Текст книги "Без права на смерть"

– Ерунда. – Осмелев, он положил руки ей на плечи и привлек к себе. С тем же успехом можно было обнимать дерево в роще – Хозяйка не отпрянула, но осталась отчужденно-неподвижна. Он отпустил женщину, ощутив ее нарастающую неприязнь. – Коли так, объясни мне: раз Богиня меня продала, я уже не человек?

– Ты не Лоцман.

– А кто я, по-твоему?

– Никто.

Лоцман ошеломленно молчал. Женщина продолжала:

– Ты не нужен этому миру, впредь он обойдется без тебя.

– Ты тоже обойдешься без меня?

Она улыбнулась с чувством превосходства:

– Я – Хозяйка. Мне никто не нужен.

– Тебе не нужен господин Никто, – заявил он с вызовом, хотя внутри всё сжалось от боли.

– Не упрекай меня. – Поднявшись на цыпочки, она прохладными губами коснулась его подбородка. – Прощай.

Подхватив с земли фонарь, красавица растаяла в темноте. Несколько мгновений охранитель мира прислушивался, надеясь различить в пении Замка шелест ее шагов, затем обернулся к мотоциклу. Верный «дракон» легко покатился, когда Лоцман повел его к гаражу; впереди поплыл конус яркого света.

Все от него отказались, все до единого – и Ингмар, и Рафаэль, и Эстелла с Лусией. И даже Хозяйка. Он теперь, видите ли, никто. Надо же такое сказать – «никто»! Подавившись обидой, он остановился и приласкал последнего оставшегося друга: погладил «дракону» руль и седло, провел пальцами по рифленому кожуху двигателя. Затем Лоцман закатил мотоцикл в гараж, выключил фару и закрыл дверь.

Наступила полная темнота, только небо было чуть светлее земли – беззвездное, как будто затянутое тучами, – да во дворце тускло светилось одно окно.

– Доброй ночи, – шепнул охранитель мира оставленному «дракону» и сосредоточился, желая сотворить свечу. Опять ничего не вышло. Да разве получится что-нибудь путное, когда все кругом твердят, будто ты – не Лоцман, ты – никто?

«Я вам покажу „никто“, – думал он, пробираясь к себе в чернильной мгле дворцовых коридоров. – Я – Лоцман и докажу это».

…А наутро прилетело кино.

Актеры стояли на площадке главной лестницы и не торопились занимать предписанные сценарием места. Хорошенькое личико Эстеллы казалось почти прозрачным; как испуганная девочка, она обеими руками держалась за руку Ингмара. Лусия прижалась к виконту и беззвучно вздрагивала, не смея плакать в голос; у Рафаэля нервно подергивались губы. Один северянин выглядел спокойным, но могучая грудь под замшевой курткой вздымалась от быстрого дыхания. Сценарий, который принесла пневмопочта, предписывал актерам новые роли; играть их было невозможно, но и не подчиниться воле Богини актеры не могли.

Поющий Замок гремел от рокота севшего во дворе вертолета, содрогался от поднятого винтом ветра. Операторы в маскировочных костюмах разбредались по этажам дворца, устраивались на выгодных для съемок позициях, исчезали из виду, сливаясь со светлым камнем построек. Режиссер задержался у вертолета, о чем-то толкуя с пилотом через открытую дверцу кабины. Лоцман притаился в зарослях жасмина неподалеку в ожидании, когда враг уйдет. Он тоже хотел перекинуться с летчиком парой слов, и надо было успеть до начала съемок.

Что-то недовольно буркнув напоследок, Режиссер развалистой походкой направился к стене Замка, чтобы подняться на башню с флагом, откуда всегда вел наблюдение. Охранитель мира выскочил из жасмина и кинулся к вертолету. Летчик в тревоге высунулся из кабины:

– Ты чего? – Он взмахнул руками, запрещая прыгать внутрь; Лоцман остановился, взялся за порожек двери.

– Слушай, будь другом, – быстро заговорил он, помня, что в запасе от силы пара минут, – привези мне модель вертолета.

Летчик вытаращил глаза.

– Маленькую, чтоб умещалась на ладони, – продолжал Лоцман. – Позарез нужно.

– Ты рехнулся.

– Да нет же! Раз есть слово «модель», значит, они где-то существуют. – Охранитель мира решил, что летчик не знаком с таким понятием. – Разыщи, а? Я в долгу не останусь. – Он не знал, что можно предложить пилоту за услугу, но надеялся без труда столковаться. Летчики – народ дружелюбный и много не попросят.

