Текст книги "Всё закончится в пятницу"

Глава Третья
Верное средство от волнений

Они сидели на кухне у Стриженова. Жека держал около лба консервную банку. Рядом с ним на столе стояло еще несколько банок и лоток со льдом. Сильно покрасневший лоб и радужно лиловеющая шишка не мешали ему складно излагать свои мысли.

– Сидорова не такая глупая, чтобы ни с того ни с сего подставить руку под дверь. Версия, что ее толкнул карапуз, тоже не подходит. Я проверил. Она ходила в процедурный кабинет, совсем уж оторванной мелюзги там нет. Да и Крюковой, чтобы самой опрокинуть на себя стол, нужно было постараться. Он переворачивается, только если его приподнять с другой стороны.

– А кто был с другой стороны? – задал резонный вопрос Митрофанов.

– Да кого только не было! – Жека взял новую банку. – Там целое стадо прошло.

– И бэшки там были! – довольно щелкнул пальцами Макс, словно перед этим битый час с пеной у рта доказывал, что главные виновники бэшки, а не пытался свалить всю вину на Стриженова.

– И «Б» были, и «В» были, – кивнул отличник и поморщился – после удара у него не только голова болела, но и шеей было тяжело вертеть. – Вэшек мы вычеркиваем, они нам вообще не конкуренты со своим единственным Пугачевым. Он в одиночку весь свой класс не вытянет. Да и двоечников у них там много. Остается «Б».

– Остается «Б», – как эхо, поддакнул Лавренко, преданно глядя на покалеченного приятеля.

– А вот он говорил, что ты бэшкам продался, – нарушил дружескую идиллию Митрофанов.

Макс метнул на него испепеляющий взгляд, но Жека только поморщился. И то в основном от боли, нежели от недовольства.

– Кто-то должен во всем этом разобраться. – Он взял третью банку и блаженно улыбнулся, когда холодное железо коснулось раскаленной шишки. – Сначала я подумал на Карманова с Рыбкиным. Чего они в понедельник около нашего класса околачивались? Не иначе как планы строили. Всем же хочется поехать на халяву в Болгарию. А шансов у них пятьдесят на пятьдесят. Либо поедут, либо нет.

– А и Б сидели на трубе, – пробормотал Митрофанов.

– А упало, Б пропало, – подхватил Макс. – Что осталось на трубе? Ясно, что И. Это ты к чему?

– На крыше кто-то еще был, кроме А с Б, – пожал плечами Митрофанов, косясь на консервные банки – кормить их Жека не собирался, а есть уже хотелось.

– Найдем мы эту загадочную И. – Третья банка была отставлена в сторону. Стриженов взялся за шпроты. – Колян с Вовкой вполне могли дотумкать своими деревянными мозгами, что если убрать у нас всех отличников, то вероятность того, что они поедут в Болгарию возрастает.

– Ага, а также хорошистов и троечников заодно, – натужно сопел Митрофанов. – Легче уж весь класс птичьим гриппом заразить, возни меньше.

– Не нужны им все! – Жека стал отчетливо произносить слова, в надежде, что его, наконец, поймут. И даже банку отложил в сторону. – Им нужны только потенциальные соперники. В понедельник Карманов с Рыбкиным вокруг нашего класса терлись, как будто придумывали что-то. Вот я и решил за ними проследить и предложил подтянуть их по алгебре. – Стриженов победно улыбнулся. – Они, дураки, и согласились.

– Ты что! – возмутился Макс. – Они же против нас решать будут!

– Ничего они против нас не решат, – успокоил приятелей Жека. – У них в голове кисель с молоком, а не математика. Я два часа с ними бился над простыми задачками – чуть не закипел!

– Так чего же ты за них взялся-то? – так и не понял Лавренко.

– Они эти два часа были у меня под контролем и, если что-нибудь готовили, вполне могли расколоться.

– Ага, и под твоим неусыпным контролем порезали бы тебя на мелкие кусочки, – довольно воскликнул Макс, хлопая в ладоши. – Вот бы мы тебя потом склеивали!

