь, ля.

Вот вроде тихо говорит. Но каждый звук, словно выстрел сквозь зубы.

– Битбоксишь? – ехидничает Агния.

– Молчи, – требует он тем же образом, практически не двигая губами.

Наблюдая это, меня раздирает какой-то нервный смех. Приходится прикрыть рот, чтобы скрыть неуместные эмоции.

– А вообще… – расходится сестра. По одному ее виду, пока переводит взгляд с Егора на Романа Константиновича, понимаю, что грядет взрыв. – Егор подумывает на мне жениться!

Лицо мелкого багровеет. Сжав кулаки, он демонстрирует величайшую силу духа. Ведь по глазам видно, какая ярость бушует внутри него, но на словах ничего не выходит. Шевельнув губами в сторону Аги, зло облизывает их, шумно переводит дыхание и, заложив руки за спину, вытягивается, будто солдат.

– Еще раз застану вас двоих на диване, точно женится, – заключает Роман Константинович с размытыми интонациями. То ли шутит, то ли серьезен и зол на мальчишек – невозможно понять. Поймав взгляд Егора, добавляет жестко: – На следующий же день.

Мальчишка едва заметно кивает и, прикрыв глаза, сжимает челюсти.

Красивые губы Агнии растягивает коварная улыбка.

– Ужинать будете? – спрашивает Роман Константинович так легко, словно видит нас с сестрой каждый день.

– Нет, спасибо! – выпаливаем с Агусей в унисон.

– Мы тоже задержимся, – глухо бросает Илья. – Отвезем девушек домой.

Еще один напряженный обмен взглядами с отцом, и оба одновременно выдыхают:

– Понял.

Мне становится страшно… Страшно, что Егор набросится на Агнию, как только Роман Константинович уйдет.

Но… Как ни странно, младшие без лишних слов идут к байку.

Нечаев даже помогает сестре надеть шлем. А она… Спокойно садится сзади него и, прижимаясь, обнимает.

– С меня хватит, – выдыхаю я дрожащим голосом, едва остаемся с Ильей вдвоем. – Никаких, нафиг, мотоциклов. Я вызову такси.

Пока копаюсь в телефоне, лицо горит, в груди яростно пульсирует, а в голове шумит.

– А если я научу тебя кататься? – задвигает второй Нечаев раздраженно.

Я тут же вскидываю взгляд.

– Зачем тебе это?

Краснея, он пожимает плечами.

– Просто, – буркает, как обычно, сердито.

– Я в юбке.

– У Яна осталась твоя экипировка.

Зачем?

Боже… Снова этот вопрос.

А за ним тот самый, который я никак не могу сдержать:

– Ян собирается возвращаться?

Сердце в страхе замирает, пока Илья, выражая замешательство, хмурится и кривится.

– Конечно.

Крайне громко сглатываю.

– У него в Германии кто-то есть, да?

Да, да, да, да… Да???

– Нет.

– А здесь?..

– Перестань меня допрашивать!

Сцепив зубы, замолкаю.

Ненадолго.

– Где костюм?

– В шкафу, – выдав это, дополнительно указывает направление рукой.

– Я могу воспользоваться уборной? – спрашиваю уже на ходу.

– Да.

Минут через десять мы уже мчим по проспекту. Свернув на менее оживленную улицу, Илья толкает меня ближе к рулю и начинает объяснять.

– Ключ проворачиваем, жмем кнопку запуска двигателя, сцепление, передача… Попробуй… Носком… Дави вниз… Сильнее… Хорошо… Теперь газ… Не бойся перегазовать… Главное, не бросать резко сцепление – байк рванет вперед, переднее колесо поднимется в воздух, и ты стопудово потеряешь управление.

– Так спокойно об этом говоришь? – начинаю трусить я. – Точно решил меня угробить.

– Я с тобой сяду.

– Оу…

Именно это он и делает.

Не прижимается, руками не трогает, никак не касается… У меня все равно моментально потеют ладони.

Хочу сказать, что… Не смогу.

Но…

– Хорошо, что у тебя такие длинные ноги, Афродита… Упрись в асфальт обеими… Когда тронешься, поймаешь баланс, поднимешь… Делай все, что я говорил… Давай, я вернул на нейтральную…

– Ты не мог бы повторить еще раз?