Пилот нагнулся, выудил из-под кресла белую коробочку, открыл и предъявил содержимое:

– Такую, что ль?

– Отдай. – Не успев сообразить, что делает, Лоцман схватил хрупкую игрушку – серую, с бело-зеленой полосой, как у настоящего кино. – Я верну.

– Стой! – Летчик вылетел из кабины, точно катапультированный. – Не смей! Это нельзя!

Охранитель мира уже несся вверх по лестнице, крича на бегу:

– Честно, я верну! После съемок!

Сейчас он покажет модель Ингмару, и северянин поверит, что перед ним настоящий Лоцман – проданный и оплаканный, но живой; и тогда можно будет творить нужные вещи и бороться с кино. Когда пневмопочта принесла новый сценарий, его текст привел актеров в такой ужас, что никто не усмотрел существенную деталь: в списке действующих лиц актера Стэнли нет и в помине. А коли так, почему бы сомнительному пришельцу не быть Лоцманом?

Он промчался по боковой галерее, вылетел на главную лестницу, к актерам. Ветер упал, и Поющий Замок замер в молчании, в предчувствии беды.

– Инг! Смотри. – Лоцман протянул на ладони заветную модель.

Северянин едва взглянул:

– Уходи. Тебя нет в сценарии.

– Зато я принес модель. Обещал, что сотворю, – и сотворил. – Он лгал без зазрения совести: главное – чтобы в него поверили, чтобы вернулись его лоцманские способности и власть над миром.

– Убирайся вон, я сказал! – Ингмар двинулся на охранителя мира.

Лоцман попятился, не понимая, отчего его гонят.

– Но ты сам велел доказать, что я Лоцман, – попробовал он уговорить северянина.

– Поди прочь. Ты опять лжешь! – Ингмар схватил модель у него с ладони и швырнул далеко в сторону.

Вздохнул упавший было ветер, Замок отозвался стоном. Крошечный пропеллер завертелся, игрушка полетела, скользя по наклонной вниз. Лоцман кинулся за ней, подбежал к краю террасы – ведь он обещал летчику вернуть похищенное; будь прокляты зоркие глаза северянина, который различил сцену у вертолета и разоблачил обман, и с разгону затормозил, схватился за перила. За спиной охнула Эстелла и выругался Ингмар. Они тоже увидели.

По лестнице, вразвалку шагая, подымался Режиссер. Давно не бритое, оплывшее лицо было грозно нахмурено, на поясе болтался прицепленный мегафон. За Режиссером, приотстав на пару ступеней, двигались четверо автоматчиков.

Улетевшая модель исчезла из виду, затерялась в саду двумя этажами ниже. Режиссер и солдаты приближались.

– Милосердная Богиня…– выдохнула Эстелла, а Лусия вдруг бросилась к Лоцману, пала к его ногам, обхватила колени.

– Помоги же! Если ты Лоцман… Я не хочу таких съемок!

Он поднял девушку и подошел к повернувшимся навстречу Режиссеру мужчинам, встал с ними плечом к плечу. Их трое против этой молчаливой скалы и четверых вооруженных убийц, однако один из них – Лоцман. Мятежный Лоцман, взбунтовавшийся против своей Богини. Он не позволит, чтобы кино глумилось над актерами; он не допустит этих съемок. Проданный или нет, но он сию минуту сотворит пулемет и расстреляет этих подонков. Он глубоко вздохнул, напружинился всем телом…

– Уйди, я прошу, – сказал Ингмар.

Пулемет не получился. Зато Лоцмана больно ударило в спину и одновременно по ногам; он упал, успев заметить желто-коричневый камуфляж. Солдаты; еще несколько человек подкрались с тыла. Два автомата уткнулись в спины Ингмару и Рафаэлю.

Режиссер отцепил подвешенный к поясу мегафон, поднес ко рту.

– Великая Богиня желает, чтобы съемки шли согласно сценарию! – грянул металлический, отдающийся дрожью в груди голос. – Никто не смеет ей противиться!

– Я смею. – Лоцман поднялся на ноги. Лицо запылало, он с ненавистью уставился в неподвижные, как будто слепые глаза Режиссера. Я тебя уничтожу, кино проклятое. И солдат твоих раздавлю, как букашек…

– Не вмешивайся. – Рафаэль коснулся его руки, и от этого прикосновения рухнула готовая вернуться власть над миром. – Всё будет, как пожелает Богиня, – продолжал виконт. – Это ее сценарий и ее съемки – ты ничего не изменишь.