– Одни не одни, но бэшки не дураки, чтобы так подставляться, – не согласился Стриженов. – Если бы они себя выдали, то можно было считать, что путевки у нас в кармане. Им директриса такую выволочку устроила бы, что они потом все лето об этом вспоминали бы. Нет, делать они это могли лишь в строжайшей секретности, чтобы их никто не мог увидеть. Короче, не они это. Слишком уж мозги у них непрошибаемые. Такие ни до чего не додумаются. Их предел – это драка в подворотне.

– Получается, что каждый сам себя покалечил? – ахнул Макс.

– Получается, что есть кто-то, кого мы не замечаем, – вздохнул Жека от непонятливости своих собеседников. – То самое И, спрятавшееся за трубой. Наверняка этот неизвестный вертелся около подъезда. Он ведь должен был как-то петли смазать и пружину снять. А для этого нужно было хотя бы войти да еще дверь пару раз открыть, проверить. И незамеченным это сделать нельзя.

Лавренко повернулся к Митрофанову. Тот испуганно выкатил глаза и недовольно засопел, словно его обвинили как минимум в трех наводнениях и пяти поджогах.

– Что я, чужого не заметил бы? – начал оправдываться он. – Не было никого. Все только свои. Бабки там, мамашки с колясками… Да и вряд ли это делал один человек. Наверняка целая шайка орудует – один следит, другой дверь смазывает, третий готовится этой самой дверью по лбу кому-нибудь заехать…

– А может, это чей-нибудь родитель все придумывает? – встрепенулся Лавренко. – Мы ищем среди учеников, а это папашка чей-то с отверткой под дверью стоял. Чтобы так врезать, между прочим, нужна еще какая силища! Придется всех проверить.

– Как ты это будешь делать? – нахмурился Митрофанов. – Станешь у взрослых спрашивать, где они были в два часа дня? Да они тебя сразу же пошлют.

– Не надо никого опрашивать, – тяжело склонился над столом Стриженов. – Сами попытаемся вычислить. Эх, жаль, времени у нас маловато осталось, всего два дня. Ну, ничего. Будем ловить на живца.

– На что? – насупился Митрофанов. Сравнения с едой его всегда напрягали.

– Сидорову с Крюковой вычеркиваем, они больше не бойцы. Вряд ли Каринка научится писать забинтованной рукой, а Ирка со своей справкой и вовсе может до понедельника в школе не появиться. Меня тоже можно списать. Остается Емцов. Вот на него и будем ловить. – И он торжественно оглядел собравшихся. – Пошли к Митьке.

Как только они появились на пороге Емцовской квартиры, Митька все понял и как-то сразу сник.

– А со лбом у тебя что? – без всякого энтузиазма поинтересовался «последний» отличник.

– Дверью прибило, – спокойно объяснил Жека. – Так что ты у нас теперь один остался.

Митька пропустил одноклассников в свою крошечную комнатку и стал тщательно запирать все замки.

– Я так и подумал, – грустно сообщил он, и плечи его обреченно сгорбились. – Я знал, что без меня это дело не закончится. Но я готов отступиться. – Митька поднял голову, в глазах у него мелькнуло что-то похожее на слабый отсвет надежды. – Я могу вообще не ходить в пятницу или написать на тройку.

– Не сможешь, – жестко отрезал Жека. – Идти тебе придется по-любому, да и на тройку ты не напишешь, потому что не умеешь их получать.

– А может, вы меня сами чем-нибудь стукнете? – Плечи отличника снова поникли. – Только не больно.

– Может, ногу ему сломать? – ухватился за предложение Макс. – Нога не рука, писать он сможет.

– Из больницы он будет тебе ответы надиктовывать, что ли? – начал злиться на непонятливость одноклассника Стриженов. – Митька нам нужен живой и здоровый. Чтобы злоумышленника поймать.

– Как же вы его станете ловить, если все время будете рядом? – поднял печальные глаза Емцов.

– А с чего ты взял, что мы будем рядом? – Митрофанов с опаской потрогал свой объемный живот, словно испугался, что за треволнениями сегодняшнего дня он стал заметно меньше.

Казалось, что Митька вот-вот утечет сквозь паркет – до того он был испуган.

– А вы разве не будете следить? – еле слышным шепотом спросил он.