– Хорошо. Не трусь.

Илья повторяет. И… Мы начинаем ехать.

Я в шоке.

Это похоже на сон. Уж не знаю, к кошмарам или к каким-то приятным сновидениям его причислить. Мне и до ужаса страшно, и до одури кайфово.

Я еду.

Я. ЕДУ.

Сама.

За рулем байка! Как Ян!

Вот бы он увидел разок!

Размечтавшись, теряю равновесие. Но Илья быстро ловит руль и выравнивает байк.

– Поворот… – выдыхаю спустя пару секунд после того, как он возвращает мне управление.

– Что?

– Я не знаю, что делать на повороте!

– Так не поворачивай. Стой. Учимся пока по прямой. Бля, Ю… Тормози!

Я что, помню, где тормоз?!

– Поздно! – кричу, пока с форсом заходим в поворот.

Страшно – пипец как! И вместе с тем… Восторг нереальный!

Надо отдать Нечаеву должное, если бы он снова не поймал руль, это вряд ли бы получилось без падения.

– Все, – ожидаемо злится, когда удается остановить мотоцикл без моего участия. – Пересаживайся назад.

– Ну еще разок! Я буду осторожнее, внимательнее… Клянусь!

Боже… Меня что, покусала Агния???

Илья вздыхает. И позволяет. Ездим по прямой еще минут двадцать. У меня вполне сносно получается. А когда не получается, Нечаев страхует.

– Ты рад, что Ян вернулся? – пристаю с вопросами, когда отвозит меня домой.

Нет, точно, на меня напала Агуся.

– Конечно, – смущенно толкает Илья.

– Ты к нему очень привязан, да? Больше, чем к остальным братьям.

– Ничего не больше, – ворчит парень. – Иди уже. Мне ехать пора.

– Сильно любишь Яна, да?

– А ты?! – выпаливает, вскидывая свои сердитые глазюки.

Я застываю. Почти не дышу.

Прижав ладонь к груди, пячусь назад. Мотаю головой, понимая, что по щекам катятся слезы.

Нечаев выглядит потрясенным.

– Я… – с губ срывается всхлипывание. – То заявление… Писала не я!

– Кто же? – хрипит Илья.

– Мама…

Сморщившись, он отворачивается.

– Ясно… – отрывисто вздыхает. Снова смотрит на меня. В этот момент невозможно понять, кому из нас тяжелее. Голос Ильи дрожит, когда он сипит: – У Яна никого нет… И… За пять лет… Ничего серьезного не было.

20

Захлебнусь, если не сделаю ЭТО прямо сейчас.

© Юния Филатова

Юния Филатова: Доброе утро, Илья! Ты уже был на СТО? Что сказали? Сколько будет стоить покраска? Я все оплачу. И не смей отказываться! Я полночи не спала. Переживала, что разбила чужую вещь.

К последнему предложению есть вопросы. Называть мотоцикл вещью – определенно, неправильно. Но суть ведь не в том, чтобы правильно подбирать слова. Суть в вине, которую я испытываю. И налипающих на ней, словно растопленная смола, волнениях.

После того откровения, что неожиданно случилось между мной и Ильей Нечаевым в прошлый четверг, он вдруг стал приезжать к моему подъезду каждый вечер. Ничего важного мы не обсуждали. Можно сказать, вообще не разговаривали. Он даже не объяснял, зачем появляется. Просто делал короткий вызов на мой номер. Я выглядывала в окно, чтобы убедиться, что он внизу. Переодевалась в экипировку и спускалась.

Если первый шок, когда я вернулась домой в мотокостюме, родители еще как-то пережили, то все последующие выходы их вынуждали едва ли не с крестом в дверях стоять.

– Выпей воды, дочка, – выдала мама в один из таких вечеров, пытаясь всучить мне стопарик.

– Зачем? Я не хочу пить.

– Это святая вода.

Пусть Бог простит, но я рассмеялась. Без комментариев опрокинула исцеляющую жидкость в себя и, подмигнув папе, выскочила из квартиры, чтобы, как говорят родители, «оседлать дьявольскую машину» и «нестись навстречу смерти».

На самом деле я была очень острожной и старательной ученицей. Управлять мотоциклом удавалось все лучше.