– Слава милосердной Богине! – зло бросил Лоцман. Они сами не дают ему действовать, нарочно не позволяют себя защитить… В затылке что-то хрустнуло, и каменные плиты террасы метнулись в лицо.

Он очнулся в зеленоватой прохладе сада, под цепляющимися за шпалеры лозами. Голова разламывалась, во рту было горячо и сухо. Чьи-то руки положили ему на лоб влажную тряпку. Смахнув ее, он сел и стал озираться.

Съемки были в разгаре. Ингмар с Рафаэлем стояли на террасе, по лестнице сходили женщины. Вот Лусия вынула из прически красную розу и швырнула Рафаэлю в лицо; виконт схватился за пораненную шипами щеку.

Холодный компресс лег на затылок; боль в голове стала утихать, как от волшебного снадобья. Лоцман обернулся и встретил взгляд Хозяйкиных глаз, блестевших из прорезей полумаски.

– Тебя оглушили прикладом и выбросили с террасы, – объяснила Хозяйка, прижимая ему ко лбу мокрое полотенце. – Ты упал на камни… Ингмар прыгнул следом и оттащил сюда, поэтому я смогла прийти. Малыш, послушай доброго совета: не вмешивайся. – Она с нежной настойчивостью попыталась уложить его на место.

Лоцман отмахнулся и поднялся на колени. По ребрам пробежала боль – порядком расшибся. Хозяйка говорит, Ингмар прыгнул следом? Да ведь актеры просто-напросто морочат ему голову! Отлично понимают, кто он такой, но пытаются его прогнать, оградить от схватки с кино. По-прежнему любят и берегут своего проданного, но не сдавшегося Лоцмана. Он вскочил, позабыв про больную голову.

– Не ходи! – Хозяйка схватила его за руку. – Неужто мало досталось? Отлежись. Я целебное вино приготовлю.

– Не надо. Сейчас словлю нить жизни от Богини… да побегу в Оружейный зал. Надо хоть мечом разжиться.

Серебряный Змей, раздраженный молчанием Замка, напал. На этот раз он метил не в Эстеллу, а в Ингмара – однако северянин метнулся вбок, и между ним и Змеем оказался виконт. Рафаэль не успел уклониться, остроконечная морда ударила его под ребра, сбила с ног. Эстелла с Лусией кинулись в разные стороны, но Змею не было до них дела. Блестящая шея тянулась за пустившимся бежать Ингмаром. Северянин метался по широкой лестнице – и неожиданно бросился к Лусии, которая прижалась к перилам, оцепенев от страха. Ингмар схватил ее, приподнял сильными руками и сунул в морду Змею. Поющий Замок завыл и зарыдал от ее вопля. Змей обернулся вокруг тела девушки и поволок добычу вверх по лестнице – голова Лусии билась о камень ступеней. Тварь скрылась в боковой галерее.

Ингмар провел рукой по лицу. Низость, которую он совершил, была навязана Богиней, ее сценарием; актер не в силах противиться тому, что предписано создательницей мира.

На подгибающихся ногах Эстелла добрела до Ингмара. Потянулась к нему, что-то шепча в утешение – в сценарии такого не значилось, – и отвесила оплеуху. Это уже точно по тексту.

Застонал лежащий на ступенях раненый Рафаэль. Дуновение ветра подхватило стон, понесло по галереям и закоулкам, порождая жалобное эхо. В ответ раздалось довольное урчание Змея, и тут же – короткий рев: чудовище требовало новых песен. Замок хрипло откликнулся и умолк. Затем донесся скрежет трущейся о камень чешуи: Змей давил Лусию, пытаясь выжать из нее крики и стоны.

Девушка была без сознания и молчала. Отчетливо хрустнула одна кость, другая… Лусия молчала.

Закричала Эстелла, забилась, точно в припадке, выдирая свои чудесные волосы, теряя драгоценные заколки. Этого не было в сценарии – непозволительный срыв, за который, возможно, придется расплачиваться дублем. Ингмар кинулся к ней, грубо зажал рот, заставил умолкнуть. Тоже отсебятина, однако в духе сценария нового типа.