– Будем, – отозвался Стриженов. – Но нам нужно, чтобы противник нанес удар, иначе мы ничего не сможем доказать.

Митька съежился под перекрестными взглядами трех пар глаз и стал совсем маленьким и несчастным. Такого не то что обижать, близко подходить к нему было боязно – вдруг от одного дыхания возьмет и рассыплется в прах.

Жека недовольно посмотрел на одноклассника.

– Да ладно тебе, не боись! – по мере сил подбодрил он Митьку. – Никто тебя убивать не будет. Дверью разве что прихлопнут или шкаф уронят – всего-то делов.

– Шкаф? – еле слышно пискнул Емцов, готовый от ужаса грохнуться в обморок.

– Но помни, мы поблизости, – хлопнул Митьку по плечу Макс и вручил ему листок с тремя телефонами. – Мы будем дежурить около подъезда и в квартире. Если сам заметишь что-то подозрительное, давай знать. Ты куда идти собираешься?

– Я дома буду, – прохрипел Митька и схватился за косяк двери, чтобы не упасть. – Вы лучше идите, я запрусь и до вечера никого не пущу.

– А если в окно? – насупился Лавренко, изображая бдительность.

– Я полицию вызову, – решительно отозвался Емцов. Митрофанов глянул вниз с двадцать второго этажа и нахмурился. Если кто и полезет в окно, то ему для начала не мешало бы обзавестись крыльями.

Оставшийся вечер прошел спокойно. От Емцова никаких известий не было. Он весь день просидел дома и даже, кажется, к окну боялся подойти. Охота на живца приобрела затянувшийся характер. Макс стал заметно скучать. Митрофанов тоже поглядывал в сторону своего дома – подходило время ужина.

Вдруг Жека сорвался с места и исчез за кустами.

Митрофанов, уже измученный сегодняшней беготней, лениво проводил его взглядом.

– Ну вот, – довольно произнес он, – теперь можно и по домам.

Макс поднялся следом за ним. Азарт погони в нем пропал, и он уже подумывал, чем бы ему еще заняться.

На этом они и распрощались до завтрашнего дня.

Дома Митрофанов уже почти приговорил вторую порцию макарон с сыром и досмотрел первую часть боевика, когда на пороге возник сильно поцарапанный Стриженов. Его разбитый лоб сиял багровыми оттенками, под глазами резче обозначились синие тени, и через всю щеку шел свежий рубец.

– Кто это тебя так? – тревожно засопел Митрофанов, не переносящий вида крови.

– Я его выследил! – Жека упал на диван и блаженно вытянул ноги. – Почти. Не человек, а кошка. Когда я его схватил, он начал размахивать руками и так саданул меня по щеке, что я на время ослеп.

– Может, оборотень? – предположил Митрофанов, все еще пребывающий под впечатлением своего боевика. Кто еще мог так царапаться, предположить было трудно.

В ответ Стриженов фыркнул.

– А Лавренко где? – спросил он, словно Макс стал бесплатным приложением к их компании. – Сбежал следопыт-любитель? Да, братва, с вами кашу не сваришь. Короче, я завтра в школу не пойду. Ты скажешь, что у меня больничный, мол, под поезд метро попал, теперь мне верхнюю часть пришивают к нижней. А я между тем прослежу за Митькой, может, этот царапающийся субъект еще проявится. Я его приметы запомнил – невысокий, с вьющимися волосами, и руки у него, знаешь, такие тяжелые…

При упоминании тяжелых рук Митрофанов опять засопел и взялся за свой живот.

– Ладно, не дрейфь, – весело подмигнул Жека. – До пятницы мы все выясним. Эх, жаль, времени мало, а подозреваемых аж тридцать человек.

– Кто это у них в «Б» невысокий да еще с кудряшками? – почесал нос Митрофанов. – Негр какой-то получается.

В ответ Стриженов тоже почесал нос и задумался.

– Да ну, – он вдруг устало ссутулился. – Я уже запутался – кто что делает и зачем.

– Хорошо бы узнать, кто где был и у кого есть верное алиби, – неуверенно пробормотал Митрофанов.

