Текст книги "Героев не убивают"

8

Брать с собой Зою и оголять тем самым прокуратуру, и так уже оставшуюся на время без начальства и следственного аппарата, шеф не разрешил.

Задолго до подъезда к ювелирному магазину, где нас ждали четыре трупа, было понятно, что там – место происшествия. Я в жизни не видела такого количества милицейского транспорта всех мастей. Поодаль стояли три «скорые помощи», и, по-моему, была еще парочка пожарных машин.

Когда мы вошли в магазин, Лешка присвистнул. Да, прав был шеф, пригнав сюда двоих следователей. На мой взгляд, не помешал бы еще и третий, судя по тому количеству ювелирных украшений, которое было вытащено из разбитых стеклянных витрин и разбросано по полу. Предстоящее описание кучи гильз, уже промаркированных криминалистами, было просто ерундовой работой по сравнению с бриллиантами и изумрудами, призывно сверкавшими в ожидании своего часа. Помимо того, что описание четырех трупов – занятие муторное и длительное, особенно если учесть обилие огнестрельных ранений, конечно, надо скрупулезно заносить в протокол подробные характеристики всего этого ювелирного богатства, чтобы потом было понятно, что именно взяли преступники, а что под шумок пытались прибрать к рукам патрульно-постовая служба и труповозы.

В общем, при беглом взгляде на место происшествия я поняла, что не еду ни в какую Англию, а всю неделю сижу тут и осматриваю все это безобразие.

– Кого хоть убили? – задал за моей спиной грамотный вопрос следователь Горчаков.

На полу торгового зала лежали три тела, одно из которых, судя по темно-синей военизированной форме, принадлежало охраннику магазина. Рядом с ним ничком лежал еще один мертвый мужчина: жгучий брюнет, одетый очень хорошо и дорого. Голова его была вывернута в сторону, виднелись пышные чернющие усы. Поодаль, ближе к витринам, располагался труп женщины. Даже сквозь рваные огнестрельные раны и кровь было видно, что при жизни она была молода и хороша собой. Впрочем, в таких нарядах и при таком уходе за собой каждая мартышка будет хороша и привлекательна.

За прилавком находился четвертый труп – молоденькой продавщицы, судя по форменному халатику.

Начальник уголовного розыска отрапортовал, что большие люди из ГУВД только что уехали организовывать работу и что никаких свидетелей происшедшего нет.

– Что, вообще? Так не бывает, – возразил ему Горчаков.

Начальник розыска развел руки.

– Мы уже все тут прочесали. В момент нападения в зале были только охранник и продавщица. Да еще два покупателя зашли. На свою беду. – Он показал глазами на трупы. – Работники магазина услышали выстрелы, в зал выходить, естественно, побоялись, стали вызывать милицию. Приехала группа захвата, а тут уже трупы валяются.

– А на улице? – пристал Горчаков.

– А что на улице? Магазин за углом от оживленной трассы, здесь даже машины не паркуются. Никто ничего не видел. А если кто чего и видел, так давно разбежались.

– То есть мы даже не знаем, сколько народа магазин грабило? – вступила я.

– Получается, что так.

– И машин отъезжавших никто не видел?

– Мария Сергеевна, как сквозь землю. То ли на машине уехали, то ли в ближайшую подворотню пробежали. Ищем.

– Хоть бы собаку вызвали… – проворчала я.

– Ну, Мария Сергеевна, не учите нас жить. Собачка была, след не взяла, уехала. Справочку написала, что не представилось возможным.

Дальше начальник розыска обрадовал нас тем, что стреляли из автомата и что гильз криминалисты насчитали на два рожка. И все одной серии.

– Значит, стрелок один, – резюмировал Лешка. – А взяли-то много?

Начальник РУВД увлек нас с Горчаковым в служебные помещения магазина. Там в комнате с табличкой «Директор» сидела привлекательная женщина средних лет, откинувшись на спинку стула и безвольно вытянув стройные ноги. На лбу у нее лежал мокрый носовой платок. Она беззвучно рыдала, по лицу текла тушь.