Разочарованный, обиженный неблагозвучными воплями, Змей снова ринулся к не угодившим ему людям. Из галереи показалась голова на длинной-предлинной шее, скользнула вниз. Эстелла упала на колени, Ингмар застыл в ожидании удара.

Рафаэль застонал долгим стоном, застенало безотказное эхо. Блестящая морда остановилась, покачиваясь в полуметре от Ингмара, – Змей слушал. Северянин опустился на карачки, отодвинулся боком.

Голова качнулась следом, однако Змей еще ждал продолжения песен.

Ингмар отползал, подбираясь к Рафаэлю; чешуйчатая морда тянулась за ним.

За миг до того, как Змей потерял терпение, Ингмар метнулся к виконту и ударил ладонью по раненой груди.

Раздался крик – слишком громкий, резкий. Змей рявкнул: пришлось не по нраву. Ингмар надавил полегче, и виконт застонал достаточно музыкально, чтобы ублаготворить чудовище. Змей прикрыл глаза, наслаждаясь плачущим эхом. Последовал новый стон, мелодичный, под стать предыдущему. Змей разомлел, уронил голову на ступени. Широкая ладонь северянина лежала на груди Рафаэля, превращенной в музыкальный инструмент, и к стонам юноши начали примешиваться посторонние глухие звуки – стоны униженного, ненавидящего себя Ингмара.

Текст сценария был исчерпан, эпизод затягивался. Подоспевший Лоцман вскинул меч, который он вынес из Оружейного зала, и со всей силы рубанул по тянувшейся вдоль галереи шее чудовища. Клинок звякнул по серебру чешуи и отскочил, однако удар был чувствительный: Змей возмущенно взревел и задвигался, по шее забегали мелкие волны. Охранитель мира с бешеной яростью рубил мечом, как будто Змей разом воплощал в себе и кино, и солдат, и продажную Богиню. Блестящая шея начала сокращаться, потянула с лестницы голову. Лоцман юркнул между колонн галереи и обходным путем помчался к актерам.

Там и сям зашевелились операторы, покидая свои укрытия, и задул бриз, наполнил Замок привычным пением и звоном. Змей убрался в свое логово, на лестнице остались Ингмар с Эстеллой да изувеченный виконт.

Лоцман кинулся на террасу, где в стеклянных чашах плавали рыбки, – здесь закончились прошлые съемки, и стоял кувшин с остатками волшебного вина. Только бы оно не выдохлось и не утратило целебных свойств. Обидно, что вовремя не сообразил, от Хозяйкиного вина отказался – оно пришлось бы кстати.

Схватив кувшин, охранитель мира понесся к Лусии. Девушка умирала у входа в боковую галерею, по которой Змей являлся на съемки. Белое платье было изорвано, испятнано кровью.

– Лу, милая. – Лоцман опустился на колени.

Актриса не шелохнулась, сомкнутые веки не дрогнули. Охранитель мира разжал ей стиснутые челюсти и влил в рот несколько глотков вина. Оно потекло красными струйками по лицу, точно кровь, но Лоцман придержал Лусии голову, и большая часть попала куда надо. Девушка едва дышала и не открывала глаз. С замиранием сердца он влил ей в рот еще вина. Помогло. Лусия глубоко вздохнула, подняла густые ресницы. Слава Богине… Нет, слава Хозяйке.

– Ты? Зачем?..

– Лежи тихонько. Уже не так больно, правда? – Охранитель мира хотел дать еще вина, но актриса внезапно оттолкнула кувшин. Целительный напиток плеснулся, капли расцвели алым на плитах светлого камня. Лоцман отставил кувшин подальше – вина осталось на донышке, а ведь еще и Рафаэль лежит раненый. – Лу, что ты? Успокойся – это лекарство.

– Зачем ты меня оживил?! – вскрикнула она и села, морщась от боли. Нежное личико сделалось очень несчастным. – Кто тебя просил? Пусть бы умерла, пусть! А так? О, Богиня!.. – Лусия снова повалилась на пол.

Лоцман внимательно оглядел ее – вроде бы всё идет как надо, актриса быстро исцеляется, – схватил кувшин и помчался к Рафаэлю.

Виконт лежал на ступенях, рядом с потерянным видом сидел Ингмар. Эстеллы не было видно – наверное, ушла к себе.

Рафаэль был в сознании. Влажные глаза обратились на Лоцмана, затем – на кувшин с вином.

– Не надо. – Он отвернулся, когда охранитель мира поднес сосуд к его губам.