– Так они и ответили на наши вопросы! – Стриженов пробежал по комнате, но дельных мыслей в голове от этого не прибавилось.

– А может, к историку сходить? – осторожно предложил Митрофанов. – Все расскажем, он нам дельную мысль подкинет.

– Или выкинет нас вместе с нашими мыслями за дверь! – Жека принюхался к вкусным запахам, распространяющимся из кухни. – Нет уж, полетов на сегодня достаточно. Пойду зализывать раны, а ты завтра подгляди, кто будет особенно радоваться, что я не пришел. Ну, бывай!

В задумчивости Митрофанов сходил на кухню, положил себе третью тарелку макарон, засыпал их тертым сыром и отправился досматривать фильм. Жевание его всегда успокаивало – сегодня он что-то переволновался.

Глава Четвертая
Отличники продолжают убывать

Болезненнее всех нездоровье Стриженова восприняла Каринка. Она громко охала, хваталась перебинтованной рукой за щеку, удрученно качала головой и раз десять переспросила, что с Жекой произошло.

– Минус третий, – воскликнул Владик и жизнерадостно заржал.

– Дурак, – оборвала его Сидорова и спрятала лицо в ладонях.

– А Митька-то не пришел… – прошептали за спиной Митрофанова, и тот резко повернулся. За его плечом стоял необычайно хмурый Лавренко.

– Испугался? – Макс попытался улыбнуться, но улыбка у него вышла кислая.

– Испугаешься тут… – буркнул Митрофанов, который терпеть не мог, когда к нему сзади кто-то вот так подкрадывался.

– Мог бы ради всеобщего блага немного и потерпеть, – проворчал Макс, зевая.

– Ты чего такой лохматый? – вгляделся в одноклассника Митрофанов.

– Не спалось что-то, – признался Лавренко. – Коты бесконечные под окном орали. И еще свистел кто-то. Я от этого свиста вообще глаз не сомкнул. Если так пойдет дальше, до контрольной не дотяну.

– А чего свистели? – Митрофанову все меньше и меньше нравилась приближающаяся пятница. Вот бы ее вовсе отменили!

– А кто его угадает, – вяло пожал плечами Макс. – Звали, наверное, кого-то. Черт, куда Емцов-то делся? Неужели и его посчитали?

Он попытался сесть на стул, но спросонья промахнулся и чуть не шлепнулся на пол.

Митрофанов бочком отошел в сторону. До злополучной пятницы оставалось два дня, и прожить их седьмому «А» становилось все сложнее.

Пока класс гудел, обсуждая новости, Митрофанов спустился на первый этаж, засунул карточку в щель телефона и набрал номер Митьки. На призывные гудки долго никто не подходил, так что Митрофанов начал волноваться, хотя делал он это в крайних случаях, и связаны эти случаи в основном были с едой. Но вот раздался щелчок, и на том конце провода послышалось сиплое «Алло».

– Емцов, ты чего в школу не идешь? – сразу перешел к делу Митрофанов – некогда ему было размениваться на приличия и расшаркивания с приветствиями и формальными вопросами о делах.

– Заболел я, – еще больше захрипел Митька. Но сделал он это до того ненатурально, что сразу стало ясно – врет.

– Заболел… – недовольно проворчал Митрофанов. – А преступников кто ловить будет? Мы одни не справимся.

– Не буду я никого ловить, – нормальным голосом отозвался Емцов. – И на занятия я только в понедельник приду. У меня справка есть об освобождении.

– Что, и в Болгарию ты тоже не хочешь ехать? – В животе у Митрофанова забурчало – знак того, что поднявшееся раздражение нужно срочно чем-нибудь заесть.

– В Болгарию весь класс поедет, – проявил недюжинную смекалку Митька. Что еще можно было ждать от отличника? – Для этого не обязательно приходить на контрольную. А вот если со мной что-нибудь случится, то уже никакое море меня не спасет. Нет уж, играйте в свои игры без меня.

Митрофанов посопел, поискал подходящее возражение, не нашел и повесил трубку. В конце концов, таинственный преступник своего добился: 7 «А» остался без отличников, а, значит, без поездки. Митрофанов покопался в кармане, нашел чудом завалявшуюся карамельку и сунул ее за щеку. Это событие нужно было переварить.