Но вчера молчаливый и угрюмый Илья вдруг выдал прямо в пути:

– Насчет «обкатки»… Извини за эти слова.

«А тебя что конкретно интересует? Вспоминает ли Ян тебя? Ну рассказывал как-то, что тебя трудно было уложить. И что ожидания нихуя не оправдались. Худший трах в его жизни. Соррян за прямоту, зая. Хочешь на обкатку ко мне? Я не против блондинок…»

Вспомнив это, я потеряла равновесие. Илья не успел отреагировать. И мы упали.

Благо скорость была небольшой.

Но…

На боку сверкающего совершенством байка появились уродливые сколы и царапины.

Илья Нечаев: Да ничего ты не разбила. Только краску содрали. Поправимо. Еще не занимался вопросом. Только проснулся. Ты сама как? Нога не болит?

Болит. Всю ночь к припухшему колену прикладывала лед. Но ему в этом признаваться не хочу.

Юния Филатова: Нет. Все в порядке. Сообщи мне, когда узнаешь, сколько будет стоить устранение неровностей и покраска.

Илья Нечаев: Ты на работе?

Зачем он спрашивает?

Мне мгновенно становится неудобно. Подумает ведь, что шататься и трепаться по телефону в рабочее время для меня – норма.

Юния Филатова: Да. Но у нас перерыв на кофе.

Илья Нечаев: Приятного.

Юния Филатова: Спасибо. Вернусь к делам. Сегодня возвращается Ян Романович. Я должна предоставить план оптимизации себестоимости, над которым все эти дни трудилась. Очень волнуюсь.

Намеренно называю старшего Нечаева по имени-отчеству. Не хочу, чтобы Илья думал, что питаю относительно его брата какие-то иллюзии. Особенно после того, как расплакалась перед ним, разоткровенничалась, а после просила не говорить Яну, что заявление писала не я.

«То, что он за эти пять лет не состоял ни с кем в серьезных отношениях – ничего не значит», – повторяю себе в тысячный, если не миллионный раз.

Меня это ни черта не радует!

Вообще никаких эмоций эта информация не вызывает!

Пофигу на подтверждение того, что Нечаев за годы не изменился.

Конечно, нет. С заями нет нужды встречаться. Их можно менять каждый Божий день!

Илья Нечаев: Удачи.

Не отвечаю больше. И не потому, что снова расстроилась… Просто реально пора вернуться к работе.

Просматривая план, который уже, кажется, знаю наизусть, попутно мысленно прокручиваю полученные от Яна данные и все, что узнала непосредственно на производстве.

У меня теперь есть альбом с автомобильными комплектующими. Какие-то схемы распечатала из сети. Но большинство деталей от руки нарисовала. Очень старалась запомнить их по внешнему виду и хотя бы в общих чертах понять принцип работы.

Пролистывая альбом, отмечаю особенность: не на всех частях есть фирменный значок «Brandt». Интересно, почему? Имеет ли это какое-то значение?

«Ладно, неважно», – отмахиваюсь так же мысленно.

С подсказками Яна мне удалось уменьшить себестоимость модели на тысячу семьсот семьдесят долларов. Это хорошая цифра. Я провела опрос среди специалистов. Некоторые из них очень даже удивились.

– Как тебе удалось это сделать?

Умолчала, что сам начальник отдела мне и помог, дав четкое понимание, на каких статьях нужно сосредоточиться.

«Brandt… Brandt… Brandt…» – продолжает крутиться у меня в голове.

Может, и глупость, конечно… Но я звоню в отдел снабжения.

– Доброе утро! Меня зовут Филатова Юния Алексеевна. Я из планово-экономического отдела.

– Здравствуйте! – рявкают на том конце провода. – Колесникова на связи. Чем могу быть полезна?

Надо ж было попасть на того самого специалиста, которого каждый день обсуждают Марина-Арина.

Наслышана, как говорится. И сама Колесникова, не утруждаясь назвать своего имени, это, конечно же, понимает.

Глушу просыпающийся синдром самозванца. С размаху насмерть.

Прочищаю горло и тем же деловым тоном продолжаю беседу.

– Я сейчас занимаюсь оптимизацией себестоимости.

– Начинается!

В груди что-то дрожит, но я заставляю себя сохранять мнимое спокойствие.