– Да вы рехнулись – ты и Лусия! – Лоцман поставил кувшин, расстегнул Рафаэлю куртку, задрал рубашку и осмотрел рану. Ему сделалось дурно. – Пей сейчас же.

– Не буду.

– Дай ему умереть, – глухо сказал Ингмар.

– Какого Змея?! – вспылил охранитель мира. – Нечего было пытать! Ты что, сам постонать не мог?

– Не мог. Они снимали крупный план.

– Отговорки! – Лоцман снова наклонился к Рафаэлю с кувшином. – Нечего выделываться, пей.

Сильные пальцы Ингмара сжали ему локти.

– Сказано: дай человеку умереть.

Охранитель мира поставил кувшин на ступеньку. Северянин не отпускал его.

– Раф, а кто будет сниматься вместо тебя? – Виконт промолчал.

– Он самый и будет, – угрюмо ответил Ингмар. – Только немного другой. Более подходящий для съемок без Лоцмана.

– Вот как. Ты тоже хочешь стать более подходящим? Чтобы прикрываться женщиной и мучить людей без угрызения совести. Верно?

В голове у охранителя мира вихрем закрутились мысли. Продав Лоцмана, Богиня прислала сценарий нового типа – столь же бездарный, как прошлые, но куда более омерзительный. Возможно, последующие съемки окажутся еще гаже. При этом актеры вынуждены играть предписанное, они – люди подневольные. Так что же – всем смириться и от раза к разу, умирая и возвращаясь к жизни, всё больше приспосабливаться к роли, ожесточаться и озверевать?

– Я не позволю, – объявил Лоцман. – Пока я жив, вы останетесь прежними.

Ингмар выпустил его локти.

– Что ты можешь? Тебе не устоять против кино, не сладить с Богиней.

– Плевать на Богиню! – взорвался охранитель мира. – Я не дам калечить моих актеров. Будь у нее хоть три кино и десять Ителей – не позволю. Пей вино! – рявкнул он на виконта.

Рафаэль долго глядел на него, затем слабо улыбнулся:

– Дай сюда свой проклятый кувшин и не ори. – Лоцман споил ему вино без остатка и от полноты чувств швырнул кувшин через перила лестницы. Кувшин упал на камни и разбился.

– Сбесились?! – донесся снизу возмущенный вопль. – Убьете же!

Лоцман помчался на голос, прыгая по крышам пристроек и иных архитектурных излишеств дворца.

– Эй! – Охранитель мира прибежал в сад, в котором его недавно выхаживала Хозяйка. – Пришлый, ты где?

Из-за увитых зеленью шпалер показался вертолетчик. Лицо парня шло красными пятнами, был он взъерошенный и злой.

– Где модель? – потребовал пилот. – Модель где?! – Лоцман огляделся в напрасной попытке отыскать упорхнувшую игрушку.

– Ингмар выбил ее у меня из рук.

– А мне как отчитываться? Зачем лапал?

– Я поищу.

– «Поищу»! – передразнил вконец расстроенный летчик.

С точки зрения Лоцмана, потеря была слишком мелкой, чтобы так огорчаться. Из-за какой-то игрушки парень оставил вертолет, чего прежде никогда не случалось, и шастает по дворцу!

– Ты поищешь, а меня от полетов отстранят?!

– Прости, я не хотел. – Охранитель мира забеспокоился. Что за модель такая особенная, из-за которой столько расстройств? – Я постараюсь найти. – Он не обещал сотворить новую: кто знает, какие у нее тайные свойства?

– Найдешь ее, как же! Лететь пора. – Безнадежно махнув рукой, пилот поплелся к выходу из сада. – Отвяжись! – заорал он на Лоцмана, который вздумал двинуться следом, чтобы дорогой расспросить про модель. – Из-за тебя все, гад недопроданный! Пшел вон!

Охранитель мира повернул обратно.

Модель надо непременно сыскать. Он обвел взглядом шпалеры, вазы с шапками цветов, раскинувшие ветви кружев-деревья, искусственный водопадик. Не видать. Ладно, поищем со всем усердием – в конце концов, это дело чести. Игрушка улетела сюда, и здесь она должна отыскаться. Охранитель мира принялся за поиски, заглядывая под каждую веточку и прощупывая стебли цветов в каждой вазе. Куда же эта погань запропастилась, а?