– Антонина Ивановна, – кашлянув, позвал начальник РУВД.

Она шевельнулась и открыла глаза.

– Вот следователи, – представил нас наш провожатый, – расскажите в двух словах…

Антонина Ивановна, собравшись с силами, довольно связно поведала нам о том, что магазин открылся в одиннадцать. К четверти двенадцатого подъехала пара покупателей, они договаривались, что к их приезду в магазине будет определенный товар.

– Какой? – тут же стал уточнять Лешка. – Когда договаривались, с кем, кто они такие?

– Скажу, все скажу, – прорыдала директриса, сняла со лба платок и громко высморкалась в него, потом продолжила: – Они колье заказывали, «Ниагара», белое золото, бриллианты, грушевидный сапфир девять каратов… А где колье?! – вдруг резко вскочила она со стула.

Стоящая рядом с ней сотрудница бережно усадила ее обратно, бормоча что-то успокаивающее.

– Я посмотрю, – снова вскочила она.

– Антонина Ивановна, мы еще не начинали осмотр, пока туда лучше не ходить, – мягко сказала я. – А кто эти покупатели? Вы их знали раньше?

– Да, – она кивнула и, схватив лежавшую на столе сумочку, стала рыться в ней. – Сейчас, сейчас… Нет, не могу найти! – Она отбросила сумочку, откинулась на стул и снова зарыдала, но очень быстро справилась с собой. – У меня визитка была… Ну где же она… В общем, это… Его зовут… Ой, Господи! Все из головы вылетело… Ну, этот…

Пока она силилась вспомнить имя клиента, меня потянул за руку втиснувшийся в кабинет оперативник.

– Мария Сергеевна, – тихо сказал он, – можно вас на минутку?..

Я извинилась, вышла за ним в коридор, и он потащил меня в торговый зал, объясняя на ходу:

– Там мобильник звонит у трупа.

– Ну, возьмите и ответьте, – посоветовала я.

– Вы разрешаете?

Я кивнула, отметив, что для нового начальника РУВД скандалы с прокуратурой даром не проходят, не то, что для старого, которому все наши пожелания не топтать следы и не хватать вещдоки были как мертвому припарки. Еще и двух недель не прошло с тех пор, как участковый, вызванный на труп в парадной, нашел возле трупа нож, поднял его, аккуратно вытер от крови (как он потом объяснял – чтоб не стыдно было следователю показать) и положил в полиэтиленовый пакет, который потом аккуратно вручил прибывшему представителю прокуратуры, – Алексею Евгеньевичу Горчакову. Горчаков от такого усердия впал в тихое бешенство, был скандал. В который раз на пальцах объясняли участковым и пэпээсникам,[2]2
  Патрульно-постовая служба.


[Закрыть] что вообще нельзя менять обстановку на месте происшествия, курить даже нельзя, плевать и открывать окна – меняется температура, потом время смерти не установить достоверно… Поминали зарубежные страны, например, Германию, где члены следственной группы ходят на место происшествия в специальных костюмах, чтобы не внести туда свои микрочастицы и запах… Ой, да много чего можно привести в пример; одно непонятно – ведь любой обыватель, начитавшийся книжек и насмотревшийся сериалов, и то будет более грамотно вести себя в такой ситуации. А сотрудник милиции, далее если предположить, что он полностью неграмотный и в ведомости на зарплату ставит не свою подпись, а отпечаток пальца, – глухим и слепым по определению быть не может; так что ж, не видит и не слышит, как надо вести себя на месте происшествия? Ведь в зубах навязло. Лет десять назад прокурор города вынужден был издать специальный приказ, которым запретил работникам милиции «бесцельно передвигаться по месту происшествия и трогать без надобности какие-либо предметы», так и было написано. Объяснение одно – пришло новое поколение, которое не знает приказа десятилетней давности.