– Что значит «начинается», простите? Это распоряжение Яна Романовича.

– Продолжайте!

– Мне нужно узнать, откуда нам приходят комплектующие?

Колесникова самым неприятным образом хмыкает.

– Какие именно, милочка? У нас их знаешь сколько?!

Сжав челюсти, прикрываю динамик, чтобы обратиться к Марине-Арине.

– Как зовут Колесникову?

Кукушки наши морщатся, будто в кабинете завоняло. Причем синхронно. Обменявшись взглядами, так же в унисон с издевкой растягивают имя-отчество несчастной.

– Лукреция Петровна, – выдаю в динамик с чуть большим нажимом, чем того требует ситуация. Марина-Арина окончательно все свои дела бросают и, вероятно, впервые за все время с интересом прислушиваются к тому, что я говорю. – Я звоню вам по серьезному вопросу. В рабочее время. По служебному телефону. Прошу вас относиться ко мне с уважением. Я никакая не «милочка». Представилась, в отличие от вас, должным образом. Если не запомнили, переспросите. Все прочие уничижительные обращения оставьте для своей жизни вне работы. На вас уже готовят коллективную жалобу в профсоюз. Мне бы не хотелось быть среди тех, кто поставит росчерк под документом, который сломает вам карьеру. Хорошего дня!

– Очуметь, – протягивают Марина-Арина, когда я резко опускаю трубку и, сердито откинув волосы, гордо направляюсь к своему рабочему месту. – Вот это ты… Вы… Ее! Умничка!

– А что, правда? Готовится какая-то коллективная жалоба? – вскидывается Ирина Викторовна.

– Я тоже не в курсе! – выпаливает Аллочка. – Хочу подписать!

– Мы все подпишем! – заключает Римма Константиновна.

У меня в груди сердито тарабанит сердце, но вместе с тем становится неловко, что всполошила весь отдел.

– Это я придумала, – признаюсь глухо.

Все замирают. А пару секунд спустя, когда мое лицо уже приобретает пунцовый цвет, разражаются хохотом.

– Молодец, конечно, Алексеевна!

– Я от тебя не ожидала.

– А идея-то хорошая!

– Эта Колесникова, знаешь, скольких задолбала?!

– Не, ну ты огонь, Юния Алексеевна!

В этот миг пространство разрывает пронзительная трель телефонного звонка.

Коллеги притихают. Аллочка снимает трубку. Вижу, как расширяются в изумлении ее глаза.

– Тебя, – шепчет она мне, прикрывая рукой динамик. –Колесникова!

«Че-е-ерт…» – проносится у меня в голове.

Вот это я сейчас выслушаю!

Но… Делать нечего.

Поднимаюсь. Подхожу.

– Слушаю.

– Юния Алексеевна, – обращается Колесникова совсем другим тоном. Я даже сомневаюсь, что это тот же человек, с которым я говорила пару минут назад. – Так какие именно комплектующие вас интересуют? Звонок прервался. Должно быть, что-то со связью.

– Да, наверное, – поддерживаю ее выкрутасы. – Спасибо, что перезвонили, Лукреция Петровна. Меня интересует, откуда нам поставляют такие детали, как, например, коленчатый вал? Радиатор охлаждения? – первым делом называю те, которые идут с маркировкой «Brandt».

– Из Германии. Эти детали изготовляют на мощностях нашего концерна.

– Поняла, – уронив это слово, кусаю губы. Но мысль свою раскручиваю. – А что насчет электронного блока управления?

– Италия.

– Они там и производятся? – теряюсь я. – Просто, будучи на заводе, я видела, что на ЭБУ серийный номер и надпись «Made in Japan». Та же ситуация с турбиной двигателя. Так где все-таки их производят?

– Вот это ты, Алексеевна, глубоко копнула, – шепчет Алла, в то время как в диалоге с отделом снабжения возникает пауза.

– Ну, вероятно, в Японии, раз написано… – протягивает Колесникова неуверенно. – Я отвечаю за договор. Своевременное его исполнение. Надлежащее качество комплектующих. Я не могу быть в курсе того, где конкретно изготовляются детали. Насколько я знаю, Италия снабжает турбинами и ЭБУ весь наш концерн. Собственно, связь с ними изначально через Германию налаживалась.