И съемки поганые. Ума не приложу, как теперь будем жить. Бедные актеры – надо же заставить людей играть такое! Как бы дальше хуже не было. Рафаэль с Лусией хотели умереть. Они готовы сдаться? Ну уж нет. Богиня сильней актеров, но ее Лоцман остался непроданным. Еще посмотрим, кто кого.

А что этот Лоцман может? Даже модель найти не в состоянии. Порядком обескураженный, он спустился по лестнице и продолжил поиски этажом ниже. Наверно, юркий вертолетик не задержался в саду, а упорхнул дальше. Надо искать.

Он ходил часа два, излазил все закоулки, заглянул в каждую щель и углубление. Модели нет как нет. Может, ее прихватил какой-нибудь оператор? Давным-давно возвратил пилоту, а Лоцман тут уродуется?

Он сходил в столовую, перекусил оставшимся от завтрака сыром и пришел к себе.

Взгляд упал на постель – верней, на подушку. Точно притянутый магнитом, охранитель мира приблизился и извлек на свет «Последнего дарханца». Казалось, книга дрожит в руках и требует, чтобы ее читали. Подчинившись, он наугад открыл «Дарханца» – и позабыл обо всём на свете.

Глава 8

Амиара пошла на подъем; из застекленной кабины стало видно полнеба с вечерним миражом. Брызжущий искрами водопад сбегал по высоченным уступам призрачной скалы и терялся над темной полосой дальнего, настоящего леса. Бегущая ниоткуда вода бурно пенилась, хлестала бешеным серебром, и чудилось, будто мираж вот-вот зальет всю округу и начнется взаправдашнее наводнение.

На сиденье между Лэри и младшим землянином лежал магнитофон «Сони», крутилась кассета с записью Фрэнка Синатры. Стэнли не любил Синатру, но лайамцу он нравился. Возле магнитофона были разложены добытые сегодня друзы с кристаллами. В вечернем освещении кристаллы теряли синеву, больше ударяли в зелень.

Налюбовавшись, Стэнли начал складывать их в мешок. Ну вот, можно считать, всё обошлось. Зря Таи боялся отпускать его в эту поездку, Ловца послушать – так вообще землянам носа нельзя высовывать из поселка. Со скуки сдохнешь…

– Милт завистью изойдет, что с нами не поехал, – заявил он, убрав друзы. – А батарейки садятся, надо поберечь. – Он выключил осточертевшего за день Синатру.

– Тогда сам спой, – предложил Лэри. – Без молчунка.

– Чего захотел! Ловец запретил без молчунка петь.

– Спой, – настойчиво попросил лайамец. Он не отрывал взгляд от проложенной в траве колеи, по которой они возвращались; казалось удивительным, что легкая амиара оставляет за собой такой след. – Тебе ничего не стоит.

– С молчунком – сколько угодно. А так – нет. – Стэнли не на шутку обеспокоился. Вот оно – о чем Таи говорил. До дома – с полсотни километров, кругом ни души. В поселке никто не смеет покуситься на землян, а тут… Наверняка эти милрои слабой защиты так же падки на чужие чувства и воспоминания, как и мерзавцы на Шейвиере, от которых они удрали.

Таи опасается, что рано или поздно на землян начнется охота. А Стэнли уже столько раз пел без молчунка, раззадорил. Всё думалось: обойдется. Да и Лэри – обычно такой сдержанный, невозмутимый; с ним было не страшно ехать…

Лайамец остановил амиару:

– Никто не узнает. Ты споешь, а я помогу забыть.

– Нет. – Эк приперло! Вынь да положь. Стэнли отодвинулся, нащупал запирающую рукоять на дверце.

Лэри повернулся к нему всем корпусом. Его разозлило, что землянин отказывает в таком пустяке, к тому же он был уверен в своей безнаказанности.

– Давай без разговоров. Снимай молчунок; можешь не петь, а просто посидишь.

– Про Ловца не забыл? Он тебе этого не спустит.

– А ты не нажалуешься. Снимай!

Стэнли рванул дверцу и выпрыгнул из качнувшейся амиары. Бросился бежать, прорываясь сквозь цепкую траву. Серебряный водопад-мираж остался справа, небо впереди было темным, с первыми точками звезд.

– Стой! – заорал Лэри, кидаясь вдогон.

Не схватился бы за излучатель, думал Стэнли, удирая. «Стой!» – ударил в мозг мысленный приказ. Землянин мчался со всех ног. Он слышал Лэри – но его тело не подчинялось велению лайамца.