Отмечая явные сдвиги в поведении стражей порядка, я наблюдала, как опер присел перед трупом мужчины и аккуратно, почти не меняя положения мертвого тела, достал из внутреннего кармана его пиджака мобильный телефон, продолжавший трезвонить на очень знакомый мотив, который я поначалу не идентифицировала. Теперь этим никого не удивишь, в модных телефончиках есть такая функция – можно самому создать любую мелодию, если заданный набор тебя не устраивает. Вот у нашего начальника РУВД телефон играет «Наша служба и опасна, и трудна…». Но фантазия у богатых владельцев трубок почему-то не идет дальше «Мурки» или гимна Советского Союза. А здесь, похоже, не тот случай – что-то необычное. Я не сразу осознала, что телефон покойника наигрывает себе «Похоронный марш». Опер нажал на кнопочку и стал слушать, держа трубку в некотором отдалении от уха, так, что даже я расслышала мужской голос с кавказским акцентом, спрашивающий: «Але, Осетрина, ты где там?». Опер посмотрел на меня, я махнула ему рукой, и он, не отвечая, отключился от соединения.

– Какая такая Осетрина? – спокойно спросил он, кладя телефон на пол рядом с трупом.

– Неужели сам Асатурян? – спросила я, присаживаясь на корточки, чтобы лучше разглядеть лицо трупа, повернутое в профиль.

В торговый зал из служебных помещений вышел Горчаков и сообщил, что колье в сейфе, а клиента звали Теодор Сергеевич.

– Ну да, Асатурян, – подтвердила я, не поднимаясь с корточек и глядя снизу вверх на Горчакова, казавшегося мне из такого положения совсем огромным, высоким и толстым.

«Туда же, – мстительно подумала я, – престарелый отец семейства, пузо отрастил и лысину, а бес в ребро…»

Опер потребовал объяснений. Я, как крупный специалист в области борьбы с организованной преступностью, рассказала ему про криминального авторитета Асатуряна по кличке Осетрина, который нажил себе немалое состояние на оригинальном бизнесе. Его соотечественники похищали людей, как правило, небедных армян, грузин, иногда – азербайджанцев, требовали выкуп, причем суммы заламывали несусветные. Родственники похищенных не знали, что делать, в милицию идти боялись, и тут кто-то советовал обратиться к авторитетному человеку – Теодору Сергевичу. Родственники шли к Осетрине, плакались, что миллион долларов собрать они не смогут. Теодор Сергеевич, выслушав ходоков, выяснял, а какую сумму они могут собрать реально, после чего обещал помочь, договориться с похитителями, чтобы те снизили до разумных пределов размер выкупа. Похитители, немного поломавшись, естественно, снижали. Родственники в результате получали обратно похищенного, живого и невредимого, а похитители и Осетрина делили пополам выкуп, и все были довольны. Но, насколько я знала, Осетрина уже несколько лет как отошел от дел. Он прикупил себе колбасный заводик, исправно получал с него дивиденды и, судя по намерению приобрести дорогущее украшение авторской работы, чтобы надеть его на шею прекрасной девушке, вовсю наслаждался жизнью.

Горчаков подтвердил сообщенную мной информацию и добавил, что касса не тронута, так как выручки в ней не было в связи с тем, что магазин только что открылся, да и вообще она в соседнем зале, и кассирша к моменту нападения еще даже не вышла из служебного помещения. По предварительным прикидкам работников магазина, пропало несколько золотых украшений с бриллиантами на общую сумму около трехсот тысяч рублей. Я пожала плечами – на мой взгляд, на полу валялось бранзулеток на гораздо большую сумму.

– Ну что, Леша, начинаем, благосло-вясь? – спросила я Горчакова, увидев через окно, как к магазину подъезжает главковская машина, а в ней наверняка эксперты-медики.