– Чего у вас там?

В задумчивости Митрофанов чуть не сбил с ног тщедушного Ильку Пугачева из 7 «В».

Илька ни по каким статьям не оправдывал свою фамилию – пугать он никого не мог да и потомком грозного бунтовщика Емельяна Пугачева явно не был. Из-за низкого роста и неказистой внешности в классе с ним не дружили. От безысходности он взялся за учебники и уже через год стал круглым отличником. После такого подвига учителя принялись к месту и не к месту ставить его в пример одноклассникам, отчего эти самые одноклассники своего единственного отличника тихо возненавидели. У вэшек Илька был белой вороной. В класс собрали самую шелупонь, Пугачев там был не ко двору. Подумывали уже перевести его в более привилегированные классы, но всё тянули, и Илька маялся на скамейке запасных.

– К контрольной готовитесь?

– А то! – с вызовом ответил Митрофанов. Их класс готов был к контрольной как никогда – все гонялись за мифическим преступником, и никто даже близко не подходил к учебнику.

– Чего у вас там за шум вокруг отличников? – не отставал Илюша, хотя Митрофанов всем своим видом давал понять, что болтать с ним не расположен.

– Все в порядке, – пытался свернуть разговор Митрофанов. – Они у нас по специальной системе занимаются, проходят курс выживания, чтобы контрольные писать в любых экстремальных ситуациях.

– А-а-а, – загадочно протянул Пугачев и отступил в сторону.

Митрофанов успел подумать, что единственный, кому в этой чертовой игре везет, – это Илька, его вряд ли заденет проклятье, обрушившееся на отличников. Потом мимоходом он вспомнил, что живет Пугачев в одном доме с ним. Больше мыслей у него никаких не появилось, потому что прозвенел звонок и надо было возвращаться в класс.

Первым уроком была история. По плану они должны были вместе с бунтовщиком Емелькой Пугачевым блуждать по калмыцким степям, но все живо занялись обсуждением случившегося, и грозному разбойнику пришлось отойти в сторонку.

Кричали много, чуть до драки не дошло, но договорились только об одном – странная чума, косившая отличников, сильно снижала шансы 7 «А» на поездку в Болгарию.

– Ничего, у нас хорошистов много, – гудели с последних рядов, из области Заединичья, отпетые двоечники, на которых бесполезно было рассчитывать в этой борьбе.

– Пускай Емцов выходит, подумаешь, простудился, – откликались от окна, где расположились троечники, способные на подвиг в виде четверки, но не желавшие напрягаться даже ради такой заманчивой перспективы, как халявный месяц на море.

– А давайте у бэшек тоже отличников почистим, чтобы все справедливо было, – неожиданно предложил Костомаровский, и класс взорвался гудом одобрения.

– Нет, нет, это не вариант, – не согласился Викентий Михайлович.

– А наших бить – вариант? – отозвалось сразу несколько голосов.

– Ну, откуда вы знаете, что наших били? – пытался успокоить своих подопечных историк. – Крюкова сказала, что не заметила, сама она опрокинула стол или его на нее уронили. Вот и Сидорова не помнит, кто ей руку прищемил. Ведь никто не заставлял ее совать пальцы в щель. Сама попалась. А Стриженову стоит внимательней по улицам ходить. Это надо же ухитриться – дверью в лоб схлопотать, да так, что сотрясение мозга получилось. Я с мамой его разговаривал, они вчера полдня в поликлинике провели.

– Вот что значит мозги в голове иметь, – привычно поёрничал Макс. Вышло неудачно – смеяться никто не стал.

– Ничего подобного! Это все специально, – вдруг звонко выкрикнула Каринка, и все головы повернулись к ней. Сидорова от такого внимания мгновенно покраснела и, чтобы сгладить неловкость, добавила: – Я чувствую, все это неспроста.

– Ну, если чувствуешь… – протянул Костомаровский, и класс захихикал. Сидорова смерила его презрительным взглядом и отвернулась.