«Стоять!» Не действует. Молчунок! Он не только скрывает мысли, но и бережет от удара извне.

Слева куполом выгибалась роща. Стэнли узнал: заросли обжигалы, это она так растет. Он бросился к роще.

Сломлю ветку – и в морду суну. Обжигала его мигом в чувство приведет…

Он не успел: догнавший Лэри рванул за плечо, повалил наземь.

– Лежать! – зарычал он, в руке блеснул излучатель. Стэнли сжался. Чертов милрой – он же сотворит со мной что угодно. А напоследок память сотрет, чтоб не выплыло.

– Слушай, Таи с тебя спросит…

– Заткнись! – Лэри был обозлен и одновременно напуган. Нетрудно представить, что сделает Ловец, если узнает о его выходке.

– Отвяжись по-хорошему, и я никому не скажу.

– Конечно! – лайамец перебросил излучатель в другую руку. Нагнулся над Стэнли, нащупал металлическую пластинку на ухе землянина. – Нечего будет сказать.

– Ах ты!.. – В тот миг, когда Лэри сдернул с него молчунок, Стэнли взорвался ментальной бомбой, хлестнув своей яростью восприимчивого милроя. – Чтоб ты сдох!

Лайамец вскрикнул и повалился в траву. Стэнли прянул в сторону, вскочил, готовый пуститься наутек. Лэри лежал ничком.

– Ты чего? – Землянин вгляделся. Шагнул ближе, подобрал выпавший излучатель. – Лэри!

Лайамец не шевельнулся, не застонал. Стэнли присел на корточки, с опаской пощупал пульс. Пульса не было.

– Ч-черт…

Что теперь будет? Что скажет Ловец? А Шеви? Лэри сам напросился, он напал первым. Но он лайамец, он свой – а с меня шкуру спустят. Господи, что же делать?

Стэнли сунул излучатель в карман, отыскал в траве свой молчунок и потащил тяжелого лайамца к амиаре. Вот влип. Опять влип, да еще как!

* * *

Лоцман пролистнул несколько страниц, торопясь узнать, что станет делать Ловец Таи.

* * *

За прозрачной полосой окна чернела ночь, разжиженная светом фонарей. Свет пронизывал кроны деревьев и кусты, не оставляя в поселке укромных уголков.

– Я не позволю! – Таи обернулся от окна.

– В Долину, – повторил начальник поселка своим глуховатым, безжизненным голосом. Он прошелся по комнате. Шестигранный дом Шеви был разгорожен пополам стеной, на которой была растянута муаровая шкура черного поцелуйки. Еще одна шкура – серебристо-серая, с подпалинами, дарханская – свешивалась с койки. – Обоих.

– Ты с ума сошел. Милтона за что?

Шеви остановился перед Ловцом. Складки у рта сделались глубже, и он казался чуть ли не стариком. Серые глаза были неподвижны, точно вставленные в глазницы полированные камни.

– Я должен перед тобой отчитываться, Таи-Вэй? – проговорил он холодно, подчеркнуто называя Ловца полным именем.

– Когда речь идет о землянах – да. – Шеви чуть приметно усмехнулся:

– Лэри до сих пор не очухался. Мы даже не знаем, правду ли говорит поющий землянин, что Лэри первый на него набросился, и не было ли всё наоборот. Ты отлично сознаешь, что земляне – тоже в какой-то степени милрои. Сегодня один чуть не угробил Лэри, что выкинет завтра другой? Ты – начальник службы безопасности, ты можешь ответить на мой вопрос?

– Если наши обормоты вздумают к ним цепляться, земляне дадут отпор. Но это не причина, чтобы везти их в Долину Огней.

– Ты прав. Это – повод.

Таи отошел к шкуре на стене, провел ладонью по жесткому меху. За стеной – он знал наверняка – притаился и ловит каждое их слово Ники. Сын Шеви – славный парнишка и души не чает в обоих землянах; он отцу не простит, если Стэнли с Милтоном окажутся в Долине. Но Шеви это как будто не волнует? Он вроде бы не намерен объяснять свое решение.

– Шеви-Най, я хотел бы услышать, за что ты хочешь наказать землян.

– У них сильный удар. Еще чуть-чуть – и они научатся убивать. Долина пришибет их немножко, притушит пыл. – Глуховатый голос Шеви звучал безразлично. – И я не вижу дурного в том, если наши парни будут иметь доступ к их памяти. Это занятно и немного отвлечет их от дарханок.