Я не ошиблась, осталось только посчитать докторов – специалистов в области судебной медицины. Из машины вывалилась сладкая парочка – Задов и Панов. Пока «айболиты» с шутками и прибаутками преодолевали ступеньки, ведущие в магазин, мы с Горчаковым оперативно распределили обязанности по осмотру: я пишу трупы под диктовку судебных медиков, а Лешка с участием работников магазина занимается ценностями. Со стороны Горчакова это было благородно: если еще можно было прогнозировать по опыту, сколько времени займет осмотр трупов, то описание драгоценностей могло продлиться до морковкиных заговинок. Написав трупы, я ухожу собираться в дорогу, а Лешка остается улаживать все формальности. Прокурор одобрил наши планы и, убедившись, что прибыли медики, уехал в контору.

Наконец вошли доктора, размахивая экспертными сумками и отпуская шуточки, но, окинув взглядом побоище и реально оценив объем работы, приуныли.

Охая и вздыхая, они достали из сумок резиновые перчатки, стали дуть в них и крутить, чтобы легче было надевать, а мы с Горчаковым послали за понятыми и устроили себе походные письменные столы для написания протокола осмотра. Как раз в тот момент, когда Панов изготовился диктовать мне первый труп, к магазину подъехала еще одна машина. Мы с Горчаковым переглянулись – на месте происшествия явно не хватало профессиональных борцов с организованной преступностью. Но приехали не рубоповцы. В магазин, ловко миновав кордон из постовых милиционеров, вошел человек без особых примет, но с большим обаянием, это сразу бросалось в глаза. Он улыбчиво огляделся, впился в меня глазами и безошибочно направился ко мне и Горчакову. Подойдя, он каким-то совершенно факирским движением показал нам из ладони удостоверение майора ФСБ. Не знаю, почему, но в тот же момент все работники милиции, бесцельно передвигавшиеся по месту происшествия и трогавшие без надобности различные предметы, как-то рассосались, не обращая на нас никакого внимания. Вдруг притихли судебные медики, отойдя в угол, и мы оказались практически одни с майором. Он пожал руку Горчакову, как старому знакомому, кивнул мне и, показывая глазами на распростертое на полу тело Асатуряна, легко спросил:

– Ну как?

Мы с Горчаковым одновременно раскрыли рты, но сказать нам не дали. Майор легко продолжал:

– Руководство беснуется. Дело в город пойдет?

Мы опять раскрыли рты, но майор не умолкал:

– Что будете возбуждать?

Он легонько тронул носком ботинка окровавленную руку трупа. Горчаков откашлялся и обрел дар речи:

– Э-э… Сто пятую…

– Ну, это понятно, а по каким признакам?

– Ну-у, двух и более… В связи с осуществлением лицом служебной деятельности, – Горчаков кивнул на мертвого охранника, – общеопасным способом, из корыстных побуждений, сопряженное с разбойным нападением, с целью облегчить совершение другого преступления…

– Угу. Разбоя? – переспросил майор ФСБ.

– Да. Поскольку у нас нет данных, что нападение было совершено группой, пока о бандитизме говорить оснований нет.

– А что это ваше ведомство заинтересовалось этим разбоем? – спросила я.

– Большой общественный резонанс, – ответил майор с улыбкой. – Мы должны быть в курсе.

Я кивнула.

– Скажу вам по секрету, – майор наклонился к моему уху, – здешняя директриса – подружка жены нашего главного. Ну, вы же понимаете…

Мы немного помолчали.

– Потерпевших установили? – как бы невзначай продолжил майор.

– Асатурян Теодор Сергеевич, женщина пока не установлена. Продавщица и охранник известны, – отрапортовал Лешка, а мне все происходящее перестало нравиться.