– Хорошо, Лукреция Петровна. Я поняла. Спасибо за информацию.

– Обращайтесь, – брякает Колесникова, прежде чем я во второй раз желаю ей хорошего дня и отключаюсь.

– Поверить не могу, что ты с этой язвой нашла общий язык, – выдыхает Римма Константиновна.

Остальные поддакивают и продолжают развивать тему с коллективной жалобой в профсоюз. Я не обращаю внимания. Вернувшись за стол, берусь за проверку полученной информации. Нахожу японский завод, производящий автомобильные комплектующие, которые у них закупает Италия и реализует по Европе.

«Да тут же наценка… Охренеть столько!» – прорезает мой запревший мозг логическая догадка.

– Почему на это не обратили внимания раньше? – спрашиваю у Риммы Константиновны.

– Наверное, потому что так работает большинство других автомобильных концернов.

– Но… Это же необоснованное расточительство! В чем проблема – заключить договор с Японией и наладить прямые поставки? Через то же море?

– Я не знаю, – равнодушно пожимает плечами женщина. – Наверное, это не так просто, как кажется.

Возможно. Но я все равно должна поднять этот вопрос перед Яном.

Ближе к одиннадцати внутри меня словно какой-то переключатель срабатывает. Вроде причин для беспокойства нет, а меня разбирает сумасшедшее волнение. И чем ближе к часу Х, тем оно яростнее.

Все из-за Яна.

Я не только переживаю, что ему снова не понравится мой план. Но и… Предвкушаю нашу встречу. Захлебываюсь безумнейшим восторгом! Четверо суток не виделись, а кажется, что снова в годах эта разлука исчисляется.

«Не смей радоваться!» – ругаю себя.

Сейчас пойдешь к нему… Отчитает, как обычно! Посмотришь потом, какой дурой была!

И все равно, несмотря на отрезвляющие факторы, едва часы показывают без четверти двенадцать, собираю документы и, с трудом сдерживая волнение, лечу к лестничной клетке, чтобы спуститься на этаж руководителей.

Каким же болезненным является сообщение заи Лилечки:

– А Яна Романовича нет.

– В каком смысле нет? – выдыхаю почти возмущенно.

На самом деле крайне растерянно.

– Так задерживается он. В Германии, – пожимая плечами, с любопытством изучает меня. – Вам не сообщили? Бедняжка. Бежали зря. Ну… – насмешливая ухмылочка. – В следующий раз звоните, что ли…

Господь Вседержитель! Кто бы знал, каких сил мне стоит сдержаться, чтобы не треснуть эту секретутку папками по голове!

– Что это там?

– Где?

Едва Лиля оборачивается, чтобы посмотреть, куда я указываю, быстро опускаю палец в чашку с ее кофе и, убедившись, что напиток не горячий, опрокидываю его ей на юбку.

– О! Боже мой! – выдаю со всем драматизмом, когда девушка подскакивает на ноги. – Прошу прощения, Лилия! Мне, правда, так жаль. Вы себе не представляете! Я оплачу химчистку.

– Не стоит, – шипит, пытаясь справиться с помощью салфеток.

– Нет уж, позвольте, – настаиваю я.

У бедной девушки просто нет шансов против моего натиска. В конце концов, заставляю ее переодеться в брюки и ухожу с ее чертовой юбкой, как с боевым трофеем.

Ума не приложу, что дала мне эта злобная месть!

И ведь не успокоилась же… В уборной меня накрывает самая настоящая истерика.

Все потому, что… Я вспоминаю ту восемнадцатилетнюю дурочку, которую внезапно бросил парень. Нечаев ведь тогда так же исчез. Сначала вроде как ненадолго. А потом… Навсегда.

Хватаясь за пьедестал раковины, рывками дышу.

Сердце от натуги раскалывается. Распадается на осколки.

По рукам будто бы кровь струится. Вскидываю их вверх. Визуально убеждаюсь, что сухие и чистые.

Дышу все громче. На разрыв.

Где ты? Где ты? ГДЕ ТЫ?!

Как так можно? Как можно?! Разве МОЖНО?!

Зачем ты приезжал? ЗАЧЕМ?!