– Чувствует кто-то что-то или не чувствует, однако контрольную писать надо, – вернул ребят к действительности учитель. – С отличниками или без, но пока не огласили результаты, у нас есть шанс победить. Да и при любом другом раскладе хорошие отметки в году никому не помешают. Не так ли, Костомаровский?

– Не так, Викентий Михайлович, – с вызовом произнес Владик. – Все равно мы не будем ждать и молча смотреть, как наших бьют. Если из-за такой несправедливости мы не поедем в Болгарию, то мне лично будет уже все равно, какая у меня там оценка в году.

Многие согласно закивали головами.

– Тебе – может быть, – пытался все перевести в шутку историк. – А вот некоторым не мешало бы улучшить свои показатели по предмету. Поэтому давайте не устраивать бунт и спокойно доживем до пятницы.

– А почему бы нам не попробовать их поймать? – подал голос Макс.

– Кого ты собрался ловить? – устало переспросил Викентий Михайлович. – Фатум? Случай? Хватит искать черную кошку в черной комнате. К тому же ее там нет.

Но класс был не удовлетворен таким ответом. Семиклассники горели желанием действовать. Костомаровский давно уже перешептывался с жителями области Заединичья. Было решено устроить налет на класс «Б» и если не вздуть отличников, так хотя бы припугнуть всех остальных. В том, что во всем виноваты именно бэшки, никто не сомневался. Остальные в полный голос строили планы, как им защититься, чтобы без потерь дожить до пятницы.

Как самого ленивого и толстого, Митрофанова в расчет не брали. Поэтому он беспрепятственно восстанавливал нервные клетки поеданием вафель. Неожиданно его внимание привлекла Каринка Сидорова. Она тоже не принимала участие в общем обсуждении случившегося, а, высунув от старания язык, что-то писала левой рукой.

Митрофанов отложил в сторону надкушенную вафлю и привстал.

Сидорова выполняла заветы класса – училась писать левой рукой. Цифры у нее выходили еще ничего себе, а вот буквы наезжали одна на другую, путались и убегали вниз. Если такую работу увидит комиссия, то, даже при правильных ответах, выше четверки не поставят.

– А чего там Крюкова? – спросил Митрофанов прямо в ухо Сидоровой.

Каринка никак не проявила своего удивления. Она только на секунду оторвалась от своего занятия и с любовью оглядела свои каракули.

– Сидит дома, трясется, к телефону не подходит. – Она вновь принялась за письмо.

– А ты чего в школу ходишь? Не боишься? – В душе Митрофанова шевельнулось что-то отдаленно напоминающее зависть – он не был способен к такому усердному труду.

– Боятся только нытики и дураки, – подняла голову от тетрадки Сидорова. – А умные люди действуют.

Митрофанов для проформы покивал, хотя не понял, что такого важного делает отличница Сидорова. Вот они с Лавренко вчера делали и даже почти поймали злоумышленника. И если бы не случайное стечение обстоятельств…

– Ну, и чего ты надействовала? – решил уточнить Митрофанов, и Каринка раздраженно отбросила ручку.

– Слушай, ты чего тут стоишь и тупишь? Это же слепому понятно, что если бы не поездка в Болгарию, все было бы спокойно. А так…

– Кто же, по-твоему, все это делает? – задал вчерашний вопрос Митрофанов.

– А я откуда знаю? – недовольно поджала губы отличница, опять берясь за ручку. Ей было не интересно вести этот пустой разговор.

Митрофанов вернулся к себе.

– Ну, что? – сразу повернулся к нему Лавренко.

– Ничего, – Митрофанов втиснулся за парту. Помолчал, а когда Макс уже собрался от него отворачиваться, вдруг произнес: – Я вот чего не понимаю. Глупо как-то все получается. Зачем этому злоумышленнику понадобилось начинать разбираться с отличниками так задолго? Ну, прищемил он руку Сидоровой, так к пятнице у нее все пройдет. Крюкова от чайников к завтрашнему дню оклемается. Митьку мы как-нибудь выманим из дома. Да и Стриженов прибежит, не станет отсиживаться за семью замками.