Я уже собралась потребовать подтверждения полномочий уважаемого майора, поскольку сплошь и рядом на места происшествий под видом дежурных оперов и ответственных от руководства наезжают из смежных организаций специалисты по «кровельным работам» и выясняют для себя: пора прятать накопления в швейцарских банках или еще можно подождать, а иногда еще заметают следы своих подопечных или крадут вещдоки, тьфу-тьфу-тьфу!.. Но именно в этот момент к нам приблизился начальник розыска с мобильным телефоном в руке и протянул мне его со словами:

– Мария Сергеевна, вас.

Звонил замначальника Управления по расследованию особо важных дел из городской прокуратуры. Он извинялся, что своих прислать никого не может, выражал надежду, что мы справимся своими силами, и предупреждал, что происшествием заинтересовалась ФСБ, на место подъедет их сотрудник, майор Царицын. «Не гоните», – сказал он.

Вернув телефон по принадлежности, я услышала диалог между майором Царицыным и следователем Горчаковым.

– Асатурян – личность известная, – говорил эфэсбешник. – Может, разборки?

– Да ну, тогда бы уж валили на входе в магазин, – возражал Горчаков. – Зачем напрашиваться на лишние неприятности? В магазине охрана, киллеров могли запомнить…

– Но ведь не запомнили? – Майор показал глазами на труп охранника.

– Все равно, зачем переться убивать в людное место? И потом, ведь кое-какие драгоценности забрали. Если бы это были киллеры – сделали бы свое дело, и восвояси.

– Ну, может быть, может быть… Вам виднее.

Я уже совсем было собралась прервать их увлекательную беседу, как подбежавший опер объявил о том, что прибыла пресса. Горчаков тут же кинулся на меня:

– Машка, иди ты с прессой общайся. Это ты их любишь, а меня от журналистов воротит, ты же знаешь.

– Петя, а кто приехал? – спросила я оперативника.

– Городская информационная служба, Скачков и оператор Васечкин, – добросовестно отрапортовал Петя.

– О, вот с ними я с удовольствием поговорю. – Я поднялась со стула и отправилась общаться с прессой. За мной потянулся и майор, душевно распрощавшийся с Горчаковым.

На улице нетерпеливо переминался с ноги на ногу невысокий парень в джинсах и кожаной жилетке в сопровождении мрачного верзилы с профессиональной видеокамерой. В невысоком парне я бы, конечно, никогда не опознала пьяную личность, которую имела счастье лицезреть в кулуарах телецентра.

– Вы Скачков? – подошла я к нему.

– Я, – обрадовался он. – Можно мы пройдем снимем там все для городских новостей?

– Нет, трупы снимать не надо. Можете снять внешний вид магазина.

– Ну, – надулся он, – чего людям смотреть на фасад магазина? Люди крови хотят. Вы же знаете, труп оживляет кадр.

– Придется людям потерпеть. – Я говорила непреклонным тоном.

Сегодня Скачков не был пьян, но от него тяжело пахло застарелым перегаром, да и набухшие под глазами мешки выдавали его не совсем правильный образ жизни.

– Не везет мне, – он скорчил комическую гримасу. – На похищение жены Масловского ездил, там фуфло оказалось, мы уже опровержение дали. Сюда приехал, думал, сюжет нарою – и тут фуфло получается. Ну что за сюжет без картинки?

– Вы ездили на набережную? У меня к вам будет один вопрос.

– Да-да, – обрадовался он возможности быть полезным следствию и хоть так выторговать право на эксклюзивную съемку.

– Вы можете сказать мне, от кого вы получили информацию о похищении жены Масловского?

– От кого? – удивился Скачков. – А какая разница?

Теперь уже никакой, могла бы сказать я. И сама я не знала, зачем мне спрашивать об этом, когда Лешка пишет от моего имени постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Наверное, это просто любопытство.

– Женское любопытство, – сказала я вслух, обращаясь к Скачкову.

– Ага, – иронически поддакнул он.

– Так кто же вам об этом сказал?