– Я не позволю.

– Таи-Вэй, опомнись. Старший в поселке я, а не ты. И ты выполнишь мой приказ. Молча.

– Хорошо! Я выполняю твои приказы. Все. И отвожу в Долину тех, кто бегает к дарханкам.

– Разумеется. Это жестокая, но необходимая мера.

– Ники! – Таи ахнул ладонью по стене, которая перегораживала дом. – Поди сюда! – Ловец обернулся к Шеви. – У меня тоже сильный удар. И я заставлю Ники сознаться при всех, что он был у дарханцев. Уже после того, как я возил в Долину Эйро. Они поедут туда втроем – земляне и твой сын. Согласен?

– Он не был у дарханцев. Ты заблуждаешься, – возразил Шеви спокойно; однако застывшие, каменные глаза на мгновение ожили, взгляд метнулся к окну, к двери.

– Если я заблуждаюсь, то и ты ошибаешься, полагая, будто есть смысл везти землян куда бы то ни было, – проговорил Таи с нажимом. – Давай вместе признаем наши ошибки.

Шеви откинул голову, потер виски. Прошелся по комнате, задумчиво поглядывая в окно, на пронизанную голубоватым светом ночь.

– Почему-то нет миражей, – заметил он. – После заката ни одного не появилось. Удивительно, ты не находишь?

Ловец молчал.

– Я тут прикинул, – продолжал начальник поселка, – не взять ли нам пробы грунта со Свистящей Возвышенности? Мне думается, старший землянин кое-что смыслит в грунтах. Пошлем его туда вместе с Каэно и Дейа. Как ты считаешь?

– Разумно. – Таи испытующе поглядел на своего начальника. Шеви не сдался – он лишь предложил временное перемирие. – Доброй ночи. – Ловец вышел из дома, оглянулся на дымчато-желтое окно, опоясывающее шестигранник. Интересно, что Шеви скажет сыну? Чтобы думать забыл про дарханок – или чтобы впредь не попадался?

Он двинулся по тропке меж кустов к дороге, вдоль которой тут и там стояли перечеркнутые желтыми полосками дома. В поселке было непривычно тихо, словно все затаив дыхание ожидали приговора поющему землянину. Таи остановился, услыхав за спиной легкие шаги.

– Таи-Вэй, – шепотом окликнул Ники, догоняя Ловца. Он был напуган, но старался держать себя в руках. – Откуда вы знаете?..

Таи усмехнулся и ответил вопросом на вопрос:

– Как у тебя хватило глупости к ним полезть? После ночи Эйро в Долине. Ты что, не слышал, каково ему было там?

Ники опустил голову. Невысокий, по-мальчишески хрупкий, он вызвал у Ловца неожиданную жалость. Зачем Шеви приволок парня на Дархан? Ники путается с мехашками – а что будет, когда вернется к своим? И жениться-то не сумеет с такими воспоминаниями.

– Таи-Вэй… Наверно, это единственное… – Ники в смятении запинался, – единственное, чего вы не знаете. Отец… он сказал, ни одна девушка за меня замуж не пойдет.

– После дарханок – конечно.

– Нет, не поэтому. Таи-Вэй… вы… не будете смеяться?

– Над чем бы это? – Ловец подумал, не увести ли мальчишку к себе, чтобы потолковать в стенах дома, но Ники уже выпалил:

– Я – не милрой! – Он перевел дух и покаянно добавил: – Я не слышал Эйро, когда он был в Долине. Вправду не слышал. И меня никто не слышит. А отец говорит, что раз так, то кому я нужен, – и пусть лучше я с дарханкой, чем вовсе никак.

– Иными словами, он сам тебя к ним послал?

– Н-нет, – ответил Ники не слишком уверенно. – Но я так понял. Мы однажды повздорили, а он и скажи… И потом, – заторопился он объяснить, – поющий землянин говорил, что вы обещали в Долину больше никого не возить.

– Обещал, – хмуро признал Ловец. – Но будь я твоим отцом…

– …Вы загнали бы меня в куст обжигалы и продержали там с утра до ночи, – с великим облегчением подхватил Ники.

– Ошибаешься, – отрезал Таи. – Я бы меньше трепал языком.

* * *

Ничего не возразишь, думал Лоцман, озабоченно перелистывая страницы. Таи держит себя как нормальный человек, что же с ним не то? Ведь я знаю – или помню: кончится все это паскудней некуда, и виноват окажется Ловец…