– Может, он боялся, что с первого раза у него не получится, – пожал плечами Макс, которого уже мало волновала судьба отличников. Его все больше и больше тянуло в сон – давала о себе знать бессонная ночь. – Да и отличников у нас много. Пока это со всеми управишься… – Он сладко зевнул.

Нет, такой ответ Митрофанова не устраивал. Он удобней устроился на своем стуле и полез в портфель за шоколадным батончиком. Шоколад, говорят, способствует умственной деятельности.

Не успел он сделать и пару укусов, как в голову ему пришла неожиданная мысль. А что если таинственный злоумышленник того и добивался, чтобы поссорить ашек и бэшек? Как говорится, одним ударом убить двух зайцев. Сначала разозлить ашек, а потом их руками устранить бэшек. Оба класса тянут к себе вожделенную путевку, а если вынуть ее из рук, все повалятся в разные стороны. Только кому эта ссора может быть выгодна? Кто этот загадочный «И»?

С третьим кусочком шоколадки пришла еще одна мысль – на отличников охота еще продолжится, преступник не допустит, чтобы в пятницу они появились в школе.

Звонок сообщил об окончании боевого перемирия. Первыми из класса вылетели двоечники во главе с Владиком. В любом другом деле (например, во время контрольной) они ни за что не поддержали бы своих ребят, но сейчас вызвать противника на драку было делом чести.

Двоечники ураганом пронеслись по коридорам. Через несколько секунд раздался их горестный вопль. Отличников в классе «Б» не было. Ни одного.

– Куда подевали? – лез вперед разъяренный Костомаровский.

– Вас не спросили! – отмахивался от наседающих ашек Карманов.

– Подавайте их сюда, – шумели двоечники.

– Попробуйте, найдите! – хохотали довольные обитатели класса «Б». – Своих не уберегли, к чужим не суйтесь.

– Точно! – вдруг взвизгнул Владик. – Это их рук дело! Бей их, ребята!

В этот момент к двоечникам присоединился почти весь класс «А», так что куча-мала получилась знатная. Шума было столько, что крики учителей, пытающихся разнять дерущихся, не доходили до ушей учеников.

Митрофанов стоял в стороне и кусая губы наблюдал за происходящим. В душе у него плескалась смутная тревога. Вокруг творилось что-то не то. Не так нужно было действовать, не дракой выяснять отношения, и тем более не открытой враждой искать злоумышленников. Но как делать правильно, сказать он не мог, поэтому стоял поодаль и вздыхал.

Нужно было с кем-нибудь посоветоваться. Он пошел к Лавренко, но тот мирно спал, пристроившись на подоконнике в обнимку с глобусом из кабинета географии.

В задумчивости Митрофанов прошелся по пустому классу, сел на стул Костомаровского, полистал его учебник по литературе. Как истинный творец, бесконечные уроки Владик проводил за благородным делом разрисовывания изредка попадающихся портретов классиков.

Что произошло после того, как был открыт Костомаровский учебник, Митрофанов мог объяснить с трудом. Хотя его пытали все учителя и половина учеников 7 «А» класса. Видимо, само место навеяло Митрофанову шальную мысль покачаться на стуле.

Он спиной надавил на фанерную спинку и оттолкнулся ногами от пола. Нехотя стул начал опрокидываться назад. Митрофанов вытянул вперед руку, желая ухватиться за стол. Но тот оказался слишком далеко. Пальцы мазнули по воздуху. Стул наклонялся все больше. Митрофанов вскинул голову, чтобы посмотреть, далеко ли от него шкаф. И тут к своему ужасу увидел, что верхняя секция шкафа сильно выступает вперед.

Стул врезался в деревянные дверцы. Высокая стойка покачнулась. Митрофанов попытался оттолкнуться руками и придать своему телу нормальное вертикальное положение. С легким шорохом тяжелая верхняя часть шкафа поехала вниз. Дверцы распахнулись. На голову Митрофанову посыпались тетрадки.

От испуга он успел только рот открыть. Секция пролетела положенные ей два метра и рухнула на стол рядом с многострадальным учебником по литературе. Митрофанов дернулся в сторону, выпадая из стула. Шкаф обрушился на опустевший стул.

– А? – Лавренко приподнял голову от глобуса.

Шкаф грохнулся об пол и замер.