– Кто? – Журналист задумался. – Сейчас попробую вспомнить… Герка Трубецкой, наверное. Да, точно, Герман Трубецкой.

– И он подтвердит это?

– Ну, наверное. А почему нет?

– А вы не смогли бы заехать в прокуратуру примерно через неделю? Я возьму у вас объяснение… – сказав это, я тут же спохватилась – какое объяснение? Материал по похищению я отдала прокурору, Лешка пишет постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Зачем мне нужно знать, кто сообщил на телевидение информацию о похищении? «Всех не переброишь…» Но признаваться в том, что я погорячилась, было неудобно.

– До свидания, Мария Сергеевна, – произнес за моей спиной мужской голос.

Обернувшись, я увидела майора ФСБ, наклонившего голову в знак прощания.

– До свидания. Но, по-моему, мы не знакомились.

– Ну кто ж не знает Марию Швецову, – галантно произнес майор, и мне на секунду почудилось, что если бы на нем была шляпа с пером, он бы снял ее и с поклоном помахал ею, касаясь начищенного ботфорта. Но шляпы на нем не было, и, попрощавшись, он сел в машину.

А я, обсудив с журналистом возможные ракурсы съемки, вернулась в магазин.

– Лешка, не судьба нам сегодня начать работать. Уже третий час, а у нас конь не валялся.

– Сейчас, Марья, не беспокойся. Раз-раз, и поедешь ты в свою Англию.

– Да-а, что-то слабо верится…

– Господа, трупы стынут, – заявил незаметно подкравшийся к нам эксперт Панов. – По коням.

– Да, пока вы лясы точили, мы уже трупные явления зафиксировали, – потряс бумажками Лева Задов.

Делать было нечего; началась следственно-экспертная рутина, посыпались медицинские термины, обозначающие жуткие подробности последних минут жизни четырех человек, прошитых автоматными очередями в наше мирное время в центре большого города.

Горчаков ушел на задворки магазина, Панов возился за прилавком с убитой продавщицей, а мы с Задовым занимались остальными трупами, успевая обмениваться последними новостями в моменты передышек, пока Лева переворачивал трупы или я готовила новые листы для протокола, скалывая их скрепками вместе с копиркой. Сплетник Задов, между прочим, сообщил мне, что в минувшее воскресенье Горчаков притащил на дежурство по городу нашу секретаршу, обнимался с ней за шкафом и на этой почве отлынивал от выездов.

«Так, – подумала я, – значит, этот роман случился не два дня назад, а гораздо раньше; теряю квалификацию, раз этого не поняла».

– Ну и что, Машка, ты об этом думаешь? – спросил эксперт Задов, засовывая палец в рану на трупе Асатуряна. – Раневой канал глубокий, ранение слепое, пулька там сидит. Так я спрашиваю, что ты об этом думаешь? Горчаков ведь был таким примерным семьянином.

– Зато Зоя давно по нему сохла.

– Мало ли… Это не повод. А как же жена?

– Лева, а что жена? Он же не дурак, жену в известность ставить. Надеюсь, что конспирацию он соблюдает. И Зоя не дура, не будет предъявлять ему ультиматумов – мол, разведись, тогда будем целоваться.

– Я тебя не понимаю. – Задов выпрямился и стряхнул кровь с резиновых перчаток.

– А что тут непонятного?

– Ты что, их оправдываешь? – Задов на всякий случай оглянулся, чтобы его слова не достигли ушей Горчакова.

– Ну и обвинять не собираюсь. Кто мы такие, чтобы их осуждать или оправдывать?

– Ну да, я забыл, что у тебя большой опыт по части адюльтеров, – язвительно сказал Задов, и я поморщилась.

– Это ты напрасно. Но я с возрастом стала проще ко всему относиться и меньше интересоваться чужой личной жизнью. И потом, они взрослые люди, без нас разберутся.

Задов обиженно уткнулся носом в труп, и мы продолжили осмотр, уже не отвлекаясь.