Шум голосов заставляет меня заскочить в одну из кабинок. Закрывшись, обхватываю себя руками. Отдаюсь ознобу, как электроимпульсам.

В воздухе пахнет… Кровью. Горем. Трагедией. Смертью.

Юния Филатова: Почему ты не предупредил, что задерживаешься?

Сама не соображаю, когда отправляю это сообщение Яну. Осознаю свой поступок как свершившийся факт. Смотрю на набранный текст, пока рядом с ним не появляются галки о прочтении.

Поздно. Понимаю, что поздно, но все равно редактирую «ты» на «вы». Трясущимися пальцами поправляю окончания глаголов.

Это не спасает.

И даже отправленное вдогонку: «Добрый день, Ян Романович!»

Ответа нет.

НЕТ ОТВЕТА!

Слезы заливают мое лицо. Я отчаянно кусаю губы. Понимаю, что не справлюсь. Захлебнусь, если не сделаю ЭТО прямо сейчас.

Вытряхиваю на кафель содержимое косметички, которую взяла с собой в уборную, уже зная, что воспользуюсь. Шорох, стук, звон… Подхватываю опасную бритву, раскрываю и, раздвинув ноги, резким движением совершаю надрез на внутренней поверхности бедра. Совсем крошечный. Неглубокий. Просто чтобы почувствовать отрезвляющую боль и увидеть кровь.

Пока капля скатывается, выравниваю дыхание. Постепенно удается унять и дрожь.

Привожу себя в порядок. В полном отрешении возвращаюсь к работе.

– Ты знал, что Ян задерживается? – сухо интересуюсь вечером, когда Илья сдвигается, чтобы уступить мне место за рулем.

– Нет. Он мне не говорил.

– Странно.

Не верю ему. Злюсь. Но пытаюсь этого не показывать.

– Знал только отец.

– И теперь что?.. Когда вернется?

Черт… Не могу не спросить!

– Вроде как в среду.

Сглатывая, убеждаю себя, что возможность дышать с этой новостью никак не связана.

Сердце по всему телу колотится. Развалившись на мелкие частицы, свирепо пульсирует в каждой гребаной клетке.

– Не в курсе, что случилось? Из-за чего эта задержка?

– Нет. Не в курсе, – бубнит раздраженно, явно увиливая от ответа. А посмотрев мне в глаза, будто сдается: – В последний раз когда говорили, показалось, Ян чем-то обеспокоен. Или даже… Расстроен. Хер знает. Я спросил, что не так. Он от ответа ушел.

Оглушающий гонг. Кусочки сердца, словно стадо диких зверей, сбегаются на место. Со всей дури друг в друга врезаются. Разбиваясь, слепляются в одну кровавую массу. Принимаясь отрывисто и болезненно пульсировать, общим хором выдают какофонию бешеных звуков.

– Это связано с работой? Или…

– Я не знаю, Ю! – повышает голос, вспылив. – Я, блядь, правда, не знаю! Спроси у него напрямую.

– Он на мои сообщения не отвечает!

– Странно… – удивляется.

– Угу. Особенно если учесть то, что сам писал: «Если возникнут вопросы, звоните».

– Ну так, может, позвони.

– Нет. Не буду.

Иначе… Если не возьмет трубку, я себя не соберу потом.

Сев на мотоцикл, стараюсь забыть о Яне. Мысленно возвращаюсь к тому времени, когда его просто не было… Точнее, не было возможности ждать его.

– Ты молодец, – хвалит Илья, когда прощаемся у подъезда. – Быстро учишься.

Поймав в окне силуэт отца, со вздохом закатываю глаза.

Заставляю себя рассмеяться.

– Если бы не эти ужасные царапины, я бы поверила.

– Нет, правда, Ю… – протягивает «второй» Нечаев тише. Отводя взгляд, добавляет: – Мы же оба знаем, почему ты вчера потеряла управление. Это я, дурак, виноват. Нужно было подождать со своими извинениями.

– Так. Ладно. Мне пора!

– Ян прав… Я вел себя как обиженный пиздюк. Мне было больно, признаю! И не только из-за заявы. А из-за того, что ты вообще… Блядь… Что ты посмела бросить брата. Вышла замуж. Ну и остальное… Знаю, дело не мое. Но я не понимаю, как так можно? Это же Ян! Это Ян!