Митрофанов сидел в проходе, чувствуя неприятную слабость во всем теле. Только сейчас он заметил, что не дышит и, поперхнувшись, закашлялся.

Макс заворочался, удобней устраиваясь на подоконнике.

Топот в коридоре возвестил о том, что участники боев возвращаются. Митрофанов попробовал встать, однако ноги его слушаться пока не собирались.

– Ничего себе погромчик, – присвистнул вбежавший первым Костомаровский. Задерживаться около своей парты он не стал, а нырнул за ближайшую штору.

Влетевшие ученики 7 «А» тоже повели себя странно. Оказавшись в классе, они и тут же рассредоточивались по углам. Кто прятался под парту, кто за батарею, кто пытался протиснуться в узкую щель между стеной и шкафом.

Завершила это массовое бегство завуч. Она вошла в класс и мрачно оглядела торчащие из всех улов зады, локти и макушки.

– Так… – сурово произнесла она. – И как это объяснить?..

Вдруг она заметила некоторый непорядок с мебелью.

– А это что такое?

– Это шкаф, – прошептал единственный оставшийся целиком на виду Митрофанов. – Он упал. На меня.

– Немедленно к врачу! – прошипела завуч, глядя в сине-зеленое лицо семиклассника, и поволокла вялого Митрофанова на второй этаж в медицинский кабинет.

Здесь у Митрофанова не нашли никаких увечий и сообщили, что ему крупно повезло, с чем сам Митрофанов был не согласен. Все-таки пережить падение шкафа штука не самая приятная. Зато ему выдали справку об освобождения от занятий до конца дня и посетовали, что слишком уж зачастил 7 «А» в медчасть.

– Как же это так получилось, Витя? – сокрушенно качала головой завуч.

– Да вот как-то, – разводил руками Митрофанов, мечтая поскорее уйти от пристального взгляда завуча. – Он сам.

– Сам, – горестно покачала головой завуч. – Что-то у вас там последнее время многое само по себе происходит. Сегодняшняя драка тоже случайность?

– Должно быть, – легко согласился Митрофанов и вышел из медпункта.

А по этажам уже разносился привычный запах съестного. Судя по подгорелости, на завтрак была каша, а к ней обычно давали глазированные сырки. Митрофанов уже подумывал, не заглянуть ли в столовую за своей порцией, но не пошел. В столовой тоже было чему упасть на его несчастную голову. Взять хотя бы плакат с жизненно важными сообщениями о правилах поведения за столом.

Нет, бедная голова не выдержала бы еще одного падения, поэтому Митрофанов как можно незаметней вернулся в класс, забрал сумку, бросил прощальный взгляд на подоконник, где еще недавно спал Лавренко, сделал большой крюк, чтобы не попасть под линию шкафа, и выскользнул в коридор.

На улице он четко для себя решил, что шпионской деятельности с него достаточно. Класс как-нибудь без него доживет до пятницы. Лучше ведь остаться живым, чем оказаться убитым специально прилетевшим к твоей голове кирпичом. Не было никакого сомнения, что все это происходит не случайно. Как-то ведь все ашки дожили до седьмого класса, у всех были целы руки и ноги, и шкафы ни на кого не нападали. А тут вдруг как порча какая-то – у кого рука, у кого ушибы, а у кого и нервный срыв. Нет, шкаф этот неспроста так непрочно стоял. Он ждал своего часа и свою жертву – голову какого-нибудь отличника. Голова Митрофанова здесь попалась невзначай, только от этого легче не становилось.

Увлеченный этими мыслями, Митрофанов вышел на школьное крыльцо и снова столкнулся с Пугачевым. Тот сидел на ступеньке и тихо утирал слезы.

– Ты чего? – Останавливаться не хотелось, но и пройти мимо плачущего человека было как-то неудобно.

– Ногу подвернул, – пожаловался Илюша.

– Ты… это… – Митрофанов зачем-то оглянулся и зашептал, низко склонившись к вэшке, словно открывал большую военную тайну. – Домой ступай и завтра в школе не появляйся. Понял? Приходи только на контрольную. Понял? Так безопасней. Видишь, что вокруг делается?